Не думай, что человек, привязанный к телесному,
возымеет в молитве дерзновение пред Богом.
Преподобный Исаак Сирин [1]
Иду подальше от шума и визга телеэкранов, от душного и суетного города. Покой зимнего леса. Нет ни людей, ни тропы, ни собачьего лая, ни ветра. По щиколотку проваливаюсь в снег. Кругом то берёзы, то сосны. Изредка попадаются кустики боярышника. И любимые мною высокие трухлявые пни с растущими на них трутовиками. Неправильной формы живописные дупла на них – словно маленькие пещерки. Отдельные скальные выступы тянутся, словно стены полуразрушенных крепостей. Крутизна подъёма градусов семь. Величественность склона этой сопки возводит мысль к Сотворившему весь космос. Можно сказать, что дремлющая природа исполняет гимн тишины. Минимум внешних раздражителей. Мой “ветхий человек”, тянущий ко всему греховному, шаг за шагом уступает место “новому человеку”. Поэтому всё чаще и чаще начинаю обращаться к Богу с молитвой: “Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, прояви милость – исцели меня, заражённого греховностью. И научи меня бороться с греховными помыслами. Дай мне силу и мужество противостоять им”. Спешки нет ни в чём: ни в движениях тела, ни в мысленном произнесении слов. Внимание сконцентрировано на каждом слове, благодаря чему делаются ясными все оттенки его смысла. Мать внимания – неторопливость. Только она даёт возможность пребывать уму в каждом слове молитвы. Мечтательность убивается вниманием.
А в подавляющем большинстве храмов русской православной церкви молитвы читаются так, как категорически запрещают это делать православные святые. Может, священники не знакомы с Новым Заветом: “В церкви хочу лучше пять слов сказать умом моим, чтобы и других наставить, нежели тьму слов на незнакомом языке” (1 Кор. 14:19)?
Четыре километра за полтора часа. Вот показался понор – котловина диаметром метров десять и глубиной три. На дне её – провал. Вертикальная щель между камней, уходящая глубоко вниз. Ловушка. Вспоминается Байрон:
Но дух мой дышит полной грудью
Лишь в диком, сумрачном краю.
Достаю из рюкзака сорокапятиметровую верёвку, привязываю её конец к сосне, стоящей у края понора. Мне предстоит тридцать пять метров вертикального спуска. Облачаюсь в комбинезон, надеваю “обвязку” – систему из ремней, охватывающую туловище. Прикрепляю к ней “вериги” – устройства для спуска и подъёма по верёвке, карабины. Вщёлкиваю верёвку в спусковое устройство – “решётку” – U-образную основу с четырьмя перекладинами. Делаю шаг в пропасть. Чувство лёгкости приятно разливается по всему телу. Регулирую скорость спуска перекидыванием нижнего конца верёвки через рога “решётки”. Могу совсем остановиться, никуда не ехать и что-нибудь делать руками. Я рискую не более, чем водитель автомобиля – техника передвижения по верёвке при помощи “железа” SRT мне знакома достаточно хорошо. Вот стены колодца постепенно расширяются. Я плавно съезжаю в огромный грот, пол которого завален большими камнями, а одна стена представляет собой… застывший “каменный водопад” – белая и светло-коричневая кальцитовая корка покрывает отвес. Особенно красивым его назвать нельзя – я созерцал тысячи подземных шедевров прекраснее этого.
Здесь, во тьме, при отсутствии звуков и других внешних раздражителей, можно спокойно помолиться Богу. Что же это такое? Однажды я просматривал кальвинистский молитвослов. Там говорилось, что молитва – это беседа с Богом. Хороша беседа, когда один из собеседников висит на кресте, а другой развалился в кресле (как обычно бывает на собраниях западных христиан). Так что молитва – это всё-таки не беседа.
