Все будет хорошо! Сценарий. Серия 4
Серия 1: http://www.proza.ru/2012/09/25/114
Серия 2: http://www.proza.ru/2012/09/29/104
Серия 3: http://www.proza.ru/2012/09/29/112
Дневник из Карфагена
По книге И.А. Преображенского
«Ира! Ca ira!»
Четвертая серия ПРОБУЖДЕНИЕ
Субтитры: Москва. 8 ноября 2000 года.
Сергей в палате около Иры. Его голос:
– Провожу у Иры день за днем… Делаю ей массаж, ласкаю руки, рассказываю новости, десятки раз повторяю «открой рот» и надавливаю пальцами на подбородок….Нет ответной реакции.
Десятки раз сжимаю ее пальцы и повторяю слова «сожми пальцы».
Безрезультатно. Но ведь было, было ее ответное движение месяц назад. Или я все придумал?
Неужели я бессилен? Неужели врачи ничего не могут? Ведь были случаи, когда люди возвращались из глубокой комы к жизни! Возвращались!
В палату входит Александр Константинович. Он настроен оптимистично:
– Введенные нейроны прижились, но им нужно время. Месяцев шесть. Думаю взять ее к себе в отделение. Отдельная палата, постоянное дежурство медсестры…
Титры Четвертая серия ПРОБУЖДЕНИЕ
Голос Иры. Она читает стихи:
Опустите, пожалуйста, синие шторы.
Медсестра, всяких снадобий мне не готовь.
Вот стоят у постели моей кредиторы
молчаливые: Вера, Надежда, Любовь.
Раскошелиться б сыну недолгого века,
да пусты кошельки упадают с руки...
– Не грусти, не печалуйся, о моя Вера,
– остаются еще у тебя должники!
И еще я скажу и бессильно и нежно,
две руки виновато губами ловя:
– Не грусти, не печалуйся, матерь Надежда,
– есть еще на земле у тебя сыновья!
Протяну я Любови ладони пустые,
покаянный услышу я голос ее:
– Не грусти, не печалуйся, память не стынет,
я себя раздарила во имя твое.
Но какие бы руки тебя ни ласкали,
как бы пламень тебя ни сжигал неземной,
в троекратном размере болтливость людская
за тебя расплатилась... Ты чист предо мной!
Чистый-чистый лежу я в наплывах рассветных,
белым флагом струится на пол простыня...
Три сестры, три жены, три судьи милосердных
открывают бессрочный кредит для меня.
Сергей снова за рулем. Его машина едет по Москве. Телефонный звонок. Взволнованный голос сотрудницы Лены:
– Сергей Алексеевич, звонили, вам надо срочно приехать в Госпиталь.
В полной растерянности Сергей тормозит и останавливается посреди потока машины, перекрывая движение. Он набирает один номер. Занято. Второй номер. Гудки машин. Голос Александра Константиновича:
– Случилась беда. Срочно приезжайте.
Сергей не может ни сказать слово, ни двинуться.
Александр Константинович:
– У нее инфаркт миокарда. Обширный. Состояние критическое.
– Еду, – выдавливает из себя Сергей.
Сергей трогается с места и берет вправо, освобождая проезд. Набирает номер.
– Никита! Маме плохо. Я выезжаю в Купавну. Позвоню оттуда.
На дороге – сплошной гололед. Когда Сергей выезжает на Кольцевую, начинается метель.
Александр Константинович, огорченный и печальный, ждет Сергея в своем кабинете.
– В 22.00, во время обхода Мальвина заметила, что у Ирины Николаевны снижается давление. Она вызвала Сергея Михайловича, тот поднял других врачей. Общее мнение: обширный инфаркт миокарда. Принимаются все меры, вводятся лекарства, поднимается давление. До 100. Что дальше? Этого никто не знает. Все возможное сделано.
Они вдвоем идут к Сергею Михайловичу.
– Состояние критическое… Очень критическое, – говорит Сергей Михайлович, глядя в окно, за которым бушует метель. – Ей нужен абсолютный покой.
Он переводит взгляд на Сергея.
– Нет, и вам нельзя к ней. Ирине Николаевне не нужны сейчас эмоциональные переживания. Внешне ничего не изменилось, она все та же. Но приборы показывают инфаркт. Мы не можем не верить приборам… Позвоните в десять часов вечера.
Сергей снова за рулем машины. Он звонит по телефону.
-Петр Сергеевич, ваше мнение. Что случилось?…
Сергей внимательно слушает Петра Сергеевича. Шоссе – сплошной каток. Разбитые машины на обочине. Первый день зимы. Голос Сергея:
– Петр Сергеевич ничего не скрывает, говорит со мной откровенно. И вот что я понимаю из его объяснения: длительное пребывание в коме, тем более глубокой и продолжительной, представляет прямую угрозу сердечной деятельности. Что чаще всего происходит, когда человек выходит из комы? Не выдерживает сердце, когда мозг просыпается. Ведь сердцу тоже нанесен ущерб. И когда мозг, проснувшись, дает большую нагрузку на сердце, оно не выдерживает. Оно перестает биться. Оно останавливается! И тогда наступает непоправимая физическая смерть! Господи! Помоги! Дай мне силы – и я передам все Ирочке!
Голос Иры:
Неистов и упрям, гори, огонь, гори.
На смену декабрям приходят январи.
Нам все дано сполна – и горести, и смех,
одна на всех луна, весна одна на всех.
Прожить лета б дотла, а там пускай ведут
за все твои дела на самый страшный суд.
Пусть оправданья нет и даже век спустя...
Семь бед — один ответ, один ответ — пустяк.
Неистов и упрям, гори, огонь, гори.
На смену декабрям приходят январи.
Сергей смотрит на часы и звонит Александру Константиновичу. Он говорит:
– Без изменений. Ситуация стабилизировалась. Приезжайте утром.
Субтитры: Москва. 11 ноября 2000 года.
И снова Кольцевая дорога, снова шоссе на Купавну. Сергей за рулем. Его голос:
– Я ехал, не позвонив, я не мог звонить, у меня все оборвалось внутри от отчаяния.
Палата Иры.
– Но я верю, что Ира продолжает борьбу за свою жизнь и что врачи ей помогают.
Ира открывает глаза на словах Сергея «я верю».
В кабинете Сергея Михайловича вместе с ним сидит грустный Александр Константинович. Увидев Сергея, он говорит:
– Все нормально, не волнуйтесь. Но мы, честно признаюсь, многое не можем понять. Ситуация нестандартная. Несколько гипотез. Но обо всем этом вам скажет Сергей Михайлович. И он скажет, что надо делать.
