Отгремели сражения и за героями всегда идут мародё

ОТГРЕМЕЛИ СРАЖЕНИЯ И ЗА ГЕРОЯМИ ВСЕГДА ИДУТ МАРОДЁРЫ

Шакалы всегда преследуют льва, чтобы поживиться
с его стола. Но стоит только тому ослабеть –
загрызут насмерть.
Всего же страшнее – шакалы духовные. Они,
произросшие на русском хлебе, на чужом труде,
вгрызаются сегодня и в прошлое Отечества,
и в его настоящее, тем самым лишая нас будущего,
порождая беспамятство душ и сердец.
И. Святославский

Для всех дельцов, независимо от рода деятельности, сегодня праздник на Руси. Всё, что создавалось народом, стало принадлежать им. И везут они к туманным берегам, так любимого ими Запада всё, что под руку попадёт – и лес, и сырьё, и редкоземельные металлы, морепродукты и, от этого действительно стало страшно, такое встретил впервые в печати – даже тамбовский чернозём вывозят какие-то предприимчивые «новороссияне» до сытых зарубежных «Палестин».
Нам же, норовит всякий, «впарить» то, что негоже, да вредоносное, радиоактивное и прочая, и прочая.
Несколько лет назад, именно в эти декабрьские дни, ликуй православный люд, тебе, следом за Деникиным, Марией Фёдоровной (какое она имеет отношение к России и чем уж так знаменита, что светлого и значимого сделала для Отечества, кроме того, что родила САМОГО БЕСТАЛАННОГО В ИСТОРИИ НАШЕГО ГОСУДАРСТВА ЦАРЯ), привезли и Каппеля, генерала-колчаковца, его истлевшие останки.
И когда 25 декабря, в день этого события, вдохновившего всё отребье, увидел действительного ряженого, в собачьей папахе, который тщился – благоговейно, а получилось, перед камерами – по холуйски, облобызать гроб с останками Каппеля, я понял, что русская земля кончается. Исходит. Её оставляют последние силы и даже здравый смысл. Даже чувство самосохранения покидает нас всех.
13 января 2007 года буйство продолжилось, и уже в день перезахоронения останков колчаковского генерала, всё же, господа хорошие, не русской армии, не берите на себя много и не гневите Господа, договорились до того, что Владимира Оскаровича немедля надо даже канонизировать. Церковь наша при этом деликатно промолчала.
Каппель, как я уже заметил, не первый. До него, подав пример, речисто-вероломный, подневоливший всю киношную Россию дотла, Н. Михалков, перевёз прах Деникина.
И чтобы тому не было так одиноко, или свою неразборчивость скрыть – и И. А. Ильина к нему присовокупил.
И задыхается «богема», отстаивая в Храмах – как же, приобщились… К таинству высшему… Голубой крови…
И невдомёк им всем, а ведь и не говорит никто об этом, если и знает, что под видом дела благого свершил Никита Сергеевич святотатство великое уже с той стороны, что Деникин и Ильин были непримиримыми антиподами. И как бы не тщились «богемные печалователи» нас убедить в том, что И. Ильин был идейным знаменем белого движения, знайте, господа, что Деникин НИКОГДА!!! НИКОГДА ПО ОПРЕДЕЛЕНИЮ, не вошёл бы в число близких Ильину единомышленников. Он бы его просто отринул, устыдился, как порядочный человек, числить Деникина в кругу не то, что близких себе людей, но даже и соплеменников за его все деяния, последовавшие после  мартовских – апрельских 1917 года событий в России.
Иван Александрович, даже и с учётом его личной идейной неразборчивости, противоречивости, бессистемности, фрагментарности и политической всеядности – это если уж честно, до конца, никогда, с одной стороны, не встал бы в ряды деникинских единомышленников а с другой – и сам был страшно далёк от реальной русской жизни.
А то мы всё – ах, Ильин, да Ильин, светоч, мысль, но из тех, кто им восторгается, очень немногие знают цену многим его истинным суждениям. Да и не было у него законченной цельной философской школы, были некие разрозненные воззрения на мир, на происходящее, чему он был свидетелем, гораздо реже – участником. Но наша богема даже не знает о нём, как откровенном идеологе и пропагандисте фашизма. Или делает вид, что не знает?
Ну, вот одно из его положений: «Европа не понимает национал-социалистического движения. Не понимает и боится».
Ну, благодетель, ну, спасибо. Европа ведь ещё не знала, что ей гореть в Освенциме, Дахау, что, наконец, будет Холокост, только я не за исключительность евреев, а Холокост против всего народа.
Ещё один пассаж Вам, уважаемые друзья, «гениального мыслителя» Ивана Ильина: «Прежде всего – я категорически отказываюсь расценивать события последних трёх месяцев в Германии с точки зрения немецких евреев, урезанных в их публичной правоспособности, в связи с этим пострадавших материально или даже покинувших страну».
Добавим, что пока пострадавших материально и даже сумевших покинуть страну. Остальные не успели и под звуки оркестров из музыкантов мира, лучших, шли в газовые камеры или вставали на колени у рвов, а им стреляли в затылок образцовые национал-социалисты, которых так любил Иван Ильин.
Ну, и уж последнее: «Фашизм возник как реакция на большевизм, как концентрация государственно-охранительных сил направо. Во время наступления левого хаоса и левого тоталитаризма – это было явлением здоровым, необходимым и неизбежным… Этот дух, роднящий немецкий национал-социализм с итальянским фашизмом. Однако не только с ним, а ещё и с духом русского белого движения».
Может хватит о «святости» И. Ильина после этого?
А уж как печалуется «гробовщик» новой России, боярин Мих;лков о святости монархии, о высочайшей нравственной роли последнего государя, и нам всем твердит, что более милостивого правления, нежели монархия, на всём свете не видать. Так ли это?
В России, к несчастию, это не так. Как незаконно захватили власть Романовы-Захарьевы-Юрьевы, прятавшиеся за кремлёвскими стенами, вместе с интервентами, и ПРИЗНАВШИМИ ПРАВО ПОЛЬСКОГО КОРОЛЯ ВЛАДИСЛАВА НА ПРЕСТОЛ,  так и далее – сын отца душит шарфом и убивает табакеркой; даже дамы, царствовавшие на русском престоле, пришли к власти благодаря военной силе или всяческим Биронам… И везде – кровь, везде – насилие, везде – вероломство и попрание прав подневольного и безмолствующего народа.
Правда, не говорят витии нам и плохо при этом читают Пушкина, так как и сами не знают, что народ у него безмолвствует ОТ УЖАСА!
В этом весь вопрос. А им-то хочется, особенно сегодня, чтобы народ безмолвствовал от равнодушия и притерпелости.
Полагаю, что данное отступление нам просто необходимо. И лишь потому, что уж так печалуется Мих;лков (простите, мэтр, вы намедни говорили, что вы не Михалков, а Мих;лков) за истлевший прах нелюдей, супостатов, изменщиков и отступников, что будем, для верности будущих рассуждений, иметь ввиду – а что вы хотели? Государи-то какими были? А многих из них, особенно последнего, в святые!?
Но не говорит ведь Мих;лков, что самого недостойного, самого беспринципного из правителей Белой России того времени вернул он нам, русским людям.
Сам-то он ведь знает, что Деникин за семь месяцев до падения Крыма и исхода белого движения, оставил своё воинство и бежал мерзко, трусливо, тайком на английском эсминце за границу, в Константинополь, а затем – и «до Парижу».
Но ведь и это ещё не всё. Не говорит ведь Никита Сергеевич, что органы контрразведки Деникина провели грандиозную операцию, в тайне даже от чинов штаба – вместе с Деникиным было вывезено два корабля (набитых под завязку!) архивов, иных ценностей, до буквальных, то есть сребра-злата – немерено! Хватило на всю долгую жизнь!
Не говорит «страдатель» с пышными усами, придыхая о судьбе Деникина, и о том, что задолго до его бегства, позорного, его подчинённый – Пётр Николаевич Врангель, пишет письмо Главнокомандующему и требует огласить его на заседании Военного Совета войск Юга России под угрозой ареста нынешнего любимца Михалкова А. И. Деникина.
В письме – гневная оценка деятельности разложенца и сибарита: «Армия, возглавляемая полководцем, окружившим себя льстецами и подхалимами, погрязшая в грабежах и пьянстве, на успех в борьбе рассчитывать не может».
Заметьте, это пишет подчинённый, но имеющий совесть и честь, и пуще своей жизни их хранящий и за них борющийся.
Не сказал Михалков нам и того, что за эту позицию Пётр Николаевич Врангель был отлучён Деникиным от должности и выслан из России. И только тогда, когда уж совсем «красный петух» заклевал Деникина, и он был совершенно неспособен с ним сладить, пребывал в полной растерянности и при полном параличе своей и так всегда слабой воли, (есть свидетельства, что всеми военными формированиями, которыми командовал Деникин после своей поздней женитьбы, уже был полковником к тому времени, скорее управляла его жена, дама энергичная и приятная во всех отношениях) пришлось ему, в спешном порядке, выписывать Петра Николаевича и просить о спасении армии.
Сначала – Кавказской, а потом – и всей Белой. Это ведь всё правда, и именно так всё было, но этого не хотят афишировать нынешние отступники от славы и истории Отечества.
Умолчал Никита Сергеевич и о том, что его визави – Богоотступник и Богоборец, то есть с Творцом всю жизнь боролся, и все его дела были богомерзки и богопротивны. Он ведь с лёгкостью, следуя за своим идейным вождём и главою масонства в армии М. Алексеевым, без раздумий, предал Государя (а это ведь Помазанник Божий), в числе всех иных командующих фронтами и флотами.
И преднамеренно утаиваёт ведь от нас Н. Михалков, что-де А. В. Колчак не подписывал требования об отречении Государя – это неправда! Колчак лично направил для осуществления этого предательства и отступничества телеграмму за подписью своего заместителя. Знал самочинный адмирал, был проинструктирован лично в 1916 г. президентом США в ту пору В. Вильсоном, что следов святотатства оставлять не надо при будущем, уже спланированном заблаговременно, растерзании нашего всё ещё Великого в ту пору Отечества.
Жаль вот только, что не знаем мы и уже никогда не узнаем всех деталей, как продавалась уже во время этой встречи ЕДИНАЯ, ВЕЛИКАЯ И НЕДЕЛИМАЯ РОССИЯ, предавался её народ, её святыни.
Сегодняшним печалователям за белую идею, надо бы знать, что о Колчаке мы не говорим огульно и готовы поклониться полярному исследователю Колчаку, командиру минной дивизии на Балтике. Колчаку, наконец – как автору любимого, наверное, не только мною, романса «Гори, гори, моя звезда…», даже как мужественному лично человеку, который командовал своим расстрелом.
Так случилось, что человек, назначенный Иркутским ревкомом для приведения расстрельного приговора в отношении Колчака в исполнение, оказался бывшим полковником русской армии, на что Колчак ему заметил: «Не по чину поступаете, полковник, у Вас нет права, в соответствии с уставом, командовать караулом при расстреле адмирала» и сам подал команду: «Братцы, цельтесь хорошенько, в сердце, пли!».
Это было, это – правда, но мы не можем боготворить, как это делает Михалков, палача и карателя, вешателя и лихоимца, присвоившего и разбазарившего золотой запас России.
(Наверное, «на шпильки» Тимиревой, любительнице клубнички, презревшей совесть и честь, воровски бежавшей от мужа, честного контр-адмирала Тимирева, с коим даже в друзьях был Колчак ранее. Хорош друг, который только и знал, как бы «охмурить» свою новую пассию, падкую до утех, даже бросившую своих детей, во имя союза с Александром Васильевичем. И он, с лёгкостью, оставил свою семью – жену и сына во имя новой страсти. Божеской ли только? – И. К.).
Ну, да это к слову, а ежели всерьёз, то Колчак не менее, а даже более всех своих подельников, повинен в низвержении власти монарха, уж он-то знал – ради чего он это делает, и сам был не прочь вспомнить своё стародавнее кипчакское родство, и сесть на шею русскому народу в качестве нового властителя. (И престол Верховного Правителя России не случайно был под него изобретён и придуман деятелями Антанты и корыстолюбивым окружением, так как уж оно знало, что зёрна неограниченного властолюбия упадут в возделанную землю и дадут желанные всходы – И. К.).
И Америка его на этот шаг благословила за обещанные нефть, золото, лес и иные богатства, за полное подчинение России ещё в 1916 г.
Какие тут большевики, господа хорошие, с какого боку вы их пристёгиваете ко всему, что затем и случилось со всей царской семьёй? (Дети – святы и безвинны и мы никоим образом не обеляем палачей, которые столь чудовищно и мерзко над ними глумились, растёрзывая их юные тела и ангельские, как и у всех детей на Земле, души штыками, а обагрёнными кровью руками ещё и рыскали по ним, выискивая броши и серьги в одежде, срывая с пальцев кольца – И. К.).
При чём здесь большевики? Не они арестовывали царскую семью, не они предрешили её судьбу.
Там большевиков и духу не было, нельзя же к большевикам относить еврея Керенского, по чьему приказу калмык Корнилов, а если уж точно – то Лари Дельдинов, арестовал царскую семью, чем и обрёк её на дальнейшую страшную судьбу, уже без каких-либо иных вариантов, так как английской короне, которая всю жизнь боролась с Россией, не нужен был живой царь, при нём нельзя было делить империю на сферы влияния; Юровского, который свои убеждения и партийную принадлежность менял чаще, чем исподнее; разве были большевиками убийцы-каратели латышской и китайской национальности?
Поэтому, какие тут большевики и в чём их вина – трудно «притянуть их даже за уши» к этому событию – отречению царя и всему, что произошло затем с венценосной недавно семьёй.
А вот Антон Иванович Деникин непосредственно участвовал во всех этих событиях и ему «не снились мальчики кровавые в глазах» после этого никогда. Повторяем, во всех событиях, связанных с отречением последнего Государя и его убийством, Деникин проявлял завидную активность и даже не свойственную ему в жизни прыть.
Он ведь был в тесном кругу своих единомышленников, и в первую очередь, со своим будущим вождём Лавром Корниловым (правда, как я уже отмечал, он такой Лавр, как я – папа Римский), который, я повторяю ещё раз, что давно уже известно всем, кроме велеречивого Никиты Михалкова, ПО ПОРУЧЕНИЮ ВРЕМЕННОГО ПРАВИТЕЛЬСТВА И ЛИЧНО ЕГО ПРЕДВОДИТЕЛЯ А. КЕРЕНСКОГО, арестовывал всю царскую семью, с немощным цесаревичем, предопределяя всю их дальнейшую судьбу, что и обеспечило ему два следующих генеральских чина и пост Верховного Главнокомандующего от буржуазного Временного правительства.
Вы думаете, уважаемые друзья, что особыми военными дарованиями отличался Лавр Георгиевич? Храбр лично был, напраслину возводить не станем, но всего лишь считанные месяцы дивизией покомандовал, и бездарно-позорно в 1915 году сдал её австриякам в плен, со своей драгоценной персоной во главе. Приличный бы человек устыдился такого афронта, но разве они, будущие диктаторы и каратели родной земли, думали о стыде-совести? Воинской чести? Верности Присяге?
И объявился наш герой в России к концу 1916 года, когда всё уже рушилось и ничего выправить генералы, изготовившиеся к цареотступничеству, уже не могли, их отверг сам народ, он уже не хотел жить по их правилам.
И они сами это хорошо понимали, но лишиться благ, власти и сытости, которые им даровало прежнее положение, безусловно, не хотели. Россия, при этом, была уже на втором месте, а главное было в том, чтобы вернуть себе былую власть и былое положение.
(Шутка ли, совершенно бесталанный Деникин, который в иное время мог, в самом лучшем случае, рассчитывать, как на самый предельный, пост командира бригады, и в его личных «Очерках…» об этом немало написано, становится во главе фронта, именуется Главнокомандующим, в соответствии с этой высочайшей должностью в те лета. Другой вопрос, что он не знал, что с этим стратегическим военным объединением делать и развалился его фронт одним из первых, что не помешало М. Алексееву, ставшему на короткое время, после низвержения царя, Верховным Главнокомандующим всей русской армии, пригласить А. Деникина на пост начальника штаба Ставки. Важнее профессионализма новым властителям России нужна была даже не надёжность и верность, а преданность, и её Антон Иванович охотно демонстрировал по любому поводу – И. К.).
Такая же стезя была и у Корнилова – в России в это время была лишь одна роль, на которую охочих из пристойных людей не было, но к ней очень стремился самый рьяный, не отмеченный доблестями в борьбе за Отечество генерал, предавший своего Государя, реально обрекший его семью на муки и страдания. Поэтому роль палача была ему уже не в новинку, стала привычной. К тому же он-то, Лавр Георгиевич Корнилов, твёрдо знал, что без его роли и войск, верных режиму, рассчитывать на своё долголетие Временное правительство не могло по определению.
Корнилов и стал этим палачом, тем более, что в силу действа национального фактора, и говорим мы это без всяческого потаённого смысла, уж Россию-то ему было совершенно не жаль.
Вначале он командовал Петроградским военным округом, где все последующие события показали, а уж июль 1917 года и та кровавая драма – а это ведь дело его рук, вернее его воли – навсегда вознесла Россию в разряд самых кровавых и самых обречённых государств, где охочие до власти новые политические коммивояжёры, насильно загоняли народ в ещё большие бесправие и нищету пулемётом и наганом, да шашкой корпуса генерала Крымова.
С 1 по 27августа 1917 года Лавр Корнилов был военным диктатором и Верховным Главнокомандующим. Менее месяца, но этого срока ему хватило, чтобы залить кровью пол-России, восстановить в правах смертную казнь на фронте, провести массу кровавых карательных операций по городам и весям. Его прыти устрашился даже сам А. Керенский и предпринял всё от него зависящее, чтобы сместить диктатора с его постов, так как хорошо понимал, что Корнилов не остановится ни перед чем для установления своей личной, ничем неограниченной власти.
Его всецело поддерживал и А. И. Деникин, нигде, никогда не возразил, напротив, восхищался ПАЛАЧЕСТВОМ Л. Корнилова. Прочитайте не раз уже нами упоминаемые «Очерки русской смуты» Антона Ивановича, как он поёт «аллилуйю» своему будущему командующему Добровольческой армии за пролитые им реки народной крови.
И когда сегодня К. Илюмжинов расстарался памятник «Великому калмыку» Л. Корнилову соорудить, а Колчаку и Маркову их уже воздвигли, пребывающие в помрачении рассудка «радетели» за торжество белой идеи, становится просто страшно и «за державу обидно». И нет в душе этих ниспровергателей исторической правды даже сомнения ни в чём.
Они наделяют своих именитых и прославившихся страшными жестокостями к русскому народу земляков совершенно неприсущими им качествами и добродетельными началами, а главное – не на свои ведь средства ставят эти памятники, у народа отобрали последнее, чтобы увековечить память палачей и карателей той России, предварительно разрушив те, которые вдохновляли людей на достойные человека свершения.
Я бы всё понял, повторюсь, если бы памятник ставили капитану первого ранга А. В. Колчаку на Балтике, или полярному исследователю А. В. Колчаку в Заполярье, но ведь ставим памятник самочинному, к слову, адмиралу. Всё же Государём он был произведён лишь в вице-адмиралы. А адмиральский чин был ему, формально, присвоен директорией, а если уж точно – то по команде из-за рубежа дана была команда – нездорово было Верховному правителю России пребывать в равных чинах с Деникиным, Май-Маевским, которые сами наприсваивали таких же чинов всяческим шкуро, дроздовским и покровским, каппелям…
По любым законам любой страны – изменнику и вешателю, палачу своего народа и христопродавцу памятники не ставят.
Не с большевиками они, упомянутые выше, боролись, они их и не знали. А боролись они с Россией, её народом. И лишь потому, что не захотел народ идти более в упряжке колчаков-корниловых-деникиных-михалковых и всяческих иных марий владимировн и их отпрысков георгиев.
Что же вы, господа хорошие, не в ладах с рассудком и здравым смыслом даже в этом?
В 1917–1918 гг. в России большевиков-то и было всего несколько десятков тысяч. И это на всю Россию!!! Офицерства у Каппеля – Деникина – Колчака – Улагая – Юденича было во много раз больше. Да священнослужителей сколько?. Так что же вы, ваши превосходительства, не справились? Не смогли добиться своих целей? Почему же вас тогда, как зайцев, гонял вахмистр С. Будённый? Побеждали вас поручики и даже прапорщики, вставшие на сторону народа?
А всё ведь лишь потому, что весь народ России восстал против вас, против бесправия и унижения.
Ну, почитайте вы А. Н. Куропаткина, военный ведь министр всё же, всей России, блестящий статист. Так вот он на этой статистике и показывает, что германские и иные пришлые на Русь каппели-унгерны сделали с ней к осени 1917 года. Отбросили на десятилетия в развитии назад, обессилили.
Запомнился цикл передач Михалкова о судьбах русской эмиграции.
