предыдущая часть здесь: http://proza.ru/2013/03/27/2279
следующая часть здесь: http://www.proza.ru/2013/03/29/1692
Есть мир, и есть граница. Точнее, Граница. Тот, чья мечта – горизонт, сможет найти ее и оказаться по ту сторону. Тот мир, что по ту сторону, подвижен и верит смотрящему. Жаждущий битвы найдет ее там, а жаждущий любви найдет любовь. Там живут будущие незримые учителя. Они пришли из мира совершенных существ, потому что сами не смогли стать такими. Но они верят, что однажды смогут вернуться домой. Они смотрят на древо-башню, сияющее ярким и чистым светом того мира, откуда они пришли, и верят, что смогут стать лучше. Не одну жизнь им надо прожить и узнать не одну смерть, чтобы стать теми, кто сможет вести за собой.
Боль их сильна. Нашлись те, кто не смог жить по законам, которые они принесли с собой. И они ушли. Перешли на другую сторону Границы, Горизонта. Они потеряли свое предназначение и надежду вернуться домой. Боль этой потери не утихла до сих пор.
Все в этом мире связаны. И те, кто остался, не могут вернуться домой, пока те, кто ушел, не вернутся.
Жизнь на скале не похожа на то, что мне знакомо. Дни похожи друг на друга как близнецы. Они длинны, но проходят незаметно. Я быстро вошла в это неспешное течение жизни, и оно доставляет мне радость.
Эя сильно хромает на левую ногу, и она проводит большую часть времени дома. А Ник часто пропадает по целым дням в лесу, на охоте. Если он остается дома, он ухаживает за маленьким полем или ремонтирует что-нибудь по дому. Мы с ним часто разговариваем. Он говорит не много, но каждое сказанное им слово отражает его самого. За его внешним спокойствием скрывается страстная душа, жаждущая познания и нового мира. Эя чувствует это. Я вижу их безмолвные диалоги, но не знаю еще, что будет дальше.
В доме много книг. Одна из них – легенды даев – привлекла меня особенно сильно.
Три года после гибели Лорна в битве у Перехода Амариллис, его жена, вела народ по пустынным просторам степей в поисках нового дома, который дал бы народу защиту. Подрастали темный сын и светлая дочь темной Амариллис – живое свидетельство того, что корни причин исхода были глубоки. И были они прекрасны – он – как ночь, а она – как день.
Каждую новую луну Амариллис и шаман Венья жгли священные травы и испрашивали у богов пути. И все три года боги вели их на восток. На заре четвертого года, на линии горизонта неведомая длань начертала огнем на закатном небосклоне вершины далеких гор. Когда пришла новая луна, боги указали на далекие горы. И возрадовались сердца нового народа. Те горы стали им домом и были после названы Орлиными.
Мое воображение рисует передо мной равнину, закат и отблеск заходящего солнца на далеких вершинах, утонувших в дымке горизонта… Эта книга принадлежала Каю. Он верил тому, что в ней сказано – он видел другую сторону этой легенды. Но ему не поверил никто, кроме его семьи.
Я окунулась в покой. На рассвете я наблюдаю, как медленно светлеет небо, а потом восходящее солнце окрашивает снежные пики Орлиных гор в нежные розовые цвета, как рассеивается туман, а мир из призрачно-серого становится золотым и ярким. Лежа на весенней траве, я вижу, как лениво плывут по небу облака, меняя причудливые очертания. Я вижу светлые глаза Эи – в них и любовь, и тепло, забота, сострадание и тайная печаль. Ее спокойствие окутало весь дом ощущением защищенности и любви. Я брожу с Ником по сосновым лесам – он жадно слушает мои рассказы, и в его глазах я вижу жажду опыта, а я стала для него окошком в другой мир, которого он никогда раньше не видел.
Мы с Ником только что поймали в лесу несколько зайцев. Это странное чувство – охота вызывает у меня ощущение внутреннего протеста против необходимости убивать живых существ ради пропитания, но одновременно она таит в себе азарт погони и жадную радость хищника внутри, когда добыча оказывается в руках и больше не может противиться своей судьбе. Теперь мы сидим на теплом, прогретом солнцем мху на поваленном древесном стволе, и я рассматриваю нашу добычу.
