5. Если кто не хочет мира

Ирина Воропаева
Сборник очерков «Если будете в ненависти жить».
***
Иллюстрация: В.Васнецов «После битвы».
***
                СВЯТОПОЛК II ИЗЯСЛАВИЧ. 1093 - 1113.
          СЪЕЗД В ЛЮБЕЧЕ. 1097. СЪЕЗД В ВИТИЧЕВЕ. 1110.

    После смерти Всеволода в 1093 году его сын Владимир Мономах уступил Киев своему двоюродному брату Святополку II Изяславичу (Святополк I – это тот, Окаянный, брат Владимира Крестителя, убийца Бориса и Глеба… по крайней мере, легендарно)… в результате чего Мономах и новый великий князь Киевский совместно выступили против половцев, однако неудачно, будучи разбиты на реке Стугне (правый приток Днепра), в водах которой при отступлении погиб младший брат Мономаха Ростислав…

Слово о полку Игореве: «Не такая, говорят, река Стугна: бедна водою, но, поглотив чужие ручьи и потоки, расширилась к устью и юношу князя Ростислава скрыла на дне у темного берега. Плачется мать Ростиславова по юноше князе Ростиславе. Уныли цветы от жалости, а дерево в печали к земле преклонилось».

Как горько и в то же время поэтично сказано, это место надо прочесть на старославянском, в переводе получается несколько не то… вслушайтесь в музыку и ритм внутреннего созвучия слов: «… уношу князя Ростислава затвори дне при темнее березе. … Уныша цветы жалобою…»

    Говорят, Стугна - это была единственная военная неудача Мономаха, произошедшая по вине Святополка, отдававшего бестолковые приказы по войску… летописец вообще характеризует Святополка как человека, не способного на большие дела, трусоватого и жадноватого к тому же, любившего по настоящему только свою наложницу и свои книги… «И ежели бы Владимир его не охранял, то б давно Киева Святославичами лишен был».

В конце концов князьям удалось взять с половцами мир, скрепленный браком Святополка с дочерью хана Туюркана (Тугоркана). В следующем 1094 году, умело воспользовавшись сложившейся ситуацией (союзники Владимир Мономах и Святополк Киевский еще не оправились после поражения), на Чернигов из Тмутаракани нагрянул Олег Святославич и сумел вернуть себе свою отчину.

Мономах попал в тяжелое положение, вынужденно оставил Чернигов и перебрался в Переяславль Русский (Южный), где три года только то и делал, что оборонялся от половцев. Позднее он вспоминал это время как полное лишения и трудов… «и многы беды прияхом от рати и от голода»…

     Из Поучения Мономаха - о Черниговских делах: «И потом Олег на меня пришел со всею Половецкою землею к Чернигову, и билась дружина моя с ними восемь дней за малый вал и не дала им войти в острог; пожалел я христианских душ, и сел горящих, и монастырей и сказал: « Пусть не похваляются язычники». И отдал брату отца его стол, а сам пошел на стол отца своего в Переяславль. И вышли мы на святого Бориса день из Чернигова и ехали сквозь полки половецкие, около ста человек, с детьми и женами. И облизывались на нас половцы точно волки, стоя у перевоза и на горах, - бог и святой Борис не выдали меня им на поживу, невредимы дошли мы до Переяславля». Отрывок, потрясающий воображение. Будто всю картину видишь воочию.
    Вероятно, князь Олег тогда уже был женат на половецкой княжне, и ее отец, хан Осолук, отправился с ним в поход на Чернигов, чтобы добыть землю своим внукам.

    Перебравшись в Чернигов, Олег потерял Тмутаракань, которая все эти годы была его резиденцией и единственным владением, хотя уже не самостоятельным. Черноморская Тмутаракань (современная Тамань) некогда была завоевана у хазар князем Киевским Святославом Игоревичем, сыном княгини Ольги, и находилась во владении династии Ольговичей… вернее, должна была находиться – Олег Святославич отвоевал Тмутаракань у своего дяди Всеволода с помощью Византии, правил в ней как наместник императора (архонт Матархи) и использовал эти места в качестве плацдарма для нападения на Чернигов.

После овладения Черниговом в 1094 году он более в Тмутаракань не возвращался, Тмутаракания для Руси была потеряна навсегда… а ведь это выход в море, которое тогда еще именовалось русским, а не Черным… вот тогда русские его и потеряли, и вот как это произошло – вследствие средневековых междоусобиц… Сколько потом билась Россия за возврат этих когда-то принадлежавших ей приморских земель, за право плавания по черноморским просторам…

   Года через два война между Олегом Черниговским и Владимиром Мономахом продолжилась, теперь уже на Ростовской земле, поскольку Олег не согласился пойти на предложенные ему переговоры, предпочтя силе слова силу оружия, и новой жертвой княжеской усобицы стал юный сын Владимира Изяслав… затем, отомстив за брата, Олега разбил старший сын Мономаха Мстислав, по воле отца княживший в Новгороде, и переговоры о налаживании мирных отношений между враждующими сторонами все же состоялись.

