Мотор завелся легко, бесстрастно и почти бесшумно. Смирившиеся с судьбой глаза привычно оглядели дорогу перед тем, как отъехать от обочины. Уже повернулся влево руль, уже замигал оранжевый огонёк поворотника.
Две яркие фары неторопливо выплыли сзади из-за поворота. Автобус. Надо же! Я думал, что рабочий день у всего городского транспорта давно закончился. Сердце ёкнуло, когда точно такая же, как в прошлый раз, белая квадратная морда с надрывным жужжанием проехала слева от меня, знакомо обдав через открытое окно солярной гарью. Душа, хватаясь за последнюю ниточку надежды, заставила руку потянуться и заглушить мотор, ну, хотя бы ещё на чуть-чуть, пока этот автобус не высадит пассажиров и не поедет дальше по своему последнему маршруту. Автобус, не став даже притормаживать, проехал мимо остановки и скрылся в темноте. Прошла одна минута, две, три, четыре... В уме загадалось - десять. Жду ровно десять минут и еду. Куда? Куда-нибудь, наверное, к её дому...
Кто-то шёл по тротуару, никуда уже не торопясь, кто-то выгуливал маленькую, вертлявую собачку, кто-то бежал через через всю улицу наискосок. Глаза уже плохо видели в сгущающейся темноте. Кто-то бежал, не глядя под ноги и по сторонам, едва не натыкаясь на редеющих прохожих. Кто-то худенький, в курточке и джинсах, в чём-то, повязанном на голову, и совсем съехавшем назад, из-под чего выбивались во все стороны пышные тёмные волосы.
Жёлтый фонарь над головой в одной мгновение стал самым ярким солнцем, почти фиолетовое небо - лазурно-голубым. Она уже призывно размахивала на бегу руками, что-то сжимая в маленькой ладошке. Сердце остановилось, куда-то улетело, звонко заколотилось в груди и, кажется, снова остановилась, а, может, я, просто, окончательно оглох от звенящей во мне радости? Улыбка растягивала губы, застилая отчаянным счастьем глаза...
Анна!!! Анька!!! Моя драгоценная девочка, моя тонкая, хрупкая тростиночка, едва не унесённая в чёрную мглу осенним ветром... Господи, неужели это всё не сон? Её глаза горели отчаянным испугом, запыхавшиеся губы с шумом хватали нежаркий вечерний воздух. Я уже протягивал руки, она уже, не глядя, падала в мои истосковавшиеся объятия...
Я прижал её голову к себе, крепко, так крепко, чтобы всем нутром и каждой клеточкой чувствовать, что это, действительно, не сон, что она здесь, рядом со мной, что она не пропадёт и не исчезнет, как мираж или призрачное вечернее видение.
-- Ты ждешь меня... ... Господи...
-- Анька... Ты что?
Она вжалась в меня, замерев и изо всех сил обхватывая руками спину. Я всё сильнее чувствовал, как бешено колотится в мою грудь её сердечко, как вздрагивают плечи, как обжигает лицо и шею частое дыхание.
-- Я знала, что ты дождёшься... Знала... Я так спешила к тебе... Ты прости... У меня телефон... Я его выключила.. А он больше не включился... Он заряжен был... Честное слово... Я уже аккумулятор десять раз вытаскивала... А он всё равно... Прости меня... Ну, пожалуйста... Прости...
Мои губы скользили по её лицу и волосам, сладко, невесомо тихо, словно с наивной, детской глупостью боясь обнаружить себя и эти откровенно бесстыдные, совершенно немыслимые по отношению к семнадцатилетней девочке, ласки. Анна стояла, не решаясь пошевелить головой и спугнуть мои губы, делая вид, что ничего неправильного сейчас не происходит. Просто, один человек спешил через весь город к другому, уже не надеясь, что его дождутся, а другой человек ждал, теряя надежду, что к нему придут. И всё это лишь для того, чтобы вот здесь, под ярким, жёлтым уличным фонарём, он, наконец, обнял её, закрыл глаза и прижался губами к тёмным, как осенний вечер, волосам, чтобы они стояли, крепко-накрепко обнявшись, забыв о времени и пространстве, не считая секунд, минут и скоротечных десятков лет их прожитых жизней.
