Шпиономания и контрразведка.
Как известно всем любителям либеральной версии отечественной истории, шпиономания возникла в СССР в середине 30-х годов ХХ века и ее, разумеется, придумали и организовали большевики.
Давайте посмотрим, как с этим вопросом обстояли дела в царской России, в годы Первой мировой войны.
Подробный анализ этой ситуации содержится в книге
Н.В. Грекова «Русская контрразведка в 1905–1917 гг.: шпиономания и реальные проблемы», некоторые примеры из которой мы и проанализируем.
«Уже в первые дни войны в канцелярии губернаторов и жандармские управления Сибири хлынул поток доносов на немцев», - отмечает Н.В. Греков.
«В основном посредством доносов люди сводили между собой старые счеты. Доносили на немцев-колонистов, чиновников с немецкими фамилиями, их знакомых и родственников. Если в западных губерниях прифронтовой полосы какая-либо доля истины в таких доносах могла присутствовать, то в глубоком тылу, особенно в Сибири они явно не имели отношения к борьбе со шпионажем. И все же по каждому доносу велась тщательная проверка. Эта работа отнимала много времени и постепенно приобрела большую роль в деятельности сибирских жандармов».
Стоит подчеркнуть, что и в 30-е годы ХХ века львиная доля доносов, которые писали граждане в НКВД, тоже имела под собой обычную бытовую мотивацию: стремление свести «старые счеты» с обидчиком, либо занять его жилплощадь, карьеристские соображения, женщины и деньги.
В основном для этого тогда и использовались обвинения в политических преступлениях.
Наиболее интересным и скандальным «шпионским делом» в годы ПМВ было ныне изрядно подзабытое дело о шпионской сети фирмы «Зингер».
Для того чтобы хоть как-то оправдать тяжелейшие поражения царских войск на германском фронте летом 1914 года, была выдвинута версия о широкой сети германского шпионажа в России под прикрытием агентов фирмы «Зингер» (это были исключительно надежные и популярные в то время в России немецкие швейные машинки, которые продавались в рассрочку, и были доступны многим россиянам).
«Осенью 1914 года военные окончательно пришли к выводу о том, что "Зингер" есть ни что иное, как гигантская агентурная организация, замаскированная под торговое предприятие. Уничтожение его означало бы ликвидацию значительной части германской агентурной сети в России.
1 декабря 1914 года генерал-квартирмейстер ГУГШ сообщил начальникам окружных штабов как об очевидном факте, что компания "Зингер" посредством широко разбросанной по территории империи агентуры занимается шпионажем в пользу Германии. Он безапелляционно заявлял: "…представляется настоятельно необходимым пресечь преступную деятельность компании".
Предлагал и план борьбы с ней. Военным властям надлежало немедленно приступить к обследованию деятельности филиалов компании, затем по результатам "разработки" провести аресты "руководителей и сознательных исполнителей"…
Особое рвение проявляли дилетанты, к числу которых относился "главный специалист" по германскому шпионажу начальник штаба VI армии генерал-майор М.Д.Бонч-Бруевич. Он так представлял себе методы работы "шпионской" компании "Зингер": "...У каждого агента имелась специальная, выданная фирмой географическая карта района. На ней агент условными значками отмечал число проданных в рассрочку швейных машин и другие коммерческие данные. Контрразведка установила, что карты эти весьма остроумно использовались для собирания сведений о вооруженных силах и военной промышленности России...
В своих мемуарах генерал Бонч-Бруевич уже на исходе жизни заявлял: "Я постарался нанести по разведывательной деятельности германского Генерального штаба несколько чувствительных ударов".
«Чтобы разом "накрыть" всю германскую агентуру, работавшую под прикрытием "Зингер", 6 июля 1915 года по предложению Бонч-Бруевича практически во всех военных округах страны были одновременно произведены обыски в конторах и магазинах фирмы. Обысков не было только на территории Московского военного округа. Вероятно, власти не хотели провоцировать повторение майских погромов, учиненных толпами хулиганов в Москве и других городах центра России под влиянием антинемецкой пропаганды. К тому же, большая часть московских магазинов "Зингер" в ходе погромов была разрушена».
