6.
Путь назад обещал быть более быстрым - корабль был многовесельным; гребла изенштайнская команда, которой, впрочем, постоянно приходилось об этом напоминать. Зигфрид решил, что путь в Вормс должен быть очень радостным, поэтому постоянно то запевал песни, то что-нибудь рассказывал. Гунтеру и Брюнхильде был предоставлен возведённый на палубе шатёр, но вместе они там не бывали подолгу. Днём Гунтер предпочитал стоять у борта, задумчиво глядя вперёд, либо медленно прохаживаться; его нередко подзывал к себе улыбающийся Зигфрид, говорил, какой великий подвиг они совершили и какую немеркнущую славу теперь приобретут. Гунтер слушал, но что-то воодушевления на сей раз не возникало. Половина слов Зигфрида проходила мимо него, а когда тот принимался считать собственные подвиги, загибая пальцы, у Гунтера всё невольно холодело внутри. Но два пальца загибались без комментариев, и только это утешало.
Была десятая ночь пути. Гунтер одиноко сидел в шатре, погружённый в безрадостные мысли, когда к нему зашёл Хаген.
- Ты спишь хоть когда-нибудь? - бросил ему Гунтер.
- Вам тоже не спится, мой король.
- Садись, раз пришёл, - уныло сказал Гунтер, и Хаген уселся напротив. - Она всё ещё там?
- Да. У правого борта.
Гунтер вздохнул. Это повторялось каждую ночь - Брюнхильда выходила на палубу и стояла, вцепившись в борт и глядя в воду.
- Ты бы лучше присмотрел за ней, Хаген.
- Сейчас есть кому наблюдать, кроме меня.
Гунтеру не первый день хотелось с кем-нибудь поговорить по душам, но Хаген казался не самым подходящим собеседником. Но менее неподходящего не было вообще.
- Знаешь, когда я отправлялся в Изенштайн, то не так всё это себе представлял.
- Что теперь сожалеть о том, что уже случилось, - голос Хагена прозвучал неожиданно тоскливо, и Гунтер понял, что ничего себе в утешение не услышит. Он снова вздохнул.
- Ты тоже чем-то озабочен, Хаген.
- Думаю о том, что творится сейчас в Изенштайне.
- Забудь… Доберёмся до Вормса, там решим, что делать.
- Какую головную боль мы себе нажили, мой король.
«Знал бы ты, в чём самая большая головная боль», - подумал Гунтер. Ему сделалось так тягостно, что он решил сменить тему.
- Скоро конец пути. Надо подготовить встречу. Сойдёшь на берег и отправишься верхом в Вормс, сообщишь Герноту, моей матери и прочим, чтоб нас встретили должным образом.
- Я не поеду.
- Хаген…
- Я останусь охранять вас и королеву. Пусть лучше Зигфрид будет гонцом. Хоть невесту свою повидает, что ли.
- Господи, я же сестру за него выдал, - сказал Гунтер так, будто для него это было открытием.
Хаген сочувственно посмотрел на него.
- Вам надо отдохнуть, мой король.
- Да-да… Но останься ещё ненадолго.
Гунтера разобрало повести бестактный разговор, но он не знал, с какой стороны подойти.
- Поговори со мной откровенно, Хаген.
- О чём?
- Ты ведь был женат, у тебя есть опыт.
Вид Хагена сразу стал таким отчуждённым, будто он в момент выстроил перед собой стену. Гунтер, недолго поколебавшись, задал вопрос в лоб:
- Как ты смог завоевать свою жену?
- Но я её не завоёвывал, завоевали франки, а я выкупил.
- Я знаю, я не о том. Скажи, она... любила тебя?
- Она была мне хорошей женой, - было очевидно, что поддерживать беседу Хаген не желает. Гунтер всё же спросил:
- Как ты этого добился?
- Так получилось.
