Эта книга посвящается дорогой и светлой памяти того, кто, несмотря на тяжелые невзгоды, сумел прожить долгую и красочную жизнь, перешагнув все ее преграды и извилины, не поддаваясь унынию и пессимизму. Эта книга посвящается дорогой и светлой памяти Сеймура Алескеровича Визирова, дорогому нашему предку, память о котором еще надолго сохраниться не только в сердцах и в думах потомков, но также, в глубине души закадычных друзей и знакомых.
«Каждый пишущий пишет свою автобиографию, и лучше всего это ему удаётся, когда он об этом не знает!» – справедливо подчеркнул Кристиан Фридрих Геббель. Но в отличие от наших собратьев по перу, хотя мы и не собираемся увлекаться личной автобиографией, но жизнеописание нашего благородного предка с голубой кровью, воодушевляет нас заняться более ответственной работой, способной утолить нашу моральную и, в то же время, душевную жажду. И по этому поводу, Томас Карлейль изложил свою мысль иначе, рассуждая о том,что «хорошо написанная биография, так же редка, как и хорошо прожитая жизнь». Посему, сей жест можно назвать актом благодарности, которую мы решились совершить, ради светлой памяти того, кто нам так дорог, кто жил не простой жизнью, кого жизнь не баловала прекрасными сюрпризами, кто за всю свою сознательную жизнь находился на передовой, кто сумел совмещать необходимое с полезным, и кто посвятил себя честному, безукоризненному труду, чистой, отверженной любви и, наконец, семье, детям, потомству, в ком души не чаял. Настоящая книга повествует об истинной личности своей эпохи, имя, которого до сих пор не передаётся в забвение, и воспоминания о котором живут в душе многочисленных родственников, друзей, знакомых, и благородных товарищей. В нынешнее время, трудно разыскать то небольшое количество поколений, кто бы воистину гордился своим славным прошлым. Но прежде, чем приступить к перелистыванию той книги жизни, которая от начала до конца принадлежит потомственным бекам города Шуши – драгоценной земли знаменитого Карабаха, мы бы хотели вкратце рассказать вам о предыстории и о некоторых нюансах родословия Визировых.
Надо любить жизнь больше, чем смысл жизни.
Федор Достоевский.
НЕСКОЛЬКО СЛОВ О ПРЕДЫСТОРИИ.
Человеческая судьба насыщеннее и богаче всякого образца литературы, всякого романа, хотя, к сожалению, трудно найти того, кто бы стремился перенести её на бумагу и по всей вероятности, потому, чтобы заняться написанием жизненной эпопеи не под силу каждому литератору, ибо для этого требуется любовь к тому, чей жизненный путь следует олицетворять словесно, приукрасив всех значительных и не столь значительных минут жизни глубиной поэтических фраз и художественной речи.
Но прежде, чем перейти к главной теме, мы расскажем вам о городе Шуше, наглядно вспоминающейся нам благодаря описательным рассказам дедушки – Визирова Сеймура Алескеровича. Итак, мы решили осуществить небольшой экскурс в историю Карабаха. С помощью рассказов, дошедших до наших ушей из уст дедушки, мы узнали, что основателем города Шуши – колыбели музыки и мугамов, откуда разветвляется наше родословие являлся каpабахец Панах-хан. 19 июня, 1747 г. в результате дворцовых интриг шах Ирана - Hадиp-шах Афшаp был убит, и Иранское государство распалось. Тогда, воспользовавшись поддержкой и помощью родов Джаваншиpов и Отузикалеp, Панах-хан создал Карабахское ханство, а для его защиты построил к 1748 году в провинции Кебиpли крепость Баят. Также, из-за не прекращающихся набегов врагов, Панах-хан решил перенести центр ханства из крепости Баят в более надежную в стратегическом отношении местность Шахбулаг (недалеко от Агдама).
Для управления ханством и защиты его от иноземных врагов, Панах-хан нуждался в надежной крепости. Он решил построить новый неприступный форпост. И в 1750 г. на склоне высокой горы был заложен фундамент новой крепости, с трёх сторон окруженной отвесными скалами. В честь Панах-хана население назвало новый город Панахабадом. Впоследствии, наименование Панахабад утратило свое значение и город стали называть Шуша или Шуша галасы (Шушинская крепость). Горы подняли город на свои плечи, будто намереваясь продемонстрировать Шушу всему миру. С трёх сторон город был окружён суровыми кручами, встающими неприступной стеной, высотой не менее 200-300 метров. Существует некое предположение, на основе которого название города происходит от слова «шиш» (островерхий).
Все больше разрастаясь, Шушинская крепость скоро превратилась в один из крупнейших городов того времени - к тому же и в крупный торговый центр Азербайджана. В городе вырыли несколько колодцев для обеспечения населения питьевой водой, построили базарную площадь, мечеть, баню, медресе.
Город Шуша расположен на высоте 900 м над уровнем моря. Общая площадь Шуши составляет 29.356 га, 20% которых приходятся на леса. В окрестностях Шуши имеются источники лечебных минеральных вод, крупнейшие из которых «Туршсу» и «Ширлан» не уступают известным источникам «Ессентуки», имея суточный дебит соответственно 70 и 342 тыс. куб.м. Здесь распространены также лекарственные растения. В этом регионе 30 сел, крупнейшие из которых Дашалты и Малыбейли. Кроме того, в Шуше имеется месторождение облицовочного камня с подтвержденными запасами в 1143 тыс. куб.м, начавшееся разрабатываться до Карабахской войны, Кечалдагское месторождение глин с запасами в 397 тыс. куб.м, пригодными для производства стройматериалов, а также подземные пресные воды с запасами в 389 тыс. куб.м. по расчётам 1988 года. С целью охраны памятников природы на территории Шушинского и Аскеранского районов был создан государственный природный заказник Дашалты площадью в 450 га. К югу от города на левом берегу реки Гаргарчай на высоте 1365 м над уровнем моря расположен другой памятник природы – известняковая пещера «Хан магарасы» протяженностью в 114 м, которая также относилась к числу особо охраняемых природных объектов. В 1853 году российские военные инженеры разработали генеральный план застройки Шуши. По тем временам это был наиболее целостный и объемный градостроительный документ, предусматривающий строительство целых кварталов с сетью улиц и площадей. Неподалеку от Елизаветпольских ворот была расположена площадь Диванхана. Здесь находились единственная в Шуше православная церковь, российский военный штаб и два двухэтажных караван-сарая.
Выше, то есть на центральном отрезке дорога от Шушинских ворот вела к площади Топхана – административному и торговому центру города. На площадь выходили пять улиц, соединявших ее с пятью албанскими церквами. Подобная практика широко применялась в европейских городах в период позднего средневековья. Нижняя часть города принципиально отличалась от других городских районов. Часть квартала была заселена евреями и называлась Джугудлар. Одна из главных площадей города – Мейдан расположена южнее площади Диванхана. На Мейдане в направлении к Раста базару была расположена Большая или Верхняя мечеть Говхар агы – главное культовое сооружение Шуши. Она по своей архитектуре, как и другие мусульманские культовые строения, относится, скорее к дворцово-жилищному типу сооружений. На площади располагались два самых крупных в городе гостиничных сооружения: караван - сараи.
Улицы в основном были мощенные. Пешеходные дорожки были выложены большими каменными плитами. Несколько подобных улиц сохранились до наших дней. Использовались в основном местные известняковые породы. В 1921 году в Шуши проживало 9223 человека, ранее эта цифра составляла 40.000 человек. К концу же двадцатых годов население Шуши составляло 3000 человек. После Второй мировой войны в другой части города были построены новые типовые пятиэтажные здания, почти полностью воссоздавшие прежнюю линию застройки. Сохранены все мечети. Большую мечеть переоборудовали в музей. Прежние 8 молельные дома превратились в медресе, сохранив свою прежнюю религиозную направленность. Сохранились также здания, необходимые для жизнедеятельности города. После проведения ремонтных работ вновь заработали караван-сараи. В этой части города была разрушена лишь православная церковь, на месте которой власти построили дворец культуры. Карабахская война также тяжело отразилась на историческом облике города. Был сожжен и разорен целый ряд сооружений, а также мусульманские культовые сооружения.
Верхняя мечеть Говхар агы построена в 1883. В советские годы действовала как музей истории.
Нижняя мечеть Говхар агы построена в первой половине 19 века. Сохранилась до наших дней. Мечеть с одним минаретом (Молельный дом Саатлы) построена в 19 веке, минарет – в начале 20-го века.
Ещё в середине ХIХ века, в Шуше насчитывалось 1856 домов, к числу которых относились роскошные дома, обделанные шебекой Керим бека Мехмандарова, Гаджи Мамедова, Искендера Рустамбекова, Хана Шушинского, Зохрабекова. В том числе в Шуше существовали 476 лавок, 11 улиц, четыре караван-сарая, три базара, семь бань, 979 водяных колодцев, шесть площадей, четыре каменных и два деревянных моста, девять мечетей и четыре церкви.
Неотъемлемой составляющей архитектурного облика Шуши являются жилые дома, отличающиеся элементами городской архитектуры
К числу исторических строений относятся также бани, склады и др. Большую историческую архитектурную ценность представляют родники, являющиеся составным элементом системы водоснабжения Шуши.
О РОДОСЛОВИИ ВИЗИРОВЫХ.
В те годы, когда долгими зимними вечерами рассаживаясь у ног дедушки с великим прошлым, наслаждались былью былых времён, он рассказывал, что в старой части Шуши (восточной) образовалось семнадцать мехелле. Из них девять Нижних кварталов – Ашагы мехелле – Гурдлар, Сеидли, Гуюлуг, Чухур (наиболее ранний) Дердлер гурду, Гаджи Юсифли, Дерд чинар, Чёл гала и Джугудлар, и восемь Верхних кварталов, где проживала знатная часть населения – Юхары мехелле – Мердинли, Саатлы, Кочарли, Мамаи, Ходжи Мирджанлы, Демирчи, Хамам габагы и Таза. В Шуше имелись три базара: Шейтан базар, Раста базар и Ашагы базар.
Знать жила в лучших районах города. Карабахские принцы жили в районе Гая Баши, Бахман Мирза и его сыновья жили в Чанах Гале. Визировы жили в квартале Кочарли, а Бейбутовы у Джыдыр дюзю. В рассказах дедушки все подробности о Шуше, о её культурной и общественной жизни, о её обиходе сплетались настолько ясно, что мы узнали, что все знатные семьи Шуши значились друг с другом в родственных отношениях. Беки выдавали дочерей за более состоятельных и знатных беков Шуши, что укрепляло генеалогию двух поколений. Трудно встретить коренного шушинца с голубой кровью, кто бы не гордился своим знатным родословием. Со временем беки Шуши начали разделяться на полуразорившихся и разорившихся беков. Полуразорившихся беков в городе называли гуру беками, тогда как разорившихся величали беками - пишхурдами. Дедушка рассказывал, что с потерей большей части своего состояния в результате финансовых операций, производимых в стране и происходящих в результате замены власти, семья Визировых, а точнее, глава семьи превратился в гуру бека. Данное бедственное положение слишком отрицательно сказывалось на судьбе целой семьи, целого потомства. Сеймур Визиров, о ком пойдёт речь в настоящей книге, являлся достойным представителям свого рода и это достоинство, выдержка, стойкость, аристократизм, свойственная настоящему беку пронесла его по жизни, не позволяя ему склонять голову даже в самые трудные минуты.
Мы хотим вам вкратце рассказать о родословии Визировых, дабы не упустить возможности познакомить читателя с благородной принадлежностью героев нашего романа. Родословная Визировых была составлена в 1970 – х годах ХХ века со стороны правнука Керим бека Мехмандарова, о ком пошла речь, Мусой Визировым. В этом значительным для нас труде отмечается, что предками Визировых, являлись четыре братья, один из которых предок Шушинских Визировых, второй брат Физулинских Визировых, третий брат Зумрюхачских Визировых (из селения Зумрюхач, которое находится в трёх километрах от города Барды), а четвертый брат уехал в Иран, где занимал пост визиря при Иранском шахе, откуда и происходит фамилия Визировых. «И потому в то время наших предков называли – «это брат визира, племянник визира или родственник визира», а потом, вообще стали называть визирскими», - рассказал дядя Мусы Визирова по отцовской линии – Фаррух бек Визиров.
Из старого поколения Шушинских Визировых нам известно, что наш род начинается именем Али бека Визирова. Но сколько детей было у Али бека Визирова кроме, известного нам Имамкули бека Визирова, установить не удалось. Нам только известно, что один из братьев Имамкули бека является нашим прадедом и от него уродились три брата Мешади Гусейн бек, Мешади Али Кулибек и Алыбек. Наше потомство принадлежит Мешади Гусейн беку, который был женат на Шараф ханум и имел от неё четырёх дочерей Чичак, Гейчак, Гезяль и Гюлюзар и двух сыновей Мешади Алескер бека и Гасан бека, от коих и начинается наша история.
Мешади Алескер бек имел начальное образование, работал в имении Фаррух бека Визирова, – дальнего родственника, первого горного инженера – азербайджанца, управляющего Культинских соляных промыслов, управляющего «Каспийского товарищества», учредителя «Чирьюртского товарищества по добыче серы в Дагестанской области», гласного Бакинской городской Думы, жившего в конце ХIХ века в селении Гиндарх, Агджебединского района, где он создал конный и первый в Азербайджане хлопкоочистительный заводы и где, в конце - концов, управляющим работал Мешади Алескер бек Визиров. Главные воспоминания моего дедушки, касательно своего отца, связано именно с именем Фаррух бека Визирова.
- «В нашей семье, – рассказывал дедушка, – родственников связывали не только родственные узы, но и крепкая любовь и дружба, которая больше всего наблюдалось между моим отцом Мешади Алескер беком Визировым и Фаррух беком, и между моим отцом и дядей Гасан беком Визировым. Тот факт, что Фаррух бек Визиров назначил моего отца управляющим, не носило формального характера, так как, по словам отца, Фаррух бек лично обратился к моему отцу со словами: – «С этого дня, мой брат, я подарил тебе селение Гиндархы. Ты более не управляющий, а владелец этого селения». Подобный дар между знатными родственниками называлось подарком, пешкеш.
И действительно, с того дня Мешади Алескер бек ни разу не почувствовал со стороны Фаррух бека Визирова пренебрежительного, поверхностного отношения к данному слову. В 1910 году Мешади Алескер бек Визиров женился на Зиният ханум Рзакулиевой (позже фамилия матери расчленилась и некоторые братья матери носили фамилию Кулиевых, а некоторые Рзаевых). Отец Мешади Алескер бека - Мешади Гусейн бек сыграл пышную свадьбу в честь сына и невесты, куда были приглашена вся знать Шуши, а также, профессиональные исполнители мугама, и группа музыкантов. Три дня и три ночи продолжалась свадьба, где вдоволь насытилась и неимущее население города. На удивление родственников, старший сын Мешади Гусейн бека - Мешади Алескер бек соединил свою судьбу не с дочерью бека, как это было принято в семье, а наоборот, спустился из Юхары мехелле в Ашагы, где жили ремесленники и бедное население города, откуда взял в жёны Зиният ханум – дочь некоего башмачника Абуталыба.
После свадьбы, Мешади Алескер бек привёл невесту в имарет, где он жил вместе с родителями и с братом. Имарет находился в квартале Кочарли. Он запомнился нашей дедушке двухэтажным строением, красивой верандой, не высоким забором, разложенным из речных камней, маленьким двором, где высокорослые чинары радовали человеческую душу. Родители братьев Мешади Алескер бека Визирова и Гасан бека Визирова скончались после свадьбы Гасан бека, хотя точная дата их кончины нам не известна. После кончины родителей, братья продолжали проживать в родительском имении.
- «Сколько у них добра было до прихода Советской Власти сказать трудно. Но я помню, как дядя Гасан бек мне рассказывал о том, что во время утреннего чаепития на веранде имарете, пастухи открыли калитку загона, чтобы вывести овец и баранов во двор для отведения в пастбище. В это время, братья стали подшучивать, указывая на скот, в пояснице, у которых стояло тавро с именами владельца.
- Брат, давай-ка для интереса, подсчитаем добра нашего, попросив слуг отделять моих овец от твоего скота. – сказал Мешади Алескер бек.
- А, для веселья? Я, не против! – ответил Гасан бек.
Итак, пастухи отделяли скот, угоняя овец, на которых стоял тавро Гасан бека в одну сторону, и угоняя других принадлежавших Мешади Алескер беку в другую. Братья начали веселиться, сбивая друг друга со счёту. А в конце, когда количество скота Мешади Алескер бека оказался побольше добра брата, Гасан бек не сдержался и вполне серьёзном тоном сказал:
- Брось, брат, – с уверенностью произнёс он, – какой имеет смысл хвастаться добром нашим, когда весь мой скот, всё моё имущество и вдобавок ко всему, вся моя жизнь принадлежит тебе без остатка».
Этих фраз добродушного дяди наш дедушка, обожаемый и единственный племянник Гасан бека, повторял много раз. Эти фразы в последующем приблизили двоюродных братьев единственного сына Мешади Алескер бека Сеймура и младшего сына Гасан бека Хасая Визировых на всю жизнь и при этом, напомнив им о том, что не может быть между братьями никаких насущных вопросов, которые могли бы сокрушить их дружбу.