Какой цинизм и какая ложь: что ни герой там, в зарубежье, то всё благородство и святость, чистота и нравственность, а вот большевики – мерзавцы, чуть ли не человечиной питались. Это Шкуро-то – благородный? Или Улагай? Или Покровский? Или Миллер? Кровь и страдания народные за ними такие, что до сей поры к ночи не вспоминают люди в тех местах, где они зверствовали. Пепел и опустошение родной земли оставили ведь после себя, да реки крови народной.
Ещё раз призываю – прочтите, Никита Сергеевич, вашего же подопечного «Очерки русской смуты». Там Антон Иванович Деникин много говорит о нравах, о попрании не только совести и чести в белом движении, но и элементарной человечности. Всем он там нашёл место – и корыстолюбивым священнослужителям, продающим и предающим Россию; и деловому миру, как бы сказали сегодня, расклёвывающему Отечество и отдающему его иноземцам на полное растерзание.
Ни кто иной, а именно Антон Иванович заявил, что «…гражданскую войну, если уж быть честным, развязали мы, а не большевики. Им она была не нужна».
Лукавит при этом генерал-лейтенант, сильно лукавит Его Превосходительство.
(К слову, и здесь некомпетентность, лизоблюдство, так и норовят все эти приверженцы новоявленные забытой белой идеи даже назвать Деникина «Его Высокопревосходительством», не зная, что по чину генерал-лейтенанта был лишь Превосходительством – И. К.) Уж он-то знал, что эту войну развязали Америка, Англия, Франция, Япония, иные активные силы международного капитала, представленные в наибольшей мере выходцами из одного, самого немилосердного, причём – всегда, к России народа.
И началась она со сговора Л. Троцкого с ними, была спланирована ещё в 1916 году, при его встречах с руководством США и банковскими кругами, которым от России необходимо было лишь одно – её национальные богатства, кладовые недр, сырьё, нефть…
Да и развязал её, уже в практическом страшном плане, также Лев Давыдович Бронштейн, которого мы знаем под звучным именем Троцкого, который отправил провокационную телеграмму о развязывании террора в отношении пленных чехов. А что тем оставалось делать – и так пропадать, и эдак, так уж лучше попытаться отстоять свою жизнь в борьбе, авось кто-то уцелеет. Они ведь и не думали выступать против победившей революции и смиренно дожидались отправки домой столь странным путём, через Приморье.
И война началась именно в результате этих событий и козней Троцкого.
Но признаться в этом Антон Иванович не мог, так как слишком очевидной была бы его личная и его подельников роль, как откровенных прислужников и холуёв мирового капитала. За такими даже самые ярые и самые бессердечные к родной русской земле не пошли бы, и это учитывалось белой верхушкой.
А хотелось ведь въехать в Кремль на белом коне, да и остаться в истории в незапятнанных одеждах. И вся помощь белому движению от мировой закулисы сразу иссякала, если только его вожди пытались говорить о Великой, Единой и Неделимой России. Именно она-то и не нужна была тем, кто из-за океана хотел только нажиться на России, расчленить её для этого на зоны влияния.
(Ничего Вам, уважаемые друзья, та далёкая ситуация не напоминает? Не так ли относится к нам «честный и порядочный человек», по словам нашего старого-нового Президента В. Путина, Д. Буш? Не так ли ведёт себя в отношении России его верная шавка М. Саакашвили, которому даже ВЕЛИКИЙ И ТЕПЕРЬ УЖЕ БЕССМЕРТНЫЙ НАВСЕГДА А. ГРИБОЕДОВ стал мешать в своём последнем месте упокоения, в Грузии? Наверное, для себя место освобождает, глумясь над прахом ДОСТОЙНЕЙШЕГО ГРАЖДАНИНА НЕКОГДА ВЕЛИКОГО ОТЕЧЕСТВА.
А власти России – нынешней, даже нечего возразить, так как кто же будет считаться с отступниками и капитулянтами, которые почище всяких польских проходимцев, упивающихся беспределом и уничижением нашей Родины, воюют со своей страной и её прошлым, тщатся убрать даже святые символы со Знамени Победы, под которыми достойно жили и умирали наши предшественники – Герои, сокрушившие фашизм. Позорище, а сегодня Г. Грефу надо даже Грузию, которая, как пиявка, всегда существовала за счёт России, уговаривать, чтобы та согласилась на наше вхождение в ВТО – И. К.).
Но об этом молчит Никита Сергеевич. Не говорит он и о том, что армия Деникина, уже после Екатеринодара, стяжала в России «легендарную славу» «грабь-армии». Иначе её и не называли в народе.
Устыдился он и того, а ведь знает об этом, что уже в 1934 году Деникин пишет письмо Гитлеру, год назад пришедшему к власти, где поучает его, как надо бороться с большевиками, чтобы избежать повторения ошибок белого движения.
И в 1947 году, уже стоя одной ногой в могиле, он, опять таки, пишет письмо подобного рода, но в этот раз уже президенту США Г. Трумэну, поощряя его на борьбу с Советским Союзом.
А нам Никита Сергеевич, со слезами умиления, ведает байку о рюмке, которую Деникин поднял в честь Победы над фашизмом. Тогда можно было уже не только рюмку, а и ведро выпить, фашизм-то был сломлен, да вот заслуг в этом никаких нет Деникина и его выучеников.
Это же не Алексей Алексеевич Игнатьев, который сберёг для своего Отечества миллионы золотом и всё, до копеечки, передал Советской России.
Что же не печалуется Никита Сергеевич об А. А. Брусилове – как же, к красным подался; и обо всех иных, более чем 400 тысячах офицеров русской армии, которые честно служили Родине своей, не продавая душу дьяволу.
Это среди них были штабс-капитан А. М. Василевский, полковники А. И. Егоров; Б. М. Шапошников; войсковой старшина Миронов и вахмистр Думенко – ставшие командармами и расстрелянные, после, по наветам, в том числе и С. М. Будённого. Несть им числа!
Это не у Деникина и Колчака, а именно у этих патриотов и героев подлинных, народных была ВЕЛИКАЯ, ЕДИНАЯ И НЕДЕЛИМАЯ РОССИЯ, за которую они не жалели своих жизней и не отдали её на поругание Каппелям – Шкуро – Красновым…
Что-то не говорит Никита Сергеевич, но предположить можно, что в ряду тех, кто так мил его «голубокровному сердцу», среди колчаков-каппелей, на особом месте стоят и Краснов с Власовым, они ведь последователи и верные продолжатели дела своих предшественников. Неловко, наверное, всё же признать, что эти два мерзавца –  даже чины гитлеровской армии получили: первый – генерал-лейтенанта вермахта: как же, разве с ним сравнится ВЫСОКОЕ И СВЯТОЕ ЗВАНИЕ ГЕНЕРАЛ-ЛЕЙТЕНАНТА ВЕЛИКОЙ РУССКОЙ АРМИИ, которого он был удостоен в годы первой Великой войны; второй, из уст Гиммлера услышал, что фюрер его жалует генерал-полковником.
И этим утешившись, стали они отрабатывать иудины сребреники. Правда, даже в мыслях не допускали, что и конец свой бесславный тоже найдут на одной перекладине в победном сорок пятом. Обидно, правда, мерзавцам, было, что не спасли их англичане и выдали русским. Но об этом и Михалков молчит. Видать, и он такого афронта не ожидал в отношении тех, кто ему милее стал за подлинных ГЕРОЕВ.
Не говорит Н. Михалков и о том, что так милый его многочисленной родне «бесик», как называли матросы трицвет, чтобы не перепутать, какой стороной вверх-то вывешивать, был в июне 1945 года, наряду с фашистскими знамёнами, как символ измены, брошен к подножию Мавзолея Ленина, а затем сожжён на Ходынском поле.
Не скажет об этом сын главного «гимнюка» в России. Шутка ли? Папенька ухитрился трём эпохам, трём вождям – три разных гимна написать. И всем хорош, всем пригож и всем ко двору: и «тирану» Сталину, и «застойщику» Брежневу, и «демократу» Ельцину. Сподобил бы Господь, да сил дал – он и четвёртый-пятый написал бы. Только бы деньги платили. Души-то в это не вкладывалось. И если уж говорить прямо, то слова нынешнего гимна даже в оторопь вводят. Прочтите их внимательно, призываю всех. Особенно мусульман, которые признать слова этого гимна никак не могут, так как имеют своего небесного покровителя.
А убеждения? Это вы, друзья хорошие, что-то перепутали. К этой публике михалковых-бондарчуков никак не относится вопрос о наличии убеждений. Вот гостиницы по заграницам раздаривать дорогим, в буквальном смысле, супружницам, да увечить заблудшее русское дитя, бросившее в «мэтра» пакет с майонезом, ногами, как же, безопасно, так как дюжие мордовороты держали это дитя распятым – это святое для михалковых дело, а за Отечество радеть – давно ;тмерли у них эти центры и совесть давно уснула.
Да резиденции, именуемые по-старинному, как водилось в роду бояр Мих;лковых, охотничьими угодьями в Вологодской и Нижегородской областях оборудовать за государственный кошт – на это Никита Сергеевич мастер. Как же – дорогу всего-то за 12 млн. народных грошиков провели к этому охотхозяйству, где «купец Паратов» и предаётся утехам от трудов праведных, за что нынче и орденок схлопотал.
Наверное, за показ ВВП съёмок своего «Утомлённого солнца». За избиение пацана, вроде бы, ещё орденов не давали. Хотя я не прав, даже за расстрел парламента орденами увешивали иных демократов.
Поэтому, может быть, и Михалкову за эти особые отличия по воспитанию будущих защитников Родины, он же как-никак Ивановым, в бытность того министром обороны, был определён в предводители каких-то общественных палат по взаимодействию с руководством Вооружённых Сил в воспитании воинства. (Только недавно «неувязочка» вышла, и в знак протеста против изъятия «мигалки» у великого и ужасного Никиты Сергеевича, он гневно покинул пост председателя какого-то там ненужного совета по присмотру над армией).
Вот Михалков его и воспитывал – будущего защитника Отечества – ногой, по лицу, его-то ведь кровные детки служить ни при каких обстоятельствах не пойдут. Это он, будем честны, с какого-то перепугу, попал на флот. Мог бы папашка отговорить, да что-то там у них не склеилось. Тогда ещё службой в армии всё же гордились, да и у папашки за очередными «любовями» как-то забылось, наверное, о дитятке…
Ну, да ладно, вернёмся к нашей теме – накладна что-то для государства любовь-морковь братьев Михалковых. Это ж сколько они квартир, дач всем своим супружницам раздарили?! Это они сегодня могут всё купить, а раньше-то – всё за государственный кошт. Наверное, по стезе папеньки пошли: тот, по воспоминаниям его родства и многочисленных пассий в юбилейные дни – был «котом» всё ещё тем, всегда гулял сам по себе, до неприличия буйно.
(Так и Никита Сергеевич, вослед за папинькой и старшим братцем, женился-разженился много раз, поэтому сказать твёрдо – каким по счёту супружницам – трудно даже определить, а если брательника ещё присовокупить, который тщится возродиться в «болярина», да так нахозяйствовал, что народ уже стонет в «родовом»??? имении и грозится его на вилы поднять, то какой-то бесстыдный гарем восточный получается.
Так, навскидку, даже не упомнить, кто там в жёнах-то перебывал.
Поэтому нам, следом за В. Гафтом, только и остаётся повторить: у земли нашей, на самом деле, нестерпимый зуд, так как СОНМИЩЕ, а не три, как писал действительно Великий артист и нравственный человек, Михалковых по ней ползут – И. К.).
И это – кто, нравственные люди, обременённые честью и совестью?! И по какому праву они, по любому поводу, взялись судить обо всём, что происходит на нашей, так далёкой от благости сегодня, русской земле?!).
Ну, да ладно, ближе к теме. Хотя и всё это нас от вечной нашей темы – каким быть гражданину Отечества – не отторгает.
Разве не в неё, эту тему, видение, не в таком далёком прошлом, сохрани нас Господи, чтоб не к ночи только вспомнилось, когда один достопочтенный градоначальник всех времён и народов, самый лучший и нищий бывший мэр, (так вспомнилось живо, как он лукаво говорил, что у него, несчастного, даже квартиры нет в Москве – И. К.) при жене миллиардерше, нет, не говорил, а возвопил в раже (не обижаю и не оскорбляю, достопочтённого бывшего главу города, который давно уже оставил побеждённым Л. И. Брежнева по сроку пребывания на таком многотрудном месте, но, знать, не такое уж оно и хлопотное, коль никто в обморок от устатку не упал, да и на новый срок очень бы хотелось быть благословлённым, по крайней мере – помним, как Платонов, не спросясь у москвичей, уже вовсю об этом говорил, повернувшись «Лицом к городу». Да и сам засиделся в роли «вечного думца», благодетеля Москвы – И. К.), слава Богу, что хроника это сохранила: «Ельцин! Свобода! Демократия!».
А уже к выборам нового президента России, с тем же упоением, кричал новые лозунги, а как же – сладок плод власти, не хочется его упускать, поэтому суть разве в имени?
А затем и другое имя уже упоминал, полагаю, что не искренне, но в надежде, что это позволит ещё «порулить» Москвой. А почему неискренне – мы же почти каждый день слышали от достопочтенного градоначальника, какое несовершенное руководство осуществлялось в нынешней России. (А что, в Москве был построен рай на земле?). Правда, он всё на правительство свой гнев обращал, но в России даже дети знают, кто этим правительством и президентом-марионеткой повелевает. Да что-то там у них разладилось, и ныне, грешный, мучается между Англией и Калугой, не зная – куда пристроить свои окаянные миллиарды, награбленные у народа.
И я ведь об этом пишу лишь затем, чтобы спросить, а кому другому из пристойных людей дали при этом слово?
Так ведь и со всеми каппелями-колчаками-корниловыми. Вы ведь, господа хорошие, меня не спрашивали, а вот почему за мой счёт всех этих врагов русского народа и земли русской перевозите-переносите, да всяческих марий фёдоровн упокоиваете?!
Что, за это Валентина Ивановна Матвиенко платит? Из своего кармана? И Маннергейму отгрохала памятник за сыночка средства? Страшные и неправедные, к слову. Или Немцов свой оклад положил на перезахоронение вроде бы царских останков?
Хорошенькое дело получается – Мих;лкову пригрезилось, что России жить таким образом будет легче и это же сколько народом заработанных миллионов вы на это потратили, немилостивые государи, а если уж точно – то немилосердные, так как на таблетку пирамидону для того, кто оборонил для вас Отечество наше от власовых, да красновых, которые шли с фашистами устанавливать лю;бые лишь им, да наверное – клану Мих;лковых порядки, у вас средств нет, а вот всяческую нечисть, всяческих палачей и карателей хоронить в русской земле – на это вы мастера.
Кому, зачем было надо тревожить ешё один упокоённный прах и везти его народу русскому, как проклятие, как приговор? И ещё раз замечу, а кто спросил этот народ: а надо ли ему, пребывающему в нищете, эти останки собирать со всего света? Готов ли он приютить то, что осталось от этих разбойников с большой дороги и упокоить в своей земле, на которой они оставили столь жестокие следы своих злодейств, что до сих пор кровь стынет в жилах при чтении описаний творимых ими зверств на русской земле?
А на своих ветеранов у вас нет ни средств, ни желания им помочь.
Ведь знает всё же кто-то из толпы ряженых, приникающих к гробу Владимира Оскаровича Каппеля, что он такой, к слову, генерал, как я – падишах турецкий. Мировую войну он завершил в весьма скромном, для выпускника академии Генерального штаба, чине – подполковника. Успел послужить и в Красной Армии в 1918 году в штабе Приволжского военного округа, да затем, уже во второй раз, изменив присяге, а при поступлении в Красную Армию присягу давал ОБЯЗАТЕЛЬНО, переметнулся к чехам, поднявшим мятеж. А чин генерал-лейтенанта, только непонятно какого самозванного государства, ему был присвоен Колчаком.
А это не чин, не воинское звание той, канувшей в лету России, которую ведь он не спасал, не защищал, коль от государя отрёкся, следом за своим будущим Верховным правителем России и Верховным Главнокомандующим. Не двинул ведь в его защиту свои полки, поднаторевшие на грабеже и зверствах, уничтожении рабочих Зауралья и Сибири, детей малых и женщин.
Сколько их нараздавал этих-то чинов Колчак – одному Господу ведомо. Даже племянника своего, прямо из поручика, произвёл в генерал-лейтенанты, этого же «отличия» удостоил и японского поверенного в своей армии.
Так что и это будем иметь в виду и не сильно млеть по поводу генерал-лейтенантского чина Каппеля и иже с ним.
Это не воинское звание России! Как канувшей в лету. Так и той, в которой вершили свои злодейства каппели-унгерны-шкуро…
Да и за что был присвоен этот чин – народу нашему не грех бы знать. Тогда, наверное, не вводила бы всех в обман толпа очень хорошо закормленных почитателей Каппеля; да и святые отцы устыдились бы отпевать вешателя и карателя земли русской; да и военное ведомство не стало бы выделять почётных караулов, вроде совесть страны хоронили.
Что вы делаете, властители? Для этого ли мы вас избирали?
Продолжим далее, войско генерала Каппеля прославилось небывалыми зверствами в Челябинске, на реке Тобол, в Омске и в Иркутске. Простите, люди добрые, но вынужден Вам поведать, что любимой «забавой» каппелевцев был так называемый «телефон» – это когда жертве вскрывали живот шашкой и разматывали внутренности по всему помещению, да ещё при этом посыпали их солью, чтоб, значит, лучше уверовали в «благость» Каппеля, да его правду поскорее приняли. Хотя бы на том уже свете.
Или ещё об одной «милой шалости» подопечных Владимира Оскаровича – это когда жертву привязывали к стулу и свежевали, опять же шашками, на живых сдирая кожу и присаливая её. «Обезумевшие от мук люди кричали так, что кровь стыла в жилах», – свидетельствует штабной чин письменно, а палачей это только раззадоривало и они, приходя в сатанинское иступление, ещё с большим «прилежанием» истязали свои жертвы. Или ещё одна милая «забава», когда пленённую женщину-красноармейку или даже сочувствующую, отдавали на потеху казачкам, которые насиловали её до той поры, пока она была жива, а затем труп вешали.
Хватит, дорогие друзья, или ещё одну зарисовку: при освобождении Иващенковского завода, – пишет в своём дневнике Д. Фурманов, – нашему взору предстала жуткая картина – на территории завода лежали более двух тысяч (!!!) изрубленных белоказаками Каппеля стариков и старух, женщин с малолетними детьми. Все они были уничтожены «за сочувствие красным».
Заметьте, дееспособных мужчин среди жертв не было практически вообще, они уже хорошо знали, что им несёт новая власть и ушли в леса бороться с этой властью.
И это – рыцарь? – как говорил закормленный боров на тризне в Донской церкви, обряженный в какую-то немыслимую для военного человека «фураньку», ядовито-розового или даже фиолетового цвета. Только человек с порушенной психикой, будучи особью мужского полу, может носить головной убор в таком окрасе.
Так у кого, милейший, руки по локоть в крови, как вы любите говорить, новоявленные «спасители Отечества», несущие ему только разор и великую неправду? У Каппеля или у Дзержинского, у которого даже с курьерами-то в центральном аппарате было на всю Россию 120(!!!) человек сотрудников (См. ведомости Совнаркома о штатном расписании ВЧК).
Какие там большевики были на этом заводе, да и во всей Сибири, Приуралье, о них там никто и не слышал, не видел и не знал, а вот народа русского сей остзеец и ведомые им войска истребили немерено – разве его жалко?
Я, грешным делом, подумываю, а не торчат ли уши из этой истории по перезахоронению окаянного праха Каппеля другого Оскаровича?
Сколько их сегодня в России, возомнивших себя истинными хозяевами её, что никакого внимания на наши стенания даже не обращают, как надоедливую муху отгоняют и всё. Но ведь при этом свои денежки, огромные, но незаслуженные, за наш счёт получают. Так какие же мы хозяева страны после этого? Носители суверенитета?
Не пришлось, будем честны, лично Василию Ивановичу Чапаеву встретиться с каппелевцами, без него его дивизия громила этих садистов и изуверов. Но, полагаю, что не погрешил Великий русский режисёр в фильме «Чапаев», следом за Фурмановым, показав, как действительно «…бросая окопы бежали юнкера». Не устрашились таких же, как в фильме, психических атак под Иркутском рабочие отряды и разбили войско этого колчаковского приспешника наголову, где и сам Каппель нашёл свой конец.
И вот мне хочется задать всем «печалователям» за каппелей, колчаков, деникиных один вопрос: А что ж вы, господа хорошие, как говорил Генералиссимус, сокрушивший фашизм, прос…ли Россию свою? Что же вы за профессионалы такие, что били вас и в хвост, и в гриву недоучившиеся вахмистры, да урядники, а уж поручика или прапорщика вы и вовсе в ровню обращали и не стыдились даже сами признавать: что же вы-де хотите, бывший офицер командует у красных, как же тут добиться успеха.
Ничто вам не помогло – ни Антанта, ни японцы, ни французы с англичанами, ни доморощенные «батьки», так как народ вас отверг за то, что вы, как те упыри, столько выпили у него крови, что ему легче было смерть принять, нежели жить при абсолютно попранной вами свободе, исключавшей достойное будущее.
