Раогай не спала. Она смотрела на звезды, откинув полог у входа в хижину. Свет луны падал на пол и стены, на огромный лук, висящий над сундуком.
- Дева Всесветлого только тогда совершенна, когда она может взойти на башню. Вся жизнь ее – уже не ее, но отдана Всесветлому. И в тот час, когда пришло ей время взойти на башню, да придет к ней каждый и плачет перед ней, и она станет каждому сестрой и матерью, братом и отцом, и возьмет их печаль. Ибо жизнь в ней – уже не ее, но самого Всесветлого, и она шагает в его ладью добровольно, и в этом – тайна. Делает она то, что желает Всесветлый, и не может никак совершить, и непрестанно совершает. Ибо не как человек с человеком соединяется Всесветлый с девой, но открывает ей себя, как орел, покрывая ее крыльями, осеняя ее, сильный, и, совершенная, она живет жизнью не своей уже, а его. И умирает она, чтобы жить, и это – тайна. Кто шагнет в его ладью, кто познает тайну девы Всесветлого?
Раогай остановилась, чтобы перевести дыхание. Этому гимну научила ее Лаоэй.
«Дева Всесветлого тогда становится тем, что означает ее имя, когда отдает жизнь свою. Быть девой Всесветлого – не значит лишь сохранять безбрачие, но значит – быть всегда готовой умереть. И в этом – тайна дев Всесветлого, сильных, словно белогорцы, и еще более сильных, чем подвижники Белых гор. Ведь не мышцы и крепкий хребет дают силу Всесветлому. О нет! – ибо сам он дает силу деве, силу умереть с ним в в вечерней ладье, когда, в великой печали, шагает он за край небес…».
На тропинке, ведущей к хижине, раздались шаги. Раогай вздрогнула, но не испугалась. Она выпрямилась и отдернула полог.
Перед ней, освещенный сиянием звезд, стоял молодой рыжеволосый степняк.
- Ты дева Всесветлого? – спросил он на чистом аэольском.
- Пока нет, - ответила Раогай. – Кто ты и откуда?
- Я – Эна Цангэ с Нагорья Цветов, - ответил молодой человек.
И молча вышла к нему на порог старица Лаоэй, и обняла его, и плакала, и ничего не говорила, а Раогай стояла рядом, держа в поводу буланого коня.
- Я пришел забрать одежды отца, о мать! – проговорил Эна.
+++
У ворот храма Шу-эна толпились люди. Это были бедняки, ждущие чего-то.
- Теперь не будет хлебных раздач, - говорил кто-то с угрюмой уверенностью. – Ли-шо-Миоци сняли, неужто фроуэрцы будут нам хлеб раздавать?
Толпа печально гудела, но не расходилась. Стражники взирали на нее со своих постов у стен, но не гнали бедняков прочь.
- Открывают! Открывают! – воскликнул хромой, опираясь на костыль и подпрыгивая на здоровой ноге, чтобы лучше видеть. Костылем он отдавил кому-то пальцы на ноге, началась брань и потасовка. Стража вмешалась, чтобы навести порядок, но никого не прогнала прочь.
Тем временем ворота храма отворились – их называли «двери милости Всесветлого». На пороге храма стояли Игэа и Сашиа, окруженные свитой тиков-жрецов, облаченных в особые одеяния.
- Зэндстиаг!- сказал Игэа по-фроуэрски. – Друзья! – повторил он по-аэольски, и никто не поморщился от его фроуэрского акцента. – Пусть никто из вас не тревожится – хлеб будет раздаваться, как и прежде.
Толпа разразилась криками восторга и рукоплесканиями, и вскоре раздача началась. Тиики с непроницаемыми лицами, раздавали хлеб и овощи, сторого следя за порядком.
Игэа и Сашиа не уходили, зорко глядя на каждого подходящего за своей долей хлеба. Они тихо переговаривались, порой Игэа подзывал тиика и велел ему дать какому-нибудь оборванному нищему плащ или рубаху. Бедняки кланялись Игэа издали, не дерзая приблизиться к нем и Сашиа.
Вдруг взгляд Игэа остановился на нескольких людях, держащихся поодаль, у самой стены. Они кутались в свои лохмотья и не подходили к раздающим хлеб, ожидая, пока схлынет толпа, беспокойно поглядывая на опустошаемые корзины.
- Кто это? – спросил Игэа у одного из тииков.
- Это – бродяги-сэсимэ, - отвечал тиик. – Им велено ждать, пока все остальные не получат еду.
Игэа и Сашиа спустились по ступеням и подошли к оборванцам у стены.
- Зэндстиаг, гоэрто! – проговорил Игэа по-фроуэрски. – Друзья, здравствуйте!
Нищие наперебой заговорили – зазвучала фроуэрская гортанная речь – и протянули к Игэа руки. Сашиа не сразу поняла, что это – обрубленные культи, без кистей и предплечий. Все нищие были жестоко изувечены – судя по шрамам, уже давно.
