Глава 13. Вепрь-отшельник

Елена Грушковская
предыдущая глава: http://www.proza.ru/2011/05/31/367


С утра из непроглядных серых туч моросил нудный дождик. Э-Ар, стоя в проёме балконной двери, дышала сырой свежестью осени и время от времени пыталась дозвониться родителям. Ни отец, ни мать не отвечали. Слушая гудки, Э-Ар хмурила молочно-белый гладкий лоб и покусывала губу.

Уезжая утром, хозяин дома, Рай-Ан, сказал ей: «Ничего не бойся. Ты здесь в безопасности». Ло-Ир ушёл чуть позже, на прощание ласково заглянув ей в глаза. Э-Ар невольно любовалась кошачьей скользящей пластичностью его движений, а вспоминая его в облике ягуара, чувствовала лёгкий уважительный трепет.

Минувшая ночь выдалась странной. Э-Ар уже лежала в постели, когда в комнату бесшумно проскользнула тень большого зверя. Огромная пятнистая кошка подошла к кровати и обнюхала свесившуюся с края матраса руку молодой женщины. Прохладная петля страха лёгким шарфом обняла плечи Э-Ар и заставила вжаться в постель под зачаровывающим взглядом серебристо мерцающих в сумраке глаз зверя. Кто это был – Ло-Ир или его отец? Каким-то непостижимым образом Э-Ар знала: это Ло-Ир. Раны, полученные им в погоне, уже затянулись... Невероятно быстро. Как и её рана после впрыскивания сыворотки. Усатая морда ягуара приблизилась, и что-то мокрое и шершавое скользнуло по губам Э-Ар. Не понимая, снится это ей или происходит наяву, она выпростала руку из-под одеяла и дотронулась до густой шерсти великолепного зверя, зарылась в неё пальцами, а его язык влажно щекотал ей подбородок, щёки и шею. Со смесью восторга, страха и изумления Э-Ар скользила ладонью по мягкой шерсти; зверь был большой и тёплый, и ей вдруг захотелось уснуть с ним в обнимку. Хоть она и осознавала, что живой ягуар – не мягкая игрушка, а опасный оборотень, зубастый хищник, но в ней всколыхнулась нежность. Страх всё ещё щекотал ей сердце, но нежность одерживала верх, и Э-Ар почесала зверю за пушистым ухом. Серебристые глаза сузились от удовольствия.

– Хороший... Хороший пушистик, – пролепетала Э-Ар. И, осмелев, добавила: – Котяра ты пятнистый... Ух...

Она сама не заметила, как глубокий треугольный вырез её футболки оказался прямо перед мордой «пятнистого котяры», и испуганно ойкнула, когда нахальный нос ягуара ткнулся ей в грудь.

– Ты что это? Шалишь! – Она взяла морду ягуара обеими ладонями и заглянула в мерцающие амальгамой глаза. – Я вообще-то замужем, котик.

Но необъяснимая нежность мягкой лапой сжала её сердце. Красивый и опасный хищник улёгся на коврике рядом с кроватью, а Э-Ар, свесив руку, ворошила пальцами его шерсть. Так она и уснула.

Когда серое дождливое утро заглянуло в окно, коврик был пуст. Э-Ар озадаченно вспомнила ночной визит... Может, ей всё это пригрезилось? Лучше бы пригрезилось, потому что... Щёки Э-Ар порозовели, когда она скосила глаза в вырез своей футболки. Разумеется, У-Ону не нужно было об этом знать.

Но ласковый взгляд Ло-Ира убедил её, что это всё-таки было, а не приснилось. Он словно накрыл тёплой ладонью её сердце, и она ослабела от смущения. Сейчас, глядя на мокрый двор из-под козырька балкона, Э-Ар только хмыкнула: хорош красавец... Мало ему, что ли, своей девушки? Котяра похотливый. Хотя была ли с его стороны похоть? – тут же усомнилась она. Кажется, только теплота и нежность. Такая же, какая поселилась в её собственном сердце.

Гудки улетали в тревожную пустоту. Э-Ар со вздохом нажала «отбой» и положила трубку. В этом доме чуть ли не в каждой комнате было по телефону.