Да, нашёл я кого об этом спрашивать, подумал Гунтер. В конце концов, пленница могла быть просто благодарна Хагену за то, что он снял с неё позор. Да, умён был чёрт, хотя тогда, объявив о своём намерении жениться на выкупленной военной добыче, он немало всех удивил. Удивил, но в то же время и успокоил, ибо многие боялись, что Хаген захочет себе в жёны знатную бургундку, а такого, при всех уже имевшихся его заслугах, ни один отец своей дочери бы не пожелал. Гунтер тоже не хотел повторять ошибку Гибиха, устроившего неравный и противоестественный брак отца Хагена с матерью Данкварта; так что у всего Вормса гора с плеч свалилась, как разнеслась весть, что Хаген нашёл себе жену на стороне и, значит, не станет посягать на чистых и благородных бургундских дев. Никто при дворе не знал ту женщину, только самому Гунтеру Хаген счёл нужным её представить. Кажется, её звали Рейна… не Рейнхильда, не Рейнгарда, а именно Рейна; там, откуда она родом - пояснял Хаген - это имя означает «королева», и род её ещё более знатен, чем у него самого. Трудно, правда, было увидеть «королеву» в худосочном существе с обрезанными волосами, что не мог скрыть даже головной платок, который ей, видимо, повязал, как сумел, сам Хаген, но да чёрт разберёт с этой знатью позапрошлых веков, давно покрытой несмываемым позором. Больше супруга Хагена никогда не появлялась в Вормсе, а когда Гунтер, объезжая как-то Бургундию, остановился в Тронеге, то был удивлён, увидев приятную на вид, спокойную женщину с умными чёрными глазами, даже величественную - может, из-за того, что она была тогда беременна. В Вормсе поговаривали, что Хаген нашёл себе жену, сообразную ему - и слава Богу, но всё же было в этом нечто почти оскорбительное. Получалось, что Хаген дорожит своей отдельностью и не торопится стать при дворе полностью своим - чего ему, конечно, и не позволили бы, но чтобы так демонстративно пренебречь светлейшими красавицами Бургундии ради потасканной военной добычи сомнительного происхождения… Были тогда украдкой разговоры про нечистую кровь, но вскоре большинство забыло о существовании жены Хагена, только с женской половины доходили порой скверные слухи о демонице со звериными лапами и хвостом, которые безуспешно пыталась пресечь Ута. Да, прав был Хаген, что не брал жену ко двору, сожрали бы её там…
- У вас и детей не осталось.
- Что теперь вспоминать об этом.
- И кому достанется Тронег?
- Наследникам Данкварта.
- Но ты сам не желаешь продолжить свой род?
- Мой король, прошу избавить меня от этих расспросов.
- Твоя надменность, Хаген, не идёт тебе на пользу.
- Простите. Но этот разговор ни к чему.
- Всё же меня занимает один вопрос, - Гунтера будто что-то осенило. - Как я помню, ты женился не сразу после того, как взял её в свой дом?
- Я ждал три месяца.
- Признайся честно, - Гунтер понизил голос, - неужто всё это время ты не прикасался к ней?
- Нет, - сухо ответил Хаген. - Так было надо. Теперь позвольте узнать, к чему эти вопросы.
- Да ни к чему, Хаген… Забудь, - он вымучил невесёлую улыбку.
Они помолчали. Гунтер вновь принял тусклый вид.
- Вас что-то тревожит, мой король?
- Ты сам видишь, что творится, - сказал горестно Гунтер.
Хаген не ответил.
- Но ведь она станет королевой Бургундии! Это не какой-то там жалкий Изенштайн…, - Гунтер поник и сжал рукою лоб. - Ты прав, надо отдохнуть. У меня до сих пор голова кругом после всех приключений.
- Не думайте пока ни о чём и постарайтесь выспаться, - произнёс Хаген. - За королевой я посмотрю.
Когда он вышел, Гунтер бессильно свалился на постель. Брюнхильда всё ещё там… Ну и чёрт бы с ней, хотя бы на этот раз. Хаген вообще три месяца к своей жене не подходил… А ведь разумно, подумал Гунтер, если берёшь в жёны ту, что уже не девица - когда она понесёт, надо быть уверенным, что от тебя, а не от кого другого… Внезапно Гунтера бросило в пот - он вспомнил свою вторую брачную ночь.
Ведь он так толком и не знает, что там произошло. Была ли Брюнхильда девственной, когда досталась ему? Слишком он переволновался в ту ночь, настолько, что теперь ничего с уверенностью сказать не мог. Конечно, Зигфрид обещал, Зигфрид не мог, Зигфрид столь благороден, что…. И это он, Гунтер, сам запустил его в свою спальню…
Гунтер со стоном уткнулся в подушку, желая, чтоб его сейчас же поглотила бездна. Мало ему было позора, чтобы возникла ещё и такая беда? Он ощутил всем телом качку, к которой давно привык, и вместе с ней тошноту. В то же время в голове будто развеивался туман. Он даже захотел выйти к Брюнхильде, но не смог переселить какого-то неудобного чувства. Оставалось пожелать себе поскорее заснуть и забыть обо всём.