Длительная междоусобная война между потомками Святослава Ярославича с одной стороны и потомками Всеволода и Изяслава Ярославичей с другой, шедшая с перерывами с 1073 года, то есть уже 25 лет, закончилась. 25 лет – срок немалый, треть человеческой жизни. Произошла смена поколений. Старшие князья успели за это время состариться и «почить в бозе», их сыновья заматерели и заняли их место, и их внуки тоже уже успели возмужать…    

    В 1097 году летом князья собрались на съезд в Любече под Киевом, где провели мирные переговоры. Этому предшествовала война Мстислава Владимировича и Олега Святославича и обмен письмами. Сохранилось письмо Владимира Мономаха к Олегу, которое стоит привести.
    Итак, еще раз: Мстислав Владимирович с новгородцами схватился с врагами на реке Колакче и вынудил Олега обратиться в бегство, попытавшись зацепиться в Муроме, затем в Рязани, но вынужденный бежать все дальше. Мстислав (кстати, приходившийся Олегу крестником) послал в третий раз к Олегу с мирными предложениями: «Не бегай, но шли к братьи с просьбою о мире: не лишат тебя Русской земли; а я пошлю к отцу своему просить за тебя». 
    Олег обещал послушаться его. Мстислав возвратился к Суздалю, оттуда в Новгород и послал к Мономаху просить за своего крестного отца.

      Письмо Мономаха: «Пишу к тебе, потому что принудил меня к тому сын твой крестный: прислал ко мне мужа своего и грамоту, пишет: уладимся и помиримся, а братцу моему суд пришел; не будем за него местники, но положимся во всем на бога: они станут на суд перед богом, а мы Русской земли не погубим. Увидав такое смирение сына своего, я умилился и устрашился бога, подумал: сын мой в юности своей и в безумии так смиряется, на бога все возлагает, а я что делаю? Грешный я человек, грешнее всех людей! Послушался я сына своего, написал к тебе грамоту: примешь ли ее добром или с поруганьем — увижу по твоей грамоте. Я первый написал к тебе, ожидая от тебя смиренья и покаянья. Господь наш не человек, а бог всей вселенной, что хочет — все творит в мгновенье ока; а претерпел же хуленье, и плеванье, и ударенье, и на смерть отдался, владея животом и смертью; а мы что люди грешные? Ныне живы, а завтра мертвы; ныне в славе и в чести, а завтра в гробе и без памяти: другие разделят по себе собранное нами. Посмотри, брат, на отцов наших: много ли взяли с собою, кроме того, что сделали для своей души? Тебе бы следовало, брат, прежде всего прислать ко мне с такими словами. Когда убили дитя мое и твое пред тобою, когда ты увидал кровь его и тело увянувшее, как цветок, только что распустившийся, как агнца заколенного, подумать бы тебе, стоя над ним: «увы, что я сделал! Для неправды света сего суетного взял грех на душу, отцу и матери причинил слезы! Сказать бы тебе было тогда по-давыдовски: аз знаю грех мой, предо мною есть выну! Богу бы тебе тогда покаяться, а ко мне написать грамоту утешную да сноху прислать, потому что она ни в чем не виновата, ни в добре, ни в зле: обнял бы я ее и оплакал мужа ее и свадьбу их вместо песен брачных; не видал я их первой радости, ни венчанья, за грех мой; ради бога пусти ее ко мне скорее: пусть сидит у меня, как горлица, на сухом дереве жалуючись, а меня бог утешит. Таким уж, видно, путем пошли дети отцов наших: суд ему от бога пришел. Если бы ты тогда сделал по своей воле, Муром взял бы, а Ростова не занимал и послал ко мне, то мы уладились бы; но рассуди сам: мне ли было первому к тебе посылать или тебе ко мне; а что ты говорил сыну моему: «Шли к отцу», так я десять раз посылал. Удивительно ли, что муж умер на рати, умирали так и прежде наши прадеды; не искать было ему чужого и меня в стыд и в печаль не вводить это научили его отроки для своей корысти, а ему на гибель. Захочешь покаяться пред богом и со мною помириться, то напиши грамоту с правдою и пришли с нею посла или попа: так и волость возьмешь добром, и наше сердце обратишь к себе, и лучше будем жить, чем прежде; я тебе ни враг, ни местник. Не хотел я видеть твоей крови у Стародуба; но не дай мне бог видеть крови и от твоей руки, и ни от которого брата по своему попущению; если я лгу, то бог меня ведает и крест честной. Если тот мой грех, что ходил на тебя к Чернигову за дружбу твою с погаными, то каюсь. Теперь подле тебя сидит сын твой крестный с малым братом своим, едят хлеб дедовский, а ты сидишь в своей волости: так рядись, если хочешь, а если хочешь их убить, они в твоей воле; а я не хочу лиха, добра хочу братьи и Русской земле. Что ты хочешь теперь взять насильем, то мы, смиловавшись, давали тебе и у Стародуба, отчину твою; бог свидетель, что мы рядились с братом твоим, да он не может рядиться без тебя; мы не сделали ничего дурного, но сказали ему: посылай к брату, пока не уладимся; если же кто из вас не хочет добра и мира христианам, то пусть душа его на том свете не увидит мира от бога. Я к тебе пишу не по нужде: нет мне никакой беды; пишу тебе для бога, потому что Мне своя душа дороже целого света».

