предыдущая глава: http://www.proza.ru/2011/06/02/737
– Их слишком много! Бежим, я знаю, как от них уйти!
Бэл-Айя тянула У-Она за руку, а он, заторможенный и обалдевший, стоял истуканом и смотрел на неё. И было отчего: он вытащил «занозу», и память прорвало, как плотину. Из-за деревьев надвигалась опасность, а У-Он никак не мог прийти в себя.
– Кажется, я люблю тебя, – сказал он.
– Замечательная новость! – воскликнула девушка нетерпеливо. – Обсудим это позже, а сейчас надо уходить! Немедленно!
Странный звук, стрекочуще-сухой, тихий и жуткий заставил У-Она инстинктивно приникнуть к земле, утянув за собой и Бэл-Айю. И как раз вовремя: над ними со свистом пролетела сетка. Её «добычей» стал куст.
– Нормальненько, – пробормотал У-Он. – Похоже, нас хотят изловить живьём!
Глаза девушки округлились.
– Ну и реакция у тебя...
– Сам в шоке, – ответил У-Он. – Куда бежать?
– За мной!
Пара секунд – и пересохший водопад остался далеко позади. Спину обжигала знакомая ярость, а запах чёрных псов раздражал нюх. Сердце мчалось бешеным галопом, а прошлое разворачивалось длинным шлейфом, цепляясь за деревья... Битвы, раны, охоты, горячий обхват ног любимой женщины и мучительно сладкая смерть в её объятиях. А после – воскрешение, и снова – мелькающие мимо стволы, упругая подушка мха под ногами, тёплая кровь добычи, льющаяся в горло. «Прости, брат, что пришлось тебя убить... Дух Зверя примет тебя и позаботится о тебе». Несколько раз на краю сознания У-Она вспыхивали призраки сеток – белые на тёмном фоне, и тело мгновенно реагировало, уклоняясь и защищая бегущую рядом девушку. Он «видел» их, не оборачиваясь, ещё до того, как они были выпущены: это странное объёмное внутреннее «зрение» охватывало все триста шестьдесят градусов. Сетки пролетали мимо, глаза Бэл-Айи сверкали, ноги едва касались травы...
– Сюда!
Бэл-Айя нырнула в пышные оранжево-красные кусты, У-Он полез следом. За кустами оказалась каменная расселина – вход в подземную пещеру. Бэл-Айя скользнула в неё ногами вперёд и исчезла: ни вскрика, ни ударов – только сухой треск. Сзади накатывал давящий шар ярости, и У-Он очертя голову бросился следом за девушкой.
Оцарапав о камни спину, он провалился в пустоту и с треском шлёпнулся на огромную кучу хвороста и сухих листьев. Бэл-Айя уже делала ему знаки слезть с кучи и отойти в сторону. Как только он это сделал, чиркнула спичка, и сухие листья вспыхнули.
– Чтоб им было не слишком удобно спрыгивать за нами, – процедила Бэл-Айя.
Достав из сумки фонарик на резинке, она включила его и нацепила на голову.
– За мной.
Они торопливо двинулись по каменному коридору природного происхождения, лишь слегка расширенному рукой человека. Девушка проходила почти в полный рост, а У-Ону приходилось пригибаться сильнее. Через минуту она остановилась, присела на корточки и принялась натягивать у пола шнурок. Скудный свет от её фонарика позволил У-Ону лишь в самых общих чертах оценить механизм встроенной в коридор ловушки: запинаешься о шнурок – сверху на тебя падает груда камней. Приведя ловушку в готовность, Бэл-Айя сделала У-Ону знак быстро двигаться дальше. Сзади уже слышался визг и доносился гадкий запах палёной собачьей шерсти.
– Сунулись-таки за нами, – хмыкнула девушка. – Ну ничего, есть у нас в запасе ещё парочка сюрпризов для них...
Через некоторое расстояние была расположена ещё одна ловушка – мощная падающая решётка, перекрывающая проход. Кроме того, попадание под острые наконечники её прутьев грозило смертельным исходом. Спусковой механизм на сей раз скрывался в самом полу, уже без шнурков.
– Иди за мной строго след в след, – велела Бэл-Айя. – Ступай только туда, куда ступаю я.
