КОВЕЛЬСКИЙ ТУПИК. Продолжение борьбы.
О том, как продолжалось наступление войск ЮЗФ после перегруппировки сил и получения им резервов ( включая все войска Гвардии) подробно пишет М.В. Оськин в своей книге «Брусиловский прорыв»:
«Второй период – позиционный – вновь принес русским все «прелести» преодоления неприятельской обороны путем ее прорыва. Иными словами, фактически в этом периоде борьба началась сначала, удовлетворившись итогами маневренных действий первого периода. Здесь только войска 9-й армии ген. П. А. Лечицкого (и то не всегда) да отдельные удары прочих армий Юго-Западного фронта вели маневренную войну.
Все преимущество, полученное русской стороной в первые три недели наступления, к сожалению, было растрачено очень и очень скоро.
Упорство главкоюза генерала А. А. Брусилова в отношении действий на ковельском направлении втянуло русские войска в лобовые фронтальные атаки очередных неприятельских оборонительных рубежей, в самых что ни на есть неблагоприятных условиях географии для наступления.
Более того – удары по Ковельскому укрепленному району с методичной целенаправленностью возобновлялись на протяжении трех месяцев.
Именно в эти дни русские войска понесли столь же тяжелейшие, сколь же и бессмысленные потери, которые в общем зачете даже несколько превзошли потери австро-германцев с начала наступления, отсчитывая его с 22 мая 1916 года. Техническое превосходство неприятеля вновь оказалось непреодолимым для русской наступательной инициативы.
Непреодолимым – потому, что русское командование не сумело воспользоваться теми благоприятными условиями, что дал ему в руки первый громадный успех. Это – прорыв австро-венгерского оборонительного фронта на всем его протяжении».
Очень неблагоприятной для наступления была и местность в районе Ковельского укрепленного района. Заболоченная пойма р. Стоход не позволяла эффективно использовать многочисленную русскую кавалерию, да и пехоте там приходилось очень тяжело.
Участник Первой мировой войны вспоминал о данной местности: «Сама по себе река Стоход небольшая, длиной около 150–170 верст, но глубокая (за исключением отдельных участков). Она протекает по широкой болотистой местности, разветвляясь в рукава, число которых доходит до двенадцати, отчего эта река и называется Стоход. Эти рукава то сливались в 1–3 русла, то вновь расходясь, делали реку обманчивой, как по ее глубине, так и в проходимости. И, несмотря на свою, по первому взгляду, малозначимость, эта река в 1916 году сыграла для русских буквально роковую роль» (Военная быль. – 1966. № 80. С. 26.)
Кроме болот там имелись и обширные лесные участки. Черную память о себе оставили тяжелейшие кровопролитные бои русской Гвардии в Кухарском лесу.
Как ни странно это прозвучит, особую трудность, для русской армии тогда представляли именно боевые действия в лесах(!!!)
Вот что писал об этом парадоксе командир лейб-гвардии Измайловского полка, а с июля 1916 г. генерал-квартирмейстер войск Гвардии генерал – майор Б.В. Геруа:
«Помимо трудностей артиллерийского наблюдения в глубину неприятельского расположения, нужно было еще совладать с неумением и с нелюбовью русских войск действовать в лесах.
Этот наш недостаток был хорошо известен всем и каждому в русской армии.
Иностранцы же справедливо изумлялись, — почему, принимая во внимание огромные площади лесов, которыми было покрыто чуть не 2/3 Европейской России, не говоря уже о Сибири.
Казалось, русские должны были быть экспертами в лесной войне.
Так как ближайшей задачей нашего ударного крыла было овладение восточной окраиной Кухарского леса и прохождение через него, лесной бой являлся первым актом пехотной атаки.
Штаб войск гвардии выпустил по этому случаю краткое наставление — в страничку или две — с напоминанием основных особенностей лесных действий, о характере строев, о том, как держать связь и т. п.
Сделано это было скорее для очистки совести, ибо нельзя было рассчитывать на магическую силу слов, хоть бы и верных, прочитанных в полках за день или за два до боя.
