Много раз я говорил и писал, что судьба милостива ко мне. Она регулярно дарила мне встречи с личностями необычными, интересными, чем–то отличающимися от большей части людей. Например, с первым космонавтом Земли Юрием Гагариным (
http://www.proza.ru/2010/07/16/1014), с маршалом авиации Героем Советского Союза С. А. Красовским (
http://www.proza.ru/2010/04/28/1301), с автором киносценариев однополчанином В. Безаевым (
http://www.proza.ru/2010/03/23/638), с замечательным авиационным командиром лётчиком-снайпером В. Д. Симешкиным (
http://www.proza.ru/2011/11/13/983), c генералом Героем Советского Союза Г. У. Дольниковым (
http://www.proza.ru/2010/04/28/1295). К моему счастью, судьба не перестаёт радовать меня всё новыми и новыми встречами с замечательными людьми, которым присущи яркая индивидуальность и талант.
О трёх из них мне и хочется рассказать читателю.
1.
В полк, сформированный для прикрытия столицы Египта Каира и металлургического комбината в Хельване от налётов Израиля, прибыли офицеры, собранные из различных авиационных частей. Подготовка к воздушным боям и акклиматизация в тропическом климате заняли около девяти месяцев, а командиры изучили личные качества и способности всех командируемых. Особое внимание уделяли лётчикам, участникам предстоящих воздушных боёв.
Один из них, Игорь Игоревич, запомнился молодым, энергичным; он не только отважно летал, но и в двух серьёзных авиационных происшествиях проявил грамотную оценку возникшей аварийной обстановки и стойкую выдержку. Железную выдержку он проявил, ожидая после вынужденного катапультирования с самолёта спасения в самом центре беспощадной Сахары почти десять часов по вине нашего генерала, превратившегося в барина-самодура. Да и после прибытия на авиабазу Игорь Игоревич терпел в течение суток издевательское отношение того же генерала, «жаждавшего уличить в нём что–то скрывающего преступника».
К слову сказать, когда я узнал, что этот генерал за ту командировку награждён орденом «Красного знамени», то сразу решил, что такой высокой чести его удостоили, видимо, «за бдительность, позволившую ему увидеть в исполнительном и образцовом лётчике, действовавшем грамотно и своевременно, «врага народа». Да и за другие пакости, которых «бывший герой войны» за время командования нами сотворил немало.
«Впрочем, песня не о нём, а о…» Игоре Игоревиче, с которым мы расстались после окончания нашей «экскурсии в Сахару». По возвращении на Родину, меня здоровье летать больше не пустило, и вскоре отправило на пенсионный покой. А Игорь Игоревич продолжил службу в небе, занимал высокие должности и после увольнения в отставку много лет работал в системе Гражданского Флота. Но это я узнал потом, а тогда связи между нами не было.
Прошло около сорока лет. Я уже исписал стопки бумаги, читал перед залами, завёл свою страницу в «прозе.ру» и вдруг на своём сайте читаю:
-– Игорь Викторович! Наконец–то я вас нашёл!
И кто? Тот самый Игорёк, с которым мы вместе глотали песок при хамсинах* близ экватора и бесполезно отмахивались от арабских мух**.
Я очень благодарен однополчанину за связь между нами. Он напомнил мне время, когда я «был молодым, здоровым и высокого роста», и мы занимались ответственным делом – охраняли небо Родины и выполняли задачи, которые перед нами ставили «партия и правительство».
А сейчас постоянно делимся своими замыслами и семейными событиями. От Игорька часто получаю интересную информацию; её поток говорит о том, что он следит за событиями в мире – дышит полной грудью.
Как–то мой друг мне говорит: «Я тут что–то написал о своей жизни…»
Не мог я оставить это сообщение без внимания, поэтому попросил: «Пришли мне несколько страничек, чтоб я видел, что ты и как…»
То, что написал наш лётчик, повергло меня в изумление. Я тут же попросил его прислать ещё и опять отправить мне ещё. Короче говоря, два тома замечательной книги – эпопеи своей авиационной жизни - по шестьсот страниц каждый. «Военные лётчики (жизнь без прикрас)», у меня и тут же я стал читать взахлёб, не отрываясь ни на какие дела и мероприятия. Не мог оторваться!
Подробно, с фамилиями, именами и отчествами, со всякими мелочами, с точными датами и временем, с подробным перечислением и конкретным указанием… Невольно возник вопрос к автору: «Ты вёл дневники?» Ответ был коротким: «Да нет, я всё беру из памяти».
Удивительно! Разве можно, например, помнить фамилию командира воздушного судна, которое в 1970 году доставило нас в Каир? А автор её указал. Разве можно помнить время, в которое герой прибыл в такой–то пункт? А автор помнит и указывает не только время прибытия, но и тех, кто присутствовал при этом, диалоги и последовавшие за приездом события.
