Блаженной памяти схиархимандрита Феодосия посвящается.
Печатается по благословению Преосвященнейшего Иова, епископа Каширского, управляющего Патриаршьими приходами в Канаде.
Возлюбленные о Господе братья и сестры!
Вашему вниманию предлагается второе, исправленное и дополненное издание книги о Почаевском старце – схиархимандрите Феодосии, более известном под монашеским именем как отец Ахила. Наш скромный труд является плодом любви о Господе духовных чад старца, приложивших много усилий по сбору материалов и воспоминаний, на основании которых и было составлено данное жизнеописание. Собирая и систематизируя эти материалы, мы руководствовались словами святого апостола Павла, отмечавшего необходимость почитания духовных наставников, как живых, так и перешедших в иной мир: «Братия, поминайте наставники ваша, иже глаголаше вам слово Божие: ихже взирающе на скончание жительства, подражайте вере их» (Евр. 13, 7-8). Тии бо бдят о душах ваших, яко слов воздати хотяще, да с радостию сие творят, а не воздыхающи» (Евр.13,17).
Выражая глубокую признательность всем, кто оказал помощь в издании книги, хочется прежде всего отметить сугубое значение поддержки Преосвященнейшего Иова, епископа Каширского, управляющего Патриаршьими приходами в Канаде. Владыка Иов вырос в семье священнослужителя в непосредственной близости от Почаевской обители и с раннего детства был близко знаком с отцом Ахилой. Неоднократно бывая в Лавре во время богослужений, прикладываясь к Чудотворной иконе, он встречался со старцем, видел его подвижническую жизнь, испрашивал совета в различных жизненных обстоятельствах. Чада старца благодарны владыке за внимание, которое он проявил к изданию книги, лично пересмотрев допечатные материалы и дав свое архипастырское благословение на их издание.
Жизнь Почаевского старца схиархмандрита Феодосия (Орлова) является основной нитью, соединяющей различные исторические события, эпохи, времена, обретающие конкретное воплощение в воспоминаниях тех, кому он был дорог. В связи с актуальностью проблематики и повсеместной любовью, которой был окружен старец, книга вызвала широкий интерес. Люди, которым посчастливилось знать батюшку в его земной жизни, стали делиться воспоминаниями, в результате чего появились новые биографические материалы, позволившие уточнить ряд сведений о жизни и духовных трудах схиархимандрита Феодосия. Установилась обратная связь с читателями, не оставшимися равнодушными к нашему скромному труду, что позволило изучить критические замечания и уточнения, помогло исправить неточности и дополнить содержание новыми свидетельствами из жизни старца Феодосия и многих современных ему подвижников благочестия. Мы искренне благодарны всем, кто, поделившись воспоминаниями, по праву может считаться соавтором, и надеемся, что в новом издании книга стала более интересной.
Следует отметить, однако, что содержание публикации – это не только и не столько повествование о старце Феодосии, оно значительно шире. Читатели имеют возможность ознакомиться с живыми, хотя и краткими воспоминаниями о Глинских, Киевских, Кавказских, Почаевских старцах, пережитой ими трудной и прекрасной исповеднической эпохе, исполненной православным духом подвижничества и старчества, который они донесли до наших времен, осмыслить их духовные воззрения на современную нам действительность.
В ходе работы над книгой мы постоянно ощущали силу молитвенного предстательства схиархимандрита Феодосия, которая была настолько очевидной, что не позволяла никаким сомнениям смущать нас. В нужный момент Господь по его святым молитвам посылал все необходимое: сведения и людей, с помощью которых и удалось воплотить творческий замысел, состоявший в запечатлении памяти о духовном отце. Низкий поклон ему за это.
Приглашаем к сотрудничеству всех, кто захочет поделиться воспоминаниями о старце либо свидетельствами о помощи, оказанной им страждущим. Каждое такое свидетельство имеет безусловную значимость, ибо одно и то же событие, освещенное несколькими лицами, обретает полноту и ясность, подтверждает достоверность изложенного ранее. Устами двух или трех свидетелей подтверждается всякое слово (Мф.18, 16). Если эти материалы, собранные с чувством глубокой любви и признательности к старцу, воодушевившему на труд и непрестанно укреплявшему духовно, вызовут интерес и привлекут к нему внимание, то мы будем считать свою задачу выполненной.
Письма просим направлять по адресу:
03069 г. Киев-69
ул. Луганская 16
Лазаренко Татьяне Александровне
ВРЕМЯ И ВЕЧНОСТЬ
Вместо предисловия
В предстоянье Господу великом,
Призраков полуночных поправ,
Ты восстал во всеоружии молитвы,
В невечернем свете воссияв.
Пусть к твоей могилке притекает
Каждый, кто душею наг и сир,
Авва Феодосий,
дивный старец,
Приоткрой нам двери в горний мир!
Есть особые избранники Божии, которым выпадает высокая участь стать живыми светильниками, озаряющими людям путь к Небу и укрепляющими их в скорбях.
Первая и главная заповедь Творца гласит: “Возлюби Господа Бога твоего всем сердцем твоим, и всей душею твоею, и всем разумением твоим” (Мк.12,30). Вторая заповедь требует, помимо Богопочитания, самоотверженного служения окружающим нас людям: «Возлюби ближнего своего, как самого себя» (Мк.2,31), ибо мы не можем любить не видимого и не познанного нами Бога, не любя ближних, которых знаем и видим. Таким образом, теснейшая взаимосвязь первой и второй заповедей очевидна, а любовь к Богу и ближнему является условием исполнения практически всех обязанностей творения по отношению к своему Творцу и важнейшей предпосылкой жизни с Христом и во Христе.
Почаевский старец, схиархимандрит Феодосий, достиг в земной жизни заповеданный Господом дар Божественной любви, которая «долготерпит, милосердствует, не завидует, не превозносится, не гордится, не безчинствует, не ищет своего, не раздражается, не мыслит зла, не радуется неправде, а сорадуется истине, все покрывает, всему верит, всего надеется, все переносит (1 Кор. 13, 4-7). Его жизнь и блаженная кончина, явившиеся воплощением этой всепоглощающей любви, - яркий пример безкорыстного служения Господу нашему Иисусу Христу, дивному во святых Своих. Уходя в лучший мир, в утешение своим скорбящим чадам он оставил обетование непрестанно молиться за них. Благодарная память о старце, сумевшем стяжать и приумножить щедрые Божии дары, живет в сердцах всех, кто знал и любил его, исполняя их уверенностью и надеждой. В трудные минуты, когда враг особенно яростно искушает их, они, помня обещание духовника, спешат к нему на могилку или мысленно призывают дорогое имя, и по вере своей обретают утешение в скорби через благодатную помощь почившего в Бозе подвижника. Здесь, на святой Почаевской земле, прославленной чудотворной иконой и цельбоносной стопой Владычицы, где в подвиге поста и молитвы просиял великий столп Православия преподобный Иов, а спустя три столетия – преподобные Кукша и Амфилохий, на духовном небосклоне взошла светозарная звезда старчества. Схиархимандрит Прохор, архимандрит Апеллий, схиархимандрит Димитрий – вот далеко не полный перечень имен, близких сердцам прихожан святой обители и многочисленных паломников, посещающих ее. Схиархимандрит Феодосий – один из этого славного сонма.
Удивительна тайна обожения, явления, осмыслить которое нашему обыденному сознанию непросто. Старчество как проявление Божией милости к падшему человеку, нуждающемуся в мудрых наставниках и неусыпных молитвенниках, является достоянием истинной Церкви, составляет Ее гордость и славу. По мере своих немощных сил, призвав на помощь благодать Духа Святого, попытаемся заглянуть за грани неведомого, дабы приоткрылась нам тайна домостроительства Божия, утвержденного на людях высокой духовной жизни, как на неких живых камнях (1 Петр.2, 5). По нашему глубокому убеждению, высокие духовно-нравственные основы, заложенные подвижниками благочестия последнего времени, в числе которых схиархимандрит Феодосий занимает достойное место, могут противостоять растущему в мире злу, способствуя формированию православного мировоззрения людей. Обращение к ним вселяет в сердца любовь и надежду на милость Божию, позволяет обрести смысл жизни, спасительный страх Божий, который способен удержать на краю пропасти, уберечь от порока и приучить жить добродетельно. Вера Христова озаряет жизнь и придает ей новые, истинные смыслы, ниспосылает в молитве и Таинствах благодатные силы, “яже к животу и благочестию” (2 Петр. 1. 3), помогающие в борьбе с различными искушениями. Мы надеемся, что жизненный подвиг старца укрепит многих колеблющихся, а некоторых заблудших и обратит в веру Православную.