Как видим, дело борьбы с «шпионской фирмой» «Зингер» было поставлено на широкую ногу.
Только вот итоги грандиозной акции оказались неудовлетворительными:
«Результаты всероссийской "облавы" оказались весьма скромными. Только в 2 отделениях компании — в Петрограде и Гельсингфорсе — контрразведка нашла документы, которые можно было условно принять за инструкции по сбору информации о промышленности России…
По требованию военных магазины "Зингер" были закрыты, начались аресты служащих.
В ответ правление компании подало прошение министру внутренних дел с ходатайством "об открытии магазинов, закрытых в разных городах властями с возникновением данного дела".
Комиссия, образованная из представителей Земского и Городского союзов в августе 1915 года признала, что фирма "Зингер", основанная американскими и британскими подданными, не может быть закрыта как германское предприятие...
Зимой 1915-1916 гг. почти всех арестованных по делу "Зингер" властям пришлось освободить. Только двум старшим агентам компании — Теодору Грасгофу и Оскару Кельпину — были предъявлены обвинения в государственной измене. Это означало, что попытка представить компанию как "шпионское сообщество" провалилась. Руководитель расследования действительный статский советник Жижин официально признал, что компания "Зингер", "не может быть заподозрена в организации в России шпионажа в пользу Германии …
Выйти на германскую агентурную сеть в ходе изучения деятельности "Зингер" не удалось. Все потраченные в течение почти двух лет усилия правоохранительных органов оказались напрасны с точки зрения борьбы со шпионажем».
Как видим, в результате двухлетней титанической борьбы с «разветвленной сетью германского шпионажа» под прикрытием фирмы «Зингер», «гора родила мышь»!
Оказалось, что фирма вообще была зарегистрирована в России на английских и американских подданных, а результаты обысков и всей оперативной работы, проведенной вокруг ее агентов, были нулевыми…
Между тем, волна обвинений, подозрений и обличений докатилась даже до Сибири и порой затрагивала весьма высокопоставленных особ.
К тому же, «провинциальная и столичная пресса, отбросив слабые цензурные выплескивала на читателей собственные "разоблачения". Волнами по стране расходились слухи о генералах-изменниках, сознательно гнавших солдат на верную гибель...
16 декабря 1915 года контрразведывательное отделение штаба 5 армии обратилось к начальнику Омского жандармского управления полковнику Козлову с просьбой выяснить, действительно ли бывший командир 5 кавалерийской дивизии, а ныне — начальник штаба Омского военного округа — генерал-лейтенант А. Мориц имел "в услужении" летом 1914 года шофера-австрийца?
Генерал Мориц, понимая, что этот незначительный эпизод может повлечь обвинения в связях с австрийской разведкой, лично составил подробную объяснительную записку жандармскому полковнику, в которой вообще отрицал наличие у него автомобиля в этот период.
Случай сам по себе любопытный: генерал-лейтенант оправдывается перед полковником!», - подчеркивает Н.В. Греков
Спустя некоторое время уже сам полковник Козлов давал объяснения исполняющему дела майору начальника штаба округа: генерал-майору барону Таубе по поводу своего знакомства с австрийскими подданными Е. Гедрих и Р. Ауфрехт…
Искусственно нагнетаемый страх перед "тайными силами" уничтожАл остатки доверия царскому правительству.
Австрийский разведчик М. Ронге, после войны, с нескрываемым злорадством писал: "Русское шпионоискательство принимало своеобразные формы. Лица, которые ими были арестованы и осуждены, как, например, жандармский полковник Мясоедов, Альтшуллер, Розенберг, председатель ревельской военной судостроительной верфи статс-секретарь Шпан, военный министр Сухомлинов и др., не имели связи ни с нашей, ни с германской разведывательной службой.
Чем хуже было положение русских на фронте, тем чаще и громче раздавался в армии крик: "предательство"!»
У многих россиян тогда просто не укладывалось в голове, что могущество России, о котором столько говорилось, может натолкнуться на неодолимую внешнюю силу.