Её волосы пахли сладким шампунем, студёным осенним воздухом, чем-то молодым и удивительно приятным. Но среди всех пьянящих запахов нутро вдруг с волнением уловило один, самый сильный и несравнимый ни с чем на свете - волнующую сердце и разум смесь воска и ладана. Сразу стало понятно, зачем вокруг шеи повязан этот мягкий шелковистый платок.
Поняв, что её волосы и платок всё-таки, выдали тайну, Анна нагнула головку, стыдливо упёрла в моё плечо.
-- Знаешь... Я в церкви была... Телефон выключила, очень долго стояла... Потом стала тебе звонить, а он не включился...
Помолчав всего секунду и, словно отчаянно решившись ничего уже не скрывать, она не стала дожидаться моего вопроса. По-детски виноватые, умоляющие глаза поднялись ко мне легко и спокойно. Так, словно Анна сама неожиданно растерялась, ощутив в себе эту лёгкость и спокойствие. Что-то шевельнулось внутри от её взгляда. Я ещё не понимал и не осознавал, что, но душа уже видела и чувствовала в Анне это удивительное состояние.
-- Ты не будешь надо мной смеяться?
-- Ты что, Аня?
-- И ругаться не будешь?
-- Не буду...
-- Когда я у той девчонки ночевала, мы к её прабабушке ездили в деревню. Там недалеко, на автобусе чуть-чуть... Она очень хорошо гадает. Мы погадать ездили... Она...
Анна на секунду замолчала, словно не решаясь дальше говорить.
-- Она нагадала, что счастье мне само с неба свалится прямо в руку... Сказала, как счастье в руку упадёт, надо обязательно в церковь сходить, Бога поблагодарить...
Она смотрела на меня спокойно, не отрываясь, и душа вдруг увидела в зелёно-карих глазах всё, что ещё минуту назад никак не могла понять. В глазах Анны не было ни страха, ни стыда, ни отчаяния. В них светилась радость, словно кто-то неведомый и невидимый, кто вершит всеми нашими судьбами, там, под сводами храма, благословил её совершить то, что не ляжет теперь даже тенью греха ни на её, ни на мою душу.
Я обхватил ладонями нежные пылающие щёчки, но лишь улыбнулся, не решившись поцеловать Анну в губы. Она смотрела на меня, всё понимая и по-девичьи лукаво улыбаясь.
-- Ну, что, Ань, поедем в "Лайм" ужинать?
Всё также, не переставая улыбаться и не отводя глаз, она отрицательно качнула головой.
-- Поедем скорее домой...
* * *
Я щёлкнул тумблером на холодном корпусе усилителя, положил в круглое углубление проигрывателя радужный диск с четырьмя написанными мной буквами - АННА, нажал большую кнопку "Play" и, словно влекомый неведомой силой, обернулся.
Анна неслышно стояла в дверях комнаты, прислонившись распущенными волосами к наличнику. Всё та же, какой я привык её видеть пять дней нашей совместной жизни, босая, в велюровых шлёпках и моём махровом халате с широкими подвёрнутыми рукавами. Лишь в глубоком вырезе большого, наспех запахнутого воротника уже не виднелась зелёная, цвета молодой травы, футболочка.
Я улыбнулся, она, чуть качнув на лакированном дереве головой, улыбнулась в ответ. Ладошка, перестав сжимать тяжелые, не подвязанные поясом полы халата, потянулась к выключателю. Из провалившихся в кромешную черноту колонок, растекаясь по спине волнами мурашек и мгновенно заполняя собой всю комнату, полилась неторопливая музыка.