Несмотря на огромный интерес к такому уникальному явлению как старчество, жития многих подвижников благочестия все еще остаются малоизвестными. Мы взяли на себя смелость отчасти восполнить этот пробел, предложив вниманию читателей воспоминания об отце Ахиле (под этим именем духовные чада и братия Лавры знали схиархимандрита Феодосия на протяжении многих лет). Хотелось бы подчеркнуть, что отец Феодосий явился орудием в руках Господа, ибо через него нам была открыта святая и непреложная Божественная воля. Сугубую благодать предстательствовать за нас перед Творцом он стяжал аскетическими подвигами, молитвенными трудами, жертвенной любовью к Богу и к людям. В этом, а не в чудесах заключается высочайший смысл его самоотверженного служения. По словам архиепископа Мефодия (Герасимова), исследовавшего различного рода чудесные явления, “великий и святой Бог не может посылать знамения ради праздного любопытства, чтобы удивить только людей, а посылает их для какой-либо спасительной цели”. Не желая подменять правдивое изображение жизни подвижника, исполненной невидимого миру труда покаяния и внутренней борьбы, «православными чудесами ХХ века», повествующими о «целителе», «прозорливце», «пророке», обретшем благодатные Дары сверхъестественным, непостижимым образом, мы стремились бережно относиться к фактической стороне предоставленных нам свидетельств, ничего не изменяя и не добавляя от себя. В этом и не было необходимости: пройдя через все ужасы преследований за Веру, наш старец, как и многие представители его поколения, остался до конца верным исповеданию Истины, жизнью и смертью воплощая слова Евангелия: “Так да просветится свет ваш пред людьми, чтобы видели ваши добрые дела и прославили Отца вашего, Который на небесах” (Мф.5, 16).
ГЛАВА 1
«Принеси Богу юность свою» (Плач Иеремии, 3,27-28).
Детские, юношеские и зрелые годы жизни схиархимандрита Феодосия.
Звезда зажглась. Упал на землю снег,
И русла рек сковал прозрачный лед.
Вновь в мире воплотился человек.
Каким путем он по земле пройдет?
Какой судьбой его одарит Бог?
Какие он осилит рубежи?
Кто на ладони удержать бы смог
Песчинку Вечности, что называют Жизнь?
В силу того, что настоящие подвиги совершаются тайно, мы мало знаем о жизни старцев до их вступления на путь крестоношения. И поскольку духовность во все времена была наитеснейшим образом связана с крестоношением, судьба схиархимандрита Феодосия, который о домонастырском периоде жизни говорил мало и неохотно, не является исключением. Скудные сведения, которыми мы располагаем, почерпнуты преимущественным образом из свидетельств людей, знавших лишь ту часть его земной жизни, которую Господь изволил открыть. Очевидно, так и должно быть, ибо получив в постриге новое имя, монах навсегда отделяет себя от прежней жизни и погребает для мира. И все-таки для нас важно по мере возможностей, по крупицам собрав материал, проследить этот путь, чтобы, соприкоснувшись с ним, хотя бы отчасти понять, как же становятся подвижниками благочестия обыкновенные люди, - такие же, как мы с вами…
О своей жизни до сорока лет, не считая ее достойной внимания, старец хранил молчание, чрезвычайно редко делая исключения для близких чад лишь в тех случаях, когда рассказ его мог послужить вразумлению слушающих. Уважая это пожелание возлюбленного батюшки, не будем и мы пытаться исследовать то, что сам он пожелал сокрыть от любопытных глаз.
Обратимся к архивным данным. Крестьянское семейство Орловых, имевшее самостоятельное земледельческое хозяйство, отмечено в посемейном именном списке на январь 1910 года под №109 со ссылкой на свидетельство Танцырейского волостного управления Новохоперского уезда Воронежской губернии. В записи указано место проживания семейства: село Кадниковское Шелаболинской Заимке Касмолинской волости, Барнаульского уезда Томской губернии, а также его состав: «Орлов Макар Ефимов 47 лет; жена, Матрена Никифорова, 37 лет; сыновья - Павел, 12 лет; Ефим, 10 лет; Иван 8 лет и Александр 3-х лет».
Скупые строки сохранившихся документов свидетельствуют о том, что родился схиархимандрит Феодосий (Александр Макарович Орлов) 17 марта 1906 года, в день памяти Алексия, человека Божия. В крещении, совершенном в церкви священником Алипием Введенским, младенец был наречен Александром в честь святого благоверного князя Александра Невского, обретя на Небесах предстателя, славного воинской доблестью и христианским благочестием. Имя Алипия Введенского встречается и в свидетельствах о крещении старших братьев Александра. Сам отец Феодосий в автобиографии называл более позднюю дату рождения: 14 ноября 1907 года, располагая неточными данными либо же просто не придавая особого значения факту своего явления на свет Божий.
Жизнь старца вместила целую эпоху. Он родился на заре века, венчающего тысячелетие, и почил в начале следующего, стал современником Октябрьского переворота и наступивших после него смутных времен; героического военного лихолетия; «хрущевской оттепели» и новых репрессий по отношению к Церкви; так называемой перестройки и периода относительной стабильности, дожил до возрождения Православия, сопровождаемого скрытым богоборчеством. Он был из тех, кто, по словам Апостола, мужественно претерпел гонения за веру: «Камением побиени быша, претрени быша, искушени быша, убийством меча умроша: проидоша в милотех, и в козьих шкурах, лишени, скорбяше, озлоблени: ихже не бе достоин весь мир, в пустынях скитающиеся, и в горах, и в вертепах, и в пропастех земных» (Евр.11, 37-38).
Через все испытания пронес он неповрежденную простоту и детскую непосредственность, истоки которых вытекали из начатков семейного воспитания. Одаренный от природы, он с детства вел здоровый крестьянский образ жизни и всегда хранил трогательную любовь и благодарность к отцу и матери, неукоснительно выполняя заповедь: «Чти отца своего и матерь свою, и да благо тебе будет, и да продлятся дни твои» (Исх. 20, 13), которая исполнилась на нем буквально. Господь, на радость многочисленным чадам, благословил его долгоденствием - схиархимандрит Феодосий отошел ко Господу 20 июня 2003 года на 97-м году жизни, прожив без малого столетие.
Из воспоминаний известно, что старец глубоко почитал родителей и заботился о спасении их душ, усердно молясь о здравии, пока они были живы, а по завершении их земной жизни отдал им последнюю дань, похоронив по-христиански. До конца дней, совершая проскомидию, отец Феодосий поминал мать, отца и ближайших сродников, сохранив благодарность и любовь к тем, кто вырастил и воспитал его, а в беседах с духовными чадами неоднократно напоминал им об обязанностях детей перед родителями. Обличая грехи приходящих к нему людей, жаждущих помощи от Господа, он давал им наставление неуклонно ходить в заповедях, любить Бога, ближних и никогда не забывать о сыновнем долге. Даже в преклонные лета он помнил день и число кончины родителей. По свидетельству близких ему людей, задав однажды вопрос, какое сегодня число и получив ответ, он с теплотой в голосе сказал: «В этот день умер мой отец». Это свидетельствует о любви и почтении, которые он являл по отношению к родителям.
Основательного образования старец не получил – не до этого было в тяжелые, смутные времена: семье Орловых, как и многим другим, приходилось бороться за выживание. Детство закончилось в 1920 году, когда, завершив курс начальной школы, он вынужден был много и тяжело трудиться. С 1920-го по 1929 год, как следует из автобиографии Александра Орлова, он работал в сельском хозяйстве села Кадниково, с 1929 по 1931 год служил в рядах Советской Армии в городе Чита. Некогда в частной беседе старец Феодосий вспоминал, что был кавалеристом.
