О готовности России к мировой войне.
Перед тем, как перейти к разговору о боевых действиях авиации в 1915 году, есть необходимость кратко напомнить некоторые факты, показывающие в каком состоянии НА САМОМ ДЕЛЕ находилась подготовка вооруженных сил Российской империи накануне Первой мировой войны.
Это особенно важно вспомнить сейчас, когда стало популярным рассказывать о том, какой мощной страной была царская Россия накануне войны и как она прекрасно развивалась под скипетром царя-батюшки, который, своим объявлением мобилизации в России, и сделал неизбежной Первую мировую войну.
Итак, всего лишь несколько примеров «блестящей» подготовки России к этой страшной войне.
Как известно, ключевую роль на войне играют офицеры.
Вопреки ныне распространенному мнению, общественный престиж офицерского звания в царской России начала ХХ века был крайне низок.
Причин у этого явления было много: небольшое денежное содержание молодых офицеров, тяжелые условия квартирования многих полков (исключением являлись гвардейские части и полки, расквартированные в столицах империи), плохие перспективы карьерного роста в мирное время, протекционизм, а также произведения многих русских писателей (А. Куприн, Л. Толстой и т.д.)которые формировали у образованной публики отстраненно-негативное отношение в военной службе вообще, и профессии офицера в частности.
В результате этого, в офицерском составе Русской армии даже в мирное время всегда существовал большой некомплект. Так накануне Первой мировой войны 12 (25) июля 1914 г. этот некомплект равнялся 3000 офицеров. (Н.Н. Головин «Военные усилия России в мировой войне»).
Это просто ОГРОМНАЯ цифра некомплекта кадрового офицерства.
Пополнять его пришлось из числа офицеров запаса, подготовка которых в России, увы, была традиционно организована из рук вон плохо.
Профессор Н.Н. Головин в своей книге отмечает, что «вопрос о подготовке запасного офицерства был в России поставлен хуже, чем где бы то ни было».
Другой проблемой царской армии было малое количество унтер-офицеров и их крайне низкий престиж в армии и обществе.
Н.Н. Головин приводит таблицу, показывающую сколько унтер-офицеров приходилось в среднем на роту в мирное время накануне Первой мировой войны в армиях разных стран:
Россия – около 2
Австро-Венгрия – около 3
Италия – 3 (плюс капралы)
Франция – 6 (плюс капралы)
Германия – 12
К этому надо добавить, что унтер-офицеры в германской армии были очень уважаемой категорией военнослужащих: они имели громадную власть и непререкаемый авторитет среди солдат.
В каждом полку германской армии имелись специальные клубы «для господ унтер-офицеров» с библиотеками, биллиардными и т.д.
Ничего подобного унтер-офицеры русской армии, разумеется, не имели.
Престиж унтер-офицеров в царской армии, к сожалению, тоже был на низком уровне, особенно среди ее солдат.
«Шкуры», «драконы» и т.п. презрительные клички для них были широко распространенным и обычным явлением.
Нередко и сами унтера были в этом повинны, предпочитая «наводить порядок» методом самого разнузданного мордобоя.
Вот что говорит маршал Р.Я. Малиновский в книге «Солдаты России» о своем обучении в Ораниенбаумской школе пулеметчиков в 1915 году:
«..командирами отделений были кадровые унтер-офицеры и ефрейторы. Они все время служили в запасном полку, на фронте еще не были и, так как очень боялись попасть туда, выслуживались, с подчиненных драли три шкуры, а перед взводами и прапорщиками роты тянулись в струнку. За малейшую провинность били солдат, били изо всех сил — иногда зубы вылетали от метких и сильных ударов этих «шкур».
Солдаты были озлоблены, запуганы и почти всегда угрюмо смотрели в землю.
— Ешь начальство глазами! — покрикивали отделенные и грозили кулаками.
Приходилось поднимать голову и смотреть на начальство, никому не хотелось получить в зубы».
А ведь Р.Я. Малиновский попал в эту школу не в качестве молодого бойца-неумехи, а уже успев повоевать с немцами, и будучи одним из лучших пулеметчиков 256-й пехотного Елисаветградского полка.
Впрочем, и унтерам, и даже прапорщикам «из простых» тоже нередко доставалось «на орехи».