Так, со скрупулёзной точностью с 1944 по 1990 годы. Ничего не могу сказать, кроме: «Поразительно!»
В этой эпопее поражают не только чистота языка, точность и подробность – достоверность изложения, но и философские и лирические отступления. Очень умные, рассудительные, наставляющие. Богатое описание природы мест службы автора, душевные переживания персонажей, назидательные примеры различных поступков сослуживцев. Не говорю о массе лётных происшествий, которые со знанием дела, подробно, поучительно автором расследованы и могут стать толковым учебником – «Наставлением по безопасности полётов».
И, конечно, все тысяча двести страниц насыщены богатым, тонким и к месту юмором, что делает чтение повествования «безотрывным», то есть, от книги «не оторваться».
Единственное, чего требовала рукопись, терпеливо–кропотливой работы корректора, на что я тут же тёзке указал.
Ещё раз заявляю: эпопея замечательная. Для авиаторов – втройне.
А ведь первый раз человек взялся за перо! Никогда ничему литературному не учился. Просто надумал и написал.
Вот почему я и говорю судьбе: я благодарен за встречи с замечательными людьми! В данном случае - за повторную встречу с лётчиком, теперь уже писателем, с которым когда–то мы «гнули петли»*** в одном небе.
примечания:
хамсин* в переводе с арабского «пятьдесят». Так в Египте называют песчаные бури, которые обычно длятся по пятьдесят суток.
арабские мухи** отличаются от наших невероятнейшей назойливостью. Их прогнать с лица – бесполезное занятие. Единственный метод избавиться – зайти в тень, лучше на сквознячок. Тогда они сразу куда–то исчезают.
гнуть петли*** так истребители шутливо–снисходительно называют сложный пилотаж.
2.
Как–то на одной из поэтических посиделок внимание привлекла незнакомая мне женщина. Вернее, её стихи, которые она читала очень выразительно, глубоко проникновенно. Обычно нетерпеливо–шумная аудитория в тот раз слушала стихи в абсолютной тишине, в которой спокойно, но уверенно раздавался голос чтицы. В отличие от большинства поэтесс, пишущих «женскую тему», то есть слезливо–любовные стихи, в которых перемываются одни и те же перипетии: «На берегу моря волны хлюпают дни разлук, а я не могу дождаться твоих алых парусов», стихи Ираиды проникали прямо в души слушателей, трогали самые нежные струны каждого.
В перерыве попросил её, если можно, дать мне почитать их дома, внимательнее. Над «пачкой» её произведений долго сидел поражённый великолепием слога, мелодией стихов, чувственностью изложения.
Вы только вдумайтесь, какие гимн миру и проклятие войнам написаны пером Ираиды Кельмелене:
Пока мужчины будут воевать
и, бряцая оружием, гордиться –
не будет мира на земле, и вспять
всё человечество не прекратит катиться.
Не будет мира в душах и домах,
на поле брани доброты не сыщешь.
Там стон стоит в обоих лагерях,
и возглас злой: «Что, врАжина, здесь ищешь?»
И женщины в обоих лагерях,
проклятьем небо сотрясая мощно,
вопят и насылают мор и глад.
И молятся. И молятся всенощно!
И только дети сотни лет подряд
спасают мир улыбкой и слезами.
И только дети драться не хотят.
Поэтому Господь доселе с нами.
Мы – искры от небесного костра.
Наш дом един и неделим по сути.
Пусть правда жизни как стекло остра.
Со дна не поднимайте, люди, мути!
А эти "Шестнадцать строчек" автора - не философские ли рассуждения о жизненных путях каждого из нас?
Сколько в мире дорог, перекрёстков, тревог,
ветер странствий в напарниках ходит.
С ним и отчий порог, и отмерянный срок,
и надежда в пути не подводит.
Так по жизни идём: кто один, кто вдвоём,
миражи и реалии копим.
Верим: Бог нам судья и помогут друзья,
сколько б ни было сломано копий.
Мы хотим всё успеть: свою песню пропеть,
и в потомках остаться навеки.
Всё, что нам суждено, мир покажет в кино.
Взгляд прикроют усталые веки.
Загорается в небе вечернем звезда,
к горизонту стремятся дороги.
Перекрёстки судьбы украшают года,
а Любовь скрасит наши тревоги.
Очень трогательно изложена «Встреча в Михайловском» и обращение поэтессы к Наталье Николаевне Пушкиной. Прочтя эти стихи, вряд ли читатель останется равнодушным.
Наталья Николаевна, простите.
что за собой не ведая вины,
мы праздно посещаем дом – обитель,
где жил Ваш муж и где бывали Вы.
Мы с удовольствием и даже восхищеньем
аллею Керн запечатлеть спешим,
а Ваше имя предаём забвенью,
не думая, что этим и грешим.