И он вам всем вынес свой приговор к ноябрю 1920 года по всей России – нигде вы не зацепились, нигде не сохранились и вынуждены были бежать за кордон, да ещё и золотишко при этом народное, русское, прихватить, которого вы не добывали, и не горбатились на приисках в зной и стужу.
А прихвачено только одним Каппелем было немало: 650 млн. золотых рублей в монетах; 100 млн. – в кредитных знаках; платина и другие драгоценности.
И вот с учётом всего сказанного несколько вопросов и к власти, и к народу моему, пребывающему в такой же беспросветности и нищете, как и автор этих строк.
Умирают, только в недавнее время, генерал армии Снетков, генерал-полковник Яшкин и их боевые товарищи, немощные уже от такой жизни весёлой, которую вы, нынешние владыки русской земли нам устроили, платят за то, чтобы им вырыли могилы. Это – генералу-то армии и генерал-полковнику. И не в Донской церкви хоронят их, подлинных героев Отечества, а на далёких подмосковных задворках.
Не знает ведь Мих;лков со товарищи, да и не хочет этого знать, что генерал армии Снетков – фронтовик, закончивший войну командиром батальона, человек талантливейший и светлый, а генерал-полковник Яшкин, мужественнейшая душа, не позволил Израилю достигнуть своих конечных целей в разбойничьей войне против арабского мира в 70-х годах.
Разве такие герои, подлинные, нужны этому времени и Михалкову лично? Нет, они не только их личные антиподы, но и укор ему, вина его личная, что он, как пиявка, все соки выпивает из родной земли и её народа. Иначе откуда на пароходы, гостиницы за рубежом, иную запредельную сытость напасёшься, это что, непосильным трудом нажито?!
Умопомрачение в среде нынешних законодателей политических мод происходит. Как же, не может Россия обойтись без этих вовсе не благостных, и далеко не святых останков, тлена, окаянного праха убийц и палачей.
А вот не выступил Михалков за перезахоронение Алёши, которого «братушки» в такую Тмутаракань задвинули, что и не добраться заезжему гостю, хоть редкому нынче, до него.
Или за эстонский беспредел возвысил бы слово. Или в защиту памятника на берегу Дуная, что в Венгрии, против всех польских демаршей этого плана в Освенциме, забывших, что за освобождение «Жечи Посполитой» сложили свои головы более 600 тысяч советских воинов.
Зачем!? Это же не его родство, и не его ЗНАМЯ ПОБЕДЫ, с которого безумные и безответственные сигуткины символику победившего государства убрать хотели.
Мне кажется, что за это бесчестие даже самому Б. Грызлову стыдно, так как выступая в Туле, помним, уже отрабатывал «полный назад», как говорят на флоте, что де Знамя Победы будет существовать в копии, а никакого муляжа с сигуткинской звездой не будет.
Но голосовал-то председатель Думы за то уродство, которое и предложил Сигуткин. Думаю, что Президент страны всё же надоумил и сказал, что не делом заняты законодатели. Тут же и поменяли свои убеждения все ниспровергатели.
Да вот после таких пассажей подумаешь, а есть ли они, эти убеждения у тех, кто должен пектись о народе своём, а не строить козни над его славой, политой кровью.
Вы бы создали что-нибудь путное, сохранили для потомков, а уничтожать и растаптывать то, что вам не ответит, это же совершенно безопасно. Да и подфартишь! тайным кукловодам власти. А за это – смотришь, и в будущую думу ещё на срок попадёшь. Работа ведь не пыльная, но так хорошо оплачивается, куда там даже генеральскому скромному окладу, хотя и он в нынешней России не самый малый.
Что же это у вас за две правды, господа хорошие? Для своих приспешников одна – сытая, вальяжная, а для народа – хилая и беззащитная, бесправная и всегда виноватая.
Что же вы Дзержинскому памятник рушили под улюлюканье демшизы всевозможной, к слову, ни в каких репрессиях и изуверствах против народа не замешанному, а истово служившему ему и боровшемуся за счастье для всех, а не только колена михалковского, а вот Собчаку – устанавливаете. Подумайте, уж если ельцинский режим, не мы!!!, объявил его преступником и подверг уголовному преследованию – что надо было совершить в то время высшего беспредела и надругательства над всем совестливым и просто нормальным?
И все ваши каппели-колчаки из этого же ряда. Но молчит при этом церковь Православная, так какие же вы печалователи за интересы сирых и убогих? Вы же сами именно этим и доказываете праведность того периода, когда народ отвернулся от церкви, перестал ей верить, не шёл за ней. А что же это за поводырь, сомкнувший свои многочисленные ряды, в поддержку неправды, карателей, вешателей, который до 1924 года предавал анафеме и строй народный, а значит и сам народ, коль это был его сознательный выбор.
Не вяжется это с учением Христа, и с тем, что вы всегда с народом и служите ему. Не вяжется… Вот поэтому вы, святые отцы, убийц и палачей упокоиваете в русской земле, благословляете и отпеваете, а истинным героям доброго слова от вас не слышно.
Отчего же вы – Николая II – во святые, а Л. Толстому, истово верующему человеку, до сей поры свободного слова не простили, его «Воскресения», и крест не поставили? Почему такие разительные двойные стандарты и подходы? И вы – во главе их.
Даже последнее откровение патриарха Кирилла вводит в смятение – богатый и бедный, де, общаясь в Храмах, подпадают под единую благодать и становятся единоверными соратниками и союзниками.
Да вы даже к поясу богородицы разделили народ на чернь и ВИПов. А уж когда Медведева пришла поклоняться тому, во что не верит вообще, задумайтесь, то разогнали даже священников, прижав их к стенам, и воспретив им передвигаться по Храму.
И вернусь вновь к нашим дням – уходят в мир иной ветераны войны и труда. И никто им не оказывает тех почестей, коих удостоены отступники и палачи. А похороны в нынешней России, по себе знаю, разор всему родству, если у него хотя бы чуть теплится совесть. Как же – рынок-с, господа.
И дерут три шкуры гробовых дел мастера, знают ведь, так устроен русский человек, в кабалу залезет на всю оставшуюся жизнь, но похоронит отца-мать, сродственников достойно.
И иная картина – мэры, пэры, губернаторы. Всё – за государственный, то бишь – народный счёт.  Посмотрите, что СОЗИДАЕТСЯ возле Мытищ. Куда там пантеоны правителей былых времён! Тут почище благолепие будет. Но не будут стоять в веках эти захоронения неправедные и каиновы. Отрынет их народ, так как на всех, кого туда власть собирается похоронить – следы предательства и забвения родного Отечества.
Можно подумать, что потратилась лично мадам Нарусова на похороны своего Собчака. Или семейство Старовойтовой? И Президент прилетит, поскорбит по этикету. И со своих резервов – только, опять же, за чей труд они созданы, эти резервы? – помощь окажет. И не в одну тысячу рублей, как мне «отвалили» за жену, человека, который тысячи (!!!) людей исцелил. И не брал взяток, как в зурабовской сегодняшней антинародной горе-медицине.
Не думаю, пусть меня простит родство банкира Козлова, актёров Ульянова, Тихонова, иных «великих усопших», что оно хоть рубль потратило на их похороны. А чем же они значимее тех, чьим трудом всё и вершится, и за счёт кого прибывают стройные и многочисленные ряды миллиардеров из среды депутатов, сенаторов, жён мэров и других.
Почему же с нас – и простых людей, и с заслуженнейших перед Отечеством, но не перед этими временами, даже в скорбный час – иной спрос и иная нам мера?
Неужели не заслужили мы за каторжную жизнь, отданную на то, чтобы сыто жилось чубайсам-алекперовым-дьяченко-абрамовичам, да подобным им и их беспутным отпрыскам, которые то сгорают в ночных вертепах, а нас заставляют по ним скорбеть, вместе с захаровыми и иными сжигателями партбилетов; то разбиваются на дорогущих иномарках, в свои сопливые лета, и опять поднаторевшее и сытое родство заставляет нас на всю страну печаловаться.
А вот мы, нет, не заслужили, чтобы государство скромно, но достойно проводило в последний путь? Да и какой-то усреднённо-пристойный памятничек поставило, всем одинаковый, чтобы уж хотя бы на том свете сравняться – и богатым, и бедным, и праведникам, и грешникам, все ведь из одного корня и в одну землю ляжем в своё время.
А в эту пору – тысячи русских детей распинают мерзавцы и растлители; как в Красноярске – уже какая по счёту?! безвинная душа закатывается от рук изуверов; миллионы русских детей не имеют гарантированного куска хлеба, не учатся в школах, им перерезают горло в Кущёвке…
Неужели нет вообще нравственных людей там, наверху, чтобы дозрели, да и предложили президенту узаконить всё же смертную казнь за тяжкие преступления в отношении детей, за насилие над ними?
Нет, видно нам уже не дождаться совестливых, нам иной удел уже готовится, и внучатый племянничек М. Лермонтова всерьёз говорит: «А мне бы душ пятьсот крепостных…». Да у вас, господа хорошие, вся Россия в крепостных, что уж тут мелочиться.
Вот и редеют наши ряды на 800 тысяч в год. И это ведь с учётом родившихся, так как сам слышал от В. Яковлева, что умирает русского люда более двух миллионов в год. А теперь умножьте эти два миллиона на 30–50 тысяч рублей, которые потребны на самые скромные похороны, и получается очень даже прибыльный бизнес на слезах и страданиях народа.
А то, что погосты для простолюдинов зарастают чертополохом, так как кому они нужны? Там же «чёрная кость» похоронена, поэтому пусть вандалы их последнее пристанище разоряют. Коллега по работе говорит, что с могилки её отца даже ограду украли.
А вот в отношении Ельцина этого не свершить, даже на том свете укрылся от праведного гнева народа за плечами дюжей охраны, которая, за народные же деньги – вот парадокс, охраняет место упокоения человека, повинного в смерти миллионов, так как академики Заславская и Львов пишут, что сама атмосфера неуверенности, беспредела ельцинского правления, унесла в мир иной миллионы русских мужиков раньше отпущенного Господом естественного срока.
Так разве это суверенная демократия, господин Сурков? Разве это честно, что как ни губернатор, так и дитятко – гениальное и выдающееся, может ведать и «Татнефтью», и быть в вице-президентах банка «Санкт-Петербург», да острова покупать, и муженёк на не пыльном месте, а всё «пирамидон» тщится народу поставить во всём Северо-Западном федеральном округе, а народ этот, несознательный, зажился что-то и этого пирамидону требует много.
И свершают даже уголовные преступления, от ответственности за которые их тут же освобождает «басманное правосудие».
Этого власть не видит. Вернее, не хочет видеть. Да и незачем ей это, не царское это дело. А народ России, униженный и оклеветанный, и уходит в мир иной, так и не поняв: так за что же он кровь проливал? Герой-то – Каппель, да Колчак, а он сам  – быдло. И правда – за власовыми и шкуро, а не за героями Сталинграда, ополченцами Москвы, да партизанами Брянщины и Смоленщины.
Посмотрел бы я на вас, господа хорошие, если бы вы в так любимой вами Америке, сказали, что Эйзенхауэр – убожество, примитив, мерзавец этакий, не щадил солдатских кровей, за взятие какой-то там Сардинии.
Но ведь о Жукове Правдюк говорит именно так, а Верховный Главнокомандующий молчит, на параде в честь дня Победы сидит и не скажет ему, что о спасителях Отечества так говорить не пристало приличным людям. Да только отнесёшь ли Правдюка со Сванидзе, Швыдкого с Познером к приличным людям?
Знает ли этот Правдюк, что такое фронтовая операция? Постиг ли он, что самой бескровной и самой масштабной была Висло-Одерская операция, где Георгий Константинович свершил невозможное? Да и в Берлине – знает ли Правдюк, что было более 220 (!!!) тысяч отдельно стоящих зданий – возьми ты их без крови, если там даже по одному фашисту с автоматом посадить. А не взять нельзя, так как милые сердцу Познера американцы торопятся в Берлин, чтобы по своему переиначить нашу великую Победу. И иными её итоги сделать.
И он ведь не один, ему вторят и Сванидзе, и Радзиховский, и Познер, этот гражданин мира, который, я вот всё думаю, а за что? – ещё и орден, да не простой, а «За заслуги перед Отечеством» получил. Перед каким только Отечеством, так и хочется воспросить парторга-орденоносца, у него такие великие заслуги, достойные награды этой России?!
Понимаю, почему они просто заходятся от ненависти и ярости, до умопомрачения, даже при одном упоминании неудачливой Родины нашей, она ведь – не их Отчизна, у них есть иные пристанища, которыми они так гордятся, да пишут всяческие вымыслы, сродни бессовестной «Саге» Аксёнова. Уже сам покойный Валентин Иванович Варенников, которому я верю больше, чем этим всяческим правдюкам-аксёновым-рыбаковым, не раз говорил, что в их творчестве о том славном времени – всё ложь, вымысел, спекуляции и оговор правды.
А вот нам – деться некуда, здесь мы родились, здесь страдали, здесь уже и уйдём по вечной дороге, с которой не возвращаются к родному порогу, да так и не узнаем, за что же Господь столь немилосерден к нам, в чём мы так перед ним провинились?
И сегодня самое страшное даже не в том, что живём так убого, так недостойно, так нас ещё и лишают памяти о пережитом и пройденном, того смысла жизни, с которым только мы и люди.. Поэтому и везут нам каппелей, тем самым грабя вероломно память народную, учреждая в нашем сознании, вместо святых, в Русской земле просиявших, поганое капище деникиных всяческих, да корниловых с колчаками и иже с ними.
Неужели Вы, люди русские, не понимаете, что это всё ведь делается неспроста. Это не просто блажь сытых Мих;лковых. Это подневоливание нашей Чести и Истории, Духа и Веры, это отвращение нас от истинных ценностей и поворот к демонической дьявольщине. Где же вы честны, нынешние витии? И царь у вас – страдалец, но убиен-то он был в результате предательства деникиных-корниловых-алексеевых, но вы ведь – и их в святые. Какая-то неувязочка выходит. Палачи в святости с жертвой всё же не равняются.
А вы делаете всё это в надежде на наше беспамятство и лишь для того, чтобы уж до конца сломить волю и дух народа, и не дать ему подняться с колен, да встать во весь рост.
И если есть тот свет, мир иной – как же стонут и мечутся униженные и растоптанные души наших предков, рассеянные по миру тела которых истлели в донских и кубанских степях, безбрежной Сибири, когда видят, что верх-то, в конечном счёте, взяли не они.
Каппели всё равно добились торжества своих целей через нынешних отступников, которым родная земля, Отечество – пустые и ничего не значащие слова.
Вот что горько. Вот что – неправедно. Сотнями тысяч жизней народных распорядились каппели и колчаки, и вернулись, почти через девяносто лет, всё же в Первопрестольную под колокольный звон. Вот в чём суть.
И дирижёры этого действа именно личное торжество при этом разумеют над народной памятью и совестью.
И тем самым эти «гробокопатели» выносят свой приговор именно всему народу и тщатся данным фиглярничанием над его исторической памятью низвести и его самого до уровня беспамятного быдла-раба.
Очень не хочется верить, что последнее слово за ними.
Даст Бог, оправится народ, воспрянет и поймёт, что всё же, как сказал в своё время Президент России В. Путин, и в этом случае мы с ним солидарны полностью, что «…лучше быть повешенным за верность, нежели за предательство». За верность Отечеству, России нашей. (Правда, последних слов он не говорил). России, сегодня поставленной на колени, в том числе не без старания и злого умысла нынешней «похоронной команды» истинных и столь кровожадных палачей русского народа.
Тут уж как по Библии: «По делам их – узнаете их!».
Вот и узнаём, с кем вы, мастера культуры, – и не ставим в конце знак вопроса, так как хорошо знаем, что Вы не с народом, не с Россией, не с Правдой и Верой в душе, не с Богом. И поступки ваши – безОБРАЗНЫЕ, то есть без ОБРАЗА, а ОБРАЗ – БОГ. Поэтому как бы вы ни тщились широко осенять себя крестом в Храмах, не приемлет Господь вашей неправедной и злокозненной лжи. А покаяния у вас нет.
Не в силе ведь Бог, а в правде, а вам этого постичь не дано. И изгонит он и вас, коль вы супротив народа идёте, И последнее слово всё же не за вами, посм;трите. Вы сегодня в России – как торговцы в Храме, ни во что не ставите тех, чьим трудом кормитесь, и привычно уже не считаясь с его волей. Но всё же изгнал их Господь из Храма и не дал унизить Веру и Совесть, отстоял их непорушными.
Помните, что Григорий Мелехов сказал англичанину за лютой пьянкой, в конце гражданской войны: «Убирайся ты отсюда, а то тебе накостыляють…».
И самый прямой вопрос и Вам, Владимир Владимирович: бывшему-будущему Президенту России: неужели это делается с Вашего ведома? Тогда – всё, тогда конец. Тогда больше не о чём и говорить. А если не знаете – достаточно ведь и сегодня одного слова Вашего, и все эти «радетели» колчаков-каппелей-корниловых очень быстро угомонятся.
А так – видел ведь Вас в Донской церкви, где Вы «печаловались» за Деникина с Солженициным, да с Каппелем. И велели поставить им достойные памятники, и всё обиходить по высшему разряду, только вот не заметил, не буду врать, а так ли Вы радели и за похороненного здесь же В. О. Ключевского? Да и радение это не искреннее, так как не со своего же Вы кармана вынули эти средства, а народ их заработал. Впрочем, как и на памятник П. Столыпину, совершенно неудачливому живодёру и вешателю. Это вы, наверное, специально, чтобы народ устрашился, кто у Вас в чести.
Ну, не поверю я никогда, что Сигуткин с Жириновским посмели бы даже дерзнуть посягать на Знамя Победы, ежели бы Вы публично высказались в его защиту.
Есть более достойные и актуальные дела для совестливого человека и власти. И потребите на них всю силу своего влияния, возможностей и ресурсов. Прибудет ведь только авторитета Вам.
Под Калугой, да Тверью – вон, десятки тысяч останков лежат до сей поры из числа тех, кто погиб за Отечество, кто даровал Михалкову возможность просто сыто жить. Вот о них бы так печаловались, да о том, чтобы заслуженному генералу, ветерану, прошедшему Афганистан русскому мужику, пацану, погибшему на чеченской войне, было воздано как в народной памяти, так и от своего государства, а что уж тут о вологодском дяде Пете, Васе, 1923–1927 годов рождения.
Единицы их живы. Завтра не станет и этой последней памяти о войне. Вот к ним бы столько внимания, как к Каппелю, да Деникину. Хоть бы на тот свет по-людски.
Нет, власть и тут молчит, наблюдая, как беснуются те фашистско-бандеровские недобитки на Украине, которых советский строй пощадил, не поставил к стенке, не расстрелял, как они расстреляли более 380 тысяч человек по признанию уцелевшего мерзавца, столетнего почти, на Украине, которому сегодня создали почёт и уважение, почище ветеранов войны, которые-то досыта и не поели, не попили, мягко не поспали.
И завершить эти горестные заметки хочу всем известной мыслью: вот все ведь говорят, что политика – это грязное дело. Нет, дорогие мои, она таковой становится, если к ней приставлены грязные люди или преследуются грязные цели.
А для пристойного человека – это уникальная возможность делать, творить добро для страны своей, своего народа.
«Да кто же это пристойного допустит к управлению государством в это время?» – парировал мой старинный друг и сослуживец генерал Юрий Алексеевич Кошелев.
И вынужден с ним согласиться. Иначе бы не твердили так назойливо о каких-то преемниках, Владимир Владимирович, о каких-то договорах.
А почему же вы мою волю при этом игнорируете, властители-правители?
Вот если бы не было этих преемников-назначенцев, мэрских списков, «мёртвых» душ на выборах, тогда бы и вы знали, что зависите от моей воли и обязаны мне, люду русскому служить. Тогда вы бы спросили у меня: а хочу ли я за свой счёт хоронить в благословенной русской земле останки Каппеля, по воле которого моих дедов-прадедов, да ещё и с малыми детьми, шашками посекли лишь за то, что не хотели жить в том стойле – японско-чешском, англо-американском, в которое он их силком загонял, продавая и предавая Великую Россию.
Почему же вы не увековечили действительно пристойных людей, на самом деле сохранивших совесть и честь, верность присяге, Государю, уж коль вы так тщитесь продемонстрировать свою приверженность былому?
Почему тогда не упомните командира 3-го кавалерийского корпуса генерала Фёдора Келлера, тоже ведь немец, вернее из бывших немцев, который, наряду со своим коллегой, таким же командиром кавалерийского корпуса в годы Первой Великой войны – Петром Николаевичем Врангелем, да князем Нахичеванским, командовавшим Дикой дивизией, единственные (!!!) на всю Россию – три пристойных генерала, возвысили свой голос против отречения царя, назвали поимённо всех отступников предателями интересов России.