- Отчего вы не подходите? – спросил Игэа. – Раздача – для всех.
- Мы – сэсимэ, и к тому же фроуэрцы, о господин! – ответил один из них, ровестник Игэа, но выглядевший старше, изможденный тяготами и лишениями бродячей жизни.
- Хлеб – для всех, - повторил Игэа. – Впрочем, - задумался он, - вам будет сложно взять его. Тиики! – приказал он. – Отведите этих нищих ко мне домой, о них позаботятся Тэлиай и Нээ.
Тиики удивленно посмотрели на советника наследника Игъаара, но поклонился в знак повиновения.
Корзины раздачи уже опустели, и довольная толпа начала расходится.
- Пойдем и мы, Сашиа, - улыбнулся девушке Игэа.
Им подали носилки. Рабы поклонились, опуская паланкин на землю. Сашиа быстро скрылась за расшитым пологом, а Игэа еще отдавал какие-то приказания внимающим ему тиикам, как вдруг что-то просвистело в воздухе, Игэа громко вскрикнул. Сашиа выскочила из носилок.
- О, Игэа! – вскричала она, бросаясь к нему. Лицо фроуэрца было залито кровью, он нелепо прижимал левую ладонь к правой щеке.
- Не бойся, дитя мое, - быстро сказал он. – Просто камень упал с крыши и задел меня. А любая царапина на лице всегда сильно кровоточит, ты же знаешь.
Она приложила к лицу Игэа свой белый шарф, и тот стал быстро пропитываться алой кровью. Фроуэрец ободряюще улыбнулся испуганной Сашиа:
- Ну, что? Едем домой? Довольно приключений на сегодня, дитя мое.
Они сели в носилки, но Сашиа успела заметить, как тиики тащат к ним какого-то подростка, ровесника Раогаэ.
- Это он бросил в ло-Игэа камнем! – сказал тиик – тот, с которым Игэа разговаривал о сэсимэ. – В тюрьму его?
- Нет, - ответил твердо Игэа. – Ко мне в имение.
Юноша, смерив фроуэрца ненавидящим взглядом, плюнул в песок. Тиик наотмашь ударил его по лицу.
- Не сметь его бить! – воскликнул Игэа и повторил: - Ко мне в имение.
…Тэлиай ахнула и всплеснула руками, увидев Игэа – с окровавленным лицом, прижимающего к щеке уже насквозь промокший от крови шарф Сашиа.
- Это ничего не значащая царапина, - протестовал он, пока Тэлиай и Сашиа почти силком тащили его в дом. – Мне надо поговорить с сэсимэ и этим мальчишкой, Сашиа! У меня мало времени!
- Игэа, не будь упрямцем! – говорила Тэлиай. – Тебе надо и умыться, и переодеться. Ты весь в крови – страх-то какой.
Потом Сашиа промывала глубокую, кровоточащую ссадину, тянущуюся от щеки до виска, а Игэа морщился и говорил, что уже довольно.
- Нет, Игэа! – отвечала Сашиа. – Наберись же терпения, наконец!
- Этого мальчика накормили? – спросил Игэа. – Пусть ему не причиняют никакого зла, слышите?
- Да уж, причинишь ему зло! – проворчал Нээ. – Чуть мне палец не откусил, волчонок!
Сашиа, закончив обрабатывать щеку Игэа, занялась пальцем Нээ.
- Ох, спасибо, милая госпожа! – сказал вольноотпущенник.
- Мкэ Игэа, родные этого юноши пришли, стоят на коленях у ворот, умоляют о пощаде, - сказал раб-привратник, входя.
- Впусти их, пусть сядут под деревом. И приведи сюда мальчика.
Приведенный юноша озирался по сторонам и был похож на молодого дикого зверя, которого обхитрили и загнали в клетку. Он окинул гордым взглядом комнату – золотые светильники на дорогих коврах, расшитые подушки и курильницы тонкой работы, столик из дерева луниэ, на котором Сашиа разложила лекарства для перевязки своего друга. Потом юноша гордо скрестил руки на груди.
- Здравствуй, - сказал Игэа. – Как твое имя?
- Я – Эарэа Зоа, - ответил с вызовом юный аэолец. – Это древнее аэольское имя и древний благородный аэольский род!
- Я знаю это, - ответил Игэа.
Юноша из рода Зоа перевел независимый взгляд с Игэа на Сашиа. Девушка приветливо улыбнулась ему.
- Тебя накормили, Эарэа? – спросил Игэа.
- Да, мне предлагали еду, но я не собираюсь ничего вкушать до самой смерти! С набитым брюхом умирают только фроуэрцы!
- Да как ты смеешь! – взвился Нээ.
- Вы, фроуэрцы, грабите мой народ, а потом раздаете хлеб беднякам! – в запале выкрикнул Эарэа.
