продолжение, предшествующее http://www.proza.ru/2012/01/17/1858
***
Максимумом ударов
Дробью о клетку грудную,
Рядом металл, отдающий жаром,
В реальность уносит иную.
Бег. Морозцем схватило колени.
Фонари тьму освещают скупо.
Окна. Портреты. Ленин-Сталин-Ленин.
Час ещё – новое тело станет трупом…
Жарко. Пот из-под шапки градом.
А снизу ветер невский – злой и холодный.
Командует кто нынче парадом?
Революционный матрос, ныне свободный.
От присяги вольный на верность Отечеству,
Революции присягнувший, левой-правой.
Без зазрения громящий мещанство, купечество,
Россию сжавший рукою кровавой…
Фонари тьму освещают скупо…
Мрак в душе не осветишь электричеством.
Час ещё – тысячи станут трупами
Во имя и вопреки революции, её величеству.
А матрос… В голове без царя …
Орудие он. Верховодят вожди.
Историю нынче они творят.
Декабрь. Ленинград. Дожди…
…Тем временем, Лёвка добрался-таки до товарищей. Недалеко от Зимнего собралась ватага ребят десяти-пятнадцати лет. Среди них гордо вышагивал наш герой, милостиво разрешая потрогать куртку за рукава. Кожа скрипела на морозе, а Лёвка важно раздувал щеки, думая про себя, какие глаза будут у его друзей, когда он вытащит, наконец, наган. Вскоре внимание ребят переключилось на другие вещи. Вечерний город таит много соблазнов для мальчишек. Собирались они в центре города в том числе и из-за того, что здесь было много извозчиков, да и трамваи были рядом. Это же шик, прокатиться с ветерком, прицепившись к трамваю или экипажу. Ватага с криками и смехом, когда их замечали извозчики, перемещалась от Зимнего к Исаакию. Впереди уже замаячила площадь, когда Лёвка, у которого кончилось терпение, свистнул общий сбор и показал собравшимся вокруг него ребятам наган.
- Ничего себе, - присвистнул один. – Настоящий?
- А то, - с гордостью ответил Лева.
- Брешешь, - раздался голос с другой стороны.
- Собака брешет. На, посмотри. Руками не трожь, не твоё.
- Подумаешь, железяка. Патронов-то нет.
- А это что? - пацан открыл барабан. – Все на месте.
- А пострелять слабо? Как раз на всех хватит.
- Дурак, что ли? Здесь стрелять, на площади? – саркастично произнес Лева.
- А давайте ко мне, во двор. Тут недалеко, - небольшого роста парнишка вставил своё слово. – Двор глухой, за подворотней развалины. Самое то.
- Показывай дорогу.- Левка с некоторым сожалением посмотрел на окружающих. Он представил, что будет дома, но раз уж его взяли на «слабо» - отказываться было поздно.
Ребята двинулись от проспекта Рошаля к проспекту Майорова. Пустынный коридор улицы встретил неприятным сквозняком.
- Скоро там? Замерзли все уже.
- Щас, только площадь перейти, и всё.
- Ты чё, сдурел. Какая площадь? Давай здесь. Нет никого всё равно.
Мальчишки дружно свернули в подворотню четырехэтажного дома…
***
Революционный матрос Глухов поднялся на второй этаж дома, что на углу проспекта Рошаля. Бутылка беленькой была приговорена еще в одном из глухих дворов на Васильевском острове. Теперь Кондратий пришел к своей зазнобе, жившей в этом доме, в надежде разжиться еще одной бутылкой. Товарищи ждали его внизу на улице.
- Глаш, открой, а? Это я, твой Кондратий пришёл, – дверь открылась, и в нее высунулась женщина лет тридцати, подпоясанная пуховым платком.
- Никак пьяный, черт. Это где тебя так развезло?
- На те, здрастьте. Чё ругаться-то сразу. И не пьяный вовсе. Так, выпимши.
- Я тебя к обеду ждала, борща сварила, а ты…
- Ну, Глаш, ну встретил товарищей, посидели… Дай бутылочку, а?
- Я те дам бутылочку…
- Ну, Глафира, не балуй. Дай, ну пожалуйста. Меня братва ждёт.
- Аха, а на меня, значит, тебе наплевать. Щас возьмешь бутылку и исчезнешь на неделю. А я тут сиди.
- Я же пришел. К тебе пришел. Ребят вот провожу, на посошок – и сразу к тебе.
Глафира вздохнула и исчезла за дверью. Через пару минут она снова появилась в коридоре с бутылкой в руке.