   Вот вследствие таких дел в 1097 году летом князья и собрались на съезд в Любече под Киевом. Там были Святополк Изяславич, Владимир Мономах, Давыд Игоревич, Василько Ростиславич и Святославичи Давыд и Олег. Князья констатировали неблагополучие на русской земле вследствие междоусобиц: «Почто губим Руськую землю, сами на ся котору деюще? А половци землю нашю несут розно и ради суть, оже межю нами рати»… однако единства достичь было сложно. Мономах и его сыновья говорили о необходимости объединения русских земель, противоположный клан князя Олега уже вполне традиционно выступал против…

В результате съезд постановил: «Каждо да держит вотчину свою», причем территориальный раздел владений подтверждался в рамках 1054 года, как это было постановлено сыновьями Ярослава Мудрого (примечательно, что Чернигов по решению съезда отошел не Олегу, а его старшему брату Давыду).

    Святополк Изяславич удерживал Киев вместе с тою волостью, которая изначала и до сих пор принадлежала его племени, с городом Туровым. Владимир Всеволодович получил все волости отца, то есть Переяславль Южный, Смоленск, Ростов и Новгород, где сидел его сын Мстислав. Святополк также хотел Новгород, ранее относившийся к Киеву, но времена переменились… Святославичи - Олег, Давыд и Ярослав, получали свою Черниговскую волость.

Потомки других линий, ранее обделенные (изгои) — Давыд Игоревич и Ростиславичи также претендовали на свою часть, выделенную им распоряжением великого князя Всеволода Ярославича. В результате за Давыдом оставили Владимир-Волынский, за Володарем Ростиславичем — Перемышль, за Васильком — Теребовль. Уладившись, князья целовали крест: «Если теперь кто-нибудь из нас поднимется на другого, говорили они, то мы все встанем на зачинщика и крест честной будет на него же».

    Кажется, все было решено и подписано. Увы, нет… процесс распада земель оказался не остановим. В дальнейшем дробление земель продолжалось, Северная Русь заявила о своей самостоятельности (так называемая Новгородская «революция», когда новгородцы «указали путь» Всеволоду Мстиславичу), а Восточная Русь (Ростово-Суздальская земля) откололась от Киева. Ну, и так далее…

Князья (и их княжества) то сотрудничали, то воевали между собою, переразделы владений между множащимися наследниками провоцировали новые войны. Каждый княжеский дом преследовал собственные цели и вел собственную политику, но и внутри крупных семейных объединений, между самими их членами то и дело вспыхивали новые распри. А ведь внешние враги не дремали… плохи были дела… «Быти грому великому, итти дождю стрелами…»
    
    Съезд в Любече закончился весьма плачевно, вполне в духе времени – «влезе сотона в сердце некоторым мужем». Не успели князья разъехаться, как Святополка Киевского убедили в тайном сговоре за его спиной, в результате чего один из участников недавнего мирного совещания, Василько Ростиславич Теребовльский, был схвачен, отвезен в Белгород, и там ему выкололи глаза.

    Рассказ об этом злодеянии в летописи весьма подробен. В пересказе Соловьева С.М. он выглядит так:
    «В ночь перевезли его из Киева в Белгород на телеге, в оковах, ссадили с телеги, ввели в маленькую избу и посадили; оглядевшись, Василько увидал, что овчарь Святополков, родом торчин, именем Беренди, точит нож; князь догадался, что хотят ослепить его, и «возопил к богу с плачем великим и стоном. И вот вошли посланные от Святополка и Давыда — Сновид Изечевич, конюх Святополков, да Димитрий, конюх Давыдов — и начали расстилать ковер, потом схватили Василька и хотели повалить; но тот боролся с ними крепко, так что вдвоем не могли с ним сладить, и позвали других, тем удалось повалить его и связать. Тогда сняли доску с печи и положили ему на грудь, а по концам ее сели Сновид и Димитрий, и все не могли удержаться, подошло двое других, взяли еще доску с печи и сели: кости затрещали в груди Василька; тогда подошел торчин с ножем, хотел ударить в глаз и не попал, перерезал лицо; наконец, вырезал оба глаза один за другим, и Василько обеспамятел. Его подняли вместе с ковром, положили на телегу, как мертвого, и повезли во Владимир; переехавши Вздвиженский мост, Сновид с товарищами остановились, сняли с Василька кровавую сорочку и отдали попадье вымыть, а сами сели обедать; попадья, вымывши сорочку, надела ее опять на Василька и стала плакаться над ним, как над мертвым. Василько очнулся и спросил: «Где я?» Попадья отвечала: «В городе Вздвиженске». Тогда он спросил воды и, напившись, опамятовался совершенно; пощупал сорочку и сказал: «Зачем сняли ее с меня; пусть бы я в той кровавой сорочке смерть принял и стал перед богом». Между тем Сновид с товарищами пообедали и повезли Василька скоро во Владимир, куда приехали на шестой день. Приехал с ними туда и Давыд, как будто поймал какую-то добычу, по выражению летописца; к Васильку приставили стеречь 30 человек с двумя отроками княжескими. Мономах, узнав, что Василька схватили и ослепили, ужаснулся, заплакал и сказал: «Такого зла никогда не бывало в Русской земле ни при дедах, ни при отцах наших».

    Клеветавший на Василька и расправившийся с ним Давид Игоревич попытался завоевать Теребовль, но был отброшен братом несчастного пленника, Володарем… Между тем Мономах объединился с братьями Святославичами Черниговскими, Давидом и Олегом (ведь договоренность между ними была достигнута и все прошлые обиды и потери прощены, хотя и не забыты), и пошел войной на великого князя Святополка.