- Раз так, то зачем ты швыряешь камни? Нет сил натянуть лук и пустить стрелу? – спросил Игэа.
Эарэа немного растерялся, но продолжал:
- Я не боюсь казни, Игэа! Прикажи посадить меня на кол, замуровать в стену!
- Дурачок, - вздохнул Игэа. – Твои сестры и мать плачут на улице… Если ты такой смелый, отчего не ушел к Зарэо?
- Он не взял меня, потому что у меня нет коня! Мы бедны, потому что вы, фроуэрцы, отняли у нас все! – глубоко вдохнув, выпалил Эарэа. – Вы ограбили нас!
- Что ж, только справедливо будет, если фроуэрец отдаст тебе часть награбленного… Дайте ему коня, а матери и сестрам – двадцать монет. И пусть их всех накормят, наконец!
Эарэа, окончательно растерянный и испуганный, смотрел на Игэа, не сводя взгляда.
Фроуэрец подошел к нему и положил левую руку ему на плечо.
- Камни из пращи кидают только уличные мальчишки. Зарэо научит тебя стрелять из лука. А конь будет подарком от меня.
+++
Поздно вечером Сашиа вошла в зал для молитвы. Аирэи там не было. Игэа один сидел на пятках перед огнем, закрыв ладонью лицо.
- Тебе тяжело, Игэа? – спросила Сашиа, опускаясь рядом с ним и тоже по-степняцки садясь на пятки. – Ты устал, и голова болит после удара?
Сашиа смолкла. Она не называла имен Аэй, Лэлы и Огаэ, и он никогда не называл имя Каэрэ.
- Ты видела тех сэсимэ, дитя мое? – спросил он, убирая руку от своего лица.
- Да, брат мой, - сказала она, поняв, что она, неожиданно для себя, назвала его братом.
- О, сестра моя! – тихо и обрадовано ответил он. – Сестра моя и друг мой! Как Анай и Фар-ианн… - тут он что-то сказал по-фроуэрски, и Сашиа поняла, что это – отрывок из гимна. – Сестра моя, друг мой… рэзграэдзэ га зэнсти… видишь, какой наш язык… он сложен для вас…
- Я плохо знаю его, - ответила Сашиа. – «Зэнсти» - это «друг»?
- Да! Как ты смешно произносишь фроуэрские слова, милое дитя… так мягко… - он погладил ее по волосам и произнес: - Зэнсти. «З» произносится почти как «д».
- Ты долго разговаривал с этими сэсимэ, Игэа… рэзграэдзи! – она назвала его братом по-фроуэрски. Он улыбнулся и обнял ее.
- Я верно произнесла? – спросила Сашиа.
- Верно, верно – родная моя, милая Сашиа… Эти сэсимэ – мои ровесники. Они были еще в отроческом возрасте подвернуты тому же наказанию, что и я – за то, что в их у кого-то в их семьях нашли книги карисутэ и речения Эннаэ Гаэ. Но мой отец был богат и влиятелен – а их отцы бедны. Поэтому мне просто ввели яд, и рука перестала действовать, а им руки – отрубили…
Игэа смолк.
- И я еще пенял на судьбу! – вырвалось у него. – Глупец…
Сашиа нежно поцеловала пальцы его правой руки.
За их спинами раздались шаги.
- Аирэи? Проходи! – сказал Игэа, но обернувшись, смолк на полуслове.
Перед ними стоял начальник сокунов в совпровождении воинов.
- Ли-шо-Нилшоцэа желает сообщить вам, о ли-шо-Игэа, советник отрасли правителя Фроуэро, благородного Игъаара, что из горячего желания рассеять печаль, тяготящую сердце наследника, в Тэ-ане будут проведены состязания по верховой езде. Знатнейшие жители выставили своих коней и всадников.
- Хорошо, - кивнул Игэа. – Это все, что ли-шо-Нилшоцэа велел передать мне? Благодарю вас. Вы можете идти.
- Нет, это не все, - продолжил сокун, плотоядно глядя на Сашиа, поспешно набросившую покрывало. – По обычаю, наградой победителю становится рука знатной аэолки. Иокамм справедливо решил, что знатнее воспитанницы советника благородной отрасли, наследника Игъаара, не найти.
- Что… что? – переспросил сначала шепотом, потом – переходя на крик, Игэа.
- Готовься к свадьбе, Сашиа, - подмигнул сокун девушке.
- Вон отсюда, - резко сказал Игэа, прижимая к себе Сашиа.
Сокун пожал плечами, и, бросив на столик из священного дерева луниэ запечатанный указ, обвязанный алой и черной лентой, вышел.
____
Продолжение: http://www.proza.ru/2011/03/03/613
Предыдущее: http://www.proza.ru/2011/01/04/504
Начало: http://www.proza.ru/2009/04/26/635 и http://www.proza.ru/2009/06/19/987