Постулат о «непобедимости России» настолько въелся в сознание многих людей, что они были не в состоянии объяснить, почему Россия до сих пор не разгромила врага, простой причиной: Россия вовсе не так сильна, как они привыкли думать. «Верноподданническое» сознание охотнее склонялось к другому объяснению: тайные враги, некие «тёмные силы», окопавшиеся у власти, препятствуют победе России.
Миф о тайных «немецких агентах», вездесущих и всесильных, в Первую мировую, определял сознание широких слоёв населения России. К сожалению, в нашей стране «охота на ведьм», развязанная во время войны, сыграла такую зловещую политическую роль.
Показательным здесь служит дело военного министра В. А. Сухомлинова, обвинённого в государственной измене. Дело Сухомлинова сыграло существенную роль в дискредитации власти накануне революции. Это было ясно уже современникам.
Британский министр иностранных дел Э. Грей в беседе с председателем российской парламентской делегации А. Д. Протопоповым иронично сказал:
«Ну и храброе же у вас правительство, раз оно решается во время войны судить за измену военного министра!» ( П. Г. Курлов. Гибель императорской России. М., 1992. С. 200.)
Обвинение в измене так и не было доказано даже заведомо пристрастным судом Временного правительства, который приговорил Сухомлинова к пожизненному заключению «за халатность». Интересно, что «либеральное» Временное правительство, возглавляемое знаменитым юристом А.Ф. Керенским тут показало свой правовой нигилизм: ни один закон России не предусматривал столь сурового наказания за такое незначительное преступление.
В ходе ПМВ, контрразведка постепенно превращалась в многочисленное и весьма людное учреждение. Она начала жить собственной, независимой от армии жизнью, не признавая, как сетовал генерал П.Г. Курлов, "никакого подчинения" и игнорируя "не только гражданскую администрацию, но и военных начальников». Вот что он писал об этом:
«Ужас состоял в том, что контрразведывательные отделения далеко вышли за пределы специальности, произвольно включив в круг своих обязанностей борьбу со спекуляцией, дороговизной, политической пропагандой и даже рабочим движением. Создателем этого направления был ближайший сотрудник ныне большевистского генерала Бонч-Бруевича — генерал Батюшин. Его деятельность являлась формой белого террора, так как им подвергались аресту самые разнообразные личности, до директоров банка включительно. Получить сведения об основаниях задержания было затруднительно даже самому министру внутренних дел, что проявилось в деле банкиров Рубинштейна, Добраго и др., которые просидели в тюрьме без всяких оснований пять месяцев. Генерал Батюшин считал возможным вмешиваться и врабочий вопрос, посылая своих подчиненных для собеседований по общим вопросам с заводскими рабочими, так что труды органов министерства внутренних дел совершенно парализовались, а последствием таких собеседований являлись забастовки…
Контрразведывательные отделения не признавали никакого подчинения и игнорировали не только гражданскую администрацию, но и военных начальников, что я испытал в бытность военным генерал-губернатором Прибалтийских губерний.
В Риге я получил телеграмму за подписью Бонч-Бруевича, в то время полковника и начальника штаба 6-й армии, выслать по приказанию главнокомандующего губернского предводителя дворянства острова Эзель, барона Буксгевдена и шесть человек местных помещиков, в числе которых был и член Государственного Совета по назначению Экеспаре.
Считая такую меру совершенно невозможной, тем более что в моем распоряжении не было решительно никаких сведений о вредной деятельности названных выше лиц, я запросил полковника Бонч-Бруевича о причинах высылки и получил ответ, что это составляет секрет контрразведывательного отделения. Таким образом, данные, находившиеся в руках прапорщиков запаса, были тайной от начальника края, который по особой инструкции, утвержденной верховным главнокомандующим, пользовался в отношении гражданского управления правами командующего армией. Такое положение я признавал недопустимым даже с дисциплинарной точки зрения, ввиду чего мне пришлось обратиться по телеграфу на ставку, и высылка была отменена.