Под угрозой захвата и разорения оказалась сама столица – Киев… вняв мольбам киевлян и митрополита, Мономах пощадил древний город (так что в тот раз Киев уцелел) и замирился со Святополком. В целом новая междоусобная брань продолжалась три года, в 1100 году собрался новый съезд князей, в Витичеве, где снова был заключен мир. Пленного слепого Василька освободили и вернули ему его вотчину… глаза ему вернуть не смог бы сам Господь Бог…
   
    В следующем, 1101 году, в Полоцке умер князь Всеслав Брячиславич Чародей, князь – серый волк… колдовская была душа… 
    Наверное, его погребли под сводами полоцкого собора Святой Софии, которую он сам и построил… Древний собор не дожил до наших дней, но он был перестроен на прежних фундаментах и над прежними подвалами. Там, в темном подполье, по-прежнему стоят опорные столпы времен Всеслава, и земля между ними, возможно, до сих хранит прах некогда удостоенных чести быть упокоенными в ней людей… кто это знает теперь наверное… Знаменитая полоцкая святая – Ефросинья, по заказу которой была создана легендарная святыня Полоцкой земли, шестиконечный крест, - она, эта особенная женщина, оставившая особенный нестираемый след в истории, она ведь внучка Всеслава – серого волка… Святость, победившая волшбу?

    Достойного наследника у Всеслава не было. Полоцкая земля раскололась на многочисленные уделы и не раз становилась ареной междоусобных разборок между всеславовыми потомками, в результате чего они прохлопали немцам Латвию и наконец попали под власть Литвы.
    Ныне в Полоцке поставлен памятник Всеславу Чародею – могучий всадник на горячем коне, в венце и с мечом у бедра… с волчьей шкурой за плечами… за левым плечом – летящий сокол…

    Союз Владимира Мономаха и Святополка Киевского позволил организовать два крупных похода на половцев – в 1103 и 1111 годах, когда был разгромлен хан Шарукан (Шаруканово гнездо). Первому походу предшествовал совет в Долобске, где князья встретились для беседы и провели ее в походном шатре. Оба раза русские и половцы встречались на поле брани и побеждали русские. Единство – залог успеха. 

                ВЛАДИМИР II МОНОМАХ. 1113 - 1125.

«если же кто из вас не хочет добра и мира христианам, то пусть душа его на том свете не увидит мира от бога»
Из письма Владимира Мономаха Олегу Черниговскому.


    В апреле 1113 года умер великий князь Киевский Святополк II Изяславич.  Смерть великого князя вызвала в Киеве народное волнение, которое вылилось в откровенный разбой со всеми вытекающими, направленный против богатых киевских бояр… им пришлось прятаться от разъяренной толпы в Святой Софии… в последнее время Святополк «проводил жесткую налоговую политику», то есть драл с подданных три шкуры, вот страсти и накалились, вот и выплеснулась волна народного возмущения при удобном случае… Бояре и городское вече позвали на Киевский стол Владимира Мономаха.

    Соловьев цитирует летопись: «Приходи, князь, в Киев; если же не придешь, то знай, что много зла сделается: ограбят уже не один Путятин двор или сотских и жидов, но пойдут на княгиню Святополкову, на бояр, на монастыри, и тогда ты, князь, дашь богу ответ, если монастыри разграбят». Затем историк заключает: «Владимир, услыхавши об этом, пошел в Киев; навстречу к нему вышел митрополит с епископами и со всеми киевлянами, принял его с честью великою, все люди были рады, и мятеж утих».

    Мономаху было в то время, когда он стал великим князем Киевским, 60 лет. Вскоре не только жители Киевщины, но и все другие области обширных русских пределов почувствовали крепкую руку нового государя. Мономах сумел подчинить своей власти князей, прекратил княжеские междоусобицы, восстановил и укрепил треснувшее единство Русского государства, дал отпор половцам. Он был не только великим князем по своему титулу, но и великим правителем по существу… ему удалось, хоть и не намного, оттянуть наступление полной разобщенности и упадка… Словно знаменуя возврат прежних времен внутреннего покоя и внешнего могущества Руси, через два года после прихода Мономаха к верховной власти в Чернигове умер его антипод, его соперник, - его двоюродный брат Олег Святославич…  «Тот ведь Олег мечом раздоры ковал и стрелы по земле сеял»…

    Олег (в крещении Михаил) прожил чуть более 60-ти лет, пережив много приключений, невзгод, войн, побед, поражений… после смерти отца отирался бедным родственником у двора дяди Всеволода, ничего не вымолил, был выдворен в Византию, сослан императором на остров Родос, где со скуки женился на местной аристократке Феофании… и схоронил ее… вернулся на Русь, жил в Тмутаракани, воевал за Чернигов, за Ростов, много раз укрывался у половцев, чтобы вновь и вновь вести их против своей родни в братоубийственные битвы… женился на половецкой ханше Осолуковне, «красная девка половецкая» родила ему сыновей (так что  Ольговичи по матери - половцы)… да, много, много всего было … и навеки-вечные прозвали на Руси князя Олега Гориславичем, кто говорит – от его горькой судьбы, кто утверждает, что от того горя, которое принес он родной Руси…    

    Прозвище Гориславич прикрепилось к князю Олегу с подачи автора Слова о полку Игореве и что оно значит доподлинно, неясно. Может быть первые два слога «гори» означают не «горе», а «горение», горение пламени… тогда выходит «горящая слава»… но это тоже отдает пожаром войны.
 