- Странно, что тебя так удивляют зайцы. – Смеется Ник. Когда он улыбается, его лицо меняется и становится очень красивым.
- Не зайцы. – Я смотрю на него. – Я раньше никогда не участвовала в охотах. Я не знала, что это такое. А теперь меня удивляет собственное к этому отношение.
- Отношение?
- Ну да. Мне жаль зайцев – мы убиваем их. Но одновременно, это радость хищника, получившего добычу.
- Не знаю. – Ник пожимает плечами. – То, что ты говоришь, странно. Добыча – это добыча. Кто-то всегда умирает, чтобы могли жить другие. Мы тоже умрем, и нас съедят. А потом из наших тел вырастет трава, и ее будут есть зайцы.
- Да, таков порядок вещей. Но мы же можем менять его! Волк не может не есть зайцев – во-первых, он не выживет, а во-вторых, он просто не может понять, что можно как-то по-другому. Но мы же другие – мы можем понимать, и делать по-другому.
Ник смотрит на меня с каким-то странным выражением на лице.
- Почему тебя это так волнует?
- Я хочу понять, почему все происходит так, как происходит. И может ли что-то происходить по-другому. Я могу сломать вот то молодое дерево. А могу не ломать его. Для меня это почти ничего не значащий поступок, а для дерева – вопрос жизни и смерти. Понимаешь, я много читала, изучала историю. Мне всегда было интересно, как люди принимают решения. Я вижу, что часто люди тщательно взвешивают решения, оценивают, как тот или иной поступок отразится на других. А бывают и те, кто принимают решения, не думая о последствиях… Сейчас я понимаю, что этот вопрос должен задавать каждый человек – не принесет ли мое действие вреда?
Ник кивает, и улыбается мне.
- Я думал, так только в книжках бывает – что человек просто сидит и думает, что принесут его поступки. Но, мне кажется, вред будет в любом случае.
- Всегда?
- Да. Ты идешь по земле после дождя и наступаешь на улиток.
Да, под таким углом я на это не смотрела.
- Тогда, это вопрос, как уменьшить вред и ограничить его только тем, который неизбежен.
- Думаю, надо просто с уважением относиться к тому, что тебя окружает. И, если так, ты не сделаешь плохого больше, чем то, чего нельзя избежать. Все-таки удивительно. Ты – единственный человек, которого я видел, кому это интересно. Как бы я хотел уметь думать как ты… - Ник берет мою ладонь в свою и внимательно разглядывает черточки на моей ладони. – Рассказывают, вот эта линия, - Он касается пальцем моей ладони. – Отражение сердца.
В один из дней Ник разбудил меня до рассвета, и мы пошли на отдаленный отрог Рамласа в темноте. Мне видятся какие-то фигуры вокруг – наверное, другие даи тоже идут куда-то. На отроге мы собираем сушняк и разводим костер. Я хотела спросить, что все это значит, но Ник прижимает палец к губам, призывая меня к молчанию. Мы, молча, сидим у костра, повернувшись лицом на восток, и ждем, когда взойдет солнце. Где-то в отдалении мерцают другие костры… Перед рассветом очень холодно и, несмотря на теплый плащ, у меня стучат зубы от холода. Ник прижимает меня к себе и укутывает полой своего плаща – становится теплее. Меня охватывает покой – я смотрю, как медленно сереет темно-синее небо над нами, а на востоке появляется сначала едва заметная бледно-розовая полоса, а затем – багровое зарево, перетекающее в золото. Когда красный краешек солнца показывается над горизонтом, все мое существо охватывает ликование – как если я стала свидетелем чего-то настолько значимого, что невозможно описать это. Я вижу, что Ник чувствует то же самое – его глаза горят как звезды.
Когда солнце полностью выходит из-за горизонта, мы тушим костер и идем обратно на скалу. Я вижу, что другие даи идут рядом – они все молчат, но на лице каждого из них остался отпечаток этого восхода…
А на закате этого дня меня охватывает ощущение, что мир действительно повернулся. Это жажда жизни, света и тепла. Это равноденствие. И я понимаю, что время здесь закончилось. Пора двигаться дальше.
