Сестры Рясновы.Гл. 6.Екатерина Никифоровна.ч.2
Начало на http://www.proza.ru/2012/04/25/1558
Студенческое фото Екатерины Никифоровны (в верхнем ряду
слева). На обороте: На память сестренкам Лене, Тоне и племяннице
Людочке от Катюши. Сталинград. мед.техникум, 3 курс. гр."М", 13.03.49 г.
Школу-семилетку она оканчивала сразу после войны. Для того чтобы уехать на учебу из хутора нужны были документы. Но никаких документов о рождении (как тогда говорили - метрик) на сестер дома не оказалось. Если до войны они были записаны в паспорте у Никифора Пимоновича, то теперь не было даже паспорта. В сельском совете(?) им выписали новые свидетельства о рождении, причем дни рождения сестры выбрали себе сами: тетя Катя - 7 октября 1929 года, а мама – 7 ноября 1926 года. Ну а поскольку Катя была рослой девочкой, то посмотрели на неё и год рождения подкорректировали на год старше, на 1928 год. Ну а она просто пожала плечами: что тогда понимала хуторская девчушка. Как я уже писал, в Волгоградском архиве ЗАГС на них никаких данных не нашли.
Детям солдат, пропавших без вести, никаких пенсий не платили. Но во время учебы в медучилище (медтехникуме) ей предоставляли льготы по каким-то оплатам.
Жили бедно, и когда тетя Лена вернулась с фронта, то некоторое время жила и работала в Новокиевке. Бывало так, что она вернется с работы и передает свою юбку тете Кате, чтобы та смогла вечером в клуб на танцы сходить. Была эта юбочка серенькой с синим отливом, и смотрелась на девушке красиво. Когда ей довелось в 1946 году провожать старшую сестру Лену на вокзале в Панфилово, то грустно было расставаться и, стоя на перроне, она заплакала. В те послевоенные годы пассажирских вагонов было мало, а за ними прицепляли воинские вагоны-теплушки (так называемый в народе пятьсот-весёлый поезд). Ехали в них солдаты на передислокацию и уволенные в запас и они, конечно, не могли не обратить внимание на плачущую девушку:
- Смотри, какая хорошенькая. Давай с собой её подхватим, увезем.
Когда дядя Дима увез семью по новому месту службы в Австрию, то юбка перешла по наследству и в ней тетя Катя уехала учиться в Сталинградское медицинское училище. Тогда из Панфилово уехать в Сталинград было большой проблемой. На пассажирские поезда билетов не было и тогда несколько молодых девушек (собравшихся в Панфилово на станции и все ехавшие в Сталинград) самовольно забрались в товарный вагон состава идущего в Ставропольский край или на Кубань за зерном. Доехать им удалось только до станции Арчеда, где их обнаружили и сняли с поезда.
А ещё им сказали: « Что же вы делаете. А если бы забрались в ваш вагон негодяи, то они могли вас всех изнасиловать и выбросить из вагона». А дальше добирались они на грузовых машинах, которые гнали с завода на восстановление Сталинграда. По послевоенным разбитым дорогам, ухабам неслись эти машины, а в кузовах тряслись и глотали пыль пассажирки. Долго у них болели ребра и бока от такой поездки.
Во время вступительных экзаменов ей пришлось ночевать на железнодорожном вокзале, а точнее на его руинах. За день они прогревались и под платформами и развалинами собирались те, кому негде было остановиться: и пассажиры, и поступающие. Ну а после такой ночевки надо было еще идти и сдавать экзамены, вспоминать и отвечать. И экзамены были успешно сданы и её зачислили в училище. Один из экзаменов был по русскому языку и литературе и, до настоящего времени запомнилось, что одним из вопросов был вопрос об Илье Муромце. Вопрос этот Катя знала хорошо и так уверенно ответила, что ей поставили отлично.
