Начало см http://www.proza.ru/2014/09/11/482
Наталье Павловне через три месяца должно было исполниться пятьдесят пять. Наступал пенсионный возраст, который всю жизнь казался недостижимым, но бросать работу она не собиралась. Удивительно, что лишь недавно она осознала по-настоящему, что счастлива. А в юности, в лучшие годы, судя по воспоминаниям, её терзали очень неприятные эмоции, пережить которые вновь она бы ни за что не хотела. Взять хотя бы эти превозносимые человечеством «любови», одна другой несчастливее.
Начиная с третьего класса, она периодически влюблялась, то в мальчика из летнего школьного лагеря, кудрявого худенького одиннадцатилетнего еврея, то в дворового хулигана в пижонских брюках клёш, то в черноглазого испанского певца, героя популярного художественного фильма. Это всё были репетиции взрослых чувств, тающие незаметно, сами собой.
За настоящую любовь она долгое время принимала роман, случившийся в старших классах школы, совершенно невинный, но длившийся более четырёх лет. Он закончился изменой, в которую она с юношеским упрямством верить не хотела. Мальчик, такой же неопытный, как и она, поддался на активность другой одноклассницы, которую Наташа и соперницей-то никогда не считала. Порой её посещали мысли о том, что, будь она посмелее, всё сложилось бы иначе. Следовало что-то предпринять. Но зачем? Она свято верила: если у него к ней «настоящие» чувства, то он вернётся, а если нет - то и лишние унижения ни к чему. Бегать за парнем? Нет уж! Более всего на свете она боялась быть навязчивой. И продолжала ждать, как декабристка, подбадриваемая песенками типа «Надежда - мой компас земной» и «Не отрекаются, любя». Тогда это было модно. Повсюду - в книгах, фильмах, стихах и песнях - проводилась чёткая грань между любовью настоящей, которая приходит один раз в жизни, и суррогатами любви, которыми довольствоваться стыдно. Вот только гордость зачастую была сильнее любви. А та девочка не боялась упрёков своей гордости. Правда, в конце концов, он ушёл и от неё, не вернувшись при этом к Наташе. Ей тогда было невдомёк, что мальчики тоже не всегда уверены в себе: они тоже боятся унижений и чаще идут туда, где отказа наверняка не будет. Как ни приятно витать в облаках, но поверить в правду жизни пришлось: их пути уже разошлись навсегда. Хорошо, что осознала это она постепенно, не разом.
В наше время сказали бы, что она тогда испытывала лёгкую депрессию, но её поколение и не слыхивало о такой напасти. Да и некогда ей было предаваться страданиям: в максималистском порыве улучшить мир она училась расследовать преступления. И та же девичья гордость, в те времена серьёзная сила, не позволяла усомниться в себе и своём праве на счастье, и она изо всех сил твердила себе, что всё у неё хорошо. Лишь много позднее к ней пришло понимание: как трагедию она ощущала разрушение эйфорического состояния наивной души, никогда ранее не знавшей серьёзных разочарований. Большим заблуждением была уверенность, что с возвращением любимого вернётся и это состояние. Нет, не вернулось бы, как не возвращается детство на встречах одноклассников.
После той истории, кроме мелкого флирта, у Наташи долго ни с кем ничего не случалось, пока она не встретила Андрея. Гамма новых, теперь уже зрелых чувств к мужчине дала ей мощный импульс жизнелюбия, а законный брак, рождение ребёнка, казалось, предвещали долгие годы безграничного счастья. Однако опять не сбылось: печать в паспорте никак не защищает от боли и предательства. И полетели годы, наполненные лишь работой и заботами о дочери, и она, забывая о себе, просто отдавала свою любовь и черпала силы в ответном дочернем обожании, которое со временем таяло, таяло, таяло, пока, по закону природы, дитя, наконец, полностью не отделилось от матери, создав свою собственную семью, как и она когда-то.
Только очень уж далеко занесло дочку: на другой конец земного шара, в Австралию, куда не слетаешь просто так, с наших-то зарплат! И она научилась довольствоваться сознанием, что у Аллочки всё благополучно, и общением с внуками по скайпу.
Теперь она поняла, что так, незаметно, в течение жизни созревала мудрость её души, которая позволила ей обрести равновесие, получать удовольствие от малого, ценить то, что имела: и работу, и досуг. И время, которое она проводила вне службы, не лишено было своих прелестей - неспешного наслаждения книгой, фильмом или просто размышлениями.