В 1912 году у Мешади Алескер бека родилась дочь – Зюмрюд, подарившая своим рождением моря радости благородным родителям. Но самым можно сказать знаменательным событием в семье Визировых считался день появления на свет нашего дедушки Сеймура Визирова. Это случилось 14 июля 1917 года, за несколько месяц до известной Октябрьской революции, которая поломала судьбы целых поколений. Благая весть о рождении сына Мешади Алескер бека дошла и до Питера, где жил и работал Фаррух бек Визиров. Фаррух бек, не задумываясь, послал телеграмму в Шушу и известил Мешади Алескер бека о своём скором приезде.
- «Брат! – писал он, – Прошу не торопиться с именем. Малыша нареку я сам. Ждите моего скорейшего возвращения».
И в тот день, когда в имарете Визировых приносили жертву во имя новорожденного, перед калиткой появился фаэтон Фаррух бека. Он был на удивление человеком сильного самообладания. Но как только отворилась калитка имарета, Фаррух бек бросился на шею Мешади Алескер бека и, обняв его с безграничной радостью на глазах, поздравил брата с рождением сына. Новорождённого Сеймура преподнесли к дорогому гостью и тот, оглядывая малыша в пелёнке, решительно заявил:
- «Я назову его Сеймуром. И попрошу не путать. Попросите и близких родственников, чтобы те не звали его по ошибке Теймуром!» - строго наказал Фаррух бек. Итак, в семье Мешади Алескер бека воспылала свеча счастья, вокруг которого веяла крыльями птица Феникс (Симург), защищая семейный очаг от всяких невзгод.
Дедушка также рассказывал, как в раннем детстве слуга, собирающийся на базар в шестой день недели, то есть, в субботу за покупками, клал на вьючное седло осла перемётную сумку, в один сак, которой любил лазить маленький Хасай, а в другой для сохранения баланса, клали малюсенького Сеймура. К числу его детских воспоминаний относились и те, которых он услышал из уст матери. Зиният ханум рассказывала, как до революции, в былые, прекрасные времена брат Фаррух бека - Азад бек Визиров любил в каждое воскресное утро под сопровождением Гасан бека Визирова, отвести хрупкую половину рода Визировых в театр Дашдамирова, действующий в городе Шуша. Азад бек занимал целую ложу до начала представления и роль Гасан бека до завершения спектакля, заключалась в обеспечении охраны и отдыха впечатлительных жён, любительниц настоящего искусства. «Дядя Гасан стоял у дверей, не шевелясь с места, чтобы ни один посторонний мужчина ненароком не мог взглянуть в ложу, где располагались жёны Визировых», - рассказывал дедушка, вспоминая слова матери и вспоминая дядю, чьё мужество и скромность могло стать живым примером для будущих потомков.
ВОСПОМИНАНИЯ ДЕТСТВА.
Но, к сожалению, отрокам Визировых не пришлось изведать наслаждения от беготни босиком по узким улицам и кварталам Шуши, проложенными речными камнями, не пришлось надышаться чистым, ароматным воздухом Шушинских гор, проскакать верхом на Карабахском коне - Дилсуз вдоль и поперёк Джыдюр дюзю – знаменитого плата, места скачек, прошагать знаменитый лес Топхана, забираясь на густые ветви столетних, и в том числе, редких в мире деревьев, отдохнуть у истока родников Иса булагы и Туршсу, любоваться красотами притягательного Дашалты – ущелья под скалой, взобраться на самую вершину скалы Эримгелди и долгими часами вглядываться в дорогу, простирающейся до самого Агдама. Одним словом, жить, и расти на той священной земле, которая породила их в этот бренный мир. Итак, наступил тот кровавый исторический период, который способен был поломать немало судеб на своём пути. Итак, наступила эра революции, геноцида, раскола государства. Колесо жизни повернулось и начало вращаться с такой скоростью, что видимо ни силы человеческие, ни самые пылкие стремления и в то же время, дух человеческий не способны были вернуть жизнь в безмятежное русло. Вскоре после рождения Сеймура Визирова в октябре 1917 года в России произошла Великая Октябрьская Революция, цель которой состояла из свержения Царской власти и формирования власти рабочих и крестьян. Подобный поворот событий нанёс большой материальный и в то же время моральный урон семьям помещиков, беков, аристократии и в том числе, офицеров Царской России. Вскоре в Шуше стало известно, что в результате революции близкий родственник Визировых - Фаррух Визиров уехал вместе с семьёй, с женой и с маленьким сыном Али Мурадом во Францию. Хоть и в семье Мешади Алескера Визирова все до одного переживали за Фаррух бека, но следующее известие о ликвидации банков царской власти, где случилось замораживание всех счетов, привело к скоропостижной смерти отца Сеймура Визирова – Мешади Алескер бека. Среди тех достопочтенных и состоятельных лиц своего времени, которые никак не могли примириться со своим бедственном положением, впоследствии которого решались либо совершать акт суицида, либо лишиться жизни в результате разрыва сердца было немало Визировых, Нагиевых, Мухтаровых. После того, как Зиният ханум – жена Мешади Алескер бека осталась одна с двумя детьми и вдобавок ко всему, без средств для существования, последовала другая беда, более страшная и ужасная чем, предыдущая. В 1918 году с огромной и губящей силой развернулся армянский геноцид, негативные и смертельные воздействия, которого больше всего проявились в Нагорном Карабахе, и в первую очередь, в городе Шуше. В результате разбоев и армянских погромов в Шуше, погибло почти половина населения, а все дома знатных семей были сожжены и ограблены. В числе таких домов числился и дом Визировых. По воле господа, семья Визировых уцелела после неожиданного нашествия армянских головорезов, но после завершения погрома Шуши, у многих его жителей не осталось крова над головой, чтобы продолжить своего существования. Для того, чтобы не пускать семью брата по меру, Гасан бек Визиров решил переехать вместе со своёй семьёй и семьёй брата в столицу.
Вместе с ними переехали в столицу и семья других родственников – а точнее, семья Джамал бека Визирова, будущего свёкра народной артистки АзССР, – Софы ханум Бесирзаде и семья Наджаф бека Визирова, – знаменитого писателя, драматурга Х1Х века. Гасан бек Визиров снял квартиру на улице Лермонтова, где они жили в соседстве с Азиза ханум и с Наджаф беком Визировами. А квартира эта находилась над старой баней. Зиният ханум в тот момент не желала стать обузой для деверя, понимая безвыходность его положения, ибо в семье Гасан бека было двое детей, а жена Зяргалям носила третьего ребёнка. С этой целью, Зиният ханум договорилась с вдовой Джамал бека Визирова - Азиз ханум, и они решили взять в аренду старую баню, чтобы обеспечить для семьи пропитание. Но для того, чтобы заняться серьёзным делом, требовались большие деньги, и в этот не в простой для обеих женщин ситуации Наджаф бек Визиров, узнав о намерении своей родственницы, протянул ей руку помощи, когда, в один прекрасный день явился в дом Зиният ханум, и передал ей своих последних денег - сотни золотых монет, попросив купить баню. Зиният ханум была в смятении. Она не решалась согласиться, как вдруг, Наджаф бек, почувствовав колебания Зиният ханум, сказал:
- «Не стоит проявить нерешительности. Этих денег я вам передаю не в качестве долга. Нам всем необходимо как-нибудь выбраться из тяжелого положения. Берите, сестра, эти деньги ваши. Купите баню. А эту монету я даю вам в качестве платы за сладости. Купите конфет и раздайте соседям» - вымолвил Наджаф бек с улыбкой и достал из кармана последнюю монету, после чего, передав всё своё богатство Зиният ханум, дружелюбно пожал ей руку. С того дня Азиза ханум вместе с Зиният ханум открыли баню. В кассе сидела Азиза ханум, а Зиният ханум следила за чистотой и кабинками. Прибыль делилась между Азиза ханум, Зиният ханум и Наджаф беком. Прибыль от банного бизнеса помогла Зиният ханум и Азиза ханум поднять детей на ноги, а для Наджаф бека оказалась материальной поддержкой, чтобы тот не загружал свой разум другими мыслями, кроме занятия с литературой.
Итак, с той поры на улице Лермонтова росла целое поколение Визировых, сын и дочь Мешади Алескер бека – Сеймур и Зюмруд, дети Азизы ханум – Султан, 1916 года рождения, Гюльшан, 1913 года рождения и Дильгуш, 1919 года рождения, которая умерла от тяжелой болезни в 1926 году, дети Гасан бека Визирова – Балай, Хасай, Аггюль и Шюкуфа, а также, внучки Наджаф бека - Гюльнар, Лейла и Валида от старшей дочери Сары ханум, окончившей заведение «Святой Нины» в городе Баку и занимающейся педагогической деятельностью и которая вышла замуж за юриста Рашид бека Ахундова. После этого все детские воспоминания нашей дедушки по воле судьбы были тесно связаны с этой улицей, с милыми соседями, в то же время и родственниками, со столицей, с которой он связал свою судьбу до самой смерти. Итак, детство обедневшего потомства Визировых не оказалось столь беззаботным, хотя ребёнок никогда не забывает о своих детских шалостях и капризах. В праздничные дни, когда вся страна готовилась к приходу Весеннего праздника Новруз, родственники собирались и занимались приготовлением сладостей, а детвора стучалась в дверь Наджаф бека, кладя папаху у его порога, чтобы насытиться сладостями, которых Наджаф бек раздавал в дни всенародного веселья всем детям двора.
- «Но однажды, - рассказывает дедушка, - когда Наджаф бек работал над своей очередной комедией (в тот момент он не любил отвлекаться, дабы не уклониться от главной идеи своего произведения), дети начали донимать его частыми звонками в дверь. «Чего же им надобно?» – рассердился весёлый комик и, найдя у своего порога по счету, наверное, восьмой папахи обратился к своей экономке улыбкой. – «Катя, принеси, пожалуйста, нашего жирного, белого кота». Катя выполнила просьбу хозяина. Дедушка с хохотом вспоминал лица тех мальчиков и девочек, которым пришлось достать из папахи не сладостей, к которым так привыкли, а четвероного друга с милой мордашкой – живого подарка на вторник (чершенбе ахшамы)».
Знаменитый драматург Азербайджана - Наджаф бек Визиров, имя которого увековечила история после советизации Азербайджана, преподавал в сельскохозяйственном техникуме имени Ага Малы оглы. Умер Наджаф бек 9 июля 1926 года в селении Чухурюрт Шемахинского района, где проводил практические занятия со студентами техникума от разрыва сердца и был похоронен в Баку. Неожиданная смерть драматурга превратилась в страшную утрату для близких родственников и память, о которой жил и живёт по сей день в сердцах тех, кто испытывает чувство благодарности перед светлой личностью своей эпохи.
- «Я окончил пятилетку, – внятной речью и с большим терпением рассказывал дедушка, – и в те годы везде царила голод и беднота. Я помню, как ходил в школу в галошах и в старом пальто. Но, несмотря на всякие нужды не только у меня, но и у всех участников нашего класса была одна цель – учиться, не обращая внимания на ужасные лишения и стать грамотным человеком, чтобы добиться многого в жизни. Среди тех, я бы сказал, самых трогательных картин моей жизни, я назову тот день, когда во время урока математики я, заметив грубейшей ошибки учителя на доске, поднял руку и, подойдя к доске, безмолвно исправил ту ошибку, которого он допустил в уравнении. Мой жест понравился учителю, и он похвалил меня перед всем классом. А когда я продолжал исправлять ошибки, упущенные учителем во второй и в третий раз, учитель остановил урок, взял меня за руку и повёл в учительскую, где перед всеми учителями объявил:
- «Сегодня, дорогие коллеги, – сказал учитель математики, – наш маленький Сеймур вычислил мои ошибки. И как вы думаете, что полагается по этому поводу нашему прозорливому ученику?».
Учительница русского языка, которая тоже с симпатией относилась ко мне, ответила;
- Пожалуй, я куплю для него рубаху и обувь».
- А я, – добавил учитель математики, – подарю ему новый костюм, и пусть он помнит, что никакие старания не пропадают без следа. Жизнь сама склонна награждать человека за его непомерные труды.
С того дня, как я уехал из города Шуши и поселился в Баку – награды учителей являлись первыми подарками, которых я заслужил своим рвением в учёбе. В пятом классе, я полностью умел решать самые сложнейшие математические уравнения, тригонометрическую функцию. И потому, по своей же воле, пользуясь той метрикой, на которой год моего рождения был зафиксирован на 3 года раньше, я поступил в 1929 году в 12 лет, а по документу в 15 лет в Бакинский педагогический техникум юных слушателей.
Я желал стать учителем математики, чтобы заняться просвещением нации, когда плюс ко всему шли годы всенародного обучения грамоте. А другая причина увлечения учительской практикой, наверное, заключалась в том, что в те годы, когда страна страдала от нехватки продовольствия, учителям назначали хорошую премию, а также обеспечивали их необходимым продовольствием.
А для семьи, в которой не было мужчины – кормилица, 12 летний сын обязан был обеспечить спокойную старость матери и будущее сестры. В том техникуме, в котором я учился, студенты организовали небольшой ансамбль, где партию тара исполнял я сам и стал, наконец, концертмейстером. На таре я играл без всяких нот. То есть, я был самоучкой и, хотя у меня не было учителя музыки, но мугамы на удивление окружающих я исполнял по слуху. В нашем классе училась и Гюльшан Визирова - дочь Азиза ханум и Джамал бека Визирова. Она была лучшей подругой моей сестры Зюмруда.
58 – ая часть пионерской базы, действующей при составе Бакинского педагогического техникума юных слушателей.
Слева: 1. Гаджи Ага Мусазаде: 2. Мухаммед Агазаде: 3. Сярдар Нагизаде: 4. Сеймур Визиров: 5. Гюльшан Визирова: 6. Шафига Абдулрашидова: 7. Раффар Алескеров. 15 октябрь, 1930 год.
В 1930 году, 15 октября при Бакинском педагогическом техникуме юных слушателей был организован 58 часть пионерской базы, членом, которого стали и я с Гюльшаном. В мае 1931 года, то есть, несколько месяцев до 14-летия я успешно окончил Бакинский педагогический техникум юных слушателей и был назначен учителем математики в Бакинскую школу. Летом во время каникул я вернулся в Шушу и погостил у своих родственников, то есть, у тёти по материнской линии. Эти каникулы в Шуше запомнились мне на всю жизнь, наверное, тем, что за эти три месяца я занимался поручениями своего двоюродного брата – Абдуллы, который тоже являлся потомственным беком и собирался жениться на некой Хумай ханум, которую он не видел в лицо, но согласился на свадьбу доверяя тонкому вкусу матери. Я помню, как Абдулла передал мне двухметровую верёвку и попросил, чтобы я встретился с Хумай ханум и измерил её рост, чтобы тот знал, подходит ли она ему по росту. Потому, что в те времена женихи не имели права встречаться с невестами до свадьбы. Я помню, как Хумай издевалась надо мной, когда я явился к ней с просьбой кузена. Я также помню, как кузен обрадовался той мерке, которую я передал Абдулле после выполнения важного поручения. Душа моя радовалась той чистой любви, которого Абдулла питал по отношению к Хумаю и в свои юношеские годы я тоже мечтал о той – единственной, которая способна была бы озарить мою жизнь безграничной любовью, заботой и вниманием. Итак, моя учительская практика длилась не долго. В 1932 году, когда мне исполнилось 15 лет, я принял для себя самое необходимое решение своей жизни – поступить в высшее учебное заведение и стать горным инженером. Наверное, эта профессия привлекала меня ещё и потому, что всеми нами уважаемый Фаррух бек имел такую же профессию (он был первым горным инженером – азербайджанцем. Эти сведения имеются в Историческом музее Азербайджана) и, по всей вероятности потому, что выбор профессии тоже является частью той информации, которая кодирована в генеалогической памяти целого рода. А в нашем роде инженеров, офицеров, переводчиков, писателей было предостаточно».
ОТРОЧЕСТВО.
В центре Сеймур Визиров.
Внизу слева: муж тёти Гаджи, сын Гасан бека - Хасай Визиров, сестра отца Гойчак Визирова, … и кузен Сардар.
30 годы 20 века вошли в историю как годы коллективизации, электрификации, раскулачивания общества, репрессии и в то же время большого экономического кризиса. После годовой практики в городской школе, дедушка начал готовиться к вступительным экзаменам. И видимо за тот период, когда он не щадя сил занимался днём и ночью, назидательные слова учителя математики не покидали его не на минуту. «Запомни, - говорил он, - что никакие старания не пропадают без следа. Жизнь сама склонна награждать человека за его непомерные труды». Жизнь в иной раз доказала принципиальных убеждений этого учителя, когда в 1932 году Сеймур Визиров поступил в Азербайджанский Краснознамённый индустриальный институт имени Азизбекова (в нынешнюю Нефтяную Академию) по специальности «Нефтяное - промысловое дело», сдав все экзамены с большим успехом.