Какое-то движение внизу привлекло её внимание. У чугунных ворот стоял высокий, грузный незнакомец в плаще-балахоне с поднятым капюшоном и через прутья разговаривал с охранником. Вид у гостя был властный и надменный, несмотря на потёртый плащ неопределённого цвета и не очень-то элегантную обувь. Будь Э-Ар одета во что-то подобное, вряд ли она чувствовала бы себя так уверенно... Но то – Э-Ар, а незнакомца собственный внешний вид, похоже, мало волновал. Более того, охраннику визитёр внушил такое почтение, какое не внушил бы и разодетый богач на лимузине. Ворота открылись, и мужчина вошёл. Э-Ар вздрогнула: цепкий, всезнающий взгляд его маленьких глаз из-под мокрого капюшона ударил её, как выпущенный из пращи камень. Да и сами глаза были твёрдыми и тёмными, как отшлифованные кусочки вулканического стекла.

Первым желанием Э-Ар было закрыться в своей спальне и не выходить ни при каких обстоятельствах. А ещё лучше – спрятаться под кровать, как маленькая девчонка. Ещё никто не внушал ей такого... Страха? Беспокойства? Смущения? Даже слово было трудно подобрать, чтобы назвать то чувство, которое Э-Ар испытала при виде этого незнакомца. И всё же она кое-как собралась с духом, велев себе вспомнить, что она всё-таки взрослый человек, и спустилась вниз.

Гость, уже без своего балахона, сидел развалившись в одном из кресел лицом к лестнице, так что Э-Ар снова натолкнулась на его взгляд, как на остро отточенную пику. Одет был гость в мешковатые штаны, заправленные в грубые, стоптанные и грязные сапожищи и чёрную шерстяную жилетку поверх мятой серой рубашки. Вблизи он показался Э-Ар просто огромным: казалось, кресло вот-вот сплющится под его весом. Впрочем, его нельзя было назвать толстяком, заплывшим жиром, хоть он и обладал солидным брюшком: скорее он был могуч, как дикий кабан. Даже в его грубом, заросшем щетиной лице было что-то кабанье – особенно в мрачной, жёсткой линии его рта и очертаниях тяжёлой нижней челюсти. Когда он заговорил, оказалось, что нижние его клыки значительно длиннее верхних.

– Хорошо, что вышла. Чего прятаться-то? Чай, не съем я тебя, – проговорил гость низким, хрипловатым голосом. И добавил: – Красивые бабёнки – не для того, чтоб их есть... а чтоб любить их!

Довольный своим изречением, он издал короткий смешок, подхрюкнув при этом, и его живот вздрогнул. Брился гость, по всей видимости, редко и неохотно, а стрижку носил самую немудрящую – наголо. Тёмная щетина на вертикальных складках его щёк и на голове была примерно одинаковой длины.

– Что, нравлюсь? – ухмыльнулся он, окинув шокированную Э-Ар оценивающим взглядом. – И ты мне нравишься, красавица... Отвык я в своей дыре от по-настоящему красивых баб! Одни дуры деревенские, а ты – ишь, лощёная да ухоженная... Эй! Малый!

На окрик явился охранник с вопросом «чего изволите?» на лице. Видно, он уже признал незнакомца за начальство. Гость, крякнув – в области живота его фигура сгибалась с трудом, – стянул сапоги и бросил ему:

– Приведи-ка в порядок мою обувь, паренёк, да побыстрее. Уж больно тут чисто вылизаны полы у вас, грех топтать... Да смотри, чтоб блестели! А не то языком чистить заставлю!..

Поймав сапоги, охранник расторопно удалился, а Э-Ар еле сдержала желание зажать нос: лучше бы этот боров не разувался... «Боров» нахмурился.

– Чего носик морщишь? Мужского запаха не нюхала? Эх вы, городские... Вам подавай хлыщей разряженных-напомаженных, так что их от баб не отличить. И что они могут? У зеркала тряпки только примерять, тьфу! Эх... Ну ладно. Хозяина дома нет, а у меня к нему разговор. Обождать придётся. Вели, что ли, еды какой собрать: проголодался я с дороги.

