Пять Ветров. 2 С ног на голову

Игорь Наровлянский
С НОГ НА ГОЛОВУ
               
   
Весна ко мне летела навстречу! Весна! Призывная, яркая, лёгкая!
Сердце заколотило мне юностью уходящей.
 
Щёлкнула изящными пальчиками, узнав, что протеже поселен без проблем.
Не удивилась, что в номере – четверо аж, и лишь я среди всех не в погонах.
Сопереживала отсутствию в «хоромах»  элементарных  удобств, и уверила роскошным мажором, – в её  скромном  жилище и телевизор, и кофе, и душ всегда к услугам  гостя желанного.               
– Тем более, – озорно улыбнулась, – уже с понедельника – хоккей из далёкой Канады!..               
- Надо же, как точно и кстати! – не скрыл я в себе тихой радости. – Задавим  Канаду!?               
– Господи, как же я устала молчать. Ты мне словно  для откровений и послан.
Решусь ли я ещё когда-либо?
Сегодня я фигура видная в городе нашем заштатном  – в средней школе руками вожу. – Видишь, как взглядами почитают?               

- Да не в статусе дело, мадам, -  с улыбкой я пристроился к талии, - взгляд же не отвести от чудес!..   


***


...Цветущее девичество ярко обозначилось в ней уже в классах начальных. Соответственно и в юности она пребывала, словно в купели  обожаний и благ.
И  наслаждалась она нюансами пребывания в этой купели куда более, чем  жаждою крутых перемен.
А с  Серёжей они на виду друг у друга росли – школа, дома  по соседству.
При необязательных встречах он, словно в ступор входил.
Буковки застревали на выходе.
Не  трогало её это вовсе, смешило лишь.
Ей уже и в раннем девичестве хватало этих вздохов и ступоров.               

Но едва у неё наступила  жизнь студенческая, чреватая процессами тонкими, юноша, вдруг, то ли нрав, то ли стратегию поменял.
Изыскивал возможности встреч, родителей её обволок обаянием, потрясал галантностью и  поступками.
Приглашал на спортивные встречи, в которых выходил триумфатором.
Демонстративно игнорировал внимание к нему ярких и пристрастных девиц.
Одним словом – приучал   методично.
И приручил – не заметила  как.


***


... А когда разошлись гости после их пира застольного, Серёжка только и качал головой:               
- Неужели это всё же случилось со мной? – и хохотал,  вихрем   вращая молоденькую супругу свою, – ущипни!               
А уже поутру, потягиваясь в сладостной неге, бесстрастно озвучил концепцию, так напрягавшую его долгие годы безответных любовных терзаний:               

-  Как же ты мне трудно досталась, любимая! – и после глубочайшего вдоха. – Не доведи Господь, если что...               
– Если что? – отозвалась она беспечным рефреном.               
 – Зарублю, если что, –  длинно выдохнул он, прочь отметая сомнения.               
– Серёжка?! – пыталась она пришпорить пульс запредельный. – Не смей пугать меня так...               
 – Даже не сомневайся, родная! Топориком!


***
      

Никогда более они к безумству того диалога не возвращались.
Но слово, которое вовсе не воробей, выпорхнуло и, хранилось в сознании каждого,  механизмом часовым со взрывателем.
               
      
Тем не  менее,  для стороннего взгляда все эти годы всё у них было тип-топ.
Отношения внешне – не конкурентные, ровные.
Сергей –  нежен, заботлив, уступчив.
И лишь единственный ребёнок их, хотя родительским вниманием обделён не был, словно чужим себя чувствовал в доме – прорастал раздражительным, замкнутым.
Порой лишь бабушкам  раскрывался обеим.
Видно, незримое напряжение в их семейной обители как-то передавалось ребёнку.
Казалось бы безучастен Сергей к тому, как чтут Людмилу его в самых разнообразных кругах.
Почтение это материализовалось порой загадочными указами свыше, обязывающими её присутствовать на всевозможных приёмах, к которым она ни коим боком..., роскошными цветочными композициями  от неназванных лиц...

И в мыслях не уходила она далее безобидного флирта, а словно на лезвии балансировала.
 