«В 30-ые годы по всей стране открылись торгсины, – места общественного питания, где продукты обменивали на золотые украшения, деньги, и на дорогие вещи. Продуктов, получаемых таким путём, хватало на месяц, а иногда и на больший срок. На нашей улице находилась булочная, где продавали французские батоны первого сорта. Батоны были настолько мягкими, что при возможности могли менять форму. Я помню, как однажды зашёл с Гюльшаном, с сестрой, с Солтаном в булочную и по просьбе сестёр купил тот самый батон, чего просто схватили с моих рук, не пройдя и полметра от магазина. Его просто утащил босяк, кому приходилось спать под чугунным котлом для асфальта. И чтобы, мы не угнались за ним, он вытащил украденный у меня батон и, упрятав его на секунду под пазухой, вынул, показал батон, испачканный сажей, и впихнул его в рот, не обращая внимания на ту грязь, что была на батоне. Тогда Гюльшан спросила:
- Почему, он испачкал хлеб? Он мог бы съесть его без этих глупостей.
- Он боялся, что мы отнимем у него куска «заработанного потом и кровью», – ответил я, потому что знал цену голода, хотя, ни в коем образом, не оправдывал тот образ жизни, которую вели босяки. Воровство как бы оно не было оправдано, губит человека без жалости.
Среди своих близких родственниц я больше всего любил Гюльшана. Наверное, потому, что годы моего детства полны воспоминаниями, в которых превосходствует дружба моей покойной сестры с Гюльшан. Даже после скоропостижной смерти сестры я видел в подруге её юных лет свою родную сестру. Уж больно она мне напоминала покойную Зумруд. Потом, я с ней вместе учился в Бакинском педагогическом техникуме. После и она поступила в Азербайджанский институт нефти, которого не закончила в связи с тем, что в 1935 году вышла замуж за Визирова Мусу - племянника Фаррух бека Визирова».
В 30 годах тяжёло заболела единственная сестра дедушки Зумруд. Она после окончания педагогического техникума, работала учительницей в Бакинском посёлке Тюркан, куда даже холодной зимой добиралась на пароходе, так как в ту пору государство не проложило магистральную дорогу, которая обеспечила бы коммуникацию населения столицы с жителями посёлка Тюркан. Подобные морские путешествия отрицательно сказались на здоровье Зумруд, и она вскоре схватила воспаление лёгких, которое со временем превратилось в туберкулез. Лечение туберкулеза было организовано в Грузии, в местечке под названием Аббастуман, куда толпами выезжали больные, для того чтобы получать соответствующий уход, терапию и попытаться хоть как-нибудь бороться с этим отвратительным и изнурительным недугом. Зумруд тоже побывала в Аббастумане, хотя помощь, оказываемая ей, представлялась невозможной хотя бы потому, что болезнь начала прогрессировать. В 30 годах и дедушка перенёс тяжёлую болезнь. Он заболел брюшным тифом. Но к великому счастью, его удачно излечили, хотя он долгие годы страдал от малокровия и общей усталости. Уже потом, когда он по воле судьбы и благодаря непомерному труду имел возможность выезжать в различные санатории, дедушка лечился в течение долгих лет, спасаясь от общей слабости организма. В 1935 году он побывал в Шуше и отдыхал в «Доме отдыха», пытаясь хоть как-то поддержать свой боевой дух.
Это были воспоминания тех суровых лет до Великой Отечественной Войны, которых он пережил в свои юношеские годы. Зиму 1937 года – эпохи массовых репрессий дедушка помнил следующим образом.
«В 37 я учился на 4 курсе АЗИ и литературу нам преподавал известный поэт тех годов Кантемир. Происхождение его на редкость интересной имени являлось турецким и в то же время его окружение считало Кантемира (Гафура Эфендиева) настоящим пантюркистом, то есть «врагом народа», хотя процесс его отстранения шёл долго. Он запомнился мне не только прекрасными сатирическими произведениями, отрывок из которых он любил прочесть на уроках литературы, но и опрятным видом, а больше всего, наверное, ароматным запахом того одеколона, которым он душился каждое утро. Студенты узнавали его по запаху и, прибежав в аудиторию, заявляли;
«Кажется, Кантемир поднимается на второй этаж. Мы у лестницы почуяли запах его духов».
Я с детства был любителем математики, бесчисленных цифр, хотя музыка тоже не была чужда моей стихии. Но литературу я полюбил благодаря Кантемиру. Этого я не в силах просто отрицать».
В произведениях Кантемира - писателя-сатирика 20-30-х годов ХХ века – впервые раскрываются речевые средства и паралингвистические механизмы комического, манеры эзоповского повествования, иносказания, деформации, неожиданности, недоразумения, несоответствия и другие языковые приемы разоблачения негативных явлений, уродств и безобразий своего времени.
Но в одно зимнее утро, когда в очередной раз он, вошёл в аудиторию в том же аккуратном костюме и в надушенном виде, я сразу почувствовал, что учитель как - будто волнуется и в этот момент, меня осенила мысль: «Он пришёл, чтобы распрощаться с нами». Кантемир постоял у доски минут, наверное, десять - пятнадцать, при этом, не уронив не слова. Как ни странно, но в минуты прощания даже самые красноречивые люди лишаются речи, посчитав необходимым выражать мысли мимикой, выражением глаз, улыбкой, а порой и слезами на глазах. В эти минуты время и всё вселенное погружается в неведомую пустоту, где царствует вечная тишина и умиротворение. Долгим молчанием учителя, которого не могли понять мои сокурсники, моё сердце готово было вырваться из груди, так как я знал, что за этим жутким молчанием последует страшная сцена, свидетелем которой я не желал быть ни в каких обстоятельствах. Но к великому сожалению, через пару секунд мои опасения оказались весьма реальными, когда из коридора начали доноситься скрип сапог членов НКВД, я вспомнил несколько фраз, которых я ночами сочинял о ночных призраках. Я думал тогда о ночных визитах призраков в кожаных плащах с хромовыми сапогами, после прихода, которых доносились крики и вопли из тех квартир, чьих они «осчастливили» своим визитом. С уходом ночных призраков последовала потеря близкой и родной души, её изгнание в далёкую Сибирь или в Магадан, откуда не было ни весточки, что заставило бы ожиданию растаять, что заставило бы слепой надежде расцвести в сердцах тех, кто даже и не надеялся на возвращение родимых лиц, унесённых ночными призраками. Ночные призраки. Это те, которые полностью подчиняются приказам и распоряжениям высокопоставленных чиновников и это те, которые повинуются и решают судьбы по воле одной лишь подписи, одного почерка, одного приговора. Ночные призраки. Они больше всего напоминали гильотину, машину смерти, которая готова была в любую секунду прийти в действие, дабы не лишиться глупого доверия чиновников, цена которой на самом деле не стоило ни гроша. Ночные призраки. Они, только они приводили приговор в исполнение, начиная от ареста лиц, подозреваемых в антиреволюционной деятельности, которых называли пантюркистами и, кончая их расстрелом после долгих пыток и мучений, которым они подвергались благодаря умению и «лёгкой руки» ночных призраков. И теперь ночные призраки явились и к нашему, всенародно любимому Кантемиру. Ночные призраки вошли в аудиторию без стука и перед глазами всех студентов с бесчувственной гримасой на физиономии, надели на запястья писателя тяжёлые наручники и, толкнув его сзади, вызволили его в коридор. Только у дверей Кантемир остановился, упираясь ногами на паркет и в последний раз, взглянул на аудиторию, в глаза студентов, где дули ветры страха и жуткой боли. Многие из нас плакали, но при этом пытались изо всех сил глотнуть ком на горле и спрятать своих слёз, обтирая мокрые глаза рукавами пиджака. Тот моральный урон, который я получил в тот зловещий день я не смогу выразить словами. Хотя после ухода Кантемира, когда ночные призраки ещё не успели спуститься на первый этаж, я не выдержал, и выразил своё недовольство и гнев словами молодого 29 летнего поэта, автора любовных стихов Микаила Мушфика, которого расстреляли без суда и следствия в 37 году. Я вспомнил стих «Любовь к жизни», которую поэт написал накануне казни и, не выдержав, прочёл их для всей аудитории[1] громко и внятно.
- Ах, как же, мне скажи, оставить,
Зарю и свет, сей мир прекрасный?
Ах, как же мне скажи оставить,
Друзей отчаянных и страстных?
Душа воспрянь, не спи весной,
Ты солнце, озаряешь мир.
Как мне оставить этот бой,
С лазурью не устроить пир?
Видите, рассвету радуется день,
И друзья готовы вырваться ко мне.
Издали я вижу серебристый тень
Как же не бродить по белой пустыне?
Природа как скупа, природа так щедра,
Пользуясь природой ты, эй инженер.
Полюби ты камень, полюби сполна
Трудно мне оставить и её поверь.
Здесь и орлы, гора в тумане,
Здесь куропатки, родники.
Здесь соловьи, цветы в Иреме
От красоты я не отвык.
Как же мне оставить жизнь, что бурлит,
Солнце и луну, ночь и день, уйти?
Как же мне оставить сей огонь в душе?
Как же мне оставить небеса, скажи?
И предо мною море чёрною волной,
И в ней играет ветер, всё гудит прибой.
Над пеной волн свет вдали
Ну, как оставить строки и иллюзии свои
Звёзды просветляют думы си творца,
Облака караваны всех фантом и грёз.
Та лазурь супруга чувства удальца,
Как же отказаться от синевы, небес?
Ласковая дива пристала передо мною,
И опять поэта ранила любовью.
И душа спросила, что Меджнуном стала:
«Как же мне оставить си красу и стана?».
Когда же в листопаде потерпев, сей холод,
Соловей летает всё в тени цветочка.
Тут же жизнью бьётся ах моё сердечко
Мне же не уймётся, как унять, я молод.
Перо, от новых впечатлений творишь не уставая
Перо, что моложе, твори, не унывая.
Друзья, вникайте, не лукавьте в суть
Я ли способен музою рискнуть? (Перевод на русский язык принадлежит Парвин Везир)
Таким образом, после ареста Кантемира, который навёл на меня большой страх и повлиял на всю мою суть подавляюще, я вскоре лишился и единственной сестры, в кой души не чаял. В 1937 году накануне летней сессии, то есть, накануне экзамена скончалась Зюмрюд от долгой и тяжелой болезни.
Но как бы я не старался, не сломаться, смерть сестры являлась для меня невосполнимой утратой, к которой я не был готов, ни морально, не психологически. Когда со дня смерти сестры миновал третий день, я с болью в сердце явился на экзамен, где, собираясь последними силами, сдал его успешно, но видимо, моё подавляющее настроение не ускользнуло от внимания преподавателя, и когда он спросил меня, в чём дело, я, передав ему зачетную книжку, еле-еле вымолвил пару слов:
«Я позавчера безвременно потерял сестру».
Преподаватель поник головой и, подписав зачётную книжку, разрешил мне удалиться.
По дороге домой, я плакал как дитя, кто всем своим существованием понимал боль утраты той, без которой ему всю жизнь придётся чувствовать себя покинутой сиротой. По дороге домой меня терзали воспоминания, которые способны только вызвать слёзы на глазах и сердечную боль.
Вскоре, я дошёл до дома, где моя старая мать убивалась от горя, а где-то вдали, в самых густых слоях моей памяти звенел прекрасный и сладкий голос Зумруд. Тут мне показалось, что она живёт всё ещё в Шуше и крутые Шушинские горы радуются её приходу и её дивному пению, с которым мне не суждено было насладиться. Не суждено».
ТРУДОВАЯ ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ СЕЙМУРА ВИЗИРОВА.
Сеймур Визиров окончил Азербайджанский Краснознамённый индустриальный институт имени Азизбекова (нынешнюю Нефтяную Академию) по профессии горного инженера 30 декабря 1938 года и 9 мая 1940 года на имя дедушка была оформлена трудовая книжка, так как, в 1938 году он сначала нанялся на 4 промысел Сталиннефти работником по добыче нефти. 1 февраля 1939 года он стал инженером по заведованию 4 промысла. А 19 января 1940 года заместителем 2 промысла Сталинского треста. 5 апреля того же года его перевели на 2 промысел Сталинского треста. А между январём и апрелю 40 года с дедушкой случилась не понятная история.
Он принял на работу высококвалифицированного мастера по добыче нефти, не обратив внимания на вредную привычку рабочего. Уж больно этот мастер любил выпивать и однажды, когда тот находился в ночном дежурстве в нетрезвом состоянии, кто-то из инженеров, который по всей вероятности претендовал на должность дедушки, осведомил нужные органы о пьянстве на рабочем месте и возложил эту вину на товарища Визирова. Вскоре ночные призраки явились и на квартиру дедушки, где, арестовав его на глазах у старой матери, повезли в тюрьму Баилово. Дедушку заключили в камеру, где кроме него, находился некое не известное партийное лицо, которого обвиняли в халатности. Скоро дядя дедушки Гасан бек узнал от Зиният ханум об аресте племянника и, ломя голову, бросился в тюрьму Баилово.
«Я находился в тюрьме второй день, когда у узкой форточки камеры, которую замуровали решёткой, появились головы друзей Анвара Рустамова и Ахмеда Ахмедова.
- Сеймур, - сказали они шёпотом, – мы принесли тебе одеяло, тюфяк и тёплую одежду. Вещи лежат на той скамье, что напротив, а там кое-кто стоит. Помаши ему ручкой, чтобы тот не волновался».
Друзья отошли в сторонку, чтобы я, высунув голову из форточки, чётко видел того, кто пришёл ко мне на встречу. А там, у скамейки напротив поникнув головой, стоял родной дядя, старик, чьи руки тряслись от волнения. Наверняка в ту минуту он думал над тем, что одним ударом железной руки расстрел племянника неминуем. Но он больше всего переживал за дедушку ибо, считал его единственным аманатом брата, которого он не смог беречь от зловещих ураганов жестокого времени. Старик плакал кровавыми слезами, судорожно утирая глаза носовым платком. Он только на миг поднял голову и при виде племянника, который махал рукой из тюремной форточки, ответил ему тем же и присев на скамью, чтобы не упасть, так как в тот момент у него дрожали ноги, расплакался как дитя, ощущающий своего бессилия перед лицом не писаных законов.
- Ребята, отвезите дядю домой. И, пожалуйста, успокойте его. Скажите, что я пробуду здесь не долго.
Друзья передали мне все необходимые вещи надзирателем, а когда я, получив их, побежал к форточке, чтобы в последний раз увидеть дядю, (потому что, я не знал, выйду ли я оттуда) тут я чётко и внятно услышал жалобу старика.
- «Что же будет? – рыдая, выговаривал Гасан бек, – Что же я скажу Зиният, как же я утешу её, если не станет Сеймура. И за что, за какие грехи такое горе выпало на нашу долю? Но, что бы там, ни было, бог всему судья!» – бормотал старик, не прислушиваясь к словам утешения моих друзей.
И только по дороге домой, он заметил кражу из карманчика жилета золотых карманных часов с золотой цепочкой. Уличные воры, заметив отчаянный вид старика, сорвали их так, что маленький оборванный кусочек цепочки торчал из кармана дяди. Вскоре окружение спросило:
- «Что же случилось с часами – с единственной памятью о беззаботной жизни в Шуше?», а тот, улыбаясь, ответил с иронией:
- Что я могу делать? Бог всему судья. К чёрту. Лишь бы с Сеймуром ничего не случилось, а часов я посчитаю подаянием за благую весть.
«Что я могу делать? Бог всему судья».
Сие слова Гасан бека надолго укоренились в памяти дедушки, и в самые сложные минуты он каждый раз повторял их, при этом утешая и поддерживая себя морально. И по справедливости следует сказать, что Гасан бек научил племянника стать вторым отцом для будущего племянника. Дедушка очень любил Фикрета, единственного сына Хасая Визирова и отзывался с чуткостью и любовью на любую просьбу брата по поводу сына. Он стал для него родным сыном, которого не суждено было дедушке иметь при жизни. Не мало трудов он возложил для будущего племянника и тот всеми усилиями оправдал надежды своего дяди. Дедушка переживал за Фикрета, как когда-то переживал за него покойный Гасан бек. Дедушка относился к нему всей душой и даже при нас часто повторял знаменитые и памятные фразы:
- «Он у меня единственный. Будьте к нему благосклонными во всех вопросах. И не забывайте, что он дорог для меня не меньше вашей матери».
Вполне допустимо, что подобное душе проникновенное родство душ тоже своего рода глубокий оттиск кровной памяти.
- В тюрьме я пробыл всего три дня. И только на третий день, когда надзиратель, приоткрывая железный засов стальной двери, оборонил две, но, в то же время значительные для меня фразы, то тогда я понял, что спасение совсем близко.
- Товарищ Визиров, - сказал он, - на выход.
«Если уж после трёхдневного задержания меня товарищем назвали, значит, дело в шляпе». – подумал я, собирая вещи. Спустя неделю я узнал, что моё дело пересмотрел сам Мирджафар Багиров, интересуясь всеми деталями дела и приказав освободить меня из-под стражи немедленно. Но после этого ареста в моей душе господствовал страх, ибо я прекрасно знал, какой бывает участь тех, кто попадает в поле подозрения настоящего тоталитарного режима. 14 апреля 1940 года Нарком нефтяного промысла Союза СССР красного знамени наградил меня денежной премией на сумму 400 рублей за активное участие в борьбе за выполнение и перевыполнение плана по добыче нефти в 1939 году. А 29 апреля 1940 года я был удостоен денежной премии в сумме 100 рублей за предложение по рационализации и изобретательству и за образцовое проведение этапа реализации по рационализации и изобретательству.
