ПОСВЯЩАЕТСЯ ВЕЛИКОМУ РУССКОМУ ПИСАТЕЛЮ 20 ВЕКА А.П.ЧЕХОВУ
Как же ужасно приятно, когда огромные листья смоковницы проникают через решётку в комнату, еле-еле дотянувшись до щели приоткрытого окна. Только для матери-природы бессильны любые запреты, устанавливаемые человеком для самого же человека. Палата, в которой я располагаюсь, намного просторнее, чем хотелось бы. И постояльцев здесь не мало. Порядка семеро, от чего для тех ушей и мозгов, которым необходим покой, не хватает именно спокойствия, с исключением тех пары часов, когда вся палата отдыхает под воздействием тяжёлых психотропных инъекций и успокоительных препаратов. Всё-таки согласитесь, что жутко неприятно рассказывать о нынешнем положении, в котором я нахожусь по воле не зависящих от меня обстоятельств. Ушли, исчезли те дни, когда некому было до моего рассудка, когда я же являясь хозяином собственной жизни, вдоволь наслаждался все возможными дарами судьбы. У меня было всё, кроме желанного покоя. Видимо, настали дни, когда никакая «добрая душа» не потревожит моё измученное тело и разум. В том месте, где я пребываю, многие, в числе которых нахожусь и я, не ведают, в каком часовом поясе они «здравствуют». Время течёт подобно течению, тогда как для нас оно кажется каплей. А что касается моих братьев по несчастью, то я скажу, что больно они не разговорчивы. Пациенты любят трепать языком только в присутствии добродушного доктора, кто навещает нас чуть не каждый день, в отличие от близких родственников. Мы всегда рады к встрече с миловидным стариком, тогда, как медсестёр страшно ненавидим. От них ни одного доброго слова не дождёшься, помимо тех, что «страшно нас достали».
– Поворачивайтесь, пожалуйста, на бок. Время уколов! – говорят они, голоса которых напоминают больше карканье вороны, чем звук, что мил для слухов наших.
Есть среди нас один беспокойный человечек, что вертится по всей палате в ожидании чего-то непонятного.
– Ему очень плохо, – говорят врачи и до лечения и после.
Он больше всего напоминает мне Ваньку-станьку, но настолько худого, с кем страшно во сне сталкиваться, нежели наяву. Ходит он по палате взад и вперёд, безостановочно массируя плечи, руки и шею.
– Опять у этого приступ начался, – молвят медсёстры и выходят из палаты за доктором.
– А интересно, наступит ли час, когда этот приступ закончится?! - думаю я, усталым взглядом наблюдая за сумбурными движениями соседа. Порой эти нервозные прохождения помогают мне заснуть, а иногда я просыпаюсь непонятному бурканью меланхоличного, тревожного постояльца нашей палаты.
– Придут, они придут, они сказали, что придут этой ночью. Где же они? – бормочет он, вглядываясь в небо беспокойным и бегущим взглядом. И в этот момент, он останавливается у моей кровати часов, наверное, два, а может даже больше, не помню. Время не главное, а главнее всего то, кого мой сосед ждал так долго, в томлении которого он находился много лет. Как же хочется спросить, да не хватает храбрости. Может, он не захочет поделиться со мною своим секретом? Может, посчитает излишним, поговорить с тем больным, чью кровать он выбрал в качестве точки последней остановки? А может, он не понимает и вообще, не соображает о том, что и вокруг него есть люди, жизнь которых течёт большей частью в объятиях не здорового сна.
Утром нас посетил доктор с молодыми практикантами, оказывая каждому из нас всяческое внимание.
– Как же вы себя чувствуете, дорогие? – спросил он нас, на вопрос, которого не все ответили положительно. Тогда он решил всё-таки поболтать с нами индивидуально, уделяя каждому пятнадцать минут, при этом совмещая процесс обучения будущих врачей со своими обыденными обязанностями. Сперва, он подошёл больному под номером 1. - Как же вы себя чувствуете, голубчик? – спросил он, придавая физиономии смешливый вид.