К раннему назначению её в директора  коллеги отнеслись с  пониманием.
И с лёгкой житейской иронией.
Но более – нарочитое, как ей стало казаться, спокойствие мужа, теперь лишало покоя  её.               

От непреходящих кошмаров она  просыпалась всё чаще – с наступлением тьмы будто выбегала она к реке,  и энергичным движением разрезала стремительное течение,  избавляясь от ужасных видений.
Но всякий раз, когда,  озираясь нагою, выходила она из воды,  эхо родного голоса настигало  её и дикой болью  разрывало  виски:  – Нет повода для печали, любимая.
Время ещё не пришло...               
И кто-то ей заметил однажды, что радоваться она отвыкает за себя и  других, кто-то ненавязчиво намекнул на её прогрессирующую холодность, от которой  теперь и коллегам, и детям всё менее тепла и забот.               


– Не скажи, – позволил я вмешаться в чувственный её монолог, – такая у тебя тёплая улыбка при встрече была!
А как, позвольте напомнить, Вы мне улыбалась в полёте.
- Ты у меня ещё утонешь в улыбках!..-))


               


***   


С юных лет своих Сергей "витал в облаках".
Без проблем окончил   лётное училище в казахской столице.
И затем взмывал  в небо местных  авиалиний  Юга  Урала и Казахстана.
И всё же тесно ему было в этом, казалось, необъятном пространстве.
Безмерного неба вечно не доставало ему, лайнеров высочайшего класса!
 
Бортов же крупных, солидных, садившихся на  степную их полосу, было по пальцам пересчитать.
И команды на них набирались лишь из мест, где обретались высшие авиашколы и курсы.

На исходе  десятилетия грёз и  надежд, выпал мечтателю нашему счастливый билет.
В числе лучших пилотов отправлен он был в высшую лётную школу.
В Ростов!               
– Виват! – кружил её он под окнами их «блочного шалаша». – Полетаем мы с тобой ещё и на ТУ, и на БОИНГ- ах.
И вокруг шарика полетаем.
Быть  тебе прекрасной принцессой в моём премьерном полёте!               
      
В конце февраля он же завершить там должен с делами.
И вернуться с победным щитом!
Но не прилетал почему-то.
И не трепала бы она нервы себе, чего не бывает, кабы не столкнулась случайно нос к носу с коллегой её супруга  по курсам.               
– Ты уже вернулся, Виталий, – не скрыла удивления она,– а Серёга мой, как же...?               

Тот вдруг кашлянул в кулачок и, яростно стуча по груди,  лишь руками развёл – извини, мол, подруга, горло сдавило внезапно так, слова сказать не могу.               

И в «конторе»  ей  тоже – ничего внятного и конкретного...
      

А уже ближе к  женскому празднику  нервишки у неё стали сдавать.
Сея тревогу,  она «поставила на уши» родственников близких и дальних.

И слетелся  народ с дальних мест – кто из Молдавии, кто из Твери, и затем – в коллективной бессоннице   на  маломерном паркете обменивались грустными недомолвками.
И сушили друг другу мозги – быть то всем как?
Если, не приведи Господи, что...
   

***


...Неслышно провернув в замочной скважине ключ, Сергей столкнулся  с хаосом  родственных  тел на своём малометражном полу.
Оставив вещички у входа, он  чутко растворился на выходе.
   


Всё как-то рассосалось  чуть позже.
Будничным недоразумением оказалось.
Простуда. Горячка. Больничный.
Не сообщал – ясное дело, волнения же лишние близким.
Прежде  же  не было со здоровьем проблем у него.

И всё  в их доме вновь замечательно было.
В кои-то веки счастливо выпало  с роднёй свидеться.
Да и в тесном застолье люди, как правило,  раскрываются ярче.
И тосты самые яркие, сочные были лишь в её адрес,  Людмилы великолепной! – Женский же день, в самом деле!

Странности же Серёжкиной Одиссеи тактично не поминались прилюдно, но сам он угрюм был и мрачен, и, на удивление, быстро упился.

А когда она вышла на кухоньку  с посудою разобраться, он – за ней, словно незримой  цепочкой привязанный.
И обнимал, и зацеловывал страстно,  и на колени припал, и каялся, прерывая хмельные рыдания, что не болел он в том Ростове совсем, а со страстью случайной не разминулся.
   