Люди в бою действуют по привычкам, усвоенным во время тренировки, и если правильные приемы не были привиты постоянными упражнениями, инструкция, выпущенная в последнюю минуту, бесполезна».
О том, как складывалась обстановка на направлении главного удара войск ЮЗФ рассказывает М. В. Оськин:
«Германские резервы коренным образом укрепили обороноспособность австрийских войск, и неприятельский фронт стал приобретать устойчивость. С начала июня австро-германцы стали наносить по армиям Юго-Западного фронта непрестанные контрудары на всех участках прорыва. Тем самым в души русских военачальников, не имевших пока еще в своем распоряжении значительных резервов, вносилось смятение.
Вместо обхода флангов группировки Линзингена, вынуждающего немцев добровольно очистить Ковель, дабы не оказаться в окружении, было принято решение о фронтальном давлении посредством открытого штурма на болотистую долину реки Стоход, которая представляла собой сильное естественное препятствие.
Противник продолжал усиливать свою группировку.
К началу июня ген. А. фон Линзинген получил, переброшенные из Франции 10-й армейский корпус и 43-ю резервную пехотную дивизию.
Из-под Двинска прибыла 108-я пехотная дивизия, а из-под Риги – 22-я дивизия.
Австро-венгерское командование спешно перебросило из Италии 48-ю и 29-ю пехотные дивизии».
Конечно, досадно, что немцы и австрийцы смогли усилить свои войска под Ковелем за счет переброски дивизий с Западного и Итальянского фронтов. Но ещё хуже то, что они смогли перебросить свои дивизии с пассивных участков русских Северного и Западного фронтов.
И уж совсем плохо на германском фронте для нас обстояли тогда дела с авиацией. Немцы имели полное господство в воздухе и умело использовали свою авиацию боях за переправы у Стохода, для ведения разведки и бомбардировки русских тылов и штабов..
В.Г. Рохмистров в книге «Авиация великой войны» отмечает: «Германской авиации удалось очень быстро благодаря подавляющему численному и техническому превосходству захватить полное господство в воздухе и практически пресечь деятельность русской разведывательной и корректировочной авиации и тем самым обеспечить полную свободу своим разведчикам и корректировщикам».
А вот что вспоминал о нашей авиации генерал квартирмейстер войск Гвардии Б.В. Геруа:
«Подчинен мне был по должности генерал-квартирмейстера авиационный дивизион гвардии. Состоял он из старомодных Ньюпортов и т. п., летать на которых, по мнению захваченных нами австрийских и германских летчиков, означало самоубийство. Машины действительно имели ненадежный вид.
Они постоянно портились; вечно чинились и латались. Дивизионом командовал кавалергардский ротмистр Н. С. Воеводский, а в числе летчиков -«самоубийц» находился мой старый знакомый по лейб-гвардии Егерскому полку — Н. Н. Моисеенко — Великий. Оба — пажи.
Помощь нашей авиации вообще, а гвардейской в частности, была ничтожной.
Мы слишком заметно уступали противнику в этой области и состязались с ним вяло, по мере наших нищенских сил и возможностей.
Воздушная разведка, фотографирование и бомбардировки требовали разделения задач и большого числа аппаратов. Протягивая ножки по одежке, авиация наша работала, постоянно прихрамывая, спорадически и универсально.
Это была не военная авиация, а игрушка».
Эти горькие слова боевого генерала было бы полезно прочитать нынешним мифотворцам, начавшим вдруг сочинять сказки о необыкновенной мощи русской авиации при царе-батюшке.
Раз уж речь зашла о нашей авиации в годы ПМВ, стоит привести ещё один отрывок из воспоминаний того же Б.В. Геруа:
«Пока же главной чертой нашего пребывания в Рожище были почти ежедневные бомбардировки его с воздуха. Налеты, начавшиеся 15 июля, вообще сделались регулярными и постепенно усиливались. Мы соответственно зарывались в землю. Местечко покрылось блиндажами. Вырыли «генеральский» комфортабельный блиндаж и для меня при доме, в который я перебрался после отъезда Игнатьева и который находился в нескольких минутах ходьбы от основной усадьбы штаба.