За ужином я рассказываю об этом Эе и Нику. Внутри меня что-то перевернулось – дорога зовет идти по ней дальше. Я чувствую это в своей крови, которой окрашен знак Пути… Я вижу понимание этого во взгляде Ника, его восхищение, грусть и зависть. И понимание того, что происходит в душе сына в глазах Эи.
Мы, накинув плащи, выходим втроем в сад – Эя устраивается на лавочке, я – на траве напротив, а Ник чуть в стороне. Они обмениваются долгим взглядом, а я могу только гадать о том, что происходит между ними. Эя кивает и улыбается ему, но я вижу, что грусть притаилась в уголках ее губ.
- Мирра, я хочу пойти с тобой. – Говорит Ник.
Так вот в чем дело… Я прикрываю глаза, но вижу перед собой лицо Эи.
- Все правильно, Мирра. – Произносит она мягко. – Так должно быть. Время пришло. Я бы хотела, чтобы это случилось позже, но это не правильно. Я справлюсь, не волнуйся за меня.
Я медленно киваю им обоим. Понимаю… И они все понимают… Мне очень нравится мысль о том, что я буду с Ником, а не одна. И, наверное, Эя права, хоть мне и тяжело ее понять. Наверное, это правильно – уметь отпустить…
- Ник, оседлай, пожалуйста, коней для нас троих. – Просит сына Эя. - Я хочу вам кое-что показать.
- Хорошо, но… - Начал было Ник.
- Я справлюсь. – Мягко обрывает его Эя. – Все в порядке.
Ник пожимает плечами и уходит в конюшню.
Он возвращается, удивительно быстро оседлав коней – его, как и меня снедает любопытство – что же нам хочет показать Эя? На улице почти никого нет, но те, кто нас видит, провожают скачущую верхом Эю удивленными взглядами. Сев в седло она совершенно преображается. До того она казалась мирной и домашней женщиной, но сейчас, глядя на нее, легко можно представить ее себе во главе боевого отряда – так изменились ее осанка, взгляд, лицо… Она ведет нас вниз со скалы и в лес. Спустился вечер, похолодало. На небе зажигаются первые звезды – здесь они такие яркие, что, кажется – их можно коснуться рукой. Ветер несется с гор, заставляя ветви деревьев мотаться, как руки диковинных существ в диком танце. Ветер закутывает каждого из нас в плотный холодный кокон, в котором тело становится легким, холодным и вечным. Он стекает до кончиков пальцев, оставаясь на них как капли воды, медленно падающие на землю…
В гуще деревьев совсем темно, но Эю это не смущает – она уверенно ведет нас куда-то. Когда глаза привыкают к темноте, я различаю, что мы едем по старой, давно заброшенной дороге. Она вся заросла травой и только кое-где можно различить остатки каменной кладки. Дорога петляет по лесу, но, судя по всему, ведет к одной из скал, высящихся неподалеку от селения даев.
- Мам, мы что, едем к ведьминой горе? – Кричит Доминик.
И снова я слышу звонкий молодой смех Эи сквозь свист ветра.
Мы долго скачем сквозь ночь – расстояния в горах больше, чем кажутся. На фоне ночного неба, загораживая звезды, медленно нарастает, надвигаясь на нас, темная вершина низкой горы. Эя ведет нас вдоль подножия горы до входа в пещеру, такую большую, что в нее можно заехать верхом. Мы оставляем лошадей у каменной коновязи у одной из стен, Ник зажигает привезенные им по просьбе матери факелы и мы проходим дальше в пещеру. Проход постепенно сужается, но все равно он достаточно высок, чтобы никому не приходилось нагибаться. Стены прохода усыпаны камнями, мерцающими в свете факела. Приглядываясь, замечаю, что камни образуют узоры, а узоры складываются в причудливые картины, на которых изображены разные сцены из жизни людей. Ник тоже с интересом разглядывает эти картины.
- Это повесть о том, как часть народа кронитов, именно так называется тот народ, от которого мы отделились когда-то, перешла на эту сторону Границы, которую крониты называли Горизонтом. Это повесть о том, как мы искали новый дом. – Объясняет Эя.
- Но здесь битвы! – Восклицает Ник.