Следовать её указанию, полагаясь исключительно на глаза, было бы делом трудновыполнимым, если бы У-Он не чувствовал девушку иным способом, минуя зрение. Он улавливал её тепло в пространстве даже с закрытыми глазами – родное, дорогое ему до щемящей нежности в груди. Она оставляла за собой энергетические фантомы, и У-Он по этим следам мог бы с лёгкостью повторить все её движения.
Грохот камней возвестил о том, что первая ловушка сработала, и у преследователей возникла задержка. Возможно, кто-то из них был ранен или оглушён, а в коридоре образовался немаленький завал. А каждая выигранная минута была сейчас драгоценным подарком.
– Что это за катакомбы? – полюбопытствовал У-Он. – Это предусмотрено специально на случай погони?
– Догадливый, – усмехнулась Бэл-Айя. – И одна из моих обязанностей – регулярно осматривать тут всё и поддерживать в готовом к использованию состоянии... – Она застыла на месте, подняв руку: – Стоп! Через вот эти камни надо перепрыгнуть: они лежат на прогнивших досках, а под ними яма с острыми кольями.
Места для прыжка было маловато – У-Ону с трудом хватало, чтобы развернуться, но они исхитрились перескочить через замаскированную яму. Коридор разветвлялся, и Бэл-Айя устремилась в правый проход. Фонарик стал скоро не нужен: над их головами, на высоте примерно третьего-четвёртого этажа, открылось отверстие, ведущее на поверхность. Из него свешивалась верёвочная лестница.
– Туда.
Выбравшись, они втянули лестницу наверх, чтобы преследователи, если доберутся до этого места, не могли ею воспользоваться.
«Заноза», которую У-Он выдернул, оказалась затычкой бездонной бочки памяти, содержимое которой теперь затапливало его голову. Он барахтался в прошлом, как брошенный в воду щенок, и то, другое «Я» расправляло свои плечи внутри у «Я» нынешнего... И, кажется, «костюмчик» был ему маловат.
Поймав бегущую Бэл-Айю за руку, он остановил её, прижал к стволу дерева и, вглядываясь в её удивлённые глаза, настойчиво спрашивал:
– Ты помнишь, как мы переходили по мосту через ручей, и доски под тобой проломились?.. Ты чуть не упала в воду, но я тебя вытащил. А помнишь... мы были ещё ребятишками... и ночью полезли на пасеку к толстому Фэй-Туму за мёдом? Мало того, что нас пчёлы покусали, толстяк кнутом огрел, так ещё и дома досталось... Я потом неделю сидеть не мог – задница горела! А тебя гулять не пускали...
– Ты о чём?.. Что ты несёшь? – Девушка пыталась высвободиться, но У-Он читал в тёмной глубине её глаз смятение: у неё тоже сидела в памяти «заноза». Но сидела крепче, чем у него. – Что за бред! Брось, пусти, нам надо бежать домой!
Но У-Он не пускал. Напротив, стискивал всё крепче – и руками, и мысленно, стараясь подцепить и вынуть «затычку». Он не понял, почему смуглое лицо Бэл-Айи посерело, губы стали бескровными, и почему она прислонилась затылком к стволу дерева, закрыв глаза.
– Помнишь... как у нас было в первый раз? Нас застигла гроза, и мы пережидали её в пещерке, что на выходе из леса. Ты вся дрожала... с розовыми пятнышками на щеках... Снаружи громыхало и лило, пахло мокрой травой, свежестью... и у тебя пальцы ягодами пахли. А от кожи чем-то таким пахло... не знаю. Цветами какими-то, травами... а от волос – отваром маруши. Ты им полоскала, чтоб волосы с золотым отливом были.
– Маруша для светлых волос, – простонала Бэл-Айя. – Я корой ильдука полоскаю, для тёмных... Не дави... мне плохо!
– Я тебя целовал в родинки, – продолжал У-Он, скользя ладонями по её щекам и отводя с её посеревшего лба вороные кудри. – У тебя их много было... А сзади на шее – как крыло бабочки... Моя любимая родинка.
– Пожалуйста... хватит... – чуть слышно умоляла Бэл-Айя. – Ты слишком сильно давишь...
Он почти касался ртом её губ, щекотал дыханием её подбородок. Он не хотел, чтобы ей было плохо, просто пытался напомнить. Может, поцелуй окажется действеннее? Бэл-Айя не реагировала на ласку его губ, стояла помертвевшая. Её бледность испугала его, и он бросил попытки достучаться до её памяти.