Важная веха автобиографии — период с 1931 по 1941 год, время пребывания в Казахстане, где Александр Орлов работал шофером. Край этот в 30-е - 40-е годы XX века уподобился русской Голгофе - печально известным Соловкам, краю мучеников. Город Верный, тогдашняя столица Казахстана, впоследствии переименованный в Алма-Ату, был пересыльным пунктом ГПУ, куда отправляли ссыльных и жертв «чисток» со всей страны. Людей гнали этапом по степям, привозили в поездах. В знойное летнее время многие умирали от жары, в период суровых зимних холодов, доходящих до 60 градусов, погибали от стужи. Наиболее тяжелой лагерной работой была добыча угля и руды в Караганде — живыми оттуда не возвращались. Неисчислимое множество людей, пострадавших за веру Христову, обрело там мученические венцы. Земля Казахстана стала свидетельницей великой трагедии русского народа.
История края свидетельствует, что Алматинско-Семипалатинская епархия, утвержденная в 1871 году и существовавшая более 125 лет, сыграла важную роль в истории Православия. В свое время она имела огромную протяженность, соотносимую с несколькими европейскими государствами, и сильные православные традиции в городе Верном. В разное время в Казахстане самоотверженно трудились на миссионерском поприще замечательные подвижники благочестия: схиархиепископ Антоний (Абашидзе), Пимен (Белоликов), митрополит Николай, причисленный к лику святых, святитель Иосиф (Чернов) и другие, сумевшие внести существенный вклад в становление Православия в этом мусульманском крае. «Академию смирения» проходил там также схиархимандрит Серафим (Романцев), с которым жизнь промыслительно соединит нашего подвижника в горах Кавказа. Возможно, именно здесь они и познакомились. Вполне вероятно, что здесь совершился коренной перелом в мировоззрении Александра Орлова, приведший его впоследствии к решению принять монашество. Как и каким образом это было, не столь важно.
Сколько испытаний выпало на долю его поколения! Одним из них стала Великая Отечественная война, унесшая более двадцати миллионов человеческих жизней и приведшая многих на духовную стезю. Достаточно вспомнить, к примеру, архимандрита Кирилла (Павлова), протоиерея Василия Ермакова, протоиерея Михаила (Бойко), схиигумена Иеронима Санаксарского, схиархидиакона Илариона, монаха Руфа (Резвых) и многих других, под влиянием войны пришедших к глубокой, осмысленной вере и посвятивших жизнь служению Богу. По некоторым свидетельствам, в период Великой Отечественной войны Александр работал на военных заводах. В автобиографии засвидетельствовано, что с 1941 по 1945 год, будучи призванным в ряды Советской Армии, он проходил службу в городе Хабаровске Приморского края, отдаленном от линии фронта, однако находящемся в непосредственной близости с Японией. Некоторые из тех, кто знал старца по Киево-Печерской Лавре и Кавказу, утверждают, что участие в боевых действиях он принимал (возможно, непродолжительное время – в войне с Японией).
Более подробная информация об этом этапе жизни отца Феодосия сокрыта ввиду отсутствия официальных документов и свидетельств самого старца. И это естественно, ибо монахи не любят вспоминать и рассказывать о событиях, предшествовавших вступлению на тесный и узкий путь монашества. Умирая для мира, полностью отрекаясь от его преходящих благ и получая в постриге новое имя, они полностью изменяют образ жизни, и уже не имеет значения, когда и где они родились по плоти. Поэтому с именем отца Ахилы, который всецело доверил свою жизнь действию Промысла Господня, для монашествующих и его духовных чад связаны прежде всего его аскетические труды и молитвы в Киево-Печерской Лавре, горах Кавказа, Почаеве… Сознательно сокрыв свою предыдущую жизнь, он поступил духовно. Не будем же и мы пытаться приподнимать полог, окутывающий ее.
ГЛАВА 2
« Я избрал вас от мира, поэтому и ненавидит вас мир»
Странник Божий Александр Годы исканий. Обретение истины в Боге.
Цепенеет громада лет
Покаяний, прощаний, прощений.
Весь наш мир – суета сует
Мы в нем – странники, призраки, тени.
Из Экклесиаста.
Непостижимы пути Промысла Божия. Что стало причиной перелома в мировоззрении Александра, какие события побудили его оставить прежний образ жизни и стать на путь странничества, никто не знает. Желание посвятить себя Богу привело его к решению оставить мир с его нескончаемой суетой и вступить на путь монашества, самый верный, но и самый тернистый путь в Царствие Небесное. Господь призвал его, и в стремлении соединиться с Ним Александр искал свою, неповторимую стезю, пролегающую вне проторенных дорог.
Подвиг странничества старец скрывал, не упоминая об этом жизненном этапе даже в официальных документах. В автобиографии он впоследствии напишет, что по окончании войны с 1945 по 1950 год работал при церкви г. Алейск Алтайского края, в то время как сохранились свидетельства очевидцев его «странной» жизни, исполненной трудов и молитв.
На Руси странничество имеет многовековую историю. В народе странников любовно называли каликами перехожими, считая Божиим делом оказать им помощь, накормить и дать приют. За внешней непритязательностью «странных» людей, пешком ходивших по градам и весям, славя Господа, под личиной крайней простоты часто скрывались высокая духовность стойких воинов Христовых и благодатные дары, обретенные трудами во славу Божию. Удивительные эти люди не считали свой образ жизни сугубым подвигом, это была жизнь, позволяющая работать Господу, не лукавя говорить правду и непрестанно пребывать в молитве. Их почитали, к ним прислушивались, может быть потому, что мы все на бренной земле - странники…
Переход с широкой дороги внешнего делания на узкий и тесный путь крестоношения и глубокой внутренней работы - отличительный признак людей духовных. Открыв для себя эту истину, Александр безжалостно порвал с миром и его соблазнами. Жажда общения с Богом, давно жившая в его сердце, нашла удовлетворение, воплотившись в странствиях, исполненных трудностей и лишений. Это было связано с тем, что в послевоенное время, после недолгого потепления, на Церковь вновь обрушилась волна гонений: повсеместно закрывались обители и храмы, исповедники Христовой веры отправлялись в тюрьмы и психбольницы, подвергаясь жесточайшим притеснениям. Их преследовали и убивали, обливали клеветой, окружали злобой и недоверием. И, уходя из городов, странники не только подражали многовековой традиции, но и, возлагая на себя миссионерские труды, несли слово Божие туда, где в нем нуждались, свидетельствуя святую истину христианства всей своей жизнью.
Стремясь подражать Христу в его печальных странствиях, Александр сознательно заужал путь, добровольно идя на лишения и трудности скитальческой жизни, укрепляя себя молитвой и всецело полагаясь на неложно обещаную Божию помощь: «Сберегший душу свою потеряет ее; а потерявший душу свою ради Меня сбережет ее» (Мф. 10, 40). Впоследствии, в редкие моменты откровенности, старец рассказывал чадам, как однажды и навсегда решив пойти за Христом, взяв, по слову Господню, крест и вступив на путь познания тайн монашеской жизни, он безповоротно отбросил небрежение и леность, исходив много дорог, дабы, потрудившись во славу Божию, очистить душу покая-нием. Став как «сор для мира, как прах, всеми попираемый» (1 Кор.4, 13), он взошел на высшую ступень смирения, когда любое самоуничижение переносится с радостию. Смирение делало его неуязвимым в любых ситуациях. Очевидно, к этому периоду относится первая из сохранившихся фотографий старца (фото 1). С пожелтевшего от времени снимка на нас вдумчиво смотрит седой благообразный подвижник с длинной бородой. Ощущается, что его мысленному взору уже открыто то, что незримо телесными очами…
Отправляться в дальнее путешествие он предпочитал пешком, не соблазняясь возможностью пользоваться попутным транспортом, и в одиночку, чтобы праздные разговоры и суетные попечения не отвлекали от постоянной молитвы. Осознавая, что без Небесной помощи ему не выдержать натиск демонских сил, Александр направлял стопы к православным святыням, туда, где обитал дух Божий. Особое утешение обретал в Загорске (теперешний Сергиев Посад), под покровом Святой Троицы получая благодатную помощь преподобного Сергия Радонежского, укреплявшую в дальнейших многотрудных странствиях. Часто посещал святыни, носящие имя Пресвятой Владычицы Богородицы, возлюбив Ее третий удел, Киево-Печерскую Лавру, с которой было связано много откровений и видений его юности. Печерские преподобные были назидательным примером суровых аскетических подвигов бдения, пощения и непрерывной молитвы. Всем сердцем любил подвижник благословенный Почаев, где, явившись в столпе огня, Пречистая оставила след Цельбоносной стопы. Духом познавая суровое благочестие преподобного Иова, притекал он к дивным чудотворным мощам, впитывая силу и мужество исповедничества великого угодника Божия. Избрав нелегкий подвиг странничества, Александр, помолясь, вновь и вновь направлял стопы дальше - от обители к обители, держась в стороне от больших дорог с оживленным движением. В пути терпел многоразличные трудности, обходил человеческое жилье, ночуя под открытым небом или в стогах сена, вкушал мало, не беря с собой ничего впрок и питаясь лишь тем, что Бог подаст. По смирению, старец о своих аскетических подвигах рассказывал редко, но иногда, в силу некоего особого внутреннего расположения, приоткрывал эту страницу биографии (лишь в том случае, когда повествование служило назиданию). Нет-нет, да и вспомнит, бывало, в разговоре о событиях или обстоятельствах его «страннической» жизни и как-то особенно улыбнется...