- Да, были и битвы. – Мрак и эхо пещеры придают голосу Эи торжественность. – Все было не совсем так, как изложено в легенде. Амариллис долго вела народ по указанию богов, которых у нашего народа никогда не было. На самом деле те ритуалы, которые она совершала, нужны для поиска ответа внутри самого себя. Крониты были сами когда-то сродни тем, кого обычно считают богами – им ли было искать ответа у высших сил! Но земли, которые казались подходящими, были заселены. Многие из народов, заселявших их, пользовались случаем и нападали на бездомных чужаков. Истощенные долгим переходом наши воины не всегда могли дать им отпор. На свое счастье наши предки нашли ту долину, в которой мы живем по сей день. Там никто не жил – та земля считалась не благодатной. Но с приходом наших предков все стало постепенно меняться – зима стала не такой длинной и холодной, лето – не таким иссушающим.
- Но почему? – Вопрос Доминика больше похож на удивленный вздох.
- Скоро увидите.
Мы умолкаем и идем дальше по извилистому коридору, разглядывая настенную мозаику. Голова идет кругом от всех этих тайн – представляю, каково Доминику – ведь все это и про него тоже…
Впереди появляется отблеск теплого желтого света, и мы приближаемся к нему. Мы достигаем конца коридора – дальше простирается огромная пещера, свод и стены которой сложно рассмотреть – так они далеко. Но и не до них сейчас. В пещере светло, как днем, и тепло, как если бы под ее сводом светило солнце. Пол зарос густой травой и цветами, в ней выросли даже деревья – сосны с красно-коричневой смолистой корой и пушистой темно-зеленой хвоей. А над соснами, распространяясь кроной по своду пещеры, возвышается… то ли дерево, то ли башня. Основание этого чуда покоится на мощных корнях, вгрызшихся в гранитный пол пещеры, ствол словно сложен из прозрачного, светящегося желтого кирпича, а выше простирается огромная крона с широкими, прозрачными темно-зелеными листьями. Внутри ствола что-то проносится, течет и пульсирует – он выглядит как разумное живое существо.
Лишь через несколько минут я прихожу в себя и могу оторвать взгляд от чудесного дерева, а Ник все еще благоговейно смотрит на него. Эя поворачивается к нам с грустной улыбкой.
- Я тоже сначала не поверила тому, что вижу. – Шепчет она едва слышно.
- Что это?
- Это – росток дерева, которое было дано кронитам как память об их истинном доме. Чтобы они помнили о том, куда они должны когда-нибудь вернуться. И это – то, что давало им возможность поддерживать свои человеческие тела в материальной форме в их доме. Наши предки принесли с собой росток этого дерева и посадили здесь, чтобы мы тоже могли быть материальными. Постепенно наши тела и души стали привыкать к этому миру. Сейчас нам уже не нужно постоянное присутствие дерева, чтобы не развоплотиться, мы даже можем путешествовать. Но все равно оно поддерживает нас, дает нам силы и долгую жизнь. – Рассказывает Эя.
Доминик идет к дереву, кладет руку на его ствол и на мгновение прикрывает глаза. Затем он жестом подзывает меня.
- Положи руку, послушай! – Предлагает он шепотом, а когда я нерешительно подхожу, берет мою ладонь свободной рукой и кладет ее на ствол рядом со своей второй ладонью.
Я закрываю глаза, ощущая шершавость коры древа-башни под рукой. Сначала ничего не происходит, но затем я понимаю, что дерево как будто бы шепчет тихонько какие-то мелодии. Звуки складываются в образы, которые мелькают перед внутренним взглядом. Это какой-то удивительно прекрасный мир, на который хочется смотреть бесконечно.
Я парю в вышине, а воздух полон тем, что создано в этом мире – образами, звуками, красками, идеями. Они захватывают как водоворот, сливаясь в общем ощущении совершенства. Но постепенно я спускаюсь и оказываюсь на каменистом морском берегу под небом, затянутым сизыми тучами, в глубине которых где-то у горизонта мелькают зарницы. Свинцовые волны, шипя, кидаются на большие прибрежные валуны, а затем, шелестя, отползают назад, перебирая мелкую гальку. Пока они тихи и спокойны, но я чувствую кожей, что их спокойствие скоро превратиться в стремительный шторм.
- Здравствуй, Мирра! – Раздается за спиной до боли знакомый и родной голос. Не веря своим ушам, поворачиваюсь и снова замираю – на берегу стоит, улыбаясь, мой папа.