– Всё, всё... прости. Я больше не буду. – У-Он обнял её, прильнул к её щеке своей щекой. У неё даже кожа похолодела и покрылась липким потом.
– Никогда... – прошелестел её голос у его уха. – Никогда больше не смей насиловать ничью психику... Дурак...
У-Он перебирал пальцами её кудри.
– ТВОЮ психику я не буду насиловать, обещаю. А что до остальных... посмотрим по ситуации.
– Идиот... – Бэл-Айя уронила голову и уткнулась лбом ему в плечо. – Нашёл подходящий момент... Нам надо спешить.
У-Он сам не ожидал от себя такого. Его тогдашнее «Я» уже вырвалось за пределы нынешнего и начало растворять его в себе. Или ему только казалось, что растворяет? Как бы то ни было, тогда он знал и умел намного больше, чем сейчас. Отчасти это его пугало, отчасти – даже забавляло. Ему даже захотелось дождаться псов и проверить, на что он в действительности способен... Размяться.
Оказалось, он высказал эту мысль вслух. И Бэл-Айе она не понравилась.
– С ума сошёл?
– Ты беги домой за подмогой, а я пойду посмотрю, чем они там заняты, – сказал У-Он с диковатой улыбкой.
– Я без тебя никуда не пойду! – уцепилась за него девушка.
У-Он присмотрелся к беспокойному блеску в её глазах: неужели что-то вспомнила? Дотронувшись ладонями до её щёк, он мягко проник взглядом глубже... Она вздрогнула, и У-Он остановился. Нет, насиловать в самом деле нельзя.
Её руки поднялись и легли ему на запястья.
– Я не хочу, чтобы с тобой что-то случилось, – сказала Бэл-Айя тихо. – Я... Мне... тоже кажется, что я знаю тебя уже давно... Но я не помню всего того, о чём ты говоришь...
– Ты вспомнишь, – улыбнулся он и поцеловал её.
Ответ её губ был тревожно-отчаянным и вместе с тем доверчиво-нежным, а руки с запястий У-Она переместились на его шею и обвили её тёплым кольцом. Ну вот, совсем другое дело...
– Со мной ничего не случится, – сказал он. – Беги, зови подмогу и ДУМАЙ, что всё будет хорошо.
Её губы дрогнули и приоткрылись, но У-Он прижал их пальцем.
– Верь мне, ладно?
Она кивнула.
У-Он вернулся к дыре. Как он и предполагал, псы туда добрались, но не могли вылезти на поверхность. Их было трое, покрытых короткой, но густой чёрной шерстью, с собачьими мордами, но человекообразными фигурами, приспособленными как к прямохождению, так и к бегу на четырёх конечностях. Рослые и мускулистые, в боевой экипировке, они с изумлением в жёлтых холодных глазах смотрели снизу на У-Она, высунув языки.
– Ну что, ребята? Высоковато? – спросил он спокойно и буднично, почти дружелюбно. – Так я вам сейчас лестницу сброшу, она тут есть!
Он действительно сбросил им верёвочную лестницу, озадачив псов ещё больше.
– Вылезайте, я один. И без оружия. – Стоя на краю дыры, У-Он развёл руки в стороны и повернулся вокруг себя, демонстрируя отсутствие подвоха. – Вылезайте, потолкуем.
Он чувствовал их недоумение и недоверие, а также напряжённую готовность броситься и растерзать того, кого им приказано. От этой их агрессивной готовности у него начинало покалывать и пощипывать под диафрагмой... Знакомое чувство, и псы были те же, что и тогда, у водопада. Не ТЕ САМЫЕ, но похожие. Словом, всё было знакомым до головокружения... Оставалось только позволить своему «Я» вспомнить всё, что оно умело, когда У-Она звали Дан-Клаем.
Псы выбрались и приготовились стрелять сетками, но У-Он, глядя им в глаза, представил, что лес поворачивается вокруг них. Он попробовал качнуть картинку усилием воли, а центр вращения находился у него за грудиной. Деревья действительно поплыли, и оружие дрогнуло в руках у псов. У-Он раскручивал лес всё сильнее, сам оставаясь неподвижным, и у него на глазах псы начали терять звериный облик. Шерсть исчезала, собачьи морды превращались в человеческие лица, искажённые нестерпимой тошнотой, и У-Он увидел небольшие, чёрные с красными прожилками воронки, покачивающиеся у их пупков. Они были похожи на обрывки пуповины, свободные концы которых растворялись в пространстве. У-Он резко крутанул лес в противоположную сторону, и воронки начали вытягиваться и истончаться. Бывших псов бросило на колени и выворачивало наизнанку.
