ГЛАВА 4.
ДЖАЙЛАУ.
Так Марина и покинула гостеприимный кров казахской семьи.
Как в стародавних романах о байских временах, её вывезли в мешке, завернув в кошму. Чтобы не соскользнула на каменистой дороге со спины лошади, подложили два неполных мешка с зерном, чтобы образовали некое подобие колыбели.
Лежала тихо, только виновато улыбаясь и размышляя:
«Бедные Сарыбаевы, родственники Турсуновых! Надеялись отдохнуть на равнине у родни пару дней, помыться в общественной бане, попариться в парилке, простирать в стиральной машинке затёртые руками вещи и вдоволь поговорить у самовара, неспешно расспрашивая о новостях в долине, о родичах в далёких аулах, о новинках и дефиците в магазинчиках кооперативной торговли, а вынуждены были принять участие… в побеге!
Вот уж, поистине, друг познаётся в беде: ни звука протеста, ни недовольного лица, ни выражение недоумения – надо, значит надо. Даже имени не спросили! Осмотрели, повертели, задумались, решили, закатали, привязали – вперёд».
…Уже за несколько километров до высокогорного плато воздух стал прохладным и упоительно свежим. В эти часы там, в долине, стоит такая духота! А здесь, словно стоишь на берегу моря – только ветер и свежесть. Куда-то подевались крупные и средние мухи-прилипалы и больше не докучали людям за обедом, а москиты и мелкий гнус вовсе пропали. Зато вокруг летали чудные бабочки и стрекозы разных форм и размеров, кружа над водой небольшой говорливой звонкой речушки. Трава была такая густая, сочная и тёмная, словно это было начало мая, а не конец июня. Она достигала метра в высоту и почти полностью скрывала Марину, стоило девушке лишь немного присесть, отбежав по надобности.
Только к обеду их компания, с остановками для выравнивания давления и адаптации нежного девичьего организма, добралась до Нижней стоянки чабанов на джайлау.
Появление незнакомой юной русской гостьи у обитателей пяти юрт вызвало переполох, изумление и восторг!
Детишки сразу окружили, осматривали, трогали голые ноги и руки: на Мари была цветная майка и короткие шорты. Женщины по-особенному посматривали на привёзшего девушку мужчину и о чём-то хихикали. Старики степенно здоровались со старушкой, матерью всадника, пожимали двумя руками её руки, низко кланялись и обнимали.
Поздоровавшись с акпе, подошли к гостье, что скромно стояла в сторонке с молодым казахом, поприветствовали.
– Мы сказали всем, что ты журналистка из Москвы, – тихо стал инструктировать Ермек, хозяин лошадки. – Приехала, чтобы ознакомиться с бытом чабанов, их семьями и укладом жизни, – уважительно пожимая руки седобородым аксакалам, продолжал вполголоса говорить на чистом русском. – Спрашивай обо всём – ответят, можешь записывать, зарисовывать. Всё покажут и расскажут – уже поверили. Я рядом буду, помогу и переведу. Не бойся.
Дав девочке поздороваться с людьми, насторожённо осматривался вокруг, убеждаясь, что никого из чужаков нет на стоянке, только знакомые лица. Понаблюдав за «москвичкой», успокоился: «Спокойна, держится с достоинством и умеренным любопытством, уважительна, знает, когда помолчать и в какой момент опустить глаза. Молодцы, Турсуновы, хорошую дочь воспитали. И не подумаешь, что приёмная, только незнание языка выдаёт, а русские дети в казахских семьях не редкость – часто берут сирот из детдома Меркенского. Не положено в Азии оставлять детей без семьи».
Дождавшись окончания ознакомительной беседы и первых любопытных вопросов, проводил её вслед за стариками и прошёл за юрту, где им предложили помыть руки.
Пока мыли, наставлял вполголоса, тепло улыбаясь и деликатно отводя глаза, когда с удовольствием плескалась прохладной горной водой, подставляя с наслаждением руки под хрустально-голубую струю, поливал из старинного серебряного кувшина – гордости и ценности клана.