Р.Я. Малиновский вспоминал: «…подошел корпус, специально подготовленный генералом Сандецким, известным живодером и мордобойцем. Ходили достоверные слухи, что бил он самолично не только солдат, а и господ офицеров, под которыми, конечно, понимались прапорщики и произведенные из них подпоручики…
Сандецкий бил прапорщиков. Все они были в основном выходцами из простого народа. Достаточно было солдату иметь образование II разряда (а это значит четыре класса городского училища, гимназии или учительской семинарии), как его, хочет он того или не хочет, направляли в специальную школу и через четыре — шесть месяцев выпускали прапорщиком…
И все-таки прапорщики терпели всякие обиды. Отыгрывались они на унтер-офицерах, которых били так крепко, что зубы вылетали. Господа унтер-офицеры после отводили души на солдатах и били их уже по-своему, по-простому, голой рукой, без перчатки, но челюсти сворачивали. Мордобой в армии был обычным явлением...»
Эти строчки полезно было бы перечитать современным любителям сочинять благостные сказки про то, как расчудесно служилось тогда солдатам («серым скотинкам») под началом «их благородий», при царе-батюшке, и подумать, почему вдруг они ТАК озлобились против своих благодетелей после Февральской революции 1917 года…
Вернемся к вопросам подготовки России к Первой мировой войне.
Российская империя имела самую блестящую и многочисленную кавалерию, которой привыкла гордиться.
Однако, массовое применение пулеметов, артиллерии и колючей проволоки привело к тому, что кавалерия на мировой войне оказалась «второстепенным» родом войск, и она уже не могла серьезно влиять на ход боевых действий.
Мировая война оказалась «войной моторов», и тяжелой артиллерии, а с этими вопросами в царской армии дела обстояли просто катастрофически.
«Русская армия вступила в войну в 1914 году, имея всего: 679 казенных автомобилей (из них: 259 легких, 418 грузовиков и 2 санитарных); к этому прибавили 475 автомобилей, реквизированных у частных лиц», отмечает Н.Н. Головин.
И это – ВСЕ, что смогла наскрести для участия в судьбоносной мировой войне огромная империя, которая, как нам сейчас стали рассказывать, «процветала» тогда.
Конечно же, это просто МИЗЕРНОЕ количество.
Для сравнения уровня автомобилизации (и развития промышленности) других стран некоторые цифры:
Еще в 1913 г. на дорогах Европы работали около 20 тысяч грузовиков, только в Англии их насчитывалось порядка 8000, в Германии – более 7000 .
Производство легковых автомобилей в Германии, в 1913 году составляло около 12 400 единиц.
Только в Германии тогда уже имелось около 500 автобусов средней пассажировместимостью в 20 человек.
В 1914 году в Германии насчитывалось уже 9639 грузовиков грузоподъемностью от 2 до 5 тонн.
Несмотря на возникшие трудности с сырьем, за четыре военных года германская промышленность смогла выпустить более 40 тыс. грузовых автомобилей.
Многие тысячи легковых и грузовых автомобилей производилось тогда на заводах Франции.
На этом фоне жалкая тысяча автомобилей ВСЕХ марок, которую смогли «наскрести по сусекам» в царской России, для ее многомиллионной армии – капля в море.
Особенно впечатляют, конечно, ДВА санитарных автомобиля, имевшихся на ВСЮ огромную царскую армию…
Не случайно, уже в начале войны положение с ранеными в русской армии порой бывало просто катастрофическим.
Н.Н. Головин подчеркивал: «В области санитарной помощи первые же сражения показали, что расчеты мирного времени совершенно превзойдены действительностью. В первые месяцы приходилось наблюдать скопление раненых, остающихся в течение нескольких дней без действительной помощи. Мне лично пришлось в декабре 1914 г. быть свидетелем очень тяжелого случая, когда командующий IX армией генерал Лечицкий зашел в местечке Островец в брошенное здание кинематографа и нашел там несколько сотен тяжелораненых, оставленных ушедшими вперед войсками. При этих умирающих было всего две сестры милосердия, совершенно обессиленных бессменной работой в течение трех суток...».
Сложно понять, исходя из каких расчетов мирного времени, на всю огромную императорскую армию имелось только ДВА санитарных автомобиля.
Н.Н. Головин привел пример, как несколько сотен наших тяжело раненых, по сути дела, были просто брошены наступавшими русскими частями на произвол судьбы без всякого ухода и медицинской помощи.
И ведь это безобразие произошло в относительно благополучное время: конец 1914 года, русские армии наступали и никаких объективных причин для того, чтобы бросать своих раненых без присмотра не было.
К сожалению, это далеко не единичный пример безобразного отношения к своим же раненым в годы Первой мировой войны…
И уж совсем плохо в царской армии обстояли дела с тяжелой артиллерией, которая нередко играла ключевую роль на поле боя.