Э-Ар, выполняя его просьбу (по тону скорее похожую на требование), была рада покинуть гостиную, наполнившуюся «мужским запахом». Передав экономке, что гость голоден, она едва не поддалась желанию всё-таки уйти к себе и бросить неприятного визитёра на произвол судьбы, но воспитание взяло верх. Чувствуя себя обязанной в отсутствие Рай-Ана побыть за хозяйку, она вернулась. Присев по возможности подальше от источника «мужского запаха», она с чопорным видом осведомилась:

– Не желаете ли с дороги принять душ или ванну? Ванная комната к вашим услугам.

Гость, насмешливо прищурив и без того маленькие поросячьи глазки, ответил:

– Дерзишь, милая... Намекаешь, что я воняю и для твоего изнеженного носика моё общество неприятно. Ладно, так уж и быть, приму ванну, но только если ты потрёшь мне спинку.

Ничего, кроме «э-э, гм-гм» Э-Ар не нашлась ответить. Может быть, предложение насчёт ванны и правда прозвучало несколько нетактично, но терпеть этот, с позволения сказать, мужской запах было просто невыносимо.

– То, как человек выглядит и как пахнет – не главное, – сказал гость чуть мягче – насколько это позволял его грубый голос. – Уж прости, что поучаю, но я постарше тебя буду, а значит, имею на то право.

Где-то в глубине души Э-Ар находила его слова не лишёнными смысла, но это не прибавляло ей желания находиться рядом с этим свиночеловеком. И не только из-за запаха. Ей было неуютно под взглядом его маленьких глаз, в которых отражалось нечто большее, чем разум – чёрная бездна, жутковатая и всезнающая, смотрела из них. Обладай космос глазами, они могли бы быть именно такими – из чёрного вулканического стекла, подсвеченного изнутри этим нечеловеческим, нездешним отблеском.

Тем временем вернулся охранник с сапогами. До зеркального блеска ему их, конечно, натереть не удалось – это было в принципе невозможно, но теперь они стали, по крайней мере, чистыми. Гость счёл его работу удовлетворительной и, к облегчению Э-Ар, обулся.

Обед (или по времени скорее второй завтрак) был подан в столовую, о чём экономка и доложила.

– Вот и славно, – крякнул гость, поднимаясь с кресла. И снисходительно бросил Э-Ар: – Пойдём, красавица, составишь мне компанию.

При виде сияющей скатерти и букета осенних цветов посередине стола он хмыкнул:

– Всё чинно-благородно, как в лучших домах... Ну-ну. Где уж нам, со свиным рылом, на таких скатертях обедать...

Усевшись, гость ещё раз окинул взглядом идеально сервированный стол и поморщился. Экономка стояла с недоуменным видом: что этому неотёсанному кабану могло не понравиться в её работе? Поймав её взгляд, тот усмехнулся:

– Да всё ты хорошо сделала, я не в претензии... Вот только скатёрочку эту чистенькую убери.

Брови экономки поползли вверх: очевидно, она сталкивалась с таким требованием впервые.

– Э... но зачем? – изумилась она.

– Убери, убери, – повторил гость. – Пачкотню устрою, а тебе потом стирать.

– Гм... Ничего, это моя работа, – попробовала возразить экономка.

Гость сдвинул брови:

– Убирай, я сказал... Тебя же от лишних хлопот избавляю, глупая баба.

Экономка с оскорблённым видом принялась убирать всё со стола. Э-Ар сначала наблюдала за процессом, а потом, чтобы ускорить его, встала и принялась ей помогать. Скатерть была убрана, и посуда вернулась на стол. Глянув на букет, гость сделал рукой отпускающий жест:

– И это тоже тут лишнее.

Когда всё, что, по его мнению, было лишним, исчезло со стола, гость без особых церемоний принялся за еду. Ссутулившись над тарелкой, он жадно насыщался – другим словом процесс поглощения им пищи нельзя было назвать. Он обходился без ножа, пихая в рот большие куски, шумно жевал и чавкал, срыгивал, ронял вокруг тарелки крошки и капли соуса. Э-Ар сидела, лишь для вида ковыряя вилкой в тарелке. Перестав на мгновение чавкать, гость спросил:

– А ты чего не ешь?

– Я... ела недавно, не голодна, – ответила она.