Почему бы вам, в таком случае, не вспомнить генерала Михаила Каледина, который отверг признания горожан в личном героизме после взятия Ростова-на-Дону в самом конце 1917 года и сказал святые и праведные слова: «Нет, господа, не приму я хлеб-соль, великая трагедия случилась – БРАТСКАЯ, РУССКАЯ КРОВЬ пролилась с обеих сторон.  Большие беды грядут…».
Да и не грех бы вспомнить витиям «гробокопательства», что не кто иной, а именно генерал Фёдор Келлер воспитал для будущей России, за счёт которой вы и жируете сегодня, её спасителей в борьбе с фашизмом – Маршалов Советского Союза Георгия Константиновича ЖУКОВА и Александра Михайловича ВАСИЛЕВСКОГО, которые служили в его корпусе в годы первой Мировой войны: первый был унтер-офицером в ту пору, кавалером двух Георгиевских крестов, а второй – штабс-капитаном.
Так что всё взаимосвязано в этой жизни: и преемник тесно связан с каппелевской историей, памятниками собчакам-корниловым-колчакам, да и с тем мордатым, простите Бога ради, но по-другому сказать нельзя, да закормленным донельзя боровом, который при перезахоронении Каппеля, как бы продолжая его расстрельное каиново дело, на всю Россию, в экран, в упор, зло, торжествуя от безнаказанности, прохрипел спитым и прокуренным голосом: «И Чапаева раздолбали в прах именно войска Каппеля».
Простим, поганцу, на русском хлебе выросшему, которого он не сеял, не собирал, но даже и это неправда, так как мы знаем теперь уже всю подлинную историю этого палача и карателя и то, что и закончил он бесславно свой путь от таких же чапаевых, которых не смог победить и обратить в свою веру. Не от Бога она.
Но проиграл он ещё раньше, когда Россия не приняла его великую неправду, когда кучка, ничтожная, далеко не лучших людей России, хотела жить за счёт всего народа, обирая и грабя его.
Даже уйдя в мир иной, тот же Каппель останется в нашей памяти всё же лихоимцем и вором, ограбившим Россию и отдавшим её врагам нажитое всем народом в тяжёлом труде и лишениях. Не тот же мордатый и вероломный даже за похороны его платил, и здесь нет правды, нас ведь обобрали и в этот раз.
С учётом всего происходящего в сегодняшней России, так и хочется, следом за поэтом, сказать: «Бывали хуже времена, но не было подлей».
И лишь потому, что все официальные органы, коим следует в обязательном порядке иметь собственное мнение, по службе обязаны его иметь, не имеют права на бесхребетность и попустительство, страна ведь за плечами, или они уже не несут НИКАКОЙ ответственности за неё?! – так вот, ежели бы Генеральный штаб, имеющий все возможности, даже через институт Военной истории, опубликовал сведения о всех «подвигах» каппелей, колчаков, деникиных; да церковь прокляла, а не призрела убийц, смотришь, и убавили бы прыть те, кто уж совсем без стыда и совести распинают сегодня родную землю, Отечество наше, за которое не боролись, не страдали лично, не хоронили своих детей, вставших на его защиту от вражьего нашествия.
Тогда бы и всякие сигуткины, лизоблюды, преданно толкающиеся у трона, чтобы обратили на них внимание подлинные властители, которые в 65 годовщину со дня парада, того, самого первого, с которого и началась ВЕЛИКАЯ ПОБЕДА – принимали нынешних словацких руководителей. Неужели забыли о том, что это государство, вместе с фашистами, пришло на нашу землю в 1941 году?
А уж в этом – вообще занарядили мэра Москвы быть «главнокомандующим».
Да и властителям этим в этот святой день не грех бы и выйти, с речистым министром обороны, который так хорошо говорит лишь о финансах, да барышни его кроют в «бога мать» генералов, (правда, жалки и они, пристойный человек не позволил бы какой-то подстилке говорить в таком тоне с военным человеком, как это прописалось ныне в Министерстве обороны), к своим ГЕРОЯМ, своим ПОБЕДИТЕЛЯМ, да и поклониться им всем до земли в покаянии.
Ох, господа хорошие, вода ведь, если её всё время запирать, рвёт любую плотину, а вы всё никак не озаботитесь надёжной и исправной задвижкой, которая именуется совестью и состраданием, да ещё скромностью и ответственностью перед своим народом.
Как бы не смыло и вас со всяческой скверной, которую вы нам везёте со всего мира, с теми парламентессами, которые, это ж надо, за считанные годы, объявившись в Москве, уже успели продолжить «великое» дело Аяцкова, (Владельца замков и несостоявшегося посла в Белоруссии. Спасибо, хоть батька не принял и вытурил. Свои, правда, подобрали и уже, курилка, в каком-то консультативном совете, то бишь, у знатной кормушки пристроился.  Ждите, уж он нам насоветует, мало никому не покажется! Да и новые подтягиваются, кого изобидели, не позволили продолжать и дальше разрушать страну, да самим обогащаться. Правда, тут воли народа нет ни на грош, просто роль выполнена – освободи место другому, »фронтовику», который сегодня есть суть тоже самое, что и воровская дума, но так выгодно тому, кто придёт к верховной власти – И. К.) да так, что уже и у неё, следом за Ксюшей Собчак, на сотни тысяч долларов! драгоценностей крадут. Вот это ударница капиталистического труда! За что и где вы взяли, сударыня, такие средства. Вы же только паразитируете на народном теле, а ваш-то вклад в СОЗИДАНИЕ каков? Вы же отбираете силы у России.
Вы же только разоряете страну, от народа забираете то, что вам никоим образом принадлежать не может. И не насытитесь ведь никак. Что вам-то одной, мадам, надо? Дети ведь по полкам голодные не сидят, вы их не вырастили и не знаете, что это такое.
Так по какому же немилосердному праву вы так поступаете? Да ещё и на Соборе, обсуждавшем проблемы преодоления нищеты, выступаете. Не совестно ли? Неужели не осталось и крохи стыда и сострадания при этом?
Нет, не осталось, так как уже нотариальную конторку приготовили, и вы там будете и дальше жить безбедно и сыто. К слову, в пятикомнатных апартаментах, вдвоём с мужем, без детей. Только с кошками.
Слава Богу, у нас есть ведь действительные НАРОДНЫЕ ГЕРОИ, СОЛЬ И СОВЕСТЬ земли отчей, без изъяну. Вот и давайте на них молиться. И воздавать им почести. Желательно – при жизни.
А что касается Каппеля – ему история уже вынесла свой приговор и стёрла даже память в народной гуще. Вы что же, всерьёз думаете, что коль перезахоронили этот прах в Донской церкви, так он и стал народным героем?! Уверяю вас, что как не знали о нём на Руси, так и не будут знать, а совестливые– ещё и вослед вашим потугам увековечить память о палаче и убийце – плевать станут. Так что лучше бы вы, господа хорошие, не трогали весьма уж сомнительных истлевших костей, никакой благости ни России, ни вам это не принесёт.
А вдруг, как по известному фильму, царь-то не настоящий? Уже ведь видели, как фальшиво-театрально суетился родоначальник нынешних гробокопателей, известный Б. Немцов, который нас всех осчастливил в ельцинское правление каким-то фальшивым перезахоронением так называемых царских останков.
Зачем вы уж откровенных идиотов из нас делаете? Да если бы вы были убеждены, что это действительные царские останки – вы бы там не одним Немцовым, да настоятелем Храма обошлись. Вы бы такое действо закатили, на весь ваш неправедный мир.
Думаю, что с учётом этого обстоятельства, следует задуматься всем остальным лже-христам, всем, кто тщится переписать на собственный манер историю.
Не богоугодное дело вершите, нет, не богоугодное, господа хорошие. И сами ведь об этом знаете. Очень хорошо знаете, но нам не позволяете свою волю выразить.
И завершить эти заметки хочу одним вопросом, обращённым к вам, законодатели, представители верховной власти, до Президента страны включительно: почему же вы только себя наделили правом – «не пущать», а где же право народа на несогласие с вами?
Вы ведь не Господь Бог, и не можете быть безгрешными, не можете не ошибаться, не заблуждаться, а сегодня ещё и о выгоде своей думать, так как правила особые для себя, любимых, в эти времена вы выстроили сами, против нашей воли, где всё только «рынком», а вернее – базаром, хищным и беззастенчивым меряете, не забывая никогда о собственной пользе. (Ну как может Шувалов быть первым вице-премьером, если он миллиардер с жёнушкой, причём – миллиардов неправедных и нечестных? Или Дворкович помощником «государя», не руководя в жизни даже бригадой дворников, которого я лично помню в кургузом клетчатом пиджачке, а сегодня – жена в десятке кампаний член совета директоров и доход очень даже непыльный и многомиллионный имеет).
Но народ ведь не может вам свою правду донести, нет у него ни референдума, ни права отзыва вас, кто столь нечестен и столь жаден до благ, им не заслуженных. Так что ему делать? Вы об этом хотя бы подумали. Всегда такие ситуации на Руси бунтами заканчивались.
Но я даже о другом – вы так много говорите в последнее время об экстремизме. А подобные действия, когда вы всё против воли народа делаете – это не экстремизм разве? В отношении всего народа.
Разве это не насилие, когда кучка каких-то нелюдей, принимает решение за весь народ и не спросясь у него – везёт нам деникиных, каппелей всяческих. Вы ещё Анненкова привезите! Вот уж зверь был, первостатейный! Даже своих изничтожил, тысячи, за то, что отказались идти с ним в Китай.
Разве это не экстремизм, когда общество раскалывается надвое? Да ещё при этом ничтожное меньшинство устанавливает свой диктат над памятью и совестью, приказывает каким их капищам поганым молиться, которых они за своих богов выдают.
Думаю, что над этим надо всем серьёзно задуматься, пока ещё есть время.
Тут бы и Д. Медведеву порадеть, да объявить не химеру, а настоящий национальный проект, который и средств-то не требует, но стать твёрдо, скалой, за возврат в общество СОВЕСТИ, СТЫДА, ЧЕСТИ, ДОСТОИНСТВА, СКРОМНОСТИ, ТРУДОЛЮБИЯ, ЭКОНОМИИ народных средств, чтобы не тратили миллионов на всяческие химеры, вроде несуществующего даже в самом воспалённом мозгу «100-летия российского парламентализма», тысячное заседание думы, иных затратных праздненств, придуманных юбилеев с президентскими полками, которых и в помине-то раньше не было, так как и президентов не было, да на всякую иную, никому не нужную блажь – это ж сколько надо средств забрать у детей, стариков, чтобы «нашистов» ваших собрать в Москве? Что вы делаете? Постыдитесь хотя бы, если уж Божьей кары не боитесь.
Послужите хоть в малой мере Отечеству нашему, России, сделайте всё от вас зависящее, чтобы она и стала ВЕЛИКОЙ, ЕДИНОЙ и НЕДЕЛИМОЙ. Что же вы её как стервятники расклёвываете? Вы же любите всё на ПЕТРА I уповать, как же, первый питерец, так хоть выучите его слова, где он призывал «СЛУЖИТЬ ОТЕЧЕСТВУ ВЕРОЙ И ПРАВДОЙ».
Способны ли вы на это? Думаю, далеко не все. И не просто разучились на совесть исполнять свой долг, но ведь и не знаете, в чём он состоит, как надо просто честно работать.
Иначе разве возможно приличному человеку, главе ли правительства, президенту ли – иметь таких министров, в недавнем прошлом, как Зурабов, как Греф? Ну разве они знают, как надо работать? Это, Герман Оскарович, вспомнилось, не Юлии Бордовских, со всеми её прелестями интервью давать, которая в персональном самолёте (!!!) вам говорит: «Вы самый модный министр, вы лучше всех одеваетесь». Ну, скажите, что вы делаете? Это ли должно быть вашим главным достоинством?! – отвечать на вопросы о ваших розовых сорочках на официальных заседаниях, (Всё же это – дурной тон, не носит мужик в такой обстановке таких одеяний, пригодных лишь для отдыха, уместных на Сочинской набережной, которую вы так любите – И. К.) и это при том, что вся промышленность, за которую вы ведали, в руинах лежит, без надежд воспрять.
Сегодня ваши начинания продолжают достойные последователи – Фурсенко уже детей пугают; семейный подряд Голиковой и Христенко – настоящий разор для России.
Почему при этом министр иностранных дел не скажет: «Вы, Владимир Владимирович или Дмитрий Анатольевич, как хотите, хоть в личные помощники Зурабова заберите, но пока я министр правительства, он у меня, после таких безобразий в его ведомстве, работать не будет». Вот бы и был эффект от управленческой деятельности, вот бы и была проявлена политическая воля, да и народ бы сказал – вот какие у нас вожди!
Какое же это государственное мудрое руководство, когда Николай Иванович Рыжков, сам слышал, говорит, что нельзя нам вступать в ВТО, просто погибнем, а вы туда прямо затянули страну. даже унизившись перед Грузией. Вы, что, все последствия просчитали, и всё знаете? Ну, уж Рыжкову я больше доверяю, нежели Грефу или Набибулиной, никогда в жизни не познавшим законов экономики, даже на вузовской скамье, так как Николай Иванович знает, что булки всё же на дереве не растут. А вы, витии нынешних СМИ, только ведь и смогли в ваше немилосердное время обозвать его «ПЛАЧУЩИМ БОЛЬШЕВИКОМ».
А РАЗВЕ ЭТО ПЛОХО, КОГДА РУКОВОДИТЕЛЯ ГОСУДАРСТВА, ЧЕЛОВЕКА СОВЕСТЛИВОГО, НЕ ОСТАВИЛО СОСТРАДАНИЕ, КОГДА ОН СТОЛЬ ОСТРО СПОСОБЕН ЧУВСТВОВАТЬ БОЛЬ СВОЕГО НАРОДА? Эх вы, только и хочется сказать на дорожку.
Атрофировалась душа у вас, чувства светлые ушли давно. Вам же только химеру – киркоровых, «родивших» дочь, да сытость их запредельную показывать, да пугачёвых-бабкиных, которые уже детей своих, по возрасту, растлевают.
А к народу можно и без души. Зачем он этот народ? Только в роли раба и годится.
А разве могут быть верными государству, Родине, народу – люди не верящие ни во что? А только стремящиеся обогатиться за народный счёт, да присвоить себе то, что создано ТВОРЦОМ – недра, сырьё, скоро, наверное, и воздух будете за целковый отпускать.
Складывается впечатление, что вы всю страну вернули вновь в глухие крепостные времена. Отнимаете у народа недра, лес, все полезные ископаемые, да ещё и грозитесь цены до мирового уровня поднимать на то, что и создано не вами, и принадлежит не вам, и не вы всё это добываете в тяжком труде.
Не по-божески все это, не по-людски, когда при этом – с каким же благостным ликом и привычно-сыгранной печалью в Храмах-то стоите? Разве веруете и разве милосердны, коль в иных случаях не церемонитесь, а через колено судьбу подопечного народа решаете?
Неужели вам, ненасытным, столько надо? Мы ведь живём и при меньшем достатке, а вы на нас всё валите и валите груз непомерных тягот и проблем, которые вы и породили.
Да вот почему только ответ за них, за ваши непрофессиональные решения, за вашу ненасытность нам держать?
И все ли из вас способны к руководству? Это ведь дар Божий и для него – без разницы, из Петербурга ли ты, или из Холмогор, главное, наверное, при этом, чтобы землю, да народ свой любить, да дело крепко знать, Вот тогда и не надо будет ритуально, неучу, на верность «присягать», как это сейчас происходит, что сегодня важнее компетентности и совести.
Нет, уважаемые друзья, ежели все будем норовить барский каприз да интерес предугадать, ничего путного из этого не получится.
Даже Наполеон, и тот в конце своих дней прозрел и сказал: «Я погиб тогда, когда перестал слушать других».
Так вслушайтесь и вы, правители сегодняшней распятой России, в то, что не можете вы быть провидцами и верховными святителями, не дано вам этого, слаб человек, не знает он даже того, что завтра будет.
А почему же тогда вы взяли на себя миссию Мессии, кто дозволил-то, вы же не Господь Бог и даже не его Апостолы.
Поэтому и ведите себя сообразно здравому смыслу и не полагайтесь на какие-то особые, только вам данные качества и способности, у вас их просто нет, а поступайте по совести и милосердию, уж коль вас судьба вознесла на недостижимые для простого смертного высоты.
Покайтесь перед Россией, вы очень пред ней виновны.
Много, так много грехов сотворили, что и жизни не хватит, даже праведной, чтобы эти грехи искупить.
НО ВЕСЬ ВОПРОС В ТОМ, ЧТО Я НЕ ВЕРЮ, ЧТО ВЫ ДАЖЕ МЫСЛИТЕ ОБ ИСКУПЛЕНИИ ГРЕХОВ ПРЕД ОТЕЧЕСТВОМ, РОССИЕЙ НАШЕЙ.
ДЕЙСТВИТЕЛЬНОСЬ, К НЕСЧАСТИЮ, ЭТОГО НЕ ПОДТВЕРЖДАЕТ. И в реальной жизни не видно от вас милосердия, сострадания, участия в судьбах народа и страны. Мы ещё ведь живые и нам очень больно, когда вы так вероломно, без стыда и совести, обходитесь с теми, кто своим трудом и устроил вам этот праздник жизни.
ХОТЯ БЫ БОГА ПОБОЙТЕСЬ, КОЛЬ НАШЕГО ГНЕВА НЕ СТРАШИТЕСЬ.
Я думаю, что всё же когда-нибудь напишут книгу обо всех окаянствах этого времени.
И очень бы хотелось, чтобы в этой книге задали вопрос и президенту, и премьеру, кто там из них сегодня главнее, не поймёшь – как вы можете быть спокойны и как ваши дитятки учатся в особых условиях, с привлечением лучших умов, а в Тульской области, в день выборов пишет родитель ребёнка – детям в садике дают лишь пустой суп, без мяса и жира, так как нет денег на иное; и у Матвиенко спросить бы, а как она могла вообще сфотографироваться (см. «Аргументы и факты» №21, май 2007 года), в таком виде – с наганом, а мы думай, кто это – смотритель какого-то притона или надзирательница, или кинодива, в самом лучшем случае какого-то «Бандитского Петербурга»; и у Фурсенко, с Голиковой и Христенко, – почему же так к ним благоволят премьер и президент, что даже за страшные грехи с постов не убирают, а напротив, как заявил Путин – уж сказал – так сказал, без возможности пересмотреть свою пагубную в данном разе точку зрения: «Я не буду министров тасовать…».
И хотелось бы у многих спросить – а что же вы такого значимого для России сделали, господа хорошие, что так жируете и всё тщитесь нас в свою веру обратить, чтобы мы вообще забыли – КТО МЫ ТАКИЕ И ЗАЧЕМ В ЭТОТ МИР ПРИШЛИ. На страдания? Но вы-то страдать не хотите!
Только ли для страданий дарит нам Господь и судьба такое краткое пребывание на этом неправедном, к несчастию, белом свете?
Наверное, замышлялось как-то по-другому, но, увы! имеем то, что имеем.
И всё ведь только от нашего равнодушия и безразличия даже к собственной судьбе.
Горько будем скорбеть об этом, да поздно, ничего не исправить…
P. S. И очень бы хотелось задать вопрос министру обороны, да и его тестю заодно: что же это Вы, господа хорошие, так плохо учили историю, коль у Вас, под носом, и ни где-нибудь, а в бывшей академии им. Ленина проводят даже конференцию, посвящённую палачу и карателю русского народа, отступнику от России, лихоимцу и вору, разграбившему её золотой запас – В. Каппелю? А вот Жукову Вы не поклонились в декабрьские дни, да и о В. А. Жуковском не вспомнили – зачем, это ведь не Ваши герои сегодняшних лихих времён.
Неужели не стыдно Вам, товарищ министр? Так ведь к Вам обращаются, но какой же Вы мне, нам всем товарищ, коль позволяете новому поколению волкогоновых глумиться над славой и честью Отечества? Ставить, как я уже говорил, памятники Маннергейму в Питере, чудовищному и непримиримому врагу России, который ещё до Гитлера грозил уничтожением Петербурга?
Не ведаем, что творим. Кто вразумит-то власть имущих в их заблуждениях и хвори духовной?
Я бы на край света и на любые испытания пошёл за тем министром обороны, МВД, которые бы срыли эти памятники палачам, карателям и заявили президенту, что не могут терпеть такого святотатства и поругания родной земли и её славы, её прошлого. Увы, где же он найдётся такой? Его ведь и на пушечный выстрел не допустят к власти. Всё  – зятья, да сватья, жёны-мужья в министрах…
А поэтому и трудно верить в какие-либо перемены. Не наступят они. Не дадут.
Не дадут те же Мих;лковы, которые так удобно встроились в нынешнюю власть и только соки народные сосут на свои низкопробные поделки, вроде «Утомлённых солнцем» – вот уж действительно правда, не трудом во имя Отечества, а этим фальшивым и богомерзким «солнцем», да окаянной и бесовской «9-й ротой» пробавляются…
Меня поразили сентенции Т. Москвиной из «Аргументов недели», которая пишет: «все вопли про мигалки и стоимость дороги к его имению такая пошлая мышиная возня, такой хлам и пена, что я решительно отказываюсь впускать это в сознание».
И никому из власть имущих не дойдёт, что коль такие ценности духовные в чести у нынешних времён, то и времена эти окаянные и долго на этих гнилых подпорках держаться этот строй не сможет.
А нам – лишь очередные обещания о счастливой жизни лет через тридцать, раньше не получится, да о продлении сроков депутатов-президентов, вроде за восемь лет нельзя свершить достойных и светлых дел, имея такую власть и полномочия…
А что же вы, тогда, ни Жукову, ни Сталину жить не даёте – уж в чём вы их не обвинили, какую грязь не навесили с Федотовым и Сванидзе.
А здесь – приспособленцу и человеку цинично-прагматичному – такие свободы и столько воли дали?
Что-то не верится, чтобы бескорыстно.