Хаген нашёл Брюнхильду стоящей неподвижно на прежнем месте. Голова её была непокрыта, ветер шевелил её волосы, казавшиеся длинными тёмными змеями.
- Моя королева…
Она подняла на него тяжёлый взгляд и отошла от борта, но не направилась в шатёр, а удалилась на нос. Хаген подумал, что лучше не спугивать её дважды, и сел, прислонившись к борту и не сводя с неё глаз.
- Стережёшь? - присел рядом с ним Данкварт.
- А что делать, - мрачно сказал Хаген.
Ветер был попутный. С нижней палубы доносилось утомлённое бормотание: «Зигфрид! Зигфрид! Жизни весна!» - это гребцы снимали усталость песней, видимо, слышанной ими от ксантенцев в Изенштайне.
***
Зигфрид поначалу отказывался быть гонцом, но Гунтер так настаивал, что именно он первый должен принести добрую весть, что герой согласился. Он доскакал до Вормса и, представ перед Гернотом, радостно сообщил, что скоро сюда привезут бургундскую королеву.
Гизельхер счёл нужным немедленно проводить Зигфрида к сестре.
- Она так исстрадалась за эти дни, - говорил Гизельхер, пока они шли по коридору. - Плачет постоянно, повторяет, что никому не нужна. Мы её утешаем, как можем, но бесполезно. Она чего-то сильно боится…
- За Гунтера своего переживала? Ох уж эти женские страхи. Ведь с ним был я!
- Она вас то и дело звала.
- Вот я и явился!
Лицо Зигфрида озарилось, и он вошёл в покои Кримхильды.
- Вот и я, солнце моё!
Не успела она подняться ему навстречу, как он схватил её и так стиснул в объятиях, что она задохнулась.
- Как я рад тебя видеть, дорогая!
- Зигфрид..., - прохрипела Кримхильда.
Он выпустил её, и она почти упала в кресло, вытаращив глаза и переводя дух.
- Вот как крепко я буду тебя обнимать, чтобы ты знала, как сильно я тебя люблю. А что ты такая невесёлая? Ты плакала? Посмотри, как слёзы портят твоё лицо, - он повернул к ней зеркало. - Моя жена не должна плакать. Я хочу видеть тебя всегда счастливой!
- Ты доставил мне много тревог, Зигфрид, - произнесла она нетвёрдым голосом, и в её глазах появился укор.
- Неужели ты за меня боялась? Глупышка, всё было хорошо! Улыбнись же!
Кримхильда слабо улыбнулась, но взгляд оставался безрадостным.
- Ты покинул меня, Зигфрид…
- Только чтобы поскорее вернуться! Вот, я же снова здесь!
- Но так неожиданно…
- Не ной, милая. Всё, что я делал, я делал только ради тебя.
- Я не понимаю, каким образом это могло быть ради меня.
- Не понимаешь? - он снисходительно улыбнулся ей. - Да и не думай об этом. Потом поймёшь, а пока просто верь! - герой сиял как солнце, так что трудно было не верить ему.
Она дотронулась до его руки:
- Расскажи, как всё было.
- Долго рассказывать, - отмахнулся Зигфрид. - Потом как-нибудь, ладно?
- Но скажи, эта Брюнхильда… она действительно такая… жестокая?
- Теперь она смирная и будет слушаться твоего брата. Скоро они прибудут и их нужно будет встретить.
- Я приду.
- Приготовь свой самый лучший наряд, чтобы все видели, какая ты у меня красавица. И смотри, чтоб никаких больше слёз! - шутливо пригрозил он, и едва Кримхильда успела открыть рот, чтобы сказать что-то, как он уже соколом выпорхнул из комнаты. Она смотрела на дверь, скорее сбитая с толку, чем обрадованная, и только мысль о том, что надо готовиться к встрече, помогла ей собраться с духом.
Весь двор выстроился у пристани, где стояла ладья. Кримхильда, в ярко-зелёном платье, приковывала к себе внимание, но сама изнывала от неудобства - нечасто приходилось ей сидеть в седле, и она была рада, когда ей помогли спешиться, чтобы она встретила королевскую невесту.