Главной причиной этого была слабость и отсталость развития промышленности Российской империи.
Начальник Главного артиллерийского управления (ГАУ) русской армии, генерал А.А. Маниковский в книге «Боевое снабжение Русской армии в 1914–1918 гг.», отмечал:
«…русское Военное ведомство имело в своем непосредственном распоряжении всего один орудийный завод — Петроградский.
Только в силу какого-то недоразумения это техническое заведение артиллерийского ведомства получило громкое и совершенно недопустимое название — орудийного завода.
По существу, это — даже после своего последнего расширения — просто крупная артиллерийская мастерская, работающая из рук других заводов, поставляющих для нее отливки и поковки, как не имеющей не только своего литейного цеха, но даже и мало-мальски приличной кузницы.
Расположен он в одном из аристократических участков Петрограда, на углу Литейной и Сергиевской улиц, а потому не смог даже в своей скромной кузнице поставить сколько-нибудь сильный молот, от работы которого неизбежно получались бы — как результат постоянных сотрясений при ковке — повреждения соседних зданий.
Поэтому мало-мальски крупные поковки орудийный завод должен был получать от арсенала или других заводов.
Затем — величина занимаемой площади: она не достигает и 1000 кв. саженей. Какой же орудийный завод можно расположить на 1/2 десятины?
Понятно, что это мало было даже для скромной ремонтной мастерской, не говоря уже о том, что площади двора не хватало не только для надлежащей вместимости магазинов, складов и простых навесов (для ввозимых и вывозимых изделий, для хранения хотя бы небольших запасов угля и дров), но положительно нельзя было устроить даже скромную столярную и сушилку леса при ней.
Поэтому на дворе прямо негде повернуться — до того он был мал и постоянно загружен всякой кладью».
Главное артиллерийское управление неоднократно возбуждало вопрос о переносе Петроградского орудийного завода в другое, более подходящее место, с развитием его в мощный завод, со своей литейной и кузней. Но эти ходатайства, особенно настойчивые с 1905 года, успеха не имели вследствие отказа Министерства финансов и Государственного контроля.
(А.А. Маниковский «Боевое снабжение Русской армии в 1914–1918 гг.» Ч. III. с. 93,94.)
«Кроме Петроградского орудийного завода, принадлежавшего Военному ведомству, в России имелись еще следующие казенные заводы: Пермский пушечный Горного ведомства и Обуховский сталелитейный и пушечный Морского ведомства», - писал Н.Н. Головин.
Член Верховной следственной комиссии, назначенной 25 июня 1915 г. для всестороннего расследования обстоятельств, послуживших причиною несвоевременного и недостаточного пополнения военных снабжений армии, В. А. Бобринский, обследовавший Пермский пушечный завод, дает ему такую характеристику:
«Из приведенного краткого очерка технического оборудования Пермского пушечного завода с очевидностью вытекает, что названный завод в техническом отношении далеко не отвечает требованиям, ныне предъявляемым к мощно оборудованным артиллерийским заводам европейского типа (Шнейдер, Армстронг, Виккерс, Шкода, Крупп).
Оборудование названного завода Горного ведомства, представляясь по отдельным цехам и мастерским явно недостаточным, в целом оказывается совершенно бессистемным и случайным. Через это, быстрый и равномерный рост производительности завода по всем цехам и отраслям его деятельности едва ли возможен, особенно в условиях военного времени, когда получение предметов технического оборудования связано с неимоверными подчас затруднениями».
Про третий государственный орудийный завод Российской империи, «Обуховский сталелитейный и пушечный завод» Н.Н. Головин сообщает: «Завод был приобретен в 1886 г. от частной компании Морским ведомством. Вследствие этого Обуховский завод и специализировался на работах, потребных этому ведомству. Насколько второстепенное значение придавал этот завод потребностям сухопутного Военного ведомства, можно убедиться из следующего свидетельства генерала Маниковского:
«Исполнение этим заводом заказов Военного ведомства в течение 15-летнего периода, то есть с 1900 года, может быть охарактеризовано следующим образом:
Все наши 10-дм. орудия и большая часть орудий Канэ изготовлены Обуховским заводом; заказ исполнен хорошо, но с просрочкой до 4 лет против условленного срока.
Привлеченный к работе по перевооружению полевой артиллерии скорострельными пушками Путиловского завода, Обуховский завод изготовил 1150 таких пушек, но долгое время давал значительный процент брака и потому затянул приготовление на 3 лишних года».
Стоит ли удивляться тому, что по уровню обеспеченности своей армии тяжелой артиллерией, Россия в годы Первой мировой войны безнадежно отставала даже от Австро-Венгрии?!