Во время учебы она жила первоначально у сестры Шуры на Красном Октябре, и ей приходилось ехать в фельдшерско-акушерская школу в Бекетовку (остановка СталГРЭС) довольно долго. Школа размещала в здании барачного типа. И хотя прошло три года после окончания Сталинградской битвы, город имел ужасный вид: стояли остовы зданий, вдоль железной дороги валялись разбитые и обгоревшие вагоны и техника. В первую очередь восстанавливались промышленные предприятия, которые давали работу и жизнь городу. Но постепенно расчищались улицы, убиралась на переплавку техника, и город оживал. Но особенно запомнил ей случай, когда при восстановлении железной дороги или трамвайных линий у подножия Мамаева кургана на глубине восемнадцати метров нашли погибших засыпанных солдат. Были эти солдатские тела, целиком сохранившиеся, в обмундировании и с оружием. И пока шли эти раскопки, движение было приостановлено.
Потом уже с однокурсницами жила на частной квартире. Было очень трудно, денег постоянно не хватало, не сильно выручала стипендия. Много хозяйка с них не брала, но денег не хватало постоянно. Продукты давали по карточкам, но выкупать их надо было за деньги. Девочкам приходилось несколько дней экономить хлеб (дневная норма 400 граммов), а потом целую буханку продавать за 300 руб. Эти деньги потом расходовались на выкупку остальных продуктов по карточкам: что было положено по нормам. Иногда выручала сестра Шура, получавшая рабочую карточку и пытавшаяся в меру сил хотя бы немного подкормить сестренку.
Ну и иногда ей удавалось подработать: пригодилось умение вышивать и вязать. Для подружек она вязала и вышивала кружевные салфеточки, а они рассчитывались с ней продуктами, привезенными из дома. У её подружек были живы родители, поэтому им приходилось полегче, чем ей. Были они родом из Белой Калитвы, Нижнечирской, Лихой. Её лучшую подругу звали Лида Рябова. Однажды карточки на мясо (норма 1 кг 800 граммов) им отоварили бутором (горлянка, кусок легкого и печенка), и они настолько тогда их наелись, что потом надолго, на десятилетия отбило желание на эти продукты.
Но основным источником продуктов всё-таки была помощь старшей сестры Тони. После каждой поездки домой в Новокиевку она нагружала её продуктами, по возможности давала с собой денег.
Во время учебы как комсомолка и активистка она занималась распространением облигаций Государственного Займа. Они ходили по домам частного сектора Бекетовки и предлагали подписываться на Займ. Встречались им раненные, изувеченные и их приходилось уговаривать подписаться хотя бы на малую сумму. Фронтовики и инвалиды отдавали деньги, и девушки потом на эту сумму приносили облигации. В то время все работающие обязаны были приобретать эти облигации. Таким образом, за счет простых граждан государство дополнительно собирало деньги с их небольших доходов на восстановление страны. Потом, значительно позже в шестидесятые годы часть этих займов выплатили в определенной пропорции. Возвращали их по частям, по определенным годам выпуска. Но к тому времени не все смогли сохранить эти бумаги. К тому же часть займов были безвозмездными. И такими бланками иногда даже крышки сундуков оклеивали.
После войны, приезжая домой летом на каникулы, она работала на комбайне на соломокопнителе, на косилке. Комбайны были в основном прицепные, которые таскали гусеничные тракторы. Но были в колхозе и самоходные комбайны (вроде бы «Стахановец»). Комбайнерами работали Максимов и Бондарь (Бондаренко), которые были хорошими добросовестные работниками «великими тружениками», хорошо смотрели за комбайнами, поэтому простоев было мало, да и использовали по погоде для работы любую возможность от темна до темна. За такую работу они получали правительственные награды. Максимов жил на окраине хутора на другой стороне пруда.
Работа у неё была физически тяжелая: приходилось сначала разравнивать солому в копнителе, потом надо было вилами опустить днище и открыть копнитель. Когда копна вываливалась, то надо было спуститься на землю и закрыть копнитель. Это всё надо было делать целый день в пыли и на жаре. За эту работу ей начисляли хорошие трудодни, до десяти за рабочий день. Потом на начисленные трудодни колхоз рассчитывался с сестрой Тоней деньгами или продукцией, часть продуктов она переправляла Кате, а зерно расходовалось на корм домашней птице.