    Владимиру II Всеволодовичу Мономаху суждена была долгая жизнь, он прожил на белом свете 73 года, из них последние 12 лет великим князем Киевским и всея Руси. Сохранился уникальный документ, автором которого был этот выдающийся человек, известный как  «Поучение Владимира Мономаха».

Поучение написано князем в пожилые годы и обращено к его сыновьям, в которых он хотел видеть продолжателей своего дела – дела сплочения и защиты русской земли. Из далекого далека говорит великий князь: «Азъ худый дедом своимъ Ярославомъ, благословленымъ, славнымъ, нареченный въ крещении Василий, русьскымь именемь Володимиръ… Да дети мои, или инъ кто, слышавъ сю грамотицю, не посмейтеся, но ему же люба детий моих, а приметь е в сердце свое, и не ленитися начнеть, тако же и тружатися».

Мудрый старик, очень многое видевший и испытавший в жизни, умевший воевать и приказывать, миловать и карать, со смирением пишет о божьих заповедях, об основах добра – милосердии, о том, что не стоит увлекаться властью… он кратко повествует о пройденном им жизненном пути – «как трудился я в разъездах и на охотах с тринадцати лет», о битвах с половцами, о междоусобице с Олегом Черниговским… «А из Чернигова в Киев около ста раз ездил к отцу, за один день проезжая, до вечерни. А всего походов было восемьдесят и три великих, а остальных и не упомню меньших. И миров заключил с половецкими князьями без одного двадцать, и при отце и без отца…»

Князь рассказывает об охотах, о пережитых опасностях, о схватках с дикими зверями, о ранах и увечьях, ни одно из которых не стало смертельным… он был сильным, деятельным, выносливым, неутомимым человеком… «Не осуждайте меня, дети мои или другой, кто прочтет: не хвалю ведь я ни себя, ни смелости своей, но хвалю бога и прославляю милость его за то, что он меня, грешного и худого, столько лет оберегал от тех смертных опасностей, и не ленивым меня, дурного, создал, на всякие дела человеческие годным. Прочитав эту грамотку, постарайтесь на всякие добрые дела, славя бога со святыми его. Смерти ведь, дети, не боясь, ни войны, ни зверя, дело исполняйте мужское, как вам бог пошлет. … божие обережение лучше человеческого».

    Летописец оставил нам словесный портрет великого князя – «украшенный добродетельным нравом, прославленный в победах, котораго слава всюду разпространилась. … Лицом был красен, очи велики, власы рыжеваты и кудрявы, чело высоко, борода широкая, ростом не вельми велик, но крепкий телом и силен». 
    Мономаха погребли под сводами Киевской Святой Софии, но его гробница затерялась, ныне место, где в храме находилось погребение, неизвестно. 

    Авторитет великого князя Владимира Мономаха был чрезвычайно высок на Руси, его память и заветы свято хранились, по крайней мере внешне… В московской казне начиная с Ивана Калиты хранилась «шапка золотая», ставшая коронационной для великих князей и царей Московских, неизвестно в какие времена получившая красноречивое название «шапка Мономаха»… сознание преемственности налицо… Московские государи являлись потомками Мономаха по одной из ветвей родословного древа, шапка передавалась в их роду из поколения в поколение.

    Шапка сделана из золотых пластин (около килограмма чистого золота), осыпана крупными драгоценными камнями и окаймлена пышным собольим мехом, она не русского образца, но восточного… она в самом деле могла принадлежать великому князю Владимиру Мономаху и в этом случае была бы половецкой, доставшейся ему как дар при заключении одного из «без одного двадцать» мира с половецкими ханами... один из этих мирных договоров был скреплен браком сына Мономаха Юрия (в будущем известного по прозвищу как Долгорукий) и дочерью хана Аепы… так что это могла бы быть шапка свата Мономаха Аепы… языческий дар увенчали христианским крестом, такой короны не могло быть больше ни у кого из европейских государей… Великая Степь и Великая Русь… противостояние и союз… неизбежное смешение языков, крови и культур…

Однако шапку датируют более поздним временем, она не половецкая – татарская, хотя и в самом деле, скорее всего, представляла свадебный дар – дар хана Узбека своему зятю, Московскому князю Юрию Даниловичу.

Поздняя же легенда (но не более чем легенда) гласит, что шапку, найденную в Вавилоне среди сокровищ царя Навуходоносора, прислал в подарок своему внуку император Константин Мономах, ведь Владимир Мономах был сыном греческой царевны. Составителям легенды важно было подчеркнуть, что корни Московской династии не только берут начало от великого правителя прошлого, но уходят в Византию, ведь тогда уже появилась знаменитая концепция – «Москва - Третий Рим».

