«У сильного всегда бессильный виноват, тому в истории мы
тьму примеров слышим…» (И.А. Крылов, басня «Волк и ягнёнок»)
«Всемогущий приведет на землю, на её жителей и на её правителей смятение ума и душу раздирающий страх. Они будут ненавидеть друг друга и подстрекать друг друга к войне. Преступники возвысятся над героями, мудрецы будут молчать, а глупцы будут говорить» (Апокалипсис Баруха (70, 2-6))
«Государство имеет право на насилие», - вещал коммерческий канал, пересказывая оправдательную версию событий на Украине. Имеет. Только одна маленькая деталь: насилие в качестве наказания может применяться исключительно после доказательства вины и в рамках, определённых законом. Законность есть государство, и никак иначе. Власть, плюющая на законы - не государство. Однако об этом ведущие умалчивали. А раз так, то в тусовочных обывательских мозгах крепла уверенность: захвативший власть сильный имеет право на насилие над слабым, а уж стая - на насилие над одиночкой - тем более. Ностальгия по девяностым, когда на постсоветском пространстве всё решалось силой и связями, законы не работали и миллиардные состояния сколачивались играючи, до сих пор терзает любителей ловить рыбку в мутной воде.
…В тот день Настя праздновала победу: она сумела заставить Марьяну уволиться. Её упрямая спина теперь не маячит перед глазами, её раздражающее молчание в последние дни не давит на нервы, её самонадеянное дыхание не отравляет родную атмосферу их маленького рабочего кабинета. Непоколебимость Настиной власти над девочками вновь утверждена.
Её прекрасный коллектив из двух человек, предугадывающих каждое её желание, по-прежнему отражает ей свое восхищение и безусловное признание. Да, в этом полностью её заслуга. Она знает, как добиться желаемого. И пусть пока она лишь старший экономист, но … всё впереди. Ведь она уже почти три года любовница холостого и загульного заместителя директора и отнюдь не собирается выпускать его из своих цепких лапок, намереваясь извлечь из этого альянса максимальную для себя выгоду. Пока он решает не всё, но со временем… Она знала, что её любовник - будущий преемник своего дядюшки на посту директора. Высокие должности в государственных корпорациях теперь тоже передаются по наследству, и выполнение этого желания при удалении руководителя на заслуженный отдых обеспечивается не законом, а мощными связями.
Настя всегда чувствовала, что способна достичь многого и не трудом, как это делают простаки. От рождения ей была дана выигрышная внешность, от отца - обожание. А когда она выросла, к этому прибавилось мужское восхищение поклонников.
Отец по натуре был большим любителем красивых женщин и частенько изменял супруге. Он гордился внешностью дочери, как собственной заслугой, и баловал её, в то время как мать, живущая чувством долга, честно пыталась привить ребёнку любовь к труду. Результат получился противоположным: Настя презирала трудяг, считая их недоумками и неудачниками.
«Дочка, - говорил ей отец, - помни: всё в этой жизни даётся через связи. С твоей красотой и обаянием ты можешь достичь чего только пожелаешь». Она его слова крепко запомнила.
Он сумел когда-то устроить её в эту большую контору, от которой в советские годы получил жильё. Работа здесь являлась предметом мечтаний практически всех жителей микрорайона, обитателей когда-то ведомственного массива. В годы перестройки фирма пережила тяжёлые времена, но теперь вновь набрала силу на щедром государственном финансировании, и только тут, на определенных должностях, конечно, можно было, почти не напрягаясь, получать очень неплохие деньги. Сам оклад был чуть ниже среднерыночной зарплаты, но делёж премии позволял сотрудникам чувствовать, в чьих руках настоящая власть и заставлял их стелиться перед начальством. Элитными себя чувствовали не те подразделения, что работали, а те, что находились поближе к распределению средств.