– А... ну, как знаешь, – ответил гость. Вдруг поморщившись, будто на зуб ему попался камушек, он поёрзал на стуле и издал оглушительный и раскатистый треск. – Ну вот, так-то полегче, – удовлетворённо прокомментировал он сей звук. – А то брюхо вспучило.

Разумеется, после этой свинской выходки ни о каком аппетите у Э-Ар и речи быть не могло. Она сидела с каменным лицом и просто ждала, когда гость закончит утолять голод. Когда на столе не осталось ни крошки еды, кроме той, что почти не тронутой лежала в тарелке Э-Ар, гость вопросительно взглянул на неё:

– Не будешь?

Она отрицательно качнула головой. Гость протянул руку к тарелке:

– Давай... Не пропадать же добру.

Нимало не побрезговав, он съел и её порцию. Наконец, отвалившись на спинку стула и сыто отрыгнув, он заявил:

– Эх, ещё б столько же съел, да уже не помещается.

Придя убирать со стола, экономка оценила масштабы «пачкотни», устроенной гостем, и внутренне согласилась, что скатерть от этого свинства действительно стоило поберечь. Но за «глупую бабу» она была всё ещё обижена, а гость ещё и усугубил свою вину, шлёпнув её по заду со словами:

– Молодец, хорошо готовишь!..

Экономка остолбенела, вся олицетворённое негодование, а гость разразился утробным смешком, в конце которого опять хрюкнул. А потом спросил:

– А выпивка какая-нибудь в этом доме имеется?

Пребывая в состоянии глубокого морального потрясения, экономка принесла самое лучшее буодо, какое только имелось в доме – тридцатилетней выдержки, одна бутылка которого стоила её месячной зарплаты, но гость, отхлебнув, презрительно скривился и обозвал его «бабским пойлом». После чего велел принести из кармана его плаща фляжку с «настоящей штукой» и рюмки в количестве трёх штук. Разлив в них свою «штуку», он скомандовал:

– Оцените, дамы. И запомните этот вкус.

Э-Ар поднесла рюмку к губам и с опаской понюхала. В нос ей резко ударило спиртовым запахом. Экономка стала отказываться, но под космическим взглядом обсидиановых глаз гостя осеклась и залпом вылила в себя содержимое рюмки. Из глаз её брызнули слёзы, она задохнулась и зашлась в приступе кашля.

– Вот это и есть выпивка, – торжествующе сказал гость. – А не это ваше дрянное буодо.

Э-Ар поставила рюмку.

– Спасибо, но я воздержусь, – сказала она твёрдо. – Мне сейчас нельзя.

Гость насупился.

– Я беременна, – обосновала Э-Ар свой отказ.

– А, ну тогда ладно, – согласился гость. – Детёныша беречь надо.

Он выпил обе рюмки – свою и Э-Ар, налил ещё и снова выпил, даже не поморщившись. С удобством расположившись в гостиной, он время от времени прикладывался к фляжке. Э-Ар, взяв на себя обязанности хозяйки, сидела с ним на случай, если гостю что-то понадобится.

И понадобилось. Кивнув на камин, он велел:

– Разведи-ка огонь, красавица.

Э-Ар принялась неумело растапливать камин. Дрова не хотели загораться, спички гасли, а взгляд гостя сверлил ей затылок. Понаблюдав за её неуклюжими попытками, гость с досадой вздохнул:

– Эх ты, неумёха... Смотри, как надо.

Он убрал с колосниковой решётки горку сложенных Э-Ар поленьев, положил на её место слой растопочной щепки из ведра рядом с камином, пару скомканных газетных листов, сверху – несколько четвертушек дров и поджёг. Когда огонь разгорелся, он подбросил пару поленьев покрупнее.

– Всё, дальше сама сможешь. Подбрасывай, да и все дела.

Разгибаясь, он скользнул взглядом по груди стоявшей рядом Э-Ар. Секунда – и она оказалась прижатой к его тугому, как барабан, животу.

– Вы что? – возмутилась Э-Ар.

– Уж и обнять тебя разок нельзя? – ухмыльнулся гость, не ослабляя хватки.

– Я замужем! – Э-Ар упиралась руками ему в грудь, отворачивая лицо от его кабаньих клыков и небритой физиономии.

– А муж твой далеко, – тихо и вкрадчиво возразил гость. – И ничего не узнает. А если и узнает – всё равно ему со мной не потягаться.