    Шапка Мономаха олицетворяла высшую власть над страной и народом и высшую ответственность перед страной и народом… о том, как хорошо сознавали носившие ее государи последнее обстоятельство, говорит известное выражение: «Тяжела ты, шапка, Мономаха». Ее одевали один только раз – на коронацию. Но этой шапке случалось венчать разные головы…

                МСТИСЛАВ II ВЕЛИКИЙ (ГАРОЛЬД). 1125 – 1132.

    Владимир Мономах был женат дважды, на англичанке и гречанке, и имел кучу сыновей и дочерей.
    Первой женой Владимира Мономаха была английская принцесса Гита Уэссекская, дочь короля Гарольда Смелого, погибшего при Гастингсе в битве с Вильгельмом Завоевателем. После гибели отца маленькую Гиту вывезли к родственникам в Данию, где ее брак с племянником могли устроить Елизавета Ярославна и ее дочь Ингигерда, в замужестве датская королева. Всеволод Ярославич женил сына не столько на уроженке далеких Британских островов,  сколько на родственнице своих скандинавских родственников…
    О греческой жене Мономаха ничего не известно… собственно, даже то, что она  родом из Византии и греческой крови, не более чем предположение.

    Умирая, Мономах роздал своим сыновьям уделы (с тем, чтобы они подчинялись ему, великому князю Киевскому, а затем его преемнику, которым станет старший князь в роду). Ярополк получил Переяславль Южный, Юрий Долгорукий, как уже говорилось, Ростов и Суздаль (его земля имела две столицы, два старейших города, а сам он жил в Суздале), Андрей Добрый стал князем Волынским, а Вячеслав – Смоленским. Затем Вячеслав уступил Смоленск сыну Мстислава Ростиславу… отсюда Смоленская династия Ростиславичей…

    Самые знаменитые из  сыновей Владимира Мономаха – Мстислав Великий, сын Гиты Гарольдовны, и Юрий Долгорукий, сын гречанки.
      
    У Мстислава Владимировича было три имени – первое и главное славянское, то есть собственно Мстислав, затем еще английское – Гарольд (Арольд), в честь заморского деда-короля, и, конечно, христианское – Феодор. До Мстислава Владимировича-Мономашича в родословце значится Мстислав, сын Владимира Крестителя, брат Ярослава Мудрого, поэтому второй по счету и старшинству Мстислав Владимирович – это и есть великий князь Киевский Мстислав II.

Мстислав II сидел сначала в Новгороде, где помимо войн и прочих княжеских дел занимался работой в  книжном собрании (скриптории) при соборе Святой Софии, копаясь в древних раритетных рукописях, а также по заданию отца редактируя рукопись Повести временных лет и вообще занимаясь налаживанием летописания… князь был образован, не хуже своего деда Всеволода, который, как говорят, знал 5 языков… затем после смерти отца в 1125 году Мстислав стал великим князем Киевским.

    У Юрия Владимировича Долгорукого имя было одно, христианское, и оно стало знаменитым (по крайней мере все знают, что это он основал Москву), в сочетании с прозвищем,  очень прозрачным и говорящем о его амбициях и возможностях… Юрий Долгорукий правил в Ростово-Суздальской земле, но примеривался к Киевскому престолу, тянулся к нему своими «долгими» руками… и ведь дотянулся…

    О том, что за человек был Мстислав-Гарольд, потомок русских князей, греческих василевсов и английских королей,  лучше всего, наверное, может поведать рассказ, каким-то чудом попавший в государственную летопись и названный историком, обратившим на него внимание, «анекдотом». Мстислав, будучи уже в пожилых годах, женился во второй раз, и вот ему донесли, что его молодая жена ему, вероятно, изменяет… вероятно, с одним вполне определенным, известным при дворе лицом…

И старый князь в ответ доносителю, судя по интонации и вообще возможности говорить  с ним о личных вещах - доверенному, близкому к своему господину слуге, пускается вдруг в воспоминания о своей молодости, о том времени, когда его женой была принцесса Кристина, и они с ней очень любили друг друга… но он все же изменял ей, а умная жена делала вид, что ничего не знает, была приветлива с его любовницами… (собственно, что еще ей оставалось делать, как не быть умной, она ведь была хронически беременна , у нее и Мстислава родилось 10 детей)… в общем, она прощала его каждый раз… и он за это привязывался к ней еще сильнее, из чувства благодарности и раскаяния… тогда он был молод, полон сил… так что же теперь делать, если он постарел, а его новая жена «человек молодой», и ей нужна любовь, которой он уже не может ей дать… придется простить ее, в память о принцессе Кристине…

Правда, князю пришлось все-таки навести порядок в своем доме, - раз поползли порочившие его и молодую княгиню слухи, следовало принять меры… но ее ребенка, рожденного явно не от него, он- таки признал своим… Зачем он вообще-то женился снова, раз жена была ему уже не больно-то и нужна… а в памяти оставалась принцесса Кристина… из чувства престижа, вероятно… если у старого князя молодая жена, это вызывает уважение, люди могут сказать что-нибудь вроде того, что, дескать, а наш-то князь еще ничего себе, держится молодцом, молодую себе взял… а также, конечно, исходя из соображений государственного толка – династические браки были тогда верным средством устраивать свои дела, зачем же отказываться от безотказного метода вести политические игры в своих интересах (если первая его жена была шведка, то вторая новогородка).   