С корабля был спущен мостик; Хаген и Данкварт расстелили на нём свои плащи, и появилась Брюнхильда. По толпе пронёсся вздох, Кримхильду же охватило одновременно удивление и чувство облегчения. Слова «прекраснейшая женщина на земле», все эти дни сверлившие ей мозг, создали в её воображении образ воздушного создания, едва касающегося земли, с золотистыми, как у Зигфрида, волосами и прозрачной кожей. По сравнению с таким светлым идеалом реальная Брюнхильда показалась грубо-плотской, как смертный грех. Всё же Кримхильда не сдержалась проследить, куда смотрит Зигфрид, но тот сиял взором и улыбкой просто куда-то вперёд, будто не существовало в этот момент на свете никого, кроме него.
Гунтер и Брюнхильда сошли на берег. Кримхильда заметила, что у изенштайнки тяжёлая поступь и пугающе каменное лицо. Обе женщины обнялись и поцеловали друг друга, и Кримхильду взяла дрожь - она будто поцеловала мертвеца.
Затем к Брюнхильде подошла королева Ута, Гунтера встретил Гернот, но больше встреча не интересовала Кримхильду. Когда её вновь усадили на коня и вся процессия поехала в город, Кримхильда несколько раз бросила взгляд на Брюнхильду и решила для себя: «Ведьма». И Гунтер, несомненно, околдован - случайно ли выглядит как пыльным мешком пристукнутый. Зигфрид, ехавший рядом с Кримхильдой, широчайше улыбался всем, а в толпе пошли разговоры о том, какая из двух дам прекраснее. Возможно, Кримхильда утешилась бы, узнав, что многие отдали предпочтение ей, найдя, что изенштайнка хоть и красива, но есть в ней что-то чуждое и холодное, тогда как бургундская принцесса мила и очаровательна, а рядом с Зигфридом смотрится нежнейшей голубкой.
На пиру обе королевские пары сидели друг напротив друга. Шпильман Фолькер не нашёл ничего лучшего, кроме как спеть длинный нравоучительный шпрух про добродетельных жён и поскорее занять место за столом.
- Что ж ты не стал петь хвалу каждой из невест? - спросил у него Хаген.
- Э, нет, - ответил Фолькер. - Если одной покажется, что другую похвалили больше, то она обидится, а виноват буду, разумеется, я… Знаешь историю про пастуха, к которому пришли три дьяволицы под видом языческих богинь и потребовали выбрать прекраснейшую из них?
- Расскажи.
- Да там рассказывать особо нечего, глупость одна, - с видом знатока заверил шпильман, берясь за кусок грудинки. - У них было яблоко, на котором так и было написано - «прекраснейшей» - и вот из-за него они и разругались и велели пастуху разрешить их спор. Пастух сперва растерялся, так как все они были по-своему хороши, и тогда каждая стала обещать ему награду, лишь бы он выбрал её.
- Какой тогда был смысл в споре, если выигрыш покупался?
- Спроси что-нибудь полегче. Да впрочем, разве и среди людей иным не всё равно, каким образом оказаться первым, - Фолькер шельмовато улыбнулся, и Хаген подавил смешок. - Так вот, пастух отдал яблоко Венере, потому что она обещала ему любовь прекрасной Елены, несмотря на то, что была та Елена замужем... И из-за такой-то чепухи, представь, потом разгорелась война. Слышал про падение Трои?
- Немного. Трудно поверить, до чего может довести один влюблённый олух. А что бы сделал ты на месте того пастуха?
- Я? Разрезал бы яблоко на три части и дал бы каждой по куску, а для споров своих пусть поискали бы себе другого дурака, - нахально заявил шпильман.
- Молодец, - засмеялся Хаген, и они стукнулись кубками.
Гунтер, в родном доме почувствовавший себя уверенней и важно восседавший на троне, вдруг заметил слёзы на лице Брюнхильды.
- Что с тобой, дорогая?
- Кому ты отдал свою сестру, Гунтер, - тихо сказала она.
Гунтер, довольный уже тем, что она с ним заговорила, спокойно ответил:
- Зигфрид - король, и я ничем не унизил свою сестру. К тому же он великий герой.., - он прервался, вспомнив первый день в Изенштайне, и у него сразу испортилось настроение.
- Тебе не жаль её красоты и невинности, - голос Брюнхильды был еле слышен, но сильно уязвил Гунтера.
- Прекрати, жена. Не время выяснять отношения.
Брюнхильда опустила голову, кусая губы, но слёзы, будто давно сдерживаемые, продолжали течь по её лицу.