Палата. Ирины пальцы приходят в движение.
Сергей в машине и мчится в Москву. Голос Сергея:
– Я пытаюсь понять, что произошло – и ничего не понимаю. В голове гудит, запоминаю только то, что я должен сделать. Главное – достать к утру лекарство допамин.
В аптеке:
– Вы из Морского Госпиталя? Мы вас ждем. Вот, это последняя упаковка допамина.
Звонок Никиты.
– Как мама?
– Без изменений.
– Папа, я звонил нашей знакомой, она говорит, что у мамы разрыв мышцы сердца и что она все сделает.
– Ее прогноз?
– Что все будет нормально.
Лицо Сергея. Его голос:
– Эта знакомая обещала Никите, что вылечит маму. Но за большие деньги. Она утверждала, что на маму кто-то навел порчу. И только она. экстрасенс, может спасти маму. Да, и еще: эта женщина была против операции…
Сергей звонит Сергею Михайловичу.
– Еще одна гипотеза: у Ирины Николаевны разрыв мышцы.
– Какой?
– Сердца.
– Кто вам сказал?
– Одна наша знакомая. Экстрасенс.
– Не слушайте вы эти глупости.
– Извините, Сергей Михайлович.
Сергей звонит Никите.
-Никита, дорогой мой, умоляю больше не обращаться к этой… знакомой и не давать ей больше денег. Хорошо?
Субтитры: Москва. 13 ноября 2000 года.
Сергей на Петровке, в Институте реанимации. Галина Владимировна и Владимир, ее сотрудник, ждут его. Они едут в Купавну.
Сергей Михайлович показывает Галине Владимировне записи из истории болезни Иры, кардиограммы, рассказывает, что делали врачи. Потом он, Галина Владимировна и Владимир уходят к Ире. Сергей остается в кабинете с книгой «Анатомия человека».
Он звонит Анастасии Александровне.
Все трое вернулись в кабинет сосредоточенными и задумчивыми.
– Она перенесла минимиокард, – только и сказала Галина Владимировна, даже не садясь на предложенный Сергей Михайловичем стул.
– Что дальше делать? – спросил ее Сергей по дороге в Москву.
– Вы знаете, ее состояние сейчас такое же, что и четыре месяца назад, когда я ее видела в Первой Инфекционной. Сергей Михайлович сказал, что ее состояние сейчас лучше, что из Института ее привезли совсем плохой.
Голос Сергея:
– Я еле сдерживался, чтобы не сказать то, что стучало в голове. Это значит, что в Институте ее не лечили, а губили? И стимулировали.... процесс распада и гибели мозга?
Сергей говорит Галине Владимировне:
– А господин …вы догадаетесь, о ком я говорю, он из известного вам Института… так вот он мне сказал на прощание: «Отпустите ее, не мучайте больше...»
– Он не имел права так говорить. Врач должен все делать, чтобы спасти больного. Все!
–– И еще я слышал, как врачи Института говорили о ней как о… бесперспективной.... Вот такой термин... медицинский… пришлось... услышать...
И Сергей с горечью добавляет:
– У вас тоже такой термин используют?
– Держитесь. Многое зависит от вас, – печально, не ответив на вопрос, говорит Галина Владимировна. – Я вам лучше расскажу одну историю, она произошла совсем недавно…
Снова дорога, Они едут в Москву. Галина Владимировна рассказывает историю.
– Маргарит впала в глубокую кому в результате черепно-мозговой травмы во время столкновения машин. Она пролечилась у меня шесть месяцев, потом ее муж забрал, а спустя шесть лет муж прилетел в Москву и сказал:
– Я за вами, Галина Владимировна, Маргарита хочет вас видеть.
И Маргарита, парализованная, говорившая с большим трудом, рассказала мне, что она, находясь в коме, все слышала и видела, как за ней ухаживали, как ее спасали и возвращали к жизни, и что она благодарна врачам за все то, что они сделали
Лицо Галины Владимировны, которая говорит:
– Конечно, жизнь не стоит на месте, – она мельком бросает взгляд на Сергея, – у мужа уже другая семья, другой ребенок. Маргарита все это понимает, говорит, что она научится и ходить, и говорить как все, и что она вылечится и сама всему научится снова...
Вот такая история. А ее тоже называли бесперспективной, – добавляет задумчиво Галина Владимировна и снова бросает взгляд на Сергея.
Сергей продолжает вести машину. Голос Сергея:
- Я ничего не ответил. Я верю, что и Ирочка расскажет нам, что она все видела и все слышала. И это дает мне силы бороться. Ирочка, милая, держись, держись, мы тебя спасем…
Субтитры: Москва. 20 ноября 2000 года.
Снова дорога, снова Сергей за рулем. Его голос:
– Каждый день – дорога к Ире. Новые лекарства и специальное питание. Ее состояние стабилизировалось. Врачи сказали, что я могу лететь в Тунис. Там меня ждет работа.
Сергей склоняется к Ире и шепчет:
– Ира, милая Ира! Идет одиннадцатый месяц. Ты с нами. Одиннадцать месяцев мы делаем все, чтобы спасти тебя. Милая! Что происходит с тобой? Что ты чувствуешь? О чем ты думаешь?
Есть шанс! Мы еще поборемся. Ты молодец! Ты держишься!
Я умоляю тебя! Не сомневайся! Не сомневайся в том, что я сделаю все для того, чтобы тебя спасти, чтобы ты вернулась на нашу землю. Я все сделаю, клянусь!
И когда ты очнешься, когда ты придешь в себя, я готов выслушать все твои слова, и сделаю так, как ты скажешь.
Господи! Вернись, Ирочка!
Если же ты, милая, меня не узнаешь, если я для тебя чужой, незнакомый человек, то знай, что я все равно буду ухаживать за тобой, как и раньше.
Я все сделаю для тебя!
Я все сделаю, заработаю деньги, оплачу все врачам и медсестрам, Госпиталю, всем и за все, за питание, за лекарства, достану все, что надо, только живи, только живи, Ирочка!
Субтитры: Тунис. 21 ноября 2000 года
Аэропорт Тунис-Картаж. Алексей протягивает Сергею ключи от дома и машины и деловые бумаги. Сергей прощается с ним:
– Всего хорошего!
Алексей кивает головой и исчезает в толпе улетающих.