Маленьким договорным отделом из девяти человек руководила Милена Ивановна Дурандина, дама одинокая и злобная, деспот, по всеобщему признанию, к тому же истеричка, но… племянница главного экономиста предприятия. Только здесь могла она получать удовлетворение от демонстрации своего превосходства над подчинёнными и от собственных доходов, разумеется. Контора за последние годы славилась своей клановостью, что, впрочем, стало характерным и для власти, и для многих-многих фирм новой России.
Настя прекрасно ладила с Миленой, так же, как и все, терпеливо перенося приступы её стыдного и необузданного гнева. Те, кто был неспособен принимать Милену с её придурью, в отделе не задерживались. Настя верила, что когда-нибудь займёт её место, догонит и перегонит, как говорится, и терпеливо выжидала, ехидно, но тихо обсуждая начальницу с подругами.
А пока всё шло по плану. Она не спеша родила двоих детей, пользуясь всеми социальными гарантиями советских лет: с каждым отсидела положенные три года. Муж, работник фирмы, связанной с газом, красавец и умник, обеспечивал семье безбедное существование. Квартира была родительская, машину купить проблем не составило, и Настя давно отвыкла от общественного транспорта, глубоко презирая тех неудачников, кто ежедневно от него зависит.
Всё у неё было не хуже, чем у других, но хотелось ей большего: дети подрастали, младший уже пошёл в школу, и она занялась собственной карьерой. Мало где ещё было бы ей так спокойно и комфортно, как здесь. Общительная и обаятельная, непременная участница всех корпоративных мероприятий, любительница застолий и загородных коллективных вылазок, она знала тут очень многих и была в курсе всех сплетен и слухов. Немало тому способствовало, что большинство сотрудников проживало в одних и тех же домах, их дети посещали одни и те же детсады и школы и попадали впоследствии на ту же фирму, где когда-то, в советские времена, трудились родители. Каждый крепко держался за своё рабочее место, достававшееся далеко не всем желающим, и готов был на многое, лишь бы сохранить безбедную стабильность и не стать предметом купли-продажи на жестоком рынке труда.
Некоторые уверены, что труд должен приносить удовольствие. Насте такое никогда даже в голову не приходило: она делала всё, чтобы работать как можно меньше, а рабочее время использовать для общения с приятными ей людьми и приобретения их поддержки. Верка, подруга и единомышленница, внучка уважаемого на предприятии человека и жена олигарха местного разлива, полностью разделяла её взгляды. Она ходила на работу от скуки: людей посмотреть, себя показать. Обе были большие поклонницы «гламура» и стремились к образу жизни, состоящему преимущественно из развлечений. Они трещали и хихикали без умолку целый день, была бы пища для сплетен и хвастовства.
Третья сотрудница, Галина, была из категории вынужденно примазавшихся. Она понимала, что её позиции слабее, и свой участок в перерывах между чаепитиями и застольями старалась вести безукоризненно. Впрочем, Верка бдительно следила за Галиной верностью Насте и временами «наезжала» на неё, вынуждая оправдываться.
-Ты шпионишь за Настей! - порой начинала она тявкать, демонстрируя свою преданность хозяйке и одновременно ставя под подозрение конкурентку в борьбе за Настино расположение.
- Я шпионю? - изумлялась Галя. - В чьих интересах? Зачем мне это?
Не только поступки, но и мысли, кажется, проверялись здесь на лояльность двум властвующим фуриям.
В этом отделе знаний практически не требовалось: работа организована была по принципу «вам надо - вы и делайте». Составлением договоров занимались те, кто по ним работал с контрагентами, то есть трудяги-разработчики из других отделов. Оставалось только регистрировать документы, следить за наличием подписей, формального соответствия текста определённым требованиям, ну, и отчитываться, конечно. Постоянно гундосило развлекательное радио, приятным посетителям любительницы посплетничать за столом всегда готовы были предложить как минимум чаю.