 ***Ещё одно напоминание томно придыхающему Н. Михалкову, с любезной помощью С. Дроздова.

***Рыцари Белой Гвардии и барышни, повешенные за ноги - белый террор
 

В последнее время активизировались борцы с коммунизмом самых разных уровней, в том числе и на центральных каналах ТВ и на чиновничьих постах. Они. ссылаясь на придуманные ими самими цифры, в очередной раз говорят о "миллиардах расстрелянных" НКВД инакомыслящих, опираясь на лжесвидетельство изменника Родины Беседовского, порочат имя советского дипломата Петра Войкова, геройски погибшего исполняя свой долг, обвиняя его в убийстве семьи Романовых. Поэтому особую актуальность приобретает исторические документы, оставленные для нас настоящими борцами с большевиками(поэтому заподозрить их в ангажированности на стороне красных нельзя), современниками тех событий, в частности вот этих:

Интеллигенты, выпускавшие журнал "Новая Россия", честно говоря, большевиков не жаловали и это было взаимно. Но явно они не любили и белых, как сегодня мы знаем этих "подлинных рыцарей Белой Гвардии и истинных" сыновей России.

 

 

Примечание 1:

Первые два номера "Новой России" вышли в марте-мае 1922 года, однако журнал был закрыт по распоряжению Г. Е. Зиновьева. Однако Ленин оспорил это решение и издание журнала было возобновлено. В 1926 году журнал был окончательно закрыт по распоряжению Политбюро ЦК ВКП(б).

Примечание 2:

Резня в Майкопе была устроена генералом Покровским. О генерале Покровском остались воспоминания других, не менее известных личностей: Покровский был молод, малого чина и военного стажа и никому неизвестен. Но проявлял кипучую энергию, был смел, жесток, властолюбив и не очень считался с «моральными предрассудками» (Деникин)
Там где стоял штаб Покровского, всегда было много расстрелянных и повешенных без суда, по одному подозрению в симпатиях к большевикам. Ему приписываются шутки вроде «вид повешенного оживляет ландшафт» или «вид на виселицу улучшает аппетит» (Шкуро)

Примечание 3:

Покровский приказал казнить всех не успевших бежать из Майкопа членов местного совета и остальных пленных. Для устрашения населения казнь была публичной. Сначала предполагалось повесить всех приговоренных к смерти, но потом оказалось, что виселиц не хватит. Тогда пировавшие всю ночь и изрядно подвыпившие казаки обратились к генералу с просьбой разрешить им рубить головы осужденным. Генерал разрешил. На базаре около виселиц, на которых болтались казненные уже большевики, поставили несколько деревянных плах, и охмелевшие от вина и крови казаки начали топорами и шашками рубить головы рабочим и красноармейцам. Очень немногих приканчивали сразу, большинство же казнимых после первого удара шашки вскакивали с зияющими ранами на голове, их снова валили на плаху и вторично принимались дорубливать… Н. В. Воронович. Меж двух огней // Архив русской революции. Т. 7. – Берлин, 1922

Николай Фурин

От РП: Поди все верующие были, да богобоязненные, поручики голицыны. "Цвет нации", а как же. Добавим ещё немного свидетельств очевидцев, которые ну никак не относятся к большевикам.

Генерал Покровский распорядился повесить всех пленных и даже перебежчиков. У меня произошло с ним по этому поводу столкновение, но он лишь отшучивался и смеялся в ответ на мои нарекания. Однажды, когда мы с ним завтракали, он внезапно открыл дверь во двор, где уже болтались на веревках несколько повешенных.
— Это для улучшения аппетита, — сказал он.
Покровский не скупился на остроты вроде: «природа любит человека», «вид повешенного оживляет ландшафт» и т.п. Эта его бесчеловечность, особенно применяемая бессудно, была мне отвратительна. Его любимец, мерзавец и прохвост есаул Раздеришин, старался в амплуа палача угодить кровожадным инстинктам своего начальника и развращал казаков, привыкших в конце концов не ставить ни в грош человеческую жизнь. Это отнюдь не прошло бесследно и явилось впоследствии одной из причин неудачи Белого движения.

А. Г. Шкуро. Записки белого партизана

«В Восточной Сибири совершались ужасные убийства, но совершались они не большевиками, как это обычно думали. Я не ошибусь, если скажу, что на каждого человека, убитого большевиками, приходилось сто человек, убитых антибольшевистскими элементами»

Гревс В. Американская авантюра в Сибири.

«И вот тут-то я познакомился с тем, что такое гражданская война, смог измерить степень ее беспощадной жестокости. На мой вопрос, что это за равномерно расположенные кочки, князь Вадбольский (так звали первого встреченного мною человека из Белой армии - этого офицера) объяснил мне, что это трупы взятой армией несколько дней тому назад 5-й Нижегородской железной дивизии большевиков.
- Сколько их? - спросил я.
- Двенадцать тысяч. Расстреливали из пулемета целый день. А зарыть всю эту сволочь еще не удалось. Нам некогда, а казаки не желают. Весной зароют, когда земля оттает и пойдёт вонь.
Долго мы еще шагали молча. Я все-таки не ожидал этого, даже при всей моей ненависти к красным».

Горбов М.Н., ВОЙНА

«Часов около 12-ти дня ко мне в деревню прибыл полковник Невзоров. Узнав о принятых мною мерах и о желании по окончании дознания отправить арестованных в город для предания суду, он заявил: «Смешно на это терять время, да половина удерет от вас по дороге. Назначьте взвод с офицером и сейчас же всех расстрелять, чтобы знали все мужики, что за каждого нашего убитого они будут отвечать десятью; а баб арестованных запороть», — таков был его приказ. Я пытался возражать, что на это у меня нет никаких полномочий, но приказ был категоричен, да и мой полицейский, присмиревший после моих окриков, сразу почувствовал поддержку в полковнике Невзорове и наговаривал то на одного, то на другого мужика, из-за чего полковник Невзоров увеличил еще на нескольких список обреченных. Бабы визжали под ударами нагаек.
В стороне на площади прозвучали один за другим несколько ружейных залпов... К телам расстрелянных запрещено было подходить, и к ним выставлен был караул чеченцев».

Дмитрий де Витт, Чеченская Конная Дивизия

Источник: http://www.rusproject.org/node/1084

(Пишет felix_edmund ( felix_edmund))

Из дневника французского генерала Жанена:
2 августа 1919 г.
Сегодня утром, на квартире Нокса, Родзянко высказал мне соображения не менее жесткие, чем мои. Здесь — сказал он — нет джентльменов. Он с негодованием рассказывает историю батальона, отправленного на днях из Томска на фронт для подкрепления. В Омске солдаты отказались добровольно идти на фронт, требуя припасов, так как долгое время находились без пищи. На глазах возмущенного Гемпширского полка солдаты были разоружены и над ними учинена расправа. Днем в приказе генерала Матковского было изложено все происшедшее и в заключение сказано: «Расстреляно двадцать. Бог еще с нами! Ура...»

****И ещё одна статья Сергея Дроздова.
Спасибо ему. Прочтите, может кто и прозреет.

8
Особенности боев на Юге России, осень 1919 г. ч. 6
Особенности боев на Юге России, осень 1919 г. ч. 6
Сергей Дроздов
Особенности боев на Юге России. Осень –зима 1919-20 г.г.

(Продолжение, предыдущая глава:http://www.proza.ru/2016/07/06/1085)

Надо вспомнить о стратегической ситуации, складывавшейся к началу осени 1919 года на Юге России.
Предоставим слово непосредственному участнику тех боев, поручику Сергею  Мамонтову. (Он воевал там в одной из офицерских артиллерийских батарей на должности рядового солдата).
В своей книге воспоминаний  «Походы и кони» поручик Мамонтов рассказывал:
 «Начало сентября 1919 года было кульминационным моментом успехов Добровольческой армии. Под командой генерала Деникина Армия заняла весь юг Европейской России. Мы заняли Полтаву и Харьков. На правом фланге наша пехота заняла Курск, Орел и Мценск, в 250 верстах от Москвы. На левом фланге были взяты Киев, Житомир и Одесса. Генерал Врангель с Кавказской кубанской армией захватил Царицын (Сталинград) и Камышин (18 июня 1919 г.)».

Отметим, что это был пик военных успехов белого воинства на Юге России.
Однако тут же у «белых» начинались и большие неприятности.
На Востоке России колчаковский фронт в это время уже стремительно откатывался от Урала к Забайкалью, не оказывая наступавшей  Красной армии особого сопротивления.

Совсем плохо стали обстоять дела и у Деникина.
Успех рейда конницы генерала Мамонтова и атамана Шкуро по красным тылам, осенью 1919 года, неожиданно обернулся стремительным разложением казачьих частей, полной потерей ими дисциплины и боеспособности.
Отягощенные награбленной добычей, стремясь сохранить обозы со своими  «трофеями» казаки старались поскорее добрасться с ними до своих станиц,  и совершенно не желали рисковать захваченным «добром » и сообственными жизнями.
Вот какую телеграмму получил тогда барон Врангель от генерала Улагая:
«Конница конной группы становится совершенно небоеспособной. Малочисленная по сравнению с кавалерийской армией противника, она совершенно потеряла сердце, разлагается с каждым днем все больше и больше.
 