Где-то там, раздвигая до бесконечности стены и унося в звёздную высь потолок, голос невидимого певца пел во тьме мою душу...
==============================
Юлиан, "Анна"
mp3arhiv.net/skachat/mp3/255/yulian-anna.html
прямая, активная ссылка внизу,
в самой первой рецензии
==============================
-- Какие у тебя красивые руки.
-- Старые и морщинистые.
-- Глупый ты... Большой уже, а такой глупый... Знаешь, что мне сейчас хочется?
-- Что?
-- Стать маленькой-маленькой, вот такой, с мизинчик, упасть к тебе в ладошку, свернуться калачиком, лежать голышом и не бояться...
-- Ты всё ещё боишься меня?
-- Нет... Глупенький... Не бояться, что ты сожмёшь пальцы и раздавишь меня... Просто, лежать в ладошке, целовать твои пальцы и ничего не бояться...
-- Георгий, ты спишь?
-- Нет...
-- А ты любишь стихи?
-- Люблю...
-- Только ты не смейся, хорошо?
-- Не буду...
-- Они сами в голове написались, для тебя... Сегодня, когда из церкви бежала... Слушай...
Тихо погаснет день,
Темень придёт в ночь.
Кошкой замрёт тень,
Мышкой сбежит прочь.
Феей взлетев ввысь,
Брошусь стрелой с небес.
Проснись, друг мой, проснись,
Во мне оживает бес...
Когти дерут плоть,
Грудь разрывает страсть.
Дай мне сосуд расколоть
И в пропасть с тобой упасть...
-- Ань, мне кажется, я сплю, и ты мне снишься.
-- Мне тоже кажется, что всё это сон... Знаешь, о чём я сейчас думаю?
-- О чём?
-- Если бы я тогда на остановке руку совсем опустила, ты бы проехал мимо и не остановился... И счастье не упало бы мне в руку...
-- А если бы я не сказал "давай, садись", ты бы ни в жизнь в Ленд-ровер не села.
-- Я сразу почувствовала, что ты не такой. Как только ты дверь открыл... Знаешь, как мне было стыдно? Что обо мне там подумали?
-- Знаю... А сейчас не стыдно спать голышом со старым дядькой?
-- Ни капельки...
-- Георгий... А Вика много раз здесь спала?
-- Ночью ни разу...
-- А другие женщины спали?
-- Да... Ань, не ревнуй меня, пожалуйста... Это обычная жизнь очень взрослых людей...
-- Я не ревную... Обещай мне, что больше не будешь с Викой спать.
-- Обещаю...
-- Честное слово?
-- Честное слово... Поверь...
-- Я тебе верю... Ты не умеешь врать. И я не умею... Это твоя Вика всё врёт...
-- Ты так сильно её ненавидишь?
-- Нет... Просто... Она тебя недостойна, неужели ты не видишь? Она же только себя любит, больше никого. Она тебя ни капельки не любит... Я видела, как она злорадствовала, когда ты упал...
-- Ты из-за этого вернулась?
-- Из-за этого... Мне так жалко тебя стало...
-- Анька... Ты - мой ангел!
-- А ты мой... Я никому тебя не отдам. Слышишь? Никакой Вике... Вот так!
-- Рассветает уже... Знаешь, мать вчера целый час прощения просила... Домой просит вернуться...
-- Я отвезу тебя вечером, хорошо?
-- Нет, давай не сегодня? Лучше завтра или послезавтра... Ты же пропадёшь тут без меня. И Машка с Дашкой скучать будут...
-- Я буду ждать тебя... Каждый день, в шесть часов, на нашем месте...
-- Я никогда тебя не оставлю... Никогда... Мне только с тобой хорошо. Ты мне веришь?
-- Верю... Мы же не умеем друг друга обманывать?
Эпилог, ставший прологом http://www.proza.ru/2014/08/28/1281