В голове Э-Ар промелькнуло: а откуда он вообще знал об отъезде У-Она? Вдруг на всю гостиную прогремел молодой гневный голос:

– А ну, убрал от неё руки, грязный свин!

Гость отпустил Э-Ар и повернулся всем туловищем к осмелившемуся бросить ему вызов Ло-Иру. Что произошло дальше, Э-Ар не поняла. Она ясно видела, что гость не пошевелил и пальцем, но Ло-Ир остановился и пошатнулся, прижав руку к сердцу, а потом упал в кресло. Гость, держа руки в карманах, вразвалочку подошёл к нему и спросил беззлобно:

– А сначала здороваться со старшими тебя не учили, сынок?

Ло-Ир, бледнее смерти, прохрипел:

– А тебя, свинья, не учили уважительно относиться к женщинам?..

Гость, рассматривая его как будто с любопытством, сказал:

– Ты хотел проучить грязного свина, лапающего чужих жен? Что ж, цель благая. Но к её достижению ты подошёл неверно, и я могу прямо сейчас остановить тебе сердце, если захочу. Но я не буду этого делать, чтобы ты, глупый мальчишка, ещё пожил и кое-чему научился в этой жизни. А за девчонку не беспокойся, не собирался я её трогать. Так, пошутковал малость. – Гость усмехнулся, покосившись на Э-Ар. – Уж больно хороша, чертовка. В том захолустье, где я живу последние лет этак... гм, неважно, сколько. Там с красивыми бабами – беда. Нету их. Вот её увидел и сомлел чуток.

Пока он так говорил, Ло-Ир находился при смерти – по крайней мере, Э-Ар была в этом уверена. Бросившись на гостя, она яростно забарабанила кулачками по его могучей спине.

– Прекратите! – закричала она. – Прекратите немедленно! Вы же его убьёте!

Тот стоял под её ударами с непоколебимостью горы, которую решила использовать в качестве боксёрской груши мышь.

– Даже как бьёт она – и то приятно, – сказал он задумчиво. И обратился к уже порядком запыхавшейся Э-Ар: – Пониже маленько постучи, красавица... Разомни мне там, а то, знаешь ли, ломота как вступит иногда...

– Кто ты такой? – прохрипел Ло-Ир.

Гость хмыкнул.

– Вот молодёжь... Ничего не знают, не помнят, историей не интересуются. Хотя, пожалуй, я слишком долго сидел в своём логове, могли меня и подзабыть. Меня зовут Одоми, мальчик.

Почти закатившиеся глаза молодого ягуара широко раскрылись.

– Учитель Одоми? Простите... Я не узнал вас...

Уже в следующую секунду он задышал свободно: Одоми его отпустил.

– Не Учитель я больше. Уже давно никого не учу, – сказал он устало, опускаясь в соседнее кресло и доставая фляжку. – И вот до чего я докатился... Ты прав, мальчик. Я действительно грязный свин.


Рай-Ан ехал домой после очередного нервного, непродуктивного, бестолкового – в общем, скверного дня. Розыск, проводимый его собственной службой безопасности, пока ничего не дал: ни на личности похитителей Тиш-Им, ни на её местонахождение пролить свет не удавалось. Убийства и беспорядки продолжались. Однако, в почерке убийц (а в том, что их несколько, и полиция, и сам Рай-Ан уже были уверены) появилось кое-что новое: в списке их жертв значились уже не только красноухие, но и синеухие граждане. Это значило, что враг был общим у людей с ушами обоих цветов.

С расследованием похищения Тиш-Им Рай-Ан так замотался, что пропустил очередной укол RX, чего с ним раньше никогда не происходило. Голос врача в телефонном динамике сказал:

– Господин Деку-Вердо, вы должны были явиться на инъекцию вчера к пятнадцати тридцати. Если в течение трёх дней вы не придёте, мы будем вынуждены сообщить в полицию. Простите, уж такие мы получили инструкции в связи с этими убийствами...

Рай-Ан еле сдержал рык. Взяв себя в руки, ответил вежливо:

– Это вы меня простите, я совершенно замотался с делами. Я могу заехать прямо сейчас?

– Да, конечно, можете, – ответил доктор.