Она успокоила его, сдерживая кипящую лаву в себе.
И сподобилась всё же  уверить, что не такая уж это большая беда, что бы её не одолеть сообща. Одолеем!               

***


– Мудрая Вы, однако,  мадам! – головкой я качнул настороженно. - Женщина!               
– Погоди, – тут же и  осенило меня, – всё это страницы «новейшей истории»?
Выходит, что и двух месяцев не прошло, как вся эта ... приключилась.
Возвратился твой   Сергей из Ростова в первых  числах весны,  а сегодня у нас ещё даже не май.               
– Если бы завершилась  уже, – выдохнула тяжко Людмила, – это лишь малый клубок снежного кома того. 
Если бы тем всё и кончилось...
   

***


В наступившие после тех праздников будни и «вовсю заплясала губерния».
Заботливо проводив на службу своего дипломированного супруга, Людмила  понеслась за ним, словно  охотник с капканом.

Там, в штабе агентства Аэрофлота, искупавшись в обязательной к ней галантности  руководства,  она убрала улыбку.
Аргументировала свои сомнения в истории с заболеванием благоверного.
И очень была убедительна в желании – в чудной этой истории расставить точки над и.               
– Надеюсь, нет необходимости уточнять,– определилась она с акцентом на выходе, – не  ввязывайте меня, Бога ради! Ваши дела!
      


Нехитрое расследование подтвердило «спонтанные опасения»  – следов той болезни в отдалённой регистратуре не обнаружилось.
Стало быть – фальшив документ! Нехорошо-то всё как!
Ой, как предсказуемо грустно оборачивались в те годы подобного рода открытия.
   
И уже через несколько дней  Сергей, зайдя в дом, явил взгляд, с которым лучше бы разминуться.               
– Всё кончено, – безвольно опустился он на пол, – без борта я теперь и без неба.               

 В связи с событием, потрясшим  незыблемые основы социалистического бытия, мастер дальних полётов был жёстко «опущен на землю».
Полгода,   впоследствии, предстояло ему заниматься лишь подготовкой к полёту бортов, поднимающих в небо других.               
   

 Как она его утешала в тот вечер, как убеждала, что всё преходяще.
И что лишь её  безусловная вера в него вернёт Сергею и волю, и силы...               
И помалу стихать стала боль.
Важен всё же для мужика крепкий тыл на изломах судьбы. Сергей не стал дожидаться первой, сильно урезанной наказаньем, зарплаты, а энергично налаживал связи.
И вскоре – Актюбинск, Уральск, Кокчетав – были готовы его принять.   
И вернуть ему безмерное  небо, без которого совершенно никак.               

– Определяемся с выбором, милая, время не терпит.               

Она в восторге, конечно, от оперативности этой, и не пытается скрыть гордости мужчиной, правящим  штурвалом  судьбы!
 
***

 - И, правда, – достойный мужик, волевой! – согласился я, трудно  представляя собственные  телодвижения в шквале  рукотворных кошмаров. – Но с педагогикой большой перебор, уверяю!
   
***


 «Героиня»  же,  овладев  информацией, в очередной раз родственно озвученной  ей, вновь   явилась к руководству, однажды уже воздавшему благоверному её по заслугам.

–  Что за прыть, – с большевистским напором давила на функционеров  амазонка казахских степей, –  за дела свои грешные от кары улизнуть  норовит лицедей!?
И, словно Троянского рысака, выкладывает на всемогущую столешницу дирекции черновик с намеченными её благоверным  прогнозами.
   

Жёсткая оперативность вершителей судеб оказалась  действенней дерзких Серёжиных  устремлений.

В кратчайшие сроки весь ближний свет, вчера ещё суливший потерпевшему небо в алмазах, наглухо перекрыл ему живительный кислород.
Не мудрено, что отчаявшегося мужика завертело в алкогольном безумстве.
   

Ангельский лик обожаемой спутницы, в глазах моих, всё более размывался  потоком   шокирующих откровений.               


***


– И  тогда ты вновь  принялась разгребать  этот хлам...,  –  декларировал  я, никак не скрывая сарказма.               