В начале жизненного пути ею руководили импульсы, эмоции. Они были основаны частично - на выбросе гормонов, частично - на шаблонах и убеждениях, почерпнутых извне. Своего опыта практически не было. От мира, как и все, она ждала чудес, непременного счастья. Неизвестность была сладка и волшебна, позволяя замирать сердцу от предчувствий, которым не суждено было сбыться. И только обретя способность переоценивать прошлое с высоты прожитых лет, она пришла к выводу, что не стоит сожалеть о несостоявшихся юношеских мечтах. Пусть она не во все моменты жизни выглядела безупречно и к тому же порой ошибалась, а то и просто совершала глупости, но человек, разлюбивший её за это, не стоит того, чтобы страдать о нём. Ну, не досталось ей супружеской любви длиною в жизнь, но ведь немногим это даётся! А ведь так трудно было свыкнуться с этой мыслью в молодые годы! Постепенно она пришла к выводу, что, по большому счету, реальность её вполне устраивала.
…А теперь в этой девочке, Марьяне, она словно увидела себя в юности, столь же непокорную и упрямую, страдающую от несоответствия жизни идеалам.
Пересматривая протоколы допросов, она вдруг заметила, что они с Марьяной почти соседи, живут на одной улице. Позвонила ей, попросила о встрече. Та никак не могла отлучиться с новой работы, да и задерживаться приходилось, как это принято теперь в коммерческих фирмах, где зарплата чуть выше средней. Наталья Павловна решила, что с удовольствием прогуляется по вечернему городу перед сном и предложила встретить девушку на остановке.
Марьяна оказалась худенькой и стройной брюнеткой, большеглазой и доброжелательной, и, по первым впечатлениям, ранимой, как ребёнок. Каким чудовищем надо быть, чтобы организовать столь безобидному существу травлю?
Впрочем, ей ли, следователю по особо важным делам, верить первым впечатлениям и задаваться подобным вопросом? Профессиональный опыт Натальи Павловны - это история борьбы с чудовищами, что живут в душах людей, или, скорее, с людьми, что позволяют этим чудовищам побеждать в себе человека.
А начинается всё с малого. С ненависти, злобы, зависти, жадности, жестокости. И ещё - с неверной расстановки приоритетов, с убеждений, что для достижения цели все средства хороши. С отрицания равенства людей, равенства в том смысле, что жизнь священна, потому что чрезвычайно хрупка, каждая личность неповторима и удивительна своим внутренним миром. Индивидуализм, опираясь на интересы сильного, отрицает уважение к каждому, наоборот, утверждает свободу одного делать, что заблагорассудится. В смутные, бандитские девяностые годы тюремная мораль потеснила законы человечности.
Либеральные идеи ценности отдельной личности ничего общего не имеют с индивидуализмом и никак, по опыту Натальи Павловны, не согласуются ни с коррупцией, ни с олигархическим поклонением деньгам и власти. Последние сами по себе не приносят настоящего счастья, доступного людям, живущим в душевном равновесии, в гармонии с миром, уважающим и принимающим других, умеющим прощать и договариваться без применения силы, будь то сила власти, оружия или физическая. Не приносят, и это истина. Если бы приносили, не было бы войн и преступлений, ведь счастливый человек добр к окружающим, а по всему выходит, что войны развязывают самые богатые и властные люди планеты. Значит, они несчастливы и находят суррогат счастья в злоупотреблении своим могуществом, в унижении и даже уничтожении простых, но счастливых людей.
Не свойственны были такие взгляды окружению Насти Петрушевской, и неудивительно, что Марьяне, вчерашней наивной студентке, нарциссический коллектив с его душной атмосферой «мудрого» раболепия показался настоящим зловонным болотом.
Именно поэтому Наталья Павловна попросила Марьяну поделиться впечатлениями о бывших сотрудницах, их взаимоотношениях и характерах. Она знала, что обиженный человек, находясь под властью эмоций, теряет осторожность, а ей нужны были высказывания резкие. В них надеялась следователь найти информацию, которая помогла бы вычислить преступника.
Марьяна обрадовалась неожиданной слушательнице, ведь нанесённая ей рана ещё болела.