Монахиня Вера, близко общавшаяся со старцем в последние годы его жизни, поведала о случае, явившем высоту духа и смирение подвижника в то время, и милосердие, проявленное им впоследствии. «Он рассказывал, как из Киево-Печерской Лавры шел пешком в Почаев. Была зима, и одна раба Божья боялась принять его на ночь. Тогда боялись принимать священников, и она приняла его в сарайчике. У батюшки очень обморозились ноги, и с тех пор сильно болели. Эта раба Божья приезжала к батюшке в Лавру, беседовала с ним, и он ее наставлял».
Это свидетельство ценно как пример сугубой любви старца к людям. Несмотря на то, что упоминаемая выше женщина поступила не совсем подобающим образом, поместив странника зимой в холодном сарае, он впоследствии помогает ей по мере возможности.
Во время длительных странствий он сподоблялся видеть много назидательного и чудесного. Сам Господь и Пресвятая Богородица хранили его под благодатным покровом, о чем свидетельствует примечательный случай, рассказанный отцом Феодосием как убедительный пример неоскудевающей силы великого и непостижимого Божественного Промысла. История свидетельствует, что в пятидесятые годы ХХ века богомолья странников бывали весьма небезопасными. В смутные, послевоенные времена в округе бродило много бандитов, и встреча с ними не сулила ничего хорошего. Укрываясь от посторонних глаз, странник Александр обустраивал ночлег в чаще леса, овраге или стогу сена, где, как правило, его никто не видел. Но на этот раз нигде по пути ему не попалось подходящее место, а усталость напоминала о себе, безжалостно подкашивая отяжелевшие и распухшие от долгой ходьбы ноги. Находясь уже в непосредственной близости от Почаева, после долгого и трудного дневного перехода, он увидел на краю дороги, около леса, старый заброшенный дом. Двери, как будто специально для него, были открыты. Едва утомленный взор странника остановился на широкой деревянной лавке, он, как подкошенный, упал на нее, успев лишь перекреститься и прочитать «Живый в помощи Вышнего» (псалом 90), после чего веки сами по себе закрылись, и усталый странник погрузился в глубокий сон без сновидений. Однако вскоре в тишину ночи ворвались шум, суета, возня, грубые окрики и пьяная ругань. Пробудившийся путник увидел вооруженных бандитов, возбужденных и агрессивных, спрятаться от которых было некуда. Александр украинским языком в то время не владел, и несложно представить дальнейшее, если бы «лесные люди» услышали русскую речь. «Москаль» был для них воплощением ненависти, врагом, которого можно было расстрелять без суда и следствия. Оставалось уповать на Господа и молиться, ибо спасти странника могло лишь нечто необычное, сверхъестественное. И когда угасла последняя надежда, чудо свершилось. Внезапно без какой-либо видимой причины бандиты были повергнуты в необъяснимый ужас. Смятение овладело ими настолько, что, даже не взглянув на лежащего прямо перед ними странника, словно он был огражден невидимой стеной, они вдруг засуетились и стремительно обратились в бегство. Это было явное знамение Божией милости, ибо Александра, застигнутого врасплох, можно было взять, что называется, голыми руками. Но его даже не увидели!
Впоследствии старец говорил, что в явленном ему знамении узрел особое заступничество Божией десницы, распростершейся над ним во свидетельство того, что еще не настало время перейти в лучший мир, и нужно трудиться на земле. В дальнейшем такие очевидные знаки Божественного Промысла являлись Александру все чаще, становились все очевиднее, укрепляя веру и убеждая в правильности избранного пути.
В период странствий, порой продолжительных, Александр общался с подвижниками благочестия, черпая из неиссякаемого источника старчества богатейший духовный опыт. Обретение навыка умного делания, практика борьбы с душевредными помыслами становились содержанием их бесед, укрепляя и направляя его. Именно в это время Александр имел общение с отцом Иосифом (схиигуменом Амфилохием), впоследствии прославленным в лике святых (фото17). Что в старце могло привлечь Александра? Вглядимся в сохранившуюся фотографию. Доброе лицо, мудрый взгляд, которому милостию Божией открываются глубины сердца… Нередко отец Иосиф, прозирая в нем человека духовного, приглашал Александра в келью для совместной молитвы, угощая от щедрот всем, что посылал милосердный Бог. Во время трапезы слух путника услаждался душеспасительными беседами, порой продолжительными. Впоследствии, встречаясь со схиигуменом Амфилохием в Почаевской Лавре, отец Ахила, прошедший монашеский искус в Печерской обители, обретший опыт пустынножительства на Кавказе, с благодарностью вспоминал отеческие наставления, сыгравшие важную роль в его духовном становлении. В дальнейшем он так же благоговейно внимал им. Память о великом старце схиархимандрит Феодосий сохранил до конца дней.
Перед канонизацией преподобного Амфилохия отцу Ахиле задали вопрос, как он относится к этому. Отец Ахила коротко, как всегда, ответил: «Он достоин этого».
Были и другие встречи. Отец Феодосий вспоминал, что посещал в те благословенные времена многих старцев, общался с разными духовными людьми, но никогда не рассказывал, о чем именно они вели беседу. Из скудных сведений, которые чадам удалось почерпнуть у старца, можно предположить, что речь шла о сокровенных тайнах домостроительства Божия.
Особо почитал он киевского старца схимонаха Дамиана, являвшегося келейником и чадом преподобного Ионы Киевского, фотографию которого бережно хранил в келье до конца дней. Не раз странник посещал и Глинскую пустынь, где, имея возможность общаться со старцами, познакомился и духовно сблизился с имевшим в то время сан иеромонаха отцом Симеоном, духовным чадом Глинского старца схиархимандрита Андроника (Лукаша), исповедовавшим богомольцев. Духовная дружба между ними, по воспоминаниям очевидцев и личной переписке отца Ахилы, длилась до его кончины. Именно поэтому сохранившиеся фотографии, на одной из которых схиархимандрит Симеон запечатлен возле своей кельи, а на другой – рядом с отцом Ахилой, - особенно дороги чадам батюшки. (Фото о. Симеона 11-12)
Любовь к Господу наполняла естество подвижника, руководила его помышлениями. Люди, знавшие его в этот период, вспоминают, что Александр после трудных странствий оставался некоторое время на богомолье, чтобы помолиться, принять Христовы Тайны и потрудиться во славу Божию на каком-либо послушании. Он с радостью и глубочайшим смирением исполнял любое из них, стремясь в кротости и трудолюбии подражать раннехристианским подвижникам. От рождения у него были восприимчивый ум и превосходная память. Высокая ревность о Господе и сосредоточенность на молитве позволили приумножить эти дары: зная все церковные службы, он внимательно следил за ходом богослужения, не позволяя своему вниманию ни на минуту рассеиваться. Вышеупомянутый схиархимандрит Исаия, тогда уже подвизавшийся в Лавре, в беседе с отцом Ахилой вспомнил эпизод, приведший его некогда в смущение и умиление.