- Ты должна сейчас радоваться. Все мои земли, все эти люди - всё теперь твоё! Ну же, Брюнхильда, на нас смотрят, - увещевал её Гунтер, чувствуя своё полное бессилие.
- Печальна что-то наша королева, - заметил Фолькер. - А ты, Хаген, слишком много смотришь в её сторону…
- Это теперь наша госпожа, - сказал Хаген, не сводя с Брюнхильды изучающего взгляда, - и я всё ещё не понял, какой она будет для нас.
- Сразу этого никогда не поймёшь. Внешность бывает обманчива, и красота суетна, а нрав… Время покажет.
- Одно понятно сразу - допировались мы на этот раз до очередной войны, - вклинился Данкварт. - Знал бы ты, друг Фолькер, какой бардак мы развели в Изенштайне…
Фолькер понимающе кивнул.
- По правде сказать, он и здесь сейчас какой-то бардак, - тихо сказал он.
- Оба вы правы, - угрюмо произнёс Хаген. - Давайте за то, чтобы не стало ещё хуже.
- Звучит слишком мрачно, Хаген. Давайте за то, чтобы гости скорее по домам разъехались? - хитро прищурился шпильман, подняв кубок.
- О да, вот это верно, - поддержал Хаген.
Они выпили вместе, и Ортвин, которому Данкварт подал знак, даже перегнулся через стол, чтобы чокнуться с ними.
***
Брюнхильда согласилась на крещение, хотя приняла таинство с нескрываемым безразличием. Зато королева Ута, которой сделалось дурно при известии о том, что сын женился на некрещёной, теперь успокоилась и даже стала смотреть на невестку благосклоннее.
Зигфриду же пора было уезжать с молодой женой в Ксантен, по поводу чего он принёс бургундам тысячу извинений.
- Славно я у вас погостил, но дальше нельзя, - говорил он с виноватой улыбкой. - Ничего не поделать, пора домой. Но я не забуду, какое отличное время я тут провёл! И веселье, и славные подвиги, и красавица-жена в придачу!
Он умильно смотрел на Кримхильду, и она опускала глаза в пол, не то в смущении, не то в задумчивости.
Когда Зигфрид сообщил Гунтеру и его братьям, что уже велел готовить коней, Кримхильда попросила его не спешить так.
- Нам надо немного задержаться, пока Гунтер не выделит мне земли.
Зигфрид с недовольством посмотрел на своих шуринов.
- Что за странные мысли?
- Мы хотим выделить нашей сестре достойное приданое, - почти взрослым голосом прогудел юный Гизельхер.
- Моя жена не захочет брать ваших земель.
- Но, Зигфрид…, - начала было Кримхильда.
- Моя жена не захочет, - повторил Зигфрид таким тоном, что Кримхильда испуганно смолкла.
- Вижу, что вы щедры, - тут же добродушно улыбнулся герой. - Но я лучше знаю, как добыть себе новые земли. И тем более, как сделать счастливой мою жену. У неё ни в чём недостатка не будет. Она теперь великая королева!
Кримхильда, сглотнув, тихо сказала:
- В Бургундии, кроме земель, есть и немало храбрых воинов. Не откажись, Зигфрид…
- Воины? Это другое дело! - просиял Зигфрид. - Лишними не будут, возьму.
- Мы выделим тебе часть своих людей, сестра, - сказал Гернот. - Скажи, может, у тебя есть свои пожелания? Хотела бы ты кого-нибудь видеть при своём дворе?
Кримхильда подняла глаза и негромко, но твёрдо произнесла:
- Хочу, чтобы со мной поехал Хаген фон Тронег с его людьми.
Зигфрид расхохотался. У Гунтера вытянулось лицо.
- Как, Хаген?... Что ж… Пришлите его сюда, - обратился он к слугам и переглянулся с Гернотом, но и тот выглядел обескураженным.
- Только таких подданных мне недоставало, - веселился Зигфрид, и Кримхильда покраснела с мучительным выражением лица.
- Благоразумный выбор, сестра, - сказал Гунтер, нервно постучав пальцами по подлокотнику. - Может, ты ещё кого-нибудь пожелаешь?
Она чуть призадумалась и ответила:
- Ортвина Мецского.
- Ты решила забрать цвет нашего королевства, - натянуто рассмеялся Гернот.
Тут распахнулась дверь, и вошёл - или, скорее, ворвался - Хаген с перекошенным в гневе лицом.