Для наглядности разложения в донских частях посылаю копию донесения генерала Науменко, который за отъездом генерала Мамонтова временно командует Донским корпусом.
Разбогатевшая награбленным имуществом, особенно богатая добычей после кавалерийского рейда, потрясенная беспрерывными неудачами, конница совершенно не желает сражаться, и часто несколько эскадронов гонят целую дивизию. Нанести какой-либо удар или отразить наступление противника на фланг становится совершенно невозможным делом…
 
При создавшемся положении вещей вообще рассчитывать на эту конницу невозможно, ее надо лечить другими мерами, может быть, даже с тяжелыми жертвами. Мне кажется, что немедленно нужно, быстро оттянув оставшиеся кадры дивизий и корпусов, формировать совершенно новые полки, иначе пополнения, которые прибывают и вливаются в больные части, немедленно заражаются общим настроением и тоже становятся небоеспособными.
Я уже доносил и теперь повторяю, что в общем конницы у нас нет. Рассчитывать на что-либо серьезное от конной группы совершенно нельзя».
Копия донесения генерала Науменко, Нр 036/Е:
"Генералу Улагаю. 10 Донская дивизия около 13 часов ушла под впечатлением большой колонны конницы, двигавшейся по большой дороге из Сватова на Кременную. Бегство не поддается описанию: колонна донцов бежала, преследуемая одним полком, шедшим в лаве впереди конной колонны. Все попытки мои и чинов штаба остановить бегущих не дали положительных результатов, лишь небольшая кучка донцов и мой конвой задерживались на попутных оборонительных рубежах, все остальное неудержимо стремилось на юг, бросая обозы, пулеметы и артиллерию. Пока выяснилось, что брошены орудия: двенадцатой, восьмой и двадцатой донских батарей. Начальников частей и офицеров почти не видел, раздавались возгласы казаков, что начальников не видно и что они ускакали вперед.
Лисичанск.
8/12.
Нр 0530.
Улагай.
Вечером генерал Улагай вновь телеграфировал:
Я уже докладывал неоднократно, что конная группа небоеспособна. Донские части, хотя и большого состава, но совсем не могут и не желают выдержать даже легкого нажима противника, меньшего числом вчетверо, не говоря уже о массовом наступлении противника. Кубанских и терских частей совершенно нет.
Жалкие обрывки, сведенные в один полк, совершенно никуда не годны. Артиллерии почти нет, пулеметов тоже.
Вчера донские дивизии бежали, гонимые несколькими эскадронами, за которыми в колоннах двигалась конница противника. Под натиском противника и обходимые со стороны Ново-Астрахани части группы с большим трудом и потерями перешли р. Донец. Донские дивизии под напором наседающих частей конницы противника большей частью отошли в район Лимака и Ямполя; остальные части переправились у Рубежного. Вся группа, переправившаяся через Донец, совершенно неспособна ни к каким активным действиям и, кроме того, принуждена была уничтожить переправы. Подавляющие массы конницы противника все равно не дадут в настоящий момент никакой возможности рассчитывать на успех на этом фронте.
Разложение частей настолько сильно, что даже лечить их путем присылки пополнений и вливания в остатки едва ли возможно. Все мои сообщения относительно состояния конницы есть горькая правда, которой не имею нравственного права скрывать от Вас.
8-12-19.
Генерал Улагай».

Это - не какие-то рассказы современных «красных пропагандистов», а официальное донесение одного из самых храбрых и жестоких «белых» генералов своему командующему о реальном положении дел в подчиненных войсках!!!


Нет ничего удивительного и в том,  что авантюрное, рассчитанное на «авось»,  отчаянное наступление других  частей деникинской армии 1919 года на Москву тоже, в итоге,  закончилось грандиозной катастрофой.
Вот что вспоминал об этом  поручик С. Мамонтов в своих мемуарах:
«Большое отступление началось для нашей пехоты от Орла, а для регулярной кавалерии от Севска и до реки Дон…

Само отступление можно разбить на две резко разнящиеся части. От Севска до Лозовой был отход с постоянными боями. Отход был медленный, причем мы шли прямо на юг, то есть в Крым. Происходил он в октябре и первой половине ноября 1919 года. Морозы были редки, часты дожди, снегу совсем не было. А от Лозовой до Дона было настоящее отступление. Шли большими переходами, боев избегали, да их и не было. Направление нашего отхода изменилось на юго-восточное. Очевидно, Украину решили отдать без боев.
Это продолжалось с середины ноября до середины декабря 1919 года. Погода — морозы с небольшим количеством снега. Должен отметить прекрасное состояние дорог, позволившее нам делать громадные переходы. Цель наша была — первыми, до красных, достигнуть реки Дон, не дать красным отрезать нас от Кавказа…
Боев не было. Красных мы не видели. Они, конечно, за нами следовали и даже старались нас перегнать, чтобы отрезать нам отступление, но мы их не видели…
В эту зиму свирепствовали тиф, холера и чума. Вначале мы боялись домов с больными и шли искать другие, но найти дом без больных было трудно. Под конец так отупели от грязи и усталости, что входили в дом и грозно приказывали:
- Больные, выметайтесь отсюда.

Потому что часто при нашем приходе крестьяне ложились в кровать и охали, надеясь, что их дом не займут. Больные перебирались в другую, нетопленую половину дома, а мы ложились на их место, не раздеваясь, понятно. Стелили на пол солому и ложились.
Приходилось видеть ужасных больных — на теле висели как бы спелые сливы. Оспа, что ли?...»

Как видим, длительное, многодневное отступление «белых» частей (даже тех, кто еще сохраняли свою боеспособность), как правило,  происходило  без особого давления «красных». 
Общая усталость и деморализация войск имели ключевые значения. Отдельные успешные (для белых) бои и целые сражения уже ничего не влияли в общей стратегической картине отступления.

Хуже всего было то, что начались раздоры и развал в казачьих частях, которые составляли  основу белой кавалерии, (а кавалерия была основной ударной силой противоборствующих сторон в годы Гражданской войны).
С. Мамонтов подробно вспоминал об этом явлении:

«У Кущевки начинается Кубанская область. Мы вели бои еще в Донской области. Донские казаки относились к нам, добровольцам, без враждебности.
Кубанские же были тогда сепаратистами, хотели создать свое государство и относились к нам враждебно. Эта перемена в настроении кубанцев происходила каждый раз, когда наши дела были плохи. Они легко поддавались большевистской пропаганде…
Чтобы противодействовать охвату нашего тыла Буденным, сосредоточили всю нашу кавалерию у станицы Мечетенской. Наши силы состояли из регулярного корпуса кавалерии под начальством генерала Барбовича. Корпус насчитывал примерно пять тысяч шашек с пятью конными батареями и был в прекрасном состоянии.
Но массу нашей конницы составляли казаки: донцы и кубанцы. Они были в плохом состоянии. Донцы были деморализованы потерей своей территории и были небоеспособны. Они потеряли дисциплину, бросали пики и винтовки, чтобы их не посылали в бой.
Во всяком случае, они не были нам, Добровольцам, явно враждебны. Они исполняли приказы нехотя. Было их по всей Армии, вероятно, от четырех до пяти тысяч шашек».


Да уж, с такими бойцеми-донцами, которые НАРОЧНО бросали свои  пики и винтовки, чтобы их невозможно было послать в бой, много не навоюешь…
 
Как видим, донесения генералов Улагая и Науменко, о том, что донские казаки тогда не желали воевать и просто бросали свои винтовки и пики, чтобы их невозможно было послать в бой, подтверждаются рассказом обычного, «рядового» участника тех боев, поручика  С. Мамонтова, который видел все это собственными глазами.
Согласитесь, эта ситуация  несколько отличается от нынешних кинематографических изображений справных «молодцев-казаков», которые «поедают глазами начальство» и по мановению руки какого-нибудь вахмистра готовы мигом кинуться в бой, чтобы «сложить свои буйны головы» в битве с «лютым ворогом».


Не намного лучше обстояли дела и у кубанского казачества той поры. Вот что пишет об этом С. Мамонтов:
«Совсем иначе вели себя кубанцы. Они были сплочены, собирали кинутые донцами винтовки. У каждого всадника были две, иногда три винтовки за плечами. Но они были к нам определенно враждебно настроены.
 Драться с красными не желали. При дальнейших походах нам отсоветовали идти теми же дорогами, которыми идут кубанцы. Открытых столкновений как будто не было, но где-то на реке Кубани казаки перегнали все лодки на другой берег и намеренно обрекли 4-й батальон Корниловского полка на гибель.

Недалеко от Екатеринодара на совещании кубанцев и донцов было принято решение не следовать приказам командующего генерала Деникина, не ехать в Крым, не отходить на Тамань, а идти в Грузию.
Потом же казаки плакались, что будто бы русские части покинули их в Новороссийске.
Конечно, не все донцы и кубанцы поддались красной пропаганде, были и такие, которые держались за Добровольцев. Но большинство митинговало. Кубанцы поверили, что красные признают их независимое государство, как только они порвут с нами, Добровольцами.
Кубанцев было примерно столько же, сколько донцов, то есть от четырех до пяти тысяч шашек.
Были терские казаки, немного лучше сохранившиеся, под командой нашего знакомого, генерала Агоева. Но их было немного, от двух до двух с половиной тысяч шашек. Были калмыки, вполне нам верные, но их было всего шашек пятьсот—шестьсот. Всего с нашей стороны было собрано от пятнадцати до восемнадцати тысяч шашек. Грозная сила, если бы казаки были прежние….
Как всегда у бюрократов, на бумаге все обстояло отлично. Командование наивно надеялось, что казаки будут драться…
В станице Мечетенской нас построили в громадное каре. С одной стороны регулярная кавалерия, с другой донцы, с третьей кубанцы, с четвертой терцы. Прилетел на самолете генерал Деникин и обратился к нам с речью. Но был ветер и плохо слышно. Кроме того, он говорил долго, и вскоре это стало утомительно и скучно.
Тут нужен был бы Врангель, в черкеске, на чудном коне, осадивший коня и кинувший, как под Спицевкой, несколько слов. Это могло бы зажечь казаков. А не сутулая пешая фигура Деникина и длинная малопонятная речь.
Нас, регулярных, пропагандировать было не нужно, мы были в прекрасном состоянии, а вот казаки были небоеспособны, и речью их боеспособными не сделаешь. На бумаге было нас от пятнадцати до восемнадцати тысяч, а на деле дрались только пять тысяч. Лучше бы вместо речи дали бы нам Корниловский полк, и все было бы в порядке. А казаков можно было увести в тыл, от них никакой пользы, а мог быть и подвох…

После речи наш регулярный корпус пошел к станице Егорлыцкой, но в станицу не вошел, а встал возле, построившись в резервную колонну. Не ввели нас в станицу, вероятно, из-за двух причин: во-первых, чтобы скорей быть готовыми к бою, а во-вторых, из-за недоверия к кубанцам: напасть на расквартированных легче, чем на стоящих в строю. Так в резервной колонне мы простояли всю ночь…
 Вскоре начался бой. Начался он жидкой стрельбой в самой станице. Очевидно, в нее вошел красный разъезд.
Кубанцы уходили из станицы. Никто их не преследовал, драться они не желали…

Если красное командование спасовало, то их солдаты дрались хорошо. Были встречные атаки, что происходит очень редко. Обыкновенно в последнюю секунду один из противников поворачивает.
Под вечер Терская конная казачья дивизия под командой генерала Агоева охватила левый фланг красных и принудила их отступить. Это был лишь охват. Ни красные не стреляли по терцам, ни терцы по красным. Все же для нас это была помощь…»


И в данном случае  описание реальных боевых действий их очевицем  очень сильно расходится с привычным современным книжно-киношным их изображением. 
И вот что поручик Мамонтов пишет о дальнейшем:

«Участь территории Кубани была решена. Наша армия начала отходить на Новороссийск, чтобы переехать в Крым, где борьба должна была продолжаться. Цель была сохранить Добровольческую армию.
Было бы безумием защищать ею Кубань, которую сами казаки защищать не хотели. Говоря откровенно, под Егорлыцкой казаки нас предали. Мы еще вели арьергардные бои, чтобы задержать наступление красных и дать нашим тылам время эвакуироваться…
К оставлению Кубани нас побудило настроение казаков.
Донцы были деморализованы и потеряли боеспособность.
Кубанцы же были нам явно враждебны, драться с красными не хотели и приказов главнокомандующего генерала Деникина не выполняли.
И донцы и кубанцы заявили, что ехать в Крым они не желают. Собственно, они сами не знали, чего они хотят. Митинговали, под влиянием неудач поддались большевистской пропаганде и посулам.

Казакам было приказано генералом Деникиным отходить на Тамань, откуда их вместе с лошадями и имуществом легко бы перевезли в Керчь.
Казаки на Тамань не пошли, а пошли частью в Грузию, а частью в Новороссийск, где дезорганизовали транспорт и заполнили набережные.
Там они вдруг захотели ехать в Крым. Грузия же казаков выдала большевикам. Генералу Врангелю удалось вырвать силой у Грузии несколько тысяч казаков, но громадное большинство попало в плен к красным. Офицеров расстреляли, а казаков послали против поляков. Понятно, ни о какой самостоятельности и помину не было.

Во время походов на дорогах наблюдалась следующая картина: по обочине тянулись без строя, когда гуськом, когда малыми группами, донцы без винтовок и пик. Пики и винтовки лежали тут же, брошенные вдоль дороги. Донцы бросали оружие, чтобы их не посылали в бой.
На одном мосту случился затор. Лошадь донского полковника провалилась ногой и загородила мост. Донцы объезжали лошадь и шли дальше, а полковник не решался им приказать вытащить лошадь. Командир нашей батареи, капитан Никитин, узнав, в чем дело, был возмущен. Он выхватил шашку и заставил нескольких казаков слезть и вытащить лошадь. Полковник благодарил его со слезами на глазах.
 
Другой же раз, под Ново-Корсунской, многочисленный Кубанский полк, в строю, отказался вступить в бой с переправлявшимися через речку красными и ушел. За спиной каждого казака было по две, а у некоторых по три винтовки — из тех, что бросили донцы.
Понятно, что не все казаки митинговали. Но здравомыслящих было меньшинство. В Крыму были и донцы, и кубанцы и хорошо дрались. У нас в орудии были казаки-линейцы, кубанцы, которых пропаганда не коснулась.
Линейцев я всегда предпочитал черноморцам, они спокойнее и дельнее».


Давайте теперь посмотрим, что происходило в самом Новороссийске в это время. И снова обратимся к авторитетным свидетельствам современника.
Одним из интереснейших источников сведений о том, как на деле обстояли дела в кубанских тылах армии Деникина,  являются воспоминания Г.Я. Виллиама «Побежденные»,  которую он издал в эмиграции в начале 20-х годов.

Одним из важных, но  полузабытых, ныне, «идеологических»  учреждений белой армии были так называемые «ОСВАГИ», («Осведомительные отделы») задачей которых было ведение пропаганды и контрпропаганды на фронте и в тылу.
Многочисленные  «ОСВАГИ» (или «ОСВЕДЫ», как их порой называли) действовали в армиях и Колчака и Деникина.

Управляющий делами колчаковского правительства Г. К. Гинс в своей книге «Сибирь, союзники и Колчак так так вспоминал об этих учреждениях:
«В Омске существовало бесчисленное количество осведомительных организаций: Осведверх (при ставке), Осведфронт, Осведказак, Осведарм — все это военные организации, в которых находили себе убежище многочисленные офицеры и призванные чиновники.
Один известный в Сибири профессор записался в добровольцы. Его провожали молебнами и напутственными речами. Через неделю он оказался в «Осведказаке».
Организации эти требовали громадных ассигнований.
Как они расходовали деньги, я затрудняюсь сказать, но что большинство из них работало впустую — это факт. На всем пути от Омска до Тобольска мы не нашли никаких следов работы центра…
Помимо военных организаций, существовала гражданская, «вольная» — Бюро печати. Основано оно было как акционерное предприятие, причем большая часть акций принадлежала казне. Тем не менее, работники Бюро печати считали себя независимыми и поэтому не считали, что их общественное достоинство испытывает какой-либо ущерб. «Казенными» литераторами они не хотели быть…
Истинным бедствием было бесконечное размножение «осведов». Не успели назначить генерала Лебедева командующим южной группой, у него сейчас появился свой «освед», получил он — сейчас же потянулась казачья конференция: подавай ей десяток миллионов. Происходила какая-то вакханалия. «Атаманство» проникло во все поры жизни. Появились атаманы санитарного дела, атаманы осведомления и т. д. Каждый старался урвать себе власть и кредиты.
Когда мы ехали из Тобольска и рассматривали агитационные листки, составленные большевиками, мы обратили внимание прежде всего на художественные их достоинства, значительно превосходившие наши: карикатуры были исполнены очень искусно».


Очень хорошо иллюстрирует  методы  работы «демократического» деникинского «ОСВАГА», рассказ Г.Я. Виллиама, который  осенью 1919 года устроился  туда служить:

«После лекции мой новый знакомый поздравил меня с успехом и пригласил в некоторое укромное местечко под рестораном «Слон», где хлысты торговали малороссийской колбасой и «самогонкой». После третьей рюмки господин этот немного охмелел, перешел на «ты» и рассказал, что он состоит начальником Отдела устной пропаганды «Освага».
—        Как же вы пропагандируете? — поинтересовался я. Он рассказал:
—        Видишь, у меня есть целый штат прохвостов, то бишь, агитаторов,  обучавшихся  в особой  школе...  Образованные мерзавцы!..
Они ездят по моим инструкциям— для провокации. Чтобы тебе стал сразу, понятен характер деятельности, выслушай.
Иду я, или один из моих негодяев, например, по Серебряковке и вижу, солдат без ноги, без головы, без руки там, одним словом пьяный, пристает к публике: «Подайте жертве германского плена!..»
Я к нему: «Желаешь получать сто на день?..»
Ну, конечно, желает...
Так вот что, братское сердце: вместо того, чтобы бестолку голосить «жертва германского, плена», голоси «жертва большевйсткой чрезвычайки». Понятно? !
Говори про чрезвычайку, ври, что в голову прилезет, и — получай сто целковых на пропой души».
Тут я припомнил, что мне это уже приходилось слышать в Новороссийске. Пьяные оборванные, наглые люди в солдатских фуражках и в шинелях, благоухая «самогонкой», что-то такое рассказывали об ужасах, пережитых ими в чрезвычайках, нередко откровенно дополняя свои рассказы:
— По сто целковых платит за эту самую канитель Василь Иваныч. Подайте жертве!»


