ПЕРСОНА
Подполковник, чьи звёздные позументы оказали мне в это утро услугу конкретную, с ухмылкой буравя вошедшего, протягивал сложенный вдвое листок.
Я ознакомился бегло, скомкал бумажку и побрёл коридором под душ.
Вернувшись, я обнаружил записку, уже извлечённой из урны и демонстративно разглаженной.
Таким образом, её содержание ни для кого из присутствующих теперь тайны не составляло.
– Знали бы вы, братцы служивые, как я напахался сегодня.
Не до дам с!
Объяснение, исходившее из измозжённого тельца, сыщиков убедило.
И загудела возбуждённо-восторженно дружная офицерская братия:
«Какая здесь мадама, мужик! Как ушло то так умудрился?!
Мы же её тут всем личным составом - и эдак, и так, и оттуда!
Не в масть!?
"Ваше дело письмецо передать", – хохотала.
И рванула на скорости, опасаясь, что бы на лету не раздели.
Отдыхай уже, набирайся здоровьица нам, а к завтрему, что бы исполнил блестяще!
И бутылочки всякие, разные на столешнице вновь, и буженина крупными ломтями, и икорка искристая в салатнице горкой.
А овощи с фруктами свежие, аппетитные – в такую-то неплодородную пору. – Крепись, мужик! Не посрами офицерскую честь!
– Представляешь, – плотненько прижался ко мне после энной закуски служивый из братского соседнего номера.
Тот самый, гусарского вида красавец-майор, что так нежданно повстречался мне этим утром. – Сечёшь, на чём я этих паразитов нагрел. – Он брезгливо скривился, демонстрируя отношение опера к тупости «в особых размерах». – Эти, эти, суки позорные, выставляли твои, ну эти – вещички!?
Я на них такой самоходкой рванул! А они мне, паскуды : «Нас тут заявками давят! А этот – здесь лишний! Чужак! Этот непонятно где взялся!..»
Это наши органы им, понимаешь ли, лишние! Быстро же им память отшибло!
Я им такое светлое будущее начертал! В разы!
Они ко мне потом всем личным составом явились.
Со снежным штандартом! И с этим, у которого глазки в бегах.
Директором драным.
– Молодец! – здраво оценил я момент. – Мы теперь в неоплатном долгу!
– Раненых в бою не бросаем! – мотнул своею молодецкою гривой майор.
ЧЕЛОВЕЧЕСКОЕ ОТНОШЕНИЕ
А в рабочий день в управлении меня уже приветствовали, словно сослуживца и друга.
На рабочем столе, выделенном мне для грядущих творений, грудились загадками свёртки.
Они занимали добрую часть столешницы и этим здорово отвлекали от дел.
– Вы не сомневайтесь, чистая она, безопасная, – мягко, чтоб не вспугнуть, выруливала специалистка по сметам. – Её у своих – у русских ребят покупали.
А рыбёшка, та вообще прошедшей ночи улов. Люди проверенные. Давние соседи нашей Анастасии из кадров.
Мы все там у этих друзей на крючке! – Хохотнула девица, иллюстрируя сказанное сгибом испачканного тушью мизинца.
Речь шла об увесистом икорном ядре, тщательно обёрнутом калькой, и двух полуметровых кусках осетрины, упакованных по высшему классу.
И вовсе это не подношение скользкое, мне объяснили, а лишь выражение искреннего почтения к человеку и другу, проверенному общественно полезным трудом.
Я после того, как наслушался всякого за выходные и начитавшись, не был беспечно наивен и, искренне улыбнувшись коллегам, вежливо от всего отказался.
– Да как же это, всего за десятку кило, а рыбка, эта совсем за бесценок – пятёрочка вкруговую! – чего-то они не догоняли во мне.
Цены же даже для их "нерестового" Гурьева были фантастически в ноль.
– Наступило прояснение, дорогие собратья, – не стал я дожидаться обид, – за рыбьи глазки огромная вам благодарность, а саму рыбку – увольте, с этой тяжестью кто меня попросит на борт!
– А ведь могут и посадить! – резво согласились коллеги, выстраиваясь в длинную очередь за дефицитом.
Безмолвный коллективный демарш оказался убедительней жарких словесных увещеваний.
И филе царской рыбки было тут же определено для меня в морозильник.
В полном объёме!
С ПРИСТРАСТИЕМ
Номер в моём отеле – набор спальных мест для постояльцев без особых претензий.
В нём группа командированных офицеров потрясает активным многоголосьем.
При моём появлении стихают дебаты.
Не мудрено – у оперативников обязаны быть тайны от посторонних.
Доброжелательное входное приветствие игнорируется всеми без исключения.
Пытаюсь связать это с их возможными деловыми проблемами.
Потому, не особо печалясь, соображаю на предмет спуститься в столовку.
– Сидеть! – Вздрагиваю от рыка младшего в этом доме по званию.
Капитан, сверля лютым глазом клиента, вертит в руках сложенный вдвое листок.
Вид записочки этой оставляет мне крохи надежд, что не всё ещё в этой жизни потеряно.
В последующие минуты воинский коллектив нещадно клеймит проходимца за поступки, несовместимые с высоким званием мужчины, офицера и человека.
Они буквально потрясены моим издевательским отношением к порывам « достойнейшей из мадам».
И лишь офицерское благородство не позволяет им вогнать меня в санкции.
Улыбаюсь я по разным причинам. Прежде всего – от осознания того, что плевал я с высокого этажа на эти жаркие допросы с пристрастием.
А потом, я вообразил не колеблясь, как эта голубоглазая нимфа могла обаять.
Мгновенно и всех! К тому же появлением своим цикличным и частым тронула она их служивые души.
И, что вероятней, – и органы!
Ясен пень, поверженных неземной красотою чекистов, я таки принудил к презрению.
Демонстрируя отношение это, они окунули меня в вакуум служебного
безразличия. Такие дела!
Продолжение - http://www.proza.ru/2014/02/03/2495