– Мать Нга-Шу... помоги... – хрипели они, поливая траву содержимым своих желудков.
– Она не поможет, – сказал У-Он. – Она никому не помогает. Это вас надо от неё спасать.
Он вращал лес вокруг себя то в одну, то в другую сторону, стараясь оборвать «пуповины», к чему бы они ни были прикреплены другим концом. А вскоре и стало видно, к чему они крепились. Небо застелила собой бесформенная, как облако, густая тёмная сеть из тонких волокон, мерцающих красными огоньками, и именно с ней были соединены пупки псов. Вращение леса потревожило сеть, она забурлила, содрогаясь, нити стали «давиться» красными искорками и рваться. Изменения происходили и с «пуповинами». Красные прожилки в них стали истончаться, усыхать, гаснуть, оставалась только чёрная безжизненная субстанция, вращающаяся, как столбы торнадо. Последняя смена направления вращения – и маленькие чёрные смерчи рассеялись, а псы, точнее, уже люди, упали на траву без сил и с опустошёнными желудками.
У-Он присел на корточки: у него самого слегка закружилась голова.
– Всё, парни, никакой больше Нга-Шу, – выдохнул он. – С какой стати вы должны ей служить?
Они попытались снова поднять оружие, но У-Он, воспользовавшись их слабостью, отобрал его у них и отбросил подальше.
– Отбой, отбой... Зачем нам воевать, если можно поговорить мирно? Кто вас послал и с какой целью?
– Да пошёл ты...
– С удовольствием пойду, – усмехнулся У-Он. – А вас свяжу и брошу в ту дыру. Может, повторить катание на центрифуге, а? Вам, похоже, понравилось блевать, да? Что ж, могу устроить.
Псы заскулили, пытаясь подняться с травы. У-Он уселся и с улыбкой снова двинул лес вокруг них. Послышались стоны:
– Хва-атит...
– Прекрати, ублюдок...
– Говорите, на кого работаете, тогда прекращу, – засмеялся У-Он.
Псы ещё немного поупорствовали, но через пару минут тошнотворной круговерти сдались.
– Верховный жрец Йедук-Шай приказал нам доставить тебя и девчонку к нему... Живыми.
При звуке этого имени У-Он снова услышал звон мечей и ощутил прохладу усыпанной жёлтыми цветочками травы. Красная вода в ручье и пёс-великан с торчащими из могучего тела стрелами... Вожак бешеных вернулся? Как, интересно, его теперь звали?
Спутав псов одной из их же сеток, У-Он стал ждать возвращения Бэл-Айи с подмогой. При мыслях о девушке у него согрелось сердце, захотелось снова сдаться в мягкий плен её губ и... что греха таить, ощутить горячий обхват её ног на своих бёдрах – как много веков назад.
Он потерял её спустя три года после той схватки. Её убил пылавший к ней безответной страстью Уук-Шим из клана Короткохвостых Волков. Убил за то, что она ему отказала. От мести У-Она удержал отец, а убийцу судили и приговорили к растерзанию заживо. Привести приговор в исполнение вызвалось много желающих, и У-Он был первый в их числе. И всё же ему не позволили стать исполнителем: родственников и друзей жертвы не допускали к казни преступника, предать его смерти должны были сторонние, беспристрастные и незаинтересованные оборотни.
Убийца сбежал накануне казни и исчез. Или кто-то ему помог – выяснить этого так и не удалось.
Нет, У-Он не прожил одиночкой всю оставшуюся жизнь. Через десять лет он взял жену, и она принесла ему детей. У-Он был по-своему к ней привязан и никогда не обижал, но родинка в форме крыла бабочки была выжжена на его сердце и отзывалась глухой болью ещё долгие годы, до самой его...
– Вон он!
У-Он вздрогнул и вынырнул из скорбных глубин памяти: к нему бежала та, кого он безвременно потерял – живая, невредимая и ставшая ещё прекраснее, чем прежде. Другая и вместе с тем та же. Смерть больше не имела значения, смена имён не имела значения также.
– Неплохой улов, новичок, – присвистнул Сайи-То, рассматривая пленённых псов. – А ты не промах, я погляжу. – И, слегка ткнув одного из пленных носком ноги, спросил: – Кто такие?