Думается мне, что и по сию пору некоторые сочинения этих «жертв чрезвычайки» пользуются немалой популярностью в среде нынешней либеральной интеллигенции.
Никто, конечно, не отрицает, что разных  жестокостей и убийств в ту пору хватало и в «чрезвычайках» и в «белых» контрразведках. Взаимное остервенение и ненависть этому очень поспособствовали.
Но нынешняя мода изображать одну сторону  сплошь в виде благородных песенных поручиков голицыных с орденами и бокалами шампанского в натруженных руках, а другую в виде разнузданной «матросни» с чайниками спирта и по колено в «невинной крови» просто раздражает.
Бандитов, садистов, жестоких негодяев и насильников, увы, тогда хватало и у «белых», и у «красных», и у националистов всех мастей, и у «зеленых»…


Для иллюстрации этого приведем   еще один рассказ из книги Г.Я Виллиама о  его знакомстве с кавалерийским ротмистром, во время их поездки на пароходе в Крым.
Рассказы  этого  ротмистра очень хорошо характеризуют нравы и обычаи времен Гражданской войны, и отношение «белого воинства» к пленным:

«Пароход, на котором мы плыли по бурному Черному морю, был старый и так зарос ракушками, что сделался похож на загаженную половину яичной скорлупы. Волны кидали его, как мячик; к тому же нос его был перегружен, и винт на корме все время со свистом вращался в воздухе. Пассажиры валялись от морской болезни вповалку, и только я да еще: один высокий драгунский ротмистр уцелели и прогуливались, по палубе. В каюту нельзя было войти: вонь и под ногами противная слизь, выброшенная больными желудками укаченных.
Ротмистр от нечего делать стрелял из винтовки кувыркающихся вокруг кувыркающегося парохода дельфинов и при каждом попавшем выстреле говорил:
—        Что, брат, кордво?
Когда ему надоело бесцельное истребление безобидных морских животных, которым, бывало, так радовались всё приезжавшие на Южный берег отдохнуть, он отнес винтовку в каюту, и мы стали разговаривать.
Мне этот ротмистр почему-то сразу приглянулся.
Высокий, статный, загорелый, с белым сабельным шрамом поперек лба и с серьгою в ухе, он был по-солдатски простосердечен и грубоват, любил специфические кавалерийские словечки, и отличался каким-то суровым, рыцарством манер и характера. Рубака, должно быть, был отчаянный. Почему-то напоминал он мне Николая Ростова из «Войны и мира».
В победу Деникина он не верил. На добровольцев, особенно на кавалеристов, смотрел с презрением профессионала на дилетантов.
— Помилуйте, кавалерист должен быть на четырех конских ногах, как на своих двоих, а этот — и сидит-то, словно собака на заборе.
Я немного коварно спросил его про Буденного. Он задумчиво протянул:
—        Д-да... Конник хороший!... Нашей выучки...
Потом живо взглянул на меня и сказал:
—        Впрочем,   и   Буденный   никуда   не   годится...  эти    «пролетарии   на   конях» — настоящая   мразь!
Всегда   расстреливаю,   этих   конников...    Настоящего кавалериста    не   расстрелял    бы,    будь    он    семь    раз  красный...

Видя, что меня слегка передернуло от его слов, он снисходительно усмехнулся:
—        Нашему брату  «нервов»  не  полагается.  Гражданская война:  сегодня ты,  а завтра я.  И сам пощады не попрошу, когда попадусь.   А   попадусь, наверное, не сегодня-завтра.
Он помолчал немного, потом заговорил снова:
—        Поверите, до чего дошел: вот вы для меня безразличны. А подойди к вам сейчас кто-нибудь, наведи револьвер, я и не подумаю вступаться. Разве отодвинусь, чтобы мозгом не забрызгало.
Красных, взятых в плен, он, по его словам, приказывал «долго и нудно» бить, а потом «пускал в расход».
—        Офицеров красных, тех всегда сам...
Он оживился и с засветившимся взором продолжал: —        Поставишь его, Иуду, после допроса к стенке. Винтовку на изготовку, и начинаешь медленно наводить... Сначала в глаза прицелишься; потом тихонько ведешь дуло вниз, к животу, и — бах! Видишь, как он перед дулом извивается, пузо втягивает;   как   бересту  на   огне  его,   голубчика,   поводит, злость возьмет: два раза по нем дулом проведешь, дашь-помучиться, и тогда  уже кончишь. Да не сразу, а так, чтобы помучился досыта.
—        Бывало и так: увидит винтовку и сейчас глаза закроет. Ну, такому крикнешь: «Господин офицер, стыдно с закрытыми   глазами    умирать».   
И   представьте   себе:    действовало! — обязательно посмотрит.
—        Подраненных не позволял добивать: пускай почувствует...
Вообще, отношение ко взятым в плен красноармейцам со стороны добровольцев было ужасное. Распоряжение генерала Деникина на этот счет открыто нарушалось, и самого его за это называли «бабой». Жестокости иногда допускались такие, что самые заядлые фронтовики говорили о них с краской стыда.


Помню, один офицер из отряда Шкуро, из так называемой «волчьей сотни», отличавшийся чудовищной свирепостью, сообщая мне подробности победы над бандами Махно, захватившими, кажется, Мариуполь, даже поперхнулся, когда назвал цифру расстрелянных безоружных уже противников:
—        Четыре тысячи!..
Он попробовал смягчить жестокость сообщения
—        Ну, да ведь они тоже не репу сеют, когда попадешься к ним... Но все-таки...
И добавил вполголоса, чтобы не заметили, его колебаний:
—        О четырех тысячах не пишите... Еще бог знает, что про нас говорить станут... И без того собак вешают за все!..

Не так относились к зеленым.
К нам иногда заходил член военно-полевого суда, офицер-петербуржец. Совершенно лысый, не без фатовства слегка припадающий на правую ножку, с барским басом и изысканными манерами...
Этот даже с известной гордостью повествовал о своих подвигах; когда выносили у него, в суде смертный приговор, потирал от удовольствия свои выхоленные руки. Раз, когда приговорил к петле женщину, он прибежал ко мне, пьяный от радости.
—        Наследство получили?
—        Какое там! Первую. Вы понимаете, первую сегодня!..
Ночью вешать в тюрьме будут...
Помню его рассказ об интеллигенте-зеленом. Среди них попадались доктора, учителя, инженеры...
—        Застукали его на слове «товарищ». Это он, милашка, мне говорит, когда пришли к нему с обыском. Товарищ, говорит, вам что тут надо? Добились, что он — организатор ихних шаек. Самый опасный тип. Правда, чтобы получить сознание, пришлось его слегка пожарить на вольном духу, как выражался когда-то мой повар. Сначала молчал: только скулы ворочаются; ну, потом, само собой, сознался, когда пятки у него подрумянились на мангале...
Удивительный аппарат этот самый мангал! Распорядились с ним после этого по историческому образцу, по системе английских кавалеров.
Посреди станицы врыли столб; привязали его повыше; обвили вокруг   черепа   веревку,   сквозь   веревку   просунули   кол и — кругообразное вращение! Долго пришлось крутить, Сначала он не понимал, что с ним делают; но скоро догадался и вырваться пробовал. Не тут-то было.
А толпа, — я приказал всю станицу согнать, для назидания, — смотрит и не понимает, то же самое. Однако и эти раскусили и было — выбега, их в нагайки, остановили. Под конец солдаты отказались крутить;     господа    офицеры     взялись.    
И     вдруг     слышим: кряк! — черепная коробка хряснула—и кончено; сразу вся веревка покраснела, и повис он, как тряпка. Зрелище поучительное.
И что же? В благодарность за даровой спектакль, подходит ко мне девица, совершенно простая, ножищи в грязи, и — харк мне в физиономию!
Ну, я ее, рабу божию, шашкой! Рядом с товарищем положили: жених и невеста, ха, ха, ха!» 


Не правда ли, даже спустя сотню лет читать про такие зверства жутковато?!
Об отношении к пленным в годы Гражданской войны мы уже довольно подробно говорили в этой главе: http://www.proza.ru/2015/08/06/1439, но в воспоминаниях современников  и очевидцев тех событий встречается столько страшной  «фактуры», что становится не по себе от невиданного взаимного озлобления и жестокостей.


Вот, что вспоминал  об этом один из добровольцев деникинской армии Михаил Николаевич Горбов, впоследствии написавший свою книгу «Война» в эмиграции, в Париже.
Осенью  1918 года он добровольцем пробирался на Юге России к «белым».
В конце концов,  Горбов доехал до станции Кантемировка:
«Только мы вышли, как к нам подошел офицер. Высоко в небе летел аэроплан. Офицер этот, со знакомой нам уже нашивкой на руке, приступил к делу прямо:
      Все в армию? Нет ли специалистов?
      Я вышел на шаг вперед, с твердым намерением попасть в самый тот авиационный отряд, аэроплан которого парил над нами.
      Расспросив меня, какое я имею отношение к авиации, и узнав, что совершенно никакого, он все-таки предложил мне идти с ним в этот отряд, узнав, что ни автомобиль, ни мотоциклет для меня не новость. Механики ценились тогда на вес золота. И вот мы пошли. Было уже совсем темно. Лежал неглубокий снег. Идти надо было двенадцать верст, но мы разговорились и о войне, и о нас самих, разыскивая общих знакомых. Он был из Москвы.
Несколько раз я чуть не упал, споткнувшись о какую-то кочку. И вот тут-то я познакомился с тем, что такое гражданская война, смог измерить степень ее беспощадной жестокости.
На мой вопрос, что это за равномерно расположенные кочки, князь Вадбольский (так звали первого встреченного мною человека из Белой армии этого офицера) объяснил мне, что это трупы взятой армией несколько дней тому назад 5-й Нижегородской железной дивизии большевиков.
      - «Сколько их?»   спросил я.
     - «Двенадцать тысяч. Расстреливали из пулемета целый день.
А зарыть всю эту сволочь еще не удалось.
Нам некогда, а казаки не желают. Весной зароют, когда земля оттает и пойдет вонь».
      Долго мы еще шагали молча. Я все-таки не ожидал этого, даже при всей моей ненависти к красным».


Итак, по воспоминаниям М.Н. Горбова,  ещё в 1918 году белогвардейцы расстреляли из пулеметов ДВЕНАДЦАТЬ ТЫСЯЧ сдавшихся им красноармейцев из какой-то нижегородской  «железной» дивизии большевиков.
   
(Какой уж там «железной» могла быть «красная» дивизия в начале 1918 года, когда в Красной Армии не было еще ни дисциплины, ни порядка, ни умения воевать, а весь «красный» командный состав еще был выборным?!
Скорее всего, это были какие-то отряды нижегородских рабочих-добровольцев, отправившиеся делать «мировую революцию» и «бороться с контрой», не умевшие толком держать в руках оружие  и  сдавшиеся офицерским белогвардейским частям.
Как знать, может быть, если бы вместо того, чтобы их расстреливать, белогвардейцы просто распускали бы  своих пленных по домам, то и вся история Гражданской войны пошла бы в другом направлении?!)

Раз уж зашла речь о воспоминаниях М.Н. Горбова, приведу еще один очень познавательный момент из его книги.
В «белой» армии его, как человека разбирающегося в моторах,  взяли в авиационную часть где было пара старых «Ньюпоров», да трофейный аэроплан «Бранденбург», на котором Горбов и стал летать
 «Летали всегда на версту вверх, опасаясь стрельбы снизу. Но ни разу мы не нашли ни одного следа от пули, нигде на крыльях или на фюзеляже. А ясно было видно красных солдат с поднятыми вверх винтовками. Под орудийный, и то очень слабый, огонь мы попали только раз. Несколько шрапнелей разорвалось недалеко от нас, но ни одна пуля, ни один осколок нас не задел…
 При появлении аэроплана по деревням начиналась паника; что было ее причиной, трудно сказать бомб вначале мы не бросали, потому что их и не было. А когда мы получили немецкие, то они оказались так слабы и малы, что большого вреда не делали. Бомбы эти были десятифунтовые. Брали мы с собою на наш Бранденбург шесть штук, и то казалось, что тяжело. Бросали их прямо за борт, как можно из окна вагона выбросить бутылку. Ни разу я никуда не попал, куда хотел, то есть или в дом, или в обоз. Досадно это было ужасно, так как никак не удавалось причинить им прямой вред.
Вот откуда были у нас эти немецкие бомбы.
 
Как-то раз приехал к нам в отряд офицер из рядом стоящего пехотного полка. По его сведениям, мимо, по границе Войска Донского, должен был пройти немецкий военный транспорт. Надо было его отбить, а в полку у него не хватало людей. Офицер этот просил летчиков прислать ему хоть небольшую команду в подмогу. Добровольцев досадить немцам набралось много весь наш отряд. Условлено было, что завтра с утра мы выйдем в поле, еще до света, и, встретившись с пехотной частью, поступим в ее распоряжение. С вечера об этом было много разговору, хотя мы и опасались того, что немцы не так-то уж легко дадут себя обезоружить.
Предполагалось взять под обстрел паровоз, выведя из строя машиниста, хотя бы он оказался и русским. Как только поезд встанет, открыть по нему пулеметный огонь. За три версты дальше намеченного места рельсы будут развинчены: так или иначе, поезд этот остановится, но хотелось во что бы то ни стало избежать его крушения.
А немцев всех поголовно перестрелять.
Предполагалось также, что они везут с собой провиант.

      В это время революция разгоралась и в Германии, вследствие ее разгрома. Немцы спешно уходили из России к себе…
      И вот рано утром, еще в темноте, мы собрались в эту экспедицию. За Чертково нам пришлось подождать пехоту, да и пришло их с десяток человек, во главе с бывшим у нас накануне капитаном…
Оказалось, что рельсы никак невозможно развинтить, так как забыли взять нужные инструменты. Ходили за ними в деревню, но они не подходили.
      Могло получиться и так, что немцы, открыв, в свою очередь, огонь, пройдут мимо нас, да еще и перебьют нас же. Начали мы рыть кое-какие окопчики, куда хоть голову можно было спрятать…
К холоду и голоду прибавилась и тревога. Ругали пехотного капитана: С вашими немцами мы тут все перемерзнем, да поди еще и перестреляют, как ворон. И кто вам сказал, что немцы тут проедут? Тоже стратег нашелся!
      Но стратег оказался прекрасный.
      Недолго спустя после аэроплана послышался шум паровоза. Тяжело пыхтя, поднимался он на подъем, наверху которого мы его ждали. Огромный товарный состав медленно приближался к нам. Мы разобрали винтовки. Пулеметчик продел ленту в свой пулемет. На середине пути мы воткнули палку с белой тряпкой в этом месте был и подъем, и поворот, обогнув который, с паровоза несомненно она сразу делалась заметной.
      «Стрелять только по моей команде. Сначала по паровозу. Если немцы будут отвечать, по всему составу», - шепотом командовал пехотный капитан.
      Мы затихли в каком-то тревожном ожидании. А что, если они не остановятся да как начнут нас чесать пулеметом?
      Но выйдя за поворот, паровоз сначала свистнул, а затем резко стал тормозить. Из вагонов повысунулись головы немецких солдат.
      Подъехав почти в упор к флагу, паровоз встал.
      Не стреляйте, тихо сказал капитан. Машинист наш.
      Несколько немецких солдат спрыгнули из переднего вагона на балласт. Они были в тридцати метрах от нас.
      Дайте очередь по немцам.
      В этот же миг отвратительный, жестокий и стрекочущий звук пулемета разорвал тишину. Несколько немцев упали, один бросился бежать прямо на нас. Его схватили и повалили на землю. Кто-то ударил его по голове прикладом. Изо рта его разом хлынула какая-то черная кровь.
Из вагонов в это время стали, подняв руки, выпрыгивать немецкие солдаты.
      «Не стреляйте, не стреляйте!»  орал капитан.
      Никто и не стрелял. Держа руки над головою, к нам подходил немецкий лейтенант.
Его солдаты, повернувшись к нам спиной, стояли с поднятыми руками вдоль вагонов. Два наших солдата вязали руки машинисту.
      «Мы не вооружены», сказал лейтенант, «и сдаемся».
      Никто, конечно, ничего не понял. Его связали по рукам.
      Что, сволочи, попались? Здорово форсу дали?
      Я, как единственный говорящий по-немецки, подошел к лейтенанту и предложил ему совершенно глупый вопрос, а именно: куда он едет. Обрадовавшийся немец начал мне быстро что-то объяснять. Но нас перебил пехотный капитан.
      «Что же вы, батюшка, не сказали, что брешете по-ихнему? Спросите его, куда его благородие собирается. Да скажите, что если на небеса, то недолго ему ждать».
      Я перевел, но не совсем точно. Не хватило смелости сказать человеку, что его сейчас расстреляют.
      «Ах, в Германию, голубчик? А где она, эта Германия?»
      Я опять перевел.
      «В этом направлении», - с наивностью отвечал немец.
      «А, так-так-так. Ну вот, вы им, голубчик, скажите, что мы их не звали и не удерживаем. Пусть идут в свою Германию. Она, эта их Германия, у меня вот где сидит, он показал себе на шею.
Пусть идут и торопятся, а башмачки, да и шинелишки свои пусть нам оставят. У меня в роте русские солдаты по морозу босые ходят».
      Как я мог сообразить, наш капитан имел к немцам страшную злобу.
Переводить всего я не стал, а просто передал, что их не тронут и что они могут идти куда хотят, но оставив нам сапоги и шинели.
Удивленный немецкий лейтенант что-то хотел было сказать.
Но, видя, что его распоряжение не исполняется немедленно и беспрекословно, наш капитан вдруг озверел:
      «Не хочешь слушаться, заревел он на чистом немецком языке, так я вас как собак сейчас всех перевешаю! Снимай сапоги, паршивая немецкая свинья! Довольно вас тут видели! А вы что не переводите, что я вам говорю? С ними пройтись хотите?»
      Я был столько же поражен, сколько растерян.
      Уже возвращаясь домой, капитан говорил мне, почти прося прощения, что молод я еще, чтобы людям о смерти говорить, что, Бог даст, никогда этого и говорить не придется.
      И поздним ноябрьским вечером, босые, без шинелей, без провианта, в чужой враждебной стране пошли эти несчастные люди на голодную, холодную или лютую смерть.
      Вот откуда были у нас немецкие бомбы. Вот откуда достались нам, самим голодным и неодетым, чужие мундиры и наш русский хлеб: поезд был полон провианта и оружия».


Вот такая история случилась в ноябре 1918 года. В Германии в это время, после подписания перемирия на Западном фронте,  произошла революция.
Советское правительство денонсировало Брестский мирный договор,  а германские войска стали  уезжать из оккупированных областей Украины к себе домой, на родину.
Уезжали вполне мирно и довольно организованно. Дело в том, что в германском рейхсвере, несмотря на начавшуюся в стране революционную анархию, офицерам и унтер-офицерам, в целом, удалось сохранить дисциплину и управляемость.
Во всяком случае, ничего подобного нашей вакханалии массовых убийств офицеров (как это было в Гельсингфорсе, Кронштадте,  Севастополе и т.д.)  там не произошло.
 
Однако во время отъезда германских войск  из Украины порой  случались довольно серьезные эксцессы, об одном из которых и рассказал М.Н. Горбов.
Характерно, что ранее никакой вражды между «белыми» офицерами и германскими оккупационными войсками на оккупированной территории Украины и Юга России до самого начала революции в Германии не было.
Там существовало марионеточное правительство «гетмана» Скоропадского, которое поддерживало с оккупационными войсками самые дружеские отношения.
Немцы охотно и щедро снабжали войско «гетмана» оружием, боеприпасами, обмундированием  и помогали бороться с большевиками. Множество «белых» офицеров весной-летом 1918 года нашли приют на оккупированной немцами территории.
Там была вполне мирная обстановка: из Прибалтики в Киев, Одессу и Крым по расписанию (!) ходили поезда с классными вагонами, процветала торговля и спекуляция, не было особых проблем с продовольствием и т.д.и т.п.
Никаких особых причин ненавидеть немцев «белые» офицеры, проживавшие на Украине, не имели.
 
В отличие от «красных» они не делали там никаких  попыток вести партизанские действия, совершать диверсии и т.п. и вели вполне мирное сосуществование с оккупационными войсками.