Попытки урегулировать этот вопрос и выработанная мной инструкция, по которой контрразведывательные функции должны были перейти к чинам отдельного корпуса жандармов, одновременно проверявшим путем дознаний сведения о неприятельских шпионах, встретили резкое противодействие со стороны того же Бонч-Бруевича и, к моему удивлению, командира корпуса жандармов, генерала Джунковского, убоявшегося, по-видимому, умаления власти по отношению к своим офицерам».
(Курлов П.Г «Гибель Императорской России»)/
Рассказывая о временах Гражданской войны у нас теперь, непременно упоминают о «зверствах ЧК».
Что было, то было, порой в эти карательные органы действительно попадали негодяи, бандиты и люди с больной психикой.
Далеко не случайно в годы «большого террора», при Сталине, перестреляли огромное количество руководящих сотрудников ВЧК-ОГПУ-НКВД.
Кое-кому при этом «отлились слезки» невинно убиенных ими людей.
Ну так в ВЧК-то в 1918 году буквально «с улицы» людей набирали и ошибиться в их моральных качествах было немудрено.
А вот в «белой» контрразведке, напротив, служили опытнейшие профессионалы, нередко имевшие высшее юридическое образование, а в царское время долгие годы, проработавшие и в жандармерии, и в полиции, и в прокуратуре, и в военной контрразведке.
Уж кто как не они должны были бы показывать образцы добропорядочного отношения к своему делу, законопочитания, и «высокой правовой культуры», показывая пример остальным г.г. офицерам.
Давайте посмотрим, что пишут об этом современники, занимавшие высокопоставленные должности в Белых армиях.
Возьмем мемуары генерал-лейтенанта А.П. Будберга «Дневник белогвардейца».
Наиболее яркие злодейства творились в Забайкалье, где, при поддержке японской армии, властвовал атаман Семенов.
(Сейчас некоторые деятели всерьез уверовали в то, что это был достойный человек и «невинно осужденный» к повешению «борец с большевизмом»)
Таким людям очень полезно прочитать, что НА ДЕЛЕ творил этот «борец» в то время даже с «белыми» офицерами, или простыми беженцами, которые чем-то не понравились его «опричникам», или, на свою беду, просто оказались в Даурии с деньгами, или ценностями в своем багаже.
Вот лишь несколько примеров:
«10 Февраля 1918 г.
Вечером был у Самойлова и слушал про бесчинства, чинимые Семеновым и его отрядом; приехавший недавно пограничник генерал Чевакинский был свидетелем, как на ст. Даурия Семеновские офицеры убили взятого ими с поезда пассажира за его отчаянные протесты по поводу отобрания у него законно ему принадлежавших 200.000 рублей; этого пассажира пристрелили тут же на платформе и тело его выбросили за перила, ограждавшие платформу.
И таких случаев десятки. (!!!)
…И я вполне уверен, что большая часть тех ужасов, про которые украдкой рассказывают в Харбине и которые творятся в «Даурских сопках», куда уводят снимаемых с поездов пассажиров, не преувеличена.
Несомненно, что наравне с красным большевизмом здесь мы имеем дело с настоящим белым большевизмом».
Обратите внимание, что это – ФЕВРАЛЬ 1918 года.
Никакого «красного террора» еще нет, да и сама Гражданская война в России еще только разгорается.
Жалоб на убийства и бесчинства, творимые Семеновым, было множество.
Интересна и реакция «Верховного Правителя России», адмирала А.В. Колчака на информацию об убийствах и грабежах творимых у Семенова:
«30 апреля 1919 г.
Адмирал ответил, что он давно уже начал эту борьбу, но он бессилен что-либо сделать с Семеновым, ибо последнего поддерживают японцы, а союзники решительно отказались вмешаться в это дело и помочь адмиралу; при этом Колчак подчеркнул, что за Семенова заступаются не только японские военные представители, но и японское правительство».
Ну а раз так, то происходили следующие события:
«…кругом фронтовых сатрапчиков и тыловых атаманов образовалась опричнина купленных, прикормленных и специфически (до известного предела) преданных башибузуков, ценящих выгоды создавшегося положения и готовых, не моргнув глазом, перервать глотку тому, кто захочет изменить это положение не в их сторону.