Вытираясь, она серьёзно и внимательно слушала, держа личико бесстрастным, не позволяя бурно удивляться или неучтиво перебивать.
– …Незачем им знать правду. Сейчас мы поужинаем и поедем дальше.
Уважительно выслушав старика, переводил дальше.
Аксакал всё что-то говорил, глядя на Марину с интересом и… смущением: «Такая юная, а уже журналистка! Красавица редкая!»
– Он предлагает погостить в его юрте. Вежливо откажись и скажи, что хочешь сразу на Верхнее пастбище поехать, утром на ледник и водопад посмотреть.
Так всё и сделала, как попросил.
Их накормили, засыпав вопросами, на что с радостью и охотой отвечала, благодаря бога за память. Спрашивали о Москве и москвичах, магазинах и музеях столицы, об артистах и сплетнях столичной жизни.
Мари нашлось, что рассказать им. Сестра Ванда приезжала недавно домой и на такие же домашние викторины отвечала на «отлично»!
У девочки неплохо работала голова – беседовать с любопытным простодушным чабанам оказалось несложно. Даже выдумывать не пришлось, разнообразные журналы, книги и крепкие исторические знания помогли – папа Турсун был учителем истории в школе, гонял нещадно даже дома и Розу, и Маринку, и сыновей, теперь принялся за внуков.
Все рады были поболтать со столичной журналисткой. Даже пожалели, что приехала без фотоаппарата.
На острое и меткое замечание пришлось сказать, что украли кофр с аппаратурой во Фрунзе, когда прилетела.
Как они возмущались и негодовали на «этих неблагодарных киргизов, совсем забывших законы гостеприимства и позволивших недостойным людям обокрасть гостью в своём доме»!..
Держась «легенды», походила по юртам, где хозяева и хозяйки важно показывали скромные жилища, утварь и устройство юрт, и в каждой приходилось пробовать то свежеиспечённые баурсаки и лепёшки, то кумыс, то курт.
Всё и всех хваля, всем и всему искренне удивляясь, выдержала с честью экзамен.
Будучи страстной поклонницей Мельпомены, мечтала стать актрисой и тогда удовлетворила стремление и страсть к актёрской игре сполна! В те минуты просто блистала и купалась в роли, вжившись и проникнувшись в образ. Позже вздохнула: «Что ж, всё получилось. Поверили. Этот тур пройден!»
Лишь после этого гостей проводили до перевала и долго махали руками, крича слова благодарности и приглашая «столичную журналистку» на обратном пути не забыть и заехать к ним с прощальным визитом.
Зерно Ермек оставил на стоянке, к великому удовольствию стариков: то была рожь, самое вкусное для скотины лакомство!
Старушка из своих больших перемётных сумок выложила добрую половину сладостей: конфет Меркенского сахзавода, печенья и пряников, крупнокускового сахара и куанта, к вящей радости ребятни; всякую хозяйственную мелочёвку, которой были чрезвычайно рады их матери и бабушки.
Никто бы не догадался, что все эти запасы были накануне выгреблены под чистую у Турсуновых – семейный «НЗ».
Облегчённые, сытые, уставшие и довольные, втроём, на той самой упрямой лошадке поехали дальше.
Ближе к полуночи в ярком свете луны, казавшейся на такой высоте просто громадной, добрались до места назначения – на Верхнее пастбище.
В потоке лунного сияния из темноты медленно проявились юрта, загон и летняя кухня.
Услышав их издалека, по тропинке нёсся прямо на лошадь огромный алабай, скорее похожий на медведя, чем на собаку! Оглушая ночную тишину громким, хриплым, басовитым лаем, подпрыгивал вокруг, пытаясь дотянуться до сапог хозяина. Тот, играя и подзадоривая забияку, поднимал ноги всё выше и выше, показывая этим, что пёс мелковат для такой высоты. Собака, оскорбляясь, что недооценивают, высоко подскакивала на пружинистых лапах, выполняя сущие акробатические кульбиты.