Псы молчали, окружённые десятком оборотней. За них ответил У-Он:
– Их послали захватить меня и Бэл-Айю. Это бешеные оборотни.
Сайи-То насупился.
– Брешешь? Их же извели давно, откуда они могли взяться снова?
– Нет, брат, это они. Долгая история, – вздохнул У-Он. И улыбнулся девушке.
Всего бешеных в группе захвата было шестеро. Один погиб в пещере, двое были ранены. Их вытащили оттуда и понесли в Берлогу – так называлась резиденция Учителя Баэрама Чёрного Медведя. Уцелевшие псы вели себя смирно и шли своими ногами: «разминка» У-Она лишила их сил настолько, что они не могли даже перекинуться. Лица у них были отрешённые, взгляд – сонный и мутный.
Бэл-Айя держалась позади всех. У-Он поравнялся с ней и взял за руку. В первую секунду её кисть была вялой, а потом ответила горячим пожатием.
– Я же говорил, что всё будет хорошо, – улыбнулся У-Он.
На её щеках вспрыгнули ямочки, глаза засияли тёплым светом. У-Ону неистово захотелось её расцеловать, но он сдержался: слишком много народу было рядом.
Учитель велел похоронить погибшего в лесу, раненых расположить в хозяйственном помещении, уцелевших запереть в погребе. Он лично провёл над ранеными обряд отлучения от Матери Нга-Шу и открытия Духу Зверя. Распорядился:
– Лечить их. Посмотрим, может, удастся сделать их из бешеных нормальными.
Побывав в погребе, он сказал:
– А над этими молодцами уже кто-то поработал. Связь с Нга-Шу у них разорвана, причём грубо и топорно... Выдрана «с мясом», если можно так сказать. Если раненым надо лечить тело, то этим придётся лечить душу.
У-Он спрятал взгляд в пол. «С мясом» – это была его работа.
– Пойдём-ка, подышим воздухом, – услышал он спокойный голос Учителя.
Гуляя между опустевших грядок, Баэрам слушал историю У-Она. С самого начала, от водопада и жёлтых цветов до сегодняшней «разминки».
– Значит, Йедук-Шай снова пришёл в наш мир, – проговорил он задумчиво. – С душой, отягощённой стремлением отомстить за свою гибель. И не только тем троим, вонзившим в него свои зубы, меч и стрелы, но и всем остальным. Всему миру. Он пришёл, чтобы открыть мир Матери Нга-Шу...
– Нужно остановить его, – сказал У-Он, не раздумывая.
– Мир уже давно пронизан нитями её связей, – ответил Учитель, поднимая с земли веточку. – Целой сетью... Сетью, по которой она питается. С этим ещё можно было мириться, пока это не нарушало равновесия, но баланс качнулся в её сторону. Йедук-Шай раскармливает её, и сеть крепнет. Раньше можно было даже почти безболезненно убирать целые её куски – там, где она становилась слишком густой... Что мы и делали время от времени. Сейчас всё уже не так просто. Если Йедук-Шай удовлетворит свою мстительность, копившуюся веками, Нга-Шу получит через него такой большой и лакомый «кусок», что... Не берусь сказать, чем это аукнется. Боюсь, нам будет уже не выпутаться из её сети. А попытка порвать её может привести к гибели.
– Чьей? – еле слышно спросил У-Он.
Учитель согнул пальцами веточку.
– Всех.
Треск сломанной веточки потряс нутро У-Она, как громовой раскат. Будто небо раскололось и посыпалось на землю. Сеть, которую он видел... Какая же она густая!..
– Я не могу вспомнить...
Клочковатые тёмные облака нависли над Берлогой до жути низко, опавшие листья осенними бабочками порхали и метались в порывах ветра. Некоторые близко подлетали к лицу Бэл-Айи и тут же отлетали, пугаясь тоскующе-тревожного выражения на нём. Этот сумрачный вечер она вместе с У-Оном провожала на балконе. Зябко кутаясь в его куртку, девушка что-то выискивала взглядом в неспокойном небе.
– Не будем торопиться, – мягко сказал У-Он. – Не получилось сейчас – получится потом.
– Но я ХОЧУ вспомнить, – тихо, но с нажимом ответила Бэл-Айя. – У меня будто что-то зудит... там. – Нервным движением она показала себе на темя. – Так и рвётся наружу...