Что уж там говорить о германском рейхсвере…
Русская армия вступила в ПМВ, имея на каждую пехотную дивизию лишь 6 легких 3-дюймовых батарей. Кроме них, в каждом армейском корпусе имелось еще 2 батареи 4,8-дм. мортир. Армейский корпус состоял тогда из 2 полевых пехотных дивизий, следовательно, на каждую русскую пехотную дивизию приходилось лишь 7 легких батарей.
У Германии на каждую полевую пехотную дивизию приходилось:
9 батарей 3-дм. легких пушек,
3 батареи 4-дм. легких гаубиц,
2 батареи 6-дм. гаубиц, находившихся в корп. артиллерии.
Итого 14 батарей (в том числе две тяжелые).
Армейская полевая тяжелая артиллерия царской армии к началу ПМВ имела всего лишь 60 батарей. Армейская тяжелая артиллерия рейхсвера к началу ПМВ насчитывала 381 батарею.
«До какой степени поздно стала понятна роль настоящей тяжелой артиллерии нашему командованию на фронте и руководящим сферам в тылу, — пишет генерал Маниковский, — свидетельствует следующий факт...
Даже особая распорядительная Комиссия по артиллерийской части под председательством генерал-инспектора артиллерии, существовавшая до половины 1915 года, ни одним словом не обмолвилась о тяжелых орудиях осадного типа.
И лишь когда не осталось никаких сомнений в том, что война приобретает чисто позиционный характер, с фортификационными сооружениями такой прочности, что без основательной артиллерийской подготовки нельзя двинуться ни шагу, — только тогда и нам стало ясно, как необходима в современной войне именно та «тяжелая» артиллерия, о применении которой в полевых операциях говорилось до войны лишь в тоне снисходительной уступки фанатикам артиллерийских увлечений, неисправимым «огнепоклонникам», как окрестил еще покойный Драгомиров сторонников того взгляда, что ввиду современного развития техники в предстояших войнах преобладающая роль принадлежит именно могущественной артиллерии. И вот только год спустя после начала войны мы беремся за этот вопрос» (Маниковский. Боевое снабжение Русской армии. Ч. 2. С. 62, 63.)
Даже к началу 1917 года, после довольно интенсивных поставок союзниками тяжелой артиллерии для нашей армии, по сравнению с германской и австро-венгерской армиями, по числу тяжелых орудий и мощи артиллерии русская была в два раза их слабее.
Особенно заметным было превосходство противника на Северном и Западном фронтах, где русским войскам противостояли исключительно германские части.
Интересно, что даже румынская армия в годы ПМВ была лучше обеспечена гаубичными орудиями, чем царское войско.
Н.Н. Головин подчеркивает: «Русская армия получила в 1917 г. лишь некоторую часть того артиллерийского вооружения, которое нужно было для того, чтобы достигнуть хотя бы уровня требований 1914 г. Но так как в 1917 г. уровень требований жизни значительно повысился, то по сравнению со своими врагами и своими союзниками Русская армия оказывалась к осени 1917 г. хуже вооруженной, нежели в 1914 году».
Это для сведения любителей современных популярных мифов о том, что весной 1917 года царская армия была сильнее всех своих врагов, и если бы не отречение царя, она-де непременно перешла бы в победоносное наступление, прорвала Восточный фронт тевтонов и поставила бы Германию на колени, продиктовав условия мира.
О том, что основная масса русских солдат еще в конце 1916 года воевать и уж тем более наступать, категорически не желала и не могла, мифотворцы вспоминать не любят.
«В таких трудных экономических условиях, в которых протекало развитие русской военной мощи, от высшего военного управления требовалась в сугубой степени, планомерность всех мероприятий по устройству вооруженной силы.
Необходимо было тщательно взвешивать не только каждое требование, предъявляемое жизнью, в отдельности, но и в тесной связи между собою.
Нельзя было, например, тратить деньги для возвращения старых форм обмундирования и в то же время откладывать увеличение кадра сверхсрочных унтер-офицеров.
Нельзя было ассигновать миллиард на постройку боевого флота и мириться с вопиющей нехваткой артиллерийских средств сухопутной армии и отказываться от развития нашего железнодорожного транспорта», - подчеркивает Н.Н. Головин.
Трудно с ним не согласиться в этом.
В следующей главе рассмотрим некоторые вопросы боевого применения авиации в компании 1915 года.
Карта Европы, 1914 год
Продолжение: http://www.proza.ru/2014/10/15/425