Начало: http://www.proza.ru/2014/12/07/542
Глава сорок третья, в которой Брысь не спит, а императорский шофер рассуждает о фаталистах
В Кленовой гостиной установилась тишина, прерываемая бурчанием в голодных желудках. Обеспокоенному Пафнутию казалось, что самые громкие звуки исходят от него, привлекая совершенно излишнее внимание малознакомых котов. В сердце грызуна копошились сомнения – можно ли считать тот факт, что один из них предоставлял ему свой пушистый хвост в качестве одеяла и убежища, залогом крепкой дружбы? И если да, то почему они глазищами в его сторону стреляют?
На всякий непредвиденный случай, «м.н.с.» переместился поближе к Брысю, свернувшемуся калачиком на одной из медвежьих шкур. (Бывшие хозяева леса значительно превосходили размерами тех, что показывали питомцу Вовы Менделеева по телевизору, и если бы пережитые испытания не закалили его характер, то помощник юного химика непременно хлопнулся бы в обморок от безжалостного блеска стеклянных глаз и оскаленных громадных клыков – таких он не видел даже у Мартина, самой большой из известных ему собак.)
Брысь отогревался после часов, проведенных в холодном сыром подземелье, и не возражал, что к спине прижалось горячее белобрысое тельце. Благородное стремление «руководителя миссии» сразу отправиться за лопухом Мартином разбилось о несокрушимые доводы августейшего любимца, мол, ночью сделать это невозможно из-за разгуливающих по парку злобных псов, если только «предводитель» не собирается рисковать жизнью, а равно и успехом спасательной операции.
Ставить под угрозу общее дело Брысь не решился и устроился на мохнатом звере, который так нравился простодушному приятелю. Долгожданный отдых не радовал - тревога отгоняла сон, услужливо подсовывая картины, разрывающие сострадательное сердце. Вот Мартин сидит перед собором, заметаемый снегом. Не сводит настороженных глаз с дыры в дубовой двери, готовый взорваться ликованием, как только первый из них покажется в отверстии. А вот он, потеряв надежду, угнездился в сугробе. Белая кисточка накрывает большой добрый нос, а треугольные уши вздрагивают от малейшего шороха, но реже и реже, потому что мороз все глубже проникает в дрожащее тело…
Дрожь, и впрямь, пробирала Мартина. Ослабевший от полученных ран, он выстукивал зубами дробь, и меховая накидка, заботливо подоткнутая со всех сторон, не согревала. Мысли его то прояснялись, то снова туманились. Странная сонливость мешала сосредоточиться и определить, где он находится и сможет ли вернуться к друзьям на таких вялых лапах. Сквозь застилающую глаза пелену мерещились забинтованная голова «Атоса» и бравые усы императорского шофера. Голоса их тоже доносились будто сквозь пластиковую бутыль, в какую он однажды просунул морду.
Видение из бесприютного детства возникло в памяти так отчетливо, словно это вчера он обнаружил возле мусорного бака, где обычно караулил еду, темно-коричневую емкость со срезанным верхом - чья-то сердобольная душа наполнила ее теплой кашей. Начинку он с удовольствием слопал, а вот вытащить обратно голову не получилось – так и ходил, с удивлением прислушиваясь к потускневшим звукам, пока не нашелся еще один сердобольный, кто помог крошечному щенку избавиться от ловушки…
- Что, все так плохо? – заранее грустя, спросил изобретатель. Если события устремятся по тому мрачному сценарию, что пророчил штабс-капитан, то придется спешно покидать Россию, которую он успел полюбить и где Император Николай Второй, страстный поклонник технического прогресса, создал для него все условия для инженерного творчества. Но выжидать, чем закончится народный бунт, он не имел права - на его плечах лежала ответственность за жену и троих детей…
- Даже хуже! Боюсь, что когда Их Величества это поймут, то изменить ситуацию окажется им не под силу.
- Ах, Царь Николай слишком мягкий и интеллигентный для вашей непредсказуемой страны. Он чересчур … - француз пощелкал пальцами, подыскивая подходящее слово, - фаталист, слишком верит в «чему быть – того не миновать». Я говорил ему: «Нельзя по вашим дорогам ездить 120 километров в час!» А он: «Быстрей, быстрей!» Надеюсь, ты не гнал? – обеспокоенно закончил государев шофер.
- Гнал бы, если бы не зима! – «успокоил» его штабс-капитан. – Проклятая война! –вдруг воскликнул он в сердцах.
- И это я слышу от военного? – невесело подколол француз.
- Все думаю, как «вовремя» она подоспела! И вообще, как много в России происходит «вовремя», как по заказу, как раз тогда, когда проводятся, наконец, реформы и меняется к лучшему жизнь…
Адольф Кегресс задумался.
- Ты сторонник теории заговора?
«Атос» потер покрасневшие от усталости и бессонной ночи глаза.
- Да это я так, сгоряча… Хочется же на кого-нибудь спихнуть воровство и бездарность чиновников. С другой стороны, как только появляется грамотный управленец, так его – хлоп – и убивают! Возьми вон Столыпина!
Личный шофер Его Величества помнил тот день, 5 сентября 1911-го, Государь горевал так, словно потерял лучшего друга. Вспомнил он и знаменитую фразу реформатора, которую любил потом повторять Николай Второй: «Им нужны великие потрясения, нам нужна великая Россия!»
- Столыпин тоже был фаталистом! На него ведь одиннадцать раз покушались? Вы, русские, все фаталисты!
Штабс-капитан печально усмехнулся.
- Пожалуй, те, кто не верит в судьбу и собирается взять ее в свои руки, сейчас на стороне бунтовщиков. И число их значительно больше, чем я смел предполагать…
Комментарии в Главе для любознательных: http://www.proza.ru/2015/04/03/1726
Продолжение: http://www.proza.ru/2015/02/16/644