Сергей остается с туристами. Автострада. Сергей ведет Лендкрузер спокойно и уверенно. «Ирочка будет жить, она обязательно выйдет из комы», – говорит он про себя.
Ночь, белая вилла, Сергей работает за компьютером. И слышит Ирин голос, который читает стихи Вероники:
«Сто часов счастья...
Разве это мало?
Я его, как песок золотой,
намывала,
собирала любовно, неутомимо,
по крупице, по капле,
по искре, по блестке,
создавала его из тумана и дыма,
принимала в подарок
от каждой звезды и березки...
Сколько дней проводила
за счастьем в погоне
на продрогшем перроне,
в гремящем вагоне,
в час отлета его настигала
на аэродроме,
обнимала его, согревала
в нетопленном доме.
Ворожила над ним, колдовала...
Случалось, бывало,
что из горького горя
я счастье свое добывала.
Это зря говорится,
что надо счастливой родиться.
Нужно только, чтоб сердце
не стыдилось над счастьем трудиться,
чтобы не было сердце
лениво, спесиво,
чтоб за малую малость
оно говорило «спасибо».
Сто часов счастья,
чистейшего, без обмана...
Сто часов счастья!
Разве этого мало?»
Сергей думает:
– Если в твоей жизни были эти сто часов, то разве даже в мыслях можно допускать, что жизнь не удалась? Ты слышишь меня, Ирочка?
Субтитры: Хаммамет, 22 ноября 2006 года..
Сергей звонит Александру Константиновичу.
– Как Ирина Владимировна?
– Не волнуйтесь, она молодцом!
В голосе его слышится надежда.
– Дай Бог вам здоровья, Александр Константинович...
– Не волнуйтесь. Работайте спокойно. Мы делаем все возможное…
Сергей едет в церковь Воскресения Христова на авеню Мухамеда Пятого, в центре Туниса. Вместе с батюшкой Дмитрием он молит Бога и Святых помочь Ире.
Потом он едет в Бизерту.
Разговор с Анастасией Александровной.
Субтитры: Хаммамет, 23 ноября 2006 года.
Голос Сергея:
– Работал целый день над финотчетом фирмы. Закончился еще один туристический сезон. Как свести концы с концами? Как и где заработать, чтобы покрыть расходы? Впереди – новые выплаты за лечение и лекарства. Ситуация тяжелейшая. И надо улетать в Москву. Кому и как здесь работать? На кого оставить фирму?
Вечереет. Терраса белого дома. Солнце освещает оливковые деревья и цветущие бугенвильи. Голос Сергея:
– Есть слова, которые я говорю только самому себе. С ужасом думаю, что произойдет, если я не смогу заработать денег. И гоню прочь эту слабость.
Я спрашиваю себя, когда невозможно не спрашивать.
Я жду ответов, когда невозможно не ждать ответов.
Господи, нет, только нет, это не безнадежность! Есть шанс!
И снова я обращаюсь к Ире. И уверен, что она меня слышит, несмотря на огромное расстояние.
Ира лежит в палате. Рядом будет цветов. Ира смотрит на цветы и «слышит» голос Сергея:
– Только ты держись! Умоляю тебя, Ирочка, милая, держись! И я надеюсь, придет день, ты проснешься, выйдешь долгого сна и улыбнешься мне!
Я был неправ. Я виноват перед тобою. Ты просила об отдыхе, о передышке, и я старался все взвалить на себя, но тебе было все равно трудно. Как я жалею о том, что не снял с тебя все заботы! Как я жалею, что сам был погружен в дела и что так прошла наша жизнь! Прости меня!
Я обнимаю и целую тебя! Так тяжело без тебя! Прости меня! Это единственное, о чем я прошу:
– Прости меня! Прости!
... Четвертый час утра...Светает… Сергей смотрит видеокассету 1988 года, снятую в Тунисе. На экране Ира, она слушает голос французского певца Адамо и его песню «Tombait la neige»....
... «Tu ne viendras pas ce soir...»
Сергей всматривается в Ирины черты. Она пристально смотрит с экрана и молчит... Звучит песня. Голос Сергея:
-О чем она думала тогда? Отчего в глазах ее боль!
– Ирочка, милая, не молчи, скажи, скажи хоть что-нибудь...
И Сергей слышит ее голос, который так долго ждал. Голос Иры:
-Ты всегда будешь одиноким, пока снова не найдешь меня. А я…я буду ждать тебя... потому что... я люблю тебя ...
Ира сидит на террасе в Хаммамете и читает Сергею стихи:
Я прощаюсь с тобою
у последней черты.
С настоящей любовью,
может, встретишься ты.
Пусть иная, родная,
та, с которою - рай,
все равно заклинаю:
вспоминай! вспоминай!
Вспоминай меня, если
хрустнет утренний лед,
если вдруг в поднебесье
прогремит самолет,
если вихрь закурчавит
душных туч пелену,
если пес заскучает,
заскулит на луну,
если рыжие стаи
закружит листопад,
если за полночь ставни
застучат невпопад,
если утром белесым
закричат петухи,
вспоминай мои слезы,
губы, руки, стихи...
Позабыть не старайся,
прочь из сердца гоня,
не старайся,
не майся -
слишком много меня!
Сергей отвечает Ире:
... все это не от того ль,
что Любовь настолько редка,
что увидеть ее – словно почувствовать сладкую боль,
обмереть, задохнуться, загрустить,
не поверив глазам…
Субтитры: Хаммамет. 29 ноября 2000 года.
Офис Сергея. Сергей дозвонился до Александра Константиновича.
– Ирина Владимировна сейчас находится в депрессии, в подавленном состоянии. Не знаю почему… Это следствие эмоционального пробуждения, – размышляет Александр Константинович. – У нее страдальческое выражение лица. Как у Христа. Думаю, что она начинает понимать, в каком состоянии она находится... И это еще одна драма. Переживания сами по себе опасны. А для Ирины Николаевны – особенно. Когда с ней начинаешь разговаривать, упрекать ее, говорить: «ну что же ты, пора вставать, просыпайся!», то на лице появляется грустное выражение, она отворачивается и на ее глазах выступают слезы...
– Она видит? Она слышит?
– Трудно сказать, видит она или нет, но реакция на слова есть...
– Александр Константинович, я вылетаю второго декабря и в понедельник буду у вас.
– Ждем вас.
Сергей звонит Никите и кричит в трубку.