- А с кого начать? - спросила она.
- На ваше усмотрение, - ответила Наталья Павловна, решив дать девушке возможность выговориться. Вечер был чудесный. Домой, в жаркую клетушку панельной коробки, совсем не хотелось. Они медленно брели вдоль узкой тенистой улочки, оставив шумную трассу позади.
- Милена Ивановна, - начала Марьяна, - примитивная натура. Низменные чувства владеют ею: жадность, зависть, подлость, злоба. Ну, а внешне - толстая, некрасивая, одинокая. Уж не знаю, оттого ли она одинока, что зла, или зла оттого, что одинока. Правда, по слухам, недавно появился у неё какой-то мужичок, но ни добрее, ни спокойнее она не стала. Ей уже за сорок, для первых родов поздновато, а чужого ребёнка она не в состоянии полюбить. Впрочем, возможно, раньше она была ещё менее адекватной. Галина рассказывала, что однажды в свой день рождения она швырнула в подчиненных торт: не с чем, мол, поздравлять, стала старше на год.
- Неужели?
- Видимо, так. Гале незачем врать, наоборот, это опасно. Милена - дама мстительная. Рассказывают, судится она постоянно с какими-то организациями, то с одной, то с другой.
- С какими?
- Ну, например, купила кухню, а цвет панелей не везде одного тона. Вы бы как поступили?
- Наверное, предъявила бы претензию продавцу, если разница, действительно, бросается в глаза.
- А если они не исправили в срок, просили немного подождать, пока доставят нужные материалы? Я бы, наверное, подождала, а она - сразу в суд заявление и взыскивает моральный ущерб. И ведь по любой мелочи так.
- Сутяжница, скандалистка, одним словом? - уточнила Наталья Павловна.
- Ну да. Она от конфликтов будто подпитку получает.А ещё она председатель ведомственного жилищного товарищества. К ней порою идут сотрудники с какими-то просьбами. Многие тут лет по двадцать-тридцать работают, когда-то квартиру получили от предприятия, люди уже немолодые, заслуженные. Она на них так орёт! Типа, я здесь начальник отдела, и по личным делам ко мне в рабочее время не суйтесь!
- Что же, и правильно, наверное.
- Может, и так, но зачем же людей унижать, зачем орать? Трудно разве вежливо ответить, если занята? Только это не в её характере. К такому человеку люди обращаются лишь в крайнем случае. С неё не спросишь, на что потрачены деньги жильцов. Чем больше она хамит, тем меньше загружена. Себя считает выше прочих, а почему? Только лишь потому, что родственница главного экономиста. И сомневаюсь, что жильцы её выбрали по своей воле председателем. Все её сущность видят, но вынуждены молчать.
- Это правда, - подумала Наталья Павловна. - Плохо, когда начальник - ничтожество со связями. Притворяться тяжело. Бывает, депутат диплом покупает, а министру диссертацию подчинённые пишут. И ведь не стыдно! Не стесняются такие особи во всеуслышание называть себя талантливыми. И главное, сами в это верят, похоже. Интересное и гибкое это явление - психика! Отсюда и невероятная приспособляемость человека к внешним условиям.
- А насчёт того, что она занята, - продолжала тем временем Марьяна, - это враки. Спит прямо на столе, положив голову на руки, да ещё похрапывает с похмелья. И все молчат, боятся.
- Она выпить любит?
- Ещё как! Когда я только на работу устроилась, она прямо мне заявила, что тот, кто с ними не выпивает, в коллективе не задерживается. А я вообще не пью. За это меня тут сразу невзлюбили. Правда, деньги я всегда сдавала, им же больше доставалось.
- А про Настю Петрушевскую что скажете? - спросила Наталья Павловна. Они уже подошли к подъезду Марьяны, и в окно ей помахал какой-то парень. Вероятно, муж. Следователь опасалась, что девушка заспешит и не расскажет чего-то важного.