11 декабря 1942 года, – в начале Второй Мировой Войны, - меня перевели на 4 промысел и для начала назначили мастером по добыче нефти, где я в годы войны, оправдав себя честной работой, перешёл на должность заведующего промыслом. Но не стоит забывать о том, что порой в безвыходной ситуации, даже капля оправдания достаточна для спасения честного имени, чем я дорожил вечно. Однажды, после долгого дежурства на посту, когда я всё-таки решил вернуться домой, чтобы переодеться и проспать, меня посередине ночи разбудил плохой сон, после чего последовал звонок инженера треста, заявившего о пожаре на нефтяной скважине, возникшего после фонтана. Сразу после тревоги я, надев на себя лёгкую одежду и вызвав шофёра, поехал в скором времени на 4 промысел. Зимний холод забирался в кабину автомобиля, охлаждая меня всё сильнее. Но не до холода мне было. По дороге меня трясло со страху. Я понимал, что на этот раз поблажки не будет. Пожар на нефтяной скважине во время войны являлся преступлением, и сопровождался огромными потерями нефти в те годы, когда одна капля бензина равнялось золоту. «На этот раз меня расстреляют в упор» - подумал я и больше всего пожалел постаревшую мать. «Она не должна была помирать в одиночестве. Какая я сволочь!» - осуждал я самого себя перед совестью. Но как только машина заехала на промысел, я пешком добежал до вышки и, то ли со страху, то ли от отчаяния бросился к скважине и в этот миг, не ожидая от самого себя, резко поднялся на вышку, из которой пробивался сильный огонь и под высоким давлением обжигал моё лицо и руки. Наконец, я, с трудом закрыл винт, предотвращая ещё большой убыток нефти. В ту минуту, когда я боролся с огнём на вышке, на промысел подъехал Мирджафар Багиров и руководитель КГБ Емельянов, страшный палач тоталитарного режима. Мирджафар Багиров осмотрев пожар на вышке со стороны, спросил грозным голосом:
- Срочно найдите заведующего промыслом. Кто он?
- Товарищ Визиров, – ответил инженер.
- Я не понимаю, куда же он пропал?
-Он на вышке, товарищ Багиров, – ответил инженер, указывая на молодого 25 летнего парня, вызвавшегося проявить героизм ради спасения народного богатства.
Мирджафар Багиров и Емельянов наблюдали до тех пор, пока я не потушил пожар и не спустился на землю. А когда я всё-таки подошёл к ним, Емельянов обращаясь ко мне, спросил:
- Это вы, заведующий 4 промыслом?
- Дааа, это я, – с трудом ответил я, заикаясь перед палачом народа.
-Товарищ Емельянов, - вымолвил Багиров, взглянув на моё лицо, испачканный сажей, – Я думаю, нам нечего здесь делать. Товарищ удачно выполнил свою работу. Выезжаем.
Итак, я в очередной раз избежал смертной кары и поработал в 4 промысле до 24 мая 1945 года, то есть до конца войны. Но приблизительно в 43 – м по решению Азнефти, меня послали в Москву, на антифашистский митинг советской молодёжи, где я должен был выступить речью. Митинг прошёл в зале Большого театра. Перед моим выступлением кто-то сказал, что ожидается визит товарища Сталина на митинг. Я поднялся на кафедру и начал свою речь. Через пару минут я услышал грохот аплодисментов, доносившихся из зала, и сразу же понял, что на трибуне появился вождь народов. До выступления меня известили, чтобы я ни в коем случае не обрывал свою речь и не попытался повернуться в сторону товарища Сталина. Итак, я всё говорил и говорил, а мысленно думал над тем, что за моей спиной сидит человек, чья рука испачкана кровью многих моих соотечественников, и я в данный момент просто был вынужден удовлетворить его своим выступлением. Как только я завершил речь, Сталин покинул зал без всякого на то предупреждения. В те же годы по требованию Азнефти, мой портрет был выслан на выставку молодых передовиков, организованный в Москве. Итак, 24 мая 1945 года меня освободили от занимаемой должности в связи с переводом на партийную работу».
Сеймура Визирова назначают парторгом ЦКВКП (5) 3 промысла треста «Сталин нефть», 9 марта 1947 года по указу Мирджафара Багирова Сеймур Визиров переведён на должность секретаря по кадрам Сталинского РК КП (б) Азербайджана. Назначение дедушки на данную должность имеет интересную предысторию.
В 1947 году, когда Азнефть выбрал кандидатуру на указанную должность, среди них выдвинули и кандидатуру Сеймура Визирова. Мирджафар Багиров решил само лично знакомиться с личными делами выдвинутых кандидатур, при этом, приказав кандидатам подождать в приёмной. А когда очередь дошла и до личного дела Сеймура Визирова, Мирджафар Багиров на минуту задумался и, позвав своего помощника, спросил:
- Неужели, это тот Визиров, который героически предотвратил пожар на нефтяной вышке?
- Тот самый, товарищ Багиров, – ответил секретарь, с согласием качая головой.
- Раз так, ну тогда попрошу вас освободить приёмную. Других кандидатур я не принимаю. Пригласите товарища Визирова.
Сталинский район по своему индустриальному и партийному значению уступал лишь Ленинскому району, от чего назначением высокопоставленных кадров занимался Мирджафар Багиров, не принимая рекомендаций даже самых проверенных кадров.
15 апреля 1948 года Сеймура Визирова зачислили в штат 4 промысла в трест «Бузовна нефть» на должность заместителя заведующего, а в 1 ноября того же года снова перевели в трест «Сталин нефти» на должность временного инженера по технике безопасности. 24 декабря того же года ему выдали военный билет на основе партийной - производительной характеристики, составленной со стороны заведующего 4 промысла треста «Сталин нефть», а также парторгом ЦК ВКП (б) 4 промысла треста «Сталин нефть».
29 декабря 1948 года его перевели на должность старшего инженера промыслового отдела управления треста «Сталиннефть». Но уже в марте 1949 года дедушку освободили с работы в связи с переводом в Министерство Трудовых Резервов и его зачислили на должность директора школы Ф 30 № 7. 20 декабря 1950 года он был освобождён от должности директора и в порядке перевода направлен в распоряжение объединения «Азнефти».
Оттуда Сеймура Визирова назначили на должность заместителя промысла «Сталин нефти». 21 марта 1954 года он перешёл на должность заведующего 3 промысла, а спустя шесть месяцев – 20 декабря
1 июня 1954 года Сеймура Визирова избрали председателем Исполкома Районного Совета Депутатов Трудящихся.
7 февраля 1958 года Визирова освободили от должности председателя Сталинского районного исполкома в виду перехода в аппарат комиссии Советского контроля Совета Министров Азербайджанской ССР. 7 февраля 1958 года Визирова Сеймура Алескеровича утвердили на должность заведующего отделом комиссии Советского контроля Совета Министров Азербайджанской СССР по вопросам тяжёлой промышленности. Он занимался курированием всех организаций и предприятий Азербайджана на республиканском уровне.
В 1958 году в городе Гяндже (в тогдашнем Кировобаде) открылось производственное предприятие по выпуску музыкальных пластинок, курирование которого было поручено товарищу Визирову. В мероприятии, посвященный ко дню открытия предприятия пригласили и Визирова, где он выступил с поздравительной речью. Не прошло и месяца, как директор этого предприятия явился к нему в кабинет не с денежным вознаграждением, которую в те годы даже подпольно передавали высокопоставленным лицам, пытаясь им услужить, а с целым набором пластинок, так как знал, что товарищ Визиров с неприязнью относится ко всяким взяткам и дорожит честным именем.
Директор в тот день явился в приёмную Сеймура Алескеровича и поблагодарил его за ту положительную рекомендацию и отчёт о необходимости открытия данного предприятия, которых он предоставил в своё время в комиссию Советского контроля Совета Министров Азербайджанской ССР по вопросам тяжёлой промышленности.
Лишь на основе рекомендации Визирова, республика дала официального разрешения для функционирования данного предприятия. Итак, он не отказался от такого ценнейшего подарка по всей вероятности и отчасти от того, что когда дело касалось музыки, он поневоле не мог устоять перед своим скрытным пристрастием.
13 июля 1959 года Сеймура Визирова премировали на сумму на 800 рублей за проявленную инициативу при подготовке и решении вопроса по дальнейшему улучшению структуры администрации управления персонала организаций и предприятий республики. А 28 августа 1959 года ему объявили благодарность за тщательную подготовку и проведение проверки работы Азербайджанского - Научно Исследовательского Института по добычи нефти Министерства Нефтяной Промышленности Азербайджанской ССР. 28 числа апреля месяца 1960 года в ознаменование 40 – ой годовщины установления Советской Власти в Азербайджане, и, отмечая хорошую работу и добросовестное отношение к поручению и заданиям Сеймуру Визирову была объявлена благодарность. Тогда как 9 августа 1960 года Визирову выдали премию в размере 600 рублей за хорошую организацию, личное участие и успешное проведение проверок, за выполнение постановлений Совета Министерства Азербайджанской ССР. 1 сентября 1961 года его избрали секретарём Нагорно-Карабахского обкома КП Азербайджана.
Дедушка в те годы в связи с переводом на новую работу, переехал в Ханкенди вместе с семьёй, где жил и работал до 27 марта 1963 года, то есть до следующего назначения.
«В то время, когда я работал секретарём обкома в Ханкенди, я часто выезжал в Шушу, в Агдам. В те годы я стал беспристрастным свидетелем того, как вооруженные лица армянской национальности обстреливали капот автомобиля обкома, то есть, меня.
Справа Сеймур Визиров. Город Ханкенди, 1963 год.
Однажды, я даже выехал из Ханкенди на Агдамскую дорогу, потому, что мне сообщили о том, что возникло столкновение между армянским и азербайджанским населением приближённых сёл Агдама. Заговор против всего населения Нагорного Карабаха готовился в те годы. Но руководство Азербайджанской ССР и даже Москва соблюдали молчание перед очевидным исходом политических событий. Я ещё тогда понимал, что усилия армян сеять распрю в сёлах Нагорного Карабаха, не напрасны. Как говорил мой учитель математики, «Всякий труд даёт плоды». Но плод анти мусульманской деятельности армян оказался бы губительным и разрушительным для целого народа. Я этого понимал со всей серьёзностью и доложил об этом в нужные органы, хотя руководство страны попросило меня не вмешиваться, а только заняться урегулированием незначительных проблем, возникающих между «дружным» населением Нагорного Карабаха.
Но, к сожалению, история будущих лет показало, что мои опасения оказались не беспочвенными. Зная о том, с чем столкнулась моя семья в Шуше во время армянского геноцида 1918 года, не трудно было догадаться, что история повториться даже через сто лет, так как для этого всегда найдутся ошибочные альтернативы».
В Ханкенди, в квартире, которой жил дедушка, он по-своему личному желанию, разместил пиано, чтобы в часы отдыха заняться музыкой. Видимо, чистый воздух, и родная почва где-то напоминала ему о подлинном пристрастии к музыке, ибо всем была известна та святая истина «что в Карабахе даже дети плачут под ладом мугама». В один воскресный день после утреннего завтрака дедушка решил поиграть на пиано, придаваясь духовному наслаждению. Он прикасался длинными пальцами до белых клавиш любимого инструмента, и с лёгким касанием его руки в комнате парила прекрасная музыка, которую приятно было слушать и отдохнуть под звучанием музыкальных произведений, коих исполнитель выбирал по своему вкусу. У дедушки лучше всего получались переходы, когда он, не успев закончить исполнение народной песни, сразу находил нужную ноту и приступал к исполнению определённой части мугама (мугамских шобе). Он с большим удовольствием рассказывал, что спустя некоторое время раздался звонок, и он остановил игру, тяжёлыми шагами подходя к двери. Как только он открыл дверь в комнату с не передаваемым волнением вошёл сосед снизу, в ком дедушка узнал прокурора Ханкенди. Прокурор заранее знал, с кем живёт по соседству, и потому, его больше всего удивило то, откуда именно доноситься божественный звук пиано.
- Товарищ Визиров, - поздоровавшись, сказал он, - доброе утро. Я прощу прошения, что ворвался к вам без предупреждения. Но мне страшно любопытно, кто же у вас минуту назад так сказочно играл на инструменте? У меня появилось такое впечатление, что наверху поселился некий известный пианист.
- Да что вы? – улыбнулся дедушка,– Ради бога, какой там пианист, я больше всего похожу на заурядного любителя музыки, чем на профессионала.
- Вы это о чём? – прокурор лишился речи, но, сразу поняв, о чём идёт разговор. – Неужели, - вымолвил он, не поверив ушам - Вы хотите сказать, что кроме вас здесь некому сыграть?
- Вы абсолютно правы, – ответил дедушка, забавляясь его безграничным изумлением.
Ответа не последовало. И только, через пару мгновений, та улыбка, которая скрашивала серьёзное лицо дедушки, замерла.
Так как, он явно почувствовал то чувство восхищения, которого сосед передал ему без высокопарных изречений и выражений, подтвердив своё трепетное отношение к тому искусству, которым владел сосед с третьего этажа, каплей горячих слёз, скользящей по кругленьким щёкам тронутого до глубины души прокурора.
15 апреля, 1963 года Совет Министров Азербайджанской ССР назначает Визирова старшим референтом отдела промышленности Совет Министров Азербайджанской ССР и устанавливает персональный оклад на сумму 180 рублей. 26 декабря 1965 года он назначается старшим референтом тяжёлой промышленности. А 5 августа 1968 года Сеймура Визирова Алескеровича назначают заместителем председателя Госгортехнадзора Азербайджанской ССР.
Он 15 лет проработал на этой должности и 28 февраля 1983 года Визиров был освобождён от занимаемой должности в связи с уходом на пенсию. Коллектив, председатель, секретарь парторганизации, председатель проф. комитета Госгортехнадзора составили благодарность на имя Визирова Сеймура и организовали небольшой прощальный вечер, где ему вручили этот документ от имени всего коллектива.
ЗАМЕСТИТЕЛЮ ПРЕДСЕДАТЕЛЯ ГОСГОРТЕХНАДЗОРА АЗЕРБАЙДЖАНСКОЙ СССР.
ТОВАРИЩУ ВИЗИРОВУ СЕЙМУРУ АЛЕСКЕРОВИЧУ
Баку 23 февраля 1983 года.
МНОГОУВАЖАЕМЫЙ СЕЙМУР АЛЕСКЕРОВИЧ!
Провожая вас на заслуженный отдых, коллектив Госгортехнадзора Азербайджанской СССР желает вам крепкого здоровья и долгих лет жизни.
Вы, Сеймур Алескерович, работая в Госгортехнадзоре заместителем председателя комитета с 1968 года и возглавляя сложные и ответственные участки, полностью отдавали себя благородной цели – обеспечению безопасности людей, строящихся материально - технические базы нашего светлого будущего.
Своим добрым отношением к труду, чуткостью и отзывчивостью вы снискали к себе уважение и заслуженно пользуетесь авторитетом и любовью среди всех работников комитета и подконтрольных предприятий.
Коллектив Госгортехнадзора уважает вас как глубоко порядочного и гуманного человека, преданного нашей партии.
Председатель Госгортехнадзора Н.М.Алиев
Азербайджанской СССР.
Секретарь Парторганизации
Комитета А.А.Бабаев
Председатель Проф.комитета А.К. Ширмамедов
Азербайджанский Республиканский Комитет при Министерстве Нефтяной и Газовой промышленности.
Местком Госгортехнадзора Азербайджанской СССР.
ЛЮБОВЬ ВСЕЙ ЖИЗНИ.
1946 году, когда дедушку назначили парторгом ЦК ВКП (б) 3 – го промысла треста «Сталин нефть» он думал только об одном. Как оправдать себя в очередной должности. Вопросы такого рода в годы советской власти часто мучили тех, кому суждено было отличаться среди своих единомышленников благодаря своему трудолюбию и решительности. Но вместе с тем, жизнь текла по своему руслу. Какими бы требованиями не выступала эпоха большевизма, потребность даже советского человека создать семью являлось сущей необходимостью. У дедушки круг общения был настолько узок, что он, привыкнув к такому образу жизни, не проявлял даже малейшей попытки, чтобы расширить его. Только благодаря своим друзьям молодости, а в дальнейшем и всей жизни, он на досуге ходил по городу, по бульвару, где действовала танцевальная площадка, и там, любуясь желающими провести свои свободные часы, передаваясь развлечению, безобидно проводил время. Бывало, что на этих мероприятиях участвовали и партийные работники того треста, где он работал. Среди них были и женщины, кому было страшно интересно понаблюдать за этой скромным и воспитанным юношей в часы отдыха, и приглашали его на танец, в иной раз, убедившись в его музыкальных способностях. Фокстрот, твист являлись самыми популярными танцами среди молодёжи 40 годов. Некоторые из друзей дедушки знакомились с девушками именно на бульваре, в местечке, предназначенном для общественного отдыха. Но дедушка в отличие от них, придерживался тех благородных правил, по которым встреча с юношеской мечтой должна была состояться не с помощью общественности, а в той уютной обстановке, которую он посчитает весьма приемлемым.