- Мой король, что за нелепую весть я получаю якобы от вашего имени? Сегодня, слава Богу, не День дураков...
- Успокойся, - сказал ему Гунтер. - Моя сестра пожелала, чтобы ты со своими людьми поехал с ней в Ксантен.
- Что?
- Придётся тебе собираться в путь.
Хаген вскинул голову.
- Король Гунтер НЕ ИМЕЕТ ПРАВА никому меня уступать, - произнёс он, не глядя ни на кого, но все ощущали на себе блеск надменного чёрного глаза. - Пусть едет в Ксантен кто угодно, но я и мои люди останемся здесь.
- Хаген, что за дерзость! - возмутился Гернот, тогда как Гунтер потерял дар речи.
- Ты оскорбляешь нашу сестру! - воскликнул Гизельхер, пустив «петуха».
Хаген перевёл взгляд на Кримхильду и уже спокойнее сказал ей:
- Простите, принцесса, но вы не знаете наших обычаев. Наша верность принадлежит лишь одному королю. Ищите себе других людей на службу.
- Она уже не принцесса, а королева, - заявил Зигфрид.
- Но я обещал сестре.., - неуверенно произнёс Гунтер.
- Не надо, - тусклым голосом прервала его Кримхильда - Пусть он остаётся.
- Хорошо, кого же нам тогда передать тебе? - спросил Гернот.
- Мне всё равно.
- Хм..., - Гернот замялся. - Что ты скажешь про маркграфа Эккеварта?
- Пусть будет он, - безразлично сказала Кримхильда.
- Мы немедленно отправим ему весть. Он послушается.
- Вот и славно, - порадовался Зигфрид. - Ну а раз наш отъезд задерживается, то пойдём к себе, побудем вдвоём, милая. Я насмотреться на тебя не могу.
Он схватил её под руку и увёл.
Гернот и Гизельхер тоже удалились, Хагену же Гунтер велел остаться, думая, что должен сделать ему выговор за дерзость.
- Что-то ещё, мой король? - спросил Хаген. Его глаз блестел почти с вызовом.
- Да. Должен тебе сказать, что…, - Гунтер в упор посмотрел в надменное лицо своего советника и вдруг произнёс: - Я очень рад, что ты остаёшься.
Хаген приподнял бровь, блеск единственного глаза стал мягче.
- Наш договор не может рухнуть по чьей-то прихоти, мой король.
Гунтер разрешил ему сесть.
- Надерзил ты, конечно, сверх меры, но… Я не хотел предавать тебя.
Хаген слегка улыбнулся, и Гунтеру стало спокойнее.
- Поедешь теперь в Тронег?
- Буду ждать военных сборов. Мы оставили в Изенштайне полный разброд.
- Это верно, - сказал Гунтер, вспомнив, однако, не про Изенштайн, а о Брюнхильде. Сегодня она не выходила из комнаты, сказавшись больной. Ортруна призналась ему, что королева всю ночь стенала и выла как безумная и билась руками о стену, словно заключенная в темницу…
- По крайней мере, теперь нам никто не будет указывать светлый путь к подвигам, - сказал Хаген.
- Тоже верно, - вынырнул Гунтер из тягостных мыслей. - Знаешь, Хаген, меня не оставляет одно странное ощущение. Помнишь, как во время саксонской войны - не последней, а самой первой - на нашем пути вдруг спустился такой туман, что ни зги не было видно. Ты, Данкварт и другие настаивали тогда, что надо остановиться…
- Потому что дальше месить грязь было невозможно.
- Мы и остановились. А когда туман развеялся, оказалось, что мы в каких-то двух шагах от гнилого болота, - Гунтер вздохнул и помотал головой. - Ещё немного, и нас бы затянуло.
- Зато успели вымазаться по уши в грязи, - деланно спокойно сказал Хаген, и Гунтер бросил на него быстрый взгляд.
- Дело даже не в этом, - король горько улыбнулся. - Тогда, блуждая в потёмках, никто из нас не думал, что озарён солнцем.
Хаген полуприкрыл глаз. Гунтер, не глядя на него, приглушённо спросил:
- Как ты думаешь, заживём мы по-прежнему?
- Я желал бы этого, мой король.
- Помнишь, как славно мы жили раньше? - Гунтер слегка оживился. - Даже с самыми неприятными событиями всё было как-то… вполне по-человечески… Взять хоть ту войну. Какой тогда мне, юноше, катастрофой казалось первое поражение. Оно и было бы для меня концом, если бы ты не добыл мне коня, на котором можно было сбежать…
- Не самые для вас приятные воспоминания, - заметил Хаген.