    Пожалуй, именно с Мстислава Великого Рюриковичи неоднократно заключали браки с представительницами новгородской знати, хотя такие браки для представителей великокняжеской семьи являлись по существу мезальянсами – новгородские бояре были такими же горожанами, как все прочие жители Новгорода, только выбившими из их среды благодаря своим деловым качествам и богатству… то есть князья женились на простолюдинках… благодаря тому, что статус Новгорода сильно возрос, его городская знать встала вровень с наследственной княжеской аристократией.   

    Уезжая в Киев, Мстислав передал Новгородское княжение старшему сыну Всеволоду… в будущем это Святой Всеволод Псковский, тот, кого новгородцы свергли в результате своей средневековой революции… вытащили из архива Святой Софии грамоты Ярослава Мудрого и, потрясая ими, заявили на свою страну, что они-де люди вольные… и взяли себе князем молодого Святослава Ольговича… вот тогда Всеволода пригрели псковичи, но об этом ниже…

Мстислав прожил до 1132 года,  его великое киевское княжение продолжалось 7 лет и, хотя и было отмечено новыми усобицами… снова передрались Черниговские князья, против Ярослава Святославича выступил его племянник, Всеволод Ольгович… «дружину его изсече и разграби»… несмотря на указанные локальные неприятности, все-таки это было в целом тихое время, ведь великий князь «был великий правосудец, в воинстве храбр и доброразпорядочен, всем соседям его был страшен, к подданным милостив и разсмотрителен. Во время его все князья руские жили в совершенной тишине и не смел един другаго обидеть. Сего ради его всии имяновали Мстислав Великий.»
    Затем на престол взошел следующий государь… и понеслось…   

                ЯРОПОЛК ВЛАДИМИРОВИЧ. 1132 – 1139.

    Когда Мстислав Владимирович в свой черед «почил в бозе», великое княжение в Киеве согласно закону Ярослава Мудрого перешло к его брату Ярополку, а не к его детям. Тут, однако, не обошлось без вмешательства народной воли – летопись впервые констатирует факт участия в призвании великого князя киевского веча, которое подтвердило права князя. Все время своего правления в Киеве Ярополк (по мнению летописца, человек приятный и общительный) потратил на то, чтобы удержаться на великом столе. Брат Юрий Долгорукий от него откололся, перестав выплачивать дань, Новгород тоже не желал подчиняться.

    В 1036 году новгородцы свергли и изгнали князя Всеволода Мстиславича, которого вскоре позвали к себе в князья много возомнившие о себе псковичи, а новгородцы в пику Мономаховичам взяли к себе князем младшего из Ольговичей – Святослава.

Пока Святослав Ольгович разбирался с новгородскими и псковскими делами (причем это едва не стоило ему жизни, так как партия Мономашичей в городе продолжала существовать, хотя и не ее нынче вышел верх), старшие Ольговичи сколотили коалицию, куда также вошли два племянника Ярополка Киевского, два Мстиславича, позвали для усиления своих рядов родственников-половцев и пошли на дядюшку войной.

Причиной внутренней вражды, возникшей в клане Мономашичей, следует считать неоднократные и крайне запутанные попытки поделить между собой наследственные области, не ущемив ничьих прав, интересов, амбиций и так далее… Ярополк старался тут изо всех сил, однако не преуспел, а горожане Полоцка и Новгорода были крайне недовольны самоуправством князей, сделавших их предметом торговли между собою… Попытавшийся стать третейским судьей в этом деле Киевский митрополит Михаил попал за решетку.

И вот все было передано на суд Божий, то есть на военную удачу… Ольговичи же хотели возвращения отторгнутых у них областей – Курска и Посемья (то есть окрестности реки Сейма), и теперь, учитывая удобный случай, намерены были этого добиться с помощью такого давно известного и весьма действенного метода, как применение оружия… да они вообще выступали за войну, препятствуя заключению союзов между русскими князьями: «Олговичи же и окаяннии половци не дадяше миритися им, яко желателни сущее на кровопролитие».

И вот началось : «Того же лета пакы приидоша Олговичи с половцы и взяша Треполь и Холяп и Детинеск и приидоша к Киеву»… «Того же лета Олговичи, князи Черниговстии, призвавше себе на помощь половцев и начаша воевати по Суле».

Очередная братоубийственная брань закончилась только со смертью великого князя Ярополка Владимировича, а он умер в 1139 году. Новые 7 лет бесконечных войн в разных регионах огромной страны. По сути дела, междоусобицы уже не прекращались.    

                НЕБЕСНЫЙ ЗМЕЙ. 1140-Е ГОДЫ.

«бысть знамение на небеси»
Летопись.
 

    Согласно существующему поверью, в годы политической нестабильности и стихийных бедствий в небесах люди видят особые знамения. В Ипатьевской летописи есть сообщение: «В лето 6652 (1144 год). Бысть знамение за Днепром, в Киевской волости: летящу по небеси до земли, яко кругу огнену и остася по следу его знамение в образе змья великаго и стоя по небу с час дневной и разидеся».

Предполагают, что это небесное явление было связано с новым появлением вечной космической странницы – кометы Галлея, которую можно наблюдать с Земли раз в 75-76 лет. Возможно, именно этот небесный образ и ему подобные подстегивали фантазию народных сказителей, когда они живописали доверчивым слушателям:

Третья застава великая:
Лежит Змеище да Горынище
О двенадцати змия о хоботах
И тая змея тебя с конем сожрет!