Но блиндаж этот не принес мне пользы: каждый раз, как я решался провести ночь в сырости моего подземного убежища, аэропланы не прилетали.
Но стоило мне лечь спать в доме, как рано утром, часов в 5, меня будил гром рвавшихся вокруг бомб. Соскочить с кровати и бежать тогда, в одной рубашке, через двор в блиндаж было стыдно и карикатурно!
Приходилось продолжать делать то, что мы делали с Игнатьевым, когда о блиндажах еще не было и помину: осколки выбивали дробь по стенам и по крыше нашего домика, а мы с Игнатьевым терпеливо выжидали, когда этот дождь пройдет.
Как-то раз воздушные бомбардиры налетели на Рожище вечером, часов в 8, когда уже стало темно и чины штаба, под председательством Гурко, ужинали в саду под открытым небом. Это было испытание нервов. Свист бомб, шум разрывов и жужжанье самолетов, кружившихся над местечком, были плохим музыкальным развлечением при ужине. Несмотря на то, что программа была приурочена к началу трапезы, нашлось немного охотников досидеть за ней до конца. Покинул стол, не дождавшись жаркого, один; его примеру последовали другие... Бегства не было; ужинавшие «отступали» по одиночке, в порядке и с видом беспечности; но стол быстро опустел! Остался до последней чашки кофе лишь сидевший на конце длинного стола Гурко и его два соседа: старик петроградский улан, балтийский немец, доброволец и чин для поручений, состоявший еще при Безобразове, и я. Должен сознаться, что выпив свой кофе, я счел свой долг выполненным и ушел. Гурко с уланом остались в дружеской и спокойной беседе. Они «пересидели» бомбы!...
Самолетов у нас по-прежнему было еще так мало, что мы не могли ни воспрепятствовать этим налетам, совершавшимся безнаказанно, ни сколько-нибудь серьезно мстить за них тем же оружием».
Подчеркнем, что все это происходил летом 1916 года.
Германская авиация совершенно свободно и безнаказанно РЕГУЛЯРНО бомбит штаб русской Особой (Гвардейской) армии. Ни о наших истребителях, ни о зенитных орудиях и речи нет…
Та же картина наблюдается и в Луцке: «в период июльских боев на ковельском направлении германская авиация практически каждый день наносила бомбардировочные удары по главной базе снабжения штурмующих ковельский укрепленный район войск – Луцку (Барятинская М. Моя русская жизнь. Воспоминания великосветской дамы. 1870–1918. – М., 2006. С. 265).
Ну и ещё одно упоминание генерала Б.В. Геруа об авиации можно привести:
«…весь наш авиационный дивизион к этому времени числился инвалидом, а старшие штабы не дали других средств, — вероятно и не могли. Новые самолеты прибыли к нам и были собраны лишь к 27 июля, то есть явились горчицей после ужина».
Вернемся к обстановке на фронте ЮЗФ.
Противник опять сумел упредить русских полководцев в перегруппировке войск, и подвозе резервов.
Это позволило ему захватить инициативу и заставить командование ЮЗФ отбивать настойчивые германские контратаки и вводить свои резервы в бой «пачками», по частям.
Давали о себе знать огромные потери в кадровом офицерстве и унтер-офицерстве.
«Недостаток офицерского состава и наличие ряда необстрелянных частей побудили командиров вести наступление густыми колоннами прямо по полю, нежели через ходы сообщения. Особенно это относилось ко второму и третьему эшелонам, призванным развить успех частей первого эшелона, вклинившегося во вражескую оборону.
Нехватка опытных унтер-офицеров и фельдфебелей также понизила способность войск к проявлению инициативы действий пехоты на поле боя» - совершенно справедливо отмечает М.В. Оськин в своем «Брусиловском прорыве».
О том, как участвовал в наступлении у Стохода знаменитый лейб-гвардии Кексгольмский полк, поговорим в следующей главе.
На фото: германские пулеметчики ПВО, Восточный фронт 1915 г
Продолжение: http://www.proza.ru/2013/08/29/1007