- Водки нет, это самогон. Да смотри, не пей много, хватит уже тебе.
- Глаш, на посошок. Ты меня знаешь.
- Знаю, поэтому и говорю. Иди и возвращайся побыстрее.
- Слушаюсь, командир. – Кондратий сграбастал женщину левой рукой и смачно поцеловал в щеку. Глафира охнула от неожиданности и стукнула ему в грудь кулаком:
- Иди. Медведь.
Через минуту Глухов был с товарищами.
- Чего так долго? Холодно.
- Вот вам для сугрева, - матрос вытащил из-за пазухи бутыль с мутной белесой жидкостью.- Где пить будем?
- А может, поднимемся к твоей? – с иронией сказал кто-то.
- Я те поднимусь. Как поднимешься, так и спустишься.
- Ладно, чё ты. Посидели бы в тепле.
- Время уже, братва. Щас выпьем – и разбежались. Мне еще забежать надо.
- А ты беги-беги, - снова раздался тот же голос. – Хык, - послышался его всхрип от удара кулака Кондратия.
- Достал ты, паря.
- Э-э-э, хватит, - драчунов схватили за руки. – Допиваем и расходимся.
Матросы двинулись по улице в поисках подходящего места.
***
Колокол. Звон. И вздрогнули все от страха.
Тени мелькают по скользкой от слез мостовой.
Выстрел. И вскрик. Кулаки. Алым – кровь на рубахе.
Шестеро в чёрном - по лестнице: может, живой?
Голову, голову, сука, держи. Мрамор пачкает кровью.
Бросили, голову лбом уперев в парапет.
Вышел злодей, хмурит, думая, брови:
Вот ведь проблема. Была, а теперь уже нет.
Вот ведь проблема: что делать и что дальше будет?
Тело на лестнице – дурни приперли – тюрьма.
Вот выходные тебе – настоящие будни…
Плюнул в сторонку – и на тебе – мат-перемат.
Тело куда? Здесь тюрьма. Эх, матросское быдло.
Кто? Посмотрел, побелел, опустилась рука.
Это ж поэт. Жизнь спокойная вам, что ль, обрыдла?
Гнева народного лучше бы не накликать…
Клюев покинул кафе на Васильевском острове в начале десятого. Выйдя на улицу, он огляделся, свистнул извозчика и направился к себе, на Большую Морскую. С Есениным он договорился о встрече через час, у гостиницы.
А Сергей и Аня вышли из кафе десятью минутами позже. Также оглядевшись по сторонам и не заметив ничего подозрительного, они направились домой. «Конспирация», - усмехнулась печально Аня. Ей так и не удалось уговорить Сергея взять её с собой, в гостиницу. Экипаж подъехал к дому на улице Союза Связи. «Дал же Бог кому-то ума так переименовать улицу, - размышлял Сергей. – Почтамтская, старая добрая Почтамтская». Сергей и Анна прошли во двор и через черный ход поднялись в квартиру.
- Ну, всё, Анютка. Я пошёл.
- Может, всё-таки…
- Нет, даже не уговаривай. Я с Клюевым справлюсь, а ты сиди дома, жди.
Сергей запахнул пальто и снова вышел через черный ход. «Вот я балда, - подумал он. – Я же девчонкам обещал устроить вечер. Теперь будут говорить, какой Есенин нехороший человек. Ладно, завтра схожу, извинюсь». Он усмехнулся. Сколько людей считает его идолом, а сколько клянет его как пьяницу, хулигана, выскочку…И только для самых близких он обычный человек: не поэт, не идол, просто Сережа…Сын, брат, друг… Были, конечно, хлопали по плечу панибратски: Серега, друг, - а в глазах такой лёд, что город можно заморозить…
Есенин остановился в арке. Время еще было. Пойти на встречу к девушкам – значило обидеть Аню. Она ждет. Меньше всего он хотел причинить ей боль. Время…Девицы, пьянки, бунтарство – всё в прошлом. Сейчас – спокойствия хочется. Такого спокойствия Сергей не ощущал с детства. Именно теперь он вспомнил вдруг отчий дом, Константиново, беззаботную беготню по лугам и лесам, нежные руки мамы… Сможет он отказаться от славы? Улыбнулся печально…Влюблялся сколько раз…Аня Изряднова…И снова Аня…Первая и последняя…Ну, положим, не первая и …нет, пожалуй, последняя... Умирать он, конечно, не собирается, куда там сейчас – Аня же…Нежность теплым потоком нахлынула в сердце. «Хрен вам всем, жил и буду жить. Как хочу», - со злостью подумал Сергей…
Не хотелось никуда идти на самом деле. Но надо было покончить с этим делом раз и навсегда. Забрать вещи и … а что – и? Жить. Просто жить…Сергей поднял воротник пальто и вышел из-под арки. «Темно, черт возьми. И холодно. А что ты хотел – декабрь. Новый год скоро. Надо бы елку достать. Справим Новый год по-мещански, - усмехнулся он. Меняются нравы…Еще несколько лет тому назад никто бы и подумал так назвать обычный праздник. Мещанский…Люди только начали привыкать к нормальной жизни после стольких лет лишений. Посидеть в праздник в кругу семьи, дома – мещанство? И стихи-то у тебя, Серега, мещанские…
Мимо проехала машина, вторая. Остановились у почтамта. Рабочие стали выгружать белеющие в полутьме тюки. «Газеты, - догадался Сергей. – завтрашние. Сейчас разберут их - и по почтам. А там с утречка и почтальоны пойдут». Пойдут… Через пять минут он пересекал площадь по направлению к общежитию «Интернационал».