- Настя - нарцисс, - охотно поведала Марьяна. - Ею владеют, в отличие от Милены, казалось бы, чувства положительные: гордость собою, любование своими талантами и красотой. Правда, специалисты утверждают, что корни нарциссизма лежат в недостаточной уверенности в себе: такие люди постоянно нуждаются в подтверждении собственной значимости и тщательно создают себе соответствующее окружение. Не отражаешь нарциссу того, что требуется - поди вон, - Марьяна, горько усмехнувшись, поправила развевающуюся на ветру непокорную прядь и продолжила с юношеской горячностью:
- Особых талантов, кроме красоты и обаяния, я у Насти не заметила. Она ленива, любит посплетничать, подленькая. Тут они с Веркой заодно. Паразитируют на мужчинах, вот и весь секрет успеха. Я всегда старалась держаться подальше от тех, кто возвышает себя, унижая другого. Гнилые это люди, гадкие. А вот свела с ними судьба на беду. Именно Настя с Веркой готовили подложную жалобу на меня, чтобы с ней пойти к её тётке - главному экономисту. Глупо было бы, согласитесь, требовать моего увольнения, мотивируя это лишь неприязнью. Отчёт с ошибкой - тоже ерунда. За такое не увольняют, лишили премии - и все дела. А они захотели большего - наказать за инакомыслие.
Человек, якобы подписавший жалобу, был крайне удивлён, когда узнал, что кто-то от его имени сделал это, но в конфликт ввязываться не захотел, видимо, рассудив, что мне всё равно уходить, а ему надо семью кормить. В общем, не только наш отдел лихорадило, с каждым днём они втягивали в ситуацию всё большее количество людей. Исход был предрешён, потому что у меня, в отличие от них, нет сильного покровителя, ведь с такими можно разговаривать только на языке силы.
- Очень интересна ваша мысль насчёт языка силы, - прервала её Наталья Павловна. - Кто мог захотеть говорить с Настей на этом языке?
- Вы не подумайте, что я, - вспыхнула Марьяна.
- А я и не думаю. Я верю вам, и не для того к вам пришла, чтобы обвинять. Наоборот, мне нужна ваша помощь.
Марьяна немного успокоилась.
- Наказывать плохих людей, которые нам встречаются, - пояснила она очень серьёзно, - не наша задача, у нас есть дела и поважнее. А их, надеюсь, накажет жизнь.
Помолчав немного, она ответила на заданный ей вопрос:
- Тот, кто перестал давать Насте те эмоции, что ей необходимы. Когда она не получает от человека нужного отражения, она либо удаляет его из своего окружения, либо всячески старается унизить, обидеть. Вполне возможно, неосознанно. Показывает, что его мнение для неё неважно, потому что человек этот - ничтожество. Вот и меня она пыталась унизить. Поручения давала, но с пренебрежением. И в тот день, когда отчёт горел, на мой вопрос, куда это она собралась, если по приказу отвечает за эту работу, она с издевательской ухмылкой произнесла: «Я - ответственная, а ты - исполнитель». И преспокойно на шейпинг отправилась. Отнесись она ко мне с уважением, я бы задержалась после работы, всё перепроверила, как прежде, и все бы ошибки нашла. А при таком отношении - не стала.
- Вот как? Я этого не знала.
- Да, и только в этом моя вина, но разве это объяснишь?
- Я бы не стала делать её руководителем, ей собственные заморочки дороже интересов дела и людей, - сказала Наталья Павловна.
Марьяна задумалась на минутку и добавила со вздохом:
- Я на своей шкуре прочувствовала её сущность, однако многих деталей её жизни не знаю, мы ведь никогда подругами не были. Почти сразу между нами возникло некое противостояние. Кстати, до меня у них работала какая-то женщина, которая тоже быстро уволилась. Сама Настя об этом рассказывала, пальцем у виска крутила. Вроде бы они ей домой зачем-то звонили, а её мать ответила, чтобы больше не звонили никогда. Только мне так и не сказали, что тогда произошло.
- А кто из работниц знает про Настю больше всех, с кем лучше побеседовать?
- Верка, только она вряд ли вам что расскажет, это преданная шавка. Поговорите с Галей. Она не всегда разделяет взгляды этой парочки, а работает с ними давно.
- А другие сотрудницы?
- Которые с Миленой сидят? Они запуганы и будут молчать. Впрочем, я их плохо знаю: старалась подальше держаться от этой крикуньи и в ту комнату заходила только по крайней необходимости.
Муж Марьяны вновь подошёл к окну. Похоже, ему надоело ждать.
- Извините, мне пора, - заторопилась девушка.
Продолжение http://www.proza.ru/2014/09/15/808