– Доктор, мне дурно! – ответил больной, пыхтя из-за лишних килограммов.
– И в чём же выражается ваше недовольство?
– В том, что атмосфера палаты слишком уж неприятна. – ответил больной с кислой миной.
– Обратите внимание, вегетативный невроз, иначе говоря, невроз вегетативной нервной системы, тяжелое нарушение обмена веществ, – сказал доктор, обращаясь к практикантам, а затем, снова приступил с больным в интересный диалог. - Думаю, голубчик, что ваши опасения беспочвенны. Может причина вашего недовольства кроется совсем в ином, в источнике вашего недомогания? – спросил врач, пытаясь развязать язык пациента. Пациент, не ведая, с какими именно доводами руководствуется дружелюбный врач, спросил в недоумении.
– Я не понимаю, доктор, о чём вы?
– Милый друг, – продолжил психиатр, указывая на молодых специалистов, – наши друзья желают ознакомиться теми обстоятельствами, что привели вас в нашу лечебницу.
– Наверное, оттого, - сказал больной под номером 1, - что, являясь рядовым работником, жизнь прожил попусту, ожидая от завтрашнего дня многочисленных сюрпризов. – на великое удивление будущих врачей, больной выразил глубокую мысль, достойный всякого признания.
– Да -с -с - с. – с сожалением произнёс врач. – Ничего, успеете, успеете! – сказал он, прихлопнув пациента по плечу. Затем он подошёл к другому пациенту под номером 2. - Добрый день! Позволите присесть? – спросил он больного снисходительно.
– Пожалуйте! – ответил больной, ещё больше укутываясь в одеяло.
– Как ваше самочувствие?
– Доктор, мне скучно! - ответил больной, сморщившись. И тут врач, ознакомив практикантов с историей болезни пациента, добавил:
– Вот, товарищи, сердечный невроз, предмет вашего исследования. – а затем, последовал тот же вопрос знакомого содержания, который выявил настоящую причину болезни следующего пациента.
– Доктор, меня больше всего расстраивает монотонность моего бытия.
– Неудачный художник, – сказал врач, качая головой.
– А что у вас? – спросил доктор пациента под номером 3.
– Доктор, мне плохо! – ответил больной, чуть не сквозь слёзы.
– А почему?
– Наверное, оттого, что считаю, себя не достойным подобной участи!
– Понятное дело! – отозвался доктор, играя усами, после чего, разговорился с молодыми коллегами с шёпотом.– Слишком уж самонадеянный тип и разгильдяй! Невропатия – расстройство вегетативной нервной системы. Обычно оно наблюдается у детей и подростков, но у этого пациента считается хронической
Пациент под номером 4, лёжа в кровати смеялся до упада, и потому на вопрос врача касательно его самочувствия, он ответил громким хохотом.
– Доктор, доктор, мне, мне, хи,хи,хи, весело!
Старый психиатр поняв, что разговор с данным пациентом лишён всякого смысла благодаря весёлому настроению хохотуна, счёл необходимым объясняться с практикантами безо всякого участия больного.
– Видимо, оттого, друзья, что он любит смеяться и в то же время высмеивать других. Несчастный клоун! Шизофрения лёгкой степени, тяжелое психическое заболевание, которому свойственно нарушение связанности психических процессов и упадок психической деятельности, но в данном случае, проявляются приступы смеха.
В глазах пациента под номером 5 царила безграничная грусть и тоска.
– Доктор, мне грустно! – ответил больной, на навязчивый вопрос врача и тут же добавил: - Доктор, я устал всё время ждать от родных весточки, и устал оттого, что не имею сил заняться любимым делом! – горестно отозвался больной, скрывая голову под одеялом, откуда доносился душераздирающий плач пациента под номером 5.