Рай-Ан заехал в процедурный кабинет и сделал укол. Выйдя и сев в машину, он приказал водителю:

– Домой, Эн-Кин.

Эн-Кин вёл машину по привычному маршруту и не подозревал, что сейчас происходило в организме хозяина. А происходило там разрушение препарата RX. Внешне это ничем не выражалось: над Рай-Аном не поднимался дымок, он не падал в обморок, не скрежетал зубами и не стонал. Он сидел в обычной позе человека, едущего домой после тяжёлого дня. А на коленях у него лежала папка с документами, в которой было письмо от похитителей.

Выходя из машины, он чуть пошатнулся и вынужден был ухватиться за дверцу: глаза застлала чёрная пелена.

– Вы в порядке, господин Деку-Вердо? – осведомился водитель.

Рай-Ан, бледный и сосредоточенный, смотрел невидящим взглядом в одну точку перед собой.

– Да, я в порядке, – глухо отозвался он, прижимая к себе папку.

И твёрдым шагом направился к дому, где ему уже открывал дверь охранник.

От него же он узнал, что в доме гость – огромный, неряшливый, грубый и бесцеремонный оборотень с кабаньими клыками. Гость явился в половине одиннадцатого утра и за всё время своего пребывания в доме проявил себя следующим образом: натоптал грязными сапогами на ковре, сожрал всю еду в холодильнике, экстравагантным поведением шокировал женщин, также чуть не убил Ло-Ира, одним взглядом вызвав у него сердечный приступ, а потом произвёл над Э-Ар какой-то ритуал. Сейчас гость и Ло-Ир дружески беседовали в кабинете, а Э-Ар спала после произведенных над нею манипуляций.

Кабаньи клыки, бесцеремонное поведение, способность одним взглядом вызывать сердечный приступ – всё это могло значить только то, что гостем в доме был Учитель Одоми или, как его чаще называли, Вепрь-отшельник.

Давным-давно удалившись в какую-то глушь, он уже никого не обучал, как Учитель Баэрам Чёрный Медведь, наставник Рай-Ана, или Учитель Акхара Горный Орёл. И в прежние времена Одоми отличался тяжёлым характером и весьма «свинской» репутацией, которая, впрочем, не мешала ему быть сильным и харизматичным наставником. Далеко не всем удавалось выдержать у него ученичество, и многие покидали Одоми, а на тех, кто всё-таки выдержал, навсегда оставался отпечаток его особой закалки.

В своё время Рай-Ан оказался в числе покинувших Одоми учеников. Он ушёл от Вепря не потому, что не выдержал сурового обращения со стороны наставника, а после ссоры. С тех пор его новым наставником стал Баэрам Чёрный Медведь.

Разрыв тяжело переживали оба – и учитель, и ученик, хотя ни один так и не признался в этом. Рай-Ан не попросил прощения, а Вепрь не позвал его назад. Лишь единственный раз они встретились после этого; слов примирения друг другу они так и не сказали, но Рай-Ан прочёл в глазах Вепря, что тот чувствует всё то же, что и он: горечь и сожаление.

Они не виделись с той самой встречи. Одоми полностью отошёл от дел и уже много лет не давал о себе знать. И вот теперь Вепрь пришёл к бывшему ученику сам. Что же заставило старого секача подняться из логова?

Одоми почти не изменился, только слегка обрюзг. Зажав в зубах трубку со старинной крепкой курительной смесью, он развалился в дорогом кожаном кресле за столом Рай-Ана, а Ло-Ир, подтащив к столу второе кресло из мягкого гарнитура в углу, с раскрытым ртом слушал рассказ Вепря о былых временах. О да, Вепрь мог порассказать много интересного, ибо ему действительно было о чём поведать.

– Здравствуй, Рай-Ан, – сказал он, выпуская дым и глядя на Рай-Ана своими нездешними обсидиановыми глазами.

– Здравствуйте, Учитель Одоми, – ответил глава клана Белого Ягуара, останавливаясь перед собственным письменным столом, будто пришёл на собеседование к будущему работодателю.

Вепрь пошевелился, и кресло жалобно скрипнуло под ним.

– Не зови меня Учителем, мальчик, я утратил этот статус, – проговорил он, устало опуская веки.