Однажды, во время чтения шестопсалмия и кафизмы, в состоянии усталости, он несколько запутался и сбился. Каково же было его изумление, когда смиренный странник, мимо которого он проходил в храме, не поднимая головы, негромко, как бы скороговоркой указал ему на стихи, в которых были допущены неточности. Это было тем более удивительно, что погрешности были незначительными и малозаметными. В сознании отца Исаии этот случай зафиксировался как из ряда вон выходящий, и он часто вспоминал его, не переставая удивляться необыкновенной внимательности подвижника и его памяти. Впоследствии монашеская судьба неоднократно сводила этих тружеников, подвизавшихся а ниве Господней. Находясь в горах Кавказа в период хрущевских гонений, они окормлялись у одного духовника - схиархимандрита Андроника (Лукаша), имели одно и то же молитвенное правило. Об отце Андронике, научившем его в горах Кавказа «добывать навык» Иисусовой молитвы, напишем сугубо. Встречи их всегда были теплыми и задушевными. Сохранились свидетельства очевидцев последней беседы старцев, тепло вспоминавших свое прошлое в Покровском монастыре г. Киева. Результатом подобного общения, полезного для души, явилась стяженная им почитаемая Святыми Отцами высокая добродетель рассуждения, которая впоследствии так привлекала многочисленных чад отца Феодосия.
Дабы отразить теплоту духовной связи, сохранившейся во взаимоотношениях между вышеупомянутыми подвижниками со времен их духовного окормления у Глинских старцев и укрепившейся в период совместного подвижничества в горах Кавказа, мы помещаем в повествовании несколько писем, найденных после блаженной кончины отца Феодосия в его келье. Нужно оговориться, что старец писем не хранил, сделав исключение только для этих.
Первое письмо было отправлено схиархимандритом Исаией из Коренной пустыни.
Чтобы полнее передать дух молитвенного общения, объединявший старцев, приводим некоторые из них.
Мир Вам!
С постом Вас, отче Феодосий!
Поклон Вам со святой земли Курской, в частности от меня, схиархимандрита Ефимия (Исайи), в миру Иакова. Часто вспоминаю наши дни, вместе проведенные во святой обители Почаевской. В каждодневных молитвах прошу нашего Спасителя о даровании Вам, отче, многих и благих лет. Я уже немощен и стар, но на все Воля Святая. Ныне нахожусь в обители Покрова Божьей Матери г. Киева. По просьбе моего духовного чада Ольги, она находится в Вашей святой Лавре, прошу Вас, отче, уделить хоть минимальное внимание монаху Епифанию из Луганска. Если это возможно, чтобы на некоторое время его определить в монастыре для вычитки (если возможно, на индивидуальную). Он сам окончил в Загорске семинарию и духовную академию, но видимо враг не дал ему дальше служить Богу. После двух лет пребывания в Свято-Сергиевой Лавре по немощи душевной вынужден был оставить монастырь. И вот приехал в Вашу Лавру, чтобы Матерь Божья по своей безграничной милости взяла его под свой покров. Если Вам по силам моя просьба и на то будет Воля Святая, то поспособствуйте в этом деле. Спаси Вас Господи и сохрани.
Монастырь Коренная Пустынь, схиархимандрит Исаия.
*****
Всечестному Архимандриту отцу Ахиле!
Желаю всегда о Господе радоваться.
Отец Ахила, получил Ваше письмо и образки. Спаси Вас Господи! Вы пишете, что Крест, который Вы передали мне от владыки Иакова – это Ваш Крест, ошибочно положен для меня. Прошу Вас, отец Ахила, не безпокоиться, – крест Ваш у меня. Когда Вы Бог даст приедете к нам, то возьмете Свой Крест. А иконка, что была мне передана Владыкой, то смотрите Сами, что мне дать, но денег я не возьму.
Прошу Ваших святых молитв. Ваш собрат Архимандрит Симеон.
*****
«О Пасха велия и священнейшая Христе!»
Дорогой Батюшка отец схиархимандрит Феодосий!
В сей нареченный и святый День с любовью приветствую Вас, Ваших родных и близких вечно живым и торжественно радостным приветом: Христос Воскресе!
Эти дорогие и вечно живые слова, исполненные великой силы и благодати, несут для нас надежду на желанный мир во дни новых испытаний для православных.
Да укрепит Господь Бог силы наши, дабы жизнь своей мы могли являть пред всем миром истину Воскресения в светлой радости и всепобеждающей любви.
Примите мое Пасхальное целование во имя Христа Воскресшего с молитвенным пожеланием Вам доброго здоровья, душевного мира, милости и помощи Божией в Ваших трудах и подвигах. По неизреченному милосердию Своему, да не лишит Господь Иисус Христос всех нас во время всеобщего Воскресения радости своей вечной и неизглаголанной.
Воистину Воскресе Христос!
С любовью о Воскресшем Господе
Схиархимандрит Симеон.
Отец Ахила уже в период странничества хорошо знал тексты Божественного Писания и святоотеческие толкования на Них, что свидетельствует о постоянном обращении подвижника к богодухновенным Источникам. Святое Евангелие! Как велика, поистине безценна польза от чтения его строк! Как наслаждается душа при этом чтении! Милостью Божией смиренному страннику, имевшему лишь начальное образование, открылось это безмерное богатство, ибо Дух дышит, где хочет. Впоследствии, много лет спустя, отец Феодосий в духовных беседах постоянно использовал различные Евангельские сюжеты, воспроизводя текст по памяти почти дословно и делая комментарии, поражающие глубиной проникновения в Богодухновенные тексты. На любой случай в качестве назидания он произносил Евангельское изречение Спасителя, имеющее непосредственное отношение к данной теме и обличающее либо вразумляющее собеседников. Сохранив нерастраченным этот благодатный дар Божий даже в глубокой старости, схиархимандрит Феодосий, любимый чадами, почитаемый братией, чтобы избегнуть суетной мирской славы, делал это с удивительной скромностью, не выставляя напоказ свои заслуги.
А время шло своей мерной поступью; события разворачивались, обгоняя время. Александр, паломничая по святым местам, не привлекал к себе особого внимания со стороны случайных попутчиков, иногда попадавшихся в безлюдной местности, где пролегали его маршруты, и быстро расставался с ними при малейшей возможности. Ни к чему он не прилеплялся сердцем, видя мысленным взором лишь благословенные Небесные обители. Но мир, враждебный к тем, кто не принадлежит ему, безжалостно мстил подвижнику, воздвигая на него человеческую ненависть и злобу. Ибо неложно сказано в Писании: «Помышления плотские суть смерть, а помышления духовные – жизнь и мир» (Рим. 8, 6). Смерть восставала на жизнь. Тлен не упускал из своих цепких лап добычу. Тех, кто пытался сопротивляться этому, безжалостно уничтожали или непоправимо калечили. Будучи современником времени, в течение которого “много лжепророков появилось в мире” (1 Ин. 4,1), и пришли они “в овечьей одежде, а внутри суть волки хищные” (Мф.7,15), «странный человек» Александр Орлов, в соответствии с непостижимыми путями домостроительства Божия, воплотил в себе неоскудевающую совесть своей эпохи, пробуждающую закосневших в грехе людей обратиться к Творцу. Приняв вызов времени, он ни в чем не запятнал совесть. Никогда, за редким исключением, не говорил он о том, что происходило с ним до прихода в Киево-Печерскую Лавру, какие скорби довелось претерпеть, но совершенно очевидно, что ни на какие компромиссы с совестью он не шел. Воистину, «блажен человек, который переносит искушение, потому что, быв испытан, он получит венец жизни, который обещал Господь любящим Его» (Иак. 1.12). Так в горниле испытаний, освобождаясь от всего лишнего, выплавлялось чистое золото христолюбивой души исповедника, подвижника благочестия, тщательно скрывавшего свои благодатные дары от людских взоров, - благостного и горячо любимого всеми, кто притекал к нему, - схиархимандрита Феодосия.
ГЛАВА 3
«Образ приимите злострадания и долготерпения»
«Аще Меня изгнали, и вас изженут (Ин.15, 20).В третьем уделе Богородицы
Монашеский искус послушника Александра. Трудности с пропиской.
Труды и молитвы во славу Божию. Постриг в Свято-Успенской
Киево-Печерской Лавре. Годы тяжелых испытаний. Крестный путь иноков в период,
предшествующий закрытию Киево-Печерской Лавры.