– Я дозвонился до Александра Константиновича. Он мне долго рассказывал о маме. Он говорит, что ее лицо стало грустным, печальным, то есть эмоциональным. Раньше было просто выражение лица... ну, ты знаешь, в вегетативном состоянии. Сейчас она начинает приходить в себя. Александр Константинович увеличил нейростимуляцию. И это дало результаты!
Да, у нее очень грустное, печальное лицо, но это же пробуждение, это хорошо! Никита, это хорошо, понимаешь?
Что же касается основных параметров, то они в норме. Состояние стабилизировалось. Вот что мне сказал Александр Константинович. И еще он добавил, что они все делают и надеются, что будут положительные сдвиги. Слух есть, а вот зрение? Не могут сказать. Но реакция на присутствие рядом – есть! Есть, понимаешь?
Но, Никита, возникла новая опасность: мама начинает понимать, что с ней произошло, что она в больнице, и… нам нужно быть с ней рядом. Она должна чувствовать нашу любовь! Ее нельзя оставлять одну!
– Хорошо, папа, я слышу тебя, хорошо, – доносится тихий усталый голос Никиты. – Я постараюсь завтра съездить к маме. Если врачи разрешат…
Субтитры: Москва.. 1 декабря 2000 года.
Аэропорт. Самолет прилетает в Домодедово рано утром. Москва окутана густым туманом. Встречает Сергея Никита. Они обнялись и застыли, потом смотрят в глаза друг другу и улыбаются. Голос Сергея:
– Мы были уверены: «Мама будет жить!»
Дома их ждет Нина Дмитриевна, которая была с Ирой в Купавне. Холопоча по кухне, она рассказывает:
– Ира была гораздо лучше. Ира даже пыталась лечь на бок. Она смотрела на меня. Дотрагиваюсь до ног – они начинают дрожать. До рук – она тоже реагирует. Дыхание ровное, спокойное. Неужто и вправду она выздоравливает?
– Конечно, Нина Дмитриевна, – Сергей обнимает ее, осунувшуюся и бледную.
Сергей едет в госпиталь. Его встречает Александр Константинович. Слова доктора:
– Состояние Ирины Николаевны к вечеру опять ухудшилось. Вчера мы радовались, что она полностью расслабилась, прошла спастика, она лежала свободно... А ночью опять давление упало до 85 на 50 и сейчас она снова на допамине. То есть, с одной стороны, у нее есть позитивные изменения, а с другой стороны, у нее слабое сердце… и возможны любые варианты....
Он делает паузу, чтобы до Сергея дошел смысл его последних слов:
–...слабое сердце.... – прошептал Сергей.
– Я вам говорю все честно. Как мы договорились, да? Одиннадцать месяцев такого напряжения и одновременно такого неподвижного состояния, столько лекарств – это все сказывается на ее состоянии, – донесся до него голос доктора. – Не волнуйтесь, она под постоянным контролем. Проходите к ней.
Сергей в палате Иры. Голос Сергея:
– Ира меня почувствовала. Это была неуловимая, необъяснимая, но тонкая связь, которая то возникала, то пропадала между нами. Мне передалась от нее… ее боль, которая отчаянием отозвалась в моей груди. Но я нашел нужные слова, сказал их, глядя Ире в глаза, и успокоил и себя, и Иру.
Субтитры: Москва.. 2 декабря 2000 года.
Сергей снова едет в госпиталь. Его голос:
– Прочитал про удивительную историю одной женщины, которая погрузилась в глубокую кому 16 лет назад – ШЕСТНАДЦАТЬ ЛЕТ НАЗАД! – и 24 декабря 1999 года сама вышла из нее. За месяц до трагедии Иры. Ее звали Патриция и ее знак Зодиака тот же, что и у Иры – Рыба. Ученые не могут дать никакого объяснения тому, как Патриция пережила остановку сердца и непоступление кислорода в мозг. Астрологи объясняют пробуждение Патриции движением планет и Солнца.Что ж, пусть Светило и планеты будут тоже покровительствовать нам! Ирочка, держись! Они нам тоже помогут!».
У Николая Федоровича Федорова, русского мыслителя, нашел такую фразу: «Самое общее, общее для всех зло, или точнее злодеяние, есть смерть, а потому самое высшее дело или благо есть воскрешение». Идет одиннадцатый месяц воскрешения…
В Госпитале Сергея встречает дежурный врач, симпатичная женщина с грустным лицом.
– Людмила Петровна, как Ира?
– Давление упало...
Она смотрит в сторону, мимо Сергея, и говорит, как бы размышляя вслух:
– Что больше страдает? Отчего это? Церебрального характера? Гемодинамического?
Она смотрит на свои руки, перебирает пальцами. А Сергей пытается уловить за медицинскими терминами горький смысл.
– Температура снова повысилась.... и тахикардия снова появляется... А главное – давление...снова.... упало...
– Есть хоть какие-то позитивные изменения?
– Спастика ушла. Раньше с трудом было ее руку распрямить, а сейчас мышцы сами расслабляются. Или это результат стимуляции? Или подсаженные клетки действуют?
Она продолжает размышлять вслух:
– Но взгляд она не фиксирует.
– А на голос... реагирует?
– Ее зовешь – она не реагирует... Но пролежни лучше стали заживать... Да, вам можно только на минуту… Не больше! Понимаете?
Сергей в палате, подходит к Ире, ее лицо измучено страданиями. Она спит. Сергей берет ее за руку, рука слабая и горячая. Другую свою руку Сергей кладет ей на лоб. Долго сидит рядом. Она спит. Сергей не выдерживает, начинает шептать:
– Ира... Ирочка... все идет на поправку... Ира... Ира... Ира... Ира... просыпайся...
Ирины глаза медленно открываются, ее рука вздрагивает и сжимает руку Сергея. Голос Сергея:
– Сжимает или мне показалось? Сжимает! Сжимает!
– Ира, Ира, Ира, ты проснулась, – Сергей горячо шепчет ей прямо в ухо. – Я рядом, Ира, Ира, Ира, это я, Сережа, все хорошо, не волнуйся, это я, Сережа. Я люблю тебя! Все хорошо, сожми мою руку, прошу тебя, не волнуйся, сожми руку, умоляю, дай знак, сожми руку…
Ира не реагирует. Ее рука снова безжизненна, взгляд блуждает по сторонам не останавливаясь. Медленно подходит Людмила Петровна.
– Вам пора...
– Сейчас, еще немножко, ей же лучше... когда я... рядом...
Дыхание Иры становится прерывистым, с шумом.