Какое внутреннее расположение бывает у приступающего к молитве? Вернее, какое расположение надо считать правильным? А как вы думаете, о чём будет взывать человек, попавший в водоворот и видящий, что его засасывает вниз? Попросит принести ему устриц и трюфелей? Или севрюжинки с хреном? Замечательная просьба в его положении! Но именно этого многие и просят. Например, одна женщина привыкла кропить святой водой огород, чтобы тля не завелась. В собрании пятидесятников диакон с кафедры призывал всех присутствующих помолиться Богу о том, чтобы ему успешнее продать машину. В православных храмах нередко можно увидеть брошюрки типа “Как молиться от нищеты”, “… от зубной боли” [2] и т.п. Не видят люди, что их засасывает в водоворот; не видят, что уже сейчас их сердца горят в огненной геенне их страстей; не видят, что низвергаются во ад. Такое впечатление, что они прорвались на приём к директору завода и попросили у него один гвоздик. Что директор с ними сделает? Может, ящик с гвоздями на голову наденет? Интересно выразился преподобный Исаак Сирин: «Если кто попросит у царя небольшое количество грязи, то не только обесчестит себя ничтожностию прошения, как высказавший большое неразумие, но и царю нанесёт оскорбление своим прошением. Так поступает и тот, кто в молитвах просит чего-нибудь земного» [3]. Хорошо в Евангелии Иисус говорит: «Итак не заботьтесь и не говорите: что нам есть? или что пить? или во что одеться? потому что всего этого ищут язычники, и потому что Отец ваш Небесный знает, что вы имеете нужду во всем этом. Ищите же прежде Царства Божия и правды Его, и это все приложится вам» (Мф. 6: 31–33). Но девизом многих “христиан” могут быть слова: “Ищите прежде всего, что вам есть, что пить и во что одеться, и тогда Царство Божие приложится вам”. Общий вывод из всего вышесказанного: ОСНОВА ВСЕХ ПРОШЕНИЙ К БОГУ – МОЛЕНИЕ ИСЦЕЛИТЬ МЕНЯ ОТ ГРЕХОВНЫХ СТРАСТЕЙ, КОТОРЫЕ ЖИВУТ В МОЁМ СЕРДЦЕ, ОТ ГРЕХОВНЫХ ПОМЫСЛОВ, КОТОРЫЕ ГНЕЗДЯТСЯ В МОЁМ УМЕ. Кстати, что значит выражение “Господи помилуй”? В греческом оригинале “помилуй” – “элэйсон” – “прояви милость и ИСЦЕЛИ”. Грех – это прежде всего душевная болезнь.
Что ещё можно сказать о молитвенном обращении к Богу? В нём не может быть никакой восторженности, никакого разгорячения крови. Бог обращается с пророку Илии: «Выйди и стань на горе пред лицем Господним, и вот, Господь пройдет, и большой и сильный ветер, раздирающий горы и сокрушающий скалы пред Господом, но не в ветре Господь; после ветра землетрясение, но не в землетрясении Господь; после землетрясения огонь, но не в огне Господь; после огня ВЕЯНИЕ ТИХОГО ВЕТРА…» (3 Цар. 19: 11–12). А в славянском переводе: «и по огни ГЛАС ХЛАДА ТОНКА, и тамо Господь». В тишине и покое Господь. С благоговением надобно предстоять пред Богом. А кто враги тишине и благоговению? – искусственное разгорячение чувств, то есть кипение крови, эмоциональная насыщенность, напряжённость, порывистость. Стояние пред Тем, Кто есть Истина, не терпит искусственности.
Осознавая всё это, один раз произношу: “Господи, Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй меня грешного”. Лучше хотя бы один раз обратиться ко Господу, но так, чтобы каждое слово звучало, чтобы я всеми фибрами души желал того, чего прошу. А это не всегда удаётся. Ныне я частенько уподобляюсь блаженному Августину до его всецелого обращения ко Иисусу, когда он молился: “Господи, дай мне целомудрие, но только не сейчас”.
[1] Исаак Сирин, прп. Слова подвижнические. М., 1993, с. 409 (Слово 85).
[2] По поводу зубной боли и др. болячек преподобный Варсануфий Великий (6 век) говорит: ходите к врачам! (Преподобных отцов Варсануфия Великого и Иоанна руководство к духовной жизни, в ответах на вопрошения учеников. Ответы: 324, 760, 777).
[3] Цит. по: Отечник. Сост.: свт. Игнатий Брянчанинов. Авва Исаак Сирский; гл. 5.
Предыдущая глава: http://www.proza.ru/2011/11/25/1029
Следующая глава: http://www.proza.ru/2011/11/25/1039