– Вот, товарищи, взгляните в настоящего трудоголика и в прекрасного семьянина. Психоз, болезненное состояние, связанное с поражением головного мозга и ведущее к нарушениям психических функций, а у нашего пациента наблюдаются сильно выраженные странности.
Наконец, очередь дошла и до того беспокойного пациента, который отличался от других душевных больных своей тревожностью.
– Всё ходим? Ищем? Ждём -с -с? – спросил доктор пациента, и тут больной прицепился за рукав врача, судорожно выговаривая следующие фразы.
– Доктор, мне боязно, мне боязно!
– Напрасно, – ответил врач, - вам же нечего бояться. Видите ли, вы здесь не одиноки и если что, вам обязательно помогут.
– Нет, нет, вы не правы. Я настолько прегрешил в своём веку, что ни какой человек не в силах унять мою мятежную душу. Для меня единственным спасением станет наказание свыше, чего я дождался довольно давно. Но они придут, придут. Обещали! Обещали! – произнёс пациент, массируя шею. Врач посмотрел на него отупевшим взглядом, а, после, удаляясь в сторону, сказал:
– Вы можете себе представить? Этот больной зловещий и в то же время, странный убийца! Короче, паранойя, хроническое душевное заболевание, характеризующееся устойчивыми бредовыми идеями ревности, а в данном случае, преследованием.
В этот миг кто-то из молодых специалистов возмутился.
– А разве правильно держать такого опасного больного среди пациентов, не представляющих никакой опасности?
– Если вы на счёт тюремного заключения, то он отбыл своё наказание по полной программе. Вот уже как последние девять лет, он является нашим пациентом. А что касается безопасности, то вы обязаны знать, что все пациенты психиатрической больницы опасны по-своему без всякого исключения.
И вот доброжелательный доктор подошёл к моей койке, и, наклонив голову к моему подбородку, спросил:
– Здравствуйте, как вы сегодня себя чувствуете?
– Доктор, мне хорошо! – ответил я, и мой ответ произвёл сильное удивление среди молодых практикантов.
– Не стоит изумляться. Это всё оттого, что он вовремя спасся от язвительных укоров близких. А может, даже от того, что порой для творческих людей, чей разум наполнен всякими сумбурными замыслами, правильное и чёткое изложение, которых сулит сотворения прекрасных шедевров, больница или же тюряга, в которой царствует желанное умиротворение, кажется им истинной роскошью? Талантливый чудак! Но диагноз у него весьма сомнительный. Похоже на глубокую депрессию, сопровождающейся мигающим неврозом, а порой и невротической атрофией, где наблюдается частичная потеря чувствительности, порой отупение, что приводит к приступам невроза. Вот и всё!
– Милый доктор. - произнесла молодая брюнетка в халате, бархатный голос которой раздался из толпы практикантов. – Я ушам не верю. Неужели, такому известному специалисту, за спиной, которого прячется богатый жизненный и в то же время профессиональный опыт, не очевиден тот факт, что душу этих больных, раздирает скука и печаль? Разве нельзя разукрасить их бытие чем-то другим, кроме тех процедур, которых вы применяете ежедневно?
– Любезная! – произнёс врач внушительно, – а чего конкретно вы имеете ввиду?
– По – моему, профессор было бы целесообразно привлечь пациентов обыкновенному труду! – на что врач сильно возмутился.
– Что вы? Что вы? – сказал он. – Для таких больных с перечисленными мною диагнозами, не безопаснее возиться с инструментами и приспособлениями разного назначения. Упаси господь, в их же руках даже простой карандаш может превратиться в оружие мести.
– А, на что годится персонал, спрашивается? И потом, я думаю, что подобное отношение подарит пациентам море радости и счастья, от чего они в жизни не решаться нанести вред окружающих их людям.
Врач оборвал беседу, кивнув головой молодым специалистам:
– Думаю, - сказал он, обращаясь к аудитории, - что после ознакомления с наглядными материалами, беседу можно продолжить и в моём кабинете, – вымолвил врач, выведя практикантов из палаты.