– Ира, Ира, посмотри на меня, Ира, Ирочка, это я, Ира, милая, любимая, выздоравливай, держись, все тебе передают привет, и бабуся, и Никита, и Танечка, ты выздоровеешь, держись, ты молодец, очень трудно тебе, очень больно, но все пройдет, держись, не волнуйся, мы с тобой, мы тебя очень любим, держись, я рядом, я рядом, любимая моя.... держись ... ты обязательно выздоровеешь…
Людмила Петровна кладет руку мне на плечо. Ира закрывает глаза. Голос Сергея:
– Она снова уходит в свой мир, недоступный мне. Она спит уже одиннадцатый месяц...
Субтитры: Москва. 3 декабря 2000 года.
Госпиталь. Палата Иры. Врачи около нее. Голос Сергея:
– В 8 часов утра давление Иры снова упало до нуля. И снова начали ей давать самые сильные лекарства.
Грустный разговор Сергея с Сергей Михайловичем.
– Ситуация непростая, непростая, – размышляет он. – Что у нас произошло? Да. Что же произошло вечером? Все дело в том, что изменился мышечный тонус, стало давление низким... Это потребовало применения лекарств... как и две недели назад, когда мы лечили.... и тоже не без трудностей. Почему? Потому что настолько все нестабильно... то давление уменьшается, то пульс меняется. Мы пришли к выводу, что происходят какие–то изменения в стволовых структурах мозга... Там находятся центры по регуляции всех этих функций: дыхания, кровообращения... и вот там идет какой-то процесс, не очень понятный... то ли это воспаление, аутоиммунное, о чем показывали анализы Центра Сербского... помните... и вот это воспаление спустилось с корки ... сюда, в ствол... То ли это реакция на стимулятор... А может, это клеточная ситуация, ведь прошло полтора месяца после операции...
Сергей Михайлович опустил голову и задумался.
– Вот такая неспокойная ситуация... Постоянно происходят какие-то перемены... Поэтому нужно сейчас очень внимательное отношение.... нужно слежение, постоянное, за ней......но что-то происходит....что-то изменилось... в неврологии. Появились какие-то рефлексы....да...
Прошу вас: нельзя ее ни шевелить, ни радио включать, никаких эмоций.... никаких привходящих моментов....никаких посещений...
– Понимаю. Нужны еще лекарства?
– Все, что надо, вы привезли...
Субтитры: Москва. 4 декабря 2000 года.
Госпиталь. Сергей открывает дверь в кабинет Александра Константиновича. Он занят, разговаривает по телефону, но делает ему жест рукой, чтобы он вошел.
– Во первых, хочу вас обрадовать, – говорит он неизвестному собеседнику. – Ваш больной, тот, который в вегетативном состоянии, рядовой, да, тяжелораненый, да, из Чечни, стал реагировать на команды, открывает и закрывает глаза, поднимает руку. Да, да, да....
Александр Константинович улыбается.
– Мама его так счастлива, и мы счастливы, не зря стимулятор ставили, не зря трансплантацию делали... А Ирина Владимировна, вторая больная, да, которой первой сделали такую операцию, она нестабильная, я все выходные сидел с ней. Похоже, стволовая симптоматика нарастает, даже понять не могу, отчего это....Нестабильное давление... очень нестабильное, упало до нулей... Я понимаю, что это ствол, стволовые расстройства... Потом мы давление подняли на допамине, а как даем лекарства – тонус возвращается.....
Но интересная вещь: как только падает давление, так сразу она становится нормальным человеком. И тогда она реагирует на раздражители, она пытается даже выполнять просьбы, представляете, какой парадокс! Более того, она лежит как нормальный человек. У нее исчезает этот ужасный гипертонус. Во время этих колебаний давления практически ушли эти расстройства, которые были на шее. То есть, с одной стороны – очень хорошо, с другой – очень плохо... Да, конечно, я вам сообщу.
Александр Константинович кладет трубку и с виноватой улыбкой обращается ко мне:
– Видите, сколько врачей в курсе. И все хотят помочь. Но… Намаялся я с ней. Уже нету сил. Мы с Андреем Алексеевичем ее стабилизировали, вся неделя была изумительная, мы начали снова делать стимуляцию мозга, продолжили лечение... никаких проблем...И вдруг в пятницу вечером, 1 декабря, давление падает до нулей, она расслабляется, уходит мышечное напряжение... руки становятся мягкие, ноги мягкие, она их вытянула, нормальный человек! Поэтому назвать ее состояние атонической комой уже нельзя. Рефлексы хорошие. И вдруг, эти два дня, идут стволовые расстройства. Давление то поднимется, то упадет, то поднимется, то упадет... Живем мы на допамине... Как три недели назад... В-общем, ясно одно, что если нам удастся ее восстановить, то мы из нее человека сделаем! Нормального! Потому что я впервые увидел, что ничего не потеряно!
Субтитры: Москва. 5 декабря 2000 года.
Госпиталь. Сергей снова у Александра Константиновича.
– Мы ее длительное время держали на допамине. И это чревато… Сейчас у нее давление нормальное, 110 на 60. Лишь бы она продержалась! Но... Но играет ствол. То ли это инфекция, то ли... ну не совсем понятно, что происходит. Сегодня утром мы собрали консилиум. Непонятно, что делать. Весь комплекс лечения мы делаем, но...
Мы такого не видели, чтобы вот так играл ствол. Это явно особенность того, что такую больную нам удалось держать такое длительное время в нормальном состоянии.
То есть мы задаем вопрос: что это? Разрегулировка механизма адаптации давления?
И проблема: нельзя ее пунктировать! Ствол неустойчивый, и можно вызвать ликвординамику и тогда состояние ухудшится, и потом мы ее вообще не вытащим.
Поэтому приняли на консилиуме такое решение: никакого ажиотажа, родственников и вообще никого не пускать, чтобы не провоцировать ситуацию. Потому что ясно: она понимает и видит, она уже воспринимает окружающий мир и реагирует на него, но неадекватно...
Сергей слушает его, затаив дыхание. Александр Константинович подумал и продолжил:
– Но и это еще не решение. Я не знаю, что делать. Ее состояние крайне нестабильное. Утром вчера все нормально, а вечером буквально снова реанимировали. Черт знает, что с ней произошло, давление опять было на нулях...
Александр Константинович смотрит на Сергея:
– Все безрадостно...
– Но... если она понимает и видит, если она воспринимает, то, может, положительные эмоции ей помогут...