    Любопытно, что в первые времена русского христианства на Руси появляется популярный оберег, получивший название «змеевика» - с одной стороны круглой медальки, сделанной из благородного металла, помещалось изображение христианского святого, а с другой стороны гравировался клубок змей… причем змеевик носили христианской стороной наружу, а языческой стороной к груди… говорят, очень помогало от всяких напастей… Прелестный оберег-змеевик, изготовленный в XI веке из золота методом литья по восковой модели с последующей чеканкой был найден в 1821 году под Черниговым у деревни Белоусовой. Ныне этот артефакт известен как «Черниговская гривна».

    Вообще с образом змеев на Руси были знакомы давно и тесно. Если судить по былинам, то змеи были огромны, сильны, причем и обычной мускульной, и мистической силой, а также однозначно прославились как бабники: Змей-Горыныч, обитавший близ Киевщины, как это всем широко известно из былин, сохранивших свою популярность и через бездну веков, воровал девиц, прихватив однажды мимоходом даже любимую племянницу князя Владимира Красно Солнышко, прелестную Забаву, в результате чего на него двинулся в свой знаменитый поход богатырь Добрыня Никитич, а огненные змеи, тревожившие народ на землях средне-русской полосы, были оборотнями, ночью прилетали к молодым женщинам, поскольку же в человеческом облике внешность они имели неотразимую, то их жертвы отдавались им добровольно, и у мужей этих молодух хватало забот по обороне своего домашнего очага…

Именно с охоты на огненного змея – соблазнителя начинается завязка сюжета чудесной повести о Петре и Февронии… молодой князь Петр убивает змея-оборотня, прилетавшего по ночам к жене его старшего брата, ядовитая кровь попадает на его кожу, юноша заболевает, а далее появляется премудрая дева Феврония, которая берется вылечить больного, но с условием, что в благодарность он возьмет ее в жены… Петр, как и многие мужчины, не понимающие своего счастья при встрече с мечтающей о замужестве женщиной и всеми силами пытающиеся убежать от брачных уз, сначала артачится, но Февронии, с одной стороны, удается заставить его сдержать слово, а с другой стороны, ее любовь вызывает в молодом человеке ответное  чувство, в результате чего эту супружескую пару до сих почитают как образец, достойный подражания… а ведь все начиналось со змея…

    Но кажется мы немного отвлеклись. Оставим змей и обереги-змеевики и вернемся к комете Галлея.

    Комета Галлея была известна людям давным-давно. В древнем Китае ее описывали как «метельчатую звезду». В третьих «Книгах Сивилл», которые относят ко II тысячелетию до нашей эры, записано следующее зловещее пророчество: появится звезда на западе, которая будет «знаком меча, голода, смерти и падения вождей и великих людей». Предполагают, что комета Галлея упомянута в Библии, во Второй книге Маккавеев, хотя и в весьма отвлеченном виде: «Случилось, что над всем городом почти в продолжение сорока дней являлись в воздухе носившиеся всадники в золотых одеждах и наподобие воинов вооруженные копьями…»

В книге римского историка Иосифа Флавия «Иудейская война» говорится о комете в виде меча, появление которой предшествовало разрушению Иерусалима. Византиец Иоанн Малала писал о временах императора Юстиниана I: «появилась на западе большая, внушающая ужас звезда, от которой шёл вверх белый луч и рождались молнии. Некоторые называли её факелом. Она светила двадцать дней, и была засуха, в городах — убийства граждан и множество других грозных событий».

Этим сообщениям вторит Лаврентьевский летописный свод: «Мы бо по сему разумеемъ, яко же древле, при Антиосе, въ Иерусалиме случися внезапну по всему граду за 40 дний являтися на вздусе на конихъ ришющимъ, въ оружьи, златы имущемъ одежа, и полкы обоя являемы, и оружьемъ двизающимся; се же проявляше нахоженье Антиохово на Иерусалимъ. Посемь же при Нероне цесари в том же Иерусалиме восия звезда, на образъ копийный, надъ градомь: се же проявляше нахоженье рати от римлянъ. И паки сице же бысть при Устиньяне цесари, звезда восия на западе, испущающи луча, юже прозываху блистаницю, и бысть блистающи дний 20».

Та же Лаврентьевская летопись под 1066 годом сообщала: «В си же времена бысть знаменье на западе, звезда превелика, лучъ имущи акы кровавы, въсходящи с вечера по заходе солнечнемь и пребысть за 7 дний. Се же проявляше не на добро, посемь бо быша усобице многы и нашествие поганыхъ на Русьскую землю, си бо звезда бе акы кровава, проявляющи крови пролитье». Именно в это время Полоцкий князь Всеслав Вещий «бросил жребий о девице себе любой», развязав междоусобицу. Много тогда пролилось крови…

    И вот зловещая западная звезда вернулась, сея ужас и смерть… Под 1145 годом появление кометы записано во многих хрониках Запада и Востока. Для Руси она знаменовала новую эпоху – эпоху феодальной раздробленности… единое могучее Древнерусское государство начало раскалываться на куски… 
(2012 г.)
*********
Продолжение: http://www.proza.ru/2014/06/17/1490

Содержание сборника: http://www.proza.ru/2014/06/17/1550