Марина и Ермек заразительно смеялись, а алабай вошёл во вкус: подскочив, ухитрился куснуть лошадь за хвост, на что та, взбрыкнув, почти лягнула его, злобно скалясь длинными зубами в сторону вечного задиры.
– Всегда они так!
Хохотал, придерживая девушку левой рукой перед собой, а правой шутливо поддавая псу нагайкой и поторапливая увлёкшуюся соревнованием лошадку.
– Ругаются, кусаются, а потом мирятся. Друзья с детства!
Что-то возбуждённо, звонко и гортанно крикнул в темноту, пронизанную серебристым светом.
– Сейчас встретят, огонь зажгут. Почти приехали!
Старушка сидела сзади на крупе кобылы и, кажется, её дремоту ничто не потревожило!
Тихо и тепло рассмеялись, оглянувшись на бабушку.
В темноте появился огонь, залаяли собаки, задвигались тени.
– Не бойся, нас здесь редко бывает много. Все наверху, на пастбищах. Сейчас в юрте только Серик, мой старший брат, и его сын Алибек. Жены у него давно нет: умерла в родах, – продолжал негромко рассказывать, а алабай с лошадью не прекращали огрызаться. – Завтра они поедут пасти, а дед Серик и его родственники, Муртаз и Алим, приедут отдыхать. Все родственники. Не выдадут. Таков закон: принял гостя под свой кров, защищай как родного по крови и вере, умри, но спаси. Закон наших дедов, его и храним.
Подъехав к поляне невдалеке от стойбища, остановил лошадь у большого округлого камня и спешился. Стал снимать пассажиров по очереди: сначала бабушку Зарину. Приняв её, стащил на дорожку – совсем расклеилась старушка.
Ворча постоянно, потирая поясницу, охая и проклиная жизнь, она поковыляла к юрте, упрямо волоча за собой перемётные сумки!
– Совсем старая стала, болеет. Говорил, что сам съезжу, всё куплю, так нет, заупрямилась, поехала…
Ермек с любовью смотрел на мать и тревожно проследил глазами, пока не дошла.
Едва поприветствовав мужчин возле юрты, бабушка накинулась на них с руганью!
– Вот, слышишь?.. Хахахаа! Уже непорядок нашла! Сейчас и самовар будет – забыли сразу поставить.
Ловко отвязывал от тороки сумки и свёртки, складывал на камне, потом окликнул подростка.
Он тут же прибежал. Унося покупки, сверкнул в сторону Марины горящими агатовыми глазами.
– С товаром всё. Теперь и тебя сниму, – протянул руки, готовясь принять. – Повернись прямо на меня и прыгай, оттолкнувшись от седла. Не бойся!
Ей стало смешно, что обращается, словно никогда не сидела на лошади. Подыграв и постаравшись не разочаровать, сделала испуганное лицо, изловчившись, соскользнула прямо в расставленные руки высокого крепкого мужчины лет тридцати пяти.
В тот же момент алабай решил, что не плохо бы достойно поприветствовать гостью. Когда она «летела» с лошадки, пёс бросился в мощном броске и радостном порыве, сбив «траекторию полёта» и выбив миниатюрную девочку из рук Ермека!
В результате, и она, и Ермек оказались на земле, а обезумевший от радости барбос начал нализывать всех без разбора, оглушительно лая и визжа в экстазе!
Они смеялись и отбивались от собачьих ласк, мужчины возле юрты дико закричали на пса, подумав, что кинулся кусаться на незнакомку, старушка что-то испуганно истерически верещала, собаки в загонах подняли сумасшедший лай, кони нервно заржали, проснувшись от вакханалии, заблеяли перепуганные приболевшие овцы в кошаре…
– …Вот уж, называется, приехали тайно под покровом ночи! Да все волки окрестных гор вздрогнули от этого бедлама! Плохие мы конспираторы – «спалились»!
Как же все тогда хохотали!..
Животы потом болели три дня.
Февраль 2013 г. Продолжение следует.
http://www.proza.ru/2013/02/07/1758