Рассказывают ведь бежавшие из семеновщины офицеры о судьбе тех лиц, которые становились опасными для Читы и которые исчезали или «выводились в расход».
В июне 1919 года А.П. Будберг записывает в своем дневнике:
«Сейчас отношения старших начальников очень портятся благодаря гнусной и чисто провокационной деятельности многих видных представителей контрразведки, которая ядовитой грибной плесенью обволокла верхи управления и многих высоких начальников, незаметно для них втянув их в свою атмосферу сыска, влезания в чужие души и мысли и размазав эту нравственную грязь по всей духовной стороне военного управления…
сейчас у каждого большого политиканствующего начальника имеется отдел (неофициальный, конечно) контрразведки, занятый исключительно шпионством и наблюдением за другими, больше всего, конечно, инакомыслящими и противными их господину лицами…
Работают тут матерые специалисты по части фабрикации разных донесений и очень умело потрафляют на вкус своих господ, еще более умело ссоря их с неугодными для них лицами, собирая материал для погубления противников, конкурентов по власти и влиянию и т. п.
Такой орган существовал до меня и в военном министерстве, но я его уничтожил в первый же час моего вступления в должность совершенно так же, как упразднил должности адъютантов и обер-офицеров для поручений при военном министре...
Невеселое впечатление производят омские улицы, кишащие праздной, веселящейся толпой; бродит масса офицеров, масса здоровеннейшей молодежи, укрывающейся от фронта по разным министерствам, управлениям и учреждениям, работающим якобы на оборону; целые толпы таких жеребцов примазались к разным разведкам и осведомлениям. С этим гнусным явлением надо бороться совершенно исключительными мерами, но на это мы, к сожалению, не способны».
А вот какие мысли высказывал тогда А.П. Будбергу атаман сибирского казачества Иванов-Ринов:
«11 августа.
Приходил ко мне порядочно выпивший Иванов-Ринов и в пьяной болтливости высказал несколько весьма характерных мыслей из своей системы управления:
1) предать суду и публично расстрелять некоторое количество спекулянтов (конечно, жена Его казачьего Превосходительства, привозившая с Дальнего Востока товары вагонами, ничего не платя за провоз, а потом публично продававшая их в Омске по кубическим ценам, к числу спекулянтов не относится).
2) Устраивать постоянные облавы на офицеров и чиновников, причем известный процент захваченных тут же расстреливать.
3) Объявить поголовную мобилизацию, ловить уклоняющихся и тоже расстреливать
Симпатичная идеология, непредвиденная даже Щедриным, изобразившим в «истории одного города» самые разномастные типы российских помпадуров; несомненно, что в лице этого отставного Держиморды совнарком потерял замечательного председателя чрезвычайной комиссии, который затмил бы славу Дзержинского и К°.
И, однако, этот городовой вылез на амплуа общего спасителя и на него с надеждой и упованием взирает вся посеревшая от страха буржуазная слякоть, и ждет, что сей рыкающий лев наверняка избавить ее от красного кулака».
Ну и еще пара примеров:
«26 Сентября.
«После обеда Сукин (такую "красивую" фамилию имел Министр иностранных дел в правительстве Колчака–авт.) передал мне полученное им из английской миссии известие, что агенты Калмыкова убили во Владивостоке полковника Февралева; его схватили на улице среди белого дня, увезли за город и там застрелили. Таким образом, исполнилась угроза, которая висела над несчастным Февралевым больше полугода и отвратительный хабаровский разбойник «вывел в расходы» (специальное выражение Читы и Хабаровска) опасного кандидата на звание атамана.
Нокс возмущен до глубины души и заявил, что он готовь открыто отказаться от поддержки такой власти, которая не в состоянии предупредить такие гнусные убийства. Всецело разделяю его негодование».
Вот такие нравы были тогда во Владивостоке… (Упомянутый атаман Калмыков – один из сподвижников Семенова).
6 июля 1919 года.