***
Плохо освещенный колодец здания с флигелем и полуразрушенный каменный пристрой создавали гнетущее настроение. Не нравилось что-то Левке здесь.
- Ищем мишень, пацаны.
- А чё искать-то? Щас на стене кирпичом намалюем – и всё.
- Ты дурак что ли? Чё ты в такую темень увидишь?
- А чё…- один из говоривших почесал затылок. – Надо бумагу или газету, они светлые, в темноте видно будет.
- Пацаны, а может, не здесь? – попытался возразить Лева. – Вон, свет в окнах. Зашухерят.
- Не боись, успеем убежать. Да и кто тебе тут выйдет? Бандитов боятся.
- Не нужно ничего, щас нарисуем, – один из ребят взял горсть снега, слепил снежок и вмазал его в стену. – Вот вам и мишень.
Двор был неухоженным и заброшенным. Видимо, дворника здесь не было. Оно и к лучшему. Левка достал из кармана револьвер, провел рукой по стволу. Крутанул барабан, примерился.
- Давай.
- Слабо попасть?
Мальчишка зажмурил глаз, прицелился. Пистолет оказался тяжелым для его руки, поэтому ходил из стороны в сторону. Левка перехватил револьвер второй рукой, расставил ноги, еще раз прицелился и …нажал на курок.
Грохот выстрела эхом прокатился в глухом колодце двора. Снежок покрылся серо-коричневой пылью, а верхний его край был поврежден попаданием пули. Лева довольно улыбнулся.
- Теперь я. – у него вырвали револьвер. – Вась, давай на стрём…
***
- Братва, а что за грохот в мирном городе? – Матросы остановились у темнеющего провала арки. – Никак стрельба? – И гурьбой кинулись внутрь.
- Ша, пацаньё. Ну-ка, положили игрушку. – Кондратий двинулся к группе ребят.
Лёвка выхватил револьвер и бросился внутрь двора. Темень.
-Чёрт, - парень упал, споткнувшись об осколок кирпича. Резкая боль пронзила руку. Он вскочил и побежал дальше, прихрамывая. – Черт. – Арка проходного двора была закрыта наглухо. До полукруглого отверстия было метра два с половиной, не допрыгнуть. Лева метнулся к подъезду. Сзади уже слышался тяжелый топот.
- Ну-ка стой, сучонок. Всё равно поймаем. – Кондратием и его товарищами завладел пьяный азарт. – Я те щас руки пообрываю, гаденыш.
Хлопнула за спиной подъездная дверь. Так, вверх, вниз. Есть. Мальчишка выскочил через черный ход на улицу, пробежал несколько метров до следующего дома и нырнул в подворотню. Оглянулся. Никого. Немного отдышался и побежал к подъезду. Снова внутрь и на улицу. Он уже не осознавал куда бежит. Остановился, прислушался. Где-то вдалеке были слышны крики. Это пьяные матросы гонялись за разбегающимися пацанами. Бежать, бежать, и подальше. Рука отдавала надсадной болью. Левка глянул на ладонь – глубокая рваная рана на ладони исходила кровью. От такого зрелища к горлу подступила тошнота. Парень сполз спиной по стене, присел. Уходить. Надо уходить. Поймают – отберут пистолет, никак нельзя. Он поднялся и быстрым шагом пошел по улице…
продолжение, http://www.proza.ru/2012/01/28/1057