***
Сегодня я проснулся в 11 часов утра. Опять над головою чётко слышу шорох зелённых листьев смоковницы, и плюс ко всему как же они приятно пахнут. Как хочется, в такие минуты, встать на ноги, чувствовать в себе былую силу, распорядиться собственными руками, ногами как в добрые, в былые времена, и выбежать в зелёный сад нашей лечебницы и, наконец, слиться с матерью природой в одно целое, сидя на скамейке, а также, всей грудью надышаться запахом, благоуханьем весны нашего края. Ах, как хочется. Но, по моему мнению, нынче все дни одинаковы, вот только с исключением тех нюансов, которых я представил вашему вниманию. Не прошли и пятнадцати минут как низкорослая, весьма упитанная дежурная медсестра зашла в нашу палату со следующим объявлением, которого мы не ожидали больше всего.
– Милые пациенты, – сказала она, – сегодня уважаемый доктор распорядился об освобождении больных от всяких уколов и процедур. Но прошу принять во внимания, что только на сегодняшний день.
Пациенту под номером 2, кому было страшно скучно, эта новость показалось удручающей.
– О нет! – сказал скучающий художник-неудачник с таким тоном, как будто он готов был мгновенно расплакаться. – Лекарства помогают мне забыться. Что за бредовую идею вы нам преподносите? Попросите врача менять подобное глупейшее решение, а то для меня очень не желательно страдать от болезненной скуки!
– Простите, дружок. – ответила медсестра. – Но сегодня вам уж точно скучать не придётся.
– А с чего бы это? – спросил художник.
– А может, потому, что сегодня праздник жертва произношения – Курбан байрамы. Подумайте, сколько гостей нам предстоит ожидать в этот день. Разве вам не весело, не интересно?
– А к чему веселиться? – отметил пациент под номером 3, самонадеянный тип и разгильдяй, – Придут гости со свежей бараниной, обеспечат нас пищей на неделю, а может и больше. И что с того? Кажется, вы предлагаете нам радоваться свежей телятине, но нам подобная идея кажется бессмысленной.
– Как знаете, - ответила медсестра, хотя потом мне показалось, что она хотела чего-то добавить, но по силу каких-то причин предпочла умолкнуть.
– Дорогие пациенты! – вдруг из порога нашей палаты раздался тот же знакомый мне бархатный голос молодой практикантки. – Я поздравляю вас, – сказала она, –с днём Курбан байрамы, и в связи с этим свящённым для нас днём, мы, то есть, весь персонал лечебницы, решил устроить для вас маленький праздник. И потому мы надеемся, что сегодняшний день оставит в вашей жизни уйма приятных и не забываемых впечатлений.
