Выпуск

Юрий Назаров
Апрель особенным, а мимо прочего курьёзным не запомнился. Разве что вскользь расскажу об издержках ВУС, зачётах по прослушанным теоретическим дисциплинам и сдаче нормативов по боевой, стро­евой и физической подготовке.

Проверка теории ремонта радиостанций малой и средней мощности согласно военно-учётной специальности проходила на условиях приобретённых до армии знаний. Теория военного дела, владение победоносным Автоматом Калашникова и знание уставов подтверждены зачётами по ходу обучения: за тобой наблюдали пристально – характеристика в личном деле.

Строевую подготовку сдавали повзводно. Экзаменующий поимённо вызывал курсантов из строя, смотрел стойку, внешний вид, затем различными командами испытывал строевые приёмы в движении без оружия. Напоследок поверял парадно-чеканный шаг при стандартном подходе, приветствии начальника с докладом о прибытии. По окончании экзамена офицер осматривал печать шага всем составом подразделения, огибающего главный бригадный плац в половину круга.

Физическая подготовка: жим, подтягивание, стометровка, прохождение полосы препятствий, метание учебной гранаты – тоже персонально поверялась на просторах спортгородка. Про нормативное количество подтягиваний на турнике и отжиманий от половиц точно не помню, в завер­шение программы обязательный километровый кросс отработанным маршрутом вокруг штабной аллеи и учебных зданий бригады. Бежали всем взводом, экзамен сдали все – не напрасно муштровали столько прошедших месяцев. Норматив выполнен – соответствующий значок красуется на груди!

По химзащите в зачёт сгодилась практическая «война», разыгранная на пустынных просторах полигона.

Хочется упомянуть скрытые черты мужских психотипов. Служили в нашей роте несколько великовозраст­ных детин под четверть века отроду. С Кавказа в основном. Гордые, большие и как правило ленивые, наглые и брезгливые. Сержанты гоняли их не как всех. Можно отпеть, не трогали начисто. Связываться не хотели или побаивались – не выгадаешь. Хотя Пиваваренок схлестнулся с одним из горцев, когда тот начал наглеть, обменялись звонкими колотухами, тем стычка кончилась.

Ближе к выпуску начали ходить разговоры о распределении – время жмёт, и от­правки, включая ОКСВА (ограниченный контингент советских войск в Афганистане), не за горами. Поселе гордые детины уводили глаза и давали понять: передовая не для них, отсидеться бы в тепле ещё годик. В то время солдаты с высшим об­разованием служили полтора года, а не два, как смертные еле совершеннолетнего возраста. «Ге­рои» распускали нюни, вспоми­нали детей, ждавших героических папаш дома, ещё вороха стопудовых причин в противовес клали, лишь бы отъевшиеся задницы уберечь от предстоящих оселок. Понятно, в тепле спокойнее и дети важнее, но прятать нахлебническое отношение к жизни за их наличием – это малодушие!

Зато безрассудные юнцы большинством своим смотрели в глаза честно, не чурались любых дыр куда пошлют, лётчики-залётчики в числе первых писали рапорта на отправку в Афганистан. Сержанты подобную ситуацию раз в полгода наблюдали, говоря, нечто похожее каждый выпуск прослеживает. Только с простыми молодыми пацанами не страшно в разведку идти – они в сложной обстановке не подведут, обид не вспомнят. Меня терзают смутные сомнения, рядовые солдаты, на момент призыва имевшие детей, в «горячие точки» вообще не отправлялись. Наших папаш «за речку» так и не закинули...

Как многие сослуживцы, хотел рапортовать на продолжение службы в Афганистане, а лучше на Кубе, озвучил намерения ротному, но пачкать зря бумажки тот отсоветовал. В горячие точки связистов от­правляли без лишних реляций на выборку начальства. Практиковалась обыкновенная разнарядка, предположу, даром что молва ходила, рапорт лучше напи­сать. Для меня ко­мандир определил две причины, по которым не стоило пи­сать подобных петиций: первая снайперское зрение – минус три с половиной диоптрии, без всяческих причин убивавших все шансы, вторая главная – кто-то выразил мнение, этого рядового надлежит оставить в родной учебке строевым сержантом! Вероятно, учитывая мой послужной список?

С нормативами я дружил, конечно (сугубо со стрельбой), но, думаю, значит, не напрасно комод в войска рвался. Артур не раз упоминал, что намеревается из учебной роты перевестись. И не просто упоминал – действия предпринимал. Ротный с замом по политике были уверены, что у комода четвёртого взвода сложились недружественные отношения с сержантами роты и дело якобы движется к бойкоту. Полагаю, Бояркин сам задал повод к скорейшему повороту событий, но не сужу объективно: если конфликт и был – внешне не проявлялся или хорошо маскировался. На солдатах не отражался, как складывались отношения среди сержантского состава – знают только они!