– В таком состоянии, – резко перебивает Александр Константинович, – положительные эмоции для нее крайне опасны. Она сейчас между жизнью и смертью, между жизнью и смертью... И любая эмоция может иметь непредсказуемые последствия…
– Мы делаем нейростимуляцию, – он снова погрузился в размышления вслух, – неделя, никаких проблем, и вдруг – падение давления. Может, не надо стимулировать? Может ли сам стимулятор вызывать расстройство ствола? Нет, не может... не знаю... будем думать. А когда будет понятно, будем принимать решение.
Голос Сергея:
– Есть надежда. Ира просыпается! Она понимает и видит, она воспринимает окружающий мир... Это потрясающая победа! Только бы она выдержала, только бы она перешла этот рубеж возвращения, пережила эту боль и эти страдания. Господи, за что ты ее обрек на такие страдания! Почему ты не выбрал меня?
Субтитры: Москва. 7 декабря 2000 года.
Госпиталь. Андрей Алексеевич говорит Сергею тихим усталым голосом:
– Состояние Ирины Николаевны без изменений. С одним пролежнем почти справились, появился новый. И еще хрипы в груди. Это не воспаление легких, в легких все чисто, это... нарушение дыхания.
– Можно мне ее увидеть?
Андрей Алексеевич долго смотрит на Сергея и видит в его глазах боль и мольбу.
– Только на минуту. Только на минуту...
И вот они вдвоем около Иры. Лицо ее осунулось, руки похудели, стали тоненькими. Сергей берет ее за руку. Свою другую руку кладет на лоб Иры. Видно, как Сергей сосредоточился. Он наполнился энергией и начал передавать ее Ире, приговаривая:
– Ира Ира Ирочка Ира милая Ира Ира Ирочка Ира Ира Ирочка Ира милая прими мою энергию.. …
Голос Сергея:
– Я почувствовал, как мое тепло стало передаваться Ирочке.
Лицо застывшее, безразличное. Глаза ее полуоткрыты. Она смотрит вдаль, мимо меня. Никакой реакции на мои слова, на мои прикосновения. Никогда такой плохой она не была за последние месяцы. Сердце мое сжалось от боли и жалости к Ире. За что? За что она так страдает?
Сергей говорит Ире:
– Ира, Ирочка, милая, держись.
Голос Сергея:
– Я гладил ее лоб, щеки, руки... и один раз почувствовал еле-еле уловимую дрожь в руке. И мне стало страшно. Она уходила, таяла у меня на руках. Я продолжал передавать ей свою энергию.
Андрей Алексеевич настоятельно:
– Сергей Алексеевич, пора. Нельзя больше.
У него в кабинете Сергей сказал то, что чувствовал:
– Она в очень плохом состоянии. Эти два кризиса... изменили ее ... она страшно похудела... это же полная дистрофия.... у нее нет сил....
Андрей Алексеевич ничего не ответил. Он сидел за столом, сжав руки…
Сергей за рулем. Едет в Москву. Телефонный звонок Никиты.
– У Ильи осложнение после ветрянки. Ветряночный энцефалит! Воспаление мозга! Этот диагноз поставили врачи, приехавшие по вызову Светы.
– Какой ужас! – Машина Сергея съезжает на обочину
–...Илюша очень ослаб, его качает, тошнота... Я еду домой....
Сергей звонит Петру Сергеевичу. Сообщает о беде.
– Не может быть! Надо госпитализировать! Срочно! – говорит он. – Я сейчас обзвоню больницы!
Сергей звонит Никите:
– Надо везти Илью в больницу, его нельзя оставлять дома. И будем надеяться, что первый диагноз не подтвердится. Так сказал Петр Сергеевич.
Скорая с Илюшей и Светой мчится в Первую инфекционную больницу. За скорой летит Никита на своей машине. Голос Сергея:
–Илюшу отвезли туда, куда одиннадцать месяцев назад привезли Иру. После клинической смерти. С подозрением… на энцефалит.
Нина Дмитриевна сидит на кухне, схватившись за голову, На столе лежит прибор для измерения давления. Сергей:
– Сколько?
Нина Дмитриевна:
– 240 на 180….Это какое-то наваждение! Это какое–то наваждение…
Сергей подходит к ней и встает на колени:
– Нина Дмитриевна, мы же с вами материалисты. Я не верю в Рок, который обрушился на нас. Перед Роком мы бессильны. Это просто стечение обстоятельств. И пока мы в него не верим, у нас есть шанс: и спасти Иру, и вылечить Никиту.
Голос Сергея:
– Первый час ночи.. В приемном отделении Первой Инфекционной подтвердили диагноз врачей скорой помощи: ветряночный энцефалит! Воспаление мозга! Уму непостижимо. Хочется выть от отчаяния!
Звонит Никита:
– Илюшу положили в 57 бокс, 3 корпус. Сказали, что лечение будет долгим. Света остается с ним.
Субтитры: Москва. 8 декабря 2000 года.
Сергей мчится в Купавну. Андрей Алексеевич, узнав от него о госпитализации Илюши и его заболевании, не смог сдержать своих эмоций:
– За что же это все на вас?
Александр Константинович, протянув Сергею руку:
– Это рок какой-то. Вы уж сами-то держитесь. А Ирина Владимировна…– не знаем, что и делать. Состояние критическое. Наши усилия ничего не дают. Не надо вам видеть ее. Она очень плохо выглядит. Спасайте Илюшу. Езжайте туда. И держитесь сами. Да! Вот вам лекарство, проверено подводниками! Примите его!
Сергей гонит машину в Первую инфекционную. Охранники удивленно смотрят на Сергея. Но, видя его лицо, ничего не спрашивают. Знакомый желтый корпус. Здесь долгие месяцы в отдельном боксе 25 лежала Ира. А за ним – корпус 3. Здесь теперь лежит Илюша. Грустные детские глаза молча смотрят на Сергея. Он ничего не говорит. Спазм схватил его горло. Он обнимает Илюшу. И тогда Илюша спрашивает первым:
– Бабушке лучше? Это правда? Мне мама сказала…
– Правда! – шепчет Сергей и еще крепче прижимает к себе маленькое мальчишеское тело.
Субтитры: Москва. 9 декабря 2000 года.
Долгая заснеженная дорога в Купавну. Сергей около Иры:
– Ира, милая Ира. Ира, Ирочка, Ирочка, держись, мы тебя любим, все будет хорошо, Ирочка, держись, солнышко мое, любовь моя...