В другие каникулы с ранней весны до осени Катя работала на колхозном молокозаводе. Работали там в основном одни женщины и им приходилось выполнять самую тяжелую работу. Надо было ежедневно разгружать с подвод фляги с молоком, поднимая их практически выше пояса и ставить их в подогреватель. Потом флягу надо было вынуть, перенести и вылить молоко в емкость. Из этого молока вырабатывали брынзу, казеин и другую продукцию. Для охлаждения молока и продуктов использовался ледник. Глыбы льда метровой толщины лежали укрытые соломой и опилками, на лед помещали продукты. Но лед летом таял, и его начинало подмывать водой. Эту воду ежедневно приходилось ручным насосом-качалкой откачивать.
Готовую продукцию фасовали в бочки (двухсоткилограммовые) и их надо было загружать в кузов автомашины. Для этого на кузов укладывали доску и по наклонной поверхности закатывали бочки в кузов. Сил эта погрузка требовала много.
В эти каникулы она уже посещала деревенские танцы, и, естественно, туда одевалось самое лучшее платье (тогда это было хорошо сшитое платье в красную клеточку). И когда её увидела мачеха, то высказалась так:
- Надо же какое хорошенькое выросло.
А у девушки в голове мелькнуло: - этой хорошенькой от тебя доставалось больше других.
После училища в 1949 году она попросила направление на работу в райцентр в Калининскую районную медицинскую службу (станция Панфилово): поближе к дому, к сестре. По специальности она была фельдшер, и ей приходилось ездить по деревням района. После Австрии тетя Лена привезла тете Кате в подарок кожаную куртку, которая ей очень шла. В этой куртке тетю Катю звали «комиссаршей», но куртка была не утепленная и она все время в ней мерзла. И хотя под нее надевали байковую кофту, но все равно грела она плохо. Как она вспоминала: «Мне завидуют, а я замерзаю». В Панфилово она жила на квартире, снимала угол или комнату. Хозяйка сначала надеялась выдать её замуж за своего сына:
- Была бы ты богаче, мы тебя бы в невестки взяли.
Но поскольку ни сын, ни его мама ей не нравились, и она их быстро «отшила»:
- А вы меня спросили? Я бы и не пошла никогда за него замуж, так он мне вообще не нравится.
С её небольшой заработной платы приходилось оплачивать квартиру, практически с нуля начинать самостоятельную жизнь. Но все доходы в то время облагались разными налогами, вот и у нее из заработной платы удерживали за бездетность. Её это очень возмущало: ведь эти деньги были бы ей очень и очень не лишними, сама по-настоящему не устроена.
Во время работы в больнице её регулярно включали в состав медицинской призывной комиссии при Калининском военкомате. Вместе с ней в больнице работала жена капитана, служившего в военкомате (военкома), Селиверстова Мария Федоровна. В это время в военкомат пришла разнарядка на направление за границу на работу в госпиталях медицинских сестер. Ей предложили поехать. Были те, кто её отговаривал: там вокруг одни мужчины, отношения возможны всякие.
Но Мария Федоровна сказала ей: «Что ты теряешь? Ничего. А отношения зависят от тебя, от того как сама себя поведешь». Ну, она и решила: поеду - надоела нищета, может лучше будет. В 1950 году она оформила необходимые документы и примерно через год ожидания пришел вызов.
Отработав полтора года в Германии, она с подругой ехала в отпуск. На вокзале они зашли за покупками в привокзальный ресторан (буфет). Там в это время группа офицеров провожала в отпуск своих товарищей. Среди уезжавших был и Николай Васильевич Алехин. Он сразу обратил внимание на девушку и подошел, познакомился. Ну а в поезде он пришел к ним в вагон, и дальше они ехали одной компанией. В Киеве их пути разделились: ей надо было ехать в Сталинград через Ростов, а он уезжал в Воронеж.
Но предварительно Николай Васильевич взял у Екатерины Никифоровны Сталинградский адрес (а остановиться она собиралась у сестры Шуры). И когда в Сталинграде они с сестрой приехали с вокзала, то у дома их уже ждал Николай Васильевич на такси. Он все просчитал и самолетом прилетел раньше. Её понравился молодой офицер, его настойчивость и отпуск они дальше проводили вместе. Они съездили в Воронеж его маме и братьям. Обратно в Германию они возвращались вместе.
