Начало: "Слово двух свидетелей" http://www.proza.ru/2014/07/10/946
Предыдущая часть: «РАЗДЕЛ ХLVІІІ. Седоусый» http://www.proza.ru/2014/09/16/1383
Короткевич В.С. (26 ноября 1930 — 25 июля 1984)
РАЗДЕЛ ХLІХ. Фома, называемый близнец
(Евангелие от Иуды)
(перевод с белорусского языка)
Богам клянуся, модлы сёння непатрэбныя... Хто любіць
віно — хай правіцца за мной. Клянуся святым Антоніем,
мы не пакаштуем болей вінца, калі не адстаім наш
вінаграднік.
Рабле
Отряд, который караулил Лидские ворота, отрезали c самого начала, и поэтому они только слышали рёв дуды над городом, но ничего не знали про остальных. Фома, что правда, как только началась резня, бросил молодому:
— Беги к Христу, веди сюда. Нас тут больше. Спасай ты его.
И молодой пробился сквозь строй. Его схватили за плащ, но он, полуголый, все же вырвался, побежал.
Но побежал он уже давно. Полтора часа защитники ворот не знали про других. Не знали, что за это время схватили Иуду и Анею, что молодой случайно столкнулся с Христом и они собирают вокруг себя разрозненные группки мятежников. Не знали, что убит седоусый, что женщины с детьми спаслись в каменоломнях, что Марко Турай и Клеоник с Фаустиной, отрезанные от всех, едва отбились и сейчас верхом убегают от погони. Не знали, что схвачен «крестами» старый мечник Гиев Турай.
А между тем от начала бойни миновало совсем немного времени. Чуть начало краснеть на востоке, и пожары во тьме еще освещали вовсю.
На забрале, по обе стороны от круглой башни — колокольни, тускло кишела толпа: люди Кирика Вестника и Зенона. Они пускали выстрелы в нападающих и рубились с теми, которые стремились забралом добраться к башне, опустить воротную решетку и этим самым отрезать дорогу беглецам из города.
Этой дороги нельзя было отдать. Только отсюда еще и могли выбраться из ловушки, затеряться в полях и пущах раненые. Именно сюда, по мыслям Фомы, должен был отвести боеспособные остатки мятежной армии отрезанный Христос.
Ни Тумаш, ни Вестник не знали, что Христос не сумеет пробиться сюда через могучую стену вражеских вояк, что у него мало сил.
И именно потому, что Тумаш с друзьями не знали этого, они рубились одержимо. Внизу, у входа в ворота.
Лицо Фомы еще более покраснело, глаза выпучились до того, что казалось, вот лопнут. Усы летали, щеки натужно раздувались, тяжело шевелился, извергая проклятия, большой рот, рот любителя выпить и драчуна. Он рубил, давал пинки могучими стопами, подставлял ножки, хэкал, бил лезвием и наотмашь, эфесом. Грозно взлетал в воздухе двуручный, в полторы сажени, меч. Нападающие катились от него горохом.
— Пасха! Пасха! — летело отовсюду.
— А я вот вам, лихорадка вашей бабушке, дам за неделю пасху, за десять дней пейсах, — вспомнив про Иуду, рычал Фома.
И дал такого пинка наемнику в форме польских уланских армий (тот нападал пеший, потеряв, по-видимому, коня), что тот, падая, смел крыльями еще человек десять.
Он терял надежду, что Христос прорвется. Теперь надо было только как можно дольше не дать захлопнуть ворота. А вдруг...
Падали кругом друзья.
— Отступайте, хлопцы! В поле, земля им в глотку!.. Ах, ты так?! Двор-рянина, римское твое отродье, сморчок ядоносный?! Съешь, чтобы тебя земля ела! Получи, чтобы тебя так дьяволы за что-то держали! Подавись, чтобы тобой в голод так твои дети давились!
Он дрался, как демон, но, отрезанный от остальных, вынужден был отступать в двери надворотной часовни.
— Сюда, Тумаш, сюда! — кричали ему со стен Вестник и Зенон.
Они также остались почти одни, но держались пока. Фома, отбиваясь, отступал узкой колокольной клеткой. Тут было удобно, и, хотя лестницы извергали к нему все новых и новых врагов, он успел навалить их целую кучу.
Человек выдерживал. Не выдержало железо. Фома ударил и удивленно поднял на уровень глаз длинный эфес с обломком клинка дюймов в девять длиной. Как раз длина его огромной ладони.
— Одолжите вашу челюсть, ослы, — сказал он.
Жерло лестниц, как жерло грязевого вулкана, опять выдавило, выбросило в колокольную клетку вооруженных людей, меченых знаком креста. Они подступали. Фома видел среди них даже монаха-доминиканца с длинным медным толкачом.
Осмотрелся в отчаянье, увидел тусклый от яри, бронзовый бок колокола с рельефными фигурками святых, высоко наверху поворотную балку и веревку, которая вела от нее вниз, через пол в нижний ярус, в помещение звонарей.
Надо было спасаться. Еще не зная, что он будет делать дальше, Фома подпрыгнул и всей тяжестью своего грузного тела повис на веревке, полез по ней вверх.
Тяжелая, на много и много берковцев, махина колокола качнулась юбкой чуть ли не над самым полом яруса. Он лез, и она качалась немного сильнее. Внизу хохотали.
— Обезьяна. Смотри, обезьяна. А ну, сделайте ей красную задницу.
И тут у Фомы перехватило дух от внезапной радостной мысли. Добравшись до балки, он подтянулся на руках.
— А я вот вам морды красные сделаю, хряки! — крикнул басом.
И, съежившись между стеной и колоколом, с ужасным напряжением выпрямился, толканул ногами огромный колокол:
— Большая София, помоги!
И без того раскаченный, колокол тяжело и страшно вздохнул. Грозный, до внезапной глухоты удар переполнил и заставил трястись колокольню, поплыл над городом.
Колокол ударил, — в вопле и хрусте попадали, посыпались лестницами те, кто нападал, — взвился дыбом, показав городу бронзовое рыкающее горло. И еще. И еще.
Теперь можно было спрыгнуть вниз, опять подобрать чье-то оружие, опять стать на старом рубеже, опять не давать ходу этой сволоте. Тумаш так и сделал, подхватил чей-то меч и радостно — вон сколько добра наворотила София! — захохотал.
В этом порыве, чем-то похожем на счастье, он забыл про все, забыл, с каким зверем он находится в одной клетке. Отступил немного. Колокол, на самой крайней грани своего полета, задел его голову. Круглую, всегда горделиво поднятую голову в меховой шапке.
Фома упал, последней искрой сознания услышав истошный крик Вестника:
— Тумаш! Ту-маш!
Кирик Вестник как раз в эту минуту остался один. Зенон спускал вниз, на осаждающих, большой камень, и тут стрела попала ему под сердце. Спокойный взгляд глубоких серых глаз остановился на Кирике, померк.
Кузнец, чувствуя, что он задыхается, словно это ему ударили под дых, взял из-за пояса у друга топорик-клевец — Зенон так и умер свободным — и начал пробиваться, ворочая оружием убитого и собственным мечом.
Прыгнул со стены в ров, скрылся на минуту под вонючей водой, вынырнул уже дальше, выбрался на сухое, весь обклеенный зеленой тиной, побежал, поймал за гриву лошадь, которая ходила по полю между убитыми, взлетел на неё и рысью поскакал, исчез в лесу.
Продолжение "РАЗДЕЛ L. «Убивайте! Во имя Бога убивайте!»" http://www.proza.ru/2014/09/17/501