Продолжение. Начало http://www.proza.ru/2014/04/10/1897
С вокзала на грузовиках нас привезли поздно вечером. Это был лагерь. Первым делом нас зарегистрировали: кто такие и откуда прибыли. Выдали нам номера, написанные, на небольших лоскутках ткани и сфотографировали. Наши номера с мамой оказались 86 и 87, их пришили на нашу одежду. У немцев ничего не пропадало, номера снимали с одежды мертвых и давали поносить живым. У скольких же людей побывали эти, уже наши номера?
Бараки, где нас разместили, оказались очень вместительные, с рядами трёхэтажных нар без окон. Свет электрический. На деревянных нарах ни матрасов, ни подушек, кулак под голову и спи. Да какой там сон! Лежишь и думаешь: "Куда это мы попали и за что?" Нам объяснили: лагерь находится в Польше возле города Люблин, хотя нам было всё равно. В 4.00 - подъём, перекличка. Никто не умер и не убежал. А как убежишь, если лагерь окружен забором из двух рядов колючей проволоки, а почти на земле между рядами лежат ещё несколько рядов колючей проволоки. Ночью по ней пропускали электрический ток. В 5.00 завтрак, называли эту еду баландой и даже сочинили:
" Баландюшка, баланда,
Даже нет капусты,
Только брюква и вода,
А в животе пусто!"
Днём рассмотрели лагерь, территория огромная, целый городок из бараков, стоят вышки с пулемётами, вдали - высокая фабричная труба. Тоже объяснили - крематорий. Мы и слова такого не знали, теперь знаем. Объяснили неграмотным: "Возможно, что будете там сами и узнаете, что это за слово, где людей превращают в пепел».
На следующий день проверка в медпункте, полицейский, оглянувшись, нет ли где немцев, предупредил, чтобы вели себя смирно и по сторонам не глазели: "Меньше видишь, дольше живёшь". А смотреть по сторонам и не хочется, по дороге в медпункт увидели гору волос всех цветов. Казалось, что сердце от страха вот-вот остановится: живых стригли или уже с мёртвых волосы срезали? Нас что тоже постригут: живых, мёртвых?
Ночью, обязательная перекличка в бараке. Однажды нас вывели на территорию лагеря и построили, ряды длинные, я с мамой в середине третьего ряда. Подъехала тёмно-зеленная машина - будка. Полицай сказал, чтобы мы заходили в машину, не стеснялись. Зашла девушка, потом парень и стал её обнимать. Девушка его отталкивала и кричала. Первые ряды стали заходить и парня оттеснили. Поместилось два с половиной ряда. До меня с мамой оставалось 3-4 человека. Пришел водитель, закрыл машину и уехал. Нас оставили ждать, когда машина приедет ещё раз. Мы простояли несколько часов, но машина не вернулась! Снова пришел полицай и отпустил нас в барак. Потом только до нас дошло, что мы были на волосок от смерти.
Переклички велись несколько раз в день и ночью. Некоторых отправляли на различные работы, остальные свободны. Рядом с бараком колючая проволока, за ней пленные: сербы, французы, англичане. Сербов быстро стали понимать. Днём по проволоке ток не включают можно подойти и поговорить.
Лица грустные, но иногда слышится смех. Говорили, что военнопленных могли выкупить или отправить на работы: стройку, заводы... Ну, а мы? Никогда не было так тревожно на душе. Сколько и для чего нас здесь держат? Какой чёрный, густой дым валит из этих труб. А совсем недавно люди были живы, спорили, удастся ли выйти отсюда. А остался только дым и пепел. Даже спустя столько лет вспоминать очень страшно, а тогда хотелось уснуть и больше не проснуться. Бедный наш папа, он думал, что спрятал нас от войны.
Однажды мы были разбужены охраной. Подъём, построение. Подъехала открытая машина, набили битком, негде сесть, стояли впритык. Никто не знал, куда нас повезут, может в печь, люди плакали. Машина повернула на шоссе направо (если влево – к душегубке), все затаили дыхание: впереди неизвестность, но не печь. Привезли в какое-то огороженное место, здесь уже много людей сидит, прямо на земле. Прошел слух, что немцам требуется рабочая сила. Много немецких солдат погибло на поле боя и некому работать на заводах, фабриках и сельском хозяйстве. Нас снова построили, вывели на дорогу и в сопровождении охраны повели по улице. Впереди был мост. Я говорю маме: «Если ближе подобраться к перилам, прыгнуть в воду и конец нашим мучениям». Но проходя по мосту, немцы подтянулись, нас прижали теснее, мы еле двигались в толпе. Немцы не давали возможности приблизиться к перилам. Мы оказались в тисках. Очень многие были истощены физически и морально, смерть, казалась нам избавлением. Но, не судьба.
Оказывается, прежде чем отправить в Германию, нас нужно было вымыть, чтобы не запачкать немецкие вагоны. В бане что-то оказалось неисправно, и погнали нас на вокзал. Вагоны уже нормальные, не телячьи. Появилась надежда на жизнь. Я уже не помню, сколько мы ехали, остановились на каком-то переезде, приказ – выходить. Осмотрелись по сторонам, везде идеальная чистота, цветы, как на картинке. А мы такие несчастные, грязные, измученные, голодные, еле стоим на ногах от слабости. Красота этой чужой страны нас не трогает, мы здесь рабы, настоящие рабы, сейчас нас будут покупать за немецкие марки. Заводили в небольшой домик, где сидели покупатели. Дошла очередь и до меня с мамой. Переводчик перевёл нам, что одна немка хочет меня купить, а пожилой немец – маму. Мы не хотели расставаться, обхватили друг друга и нас не могли разъединить. Мы так плакали и кричали, что со словами: «Донер ветер! Русише швайн!», нас оставили в покое. Немка, под руководством которой, проводилась продажа, предложила: «Кто берет двоих – мать и дочь». Молчание, затем немец, который покупал маму, согласился купить и меня.
Наш хозяин вывел нас во двор к своей коляске. Хозяин сел на сиденье для управления лошадью, таких огромных лошадей я не видела, а мы с мамой в самой коляске. Очень даже роскошно для рабов. И поехали в деревню.
Что нас ждёт впереди? Главное не лагерь, где мы пробыли больше месяца. Кто-то скажет, что месяц не так и много и будет не прав. Ведь рядом с каждым заключенным лагеря, каждую секунду стояла смерть, готовая его забрать.
Продолжение http://www.proza.ru/2014/05/05/1448