Строгое лицо Иры, без эмоций, ввалившиеся щеки, тонкие бессильные руки, глаза смотрят вдаль, мимо Сергея, на его голос, на прикосновения – никакой реакции.
– Самое тяжелое – сознавать свое бессилие. Что я еще могу сделать? Что? Все, что я зарабатываю сейчас, я отдаю на лечение Иры. Через месяц деньги кончатся. Что же делать?
Сергей едет в Москву. Телефонный звонок. Татьяна Ивановна из бухгалтерии:
– Извините, что вынуждена сказать, но Вы должны оплатить Госпиталю еще 60 тысяч.
Голос Сергея:
– Шестьдесят тысяч рублей! За что? Ах да, ведь дни пролетают один за другим. Как же это я не рассчитал?
– Да, конечно,– отвечает Сергей. – Обязательно заплачу.
Субтитры: Москва. 10 декабря 2000 года.
Сон Сергея. Голос Сергея:
– Я все видел отчетливо, в красках. Ира сидела сама, сидела на кровати, облокотившись на подушки и спинку кровати и улыбалась мне. Улыбка была слабая, тихая, движения губ были медленные, так же медленно она шевелила пальцами руки, которую я держал в своей руке. Она шептала слова, их невозможно было понять, но она пыталась говорить! – и это было главное! Я гладил ее руки и волосы и приговаривал: «Ирочка, милая, я люблю тебя...»
Снова долгая дорога в Купавну. В пути Сергей звонит Свете.
– Как Илюша?
– … без изменений. Врачи делают все необходимое.
У входа в госпиталь Сергея окликает Александр Константинович. Лицо его озабочено.
– Ничем порадовать не могу. Ситуация вновь обострилась. Поднимайтесь к Андрею Алексеевичу. Я сейчас приду.
Андрей Алексеевич немногословен:
– Ситуация тяжелая... что-то тревожит ствол... и это вызывает... как это назвать... и слов простых не подберешь.. а день прошел нормально... пульс... стул нормальный... все подключено... больше сделать не можем... беспокоит меня выраженная одышка... высокая температура ...39...40... тахикардия зашкаливает… надо делать пункцию, но это опасно. Вы понимаете?
– Надо делать! – твердым голосом говорю я.
– Хорошо. И нужен тиенам, один из самых мощных антибиотиков...
– Знаю. Его уже Ире давали...
– Да... нужно четыре флакона... для внутримышечного введения... Его трудно найти…
– сегодня достану... Обязательно достану…
Александр Константинович входитв кабинет:
–Но есть шанс! Надо срочно делать пункцию. Что крайне опасно! Но…если не сделаем, то…
– Делайте! – чуть ли не приказывает Сергей.
К Ире его не пускают. Сергей звонит Свете. У Илюши – без изменений.
Сергей звонит Александру Константиновичу. Он говорит:
– После пункции нейрохирург смотрел, главный хирург смотрел... Энцефалит! Он никуда не ушел. Он просто переждал и вновь… вернулся. Но теперь мы знаем, как быть и что делать...
Субтитры. Москва. 11 декабря 2000 года.
Москва проснулась под снежной шубой. И снова такая знакомая до боли заснеженная дорога в Купавну. Только теперь – Никита за рулем.
– Папа, три дня назад я встретился с одним человеком, он сказал, что ничего сделать невозможно... Он говорил о Карне, о том, что за наши грехи расплачиваются наши самые близкие.... Он сказал, что я должен изменить свою жизнь. И я решил ее изменить…
Сергей молчит, слушая исповедь Никиты. И шепчет, повторяя его слова:
–.... за наши грехи расплачиваются наши самые близкие....
–... я должен изменить свою жизнь...
Никита грустно спрашивает:
– Неужели все усилия напрасны? Неужели мы бессильны вернуть маму в наш мир?
– Она вернется. Вот увидишь. У меня хорошее предчувствие. За эти месяцы я о многом передумал. Как бы пережил свою жизнь заново. Мы должны заботиться друг о друге, помогать друг другу. Посмотри, сколько добрых людей пришло нам на помощь! Сколько сделано! Ирочка будет жить! Врачи теперь знают, что надо делать. И мы с тобой тоже. Ведь мы с тобой никогда не упадем духом!
И они крепко пожали друг другу руки.
Субтитры: Москва. 12 декабря 2000 года.
Церковь Святого Николая, рядом с Ленинкой. Сергей идет к церкви. Голос Сергея:
– Мне звонил отец Димитрий, сказал, что я должен прийти именно сюда.
Сергей читает молитву и просит помощи у Николая-Чудотворца. Он выходит из церкви просветленным и уверенным в себе.
Сергей звонит Свете. Они разговаривают об Илюше. У Илюши – без изменений.
Сергей звонит Андрею Алексеевичу.
– Как Ирина Владимировна?
– Плохо, без изменений.
Сергей едет домой. Мне можно к ней?
– Нет...
– Я завтра приеду...Прошу вас… Я очень прошу…
– Хорошо…
Субтитры. Москва. 13 декабря 2000 года.
Ночная Москва. Сергей едет домой.
Звонок Александра Константиновича.
– Сергей Алексеевич, меня просто замучили, требуют оплату от вас...
– Завтра я все оплачу.
Нина Дмитриевна не спит, приняла лекарства, ждет его. Открыв дверь, она пристально смотрит Сергею в глаза.
– Что, хоронить будем Иру?
Сергей выдерживает ее взгляд.
– Нет! Нет! Она просыпается! Мы еще повоюем! Главное – чтобы она нашла в себе силы!
Сергей говорит эти слова как можно спокойнее. Говорит так, чтобы его спокойствие передалось Нине Дмитриевне. Голос Сергея:
– Господи, помоги ей. Мы прошли такой трудный путь, такой долгий путь. Ира просыпается, она мне ответила, я услышал ее... Господи, помоги! Еще немного, и она выйдет из комы! Господи, помоги!
Субтитры. Москва. 14 декабря 2000 года.
Сергей едет в Купавну. Оплачивает счет госпиталя. Просит Александра Константиновича разрешения побыть с Ирой.
– Я не советую вам, подумайте о себе. Она в очень тяжелом состоянии.
– Я хочу ее видеть.
– Это ваше право. Но только на пять минут.
– Нет! На столько, на сколько…
Александр Константинович кладет руку на плечо Сергея и долго смотрит в глаза. Потом он кивает, и вдвоем они идут в палату.