– Конечно  же,  я обязана была привести его  в чувство, должна была ему вернуть веру в себя. И я сделала это!
Не надо так улыбаться, прошу тебя!
Но даже помыслить тогда не могла, что взбредёт позднее в ту голову.
Надо было, искупая грехи, вернуть своё приличное прошлое.
А он позволил себе связаться с, недоброй памяти,  ростовским училищем!?
И там, не вдаваясь в детали, ему наобещали всего:  – Выезжайте, на месте подумаем!               

Он и понёсся!?
И я, словно меня скипидаром намазали, – параллельно...
      
***

Пока Серёжка обменивался объятиями с благодетелями и  коллегами, «добродетельная»  амазонка  разыскивала  поликлинику, и  в ней – злостную совратительницу, принесшую столько бед  в её дом.
Публичная лекция о падении нравов, и прелестная искусительница в белоснежном халате уже без каких-либо шансов и перспектив.
И лишь откровенная враждебность персонала лечебницы оставила у Людмилы неприятный осадок.

Некогда ей было  осадок тот сцеживать.
Хватило бы силёнок для главного.
   


Не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы не усомниться в последствиях. – Лётное училище дислоцировалось  по конкретному адресу, и найдено было истицей без особых усилий.   
После чего кислород, даже весьма туманных надежд,  повинившемуся  мечтателю и оптимисту уже не поступал ниоткуда!

У  «падшего» уже  не оставалось ни духу, ни сил, чтобы связаться со своим «добрым ангелом» и опечалить нескончаемой чередой преследующих его  потрясений.
Икара, пышущего богатырским  здоровьем и грёзами, сразил не ведающий о пощаде инфаркт.
Сергею  ещё и божественных 33-ёх не исполнилось...
 

***


В тот момент почудилось мне,  что прилюдно меня потрошат, рвут жилы, выворачивают   суставы и связки.
Бессонная ночь в момент придавила непомерной усталостью.
Трудно ворочая языком, я удосужился всё же спросить:               

– Как же со всем этим жить?
Как же ты сама ещё  живёшь со всем этим?
 

Глубочайшее сожаление по поводу внезапного помутнения у «её драгоценного спутника» –  прочёл  я в её изумлённых зрачках.               

–  Ты, вероятно, всё же главное  упустил, милый  друг.
Дремал во мне мой затравленный джин всё это очень долгое время.
На донышке самом свернувшись.
Часа своего дожидался.
Выдавил, наконец, чёртову эту затычку.
Если бы не было этих ростовских событий, их бы не мешало придумать.

Так я устала от страхов, и этого нависшего надо мной топора!               

– Продукт давней романтической  дурости  ты называешь нависшим над  тобой топором?
Однажды и до скончания века?
Ты безжалостно и прагматично уничтожала близкого человека, который жил лишь тобой долгие годы.
Какой же обителью святости  виделась ты  мне вплоть до этой прогулки.

Теперь же, я всеми порами ощущаю, как ты отыщешь и меня в любом  закутке и...  Страшно вообразить...


Она обернулась испуганно.
Искреннее непонимание  выражал этот взгляд.
И сожаление.               


– Потрясающе,– прошептала она, сглатывая накопленное напряжение, – я откровением своим, обнажаюсь до тончайшего нерва...  Да это я теперь заложница у тебя.
Я!
Теперь ты можешь меня где и как угодно достать!
Мы встретились с тобой в том полёте почти сразу после нашего последнего визита к Серёже.
Ты меня от таких тяжких мыслей отвлёк.
Хотя там уже сдвинулось потихонечку дело.
Организм всё же молодой, сильный.
Мужик совсем недавно марафоны бежал.

Ты даже не представляешь – как я благодарна судьбе, за нашу необычную встречу. – она горячечно смешивала прошедшее и реальность, страстно выстраивала ближайшие планы, настаивая попутно, чтобы я не торчал «в этом запущенном общежитии», а лишь ночевать туда возвращался.               
– Вот теперь уже точно всё, – прервал я её, не задумываясь о корректности, – мне бы теперь только до  постельки  добраться.               

– Конечно, конечно, –  прижалась она ладошкой  к своей разгорячённой щеке, – и мне бы не мешало уснуть...




Продолжение - http://www.proza.ru/2014/02/03/2483