Как плач, известна доля жён поэтов,
а Вам не позавидуешь вдвойне.
Погиб он от коварства и наветов,
уж лучше бы на праведной войне.
Уж лучше бы… Теперь мы можем смело
перебирать промчавшиеся дни.
Кипели страсти, и погибло дело.
Вы душу для бессмертья сберегли.
Молитвами и вечным покаяньем,
всей жизнью по заветам и детьми
Вы освятили тягость расставанья
с ним, с Пушкиным – иначе не могли.
Вы в душах детских поселили свято
отцовское тепло и дара свет.
Пусть он ушёл так рано, безвозвратно,
но лучше Пушкина у нас поэта нет.
И дело даже не в стихах и прозе.
Не ангел он, а просто человек,
в жестокий век не скрывшийся в обозе
и искренне любивший Вас вовек.
Простите нас за суету в передней,
за смятую травинку у крыльца.
Пусть наша встреча будет не последней.
У Пушкина второго нет кольца.
Я был поражон красотой стихов Ираиды Кельмелене.
При очередной встрече высказал Ираиде восторг и восхищение широтой тематики её произведений: о Родине, о красотах природы и времён года, об ужасах войны, о глубоком выражении чувств гордости, любви и дружбы, о знаменитых людях (о Высоцком, о Пиаф, о Герман, о Пушкине, о Влади и многих других). Меня особенно поразила подача автором своих стихов. Это действо даже назвать чтением неверно. Это, скорее, рассуждения, откровенное высказывание сокровенных мыслей вслух. И этим она сразу захватывает слушателей, заставляет их с нетерпением ждать следующего стиха, следующей встречи с поэтессой.
Познакомились поближе. Ираида, оказывается, тоже никогда не училась никакому литературному ремеслу, не знает ни ямбов, ни хорея, а сама, повинуясь внутреннему чувству, по–своему (но, оказалось, филигранно тонко) стала писать и уже имеет большую аудиторию постоянных слушателей.
И за встречу с автором красивейших стихов, за знакомство с Поэтессой с большой буквы, спасибо тебе, моя щедрая судьба!
3.
Никак не пойму, почему на очередных литературных посиделках наш поэт, Иван Кунцевич выступил с гневной обличающей нас речью, укоряя в том, что мы не знаем живущего в наше время настоящего классика русской литературы.
-– И живёт он совсем рядом с нами, твой сосед, – его указательный палец упёрся в мою грудь. – Он же написал эпопею в шесть томов по шестьсот с лишним страниц каждый. И издал несколько книг отдельных произведений.
Не менее известный поэт Леонид Беликов подтвердил, что, действительно, труд ёмкий, интересный и заслуживает серьёзного чтения.
Мы остолбенели. Не среагировать на незаслуженное обвинение я не мог (откуда мне могло быть известно о современном, живущим рядом классике?). Я тут же узнал координаты автора громадного труда, о котором уважаемые коллеги отзывались очень восторженно.
На другой день позвонил по указанному телефону. Договорились, встретились, познакомились и более часа не умолкали среди весенних бледно–зелёных листочков.
Война началась, когда Александру Васильевичу Шелякину не исполнилось и четырнадцати лет. Эвакуация в тыл, сиротство, труд на авиационном заводе. В конце 1944 года призыв - в армию. После войны училище и служба в военно–морском флоте. Участие в походах на подводных лодках, в том числе и подо льдами, зимовки за полярным кругом.
Да, действительно, более тридцати лет автор собирал материал, обдумывал сюжет и писал громадный труд.
Приятно было в канун Великого дня Победы познакомиться с участником Отечественной войны, с офицером–подводником, который, не имея никакой литературной подготовки, смело написал громаднейшее произведение, восхваляемое нашими литераторами.
Поведал мне Александр Васильевич и то, с каким трудом он пытался (и сейчас старается) преодолеть буераки безразличия высоких чиновников и организаций к стремлению издать книгу бОльшим тиражом, для распространения её, главного и нужного труда всей его жизни, по библиотекам, школам - для воспитания молодёжи. Чтоб подрастающие поколения знали истинную правду о самой кровавой войне человечества,
чтоб поняли и воспитали в себе ненависть к разрушительным бойням, уверенность в благородстве созидательного труда. От всех организаций и известных в стране деятелей получал только равнодушное молчание.
Перед расставанием я подарил Александру Васильевичу два сборника своих рассказов, а он мне – свои шесть томов.
С нетерпением жду встречи с героями «Беспощадного времени».
Опять балуешь меня, судьба, встречей с интересной личностью – современным классиком – Александром Васильевичем Шелякиным.
на фото: писатель, военный лётчик первого класса полковник Сисмеев Игорь Игоревич