(Отрывок из романа)
После окончания второй командировки, на этот раз в Алжире, Николай вернулся в Подмосковье и стал работать в НИИ, где его непосредственным начальником был бывший однокурсник Егор Дымов, которым Николай не переставал восхищаться. Николай говорил Алине:
- Ты знаешь, что такое стать доктором наук? Для этого нужно «набить морду» десяти академикам.
Внешне Алина соглашалась с Николаем, а про себя думала о том, что он потерял время для научных исследований, когда работал за границей. Хотя, в ту пору существования «железного занавеса», считалось очень престижно работать за рубежом. Это были времена, когда капиталистические страны были закрыты для простых смертных людей, даже для туризма. В случае с Николаем, с одной стороны - престиж, а с другой - трудно было наверстывать упущенное время. Поэтому он согласился поехать в Ленинград, где ему обещали «золотые горы». Он сдал московскую квартиру, а в Ленинграде получил со временем другую на окраине города, в Купчино. Отдаленность от центра его мало смущала. Главное - работа. Ведь в московском НИИ не было никакого роста. И приходилось работать, как он говорил, «в корзину».
Невозможность реализовать себя в таких условиях подтолкнула Николая к переезду в Ленинград. Немало этому способствовал Лебединский, преследуя свои корыстные цели. С Николаем он был очень любезен. Конечно, одной любезности было мало, чтобы снять человека с насиженного места. Лебединский «взял в оборот» жену Николая, которая стала любовницей Лебединского ещё в Алжире. Чтобы Николай был всё время «под рукой», он «охмурил» его жену, пообещав жениться на ней. Но старый ловелас так и не женился на ней. Да и не нужна была она ему, он нуждался в Николае, конечно, не в нём самом, а в его мозгах. У него, помимо Эммы и собственной жены, была ещё одна женщина, с которой он впоследствии и зарегистрировал брак, расставшись со своей очередной женой, которая приходилась родной сестрой ректору одного из ленинградских вузов. Бедная женщина устала терпеть измены мужа, и они расстались.
В Ленинграде Николай закончил аспирантуру, защитился и стал продолжать заниматься прикладной математикой, постоянно находясь «под колпаком» у Лебединского, который под его статьями ставил на первое место свою фамилию и с успехом опубликовывал их по всему миру, даже за океаном.
Заграничные публикации Николая мало интересовали. Он очень хотел печататься у себя на Родине. Но в скором времени потерял возможность публиковать свои статьи, так как порвал все отношения с Лебединским, который был всегда ласков с ним, относился с большим уважением, а потом … «перекрыл ему кислород». Николай из редакции московского научного журнала постоянно получал отписки, сочинённые секретаршей. Сам он съездить в Москву не смог: не позволяло здоровье.
Лебединский не жаловался на здоровье, хотя и лишился кафедры, созданной ректором специально для него, поэтому в вузе осталась только одна кафедра математики. Как ни цеплялся он за своё место, но пришлось уйти. А ведь какие силы были задействованы! Дошло дело даже до одного из членов Политбюро ЦК КПСС, сын которого возглавлял Академию наук в Казахстане.
В Ленинграде женщина с нерусским именем Эмма, жена Николая, родила ещё одного ребёнка, отцом которого и был Лебединский. Для Николая не было ничего дороже на свете волоса с головы мальчика, которому он приносил гостинцы и тогда, когда оставил Эмму.
Один раз это послужило причиной ревности. Алина уже не жила у Финляндского вокзала, с радостью переехав в Красное Село. Здесь у Финляндского она прожила совсем мало времени, но запомнила на всю жизнь комнату, почти без мебели, с единственным окном во двор-колодец и дорогу к метро. Каждое утро она шла мимо красного кирпичного забора, не задумываясь, что за ним. Оказывается, это была тюрьма, знаменитые «Кресты», о которой писала и французская пресса, и всякие любители рассказывать легенды. В одной из них говорилось, что убитого архитектора похоронили в камере, таким образом, он навсегда остался в чреве созданного им «детища».
Помня, что у вокзала есть Дом быта, Алина направилась туда. Ей надо было не просто отремонтировать сапоги, а поменять так называемые союзки – переднюю часть сапог, чего никогда не делали в Сибири, а здесь, в Ленинграде, это явление было довольно распространённое. В старых сапогах уже невозможно было ходить. Было такое впечатление, что она идет босая, как не раз бывало во сне. Потом отремонтированные сапоги она так ни разу и не надела, они казались ей грубоватыми. Мать купила ей по случаю другие, чему Алина была безмерно рада.
Выйдя из Дома быта, проходя по узкому Финскому переулку, в вечернем полумраке Алина прямо перед собой увидела Николая. Он немало удивился столь неожиданной встрече и пригласил выпить кофе в то же самое кафе, где они познакомились. Перед тем, как отойти к прилавку, попросил Алину подержать портфель, который Алине показался очень тяжёлым. После того, как они выпили кофе с пирожными, он достал из портфеля румяное яблоко и подал его Алине. Она ничего не сказала, но про себя подумала, что он, видимо, шёл к какой-нибудь подружке. Это её так задело, что при следующей встрече она уже умолчать не могла:
- У тебя был тяжелый портфель.