– Значит, прорвётся, – убеждённо кивнул У-Он.
Бэл-Айя вздохнула, опустила голову. Чёрные кудри поникли, печально колыхаясь на ветру. У-Он бережно обнял её хрупкие плечи, боясь прижать крепче, чтобы не сломать эту тонкую тростинку, поднял её лицо за подбородок и заглянул в тоскливую, тёмную глубину её глаз.
– Просто верь мне, – сказал он ласково. – Я тебя знаю, и ты меня – тоже.
– Как меня звали тогда? – спросила она.
– Ари-Ун.
Девушка закрыла глаза, вслушиваясь в звуки имени.
– Как будто знакомое, – неуверенно проговорила она. – Как заброшенный дом с заколоченными окнами... в котором я играла в далёком детстве. А тебя как звали?
– Дан-Клай.
– Дан-Клай, – повторила Бэл-Айя, как будто перекатывая это имя во рту и пытаясь понять вкус. – Что-то родное. Как тёплое молоко в блюдечке у кошки, стоящем возле пятна солнечного света, который падает в окно...
– Ты не пробовала стихи писать? – улыбнулся У-Он. – У тебя здорово получается рисовать образы словами.
– Стихи – нет... Я – только кистью и красками...
Слова девушки заглушил поцелуй.
Ночь в холодном плаще с завистью заглядывала в окно комнаты, где горела свеча. Она завидовала этой свече, которая отгоняла мрак от пары, слившейся по притяжению памяти в одно целое. Имена для них не имели значения, смерть – тоже.
Сквозь дремоту У-Он видел, как Бэл-Айя, накинув на голое тело полосатый плед с плетёного кресла, выводила на стене зелёным мелком какие-то строчки. В другой её руке возмущённо подрагивал пламенем огарок свечи, недовольный тряской и перемещениями. Догорал бы себе спокойно на тумбочке, так нет же – вздумалось ей в его последние минуты устроить ему весёлую жизнь...
У-Он высунул руку из-под одеяла:
– Чего ты там? Иди сюда...
– Сейчас, – буркнула в ответ Бэл-Айя.
Мелок тихо постукивал, запечатлевая на стене её ночное озарение и убаюкивая У-Она. Разбудила его возня под боком: это Бэл-Айя потушила наконец огарок, вернулась под одеяло и пыталась угнездить поуютнее свои озябшие ноги.
– Ступни как ледышки, – сонно проворчал У-Он. – Чего ты там писала полночи?
– Утром прочитаешь, – шепнула девушка, прижимаясь к нему.
Эти прижимания прогнали сон и возымели своё действие. У-Он основательно наказал Бэл-Айю за долгое отсутствие в постели, за вдохновение в столь неудобный час и за холодные конечности.
Проснулся он в голубых утренних сумерках совершенно замёрзшим: Бэл-Айя стянула на себя одеяло и сжалась под ним в комочек. Причину похолодания в комнате У-Он через минуту выяснил: оказалось, балконная дверь была закрыта неплотно, и в щель дуло. Выйдя на балкон, он восхищённо пробормотал:
– Ух ты...
В утренней тишине падали огромные, пушистые хлопья снега, присыпая яркие листья. Дыхание превращалось в туман, а в воздухе чувствовалась близость зимы.
Полюбовавшись снегом, У-Он вспомнил о ночном бдении Бэл-Айи с мелком в руке, и его разобрало любопытство. Вернувшись в комнату, он глянул мельком на спящую девушку и улыбнулся.
Умирающий огарок свечи озарил написанное на стене стихотворение.
Моё имя – как дом,
Где играла я в детстве.
Не живут больше в нём,
Пуст и дом по соседству.
Сорняками зарос
Старый сад, где качели
На волне моих грёз
Сами в небо летели.
Пыльно дома лицо,
Позабыто, дремотно.
Покосилось крыльцо,
Заколочены окна.
Поросло всё быльём...
Здесь, мурлыкая кошкой,
Жило имя твоё
И лакало из плошки.
– Это мой первый стих, так что... без особых притязаний на высокую поэзию, – послышался хрипловатый со сна голос Бэл-Айи.
– Слушай, а хорошо получилось! – У-Он обернулся к ней с улыбкой. – Я же говорил, что ты умеешь рисовать не только красками, но и словами.
продолжение http://www.proza.ru/2011/06/07/1331