Именно потому, что напрягаться не желали ни те, кто имел тут власть, ни те, кому удавалось быть у них в фаворе (а от этого, как ни крути, зависела премия), Милена постоянно жаловалась тётке на непосильный объём работы. Таким способом была выбита ставка для нового человека, на которого предполагалось свалить то, что делать никому не хотелось. Однако в течение нескольких лет на этой должности солдата-первогодка никто долго не задерживался, и только тихая Марьяна проработала почти два года.
Марьяна была отличницей, девушкой исполнительной и терпеливой. Она не уволилась, как прочие, в первые же дни, услышав вопли Милены. Милена же всегда относилась подозрительно к новым работникам, ещё не доказавшим свою личную преданность. Ей постоянно мерещилась в новеньких угроза её безграничной власти. А покричать в своём отделе она любила, в припадке гнева себя не контролировала, и все мысли, порою грязные и некрасивые, не успев обосноваться в её больной голове, вываливались на подчинённых. Ей казалось, что крик и вызываемое им оцепенение - отличный способ добиться покорности, иного пути она не ведала.
Слушать её словесный понос было тяжело, мощные потоки отрицательных эмоций буквально сбивали с ног, заражали психической неустойчивостью. И только Настя с Веркой удачно избегали начальственного гнева.
Впрочем, то была не их заслуга: Милена инстинктивно боялась этих породистых кобылиц, обладавших связями, по силе равными и даже превосходившими её собственные возможности. Главный экономист, хоть и терпела Милену, считая своим долгом помогать родне, однако дурость её понимала и периодически испытывала стыд за её выходки. Милена чувствовала это нутром и потому панически боялась в очередной раз уронить себя в глазах влиятельной родственницы.
А между тем в Настиной душе зрело недовольство Марьяной. У той не было связей, и, по правилам данного сообщества, из этого обстоятельства следовало полное бесправие. То, что позволено было Верке, жене олигарха (а за ней было множество просчётов в работе и фиктивных больничных), то не позволено было простой девушке, которую и взяли-то в качестве рабочей лошадки.
Однако дело было не только в этом. Марьяна не отражала Насте конвульсивное подобострастие, не восторгалась ею, не разделяла её убеждений и стремлений, не признавала её превосходства. Она, казалась, даже осуждала её порой где-то в глубине души, и это ощущение было для Насти непереносимым.
Наивная и доброжелательная по характеру Марьяна безропотно выполняла любую предложенную работу, не замечая, что Верка и Галя всегда и во всём, в любой малости, советуются с Настей, подчёркивая её безусловное первенство, и никогда не занимаются отчётами, ссылаясь на свое неумение. Удивляясь их демонстративной тупости, Марьяна легко согласилась сделать за Настю и новый отчёт. Она подготовила его самостоятельно, не опускаясь до раболепной просьбы перепроверить работу и даже гордилась тем, что справилась. Настя была уязвлена, но виду не подала.
- Ах ты, выскочка! - подумала она злобно, - ну погоди же, скоро все увидят, какая ты неумеха!
И в следующий раз она нарочно подставила Марьяну: поручила ей подготовить отчёт на пять дней позже срока, к концу рабочего дня. Пусть, мол, сидит на работе хоть до полуночи, всё равно окажется виноватой. Только вышло всё гораздо хуже, чем планировала Настя: дело не ограничилось мелким скандалом внутри коллектива. Милену Ивановну вызвали на ковёр, и она не смогла вывернуться, как это бывало раньше. Исполнителем работы по приказу, как и прежде, числилась Настя. Подпись на отчете, не глядя, поставила Милена. А ошибки были в базе, которую вели все работники отдела, каждый по своему участку. По всему выходило, что виновата не одна Марьяна. Вылезло наружу неприкрытое ничем разгильдяйство, о котором раньше хоть и поговаривали порой, но тихо. Милена явно не справлялась с возложенными на неё обязанностями, и это был стыд, который следовало срочно переложить на другого человека.
