начало:http://www.proza.ru/2010/09/30/1212
Глава 8
Тоска
-….Ира, ты что, меня не слышишь? Господи, да что с тобой? Где ты витаешь?
Дочь повернулась, подняла на мать пустые глаза. В них не было ничего, кроме беспросветной тоски.
-Ира, ты заболела? – сбавила тон мать. – Скажи мне, милая, что случилось?
-Ничего не случилось, мам, - вымученно улыбнулась Ира. – Правда, правда. Ни-че-го…
-Ира, - мать присела рядом на стул и взяла дочь за руку, - я же не чужая тебе, и хочу только добра. Поделись со мной, тебе легче будет. Вечер уже, где твой разлюбезный кавалер, почему не идет? Вы, что, снова поссорились с ним?
-Нет, - помотала головой Ира, - просто… просто он уехал. Сегодня утром…
-Уехал?? Как уехал, куда? А как же работа? Он ведь в совхозе работает?
-Он рассчитался в совхозе, - нехотя выдавливая из себя слова, сказала Ира. – А уехал к себе на родину. В разлюбезную свою Горьковскую область, Лукояновский район, деревню Александровку… Сказал, что хочет повидать там всех… перед армией…
-Странно, - вздохнула мать, – странно и неожиданно. А как же ты?
-А что я? – пожала плечами Ира. – Я тоже скоро уеду. Через три дня. В понедельник. И так уже опоздала на целых две недели…
-Странно все это, - повторила мать. – А как у вас вообще отношения? Почему ты мне ничего не рассказываешь.
-Нормальные отношения... Что тут рассказывать?
-Это не ответ. Что у вас будет дальше?
-Я уеду на работу. В никому неведомый город Кстов, - бесцветным голосом ответила Ира. – Ну, а он… он уйдет в свою армию. На два года…
-И что? Ты будешь его ждать?
-Не знаю, мам. Я ничего не знаю… правда, не знаю…
-Господи, боже мой! Да что это такое, прямо беда с тобой! Ты хоть в зеркало себя видела? На тебе лица нет. Ты ела чего-нибудь?
-Ела, - промямлила Ира, бездумно глядя мимо матери, в темнеющее вечернее окно. В пустое окно, за которым никого не было…
Какая может быть еда, когда ее первый и единственный мужчина мчался сейчас через сумрак вечера прочь от нее, все дальше и дальше, в неведомое ей село Александровку, Лукояновский район, Горьковскую область?…
Что он чувствовал сейчас, в эти минуты, о чем думал, вспоминал ли ее?
Скорей всего, он преспокойно спал на жесткой вагонной полке, спал в то самое время, когда она страдала по нему так сильно, что едва могла дышать. Ира знала, что это лишь ее предположение, и может, он и не спал вовсе, а стоял в тамбуре, нервно курил и думал о ней?.. Такая картинка была заманчивей, но отчего-то не удерживалась в сознании, когда как вид его, безмятежно развалившегося на полке, подходил к ее настроению куда больше. «Если бы любил, то не уехал бы! - думала она с эгоизмом юности, отвергая все разумные объяснения его внезапного исчезновения. – Если бы любил, не уехал…» Да-да, он нарочно уехал, он добился от нее, чего хотел, и уехал, бросил ее одну в бездну невыносимой тоски одиночества, из которой она не могла выбраться. Воспоминания не утоляли муки, напротив, еще больше терзали ее сердце и рвали его на жалкие лохмотья, безжалостно и неумолимо разбрасывая их так далеко, что и не собрать, не сложить заново, не залатать прорехи…Господи, ну, зачем он уехал? Зачем оставил ее, зачем забыл?
