Милочкина дача. Глава 2

Марина Алаева
   Легенда о Милочкиной даче была их детским достоянием и самой жуткой пугалкой, с которой не могли сравниться никакие красные и черные перчатки и прочая сеновальная бредятина, именуемая детским фольклором. Эту легенду придумали они сами, тщательно скрывая от всех своё авторство. Ну, конечно, мощный толчок для подобного фольклора дала Лизаветина бабка, заставшая их однажды на развалинах церквушки.
 
   Всем было известно, что церковь была разрушена уже после войны: нужен был кирпич для восстановления здания детского дома, находящегося рядом. Говорят, что взрывали профессиональные саперы, но желаемого результата не достигли. Вместо кирпича получили монолитные куски, не поддающиеся никакому дроблению. Уцелела от церквушки только одна стена. Странно так уцелела. Если присмотреться, то очертаниями она походила на прекрасный женский профиль, на котором самым удивительным было нечто подобное улыбке. Но чем-то жутким веяло от этой улыбки в лучах заходящего летнего солнца. В том месте, где уголки губ поднимались вверх, сохранились фрески с изображением какого-то странного существа, толи льва с заплетенной гривой, толи женщины с высокой короной, напоминающей львиную гриву. Этот рисунок зачаровывал своей необычностью, и всякий местный любитель старины в возрасте от пяти до шестнадцати со страхом и благоговением вглядывался в таинственное изображение. Конец этому положили четверо друзей, предпринявших попытку проникнуть в подземелье, вход в которое был завален взрослыми, чтобы с ребятишками не случилось беды.

   Эта четверка отчаянных искателей приключений была хорошо известна в округе и уважаема местной  ребятнёй. Вообще-то союз этот был более чем странный.

 Венька Ветров, сын учительницы математики, Людмилы Матвеевны, известной своим крутым нравом и жестким фальцетом, от которого в минуты справедливого учительского гнева  дрожали стекла в соседних кабинетах, был идейным вдохновителем творческого союза. Он же выступал и главным ответчиком во всех разборках, проводимых по следам легендарной деятельности этой четверки. Номером два в этой команде был Женька Копылов. Картограф и летописец. Это он   составлял карты и выверял маршруты их бесчисленных  походов. У Женьки был настоящий фотоаппарат «Зенит», подарок отца, живущего в Ленинграде с другой семьей. И еще у него было потрясающее умение «поймать момент», или, как  говорил  учитель рисования  Аристарх Платонович, чувство композиции. Третьим был Щучий хвост – Платон Щукин, длинный и худой, как цветок на окошке в сельпо, прозванный в народе щучьим хвостом. При всей своей внешней тщедушности он был необычайно вынослив. Мог подныривать под мост и сидеть там, сколько захочет. Чтобы не задохнуться, он брал в рот тонкую тростниковую трубку, которую никто не замечал среди зарослей осоки. Его секрет так бы и остался нераскрытым, если бы не случай: чайка нашла прибежище на его изобретении, едва не лишив горе-ныряльщика жизни.  Единственной девчонкой в этой компании была Лизка Поверенцева , отчаянная фантазерка, прочитавшая все книжки в библиотеке, умеющая строить шалаш и разводить костер, знающая все грибные места и земляничные поляны в лесу. Членом четверки она стала после того, как спасла жизнь Платону Щукину. Это она, поняв его нырятельную хитрость, вытащила захлебнувшегося  мальчишку на мост и стала делать искусственное дыхание «рот в рот». И когда фонтаном воды тот известил всех о своем возвращении на этот свет, Лизавета вдруг заплакала. Но никто не засмеялся над её девчоночьей слабостью, наоборот, все притихли, а вечером трое друзей зашли за ней и позвали печь картошку, что было в их понятии высшей наградой и признанием. С тех пор они практически не расставались.

      ( Продолжение. Глава 3. http://www.proza.ru/2010/08/04/1463 )