«Слушаю рассказы Волкова про наши дальневосточные дела, и болит сердце старого амурца, отдавшего этому краю двадцать лучших лет своей жизни; как все безнадежно изгажено, и к каким печальным результатам привели нас увертливая и хлипкая дряблость Хорвата и держимордовы ухватки Иванова-Ринова, густо сдобренные семеновщиной, калмыковщиной, политиканством, спекуляциями, хищениями и всевозможными злоупотреблениями.
В целом ряде печальных очерков опять прошли передо мной фигуры увертливого, но бездейственного Хорвата, его чересчур «веселого» помощника Глухарева, из серых кардинальчиков и мрачного властителя местной контрразведки Арнольда, и целой кучи шкурников, бездельников и сомнительных авантюристов, присосавшихся к хорватовскому режиму.
Вновь пришлось слушать рассказы о зверствах калмыковских палачей, о тайнах даурских застенков и бронированных поездов, о злоупотреблениях с военными поставками, о раздаче чинами хорватовского антуража казенных и военных земель и о полном забвении долга.
Рассказали о том, как и какие порядки наводил Иванов-Ринов, которому предоставили полную свободу распоряжаться и подавлять крамолу, и как сделали большевистским весь Сучанский и Ольгинский районы.
Вот какие люди творят великое дело восстановления разрушенной государственной храмины!»
Думаю, что комментарии, в данном случае, излишни.
Подчеркнем лишь, что ЭТО пишет не какой-нибудь красный «еврейский-комиссар», или агитатор, а военный министр правительства Колчака…
В своем «Дневнике белогвардейца» А.П. Будберг откровенно характеризует стиль работы прекрасно знакомой ему «белой» контрразведки колчаковской армии:
«Наиболее роскошно развились такие паразитные, а при отсутствии строгого надзора, гнусные учреждения, как контрразведка и разные осведомления, создавшие громоздкие, дорогие и вредные для чистоты нашего дела организации.
У них нет даже того уменья и той профессиональной добросовестности, которыми отличались наши старые охранные учреждения и их штатные агенты; зато все скверные стороны прежнего восприняты полностью.
Настоящей контрразведки и истинной борьбы с агентами большевизма у нас нет; все делается на показ, чтобы удовлетворить начальство, проявить деятельность и оправдать расходы, достигающие чудовищных размеров;в Омске у меня не проходило недели, чтобы от меня не требовали десятки миллионов рублей на расходы по контрразведке (расходы бесконтрольные, поверяемые и утверждаемые ближайшим начальством, что и дает простор всевозможным злоупотреблениям, и требует особо опытного и тщательного надзора со стороны старших органов).
Реформировать и упорядочить деятельность этих полупочтенных учреждений будет нелегко и реформатору надо будет проявить исключительную энергию; отрицательные элементы этой клики легко не сдадут своих вкусных позиций, а они достаточно сильны во влиятельных верхах и сумели сделаться там очень нужными.
Осведомление тоже растет и пухнет; только месяц тому назад для него проведены новые огромные штаты с очень повышенными сравнительно со всеми остальными окладами военнослужащих. Пользы от этой очень модной организации почти никакой, главная ее задача оклеивать заборы Омска плакатами и извещениями».
Имела белая контрразведка и МВД и свои «части особого назначения», наподобие красных отрядов ЧОН. Вот что вспоминает об их деятельности тот же А.П. Будберг:
«Желая дать вооруженную силу начальникам губерний и областей, министерство внутренних дел стало формировать отряды особого назначения; забыли, что служба таких отрядов требует отборных людей строго законного порядка, и получилось нечто очень мрачное и нелепое, ничтожное по своему военному значению, не способное справляться с крупными восстаниями, но очень вредоносное по своей распущенности, жажде стяжания и легкости по части насилий.
В отряды попало немало опытных полицейских и жандармских ярыжек, которые по старой привычке надувать начальство заваливают его донесениями об успехах, разгроме повстанцев, а сами бегают от повстанцев и отводят душу над беззащитным населением. Лучше бы бросили все эти усмирения и ограничились охраной железной дороги; быть может, без усмирений все усмирилось бы само собой, особенно когда подошло бы время полевых работ».