Не успела она закончить фразу, как в палату буквально ворвалась толпа из здешнего персонала, а также, из гостей с разными «подарками» и приспособлениями. Я не смогу, нет, не смогу выразить то, что в тот момент творилось в нашей палате. Расставили стол посередине комнаты. Всех пациентов до единого, помимо меня, конечно, усадили за этот стол и приступили к раздаче «подарков» особой значимости. Пациенту под номером 1 – рядовому работнику досталась пишущая машинка, на которой ему предстояло напечатать всякую глупость и заодно историю болезней пациентов нашей палаты. Рядовой работник хлопал от радости в ладоши подобно ребёнку и прежде, чем заняться любимым делом, походил пальцами по клавишам старой утвари. Пациенту под номером 2 – художнику – неудачнику принесли краски и целое полотно, которого расставили перед приоткрытым окном, куда художник буквально ворвался изо всех сил. Он стоял у окна и жадно глядел на прекрасный сад, к которому он ни разу не обратил внимания со дня своего прибытия в этой лечебнице. Он играл красками, его холодные и в то же трясущие руки занялись делом, и он приступил к приготовлению нужной смеси для рисования. Первую краску он нанёс на полотно с кистью, при этом, не сумев воздержаться от слёз и внутреннего восторженного отклика радости. Пациенту под номером 3 – самонадеянного типа и разгильдяя попросили стать подручным для каждого, и потому ему пришлось здорово поработать, успевая то тут, то там. Пациенту под номером 4 – несчастному клоуну пришлось порадоваться всякому одеянию и предметам жонглеров, доставленных из цирка, которыми он нарядился и вооружился в сию же минуту. Клоун прохаживал по всей комнате, разыгрывая всех присутствующих различными номерами. То он крутил шариками, то гримасничал, а то и так подшучивал над своим окружением, что впервые за то время, что я находился в палате, я услышал здоровый смех публики, которая рукоплескала несчастному, нынче счастливому клоуну с огромной благодарностью. Пациенту под номером 5 – трудоголику принесли все поломанные стулья лечебницы, и старый плотник с любовью взялся за кропотливый труд, при этом, не забывая обмениваться забавной мыслью с друзьями по несчастью. А пациент под номером 6, на моё великое удивление, уселся на кровати в спокойном виде. Он больше не массировал плечо, руки и шею. Он пристально глядел на всех незнакомых, и в то же время знакомых ему людей, которым от души было радостно в этот странный день. Пациент под номером 6 слег в свою кровать с такой улыбкой в лице, от чего мне показалось, что ему намного лучше, чем всем остальным действующим лицам данной сцены. Он смотрел в мою сторону, он смотрел на меня и я внимательно наблюдал за тем, как его напряжённые брови перестали хмуриться. В его разгневанном взгляде появилось что-то человеческое, доброе, любимое и мне до того стало приятно, что я даже попытался привстать, уповая на свои собственные силы, прислоняясь спиной к каркасу своей кровати, и это мне удалось. Моё лёгкое движение привлекло внимание молодой практикантки, и она прибежала ко мне, чтобы помочь пациенту под номером 7 присесть с её лёгкой руки.
– Наконец-то вам действительно хорошо. – сказала она, улыбаясь. – А чем, вы пожелаете заняться?
– Вы это обо мне? Простите, достопочтенная, но я не чувствую рук своих.
– А зачем вам руки, когда можно с лёгкостью высказать то, что за эти годы накопилось в душе вашей?
– И в действительности, не могу не согласиться! – заметил я.
Я попрошу вас представить ту божественную и желанную тишину среди шумной толпы, когда из моих уст полетели следующие слова, заставляющие некоторых расплакаться от необъятного блаженства, которого они испытали всем своим существом.
Я нареку сей день прекрасный,
Днём благоволения, друзья!
Скольких взглядов тёплых, ясных,
В этот вечер вижу я.
Там художник-неудачник,
С акварелью стоит.
Верю, что в этот праздник,
Нарисует.
Долгожданный свой портрет.
Тут товарищ-трудоголик,
Делом праведным займётся.
Там работник рядовой,
С рукоделием сольётся.
Для разгильдяя выбор разный,
Он подручным станет в миг.
О, тревожный друг мой, грешник!
От раздумья ли мятежных,
Головою ты поник?
Ты покоя ищешь страстно,
Ты прощенья желаешь.
Напоследок как ни странно,
Свою душу раздираешь.
Я лишён от той руки,
Что творит с вдохновеньем.
Помирать ли мне от скуки,
В объятиях томленья?
Нет! Скажу я в этот вечер,
Жизнь кажется мне краше.
И в забвенье, и в болезни,
Более долгий путь бесстрашен.
Я нареку сей день прекрасный,
Днём благоволения, друзья!
Скольких взглядов тёплых, ясных,
В этот вечер вижу я.
А на той кровати, где лежал пациент под номером 6, сидели те, к приходу, которых мой беспокойный друг готовился не только всеми своими усилиями, но, а также, с чистой, с безгрешной душой и с измученным сердцем.