…Она переступила черту, но табу осталось. Их было слишком много, этих запретов, внушенных длительным пуританским воспитанием, и одного раза ослепительной всепоглощающей откровенности оказалось слишком мало, чтобы разом забыть все и отбросить…
Странным было уже и то, что Ира не ощущала себя грешницей, и на чувствовала ни малейшего раскаяния в содеянном, лишь жарко и неудержимо краснела, заново переживая безумные мгновения близости… Она даже ходить стала как-то по-иному, плавно и величественно, словно боялась расплескать в себе это удивительное ощущение сопричастности к великому таинству, к которому она только-только прикоснулась, познав краешком, совсем маленькой своей частичкой вкус того необозримого действа, что именуют Любовью…
Мать ничего не замечала, что тоже показалось Ире неправильным, хотя она и понимала, что это для нее величайшее благо! Не пришлось ничего объяснять, ни в чем оправдываться, спешно собирать вещи и убегать из дому. Вот только возможные последствия…
Она ничего не знала о женской природе, а потому была почти на сто процентов уверена, что последствия будут, с замиранием сердца ожидая подтверждения этому чуть ли не сразу. Но ничего не происходило, и она не знала, обошлись ее откровенно опасные игры с Мишкой, или нет? Конечно, можно было бы сходить в библиотеку и порыться там в медицинской энциклопедии, но этот вариант полностью отпадал, потому что в читальном зале работала близкая материна подруга, которая конечно же не преминула бы уведомить родительницу о том, какой странной литературой интересуется ее взрослая дочь.
Сам Мишка ничуть не изменился, и она гнала от себя не лишенные основания подозрения, что для него это обычное дело, что она у него далеко не первая, что и мать, и Нинка были абсолютно правы, предупреждая ее о том, какой он непостоянный. К страху возможных последствий прибавился и еще один. А вдруг теперь, добившись «своего», он ее бросит?
Впрочем, пока опасаться такого поворота дела было вроде бы не с чего. Он являлся почти каждый вечер, все такой же пылкий и нежный, жарко ласкал ее, целовал, шептал о любви, и даже ее тайные опасения, что теперь он станет более настойчивым и нетерпеливым, не оправдались. Они обходились вполне безобидными нежностями и расставались, а неделю спустя он вдруг объявил ей, что уезжает…
-Ку-куда? – запинаясь, еле выговорила она.
-На родину поедем с матерью, пока она в отпуске. Через два месяца заберут в армию, другого случая не будет. Надо повидать деда с бабкой, тетку, сестер двоюродных…
-Так неожиданно… Почему ты раньше ничего не говорил? Вы ведь точно не вдруг собрались?
-Не знаю… язык не поворачивался… не знал, как сказать тебе.
-Думаешь, ТАК лучше? – грустно усмехнулась она. – Так сразу, как обухом по голове…
-Перестань. У меня настроение не лучше, я уж дней пять, словно неприкаянный хожу, заметила, наверно. А потом… я подумал… по большому счету…какая разница, два дня больше, три меньше… ты ведь тоже скоро уедешь…
-Да не оправдывайся ты. Я в порядке, правда. Все нормально.
-Что я, слепой, что ли, не вижу? Ир, ну улыбнись, не надо так. – Он положил голову ей на колени и притих. Ира наклонилась над ним и принялась перебирать его отросшие светлые пряди, и говорить, все равно что, лишь бы не молчать, лишь бы сбросить с себя непонятное оцепенение…
-Не надо, - попросил он, - ты ведь говоришь сейчас совсем не то, что хочешь говорить.
-Ладно, Миш, сегодня мы будем с тобой помалкивать…
Потом они потушили свет.
-Давай немножко полежим, - сонным голосом пробормотал он, - я так устал сегодня, и глаза совсем слипаются…
-Давай. – Они тихо мирно улеглись на «стол пыток» и принялись вспоминать.
-Ты ведь мне сразу понравился, еще 1го мая, - тихонько поглаживая его по плечу, шептала Ира, - но я вела себя приличненько, и никогда сама не сделала бы ни одного шага к тебе.
-А сказать ты не могла?
-Не-а, - помотала она головой, - ты никогда ничего не узнал бы.
-Какие же вы все-таки змеины, девчонки, - он дотянулся до ее губ и поцеловал, легко и нежно, почти по-братски, - все-то-все на свете оставили нам, а сами ничего делать не желаете! И как вас с места сдвинуть, вот задачка? А знаешь, как иногда хочется, чтобы девчонка сама что-нибудь отколола… что-нибудь этакое… смелое, ласковое, ну, такое, чтоб дух вон!!