- «Для меня выбор подруги судьбы казалось не решаемой проблемой даже среди девушек, которые отличались в коллективе скромнейшим характером и которых я казалось бы знал лучше себя самого не находилось той, кто мог бы волновать моё сердце и привлечь меня морем обаяния и привлекательностью. И в этом деле настоятельницей стала не мать, которая в конечном итоге пыталась всеми силами получить моего одобрения на счёт знакомых ей девушек, демонстрируя их фотографии у меня под носом, а молодая жена моего брата Хасая Наиба ханум, в чьём вкусе я не сомневался, а потом, и убедился, встретившись с той девушкой, которую она мне рекомендовала со всей уверенностью. А случилось это так. Наиба ханум была родом из Шемахи из квартала Сарыторпаг и потому она лучше всех была проинформирована о достойных семьях своего края. Та девушка, которая приглянулась моей снохе - Алия ханум являлась внучатой племянницей известного миллионера города Шемахы Гаджи Молла Гани. Дедушка Алии ханум по отцу Гажди Алекпер Бабаев, чьи материальные возможности не уступали брату был в своё время весьма состоятельной персоной и в 1887 году он построил в городе Баку на нынешней улице Истиглалияята, Бунияада Сардарова и М.Ю. Лермонтова высокое архитектурное здание (здание Почтамта) и прожил там вместе с семьёй до прихода красноармейцев. Отец Алии ханум, мой покойный тест Бабаев Мешади Мовсум был настоящим купцом. Ещё до создания Советской власти Мешади Мовсум ага имел в городе Шемахи фабрику ковров, а также магазин ковров на улице Торговой города Баку. Он привозил товар из Ирана, из Сирии. Торговля шла на гору до Великой Октябрьской Революции, а в 1920 году, когда в город вошло войско красных солдат, двоих братьев моего тестя расстрелял Нариман Нариманов прямо на том месте, где сейчас находится парк и памятник Нариманова. Тесть собрав в тот день всех документов того дома, которых некогда Гаджи Алекпер перевёл на имя младшего сына и вскоре после того, как зажег их в камине, уехал в Варташен и остался там до тех пор пока семья Бабаевых не миновала преследования со стороны нового правительства. Затем он вернулся в столицу и вместе с семьёй отправился в Шемахе. Но вскоре и там случилось знаменитое землетрясение, после чего семья осталась без крова и была просто вынуждена снова переселиться в столицу. В городе их близко не подпускали к бывшему имению, а если бы узнали, что владельцем высоко этажного здания является мой тесть, то, не задумываясь, расправились бы с ним, так как, для Советской власти не было худшим врагом, чем тот, кто когда-то владел нефтяными вышками, земельными участками, домами, банком, кто вписывался в миллионеры. По настоящий день самым невыносимым моментом является то, что по левой стороне стены имения моего тестя висит доска, на которой чёрным по белу написано: «В этом здании с 1920 года по 1938 год жили выдающиеся политические деятели и революционеры Айна Махмуд кызы Султанова и Гамид Гасан оглы Султанов». А до этого там жил убийца владельцев имения Нариман Нариманов. Скажите, на милость, разве не банально? А интересно, кто-то удосуживается ли задуматься над тем, каково потомкам, которые сознают, что их собственность долгие годы принадлежала тем, с чьих рук не смыта кровь отца достойного семейства и стены родного дома носят имени не истинного хозяина, а губителей души и положения того, кто оказался жертвой ожесточающих обстоятельств».
Семья Бабаевых поселилась в дворике, которая находилась на месте нынешнего метро «Низами». Там Мешади Мовсум ага купил у Гаджи Наджафкули целый двор, где расположились четыре просторные комнаты, и заплатил ему сто один золотых монет. Во дворе жили отец, мать и старшая дочь Кюбра, 1920 года рождения. Со временем семья росла и в доме появились ещё трое детей, которых необходимо было содержать, несмотря на трудную обстановку в стране. Но дети знали, что отец всё ещё не разорился, и имеет дома хоть какое – то состояние на что можно надеяться в трудную минуту. Вскоре после того, как завершился процесс установления Советской Власти, к ним заглянули с требованием сдать все дорогие вещи Советской Власти. Явилась к ним из женского отдела Бакинского Совета Чимназ Асланова, которая забрала у них все дорогие ковры, мешки с золотом и вдобавок ко всему потребовала освободить помещение, в котором они живут.
- Имейте совесть, – сказала мать Физза ханум, – Вы лишили нас всего, а теперь и кров отнимаете? А где же справедливость?
«Справедливость» восторжествовала, когда некий капитан отнял у них две комнаты, как будто они принадлежали ему по праву.
В 1928 году в семье родилась третья дочь – Алия ханум. В те годы не было у отца ни магазина, в котором он мог бы заняться торговлей и обеспечить семью, и ни того добра, которого глава семьи смог прихватить с собой в малом количестве из Шемахи. В комнатах на полах был застелен пара ковров, а внутри кастрюли, что была запрятана в кухонном шкафу, находился маленький мешок с золотыми монетами, которых отец сумел упрятать от прожорливых глаз. Отец также прятал от злых языков личное благосклонное отношение к религии. Он держал свой ковёр для намаза, Коран, чётки и брусок во внутри постельных принадлежностей и совершал намаз, закрыв покрепче шторы той комнаты, где он духовно, целиком и полностью посвящая себя богу. Это были те времена, когда сносили мечети, когда люди, пропагандирующие религию, и даже те рядовые граждане, которые занимались у себя дома богослужением, подвергались государственной каре, гнили в тюрьмах и в Сибири. Но он в отличие от своих единомышленников не позабыл Бога, не позабыл веру и оказался верным служителем Господа до старости лет.
- В комнате, в которой мы затеяли игру, мама настелила ковер, которая по рисункам больше всего нам напоминало шахматную доску. Мы играли на нём классы, пользуясь золотыми монетами в качестве камушек.– рассказывает Алия ханум, вспоминая детские годы.
Мешади Мовсум ага, даже лишившись всего, всё-таки сумел создать в маленькой комнатушке интерьер того имения, в котором не суждено было жить и умереть. Потом, чтобы содержать семью он устроился главным бухгалтером на табачную фабрику. Алия ханум Бабаева поступила в Бакинский Государственный Университет имени Кирова на биохимический факультет в 1943 году. Она часто ходила к тетё по материнской линии к Бюйукханум Ахундовой в гости в тот дом, где она жила - на улице Мясниковой во втором этаже которого жил Хасай Визиров со своей семьёй.
- В один воскресный день, когда Наиба ханум позвала меня в гости, я понял, что такое приглашение кроет в себе какие-то секреты. Мы присели за стол, я беседовал с Хасаем, потом мы пообедали, Наиба ханум открыла сладкий стол, и я вместе с Хасаем вышли на балкон, чтобы продышаться. Вдруг я заметил, что некто на третьем этаже вешает бельё. Я поднял голову и вдруг…. Она была такой… такой обворожительной, что впервые в жизни я понял, что затрудняюсь найти подходящих слов, чтобы описать её красоту, чистоту и невинность. Я, не задумываясь, вошел в дом.
- Наиба, кто та молодая особа, что живёт на третьем этаже?
- Молодая говоришь? – улыбнулась Наиба, – А она там не живёт, только в гости зашла к своей тёте. Она моя дальняя родственница и притом из достойной семьи. Студентка университета. Я в принципе и для этого позвала тебя, чтобы познакомить тебя с будущей женой. Ну, как, она тебе по вкусу? – засмеялась Наиба.
- Ещё как! – с порывом ответил я, а Хасай добавил.
- Вот и попал ты, братец в сети, что сплела моя любимая жёнушка. Ну и сводница же ты! – с радостью захохотал Хасай, намекая на хитроумие и ловкость жены.
Когда Зиният ханум узнала о том, что её предстоит в скором времени собраться в гости, чтобы посватать единственного сына, она недоверчиво спросила:
- А кого же ты любопытно выбрал в себе в жёны? Без моего-то ведома?
- Мама, успокойся, – ответил Сеймур, – она дальняя родственница Наибы.
- Ну, если родственница Наибы, – с лёгкостью вздохнула Зиният ханум, – то думаю, ты прав. Значит, нет никаких веских причин для беспокойства.
В сентябре 1946 года, в дом Мешади Мовсума Бабаева и Физзы ханум Бабаевой (девичья фамилия Ахундова) пожаловали гости – очаровательные жёны разорённых Карабахских беков Азиза ханум Визирова, дочь Гашим бека Визирова Дюрниса ханум, сын Дюрнисы ханум Аслан Визирзаде – профессор Индустриального Института имени М.Азизбекова, Лейла ханум Визирова – двоюродная сестра Аслана Визирова по отцовской линии, Захра ханум (Мехмандарова) Визирова – дочь доктора Керим бека Мехмандарова, мать Сулеймана Визирова, Министра нефтяной промышленности Азербайджана и Мусы Визирова, Махбуба ханум Махмудбекова – гинеколог, профессор родильного дома имени Крупской, сестра Захры ханум, жена интеллигента Габиба Махмудбекова с намерением добиться согласия матери девушки. Представители прекрасной половины семейства жениха оказались высоко культурными, обходительными и доброжелательными людьми и впечатление от этой первой встречи была настолько богатой, что гости вернулись домой с благой вестью. Свадьбу сыграли в скором времени, то есть, в ноябре 1946 года.
- Суровый ноябрьский день 46 - го. Свадьбу назначили на эту дату. Приглашённых на торжество было не мало. Но меня больше всего беспокоил вопрос, касательно музыки и пляски. Потому, что после военное время правительство запрещало партийным работникам, а также высокопоставленным лицам приглашать на свадьбу музыкантов. Я обратился по этому поводу к первому секретарю Бакинского Комитета товарищу Козлову с надлежащей просьбой.
- Товарищ Козлов, могу ли я пригласить на собственную свадьбу группу музыкантов? Уж где-где, но на свадьбе трудно без них обходиться.
- Приглашай, если так хочется. Только, пожалуйста, позаботься, чтобы музыканты не оказались немцами, – предупредил меня товарищ Козлов.
Музыканты не оказались немцами, как того опасался товарищ Козлов. Но в любом случае, такой человек как я, который отличался перед руководством снисходительностью в решении многочисленных вопросов, со всем упрямством бы не уступил в таком для меня утончённом деле как музыка. Я бы, во что бы не стало, пригласил целый оркестр, чтобы сыграть свадьбу. Уж таким я был больно страстным любителем мелодии».
Сеймур Алескерович оказался на удивление прекрасным семьянином, несмотря на суровость характера. Он заезжал за женой в университет на персональной машине и подруги юности Алии ханум были поражены тем, как же удалось робкой и застенчивой девушке обзавестись таким завидным женихом. Он всегда проявлял излишнюю заботу не только по отношению к молодой жене, но и старой матери и всеми силами старался, чтобы в семье был желаемый достаток и покой. В 1949 году Алия ханум стала выпускницей университета и с того дня она начала последовать за мужем по пятам. Но задолго до этого, то есть, в 1948 году отец Алии ханум Мешади Мовсум Бабаев скончался, не дожив до рождения долгожданного ребёнка своей любимой дочери.
- Примерно, в 1947 году, если мне не изменяет добрая память, отец прошёлся со мной по Внутреннему Городу (Ичери шехер), где, постояв на улице Торговой, сказал: «Вот доченька, в том магазине, что напротив я когда-то, в добрые времена продавал ковры, занимался любимым делом. Ну, теперь я разорён, я являюсь простым Советским гражданином. Те люди, что проходят мимо даже не поверят тому, что старик, опирающийся на дочь, был когда-то известным миллионером своей эпохи. Как же беспощадно время». Отец плакал, передаваясь воспоминаниям прошлого. В ту минуту мне жутко стало жаль не только себя, но и сестёр, брата, матери за те мучения, которые попали на нашу долю в годы Великой Отечественной Войны. Но в тот момент я твёрдо решила: «Пусть никто не догадывается о существовании такого благородного человека, как мой отец. Но я всю жизнь буду помнить - кто я, буду помнить о своих корнях и вне зависимости от того, каким бы безжалостным по отношению ко мне окажется время, всегда стану внушать себе ту истину, что я настоящая аристократка».
В 1953 году семья Визировых проживала по адресу улица Красина 35 в районе Баилово. Старая мать Сеймура временами спускалась во двор и ходила в магазин за хлебом, когда в один день заметила, что вокруг царит какая-то суматоха. Люди были ошеломлены до крайности какой-то вестью. Всех бросало в страх, большинство из них плакали, рыдали по середине улицы, одним словом, терзались в полном безрассудстве.
- А что случилось, я не пойму? Отчего такая суматоха вышла? – спросила Зиният ханум мимо проходившего прохожего.
- Мать, ты что, не в курсе? – с удивлением спросил юноша.
- Это ты про что? – растерялась Зиният.
- Ты разве не слышала, что Сталин умер?
- Да, к чертям его. Вскоре и его в мавзолей притащат. Там ему и место, возле безбожника Ленина. – с безразличием ответила Зиният.
- Что ты, что ты, – испугался юноша, – Ты лучше рассуждай поосторожнее. А то в старости лет «врагом народа» окажешься. – посоветовал боязливый гражданин.
- Мы приехали в Баку. И на следующий день Агигат сильно заболела, – рассказывает Алия ханум, - у неё произошёл отёк желез шейной части, что потом выяснилось, являлось результатом ангины. Ребёнок температурил, не спал ночами, а меня как назло на почве нервного потрясения схватил приступ в области живота. На третий день мы обе оказались в беспомощном состоянии. Я сразу же позвонила в Ханкенди, попросила связать меня с областным комитетом. Уже под вечер Сеймур, узнав о тяжёлой болезни дочери и жены срочно выехал из Ханкенди, несмотря на ночное время суток. К двум часам ночи он уже был дома. Я помню, как он взволнованно разговаривал с профессором Мустафой беком Топчибашевом. Топчибашев немедленно приехал к нам и, осмотрев больных, заявил о срочном госпитализации. Меня с дочерью поместили в больницу лечебной комиссии. Ранним утром муж зашёл в отдел промышленности Совет Министров Азербайджанской ССР, чтобы доложить о форс-мажорном обстоятельстве и там заведующее отдела Тахира ханум Тахирова, заметив плохое настроение Сеймура, обратилась к сотрудникам.
- Я впервые вижу товарища Визирова в таком состоянии. А что же случилось? «У него семья болеет»– ответили они и женщина растроганная
душевностью, семейственностью на вид весьма хладнокровного человека разрешила ему заняться семьёй и не явиться на работу, несмотря на жёсткий график.
На следующий день к нам зашёл семейный врач - Мустафа бек Топчибашев и после медицинского осмотра взялся осуществить маленькую хирургическую операцию над ребёнком. Дочь вылечили, температуру снизили, а вот насчёт меня возникла не решаемая загадка. Боли прошли так же внезапно, как и начались. Когда Мустафа бек подготовил документы для выписки из больницы, Сеймур зашёл к нему и попытался разузнать о здоровье семьи.
- С ребёнком всё в порядке. А в связи с Алии ханум непонятная ситуация вышла. Я всё-таки не смог выявить настоящих причин ночных приступов. Но в любом случае, она здорова. Можете забирать семью домой, – ответил с уверенностью Мустафа бек.
Бабушка нам также рассказывала о благородстве дедушки, свидетельницей которого стала во время поездки в Шушу.
- В те годы, когда Сеймур Алескерович работал в Ханкенди обкомом, я попросила его, чтобы тот поехал вместе со мной в другие районные центры Карабаха. Ужасно хотелось побывать в Агдаме, в Физули, и главным образом, в Шуше. О красоте исторического города Карабаха я слышала давно из уст родных и близких. Предыстория этого региона была настолько занимательной, что грешно было находясь в десятка километрах от Шуши, не погостить в нём, не посетить памятники древности и не побывать в том доме, где в начале ХХ века проживала семья моего мужа. Он относя к моей просьбе со вниманием и через пару дней поехал со мной в Шушу. Я проходила кварталы Шуши пешком, удивляясь строению города. Побывала во всех базарах Шуши, а когда мы в усталости дошли и до квартала Кочарли, Сеймур дёрнул меня за руку и сказал:
- Алия, взгляни вот туда. Там мы и жили. Это мой дом.
Я с безграничным интересом и любопытством пробежала глазами по фасаду, по двору, по внешнему виду имарэта и мне стало глубоко жалко мужа за то, что ему приходится любоваться отчим домом со стороны.
- Как же ему сейчас трудно, – подумала я и неожиданно для него выступила с встречным предложением, - Сеймур, может тебе пора предъявить свои права на собственное имущество. То, что когда-то Советская Власть отобрала у вас последний кров, можно исправить. Ты нынче не маленький человек и думаю, власти в скором времени одобрять твоё решение.
- Там живут люди. Теперь это имение принадлежит им. Я не имею права, злоупотребляя своим социальным положением, высылать их из дому. Такой поступок – просто свинство. Они не виноваты в том, что поселились в дом знатной семьи. Нет, я не могу пренебрегать своим добрым именем. Это не благородно. Давай-ка лучше зайдём, к родственницам, что живут совсем радом и заночуем у них.