Исповеднический подвиг отца Ахилы
На безсмертных Печерских холмах –
Воплощенье Небесной славы,
Как в венцах, в золотых куполах –
Гордость Киева – вечная Лавра.
Не чудеса и знамения, а крестоношение - признак духовности нашего времени. Святость подвижников благочестия ХХ века - это ежедневное мученичество, ибо в земной жизни они были призваны вести непрерывную борьбу со злом, о которой твердо и решительно предупреждал Спаситель: “Не мир пришел Я принести, но меч. Ибо Я пришел разделить человека с отцом его, и дочь с матерью ее, и невестку со свекровью ее” (Лк.12.49,51).
Приняв на себя крест странничества, Александр никогда не сомневался в правильности выбора. Однако времена наступили грозные, тревожные, странников начали откровенно притеснять, обвиняя в тунеядстве, паразитическом образе жизни, направленном на подрыв власти. Повсеместно стали использоваться репрессивные меры по отношению к «праздношатающимся бездельникам», которых выслеживали, отправляли в места лишения свободы, психиатрические лечебницы. Спрятаться от бдительных стражей «законности и порядка» становилось все труднее. В эту смутную, неоднозначную эпоху Господь, испытывающий верных, призывал Александра на другой путь, еще более узкий и тесный, чем тот, по которому он шел ранее. И скорби ему подавались на этом пути в меру возраста духовного.
Преподобный Исаак Сирин замечает: «Как скоро человек отринет от себя всякую видимую помощь и человеческую надежду, и с верою и чистым сердцем пойдет вослед Богу, тотчас последует за ним благодать, и открывает ему силу свою в различных воспоможениях».
В молодости, живя в далекой Сибири, Александр сподобился дивного видения. Его взору приоткрылась обитель с золотыми, уходящими в небо куполами, величественной колокольней и глубокими подземелиями, в которых обитали святые. Находясь в сибирской глуши, он, возможно, и не знал о Киево-Печерской Лавре, однако Господь духом приоткрыл завесу над благословенной обителью – многовековым приютом и прибежищем всех страждущих и обремененных, собираемых под благодатным Покровом Божией Матери. Когда странник Александр в первый раз посетил святыни Киева, его изумленному взору предстала до мельчайших подробностей запомнившаяся картина – воплощение снов юности. Увидев эту неописуемую красоту, он пережил состояние тихого потрясения, полюбив ее однажды и на всю жизнь. Здесь, на древних печерских холмах, неожиданно ожили и обрели смысл слова Ветхого Завета: «Сними обувь твою с ног твоих, ибо место, на котором ты стоишь, есть земля святая» (Исх. 3, 5).
Здесь сумрак призрачен и тонок
Мгла опочила на холмах
И дремлет Лавра, как ребенок,
Качаясь в Вечности волнах.
День угасающий дробится,
Надев сиреневый хитон…
Здесь можно плакать и молиться,
Молитвой побеждая сон.
Вдали от лжи, вражды и злобы,
У величавых Лаврских стен,
Душа внимает преподобным,
Препобедившим смерти тлен.
Здесь страннику Александру предстояло провести много дней и ночей в подвиге поста и молитвы, обрести духовника, научиться оказывать помощь тем, кто в ней нуждался, принять лик ангельский, пережить закрытие обители, чтобы вновь отправиться в далекие странствия по житейскому морю. О том, как сложилась монашеская судьба странника Александра по его приходу в Киев, засвидетельствовали многие лаврские братия, в памяти которых ярко запечатлелся образ подвижника. Об этом периоде жизни старца Феодосия можно говорить, опираясь на богатый фактический материал, не принимая во внимание некоторого расхождения в датах, происходящего по вполне понятным причинам и не нарушающего общей картины. С готовностью и почти детской радостью поделился воспоминаниями архимандрит Авраамий (Куява), духовник Киево-Печерской Лавры, носивший в те далекие годы имя Адам и постоянно находившийся при владыке Несторе в качестве келейника. (на диске фото- изобр. вл. Нестор и его келейник Адам. Неважно, что плохое качество, - это история).
Интересные подробности совместного пребывания в монастыре сообщил отец Руф (Резвых), длительное время проживавший с Александром в одной келье. По смирению, отец Руф, много и с удовольствием рассказавший об отце Ахиле, решительно воспротивился, когда его пытались сфотографировать, и. несмотря на многочисленные просьбы так и не позволил сделать это. Самые теплые слова, идущие из глубины сердца, отыскал для характеристики подвижника протоиерей Мефодий, настоятель Свято-Вознесенской церкви в Киеве. (Фото о. Мефодия)
С любовью помянул почившего старца митрофорный протоиерей Михаил (Макеев), общавшийся с ним в разные периоды жизни и всегда отмечавший его сугубый молитвенный дух и высокую ревность о Господе. На всю жизнь запомнили исповедничество отца Ахилы брат лаврского паспортиста Захарии Виктор, певчие, семинаристы и многочисленные паломники.
Одним из тех, с кем Александр познакомился в Печерской обители, был монах Мардарий, пришедший сюда несколько ранее и уже имевший некоторый опыт монашеской жизни. В новоначальном послушнике он увидел подлинного воина Христова, смиренного, кроткого, исполненного тихой радости о Господе, и с глубоким уважением отнесся к нему. Монашеская судьба промыслительно свела этих людей в одной келье. Воистину безценны воспоминания, которыми поделился с нами иеромонах Мардарий об этом периоде жизни своего собрата по трудам и молитвам, ибо в них отражается глубина подвига внешне ничем не примечательного человека, достойно прошедшего монашеский искус в чрезвычайно трудных условиях, сложившихся в Печерской обители перед ее разорением. Промыслительность встречи их тем более очевидна, если учесть, что после насильственного закрытия обители и периода рассеяния братия вновь встретились и на протяжении долгого времени не расставались, совместно неся крест Кавказского отшельничества, окормляемые духоносными старцами Глинской пустыни. Однако к этим страницам биографии старца мы обратимся позже. (Фото от. Ахила и от. Мардарий с подписью: отец Феодосий со своим сподвижником по Киево-Печерской Лавре и горам Кавказа иеромонахом Мардарием)
Известно, что в начале 50-х годов (в соответствии с послужным списком, сохранившимся в Почаевской Лавре, в 1950-м), повидавший мир Александр Орлов, накопив к этому времени большой духовный опыт, волей Господня Промысла приходит в Киево-Печерскую Лавру, вначале как благочестивый богомолец. Правящим архиереем и Священноархимандритом Лавры был на те времена Митрополит Киевский, Галицкий и всея Украины Иоанн, а наместником обители - благочестивый и деятельный епископ Нестор. (фото вл. Иоанна и еп. Нестора. Неважно, что плохое качество!)
Иеромонах Мардарий, являвшийся в это время одним из келейников владыки Нестора, простым, но доходчивым языком воссоздает в воспоминаниях светлый облик своего сомолитвенника. Предоставляя эти воспоминания читательскому вниманию, мы старались не изменять стилистику, чтобы не утратить присущей им внутренней динамики и глубокого духовного содержания. Поэтому воспоминания отца Мардария звучат в нашем повествовании как голос из глубины времен. «Отец Ахила пришел в Лавру чуть позже меня. Мирское имя его было Александр. Пришел он странником, был одет в подрясник, но еще не пострижен в монашество. Очень строгий был, ревностный. Его постоянно преследовала милиция, там все проверяли, думали, что он бродяга. Однажды, примерно в 1954-55 годах, его арестовали. Произошло это неожиданно. Он вышел из пещер и только поднялся наверх, к выходу, как его забрали в милицию, допросили и положили в психбольницу. Оказалось, что он не случайный прохожий, а очень умный человек».
Несмотря на очевидность здравомыслия Александра, власти не давали подвижнику возможности находиться в Лавре, ссылаясь на существование в Киеве лимита на прописку, без которой пребывать в монастыре категорически запрещалось. Создавался замкнутый круг: странничество преследовалось законом как бродяжничество в то время как узаконить свое положение в монастыре при помощи прописки было невозможно. Ко времени прихода Александра в обитель у него, скорее всего, еще не было окончательного намерения остаться в ней навсегда. Из его объяснений в милицейском участке можно сделать вывод, что он хотел и далее нести подвиг странничества. С другой стороны, пришел он в Лавру уже в подряснике, что наводит на мысль о том, что стремление к строгой монашеской жизни уже жило в его сердце.