-Вот такое? - игриво спросила она, осторожно расстегивая пару мелких пуговок на его рубашке. Погладив пальцами гладкую кожу, она не остановилась на этом, приподнялась и несколько раз прикоснулась к его груди губами. Губы пришлись как раз на маленький плоский сосок, почему-то это ей очень понравилось, и она слегка куснула его, поиграла с ним языком, потом потерлась щекой, и он вздрогнул так сильно, что она испугалась. – Как странно, я и не знала, что на тебя тоже действует прикосновение к этому месту.
-Дуреха, - пробормотал он, удерживая у себя под рубашкой ее руку, - и откуда ты только взялась на мою голову, такая дикарка? Ведь в городе училась, жила там пять лет! Твое счастье, что я невыносимо устал сегодня, а то показал бы тебе, как и что на меня действует!!! Нет-нет, не убирай руку, только не шевели ей, лежи спокойно!
-Миш, у тебя шея не болит от валика? У меня так очень! Постой, я за подушкой сбегаю…
-Не разбуди там кого…
-Не, я тихонько!
Она принесла подушку, и они преспокойно уснули на диване, тесно прижавшись друг к другу. Проснувшись на его плече, Ира увидела чуть розовеющую на востоке зарю, и ужаснулась, что они проспали все свое последнее свидание.
-Миш, просыпайся, утро уже, на поезд опоздаешь! Ми-ишш, ты слышишь??
-Что? – удивленно вскинулся он. – Как утро!? Неужели я спал?
-А то! Еле-еле растолкала тебя!
-Ну, раз уж ты меня разбудила, я тебя еще помучаю!..
… как всегда, измучила его она, а не он ее…
-Проводи! – не выдержав пытки страстью, вскочил он.
-Миш-ш, - взмолилась Ира, - ну, посиди еще немножечко… Ведь уедешь же ты сегодня… Миш-ш, не уходи, - она притянула его за руки, и он почти свалился ей на колени.
-Эх, и дуреха же ты…
Она мучила его еще минут пятнадцать, после чего он решительно отстранил ее.
-Проводи!.. Нет, лучше не провожай, - и пошел в коридор.
Ира сцепила руки и дала было себе задание сидеть смирно, но тут ее охватил дикий ужас, она забыла о задании и босиком выскочила за ним в коридор.
-Миш-ш….
-Мне так хочется курить! Если найдешь что покурить, я еще немножечко посижу!
-Конечно, найду! – расплылась она в улыбке, - пойдем!
-У, змеина, только бы чем задержать!...
…Они расставались на рассвете… всходило солнце, пели ранние птицы, а они вышли на крыльцо, и остановились, не сводя глаз друг с друга… словно прощаясь навек, навсегда, старались запомнить, впитать все, до мельчайших черточек…
-Поцелуй, что ли, на прощание…- Ира поцеловала, потом он ее. Долгим, прощальным, горьким поцелуем…- Не реви…
-Не буду… - уверила она. И он ушел…
Вопреки уверениям, слезы хлынули из ее глаз щедрой рекой. Хлынули – и размыли все вокруг, превратив зарождавшийся день – День разлуки – в призрачный туманный мираж…
… отчаявшись узнать от дочери что-то членораздельное, мать ушла на кухню, и Ира облегченно перевела дух. Приподнялась, вытащила из-под подушки маленькую фотографию, ту самую, которую вчера он подарил ей на память. Фотография немного помялась, и Мишкино лицо приобрело какое-то ехидное выражение.
-Что, змей, радуешься моим мукам? – пробормотала она, бережно разглаживая бумагу. – Хорошо тебе там ехать, да? Хорошо смеяться? Разбил ты, видит бог, мое сердце!
«Это что, это еще только цветочки! – вредничала фотография. – Помучайся-помучайся, побудь на моем месте! Вот останешься без меня…»
-Мишка, я уже осталась без тебя… И мне без тебя непередаваемо тошно… Даже не думала, что так будет! Знать, что ты не придешь, ни сегодня, ни завтра, ни в субботу… ну, отвечай, зачем ты уехал? Не мог подождать еще три дня? Еще целых три дня были бы мы вместе? Ты только подумай – целых три дня!!!
«Он» смотрел на нее, и молчал, а лицо его медленно теряло очертания и расплывалось… совсем как утренний мираж…
далее:http://www.proza.ru/2010/10/19/1349