- Да, там были книги и яблоки
- Яблоки для кого?
- Для одного маленького мальчика.
Алина не стала его больше "пытать", потом ей стало ясно, что гостинец предназначался для сына Эммы и Лебединского. Ему же он регулярно посылал переводы, корешки от которых Алина увидела на дне коробки со счетами за квартиру. Ранее она не открывала эту коробку, потому что заполнять квитанции не умела. Всё делал Николай. Она только расписывалась.
Эмма имела свой расчет: уж очень ей хотелось стать женой академика. В те времена академики имели большие блага. Ей так не терпелось подняться по иерархической лестнице, что она пошла на отчаянный для неё шаг – родила от Лебединского сына, не желая иметь детей от Николая. Поэтому Николай впоследствии ушел из семьи, в которой все душевно и кровно были чужими для него людьми.
По своему характеру Эмма была женщина хитрая и изворотливая. В университетском общежитии все думали, что, выходя замуж за Николая, она считала его, прежде всего, мужиком с мозгами. Всем было невдомёк, что помимо интеллекта, он оказался порядочным человеком. Это и привело к тому, что он стал отцом чужого ребёнка. С его принципами долга надо было бы родиться во времена Льва Толстого. От проницательности Эммы не ускользнуло, что для Николая понятие о долге - это не просто слова.
В первый раз Эмме всё сошло с рук. Но на другой раз она просчиталась. Николай снял жилье и стал жить сначала с приехавшей из деревни матерью, которой хотелось поддержать сына в трудное время. Потом жил один, изредка наведываясь в свою квартиру. Иначе было нельзя. Эмма могла бы выписать его, и тогда бы он потерял и жилплощадь, а вместе с ней и прописку. Таковы были раньше порядки.
Алина не знала никаких подробностей и ничего не хотела знать про эту женщину, загубившую жизнь Николаю. Собственно говоря, с неё всё и началось. А главное - переезд в Ленинград со всеми вытекающими отсюда последствиями. Из-за этой женщины, которую и женщиной можно было назвать лишь с большой натяжкой, Николай оказался в городе на Неве, про который говорил:
- Здесь личности не рождаются, а умирают.
В один из темных осенних субботних вечеров, когда он по своему обыкновению пришел к Алине, был внешне невозмутим. Ровным голосом сказал:
- Я развёлся.
Алина, сама не зная почему, заплакала. Она с детства тяжело переживала разводы даже незнакомых ей людей, возможно потому, что росла без отца. Её мать упорно не хотела жить с отцом Алины, которого она видела всего один раз за всю свою жизнь.
После развода Эмма на вырванном из школьной тетрадки листке составила опись вещей, оставленных бывшему мужу. В ней было четырнадцать пунктов. То, что она оставила, была старая сломанная рухлядь, которую она сама не захотела взять. Не много она отвалила тому, кто одевал её, кормил и поил, а также воспитывал её детей, жарился под африканским солнцем в стране, где рядом с его виллой была хижина. А в этой хижине выплавляли золото. И любительницы ювелирных изделий заказывали громадные браслеты – от кистей рук до локтя.
Спустя несколько лет после развода у Николая появился большой золотой перстень. Алина задала вопрос:
- Откуда он у тебя?
Последовал ответ:
- Из Африки.
Как-то поздним вечером, глядя на мужа, Алина бросила взгляд на руки мужа, и ей показалось, что блеснуло кольцо. Возможно, это был отсвет летнего, заката. Она спросила удивленно:
- Странно, ты надел перстень. Ведь ты не любишь украшения.
- Какой перстень? Где ты видишь перстень? А, впрочем, где он?
- Не знаю.
- Как не знаешь? Я тебе дал его в руки. Вспоминай. Всё, что есть в квартире, не стоит этого одного перстня!
Алина стала напрягать память. С постоянными стрессами её память стала совсем ни к чёрту. Она заставила себя сосредоточиться и вспомнила, что на перстень намотала нитки для вязания кружев, и, совершенно забыв про это, всюду брала с собой моток и вязала, где только было можно. Итак, перстень «нашелся».
За всю их совместную жизнь Николай надел его всего один раз, на одно торжество. Супруги прекрасно провели вечер во дворце. Молодая пара, что была с Алиной, застеснялась Николая и ушла. Они остались одни.
Время от времени Николай спускался вниз по мраморной лестнице, а потом приносил Алине шампанское в верхний зал, держа бокал в руке, на которой в бликах вечернего солнца сверкал и переливался золотой перстень. Алина подумала, что она могла бы спуститься и сама, но вслух ничего не говорила, ей было очень приятно, а на душе немного томно от ухаживаний Николая. Она тогда не думала о том, что ей никто и никогда больше не будет приносить шампанское. Впрочем, она вообще ни о чём тогда не думала, глядя с любовью в голубые с поволокой глаза мужа.
2003 год
Фото Henri-Pierre Rodriguez