Он имел в виду дальних родственниц - сестёр Себа и Солтан Визировых, дочерей Аббас бека Визирова, которые занимались в Шуше педагогической деятельностью. Я умолкла, так как, не сочла себя морально правомочной, чтобы относится к окончательному решению мужа неуважительно. Это был его выбор. Выбор благородного аристократа.
Самым трудным и переломным моментом в судьбе дедушки послужила смерть матери - Зиният ханум. Эта трагедия случилась в 1958 году. Хотя после безвременной смерти сестры, дяди Гасан бека, смерть матери являлась последней и серьёзной потерей, но она не могла не сказаться на здоровье Сеймура Визирова. С рождением дочери старая мать приобрела жизненную силу, хотя из-за старости Зиният ханум не могла нянчиться с единственной внучкой. Сеймур Алескерович решил нанять экономку, пожилую женщину, которая родом была из Бакинского посёлка Шыхова (Шых). Её звали тётя Ругия, но дети Визировых привыкли звать её старушкой Дубдой. Она не только помогала в решении бытовых вопросов семьи Сеймура Визирова, но и также успевала заезжать в дом Хасая Визирова, где, не уставая, становилась настоящей подмогой для Наибы ханум. Такой отзывчивый характер тёти Ругийи не в шутку, а всерьёз превратил её в давнего члена семьи. Отношение к ней в обеих семьях было особенным, чутким и задушевным. Сеймур Визиров умел ценить людей вне зависимости от их социального положения и от сословной принадлежности.
- А когда померла моя мать, - рассказывал дедушка под воздействием сильных впечатлений, – я решил захоронить её на кладбище Бибиейбата. Уж больно эти места были мне хорошо знакомы. В тех местах я работал долгие годы. Похороны организовали сразу. А во время завершения последнего религиозного ритуала, когда Ругия ханум спустилась в могилу, я потянул ей руку, чтобы помочь ей выйти. И в тот момент мне показалось, что в действительности я вынул из могилы не свою экономку, а родную мать. Так не хотелось с ней расставаться. С той поры я начал звать тётю Дубду «матерью» и она стала для меня самым родимым человеком в мире, хотя в принципе мы были друг для друга чужими, а после стали родными в среде своих.
Добродушные отношения с детьми тёти Ругийи сохранилось и до настоящих времён. Наши семьи активно участвуют в каждых знаменательных событиях обеих сторон. И, наверное самым примечательным является то, что даже через стольких лет, когда нет в живых ни дедушки, ни дяди Хасая, ни Наибы ханум, ни дочери Ругийи ханум Сумата, мы смогли перенести сквозь года то откровение, которого трудно всего сохранять, так как следует при этом жить в определённой мере с прошлым и благодаря тому, что это нам по всей вероятности удаётся, обращаясь друг к другу, говорим: «Не торопитесь уходить. Останьтесь. Мы же всё-таки родня».
И, наконец, наступил тот желаемый день, когда Сеймур Визиров выдавая единственную дочь замуж, он всей душой соблюдал семейные обычаи, когда сыграл свадьбу в Интуристе, при этом выступив благородно, как настоящий бек. В отличие от многих, Сеймур Алескерович не позволил никому из родственников собирать сладости (деньги) у гостей.
- Сыграть свадьбу для детей, – это святая обязанность каждого отца и по моим соображениям отец не имеет право превратить такой праздник в балаган. – сказал дед, который в той свадьбе отличался не только щедростью, но нравом, которому достоин аристократ своего времени.
Сеймур Визиров также любил объезжать все курорты советского пространства вместе с семьёй, а в дальнейшем и посылал жену вместе с дочерью и с внучками на желаемый отдых, решив самому остаться в городе. Он путешествовал с женой по Киеву, Кисловодску, Пятигорску, Железноводску, Ессентуки, Санкт-Петербургу, Москве, Прибалтике, Ростову и по другим странам постсоветского пространства. В тот год, в котором ему не удавалось организовать летний отдых, он считал прожитым зря.
И это по всей вероятности потому, что Сеймур Алескерович привык слиться с природой, надышаться свежим воздухом и подобные поездки в самые живописные уголки страны сказывались благоприятно не только на здоровье, но и в душевном состоянии.
В список друзей Визирова входили такие знаменитые деятели искусства Азербайджана, как народный артист СССР, народный певец Рашид Меджидович Бейбутов, с которым Визиров познакомился у ворот музыкальной школы, куда он водил дочь и где Агигат Визирова училась вместе с дочерью Рашида Меджидовича с Рашидой Бейбутовой. В числе знакомых Сеймура Алескеровича также оказались народный артист СССР Шамси Баделбейли, народный композитор Сулейман Алескеров, с которыми Визирова больше всего связывало то, что все они до одного являлись выходцами из Шуши. У нас дома до сих пор хранится книга, подаренная Шамси Бадалбейли, где он подписался собственноручно. Сулейман Алескеров находился с Визировым в правительственном санатории и в вечернее время часто засиживал с ним за чайным столом. И хотя Сеймуру Визирову не суждено было радоваться счастливому детству, пережитому в родном городе, но оказалось, что дом Сулеймана Алескерова находилась напротив того имарета, в котором когда-то дружно жили семья Визировых. В Азербайджане с древних пор жители того или иного региона отличались определёнными специфическими чертами. А для шушинцев свойственно было дружелюбие, отзывчивость, коммуникабельность, любезность, задушевность.
- «Шушинец настолько приветлив по своему характеру, что стоит ему узнать в ком – то уроженца Шуши, он сразу же бросался к нему с распростертыми объятиями», – говорил дедушка, когда он охарактеризовал своих соотечественников. Он был абсолютно прав, так как очевидцами таких примером мы стали с детских лет.
Человек, который пожертвовал всем ради своей семьи, прожил с Алией ханум больше пятидесяти лет душа в душу и оставил после себя самые приятные воспоминания. Эти воспоминания заставляют порой больное сердце старой женщины тужить, тосковать о прошлом, иногда и рыдать втихомолку, не позволив себе забыть вечную память Сеймура Визирова. Подобное поведение бабушки, которая сгорает день ото дня в том одиночестве на старости лет, способным вышибить из неё душу, напоминает нам одну восточную мудрость, которая гласит:
Не мало в этом мире мужиков,
Но среди них и трусы и отважные мужи,
И добряки, и лютые злодеи,
Кто с верностью, кто с подлостью дружил.
Кто скромен, а кто самонадеян.
Но все они до одного похожи,
Тем, что каждый женщину любил.
Тем, что ради той любви заветной
Капризов и пороков позабыл.
Все они горят одной надеждой,
Чтоб, когда придёт конец мечтаньям.
Чтоб, когда пробьёт минута смерти
Женщина в траурной одежде
Вспоминала мужа с причитаньем.[1]
Перевод принадлежит Парвин Везир
КЕМ БЫЛ ДЛЯ НАС ДЕДУШКА?
Парвин Везир (переводчица, поэтесса, писательница, филолог-русист, внучка): Вот уже теперь во цвете лет не знаю даже, что написать о дорогом мне человеке, благодаря которому я добилась в жизни много, слишком многого. До сей поры, я сочиняла о нём самые прекрасные стихи, а утомительными и холодными вечерами, всё думала над тем, как полноценно и в то же время ясно выразить душевные переживания, связанные с дедушкой, чтобы успешно достучаться до сердец читателей. До настоящего момента я была уверена, что напишу о нём такую книгу, которого, перечитав, его дедушка сказал бы:
- Не плохой труд. Он достоин похвалы.
Но, к сожалению, его нет уже в живых и как не обидно, он в данный момент превратился для нас, для родных и близких в тёплые воспоминания и, видимо, потому мне так трудно собраться мыслями и вдаваться в подробности детских лет. Хотя с вашего позволения, я всё-таки попробую снова вернуться в недалёкое прошлое. «Родилась я в семье служащего». Эта шаблонная фраза являлась некогда коронной фразой автобиографии каждого гражданина постсоветской эпохи. Но на самом деле, я родилась в семье работника номенклатуры, простого гражданина, патриота своей родины, в семье Визирова Сеймура Алескеровича. В ноябре 1976 года в связи с рождением первенца Сеймур Визиров выехал на работу и раздал всем работникам ЦК десятка коробок шоколада, объявив всем о рождении внучки. Данная церемония завершилась тем, что дедушка в честь меня зарезал барана и раздал мясо всем нуждающимся семьям и соседям. Сеймур Визиров устроил пир на вес мир, запечатлев рождение внучки в памяти поколения знаменательным событием. А времена моего детства пришлись в пору последнего десятилетия гегемонии советской власти в Азербайджане. После неудачного брака матери с отцом, я и сестра остались в попечении дедушки, который заменил для нас не только отца, но и в связи с неизлечимой болезнью матери, в конце - концов, и мать. Он владел необъятной любовью, которую делил с нами до последней капли. Каким бы он не казался со стороны, может слишком суровым или же слишком скромным, но для нас дедушка был самым ласковым, добродушным и отзывчивым человеком всего света. Он сумел воспитать в нас таких добродетелей, как стойкость, честность, пунктуальность, скромность, великодушие, а самое главное твёрдость в данном слове. Он передал нам все положительные черты своего характера. Он стал для нас примером подражания и добрым советником во всех вопросах. Он стал для нас культом гордости. Я помню, как он с детства просил нас помнить, к какому роду мы принадлежим, и испытывать чувства самонадеянности за своё благородное происхождение. Уж страшно он был горд этим. Несмотря на суровые правила той эпохи, к которому он принадлежал, и цель которой состояла в том, чтобы заставить сыновей с благородным происхождением забыть о великом прошлом своего рода, дедушка до конца жизни отличался характером истинного аристократа, чего во времена советской власти называли «снобизмом».
Я помню голос дедушки – громкий и звонкий. Я помню руки дедушки, которые привыкла целовать, когда больно хотелось выражать ему свою благодарность. Я помню походку дедушки, порой не ровную, хромающую на левую ногу и таким он является мне во сне. Я помню глаза дедушки, пронизанные болью, причину которого мы не смогли угадать до конца его дней и ссылались на какие-то предположения. Я помню, как он любил заниматься чтением и читал целыми неделями. Он любил читать книгу «Меч и перо» Мамеда Саида Ордубади, "Естественные истории" Жюля Ренара, «Чингиз хана» Яна, «Войну и мир», «Воскресенье», «Анну Каренину» Л.Н.Толстого, «Железного короля» Мориса Дрюона, одним словом всю зарубежную и советскую литературу. Он не любил пересказывать содержание прочитанного, но наказывал нас прочесть всю Библиотеку приключений, во время чтения которой появлялась широкая возможность близко ознакомиться со всеми произведениями выдающихся представителей мировой литературы.
- Если хотите владеть русским языком, то постарайтесь не только прочесть вслух книгу, например, Толстого, но и вникнуть в суть прочитанного произведения. Пусть вы прочтёте его за месяц, но в результате вы познаете великую истину, изюминку романа, которую способны познать лишь великие критики своего времени - твердил он чуть не каждый день.
Хотя он и старался, чтобы мы в совершенствовании владели русским языком, но не потому, что тогда это было престижно, а только ради того, чтобы его внучки сумели с помощью мирового языка стать грамотными людьми. И он больше всего в жизни относился с признательностью родному языку и по этой причине дедушка записал нас в азербайджанский сектор в отличие от своих родных и близких.
- Не владея родным языком на должном уровне, вы не сумеете разобраться в грамматике чужих языков - говорил дедушка, приняв каждую нашу попытку в области образования за громадное достижение.
Он пытался расширить круг нашего общения и потому в летние каникулы посылал нас то в Ставропольский край России, то в пионерские лагеря республики, куда приезжали школьники из разных стран. Новые впечатления, полученные и пережитые нами вдалеке от родного дома, оставляли неизгладимый след в нашей памяти. Дедушка желал, чтобы мы росли не только физически здоровыми, но и интеллектуально развитыми людьми. Мы возвращались к нему из дальней поездки совсем другими впечатлениями и делились с ним, рассказывая ему о не привычных и удивительных для нас событиях. Он любил больше всего выходить на воскресную прогулку в нашей компании.
Ходили мы в нагорный парк, где до трёх часов дня играли на свежем воздухе, катались на каруселях, съедали большие порции мороженного с шоколадной начинкой и поднимались к памятнику Кирова, откуда, любовались городом и наслаждались от лёгкого прикосновения северных норд. А после обеда возвращались домой, поймав такси, несмотря на то, что парк от дома находился буквально в тридцати шагах.
Вглядываясь в далёкое прошлое, я сейчас понимаю, что в те минуты нашей жизни дедушка изо всех сил старался баловать нас маленькими радостями жизни, хотя в других вопросах он был неприступным. Например, я не помню, чтобы он позволял нам дорогие игрушки, платьев, оргтехнику, велосипедов, хотя для приобретения которых мы имели достаточно денег. Ходили мы в школу в школьной форме и даже, когда я пошла в первый класс, мой дедушка всё ещё продолжал оставаться высокопоставленным лицом республики и мог бы предоставить мне шофера с персональной машиной, чтобы тот отвёз меня в школу. И в то время, конечно, стоило директору или же одноклассникам увидеть меня в кабине персонального автомобиля, я мигом бы прославилась в классе своим особым социальным статусом, как этого делали многие. Но дедушка в этом плане был настолько скромным, что не позволял нам злоупотреблять его материальным и социальным положением.
- Лучше бы вам гордиться не материальными, а моральными ценностями. Потому, что первых вы лишитесь сразу, а последние останутся с вами на всю жизнь - говорил он, когда с нашей стороны сталкивался разного рода капризами. Итак, после его слов мы сразу забывали о своих возможностях и старались не отличаться от остальных школьников и не привлекать внимания со стороны. Мы уже тогда понимали, что скромность – это самая прекрасная черта в человеке, потому что, став свидетелем того, как некие подруги гордятся деньгами, положением отца, чувствовали, как подобные выходки вызывают настоящее отвращение множества друзей и потому не желали оказаться в их месте. Для нас настоящей радостью было то, когда дед водил нас каждое воскресенье в город, в магазины за покупками. Пусть эти покупки были не значительными, но всё-таки он любил прогуливаться с нами по всему городу и рассказывать нам об истории разных памятников культуры. Он любил прививать нам любовь к столице, к морю, к достопримечательностям нашего города и к красотам ночного Баку, которая мерцало перед глазами разноцветными огнями. Для нас настоящей радостью стали и те дни, когда дедушка водил нас в гости в дом своего брата – дяди Хасая. Хотя это случалось не так часто, например, в дни рождения или же в какие-то другие знаменательные даты, но тот дом, куда мы ходили дружно всей семьёй, казалось нам уютным и добродушным по всей вероятности потому, что в нём жили самые дорогие и родные люди нашего детства. Я помню, как дедушка любил сидеть рядом с дядей Хасаем в комнате – библиотеке и беседовать на разные темы.
Когда нам исполнилось 10-12 лет, мы взялись за не привычную для детей нашего возраста работу – решили заняться переводом произведения А. Конан Дойла «Собака Басскервелей» на азербайджанский язык. На удивление дедушки перевод, который являлся первым плодом детского разума, вышло недурно, хотя, как говорил Михаил Булгаков о том, что рукописи не горят, но, к сожалению, наша первая работа не сохранилась. Для нас главным мерилом был дедушка и он, надев свои очки с толстым стеклом, прочёл перевод и, не скрыв своего изумления, сказал:
- Пожалуй, вам следует заняться с этим делом серьёзно. Мне кажется, что у вас есть для этого задатки - прозвучал положительный ответ, когда мы ожидали совсем другого соображения на этот счёт.
И с тех пор, мы начали верить в свои силы, когда решили браться за перо. Потом, со временем, у меня появилась тетрадь, куда я начинала переписывать сочинённые стихи. Их я читала дедушке после того, как в летние каникулы целыми днями утомляла его чтением героического эпоса Кероглы. Я так сильно боялась того, что в ясности ума он найдёт мои сочинения не серьёзными, и чтобы не услышать отрицательного мнения, потому что одно слово способно было придушить во мне талант, не позволив ему родиться на свет, я читала их очень редко, даже в те минуты, когда он дремал от усталости. А читала я их предположительно не для того, чтобы дед ценил их, а для того, чтобы, вслух прочитав собственные сочинения, самой выявить те или иные недостатки и недоработки. Мой страх перед посторонним мнением я преодолела попозже, когда в 14 лет взялась за перо и написала мой первый роман под названием «Орлиное гнездо», посвящённый правителю средневекового Азербайджана, поэту, политическому деятелю, храброму войну Шах Исмаилу Хатаи. Работа вышла трудоемкой, и я всячески старалась опираться на реальные факты, хотя язык произведения оказался слишком примитивным. Я работала, не покладая рук, сидела за бумагами целый день, 12 часов в сутки и моя напористость вызывала у дедушки сильное недомогание, ярое недовольство.
- Я не понимаю, что ты всё пишешь и пишешь. Прочти, если работа для тебя такая увлекательная - молвил дедушка, выражая свой протест.