- Папа! – Очнувшись, я повисаю у него на шее, а он смеется и кружит меня в воздухе. Потом целует в нос, как в детстве, и сажает на камень. И сам садится рядом так, что я чувствую тепло его тела. От радости щиплет нос и глаза – кажется, сейчас начну рыдать.
- Откуда ты взялся? – Не то, чтобы это так важно – важно то, что он здесь. Но вот если я не буду разговаривать, я буду плакать, а плакать не хочется.
- Я всегда здесь был. – Смеется он. – Я ждал, когда ты найдешь меня.
- Где – здесь?
- Это мир духа. – Отвечает он, обнимая меня за плечи. Он показывает мне на морской горизонт и на подступающий к берегу сосновый лес. – Здесь все то, что видели, создали, познали люди. Здесь все самое светлое, что когда-либо чувствовали люди.
- А ты?...
- Я – твоя память обо мне и кое-что, что осталось от того меня, которого ты знала.
- Значит, это правда?
- Что именно? – Хмурится отец.
- Что ты не вернешься.
- Не знаю, Мир... – Он опускает голову. А потом снова глядит на меня, и в его взгляде я вижу боль и тоску, каких не видела раньше. – Если бы ты знала, Мир, как я хотел бы, чтобы это было не так.
- Мне очень не хватает тебя. Я иногда чувствую себя брошенной без тебя. Мне так не хватает тебя, папа! – Я все-таки срываюсь на плач и утыкаюсь лицом в его рубашку. Он, молча, гладит меня по голове, но и без слов чувствуется все, что он хотел бы мне сказать – что он променял бы все на свете, лишь бы он мог быть с мамой и со мной.
- Тебе нужно возвращаться, Мир. – Говорит он мне, какое-то время спустя. – Я очень хотел бы остаться с тобой еще, но тебе нужно вернуться.
В ответ я только крепче вцепляюсь в него. Все, нашла, не отпущу больше. Больше не будет больно.
- Мир, - Он мягко отцепляет мои руки от себя. – Мир, тебе нужно идти. Ты не можешь остаться здесь. Пока не можешь. Но я могу тебе немного помочь. Мне дали это, чтобы я отдал тебе и передал благословение этого мира. – Он протягивает мне что-то. Сквозь слезы я даже не могу рассмотреть, что это такое.
- Не грусти, Мир. – Он снова обнимает меня, и на мгновение приходят покой и ощущение полной защищенности. – Я не оставлю тебя никогда. Не плачь. Может быть, мы еще увидимся. Я придумаю что-нибудь. – Он слегка отодвигает меня, держа за плечи, и заглядывает прямо в глаза. Я смотрю в ответ – у меня правый глаз по цвету совсем такой же, как у него – я только сейчас это понимаю – теплого темно-карего оттенка. А левый – ярко-зеленый, как у мамы. Я усмехаюсь.
- Действительно, ты всегда со мной. Я только сейчас это поняла.
- Ты умница, Мир. Я люблю тебя. А сейчас тебе пора. – Он слегка толкает меня от себя, а я чувствую, что начинаю растворяться в этом мире.
- Папа! Я тоже тебя очень люблю! – Кричу я, понимая, что так и не сказала этого.
- Мудрость – похожа на воду, Мир. Мудрость всегда – любовь… - Доносится до меня обрывок фразы отца.
Я открываю глаза и снова вижу желтое дерево-башню. Наверное, я лежу где-то под ним. Стираю с лица остатки слез и сажусь. Рядом дремлет, прислонившись к дереву спиной, Доминик.
- Ник!
- А? – Он моментально просыпается. – Мирра! Ну, наконец-то!
Удивленно смотрю на него.
- Я уже неделю жду тебя здесь, жду, когда ты вернешься! Господи, как я рад! – Ник неожиданно встает, подхватывает меня с земли и крепко обнимает. – Мирра, я так рад, что ты вернулась.
Я гляжу в его светящееся радостью лицо и ничего не понимаю.
- Ты прикоснулась к дереву, закрыла глаза и исчезла. Я чуть с ума не сошел! А мама сказала сразу, что ты вернешься. И что раз так произошло, значит, так и должно быть – мол, в этом месте просто так ничего не происходит. Но и плохого здесь происходить не должно, а значит, ты вернешься, просто надо тебя подождать. И ты вернулась!