Её трясло от бешенства, когда она вернулась из начальственного кабинета в свою вотчину и набросилась на Марьяну с обвинениями, что та подвела весь отдел. Марьяна, расстроенная до слёз не столько воплями начальницы, сколько явным намерением сделать её девочкой для битья, осмелилась напомнить, что отчёт был поручен ей слишком поздно, и что Настя не пожелала даже участвовать в работе, исполнителем которой считалась. Только Милена не желала знать, что срок исполнения сорван Настей. Она сама и Настя всегда находились вне критики.
- Если ты хочешь работать в отделе, - визжала она, брызжа слюной, - то слушай, что тебе говорят! А ты делаешь всё, чтобы против тебя пошёл весь коллектив!
- Что именно я делаю не так? - попросила уточнить Марьяна.
Однако прямо сказать о том, что ставить под сомнение правоту Насти и её собственную запрещается, начальница не могла: об этом подчинённым следовало догадываться самим. Задыхаясь от гнева, она бросила:
- Ты права, Марьяна! В данном случае ты права! Но в моем отделе, - постучала она кулаком по столу, - пока я тут, ты работать не будешь! Ищи себе другое место! - и выскочила из кабинета, хлопнув дверью.
В стае свои законы: хоть умри, но вожаку не возражай. «Ишь, какая фря!» - осудили непокорную те, кто ползал на карачках всю жизнь. Любой намёк на несогласие с принципом «ты - начальник, я - дурак» напоминал им о собственном унизительном положении, с которым они давно смирились.
- Надо ей санкции какие-то придумывать, надо ей санкции придумывать! - повторяла в исступлении Милена. Простое лишение премии такой негодницы, как Марьяна, её удовлетворить не могло. Живи они все в средние века, она бы не просто казнила гордячку, но сначала подвергла бы её изощрённым пыткам.
И тогда Милена, на радость Насте, призвала верноподданных к военным действиям: началась коллективная травля Марьяны. Не столько за отчёт, сколько за то, что повела себя не по правилам.
Два властных заводилы плюс злобная Верка, получавшая настоящий кайф от этого развлечения, выступили идейными вдохновителями жестокой забавы. У послушных подхалимов были свои причины участвовать в этом: они втайне жаждали сломать Марьяну, заставив её просить прощения, которого бы не последовало, и тем самым бунтарка оказалась бы униженной в большей степени, чем они сами, всегда угождавшие начальству.
Три месяца коллектив, давным-давно пропитанный ядовитыми идеями о безграничности власти, основанной на родственных и интимных связях, лихорадило: старательно и неутомимо распространялась клевета и составлялись заговоры, от Марьяны скрывались новые распоряжения, уничтожалась информация с её компьютера, организовывались фальшивые жалобы от других отделов, смешки за спиной и прямые нападки в виде заведомо невыполнимых заданий и истерических криков Милены Ивановны.
Затянувшийся конфликт не остался незамеченным, да и заводилы сами старались максимально предать огласке свою версию событий: пришла в отдел плохая Марьяна и развалила всю работу. Сторонние наблюдатели разделились, как водится, на два лагеря: одни открыто поддерживали властных дам, надеясь, что преданность им зачтётся, другие - потихоньку осуждали их, судача о том, что Милена Ивановна и Настя совершенно распоясались. Некоторые с ностальгией и грустью вспоминали советские времена, когда пользоваться связями, или, как тогда это называлось, «блатом», было стыдно, когда с семейственностью в коллективах велась непримиримая борьба, внебрачные связи скрывались от общества, и невозможно было трудиться одному родственнику под непосредственным руководством другого. В то же время все понимали, что старые реалии канули в Лету, и вставать на защиту справедливости, рискуя потерять стабильную работу, никто не осмеливался.
Настя, в свои тридцать пять не знавшая былого равенства работников, безусловно уверенная в своём праве выдавливать неугодных ей сотрудников, пожаловалась на Марьяну своему любовнику: она совершенно не выносила, когда её игнорируют. Привыкнув жить в окружении искусно исполненных кривых зеркал, она не видела в себе изъянов.