7 августа.
В Барнаульском районе начались крупные восстания — результат хозяйничанья разных карательных экспедиций и отрядов особого назначения; к Вологодскому приезжал из Славгорода какой-то крестьянин, из бывших членов Государственной Думы и жаловался, что в их округе нет деревни, в которой по крайней мере половина населения не была перепорота этими тыловыми хунхузами (очень жидкими по части открытой борьбы с восстаниями, но очень храбрыми по части измывательства над мирным населением).
К сожалению, не лучше обстояли дела и в деникинской армии (впоследствии Вооруженных Силах Юга России).
Безнаказанность и вседозволенность и там были характерны для действий «белой» контрразведки.
Один из самых знаменитых (и прославленных) белых генералов Я. Слащов- Крымский писал Врангелю, что «притесняют» его личную контрразведку.
Впрочем, собственные отделы контрразведки, не подчинявшиеся никому, кроме учредивших их атаманов и полководцев, вообще были «в порядке вещей» в Белой армии.
О том, чем нередко занимались эти «личные» контрразведки, вспоминает уже барон Врангель:
«Злоупотребляя наркотиками и вином, генерал Слащев окружил себя всякими проходимцами. Мне стало известно из доклада главного военного прокурора об аресте по обвинению в вымогательстве и убийстве ряда лиц с целью грабежа, начальника контр-разведки генерала Слащева военного чиновника Шарова. Последнего генерал Слащев всячески выгораживал, отказываясь выдать судебным властям.
Следствие между прочим обнаружило, что в состоянии невменяемости генералом Слащеным был отдан чиновнику Шарову, по его докладу, приказ расстрелять без суда и следствия полковника Протопопова, как дезертира. Полковник Протопопов был расстрелян, причем вещи его, два золотых кольца и золотые часы, присвоил себе чиновник Шаров».
Вот еще мнения белогвардейцев о своей контрразведке:
«Состав контрразведывательных отделений был самый пестрый. В одном он был однороден: на 90% это были патентованные мерзавцы, садисты, люди легкой наживы с темным прошлым». (Е.И.Достовалов).
«На службу в контрразведку нормально шёл худший элемент, а соблазнов было много…Особое Совещание несколько раз…возбуждало перед Главнокомандующим ходатайство о передаче функций контрразведки в уголовно-розыскную часть, состав членов которой (преимущественно чины судебного ведомства) , в значительной степени, гарантировал честное отношение к делу.
Но штаб Главнокомандующего доказывал, что без органов контрразведки он не обойтись не может и дело оставалось без изменений до конца» (Соратник А.И. Деникина генерал А.С. Лукомский).
И что это были за соблазны: «Агентам контрразведки полагалось 80% от сумм денег, найденных у разоблаченных «комиссаров». Поэтому неудивительно, что «комиссаром» мог стать любой, у кого при обыске находили деньги. \
Осужденных на смерть до тюрьмы, как правило, не доводили – расстреливали по дороге за «попытку к бегству». (Н.Д.Карпов «Трагедия белого юга»).
Вот что сообщает один из авторов "Прозы. ру" Игорь Семенников:
Слышал от очевидца: в Омском музее лежит экспонат - кожа,снятая целиком с человеческой руки в белой контрразведке. На 99% - со случайно попавшего глаза "большевика" с деньгами...
При такой работе белым контрразведчикам наверняка было не до красных подпольщиков и те зачастую могли спокойно делать своё дело в белых тылах..."
Можно и дальше приводить подобные примеры. Но, пожалуй, достаточно.
Возникает закономерный вопрос: а было ли чем по-настоящему заняться тогдашней контрразведки, какие вызовы НА ДЕЛЕ вставали перед Россией в то время?!
Конечно, такие вызовы были. И одной из самых грозных проблем становился национализм, который тогда «поднимал голову» в различных частях империи. Ни контрразведка, ни военные власти, ни правительство не обращали на эту опасность должного внимания.
А совершенно напрасно.
Продолжение: http://www.proza.ru/2015/03/12/428