Сергей подходит к Ире, рядом с ней сидит медсестра Люся, берет Иру за руку, рука начинает дрожать. Она опять подключена к аппаратам. Дыхание – искусственное. Ира вся в проводах. Сергей шепчет:
– Ира, милая, я люблю тебя....
Александр Константинович и медсестра уходят. Сергей смачивает ее лоб, щеки, руки святой водой, которую Аня привезла из Греции.
– Ира, открой рот, открой рот, открой рот....
Без реакции.
– Ира, закрой и открой глаза...... закрой и открой глаза..... закрой и открой глаза…
Нет реакции. Сергей берет ее снова за руку. И рука Иры начинает дрожать. Он продолжает говорить ласковые слова...... Дрожь исчезает... Лицо Иры успокаивается… Сергей говорит:
– Ирочка! Мне пора на работу. Я поеду.
В руке Иры снова появляется дрожь.
– Ирочка, хорошо, я не уезжаю. Я остаюсь.
Дрожь исчезает. Сергей снова продолжаю говорить ей ласковые слова, успокаивать. Но когда он медленно начинает убирать правую руку, то снова появляется дрожь. Так повторяется несколько раз.
Входит доктор Мальвина:
– Я вас умоляю, уходите, придет главный, будет ругаться...
Сергей наклоняется и целует Иру в губы. Ее рука вздрагивает и начинает сжимать его руку. Ее глаза приходят в движение и, сделав круг, смотрят на Сергея. Губы сжимаются и открываются. Она хочет что-то сказать. По ее лицу видно, что она прилагает усилия, чтобы сказать слова…Сергей снова целует ее в губы и чувствует, как она ему отвечает. Сергей застывает ошеломленный и не верящий, что ТАКОЕ ВОЗМОЖНО! Доктор Мальвина видит, что происходит, видит реакцию Иры и, тоже потрясенная, дотрагивается до плеча Иры:
– Это может отнять ее последние силы…
– Ирочка, я люблю тебя! – шепчет Сергей, гладя ее волосы.
Ира явственно сжимает его руку, легкая улыбка появляется на мгновенье на ее лице, впервые за эти долгие месяцы! Впервые! …И она разжимает руку…
– Я вернусь завтра, милая Ира! Ca ira, mon amour! – и Сергей нежно целует ее снова ослабевшую руку.
У дверей палаты он останавливается и поворачивается в ее сторону. Их взгляды встречаются, в глазах Иры Сергей читает мольбу «Не уходи!».
Субтитры. Москва. 15 декабря 2000 года.
Доктор Мальвина в палате рядом с Ирой. И вдруг Ира открывает глаза, медленно протягивает к ней руку и тихо говорит: «Пить!»
Александр Константинович радостно говорит другому врачу:
– Я влетел в палату и увидел глаза Ирины Владимировны, которая смотрела на меня, на все вокруг с огромным удивлением. И я сказал: «Здравствуйте, Ирина Владимировна!» Она долго и внимательно разглядывала меня и прошептала: «Сережа». И я понял, кого она ждала.
Сергей за рулем. Он медленно едет по МКАД, забитой машинами. Через пробку безуспешно пытается пробиться «Скорая помощь», отчаянно сигналя. Люди пытаются оказать помощь водителю «Жигуленка», которому стало плохо. Он умирает у них на руках.
Сергей стоит в потоке, думает. Его голос:
– Пусть я многого не понимаю в этом Огромном, Бесконечном Мире, в этой Вселенной, в котором мы все живем. Но если когда-нибудь, уходя в другую часть Вселенной, я смогу сказать, что делал добрые дела, то, значит, жил не зря. Милая, Ирочка, хорошая моя, прости меня, прости... Я храню нашу любовь….
– Она простила вас! – Сергей слышит голос Анастасии Александровны. – Она передает вам, что любит вас.
– Спасибо вам, мой ангел!
– Только одно будет приносить избавление от мучений. Теперь вы знаете это:…думай о тех, кто тебе дорог… кому ты очень нужен… приди к ним на помощь… не опоздай!
– Не опоздаю. Теперь никогда не опоздаю!
История болезни Ирины Николаевны. Доктора Мальвина делает запись:
«15 декабря, в 12 часов 15 минут дня, Ирина Николаевна открыла глаза, медленно протянула ко мне руку и прошептала: «Пить!».
Андрей Степанович:
- В этот день я влетел в палату и увидел глаза Ирины Николаевны, которая смотрела на меня, на все вокруг с огромным удивлением. И я сказал: «Здравствуйте, Ирина Николаевна!» Она долго и внимательно разглядывала меня и затем прошептала «Сережа». И я понял, кого она ждала».
Никита:
- Да, и именно в этот день мама вышла из комы…
И в этот же день начал поправляться мой сын Илюша.
Я ничего не могу ни понять, ни объяснить…
Да, маме с каждым годом лучше, она уже начала ходить и говорить… Мы делаем все для нее…Она многое не помнит. Может, это и к лучшему? …
Сергей улыбается и смотрит в камеру. Впервые за весь фильм. И он говорит прямо в камеру:
– Мне кажется, что человек рожден для того, чтобы делать добрые дела и помогать своим ближним.
Мне кажется, что есть в этом мире близкий мне человек, который прочитает эти страницы в трудную минуту, когда я не смогу к нему прийти, потому что буду очень далеко – и на сердце ему станет легче и светлее…
Я хочу протянуть тебе руку…
ИДУТ ТИТРЫ фильма.
И звучит то же стихотворение, которое читает сначала Ирин голос, потом Сергея, потом они читают вместе, это стихотворение, что и в начале первой серии:
– Если мужчина и женщина проходят по улицам,
которые только им и видны,
По окраинным улицам, впадающим в сумерки,
в бриз, в океан тишины,
С древним или современным пейзажем,
больше похожим на музыку, чем на пейзаж…
Если там, где ступают они,
вырастают деревья,
И засохший асфальт начинает сверкать
как витраж…
Если при виде мужчины и женщины
Кварталу горластому не до речей,
Замирают дети у дома
И падают на мостовую связки ключей,
И одышки становятся вздохами…
– то все это не от того ль,
Что любовь настолько редка,
Что увидеть ее –
Словно почувствовать сладкую боль?
Обмереть, задохнуться, загрустить,
не поверив глазам,
Словно услышать наречье,
на котором когда-то разговаривал сам,
От которого что-то такое осталось
на кончике языка –
Что-то на шепот похожее, на шепоток,
шорох замерзшего шепотка…
Конец четвертой серии