– Бывших Учителей не бывает, Одоми, – возразил Рай-Ан тихо и уважительно.

Вепрь усмехнулся уголком рта. Потом строго взглянул на сидевшего в расслабленной позе Ло-Ира и сказал:

– Встань, уступи место отцу!

Тот, по-мальчишески смутившись, вскочил, а Вепрь буркнул:

– Что за манеры у детей... – И, когда Рай-Ан уселся, добавил уже мягче: – Иди, мальчик. Нам с твоим отцом нужно поговорить... Потом он сам расскажет тебе, если сочтёт нужным.

Сын вопросительно взглянул на Рай-Ана. Тот кивнул: «Иди».

Оставшись наедине, они долго молчали. О чём? О прошлом, о настоящем, о будущем... Обо всём. О том, что было и что могло бы быть. О том, чего хотелось и что так никогда и не произошло.

Наконец Вепрь нарушил молчание. Пододвигая к Рай-Ану красный и тугой, вышитый бисером кисет, произнёс:

– Вот, привёз тебе настоящего у-ока. Тот, что куришь ты... – Вепрь поморщился, – как плохая пародия.

– Спасибо, Одоми, – поблагодарил Рай-Ан, склоняя голову. – Это дорогой подарок... Настоящего у-ока сейчас днём с огнём не сыскать.

– Закуривай, – сказал Вепрь.

Рай-Ан открыл кисет и набил трубку. По аромату этот у-ок мало отличался от смеси, которую он обычно курил, но вот эффект... От первой затяжки кабинет слегка поплыл вокруг Рай-Ана, а потом он вдруг ощутил тепло во всём теле. Слабости – следствия больших энергозатрат на нейтрализацию RX – как не бывало. И это, как оказалось, было только началом действия.

– О тех, кто покидал меня, я не жалел, – провибрировал сквозь дымовую завесу голос Одоми. – Они были слабы, потому и не выдерживали. Но ты – иное дело.... Ты не был слаб, и о тебе я сожалел. Ты был одним из лучших.

– Я тоже сожалею, Учитель, – глухо пробормотал Рай-Ан, чувствуя сухую горечь, подступившую к сердцу.

– Сожалеть о прошлом нет смысла, ибо мы не можем его изменить. А вот настоящее и будущее – можем. Но прошлое иногда даёт о себе знать. Что у тебя там?

Рай-Ан отстранил от себя папку с документами: от неё будто исходила тёмная, злая вибрация. Там пульсировало прошлое.

Он достал письмо и развернул. Вепрь кивнул: «Читай».

– «Твоя девчонка находится у меня. Я знаю, ты хочешь видеть её свободной и невредимой. Это возможно. Выкуп за неё – твоя жизнь. Если ты готов заплатить эту цену, приходи в то место, которое указано на карте, через три дня с момента получения этого письма», – прочёл Рай-Ан. Голос едва повиновался ему: прошлое так и клокотало в этих словах – как лава в готовом взорваться вулкане. – Подпись: «Йедук-Шай». Карта прилагается. И – вот...

Из дрогнувших пальцев Рай-Ана выпал перевязанный ниткой тёмный локон волос. Вепрь подцепил его, потёр между пальцами, понюхал.

– Ты готов заплатить эту цену? – спросил он.

В тишине кабинета, наполненного дурманными клубами у-ока и погружённого в уютный сумрак, прозвучало приглушённо-горькое, но твёрдое:

– Да.

Вепрь взглянул на Рай-Ана задумчиво из-под отяжелевших век.

– Значит, любишь... А ты знаешь, кто такой Йедук-Шай?

– Он был вожаком бешеных оборотней, – проговорил Рай-Ан. – С его смерти прошла уже тысяча лет. Не понимаю, зачем кому-то подписываться его именем? Дурацкая шутка.

– А если это ОН? Собственной персоной? – Взгляд Вепря был тёмен и непроницаем, вокруг его фигуры в свете настольной лампы сонно колыхались длинные петли дыма.