В 1952 году они зарегистрировали брак в Потсдаме. Свадьбы как таковой не было. Служил Николай Васильевич инженером-зампотехом полка. Часть располагалась в семи километрах от Потсдама. В качестве свадебного подарка вместо кольца он подарил невесте симпатичные часики. Служили они ей впоследствии лет тридцать. Каждый отпуск она старалась приехать на свою малую родину. Запомнился ей случай, когда от Панфилово до Новокиевки их подвезли на попутной телеге и Николай Васильевич хотел расплатиться с возчиком: дать ему 25 рублей. Но тот с обидой отказался брать деньги: ну что вы, как с офицера, да еще и фронтовика брать деньги. Но потом с большой неохотой согласился взять гораздо меньшую сумму.
Из Германии Николая Васильевича направили в конце 1952 года в Одесский военный округ, а здесь уже конкретно в воинскую часть в Фрунзовке. Там сначала даже негде было остановиться в первый день приезда, но потом в поселковой гостинице им выделили какую-то комнатенку, в которой они и переночевали на узенькой кроватке, благо с собой у них было теплое одеяло. Ну а потом, когда уже добрались в часть, там им помогли найти частную квартиру.
26 октября 1953 года у них родился сын Евгений, и когда ему исполнилось четыре или пять месяцев их перевели в Болград. И снова были мучения с жильем, первоначально с маленьким ребенком пришлось ютиться в казарменной каптерке, ну а уже потом снова жили на квартире. Но жили они в Болграде с марта по август 1954 года, а затем переехали в Рени, фактически на границу с Румынией. Там Николая Васильевича назначили в автошколу, которые в то время существовали фактически при каждой дивизии. В Рени они также жили на съемной частной квартире.
Летом 1956 года Николая Васильевича направляют с автоколонной на целину на уборку урожая, а оттуда сразу переводят в Венгрию в Южную группу войск. Получилось так, что пока он был на целине, в Венгрии была попытка свержения социалистического правительства и поэтому страны-союзницы по Варшавскому договору ввели туда свои войска. Была туда переведена и воинская часть из Рени. Поэтому после возвращения с целины, уезжавший в командировку офицерский состав был перенаправлен в свою часть, но уже на территории Венгрии.
В Венгрии он сначала также служил в дивизионной автошколе в Кишкунхалаше, занимаясь подготовкой военных водителей. Через несколько лет его перевели служить начальником армейского склада неприкосновенных запасов в Моод.
Там же, в Венгрии в 1960 году родился сын Виктор. Ну а вскоре произошли события на Кубе, и в офицерских семьях появилось серьезное беспокойство за свою судьбу: боязнь остаться одними вдали от Родины, с маленькими детьми.
Хорошие отношения сложились у нее с родными Николая Васильевича. При каждом приезде его мама принимала их очень тепло. Всегда извещала других сыновей Василия и Алексея, и братья собирались вместе. Они успевали увидеться, поговорить, пообщаться друг с другом до очередного отпуска.
Через несколько лет Николая Васильевича перевели служить снова в Одесский округ в Большую Долину, затем в город Ильичевск. Там же, в Ильичевске, он вышел на заслуженный отдых. Первоначально без службы ему было очень трудно, но потом его пригласили работать военруком в школу. Используя свои деловые качества, он смог прививать ребятами навыки воинской службы, за что многие из выпускников были позже благодарны.
Сын Евгений после института живет и работает в Белоруссии, в городе Молодечно, его дети Сергей и Надя в Минске. Виктор по распределению попал на работу в город Киев, где сейчас работает и воспитывает сына и дочь. С Женей мы виделись в детстве, когда он с родителями приезжал к нам в Полтаво-Звонари в шестидесятых годах, и с тех пор больше не встречались. А с Виктором мы впервые встретились и познакомились во время моей поездки в Ильичевск в январе 2008 года. За несколько лет назад до этого во время поездки в Волгоград он виделся с Каныгиными и моим братом Володей.
Екатерина Никифоровна ушла из жизни осенью 2011 года после тяжелой болезни. Николай Васильевич остался один, но из Ильичевска уезжать отказывается, несмотря на плохое самочувствие.
Продолжение на http://www.proza.ru/2012/04/25/1611