- Неделю?
- Не важно. Главное, что ты жива, и ты вернулась. Поехали домой – мама так обрадуется!
Ник обнимает меня за плечи, будто бы не может отпустить меня от себя ни на минуту. Мы выходим из пещеры тем же длинным коридором. В конце него нас ждет Огонек – рыжий с гнедыми ногами конь Ника. Сажусь на коня позади Ника и крепко держусь за него. Всю дорогу я продолжаю пытаться понять, что же со мной случилось. Но в конце пути я понимаю только, что, видимо, объяснить это не смогу ни я, ни кто-либо из тех, кого я знаю. Разве что Дьянма… Но Дьянма далеко…
В «гнезде» рады моему возвращению. Но затем Эя уходит на кухню, а я умываюсь, переодеваюсь, возвращаюсь к камину, где уже сидит Доминик, и натыкаюсь на его восторженный взгляд.
- Ник, почему Эя отвела нас туда? Это же тайна. – Спрашиваю его, чтобы сгладить неловкую паузу, повисшую в воздухе.
- Наверное, она решила, что раз я решил отправиться в путь с тобой, значит, готов узнать, как все было на самом деле. Потому и отвела нас с тобой туда. – Пожимает плечами он. - А что это? – Ник указывает на тонкий браслет из серебристого металла на моем запястье. На браслете нет ничего, кроме одного камня в оправе из того же металла. Но камень тот необычный – он прозрачный, похожий на горный хрусталь, а в сердцевину его вкраплен другой камень – прозрачная синяя капля.
- Это мне дали… там. Похоже, это второй знак. - Мне дали его и кое-что рассказали. Часть – очень важное для меня лично, а еще часть – кое-что о мире.
- Ну, про личное спрашивать не буду. – Ухмыляется Ник – все равно не расскажешь. – А вот про мир – интересно.
- Мне сказали… - На секунду сосредотачиваюсь, вспоминая точно фразу, - что мудрость похожа на воду. И что мудрость – это любовь.
Ник удивленно смотрит на меня.
- Ничего не понял. Мне мудрость всегда казалась чем-то незыблемым и застывшим – как скала. А вода постоянно течет и меняется. Как же так? И при чем тут любовь?
Я задумываюсь. И понимаю, что в глубине сердца я часто задавала похожий вопрос. И знаю на него ответ.
- Ник, вода меняет форму, но не меняется сама. Так и с мудростью – она принимает разные формы, но суть остается неизменной. Как не пытайся скрыть что-то под формой – суть всегда проявится. А еще, насколько я знаю, решения, которые продиктованы истинной любовью, чаще других оказываются действительно мудрыми.
- А как же Лорн и Амариллис? – Спрашивает Ник лукаво. – Они принимали решение из-за любви, но вряд ли оно было мудрым.
- Да, ты прав. Но ты говоришь так, будто есть только одна любовь.
- Нет?
- Нет, конечно. Вот посмотри – ты любишь маму, свой народ и землю – и это абсолютно разные чувства. А еще ты любишь яблоки, но это опять же…
- Совсем другое. – Со смехом подхватывает Ник. – Да, я понял. Если так смотреть, то правда твоя. Когда хочешь отправляться в путь?
- Завтра. Как и договаривались. – Смеюсь я. – Только у тебя прошла неделя, пока наступило мое «завтра».
- Ничего, зато наступило!
Ужин получается шумным и веселым. Хотя видна грусть во взгляде Эи – она не хочет расставаться с Ником и, как ни странно, со мной. Да и я тоже к ней очень сильно привязалась...
Я устала так, словно действительно бродила где-то неделю без отдыха. Лежа на кровати, глядя в скальный потолок комнаты. Странное чувство – словно чего-то не хватает. Кажется, что я стала легче, легче внутри. И только присматриваясь еще раз, понимаю, в чем дело – звериная тоска по отцу отступила, сменившись уверенностью в том, что он – во мне и он всегда рядом. Расплываюсь в улыбке, глядя в каменный потолок - это путешествие стоило того. Это стоит многого. Я так и засыпаю с этой улыбкой, пронесенной тайком из каких-то неведомых миров.