Я не решалась читать ему свой труд, потому что до завершения работы требовалось немало времени. Но вышло так, что я прервалась надолго и потом, уже при всём желании не смогла вернуться к первой ласточке своего вдохновения. После летних каникул начался новый учебный год. Я училась в первую смену, и за то время, что меня не бывало в доме, дедушка успел перелистать мой первый роман, а при возвращении домой он решительно объявил.
- Может тебе следует показать это Хасаю? Он всё-таки лучше меня разбирается в таких вещах, - а потом, увидев моё роптание и колебание, добавил: - А что касается моего мнения, если оно для тебя интересно, то я скажу, что настоящий талант – это вопрос количества. Талант не в том, чтобы написать одну страницу, а в том, чтобы написать их триста на одном дыхании. И чтоб качество слов, мотив, мораль сочинённого продукта тоже не пропадало в количестве. Если ты сумеешь сохранять этот баланс, то думаю, стоит напоследок заняться творчеством всерьез. Я тебе скажу честно, ты пока, не готова, не созрела для того, чтобы стать писателем. Тебе рано, слишком рано.
И он был прав, хотя тем временем сестра тоже занялась сочинением рассказов, что, по сути, являлись первыми плодами детского воображения. Затем, последовал большой творческий перерыв, и мы снова занялись чтением литературы. В 15 лет я закончила общеобразовательную школу и поступила в АПИРЯЛ имени М.Ф.Ахундова (в нынешний Славянский университет), несмотря на то, что в результате вступительных экзаменов, которые впервые в республики проводились на основе тестовой системы, я одновременно поступила на исторический факультет БГУ имени М.А. Расулзаде, набрав высокие баллы. Мой дедушка всё время был рядом и тогда, когда, я ходила в приёмную комиссию, чтобы сдавать необходимые документы для участия на экзамене. И во время экзамена, когда я заполняла экзаменационные листы, не сняв с себя шубу, потому что сильно температурила, и когда, я вместе с дедушкой неслась по дорожке в приёмную комиссию, уже в надежде разузнать положительный результат экзамена. Дедушка объявил мою фамилию и молодая женщина, которая прочитывала наизусть имена поступающих абитуриентов, ответила с улыбкой:
- Дедуль, Кеани - ваша внучка?
Дедушка на вопрос кивнул головой с нетерпением.
- Поздравляю, она поступила сразу в два Вуза, теперь ей предстоит выбрать. Примите мои поздравления.
Дедушка их принял и даже отблагодарил девушку, что порадовала его хорошей вестью. Но, когда мы оказались дома, дедушка решительно произнёс:
- Если будешь выбирать, то выбери АПИРЯЛ. Это самый выгодный вариант.
- Но я хочу стать историком. Для тебя не секрет, что я с детства люблю историю, и во многих олимпиадах участвовала и, по-моему, вполне удачно. Дедушка, это моя мечта - впервые в жизни я возразила ему.
- Я не понял. Ты мечтаешь глотать музейную пыль? Кроме работы гида для тебя ничего не светит.
Я твёрдо знала, что он сможет повлиять на моё решение и более того сумеет даже с упорством поменять его и потому, я начала плакать, чтобы как-то сыграть на его чувствах. Он изменил свой тон и тихим голосом сказал:
- Зачем рыдаешь? Не надо плакать, не надо. Башына донюм, Пярвин. Ты пойми, что в музеях ты не сможешь добиться никакого развития. Историю написали до нас и изучили сполна. В древней истории ничего не станет меняться и даже для твоих соисканий, а новейшая история пока что не устойчива. А вот если получишь диплом учителя, то ты только подумай, какие возможности откроются перед тобою.
- Какие такие возможности? Буду мучиться с детьми в школе. А я больше всего в жизни не люблю преподавать. У меня на это терпения не хватит - сказала я сквозь слёзы.
- Не хочешь преподавать в школе? Ну и не надо. Ты у меня толковая. Если набрала столько баллов во время вступительных экзаменов, значит, сумеешь и в аспирантуру поступить. Да там же языку учат. А язык такая вещь, что она способна усовершенствоваться даже через сотни лет. Она безмерна, безгранична. Она нужнее.
Короче, мои возражения оказались бессмысленными. В этой битве за выбор будущей профессии победил дед. Мне было страшно обидно. Потому, что я не привыкла смириться с поражением. Но, как же тогда, я была далека от той мысли, что моё нежелательное поражение после, всё-таки, послужило для меня настоящим триумфом, когда я поняла, что дедушка был прав, переубеждая меня в обратном.
Я окончила АПИРЯЛ, как пожелал того дедушка, и окончила с дипломом отличия. Но, к сожалению, не смогла поступить в аспирантуру, хотя имела многочисленные грамоты и награды научных конференций, получила диплом Профсоюза Республики и была лауреатом по общественным наукам, была награждена Ахундовской стипендией, являлась автором многочисленных научных докладов. Одним словом, задатки у меня были, но обстоятельства оказались сильнее меня. За год до завершения учёбы я создала семью и все планы на будущее у меня резко поменялись. Тут дедушка не смог повлиять на мою дальнейшую судьбу. Я на долгое время оторвалась от профессии. Хотя дедушка не был удовлетворен моим семейным положением, так как, считал подобный брак предпосылкою произношения в жертву будущей карьеры, но в него вдохнуло жизнью рождение правнука. Как говорил дядя Фикрет в семейном торжестве, посвященному рождению правнука Сеймура Визирова: «Не каждому человеку удаётся увидеть рождение правнуков, но, ни дядя Сеймур и не мой отец не относятся к числу таких неудачников. Они сумели дожить до рождения третьего поколения и это своего рода редкостное счастье, которого следует ценить без преувеличения». Дедушка не только ценил, но и до безумия любил младших членов семейства. А, когда родился мой младший сын, дедушка сказал:
- Я думаю, что ты не ошиблась в выборе только с точки-зрения рождения детей. Это хорошо, что у тебя их двое, а главное, мужчины. Значит, в этом плане я могу быть спокойным. Они станут для тебя той опорой, в которой ты так нуждалась всю жизнь. Как же мне становилась приятно, когда дедушка занимался с детьми, рассказывал им сказки, шутил с ними и наслаждался детским смехом. Наблюдая их со стороны, я раздумывалась над словами дядюшки Фикрета.
- Вот, - говорил мой внутренний голос, – глянь на них. Как же забавно. Бог соизволил в этом доме зажечь свечу долговечности. Сегодня на перепутье двух дорог – детства и старости, стоят эти дорогие для тебя души. И те дети, которым может даже не суждено прожить с мудрым стариком под одной крышей долгое время, обогащаясь его советами, понять, как следует жить. И тот старик, который не в состоянии не радоваться ребячеству правнуков, в действительности понимает, какой данью одарил его Всевышний и пытается сказками, прибаутками, играми и анекдотами запомниться в памяти своих отроков и оставить после себя неизгладимый след, ибо детей ждёт долгая жизнь, а для него завтра может и не наступить.
Но, а младший правнук - Рашад является отличником учёбы. Его фотография висит на доске почёта под названием «Звёзды нашей школы». 5 декабря 2009 года администрация средней городской школы № 225 наградила Рашада Визира почётной грамотой за отличие в учёбе и за активное участие в общественной деятельности школы. Администрация школы представила его как отличника для участия в телепередаче «Детский городок», транслируемый по общественному телеканалу «Ictimai». А 17 мая 2009 года он завоевал серебряную медаль в открытом первенстве по дзюдо, посвященном памяти Гейдара Алиева, а также в том же году, то есть 1 ноября он стал чемпионом в открытом первенстве по дзюдо, в котором он представлял спортивный клуб «Бирюк» («Ялгузак»). В ноябре 2010 года выйдет на свет книга «Успевающие» с инициативой редакции «Волшебный халат», где опубликуется очерк о достижениях и успехах юного победителя. В сентябре 2010 года его приняли в 16 городскую музыкальную школу на класс фортепиано. И мы надеемся, что он станет достойным представителем своих родных предшественников.
Итак, прошли годы, и я снова вернулась к литературному творчеству стихами. Затем, поняв и признав своё истинное призвание, вместе с сестрой занялась переводческой деятельностью, в ходе которого, перевела десятки научных работ и художественную литературу. Дедушка на старости лет видел наглядно как мы, засучив рукава, взялись за любимую работу, и как эта работа занимала нас с каждым днём больше и больше и как его чада наслаждались этим непосильным трудом больше морально, чем материально.
- Девочки, я не допущу, чтобы вы изнуряли себя с утра до ночи. Придерживайтесь строгого расписания – советовал дед, который в жизни не согласился бы на то, чтобы её любимые внучки, с которыми он дышал в прямом смысле этого слова, таскали на плечах тяжёлую ношу. К великому сожалению, дедушка не дожил до того дня, когда мы сумели бы с лёгким сердцем хвастаться перед ним весьма серьёзными работами, напечатанными под нашими именами и даже тем творчеством, которому когда-то мы не были готовы. Он не успел радоваться нашим громадным успехам и ознакомится с художественным стилем продуктов нашего пера и с творческим замыслом. Но, я больше всего рада тому, что усилия дедушки в направлении освоения обеих языков не оказались безрезультатными. И он, наконец, добился того, что через много лет, его потомки пытаются одарить литературу новыми образцами художественного жанра, сочинёнными на трёх языках. На русском, которого дед считал самым совершенным языком славянской группы. На азербайджанском языке, которого дед познал до самых тончайших нюансов, пропитывая его материнским молоком. И на языке османского турка, с которым дед ознакомился в юношеские годы благодаря произведениям Гусейн Джавида, Алмаса Илдырыма, Микаила Мушфика и других прогрессивных мыслителей времён репрессии.
Фидан Везир (переводчица-писательница, внучка): Что мне сказать о дедушке? Он всегда был и навсегда, останется для меня идеалом. В нем я познала строгого, но одновременно ласкового человека. Даже после того, как он состарился, и все его лицо покрылось морщинами, он продолжал оставаться для меня авторитетом. Я считала его опорой семьи, у меня всегда была убежденность в том, что он защитить нас от всяких невзгод, хотя он и не был всесильным. Я настолько его обожала, что даже его мизерные недостатки, казались мне незначительными. Нынче, когда его уже нет живых, я чувствую его присутствия, когда у меня на душе тяжело или же когда мне очень радостно. Рассказывая мне о моем детстве, он всегда вспоминал те минуты, когда он, сидя на диване, любовался моими робкими и неуверенными шагами и, не выдержав, звал меня ласковым голосом к себе. Дедушка никогда не ставил разницу между мною и сестрой, но сердцем и душой мы все-таки оказались ближе и неразделимыми. Он был настолько к нам внимателен, что любые наши недомогания вызывали у него чувство тревоги, и он тотчас брался лечить нас, не пренебрегая своим временем.
Положительное влияние дедушки в нашей семье был настолько впечатлительным и внушительным, что я, с детских лет, любила подрожать ему во всём и всячески. Он учил нас всему, и его самые высокопарные слова и надежды были связаны только с нами. Ещё с малых лет, он воспитал в нас любовь к музыке, к поэзии, к народным мугамам, к национальной опере. Вечером мы засыпали под божественной мелодией «Лейли и Меджнуна», а утром просыпались под увертюрой Кероглы. Только благодаря ему, мы, с первых же нот различали Чахаргах от Мирза Гусейн Сегахы, а также распевали симфонический мугам Фикрет Амирова «Кюрд овшары» до последней ноты наизусть. И лишь благодаря ему, у нас шёл процесс вырабатывания музыкального слуха, хотя моё желание серьёзно заняться музыкой, а точнее, научиться сыграть на пианино оказалось не осуществимой и всё по вине старшей сестры. Однажды, дедушка договорился с учительницей Консерватории, чтобы та взялась обучать мою сестру к навыкам пианиста. Но видимо, она до того недолюбливала этот чудный для меня инструмент, что педагог отказалась заниматься с нею, за чью милость и меня решили этого удовольствия. Уже годами дедушка понял свою ошибку, но уже было поздно. Он, как правило, был очень дальновидным человекам и никогда в жизни не ошибался в своих расчётах. Это не просто слова, а сущая истина. Когда мы хоть раз ослушались его, то это нам очень дорогого стоило. Нам посчастливилось воспитываться в той семье, где мораль и честность ставился превыше всего. Я помню, как дедушка являлся сударем честных правил и он соблюдал те жизненные принципы, которых он по всей вероятности, не только установил для себя самого, но и для всей семьи, отчего требовал от нас, чтобы и мы придерживались этих канонов. Он никогда не воровал, не брал взятки, слался честным человеком с безупречной репутацией. И этого он прививал нам. Мне даже сложно указать на его вредные привычки, так как он практически не пил, и не курил. Разве что рюмку хорошего коньяка в знаменательные дни. Хотя наш дедушка и не был благоверным, но все его поступки соответствовали правилам шариата. Помню, как все знакомые удивлялись тому, что у такого чиновника нет собственной машины, или же лишней квартиры за душой. Но почему-то в тот момент его догадка оказалась неверной, когда он стоял буквально на один шаг близко от правды.
Я так же помню, как дедушка сидел в вечерние часы за столом и играл с нами в настольные игры. Домино, шашки, подавалушки увлекали нас часами. Я помню, как в летние каникулы, дедушка звал нас на балкон продышаться свежим воздухом и мы всей семьёй выходили на веранду, где и беседовали часами. Помню я так же его интересные беседы и дискуссии с бабушкой, и они укоренились в моей памяти потому, что в этих беседах самыми сладкими являлись шутки дедушки, адресованные к бабуле. Они дразнили друг - друга до тех пор, пока кто-то не выходил из игры. Но они никогда в жизни не обращались друг с другом неуважительно и не разбирали отношения при нас. И недовольство между ними выходила только в исключительных случаях. Во время пиршеств, проводимых в нашей семье, дедушка при гостях почтенно называл бабушку Алией ханум, а та называла дедушку Сеймур муаллимом. Он не любил, когда мы пытались произвести незначительные изменения в квартире в образе его бытия. Вещи должны были стоят там, где они стояли. Дедушка любил постоянство и это, видимо, вселяло в него чувства уверенности в свои силы. Дедушка презирал искусственных вещей во всём обличии, и даже цветов, живая и натуральная красота во всем вызывали у него чувства чрезмерного восхищения. А наша попытка затеять ремонт в квартире, раздражали его до пятого колена. Он учил нас с детства быть готовыми ко всем бедам и неожиданностям судьбы и, наверное, благодаря этому, мы с лёгкостью перенесли бедноту, когда с распадом Советской власти, дед лишился и тех денег, которых он копил всю жизнь своим честным трудом. Но даже в те дни, когда дедушка уже не имел за спиной ничего, кроме мизерной суммы пенсии, он не потерял своего достоинства и был готов покровительствовать многим, как и в добрые былые времена. Он видел, как я переживала по поводу материальных трудностей, и потому, однажды позвав меня в столовую, промолвил:
- Фиданчик, ты думаешь, родная, что деньги способны предрешать все проблемы? Есть вещи в жизни, которые намного важнее денег, но ты права и без денег эти вещи не купишь. А я думаю, что лучше всего полезть в карман за словом, чем за деньгами. Многие знакомые, которых я знал, потеряли здоровье, пытаясь заработать все деньги, которые можно заработать: а потом, потеряли все деньги, пытаясь вернуть здоровье. А мой отец лишился и самого дорогого - жизни. А разорившийся человек может пересчитать своих друзей на мизинце одной руки. Если есть на свете горстка людей, которых деньги, карьера все жизненные блага не могут испортить, то значит, и мы, конечно, то есть, наша семья относимся к их числу. А те, которые не смогли избежать подобной горькой участи относятся к числу неблагородных. Благородство – это, прежде всего, совершенство духа. А умение не казаться, а быть благородным отроду нельзя не взять в займы, ни купить, а если бы оно и продавалось, всё равно, я думаю, что не нашлось бы покупателя.
Я понимала ту истину, которую он пытался мне объяснить, но как бы я не старалась я всё-таки не смогла разъяснить ему другую, более немаловажную истину, которую не воспринимала всей душою. Я не сумела объяснить ему, что пришёл тот век, в котором больше всего превалируют господа, коим удосужилось выйти из грязи в князи, что действовала на меня подавляюще. Я не могла объяснить ему, каким стал мир, какими неприятными людьми и обстоятельствами нам придётся сталкиваться в будущем, при этом стараясь не терять достоинства перед лицом плебейства и торгашества.