Вот что писал об этом один из вождей Белого движения генерал Михаил Гордеевич Дроздовский в своем дневнике. (Он со своим отрядом, как раз в это время, следовал из Бессарабии через оккупированные немцами территории Юга России, чтобы воевать с большевиками):

«Странные отношения у нас с немцами: точно признанные союзники, содействие, строгая корректность, в столкновениях с украинцами — всегда на нашей стороне, безусловное уважение. Один между тем высказывал: враги те офицеры, что не признали нашего мира…
Мы платим строгой корректностью. Один немец говорил: “Мы всячески содействуем русским офицерам, сочувствуем им, а от нас сторонятся, чуждаются”.
С украинцами, напротив, отношения отвратительные: приставанье снять погоны, боятся только драться — разнузданная банда, старающаяся задеть. Не признают дележа, принципа военной добычи, признаваемого немцами…
Немцы — враги, но мы их уважаем, хотя и ненавидим... Украинцы — к ним одно презрение, как к ренегатам и разнузданным бандам.
Немцы к украинцам — нескрываемое презрение, третирование, понукание. Называют бандой, сбродом; при попытке украинцев захватить наш автомобиль на вокзале присутствовал немецкий комендант, кричал на украинского офицера: “Чтобы у меня это больше не повторялось”. Разница отношения к нам, скрытым врагам, и к украинцам, союзникам, невероятная…
Украинские офицеры больше половины враждебны украинской идее, в настоящем виде и по составу не больше трети не украинцы — некуда было деваться... При тяжелых обстоятельствах бросят их ряды».


Тем удивительнее внезапная вражда, вдруг вспыхнувшая к немцам, ПОСЛЕ того как у них случилась революция и они стали уезжать домой.
Никакой угрозы для «белых» войск германские эшелоны, разумеется, не представляли. Более того, многие сотни «белых» офицеров выехали тогда вместе с этими эшелонами в Германию, стремясь спастись от русской революции и большевиков.
Еще как-то можно пытаться понять желание «белого» капитана (и его отряда) захватить имущество, которое немцы везли в этом эшелоне. Немцы не стали оказывать никакого сопротивления и сдались на милость «белого» отряда, явно не предполагая для себя какого-либо вреда от них. На всех фронтах уже давно был мир и воевать с кем-то, в оставляемой ими России, эти немцы явно не собирались.
Однако «белый» капитан заставил всех сдавшихся ему немцев раздеться и разуться, после чего, под угрозой расстрела на месте,  отправил их босиком в морозную ноябрьскую ночь на лютую смерть…

Иначе как ничем не спровоцированным военным преступлением это назвать сложно…
Этот пример наглядно демонстрирует пресловутое «благородство» некоторых белых командиров, которое некоторые  публицисты сейчас так любят «педалировать».
К сожалению жестоких подонков хватало тогда по обе стороны фронта, а 4 года страшной мировой войны приучили людей к смертям, крови  и беспощадности.


Ну, и раз уж мы затронули тогдашнюю ситуацию на Украине, приведу еще одну небольшую цитату из некогда знаменитой книги украинского диссидента генерала П.Г. Григоренко «В подполье можно встретить только крыс».
(Сейчас имя этого диссидента практически забыто, а в 60-70 годы оно гремело на весь мир,  рядом с именем академика С.Д. Сахарова, а главы из его книги наперебой зачитывали все зарубежные радиоголоса, от «Свободы» и Голоса Америки», до «Би-би-си» и «Немецкой волны»).

Вот что он вспоминал о роли  украинских националистов в годы Гражданской войны и их борьбе за «нэзалэжность»:
«О борьбе за украинскую независимость и украинских национальных движениях в наших краях было мало что известно. Информация из Центральной Украины фактически не поступала. Большинство считало, что Украинский парламент — Центральная Рада и устроивший монархический переворот «гетман» Скоропадский — это одно и тоже.
Отношение и к Центральной Раде и гетманцам было резко враждебное — считали, что они немцев привели.
О петлюровцах, по сути дела, ничего не знали: «Какие то еще петлюровцы. Говорят, что за помещиков держатся, как и гетманцы».
 
Но когда явились двое наших односельчан, которые побывали в плену у петлюровцев, где отведали шомполов и пыток «сичових стрильцив», безразличие к петлюровцам сменилось враждой и советская агитация против «петлюровских недобитков» стала падать на благодатную почву. Особенно усилилась вражда к петлюровцам, когда имя Петлюры стало связываться с Белопольшей.
Рейд Тютюника рассматривался как бандитское нападение. Воевать всем надоело и тех, кто хотел продолжать — встречало всеобщее недовольство, вражда».

Эту оценку из воспоминаний П.Г. Григоренко неплохо бы усвоить современным почитателям петлюровщины из «нэзалэжной».


На фото: красноармейцы у кремлевской стены.Редкое фото времен Гражданской войны.


© Copyright: Сергей Дроздов, 2016
Свидетельство о публикации №216072000701
Список читателей / Версия для печати / Разместить анонс / Заявить о нарушении

*** И ещё один материал прошу прочитать тех, кто дерзнёт посмотреть эти строки:
*
Сын грузинских карателей Булат Окуджава: путь негодяя
[ Версия для печати ]
 Добавить в Facebook  Добавить в Twitter  Добавить в Вконтакте  Добавить в Одноклассники
Страницы: (12) [1] 2 3 ... Последняя »  К последнему непрочитанному [ ОТВЕТИТЬ ] [ НОВАЯ ТЕМА ]
psele
6.10.2016 - 13:45
Статус: Offline


Весельчак

Регистрация: 30.03.16
Сообщений: 138
116
Кто из тех, кому сейчас больше 40-ка не слышал, кто такой Булат Окуджава? Я родился в то время, когда он уже был легендой, наряду с такими корифеями советской бардовской песни как Юрий Визбор, Александр Галич и другие. Я никогда не увлекался его произведениями, хотя кто не слышал песню "Капли Датского Короля", звучавшую в таком известном советском фильме, как "Женя,Женечка и Катюша" с Олегом Далем. Он для меня всегда был кем-то загадочным, фигурой из мира диссидентов.
Поэтому слегка шокирующим стало появление материалов, заставляющих по-новому взглянуть на этого человека, который на самом деле, оказался не таким простым.
Предлагаю вашему вниманию копипасту отсюда
Это мнение не моё, хотя для меня образ этого, без всякого сомнения, неординарного человека, скажем, "заиграл немного другими красками"...

"Булат" родился в Москве 9 мая 1924 года в семье коммунистов, приехавших из Тифлиса для партийной учёбы в Коммунистической академии.
Характерно, что при рождении мальчик был назван родителями Дорианом (по имени главного героя "Портрет Дориана Грея" - романа О.Уайльда о превращении талантливого юноши в порочное чудовище).
По собственному же признанию Дориана-Булата, названного «совестью интеллигенции», его мать зверствовала на Кавказе вместе с Кировым, отец был в той же команде, дослужившись до секретаря Тбилисского горкома партии. Позже, из-за конфликта с Берией, который уже выступил против «интернационал-большевиками», Шалва Окуджава в 1932 году обращается к Орджоникидзе с просьбой направить его на партийную работу в Россию, но в 1937 его все же репрессировали.
Впрочем, до ареста отец Окуджавы еще успел походить в "начальниках Нижнего Тагила" - став первым секретарем горкома партии этого уральского города, куда он и выписал семью. В городе они вселилась в просторный купеческий особняк - с личным дворником, который жил в подвале. Но хозяин города был "демократичен", поэтому иногда всё же разрешал дворнику послушать радио в "барской". Однажды тот сказал: "Я раньше у купца Малинина в дворниках служил. Хрен бы он меня радио слушать позвал бы..."
Одноклассница Б.Окуджавы вспоминала, «как появился в классе красивый, заметный Булат – “он ходил в вельветовой курточке”». Сын хозяина города. И вот уже 12-летний Булат звонит из школы в горком партии, требуя к подъезду сани, чтобы добраться до дома, до которого всего 300 метров. Мало кто знает, что в юности он ещё стрелял из пистолета в своего сверстника, но, как сыну первого секретаря горкома партии ему это сошло с рук. Пробив грудь, пуля прошла навылет, мальчик чудом выжил. Булата за это отправят на лето отдыхать в Грузию. Безнаказанность и вседозволенность в семье партийной номенклатуры появилась вовсе не в "застойные времена"...
Впрочем, о зверствах родителей Окуджавы в стране не забыли. В 1937 году отец Окуджавы был арестован в связи с троцкистским делом на Уралвагонстрое. 4 августа 1937 года Ш.С. Окуджава и его два брата были расстреляны как участники заговора Троцкого.
Вскоре после ареста отца, в феврале 1937 года, мать, бабушка и Булат уехали из нижнего Тагила, но не в Грузию, где прекрасно помнили зверства матери Дориана-Булата - Ашхен Степановны Окуджавы, - а в Москву. Первое место жительства — улица Арбат, дом 43, кв. 12, коммунальная квартира на четвёртом этаже. Серьезное понижение социального статуса для кавказского мальчика-барчука. Впрочем, через год возмездие настигло и Ашхен Степновну, которая была арестована и сослана в Карлаг, откуда вернулась в 1947 году.
«...Учился я плохо. Курить начал, пить, девки появились. Московский двор, матери нет, одна бабушка в отчаянии. Я стал дома деньги поворовывать на папиросы. Связался с темными ребятами. Как я помню, у меня образцом молодого человека был московско-арбатский жулик, блатной. Сапоги в гармошку, тельняшка, пиджачок, фуражечка, челочка и фикса золотая». (Из беседы с Юрием Ростом. «Общая газета» № 17 (299) 1999, 24.04-12.05)
Да,его родила советская земля в лице человека, когда-то с тихим откровением запевшего про сапоги отца, которых он и в глаза никогда не видывал.
Окуджава, человек, который после расстрела своего отца большевиками, вступил в КПСС, а потом "вышел", когда большевиков, "якобы" понесли по кочкам, обезумевшие от борьбы с алкоголизмом глупые и обманутые московские пацаны.
Мальчик, который вышел из семьи партийных функционеров-большевиков не малого ранга. Скитавшийся с детства между Москвой и Тбилиси, но прижившийся в Москве.
Мальчик, который "проторчал" всего полтора месяца в прифронтовой полосе, как не пришей кобыле хвост без всяких обязанностей и дела и был "выселен" с фронта за "профнепригодность".
А потом без всякого смущения слонялся по киностудиям в роли "героя-фронтовика" и пел "Капли датского короля" и даже не смущался показаться в кадре рядом с настоящими фронтовиками. Раз так надо для искусства.
Он приветствовал расстрел Белого Дома в 1993 году...
Я еще не забыл его рядом с Лией Ахеджаковой. До сих пор помню ее дрожащие губы в телевизоре:"Борис Николаевич, расстреляйте их всех, этих собак" - 1993 год, октябрь. Мерзость...
Гнойник "совести советской интеллигенции" для малопонимающей советской публики начал полностью вскрываться с 1993 года. "Я тоже был фашист, но только красный" - заявил Дориан-Булат о своём участии в Великой Отечественной. В чистом виде не воевавшим на передовой» во время Войны, Окуджава оказался весьма кровожаден к политическим противникам. Из интервью «Подмосковным известиям» от 11 декабря 1993 года: «- Булат Шалвович, вы смотрели по телевизору, как 4 октября обстреливали Белый дом?
- Всю ночь смотрел.
- У вас, как у воевавшего человека, какое было ощущение, когда раздался первый залп? Вас не передёнуло?
- …Я наслаждался этим. Я терпеть не мог этих людей, и даже в таком положении никакой жалости у меня к ним не было. И может быть, когда первый выстрел прозвучал, я увидел, что это — заключительный акт. Поэтому на меня слишком удручающего впечатления это не произвело…» ( Дежавю!!! Вспомните заявления некоторых известных лиц о сожжённых людях в Доме Профсоюзов в Одессе 2-го мая 2014 года.- ТС)
Есть у Окуджавы, такой замечательный саморазоблачительный документ — книга «Я никому ничего не навязывал…» Советую ее почитать. Там Окуджава рассказывает о своих «преследованиях». «Преследования» были такие: приезжает Окуджава из Калуги в Москву, обращается к работнику ЦК ВЛКСМ Искре Денисовой с просьбой устроить его на работу — и пожалуйста: получает место редактора в «Молодой гвардии», выпускает там сначала комсомольскую методическую литературу (борец с коммунизмом, ясный корень!), а затем поэзию народов СССР. Затем — хлоп: и становится редактором отдела поэзии в «Литературке» и живет там припеваючи, поскольку должность эта была синекурой: «Я один сидел, маленькая комнатка у меня была, заваленная рукописями графоманов в громадном количестве. Но тогда я уже интенсивно писал стихи и песни, очень интенсивно. И от меня требовалось иногда — время от времени — в «Литературку» давать чьи-то стихи. Ну, когда приходили известные авторы, я брал их и отдавал в редколлегию, и они уже шли. Так что задача моя была — борьба с графоманами. — То есть, Вам приходилось отвечать на вопросы, принимать…— Нет, я принимал — и тут же выгонял. И всё. И ничего я не отвечал ни на какие вопросы. Но там мне было очень хорошо: во-первых, коллектив был прекрасный, ко мне очень хорошо относились, очень меня ценили за то, что я делал…» (Окуджава Б.Ш. «Я никому ничего не навязывал…» М., 1997. С. 20—21). Затем Окуджаву приняли в Союз писателей — и он ушел из «Литературки». Вполне благополучная судьба типичного советского интеллектуала. К 1985 г. у Окуджавы, по его словам, вышло в СССР, не считая множества журнальных публикаций, 7 книг стихов и 6 книг прозы (там же. С. 128). «Преследуемый» Окуджава летом 1969 г. рассказывал, что он в течение 8 месяцев съездил за государственный счет в Югославию, Венгрию, Францию, ФРГ, Австралию и Индонезию (там же. С. 249). О самых свирепых своих «преследованиях» Окуджава рассказывал неоднократно. Выглядело это так: однажды его пригласили в неназванную им «инстанцию» и попросили — понимаете, не приказали, а попросили! — не петь на концертах песню о Леньке Королеве. Но он не послушался и продолжал петь. И никаких «репрессий» не последовало. Но через три года Окуджава сочинил песню о дураках. Его опять пригласили в ту же инстанцию и жалобно так сказали: «Слушайте, есть же у вас замечательная песня о Леньке Королеве — зачем вам петь о дураках?» (там же. С. 32, 36). Вот и все «преследования». Не случайно Окуджаве приходилось на своих вечерах выслушивать от аудитории такие вот замечания: «Вот вы стоите, такой самодовольный, благополучный, и ничего не пишете о язвах, которые существуют в нашем обществе» (там же. С. 33).
У Окуджавы, например, к 1985 г. вышли диски в США, Англии, Италии, Швеции, ФРГ, Франции, Японии. Это хорошие деньги. Несколько миллионов не рублей. Так обычно платят агентам влияния, чтоб скрыть факт сотрудничества и предательства.
13 июня 1997 года Окуджава умер в парижской клинике. Незадолго до конца он написал стихотворение на день рождения Анатолия Чубайса, которое было обнаружено в больнице вдовой Булата Шалвовича Ольгой. Последнее стихотворение Окуджавы было переправлено вместе с поздравлениями Чубайсу 16 июня, в день его рождения.

А у нас иные сферы —
день приязни и гостей.
Ну, и чтоб жила легенда
о событьи круглый год,
рюмочка интеллигентно
применение найдет.
Как нам жить — узнаем сами.
Мир по-прежнему велик.
Пусть останется меж нами
добрых "Жаворонков" крик. (*)

9 мая 1997,
Париж
______________________________
* Жаворонки - дачный поселок в
подмосковье, где у А.Чубайса
и Б.Окуджавы по соседству были
дачи.


Если бы Окуджава был жив, скорей всего и сегодня он не отказался бы еще от одного залпа по нынешней России, вместе с Ахиджаковой, Макаревичем и подобными.
Да у него были прекрасные песни и стихи, но как сказала Ахматова:
"Когда б вы знали, из какого сора. Растут стихи, не ведая стыда." Вот Окуджава и был этот сор, из которого росли стихи.
Так бывает, причуда природы, талант попал в гнусного человечка. Это гений и злодейство - несовместны, а талант бывает и у негодяев. Ничего в этом нового.
Припоминается и другой интересный факт: как-то прочел в «Русской мысли» интервью с Окуджавой. Журналист спросил его: «Почему вы не уезжаете?» – «Боюсь нищеты», – был ответ. Окуджава понимал, что на Западе жизнь нужно либо украсть, что наказуемо, либо заработать, что непросто. А в России и кража ненаказуема, и холуйство или «непротивление злу» оплачивается дороже, чем труд. Он сделал свой выбор!
Его интересы – типично обывательские: личный автомобиль и футбол (см.: Окуджава Б.Ш. «Я никому ничего не навязывал…». С. 46, 48). Сам о себе Окуджава, не стесняясь, сказал так: «Я – обыкновенный обыватель» (там же. С. 168). А на вопрос «Что для Вас главное в творчестве?» ответил: «Главное в творчестве? Чтоб хорошие деньги платили. Ну чего стесняться-то! Чего стесняться-то!
"Виноградную косточку в теплую землю зарою..." написал тот, кто много позже захотел увидеть на теплой земле памятник Шамилю Басаеву.
"Возьмемся за руки, друзья" написал тот, кто в августе 95-го - через два месяца после Буденновска, по размышлении зрелом - взялся за руки с Шамилем Басаевым.
"Ель моя, ель, словно Спас на крови" написал тот, кто назвал кровь, пролитую Шамилем Басаевым, обстоятельством печальным и трагичным. А самого Басаева - человеком. Достойным памятника. Большого.

В одном из своих интервью "Голосу Америки" Булат Окуджава скажет: «патриотизм чувство не сложное, оно есть даже у кошки».
Сын Окуджавы от первой жены отсидел в тюрьме, принимал наркотики, от которых и умер. Второй сын – малоизвестный музыкант.
Интересно, счастлив ли он в «новой России», которую построили такие, как его отец?

Валерий Розанов

UPD: интервью Б. Окуджавы на "Радио Свободы"
— На ваш взгляд, кто такой Шамиль Басаев: новый Робин Гуд или террорист-убийца?— спрашивает Дейч.
— То, что он совершил, конечно, печально и трагично. Но я думаю, что когда-нибудь ему поставят большой памятник. Потому что он единственный, кто смог остановить бойню.
— Но погибли в больнице мирные люди.
— Но перед этим погибли пятьдесят тысяч мирных людей.
— Но ведь всем известно, что Шамиль Басаев стоял за многими террористическими акциями.
— Вы судите Шамиля Басаева или говорите об этом конкретном поступке? Если говорить о Шамиле Басаеве вообще, я не юрист, я недостаточно информирован. Если говорить о том, что случилось в Буденновске,— это печально и трагично, но война трагичнее, чем этот поступок. И поэтому я думаю, что когда-нибудь ему памятник поставят..