- По прошествии времени на всё смотришь по-другому. Помнишь, мы с тобой скрывались в какой-то грязной таверне, и ты увещевал меня, что это ещё не конец, что мы можем вновь собрать силы и ударить по врагу, и что исход одного сражения не обязательно считать исходом войны, ибо в прежние времена так не бывало… Ты ведь прав оказался, чёрт, - Гунтер засмеялся сам себе, увлечённый воспоминаниями. Перед его глазами живо предстала та самая вонючая забегаловка, Хаген, сидящий напротив - ближе, чем сейчас, - его уверенно блестящие чёрные глаза, его низкий голос, объясняющий, как можно собраться и победить врага… Он не призывал верить в него, не говорил о великих подвигах, не обещал немеркнущей славы… О бесчестье, правда, всё же упомянул, как о том, чего они не стерпят… Гунтер поднял взгляд на Хагена; глаз у того теперь был только один, но смотрел он мягко и понимающе, как Гунтер давно уже не видел.
- Да хранит Господь Бургундию, - сказал король. - Потрепали нас последние приключения хуже всякой войны… Ступай, Хаген. Ты свободен.
Хаген поклонился ему, слегка задержавшись при этом, и вышел, оставив короля наедине со своими мыслями.
В коридоре Хагена встретил взбешённый Ортвин.
- Ты представляешь, какой идиотский розыгрыш мне устроили? - кипятился он. - Будто мы с тобой должны ехать с Зигфридом в Ксантен. Нет, ты представь!
- Ложная угроза. Мы остаёмся.
- Ещё бы я здесь не остался! - Ортвин заметил приближающихся Данкварта и Фолькера и накинулся на последнего:
- Ну, шутник, если это твоя работа…
- Скажите в чём вина моя, прежде чем убивать, - поднял руки шпильман.
- Ты ни при чём, - сказал Хаген. - Дело в королевском приказе.
Ортвин устрашающе выкатил глаза.
- Что?!
- К королевским приказам я непричастен, вот те крест, - Фолькер шутовски перекрестился.
- Ничего страшного, Ортвин. Вместо нас едет маркграф Эккеварт.
- Ну и дела, - выдохнул Ортвин. - А кому его марка достанется? Зигфриду подарят, что ли?
- Типун тебе на язык, - пнул его локтём Данкварт.
- Слушайте, я не для того вас ловлю по всему замку, чтобы выяснять непонятно что, - прервал их шпильман. - У нас же такой повод выпить!
- Тебе и повода не надо, - огрызнулся Ортвин, всё ещё злой как чёрт.
- Но не каждый же день выпадает провожать в последний путь… то есть, извиняюсь, прощаться с величайшими из героев!
Хаген и Данкварт рассмеялись.
- Должен тебя разочаровать, - сказал Хаген, - но прощаться будем немного позже. Но я был бы рад с тобой посидеть. Скоро снова в поход, кто знает, когда ещё нам выпадет случай.
- Вы с нами? - обратился шпильман к Данкварту и Ортвину.
- А, чёрт с тобой!
Все четверо удалились.
***
В день отъезда на Кримхильду внезапно накатила тоска. Обнимая родных на прощание, она обливалась горькими слезами и с трудом разрывала объятия. В ответ расплакалась Ута, причитая, что у неё всё сердце изболится, и сопровождающие её дамы взялись плакать за компанию.
- Ну вот, пошли слёзы и сопли ручьями, - добродушно комментировал Зигфрид. - Перестань, ты же едешь к своему счастью!
- Но, Зигфрид, это мои родные, - с упрёком произнесла Кримхильда. - Я буду очень скучать…
Она не удержалась, чтобы не обнять в очередной раз своего любимца Гизельхера, которого она некогда качала в колыбели и пела ему песни, и который теперь был почти мужчиной. Возможно, она больше никогда его не увидит…
- Достаточно, так мы вовек не уедем, - объявил Зигфрид. - Пора в путь!