Но всё-таки его столь мудрые слова успокоили и утешили меня и с того дня, я начала полагаться только на Бога. Между мной и дедушкой существовала некая духовная связь, которую мы чувствовали всеми фибрами тела. Он любил, когда я ухаживала за ним и готовила для него блюда, так как, знала какой дед у меня капризный на счёт еды. Возиться с капризами дедушки, доставляло мне уйма удовольствия. Мы любили часами сидеть рядышком и чувствовать друг - друга душой, при этом, не видя надобности заняться болтовнёй. Когда он был рядом, я успокаивалась, и в мою душу проникало удивительное смирение, которым я дорожила всегда и повсюду, и которого я лишилась, когда потеряла дедушку, что привело в мою жизнь невосполнимую пустоту. При смерти, он позвал меня к себе и как ни странно, завещал мне серебряную, обделанную узорами ножницы покойной матери. Это было единственным памятным предметом, сохранённое дедом в целости и сохранности. Я тогда поняла, что ножницы – это своего рода безобидный повод для вечного прощания. 9 октября 2002 года дедушки не стало. При смертном одре, он лишился ясного рассудка, слуха, внятной речи и даже зрения. Я была рядом до последней его минуты и не отпускала его руку, как он до сих пор не отпускал мою. Я помогла ему перебраться в мир иной, прочитав для него предсмертную молитву – Кялмейи – шахадат. Он в тот миг словно ожил и прислушался к моему шёпоту и, наконец, услышав молитву до конца, вздохнул спокойно и скончался. Кончина дедушки напомнило мне последнюю песню лебедя. Он улетел из родного очага, чтобы кружить в небосводе и следить за нами с небес. Я долгое время не могла справиться со стрессом, так как смерть дедушки была для меня тяжелым ударом судьбы. Но время, беспощадная время излечивает все раны, а память, добрая память крепко дружит с воспоминаниями, и потому я поняла, что, пока живу я, этот добрый и дорогой для меня человек будет жить с каждым произношением его славной имени, ибо имя человека – самый сладостный и самый важный звук на любом языке.
ВОСПОМИНАНИЯ БЛИЗКИХ И ДРУЗЕЙ.
Единственной мерой времени является память. Прошлое, хранящееся в памяти, есть часть настоящего. И если не память, жизнь была бы невозможна. Хотя и без забвения, жизнь была бы невыносима. Но людям, а тем более друзьям свойственно жить приятными воспоминаниями о прошлом, ибо этим они убеждают себя и стараются убеждать и других, что жизнь, прожитая ими в обществе друзей, прожита не зря. Если есть о чём вспоминать, значит это залог того, что и они окажутся в числе не забываемых лиц.
Мы попытались собрать для этого заглавья сведения из уст друзей и родственников. Но, к сожалению, получилось так, что некоторые лица, чьи воспоминания вошли в эту книгу не дожили до наших дней, хотя среди них есть и живые свидетели не столь далёкого прошлого. Тут мы собираемся полагаться на реальные возможности человеческой памяти, которой свойственно не только забывать, но и хранить приятные впечатления лучше и качественнее всяких средств современной техники. Тут мы попытаемся доказать, некогда высказанную великим русским поэтом Х1Х века Н.А.Некрасовым мысль, которая гласит:
Есть у памяти свойство такое,
После тяжёлых и суровых невзгод,
Забывается быстро плохое,
А хорошее долго живёт.
Лейла Визирова – (главный врач детской больницы №5, внучка Наджаф бека Визирова):
- Сеймур Визиров – друг моего детства, хотя и является дальним родственником. Он был на удивление тёплым человеком. Помню я нашу с ним встречу спустя уже много лет. Он явился ко мне внезапно. Когда это было? Где-то в конце 80 – х. Я работала тогда главврачом детской больницы. Туда и доставили внучку Сеймура. Потом и выяснилось, что она заболела бронхиальной пневмонией. В приёмной мне рассказали, что он зашёл в кабинет в весьма дурном настроении. Но, услышав о том, что главным врачом больницы является никто иной, как знакомая ей по доброй и старой памяти Лейла Визирова, он сразу же изменился в лице, и суровая мимика незнакомого для секретарши человека поменялась лёгкой улыбкой. Он попросил не докладывать, а сам вошёл в комнату церемонно. Он улыбался от души во время нашей встречи. И мне показалось, что в тот момент хватило одного его появления, чтобы оттепель прошлого прикоснулась к моей душе лёгким ветерком.
Рашид Визиров – (дальний родственник, работал в системе Азнефти начальником нефтепромыслового управления Ленинского района):
- Сеймур Визиров является для меня дальним родственником, хотя наша с ним дружба может послужить примером для зависти. Его трудовая деятельность была тесно связана с нефтяными промыслами, а значит, помимо всего прочего, мы также являемся коллегами. Сеймур также находился в хороших отношениях с моим старшим братом Халилом Визировым. Он с женой Товуз Ханум отдыхали вместе с семьёй Сеймура Визирова в правительственном санатории Зугулбы. Как ни парадоксально скромность характера Сеймура являлась для меня видимостью. Так как, со мной он часто шутил, то есть принимал мой оптимизм с весельем. Мне было ведомо, каким прекрасным организатором и специалистом он был в своё время. Я поддерживал с ним связь даже после того, как он вышел на пенсию. И мне бы хотелось рассказывать небольшой эпизод нашего знакомства, который иной раз доказывал мне, как глубоко способен рассуждать Сеймур Алескерович. В ноябре 1988 году разгорелся нагорно-карабахский конфликт. В ту пору мой племянник, сын Халила Визирова - Абдуррахман Визиров являлся первым секретарём ЦК Компартии Азербайджана. С обострением нагорно-карабахского конфликта начался первый поток беженцев азербайджанской национальности из Армении. Страна находилась в напряжённом состоянии и видимо, настоящие патриоты не могли остаться равнодушными к происходящему. Однажды вечером Сеймур позвонил мне и, поздоровавшись, сказал:
- Рашид, если тебе придётся встретиться с Рахманом, то скажи ему, чтобы тот немедленно занялся переселением беженцев из Армении на территорию Нагорного Карабаха, потом будет поздно.
- Сеймур, дорогой, я понимаю твоих опасений, но извини, он не станет меня слушаться. У него хватает своих соображений по этому поводу, которые продиктованы ему из центра.
Это был наш последний разговор на эту тему. Но спустя некоторое время, когда Карабах оказался проигранным, я понял смысл его слов. И в тот миг как же я жалел, что он не стоял во главе власти, когда это было так необходимо.
Софа Бесирзаде – Визирова (народная артистка Азербайджана, жена Солтана Визирова):
- Сеймур Алескерович Визиров был родственником моего мужа – Солтана Визирова. Они росли вместе в одном квартале и были слишком близки. Сестра Солтана Гюльшан Визирова была близкой подругой Зумруда – покойной сестры Сеймура. Я помню эпизод о том, как в молодые годы Солтан ухаживал за мной и в этом деле настоящим помощником для него оказался наш славный Сеймур. Солтан впервые увидел меня на спектакле Азербайджанского Драматического Театра. Он любил ходить в театр. Это было любовью с первого взгляда, о чём он видимо осведомил и Сеймура. Однажды вечером после спектакля я выходила из театра вместе с коллегами в слишком хорошем настроении. Подруги знали о молодом мужчине, который робко наблюдал за мной со стороны, но не осмеливался подойти и познакомиться. Но в тот вечер это долгожданное знакомство всё-таки случилось. Не пройдя и двух шагов, я почувствовала посторонний взгляд и не охотно повернувшись, столкнулась с пронзительным взглядом Солтана, который следил за мной, притаившись за переулком. Он держал на руках букет цветов и рядом с ним находился не знакомый тогда для меня опрятный и солидный молодой мужчина. Он шептал под ухом Солтана и кажется, взбадривал его, чтобы тот решился выйти ко мне на встречу. Наконец, говорливый незнакомец добился своего, и Солтан вышел ко мне, трясясь от волнения, и тут же произошло наше неожиданное знакомство. После того, как я создала семью, мы с Сеймуром часто встречались, ходили друг - другу в гости. Последняя наша встреча произошла спустя много лет после смерти мужа. Я неожиданно для Сеймура и Алии ханум созвонилась с ними и очутилась у них дома. Они были весьма рады к моему приходу. Алия ханум открыла стол, и мы болтали до позднего вечера, где я также познакомилась с чудесными и любопытными внучками нашего Сеймура.
Ахмедова Фовзия (жена самого близкого друга Ахмедова Ахмеда):
- Сеймур являлся для меня старшим братом, нежели близким другом мужа. Сеймур и Ахмед были удивительно схожи по характеру. Я познакомилась с Ахмедом на танцевальной площадке, которую в годы нашей молодости организовывали на Бакинском бульваре. Туда мы ходили толпами, и там же любил проводить время Ахмед с друзьями. Сеймур был тем другом, который способен был радоваться за счастье близкого друга от души. Он в связи с нашей женитьбой говорил:
- Ахмед женился на Фире, танцуя.
Создав семью, я также приобрела настоящую дружбу тогда, когда я чувствовала себя в Баку одинокой. Потому, что на самом деле я родом из Крыма и являюсь Крымской турчанкой. Мой отец до Советской революции жил в Крыму, являлся членом Государственной думы и слишком состоятельным лицом. Мои братья учились в Тифлисе в семинарии Гори. Я помню наш дворец и наше благосостояние, которого мы лишились в 20 годах прошлого века. Мы приехали в Баку ни с чем. И пришло то время, когда мы попали из князи в грязи. Но со временем Баку стала для меня второй родиной и здесь я обрела своё семейное счастье и закадычных друзей. Я помню друзей моего мужа Сеймура, Анвара, Камиля, Султана. Но мы часто ходили гулять с Сеймуром и с его подругой жизни Алией, а также с Анваром. После прогулки мы по привычке возвращались домой на такси. У Анвара была плохая привычка. Поймав такси, он открывал переднюю дверь автомобиля, и предлагал Сеймуру сесть впереди, как будто демонстрируя ему своё почтение. А на самом деле он знал, что за проезд приходится платить тому, кто сидит рядом с шофёром. Этот эпизод повторялся уже десятый раз и Сеймур по простоте душевной, как ни в чём не бывало, принимал его жест безобидным. Но однажды я решила всё-таки поменять ситуацию, проучив Анвара как следует и в следующий раз по возвращению домой, когда наши решили поймать такси я опередила их и как только шофер затормозил я быстро открыла переднюю дверь и обратившись к Анвару сказала:
- Анвар, ты старше нас по возрасту, так что прошу.
Анвар не смог перечить мне и присел к шофёру с недовольным видом. После смерти Ахмеда я пересчитывала настоящих друзей на пальцах. Как и раньше я ходила в гости к Сеймуру, а после и её внучки начали соблюдать прошлые традиции и ходили ко мне, интересуясь моим самочувствием. Для меня второй трагической утратой стала смерть Сеймура. Я в связи с болячкой на ногах с трудом передвигалась по собственной квартире и потому давно уже не выходила на улицу. Но когда внучки Сеймура сообщили мне о кончине дорогого друга, я не смогла удержаться дома и, забыв о боли, о болезни примчалась к нему, чтобы оказаться рядом, когда друзья и родные провожают его в последний путь.
Ахмедова Эльмира Ахмедовна (старшая дочь близкого друга Ахмедова Ахмеда):
- Я не стану долго вдаваться в подробности дружбы моего отца с дядей Сеймуром, хотя их дружба было для нас живым примером с детских лет. Я лишь скажу одно, что наше с вами счастье заключается в том, что наши семьи дружат уже в третьем поколении и такая дружба, которая дорожает с каждым годом, настоящее богатство.
Ахмедова Фирангиз (нефтяник, главный инженер, сотрудница НКАР):
- Ахмедов Ахмед был моим двоюродным братом. Я являюсь живой свидетельницей той легендарной дружбы, которой владели в своё время он и его друзья Камиль, Султан, Анвер, Сеймур, с которыми он учился вместе и дружил всю жизнь. Они пронесли эту дружбу через войну, через катаклизмы и, наконец, смогли уберечь его и держать на стороне от всяких разногласий не тронутой. Вы только подумайте об искренности, о могуществе этих чувств, что помогло им передать эту дружбу своим потомкам в качестве священного подарка. Мой брат Ахмед женился во время войны. Это было те годы, когда друзьям было нелегко. Они ночевали на нефтяных промыслах, где трудились ради страны и ради победы. Но они всячески помогали друг - другу, чем могли и оказывали взаимную поддержку. Так они сумели устоять против голодовки военных лет. Я помню, как они семьями уезжали в курортные города страны. И была у них такая традиция. Каждое воскресение собраться в гостях у одного из друзей, который угощал их национальными блюдами своего края. Например, если друзья собирались у Султана или же у Сеймура, значит, им предстояло отведать Карабахские блюда, если у Ахмеда – Ленкоранские, а если у Камиля – Шемахинские. Но поводов для их встречи всегда хватало. Они всегда были вместе и являлись неразлучными друзьями.
Анвер Рустамов (близкий друг Сеймура Визирова, участник ВОВ, нефтяник):
- Вы посмотрите, сколько лет прошло. И среди тех друзей, чья память живёт по сей день, уцелел лишь я. Как же мы были друг для друга дороги. Среди нас самыми отзывчивыми друзьями являлись двое – Ахмед и Сеймур. Когда я отправился на фронт, я думал только о матери и о братьях. Думал, как же им придётся туго после моего ухода. Но, имея за спиной таких друзей, я понял, что мои тревоги были безосновательными. Всю войну Ахмед не оставил мою семью без присмотра. Он каждый день приносил им продукты, буханку хлеба и они лишь благодаря его усилиям сумели пережить суровые годы войны. А Сеймур был среди нас единственным, кому удалось всю жизнь проработать на самых высокопоставленных должностях. В те годы, когда государство не давало возможности работникам номенклатуры злоупотреблять должностными обязанностями, Сеймур в противовес всему, помогал нам, устраивал всех своих близких друзей на работу, обеспечивал их квартирами, думал о нашем благоустройстве. А самое трогательным жестом с его стороны было то, что все эти попытки помочь являлись безвозмездными.
КОНЕЦ ПУТИ.
Когда наступает конец пути, у путника умирает всякий интерес к жизни. И жить дедушке расхотелось в прямом смысле этого слова, наверное, с той поры, когда до боли была потеряна Шуша.
Он до последних дней своих верил, что земля не оставит его и не окажется к нему такой беспощадной, как он провинился перед ней когда-то не то по воле судьбы, не то по воле непонятных обстоятельств, и ему пришлось уехать в столицу надолго, хотя временами он возвращался в свой город. Старость заставило дедушку часто мучиться в воспоминаниях. И он часто делил с нами свои переживания и душевные страдания. Он часто повторял:
- Мне не удастся быть захороненным у себя дома, где похоронены мои предки. Но даже если так, похороните меня на такой высоте, на лоне гор, может оттуда я смогу любоваться Шушинскими горами.
Его мечта сбылась. Он был захоронен на кладбище Биби- Эйбата, где он когда-то похоронил свою мать и откуда открывается прекрасная панорама на Каспий, к чему была причастна вся трудовая деятельность дедушки. Без каких-либо гиперболизаций, следует отметить, что его также окончательно сломила потеря самого дорогого для него человека – брата, друга, товарища, душевного родича – Хасая Визирова. Он терял друзей, родных в течение долгой жизни и после смерти Хасая, дедушка понял, что наконец-то пришёл день, когда пошатнули те крепкие и надёжные опоры, которые давали ему стимул для выживания. Он в жизни не любил плакать перед родными и посторонними вне зависимости от того, какая бы беда не ждала его на горизонте. Даже в дни кончины матери, он сумел не потерять хладнокровия. А узнав о том, что в том доме, где он считал себя членом семьи, собираются справлять поминки для его брата, дедушка с хромающей ногой отправился на последнюю встречу с сердечным другом, кому он так привык излить душу. Он поднялся на третий этаж и уже в дверях испытал тяжёлую душевную скорбь, чего нельзя было передать словами. Тело покойного находилось в гостиной. Дедушка зашёл туда второпях и, столкнувшись с безжизненным телом брата, лёг на диван со свинцом в груди. Там он позабыл про гордость, про самообладание и про достоинство, и заплакал кровавыми слезами, хотя его душевную боль никто не в силах был понять и унять словами утешения. После возвращения домой, он, сидя на кресле, всё время повторял стих поэта Ислама Сафарли, и в коих строках кроилась та истина, которую мы оказались в состоянии исчерпать только спустя много лет.
Не нужно злости и обид,
О, безымянный странник.
Друзей сердечных, закадычных,
Добродушных совсем мало.
Умру, все скажут: «Ах, досада!»
А те, кто с горем в миг сольются
Кроме двоих и не бывало. (Перевод на русский язык принадлежит Первин Везир)
ПОСЛЕСЛОВИЕ.
Герой наших мемуаров прожил долгую, славную жизнь, полную трудовыми победами и триумфами. Он в своё время был необыкновенным человеком, а героям своего времени и без его участия, казалось бы, невозможно решить государственные вопросы и всенародную проблему, потому что каждая его попытка свершить великие дела для страны и ради народа увенчалась успехом. Хотя у Симона де Бовуар, французской писательницы, теоретика экзистенциализма, основоположника радикального феминизма существует такая интересная мысль, что «если вы проживёте достаточно долго, вы увидите, что каждая победа оборачивается поражением». Мы думаем, что есть в этих словах всё-таки доля правды. Ибо, на склоне лет вчерашние успехи и достижения кажутся человеку детскими шалостями, хотя в противовес психологической стороне вопроса, можно утверждать и другую гипотезу, высказанную Джоном Кеннеди, в 1961 году после неудачи с высадкой десанта в заливе Кочинос. «У победы тысяча отцов, – говорил он, - а поражение всегда сирота» А что касается, главному действующему лицу этой книги, чье имя числится в списке победителей, то следует сказать, что ни для кого не секрет, что он всю свою жизнь просидел на приставном стуле. Но ему все - таки удалось выйти за пределы своей натуры, а ключ унести с собой, чего сумели достичь только великие мыслители своей эпохи.