Марьяна долго держалась, избрав именно эту тактику - игнорировать нападки, надеясь, что всё как-то утрясётся: гнев её врагов остынет или директор утихомирит глупых и своенравных баб, переведя её в другой отдел, например. Она письменно просила о переводе, но Настя обзвонила всех знакомых в смежных отделах, поливая её грязью, называя скандалисткой, о чём рассказывала потом за её спиной достаточно громко, чтобы она слышала: ретироваться в другой отдел не получится.
В интернете Марьяна нашла совет записывать вопли Милены и Настины нападки на диктофон и в разгар конфликта намекнула, что у неё есть аудиодоказательства подлого поведения сотрудниц. Эффект поначалу был потрясающий: они испугались, стали собираться кучками для обсуждения дальнейших действий и перспектив.
- Чего она хочет? - судачили женщины, изображая крайнюю степень недоумения. - Добиться увольнения Милены? Или чтобы она изменилась? Её ведь всё равно не переделаешь!
Не раз в её отсутствие комнату запирали изнутри, роясь в её вещах. Видимо, искали компромат, но безуспешно. В общем, скучать было некогда.
- Да кто она такая? Никто! Пустое место! - бушевала Милена в своём кабинете, подобно шакалу, опасающемуся приблизиться к опасному врагу. Правда, на некоторое время доставать Марьяну прекратила, проходила мимо неё смирно, лишь издали подзуживая других к нападению. Вероятно, боялась, что директор захочет послушать эти записи.
Однако через пару недель выяснилось, что начальство вмешиваться в разборки не собирается, и ни о переводе Марьяны, ни о наказании инициаторов конфликта речи и быть не может. Возможно, определённое влияние на ситуацию оказал любовник Насти. Милена, расценив это как поддержку, воспрянула духом и озвучила подчинённым своё желание выдавить Марьяну с предприятия: она по-прежнему изнемогала от жажды мести. Только вот реальных нарушений, за которые можно было бы мгновенно уволить, никак не находилось. Милена Ивановна теперь не просто орала, но уже угрожала засадить девушку в тюрьму, если та осмелится обнародовать аудиозаписи с её воплями.
С каждым днём Милена с Настей накручивали себя и подчинённых всё больше, напрочь позабыв о работе и посвящая увлекательной игре каждую минуту, горя от возбуждения, словно собаки, преследующие волка. Это было похоже на массовый психоз, искусно раздутый заводилами. И как иначе можно было расценить идею Милены, чуть было не приведённую послушными подчинёнными в исполнение, о поголовном уходе отдела в административный отпуск до тех пор, пока Марьяна не напишет заявление об увольнении?
Марьяне стало противно. Она вынуждена была признать, что здесь никому нет дела не то что до справедливости, но и до эффективного управления, которому напрасно обучают в институтах. А в суд идти она не хотела: выяснила уже к тому времени, что в России судебных прецедентов нет.
Итак, свора добилась желаемого. Те, кто втайне сочувствовал Марьяне, в очередной раз убедились, что начальству перечить нельзя ни при каких обстоятельствах, и это вполне устроило руководителей всех рангов: их безграничная власть окрепла.
Наконец, наступил радостный для Насти и Милены день очищения отдела от неблагонадёжной работницы. Теперь никто не посмеет сказать, что здесь что-то не так: коза отпущения, безнаказанно оболганная, бежала с поля боя. Победители торжествовали. Устроили фуршет, демонстративно чокаясь бокалами, смеялись над отступившим врагом, чувствуя себя, как никогда, сплоченными и сильными.
Верка полушутя призналась, что без Марьяны ей стало как-то скучновато: в запасе имелось ещё много нереализованных интриг и задумок. Все дружно расхохотались.
Именно в этот момент Насте и позвонила испуганная мать. Она не смогла забрать детей из школы: последний урок они прогуляли, не отпросившись ни у кого. Мобильные операторы равнодушно извещали, что абоненты находятся вне зоны доступа.
Продолжение http://www.proza.ru/2014/09/11/1185