http://www.proza.ru/2012/10/10/1076
Сурикат уверенно, но осторожно трусил к очередной большой куче песка, иногда становился на задние лапы, оглядывался. Ветер уже стих, выл где-то вдалеке и совсем не страшно. Я шла за этим зверьком. Надо бы спросить есть ли у него имя, а если нет, то придумать. Моисей! Вот я как его назову. Все эти мои мыслишки никак не могли меня отвлечь от голода. Страшно хотелось есть. Der Mensch ist, was er isst. Как говорил папа, обследуя своих пациентов: человек есть то, что он ест. Если все воспринимать буквально, то я стану мудрой как змея, ядовитой как скорпион и беззаботной как летучий муравей. А я хочу быть сладкой, как сахар.
Моисей наконец-то дотрусил до кучи и скрылся в ней. Еще одна нора, небось. А вдруг у него там свидание с дамой. «Глупости и романтика,» - сказал мне мой внутренний голос-голод, - «сахар там у него, сахар!» «Лезь в нору!»,- это уже приказ. И я полезла. В голове моей то ли от голода, то ли от иных романтических причин, свойственных моему возрасту и книжному воспитанию, как сказала бы мама, вспыхивали искорки, которые складывались в сердечки и разные элегантные вензеля. Все эти орнаменты присыпались песком, как и положено, чтобы нежные и грациозные контуры их не были смазаны.
Эта нора оказалась совсем не такой как наша. Вот! Мысленно я уже называю сурикатское логово своим домом - сиротская привычка. Это скорее была небольшая пещера, потянуло сыростью. Я осторожно, приподняв хвост, чтобы не чистить его от влажного песка, пошла дальше на звук. На звук голосов, чуть усиленных сводом пещеры. Речь была диковинная и какая-то напевистая, с протяжными гласными. Сурикат что-то попискивал, нужно было подходить поближе, а подошедши, я узрела человека. Изможденного, но, видно, молодого парня. Он смотрел на суриката снисходительно и по-доброму, значит говорят они не в первый раз. Это значит ему Моисей отнес мой сахар! Рассудок мой от голода помутился и с криком:
- Цукер! – я подбежала к этой парочке.
С разгону я попала прямо на колени человеку, а он подставил свои руки и довольно ловко поймал. Погладил осторожно.
- Это кто будет? – спросил мой держатель у Моисея.
- Приблудилась, как и ты, - буднично ответил сурикат.
Человек покачал меня на руках:
- Лёгкая такая. Что она кричала, когда выбежала?
- Известно что - сахару просила. Человеческие замашки. Видно жила она раньше с человеками в их городе. Да город теперь заброшенный, сам видел.
- Заброшенный город? Здесь? Здесь среди пустыни?
- Ну не такая уж тут и пустыня, и океан рядом.
- Какой окиян?
- Атлантов, - важно ответил сурикат.
А я не преминула поправить:
- Атлантический. И я не прирученный зверек, а человек. И хочу есть. Ты забрал мой сахар, Моисей! Верни! Я не могу есть то, что и вы.
Путник выудил из своей худой котомки, что прильнула к его боку, кусочек пресной лепешки:
- Грызи, горемычная! - а потом к Моисею – Я тут водицу нашел, и растение полезное, ценное в высшей степени, - заважничал человек.
Я огляделась по сторонам, в углу чахла гликирница. Я смотрела на эту флору, поглядывала на местную фауну в виде Моисея и остервенело грызла и сосала лепешку. Фауна в виде Моисея тоже мрачно на меня поглядывала, пока не решилась задать вопрос:
- Какой с тебя человек?
Человек тоже задумчиво на меня посмотрел. Я не знала, что им ответить, как объяснить свое превращение:
- Это как в сказке, ну понимаете, гроза, ветер, бац! И у меня родители уме-е-ерли! Я одна осталась, - заплакала и мелкие слезки покапали на остатки лепешки.
- Горе-горькое и диво-дивное! Обучился я языку зверей, и песок явил мне свои наибольшие сокровища - воду и росток живой. Чего дальше ожидати мне и неведомо. Не скули малюточка, душу мне не рви. Я тоже сиротинушка, да в чужом краю. А вот поди погляди: нас уже двое. Пойдем путешествовать, искать заброшенный город. Там сокровища спрятаны, либерея огромная.
- А что его искать, заброшенный город? Рядом он, - ожил Моисей,- и девчонка эта оттуда. Она тебе и покажет все, а то я уже голову сломал, как мне так далеко от семьи убежать. За воду спасибо. У нас был источник, да ушел. Мы все обрыли и не нашли воды. Да ты лепешку доешь, плакса, - это уже мне.
Он еще раз посмотрел на меня и передразнил:
- Цукер! Цукер!
Я не замедлила показать ему язык. Мальчишки - они везде мальчишки.
Решили выходить прямо сейчас, чтобы не тревожить местное население. Ветер уже утих. Моисей взялся исполнять свою историческую роль, водить нас по пустыне. Хорошо хоть не сорок лет, а всего лишь до того места, где он меня нашел. Там обнаружились мои пожитки, чуть присыпанные песком, а чуть подалее и мои книги.
Мы подкрепились колотым сахарком, досталось даже Моисею, который до этого дня его не пробовал. И пошли назад или вперед, для кого как.
Странное это было путешествие. Путешествие в то место, в которое я решила ни за что не возвращаться. Легкое путешествие - меня несли на руках и я зорко осматривалась кругом. Не было во мне ни грусти, ни печали, что до этого сжимали мое сердечко. Я помнила о смерти близких моих, но теперь мне казалось, что еще тяжелее им было бы, останься они в живых. Может бы мы чудом или провидением добрались бы домой, но непомерные долги и разочарование от неудавшегося дела принесли бы гораздо больше страданий и унижений, как и все что связано с обязанностями и моралью жизни в человеческом обществе. Я почесала свой хвост и даже под хвостом, мне теперь все можно – я сурикат.
Было прохладно, далекая и равнодушная луна где-то освещала наверное что-то красивое и важное и исподволь посылала и нам свои лучи. Путник мой шел бодро, иногда запевал какую-то незнакомую мне песню, под нее я начинала дремать. А он, казалось, и не знал устали.