Ранее мы отмечали, что в период странствий подвижник нередко оставался в монастырях на послушании, иногда на продолжительное время, но затем вновь продолжал путешествовать, полагая, что в этом состоит его подвиг во славу Божию и его призвание. Однако со временем возник ряд обстоятельств, утвердивших его, как духовно чуткого человека, в мысли, что Господь указывает новую стезю, призывая на монашеский путь в уделе и обители Пречистой. Старец рассказывал, что едва переступив порог Святых врат в Киево-Печерской Лавре после многих лет странничества, он сподобился видения, в подлинность которого долгое время боялся поверить.
Являвшаяся на протяжении ряда лет близким чадом схиархимандрита Феодосия проводница Евгения вспоминала, как во время одной из поездок на Кавказ батюшка доверил ей это сокровенное видение: «Когда я пришел в Киево-Печерскую Лавру, монахи приглашали меня в кельи, но я не хотел: то под кустиком где-нибудь переночую, то в сарае. И все ходил молиться. Я не мог нарадоваться, что попал в такую святыню. Однажды, когда я вышел из церкви, ко мне подошла Женщина необычайной красоты (Она не одна была, вместе с Ней явилось много людей), и говорит: «Ну расскажи, что ты здесь видел, что знаешь». «Ничего не видел, ничего не знаю», - ответил я. Она удивилась: «Как? Ходишь по этим святым камням, и ничего не видел и не знаешь?» От смущения я не мог даже ответить Ей. Она в утешение протянула мне Свой посох:«На тебе Мой посох, подержись за него, - в нем твоя сила».
Когда я взялся за посох, то меня тотчас обожгло, как огнем, от самого низа (показывает) до верха. «Ну ладно, хватит, - произнесла Жена и забрала посох. (ФОТО: ПЕЧЕРСКАЯ Богородица на воздусех).
Еще не растаяли в воздухе удивительные слова, как Владычица, укрывшись звездным омофором, растворилась в воздухе, и вместе с Ней стали невидимыми все, кто находился при Ней во время чудесного видения. С благоговением и радостью воспринял подвижник это явление. По смирению, он отказывался верить, что сподобился подобной милости, и долго расспрашивал окружающих, видели ли они что-либо: «Растерявшись, я стал спрашивать у прохожих о Женщине с посохом, но никто, кроме меня, ничего не видел»…
Люди пожимали плечами, приходя в недоумение. Позже лаврские старцы объяснили Александру, что он сподобился лицезрения Самой Божией Матери, Которая утвердила подвижника на избранном пути, укрепив и благословив на дальнейший труд. Воистину, «блаженны чистые сердцем, яко тии Бога узрят» (Мф.5,8)!
Жития многих святых и подвижников благочестия свидетельствуют о том, что явления Пресвятой Богородицы бывали нередкими и во многих чертах подобными видению, описанному выше. В качестве примера вспомним, в частности, преподобного Парфения Киевского (+ 1885): «Не раз преподобный Парфений сподоблялся блаженного видения преблагословенной Девы. Так, однажды, размышляя с некоторым сомнением о читанном им где-то, что Пресвятая Дева была первой инокиней на земле, он задремал, и видит от Святых врат Лавры тдущую, в сопровождении многочисленного сонма иноков, величественную монахиню в мантии, с жезлом в руках. Приблизившись к нему, Она сказала: «Парфений, я монахиня!» Он пробудился, и с той поры с сердечным убеждением называл Пресвятую Богородицу пещеро-лаврскою Иумениею. Под внешним образом монашества старец, конечно, разумел монашество внутреннее, действенную, молитвенную, смиренную жизнь Пренепорочной Девы, которой Она поистине была первообразом на земле». Сопоставляя вышеописанное явление с тем, которое сподобился увидеть странник Александр, мы находим в них черты несомненного сходства, безспорно свидетельствующие о том, что Матерь Божия воистину является Небесной Игуменией всех монашествующих, направляющей на верный путь ко спасению тех, кто молитвен вверил Ей свою жизнь.
Необходимо отметить, что ко времени прихода в монастырь Александр укрепился в молитве, стяжал смирение, научился довольствоваться малым и бороться с греховными помыслами.
Питая к подвижнику непримиримую ненависть, обличаемые им бесы наущали подвластных им людей чинить ему всевозможные козни, возмущали против него тех, от кого зависела его дальнейшая судьба. В силу бесовских наущений власти отчаянно сопротивлялись приему Александра в Лавру, на протяжении долгого времени не давая разрешения на прописку. Его нередко арестовывали за «бродяжничество», и во время допросов, чинимых с нескрываемым пристрастием, откровенно глумились над его благочестием и незлобивостью. Иногда же, ощущая, что прямая агрессия не дает желаемых результатов, лицемерно меняли гнев на милость и с деланной заботливостью ласково и сочувственно вопрошали, не хочет ли он вернуться домой, на родину, не устал ли от постоянно претерпеваемых трудностей. «Ты же хороший водитель,- уговаривали его, играя на естественных человеческих слабостях, - можешь потрудиться для семьи и для отечества». Различая их лукавство, он незлобиво, но достаточно твердо и последовательно отвечал на сладкие речи: «Я домой хочу, но только дом мой находится не в земных, а в Небесных обителях». В конце концов, убедившись, что решимость исповедника преодолеть не удается ни угрозами, ни ласками, применили старый испытанный способ, наклеив оскорбительный ярлык психической неполноценности. Это развязывало руки властям, давая возможность насильно отправить упорно сопротивлявшегося «перевоспитанию» странника в психбольницу и под видом лечения подвергнуть новым издевательствам.
Рассказ об аресте и отправке Александра в милицию на глазах множества богомольцев был записан нами из уст различных людей, ставших очевидцами этого события. И хотя в некоторых деталях отмечались незначительные расхождения, но в целом обстоятельства вопиющего насилия над безобидным человеком, возлюбившим Господа больше, чем самого себя, совпадали. Необходимо отметить, что, находясь в Лавре как богомолец, Александр, облаченный в подрясник, бродягой не выглядел, и не оказал ни малейшего сопротивления, когда ему преградили путь. Однако благообразный вид и кроткое поведение подвижника не смутили преследователей, которые за ним, очевидно, следили, задержав незамедлительно после того, как он поднялся от пещер наверх, к выходу, и, не предъявляя никаких обвинений, отправили в милицию для допроса.
Александр держался с достоинством, спокойно отвечая на самые каверзные вопросы. Настало время исповеднического подвига, и душа его была абсолютно спокойна. Всемогущий Господь был рядом, Он видимым образом укреплял подвижника, послав Своего Духа и открыв, что в облике мучителя, ведущего пристрастный допрос, его испытывает свирепый бес в человеческом образе. Противостоять демонскому наваждению можно было лишь силою молитвы, устойчивый навык которой у подвижника выработался за долгие годы странствий. Однако враг был силен. Внезапно руки Александра словно налились свинцом и утратили подвижность. Он никак не мог поднять десницу, чтобы сотворить крестное знамение. Превозмогая это пагубное состояние, мысленно воззвал ко Господу в нашествии печали, и лишь после этого, укрепляемый Божественной силой, с особым дерзновением стал читать молитву «Да воскреснет Бог». Это была настоящая духовная победа, и результаты ее не замедлили сказаться.
Человек, проводивший дознание, изменился в лице, стал злобным, звероподобным. Утратив внешнее спокойствие, он сорвался на крик, пытаясь запугать беззащитного странника. Однако исповедник, очевидным образом ощутив, что Господь не оставил его в скорбях, и бесы трепещут от одного упоминания Его имени. «Тогда я увидел, что собой представляет безбожная власть и кто руководит этой властью», – рассказывал впоследствии старец. Будучи подлинным исповедником, он никогда не скрывал своих убеждений, утверждая, что власть, набравшая силу в этой стране, богопротивна и беззаконна. Воистину, «яко с нами Бог»!