Кримхильду усадили на коня. Зигфрид отказался ехать по Рейну, что Кримхильду поначалу обрадовало, так как от реки её только тошнило, но сухопутная дорога верхом оказалась очень для неё утомительной. На ночь процессия останавливалась и разбивала лагерь, и Кримхильда падала полуживой, с кружащейся головой и затёкшим телом, и при этом ещё Зигфриду хотелось любви. Иногда он, впрочем, ограничивался тем, что садился рядом с ней, пристально глядя немигающим взглядом до тех пор, пока Кримхильда не начинала волноваться, не вскочила ли у неё бородавка на лице, и потом заявлял:
- А ты действительно первая красавица на земле.
Когда Ксантен был уже близок, Зигфрид отправил в город вестников. Уже по приближению к городу Кримхильда заметила толпу людей, размахивающих зелёными ветками и что-то нестройно гудящих.
Зигфрид гордо обернулся к ней:
- Видишь? Это в честь нас, дорогая!
На улицах города их также встречала толпа, кидающая ветки им под ноги и что-то поющая, но пели так вразнобой, что Кримхильда ничего не могла разобрать и только чувствовала себя оглушённой.
- Никогда эти чурбаны неотёсанные не научатся петь как следует, - пренебрежительно бросил Зигфрид, но велел своим людям осыпать горожан золотом.
Они проехали через весь город. Амфитеатр, оставшийся со времён римлян, не слишком впечатлил Кримхильду - так, груда камней, зато мрачный и суровый собор поразил - от него будто исходила какая-то сила.
- Собор святого Виктора, - пояснил ей Зигфрид. - Самое святое место в нашем городе. Виктор означает «победитель». Он убил дракона.
- Так это храм в честь тебя? - вырвалось у Кримхильды.
Зигфрид рассмеялся.
- Ты что! Он же давно умер! Там хранятся его мощи.
Кримхильде стало стыдно - как она могла сморозить такую несусветную глупость. Подъехали к замку; он был намного скромнее вормсского, а на воротах красовалось грубое изображение всадника, пронзающего змея.
- Это святой Георгий? - робко спросила Кримхильда.
Зигфрид снова рассмеялся.
- Глупышка, это же я!
- Но ты убил дракона совсем не так.
- Какая разница! - неожиданно резко сказал Зигфрид, и Кримхильда невольно сжалась.
Она устала с дороги, и мечтала только о том, чтобы помыться и лечь отдохнуть. Но едва ворота замка отворились, как обнаружились выстроившиеся в ряд шпильманы с разными музыкальными инструментами, в один момент дружно грянувшие:
- Зигфрид ты наш лучезааааарный…
Конь Кримхильды отпрянул и едва не сбросил её. Зигфрид со смехом поймал его под уздцы.
- Что это? - прокричала Кримхильда, обхватив коня за шею; хор полностью заглушал её.
- Почести при встрече, милая! - задорно выпалил Зигфрид.
Пока они спешивались, шпильманов сменили девушки, серебристыми голосами поющие: «Heil dir, Siegfried, siegendes Licht! Heil, strahlendes Leben!», и у Кримхильды сердце немного перестало выпрыгивать из груди. Под такое пение они вдвоём вошли внутрь, и Зигфрид, к ужасу Кримхильды, повёл её в тронный зал.
- Мне надо переодеться, - жалобно сказала она.
- Да подожди! Завтра всё будет как надо, а сейчас я тебе кое-что покажу.
Они вошли в зал, где находилось два высоченных трона.
- Видишь? Один из них - для моей королевы. Тебе высоковат будет, но привыкнешь. Давай, не делай такое кислое лицо, - он слегка подтолкнул Кримхильду, и она, почти повиснув на его руке, дошла до трона и села рядом с Зигфридом.
Перед ними возникли трогательные детишки, нескладно пропищавшие что-то о том, что Зигфрид всегда живой.
- Слышишь? - он довольно посмотрел на Кримхильду. - Я всегда буду с тобой, солнце. Ты теперь величайшая из королев, потому что ты моя жена и я тебя люблю. Понимаешь?
Кримхильда взглянула в его глаза - только в пути, постоянно видя его близко, она заметила, что они на самом деле не меняются, могут только посветлеть, но каким бы ни было выражение лица, они остаются по-змеиному пустыми. Так и сейчас, когда он улыбался, они не выражали ничего, только вгоняли в дрожь. Внезапно всё поплыло перед взором Кримхильды, спустилась густая пелена, через которую различалось только лицо Зигфрида - и Кримхильда, похолодев, судорожно улыбнулась ему в ответ.
___________________________________
"Heil dir, Siegfried.." - из оперы Р. Вагнера "Гибель богов".
Продолжение: http://www.proza.ru/2015/04/25/998