Рай-Ан выпрямился в кресле, почувствовав дурноту в желудке. Звон железа, шум водопада, розовая от крови вода, жёлтые цветочки... Из тошнотворной глубины веков его вытащил на поверхность голос Вепря:

– Бешеные оборотни – чёрные псы Матери Нга-Шу. С их уничтожением она впала в спячку, так как некому стало ей поклоняться. Её главный служитель Йедук-Шай снова пришёл в этот мир и пробудил её... Он набрал новых псов ей в услужение. У Нга-Шу нет личности, нет воли, есть только инстинкт – питаться. Её пища – злоба, ненависть, страх, гнев, ярость, уныние, печаль, вражда. Впрочем, и без своих слуг-псов она питалась потихоньку – во все времена люди творили много дурного... Но силы её были уже не те, она стала сонной и слабой. А Йедук-Шай раздразнил её аппетит, и теперь она требует ещё и ещё. Чем больше её кормят, тем больше тёмной силы получают поклоняющиеся ей и соединённые с ней. И они творят зло, чтобы Нга-Шу процветала. Ты заметил, что в последнее время в мире стало твориться неладное? Всё катится в тартарары. Это раздувшаяся, раскормленная Нга-Шу нарушает равновесие. То решение красноухих отречься от Духа Зверя, чтобы и у Нга-Шу не стало прямого доступа к их душам, было ошибочным. Оно и стало первопричиной того, что сейчас происходит. Нельзя жить без Духа. БезДУХовность – причина любого упадка. Потому и мрём мы от «чёрного безумия», как мухи.

Рай-Ан, откинувшись в кресле, плыл по баюкающим волнам дыма. Собственный голос казался ему мальчишеским и смешным.

– Нас было трое там, у водопада, – сказал он. – Он жаждет нашей крови.

– Если он её получит, сила Нга-Шу возрастёт в разы, – прогудел ответ Вепря. – Я пришёл, чтобы сказать то, что не скажет тебе никто, даже твой Учитель. – На слове «Учитель» Вепрь сделал особое ударение, в котором таилась тень былой горечи. – А если и скажет, то другими словами.

– А в чём разница? – спросил Рай-Ан, поворачивая голову туда, куда звали дурманные петли дыма. – Слова – другие, смысл – тот же.

– Разница есть. Не мне тебе объяснять, что причину и её отдалённое следствие порой, на первый взгляд, трудно связать между собой... Если будут сказаны одни слова, надломленный росток засохнет. Если другие – выживет и вырастет в дерево. Вот тебе и разница.

Рай-Ан глотнул дыма и зарылся пальцами в траву, усеянную жёлтыми цветочками. Кровь сочилась из ран, но враг был повержен. Оказалось – только на время.

– Расклад таков: если ты убьёшь его сейчас, ему не одолеть тебя никогда, сколько бы раз он снова ни возвращался. Ему уже не оправиться от этого поражения. Но если ты убьёшь его, погибнет кто-то из тех, кто тебе дорог. За всё – своя плата. – Одоми вытряхнул пепел из трубки и вложил локон волос Рай-Ану в карман. – Ладно... Поди, посмотри, как там девочка. Я открыл её Духу Зверя: с ним у её ребёнка больше шансов родиться ур-рамаком.

Дымные петли остались позади, но транс не прошёл. Рай-Ан стоял на пороге спальни, держась за косяк, и не верил глазам: вместо рыжеволосой красавицы Э-Ар в постели лежала его скромная и милая Тиш-Им. Отдать жизнь за то, чтобы она вот так спокойно спала, не боясь никакой угрозы, и видела только хорошие сны? Без сомнений – да.

Он моргнул, и наваждение исчезло: по подушке рассыпалась рыжая шевелюра, на белом гладком лбу поблёскивали капельки пота. Дыхание Э-Ар было ровным. Рай-Ан вышел и тихонько прикрыл за собой дверь.

Потом они с Вепрем снова курили у-ок и молчали о том, что было, что будет, и чему не суждено сбыться. В непроглядной тьме глаз Одоми отражался бесконечный танец дымных струй.

– Хоть ты и ушёл от меня, но позволь мне сейчас снова ненадолго стать твоим Учителем. Возможно, вещь, которой я хочу тебя напоследок научить, тебе скоро пригодится.

Втягивая жадными глотками завораживающие волны дыма, Рай-Ан склонил голову и сказал:

– С благодарностью принимаю от тебя знание, Учитель.


продолжение: http://www.proza.ru/2011/06/04/692