Желание Бояркина сбылось «по залёту»: некто из осеннего выпуска 87-го, будучи в Барыбино стуканул на неуставщину. Сержантов отлучили от обязанностей, на неделю заперли в отдельной комнате, не доводя до гауптвахты, роту переформировали. Бояркина с Игорем Коноплёй отправили на полигон. Арис Пиваваренок дослужился до старшины, тащил невзгоды до последнего дня и был демобилизован прямо с караула.

По разуму, сержантство в учебке меня устраивало, ибо на том «молодые» полёты могли закончиться. В войсках полгода ещё беспосадочно порхать предстояло. На должность «комода» меня Арис присмотрел, а так как командира взвода до выпуска нам не просматривалось, ходатайствовать к ротному пришлось лично «замку». Выбор пал на меня и не только за спортивные показатели, думаю, а за одну незримую черту натуры, раскрытую в результате довольно приметного случая...

Плечом к плечу с нами служил во взводе величественный детина, до призыва закончивший ВУЗ, остальных сослуживцев считавший малоразвитыми цуциками. Не знаю, прибавляют ли институты мозгов, однажды оный переумок приложил мне кулаком по соплу! Просто подозвал и тихомолком треснул!

Посейчас причин не понимаю за что: от ума, быть может? Его переизбытка? Иных недомолвок? Загадка!..

Хороший нос кулак за неделю чует, знаю – мой предвестник безмолвствовал! Предпосылок не было, в контрах не значились, поэтому защищаться или уворачиваться готов не был. Ежели мужик задумал бить кому-то морду – должен явить причину, если для удовлетворения больных амбиций – это человек с извращёнными потребностями! Вздумал порисоваться перед соратниками – почему произвёл подлое дело не прилюдно, а в глубине кубрика между коек? Необъяснимо...

Короче: апперкот – нос всмятку! Звёздочки с пичужками инцидент игнорировали, но один сосуд не выдержал и пустил кровоток. К губе побежал ручей. Задрав носопырку, я зажал нос рукой и ринулся прямиком к умывальнику, а на входе «вдруг, откуда ни возьмись!..» – ротный,  как чёрт из табакерки...

«Пытка апельсинами продолжалась два часа!» Где врать – мне сивые мерины завидуют, легенда как на духу – сам навернулся! Но и Тарасенко не простак – следственный эксперимент устроил в кубрике на месте несостоявшегося сражения. Всяко я выдумывал за что задел, как летел, в виражи входил и почему тормозил носом, а не тем же третьим ухом или впалым брюхом. Как компаньон Степан из «Спортлото-82» вылезал из кожи отмазками, командир как спекулянт Сан Саныч настырно грузил апельсинами. Моим ухищрениям ротный не поддался, очевидно, делая вид: вижу – врёшь, сволочь, но окажу милость, будто верю! Значит, так тому и отписано быть...

Иное дело обидчик, струхнувший больше всех и сникший как злодей пред гильотиной! Пока я импровизировал сказками венского леса, обратил внимание на его реакцию: детина меж коек забился, глаза в пол уткнул, стоял ниже травы тише воды! Понял, неприятности на свои шальные полушария полностью зависят от кого беспричинно ударил. Пока стрессовая ситуация рассосалась, а офицер удалился – Бояркин первым делом протянул мне руку и одобрением кивнул: «Молодец!» Не Павлик я Морозов – «своего» не выдал, чужую межеумость прикрыл своею неуклюжестью и иных зевак под грех не подводил – сослуживцы к такому поступку прониклись уважением.

А на великий праздник Первомай получил законную пару лычек и пе­рестал отзываться прилагательным «рядовой». Стал существительным «сержант», младшим, но всё же более существенным! Как-никак младший унтер-офицер в Императорской армии! Следующим днём старшина выдал повседневку, форму одежды категории хранения ноль (К-0) – «каноль», в простонародье также «мабута», образцы которой видел нарисованными на щитах круг плаца. Рубаха с воротом без злосчастного крючка, штаны «бананы» прямого покроя со штиблетной пуговицей на щиколотке, убойные боты как не прожигаемая раскалённым металлом рабочая обувь в литейке отца и туркестанская панама значили – остаюсь в учебке сержантом! КТуркВО – навсегда!

Я уже представлял себя молодым комодом семнадцатой роты, готовился за ум-разум браться, армейскую мораль блюсти, но командира учебного подразделения из меня не получилось по независящим причинам. Моя карьера военного навсегда прилипла к единственной ступеньке пресловутой карьерной лестницы, как показало дальнейшее развитие событий...




Продолжение тут --- http://www.proza.ru/2010/05/22/404 >Деревянный дембель >