Спокойная уверенность Александра привела в ярость его гонителей. Не зная, как с ним поступить, чтобы соблюсти видимость законности и не превратить дознание в отвратительный фарс, пытаясь выиграть время, его отправили к секретарю. С первого взгляда на эту женщину было ясно, что говорить с ней о чем-либо не имело смысла. Сознание ее было совершенно повреждено, а сердце настолько закрыто для слова Божия, что зерна Христовой истины, заглушенные плевелами бесовской гордыни, не дали бы спасительных всходов. Однако «пред очима Господа пути человека, и Он измеряет все стези его» (Притч.5, 22). В соответствии с Промыслом, помощницей секретаря была женщина скромная и совестливая, чья незлобивая и любвеобильная душа была не настолько очерствевшей, чтобы не услышать голос совести, и Александр понял это. Он тепло помолился ко Господу, и секретарша неожиданно вышла, вспомнив о каких-то неотложных делах, доверив странника попечению своей помощницы.
Господь приоткрыл мысленному взору Александра тайные грехи женщины, неожиданно оставшейся с ним наедине, и он не замедлил обличить ее, чем привел в неописуемое смятение. Увидев ее состояние, он воскликнул: «Что же ты делаешь со своей душой, несчастная? Как ты можешь здесь находиться? Спасай немедленно душу!» И внезапно отверзлись врата запечатанные. В очерствевшее за долгие годы сердце, лишенное духовной опоры, хлынули потоки очистительных слез - семя Христовой истины упало на благодатную почву. Обо всем остальном промыслительно позаботился Господь, который не только укрепил Александра в стремлении помочь несчастной женщине, подсказав нужные слова, произнесенные во благовремение, но и решительно изменил ее судьбу. Ведя дело во время отсутствия начальницы, она по долгу службы безпрепятственно общалась со странником, и ей открылась его боголюбивая душа, в которой отсутствовало попечение о бренной плоти, упование на земных владык и их скоротекущую власть, а жила лишь всепоглощающая любовь к Владыке Небесному. Это убедило ее в истинности веры, которую смело исповедовал и ради которой добровольно шел на лишения Александр. Господь коснулся ее сердца, сделав ее настоящей христианкой, что в общем-то неудивительно, - примеры исповедания Христовой веры ее прежними гонителями повсеместно встречались и в раннехристианский период истории Церкви. Под воздействием укрепившей ее благодати, женщина смело исповедовала Православную веру, обличила начальство и оставила свою безбожную работу. Так появилось еще одно обстоятельство, усугубляющее «вину» Александра перед властью: его обвинили в том, что посредством антисоветской пропаганды и религиозного дурмана он совратил их сотрудницу, следовательно, социально опасен и нуждается в изоляции.
Что фактически означала эта изоляция, нам известно из житий новомучеников и исповедников, прославленных святой Церковью на заре третьего тысячелетия от Рождества Христова. Те, «их же бе недостоин мир», безжалостно «перевоспитывались» в концлагерях и психиатрических лечебницах, а непокорные расстреливались безбожной властью. Возможно, такая судьба ожидала и нашего исповедника. Но Господь уготовил ему другой путь. Во время дознания ему попытались вменить в вину «аморальный образ жизни, бродяжничество и вымогательство», а отягчающим обстоятельством стало «совращение сотрудницы». Подвижник заявил, что вины перед ними не ощущает, и единственное, чего бы он хотел в этой жизни, - это увидеть покаяние своих мучителей ради их же спасения, увидеть, как все в зале, «кроме наручников, которыми меня сковали», стали христианами и спасли свои души. Ради этого он готов был на любые лишения. Спокойная уверенность в правде Божией и непоколебимая вера исповедника произвела неотразимое впечатление даже на этих очерствевших людей, пытавшихся лишить его данной Богом свободы. Случай этот напомнил жития раннехристианских подвижников, и, в частности, святого апостола Павла, который, пылая ревностью о Господе, заявил пленившему его Агриппе: «Молил бы я Бога, чтобы мало ли, много ли, не только ты, но и все, слушающие меня сегодня, сделались такими, как я, кроме этих уз» (Деян.26, 29).
Настолько твердой была вера Александра в то время, что он готов был отстаивать ее «до самой смерти, смерти крестной» (Флп.2,7), твердо уповая на Господа и Его неложное обещание: «Претерпевший до конца, тот спасется» (Мф. 24,25). Чем закончилось это разбирательство, старец никогда не рассказывал, однако несомненно, что ему пришлось принять крест исповедничества. Александра отправили на принудительное лечение, использовав старый испытанный метод «переубеждения» инакомыслящих. Отец Феодосий рассказывал впоследствии, как по «милости» своих притеснителей попал в палату буйнопомешанных, и лишь Иисусова молитва, которую он непрестанно творил, сидя в углу, спасала от нападения людей, одержимых духом злобы. Действие, производимое молитвой, было ошеломляющим. Болящие сбивались в противоположном углу палаты и испепеляли его глазами, исполняясь агрессией по отношению к «возмутителю спокойствия». Это убеждало Александра в том, что причины их повреждения имеют духовный характер. С нескрываемой ненавистью одержимые взирали на него во время молитвенных трудов, впадая в ярость, когда он смирял свою плоть постом в среду и пятницу, поскольку в психбольнице непременно подавали мясо. Их неистовство показывало, как ненавистен злым духам пост, и утверждало подвижника в стремлении и далее следовать тесным путем спасения. Стремясь возбудить плоть, к нему подсылали девиц легкого поведения, опытных в искусстве обольщения, лукаво обещали освобождение в ответ на богоотступничество, но Господь не допустил падения, укрепив подвижника в борьбе с плотскими грехами. Тогда Александра попытались устрашить. Лаврский паспортист, иеродиакон Захария, рассказывал, как, явившись в больницу по благословению наместника Лавры, епископа Нестора, с просьбой отпустить его в обитель под поручительство Священноначалия, стал свидетелем вопиющего факта. Закаленного в житейских бурях монаха бросило в дрожь от того, что открылось его взору: голова Александра была положена на полено, рядом с которым находился отточенный топор.
Судя по дальнейшему развитию событий, это было мастерски разыгранное представление, потому что вскоре в палату зашел милиционер и стал убеждать подвижника: «Вот видишь, Александр, тебя зарубить хотели, а я спас. Даже топор заносился». В ответ на эти лживые слова странник, прозирая темные бездны души своего мучителя, смиренно ответил: «Все в руках Божиих, на все Его воля! Значит, Господь дает мне еще возможность пожить».
Иеродиакон Захария, имевший на руках необходимые для выписки документы, добился возможности взять «больного» на поруки, письменно засвидетельствовав готовность принять ответственность за возможные последствия на себя. Имея безупречную биографию, в которой оказалось место для подвига, он выполнял нелегкое по тем временам послушание лаврского паспортиста. Работая в мирской жизни машинистом, Владимир (так звали отца Захарию до прихода в монастырь) во время аварии влез в горящую топку и на ходу, не останавливая состава, исправил обвалившиеся колосники. Может быть, героизм, проявленный им в экстремальной ситуации, остался бы незамеченным, но в поезде не находился «сам» Хрущов, ехавший в Одессу. Остановка состава вызвала бы срыв графика движения поездов и задержку его прибытия, поэтому получивший ожоги, но победивший стихию Владимир был награжден премией с занесением в трудовую книжку письменной благодарности лично от Хрущева. Благодаря этому, иеродиакон Захария мог обращаться в высокие инстанции, где к его просьбам прислушивались, что давало возможность выручать попавших в беду монахов, как было и с Александром. (фотография иеродиакона Захарии)
После долгих мытарств забрав подвижника из психбольницы, отец Захария приехал с ним в Лавру. По словам архимандрита Авраамия, он вышел из «лечебницы» побитым, постриженным и выбритым, но совершенно не озлобленным и не утратившим душевный покой. Дух его был по-прежнему бодр и мирен. Когда его сочувственно спросили, не издевались ли над ним в больнице, не избивали ли, он смиренно ответил: «Нет. Все хорошо. За все нужно благодарить Бога».
Однако искушения не прекратились. Существовал строжайший запрет пускать Александра в кельи, поэтому он ночевал в монастырском саду, что не спасало от милицейского произвола. Сад часто обыскивали и благочестивого странника допрашивали с пристрастием, властно, с особым удовольствием применяя грубую физическую силу и убеждая, что ему необходимо трудиться на производстве, а не в Лавре. Несмотря на беззащитность и незлобие странника, являемое им смирение и отсутствие сопротивления, его избивали палками, порой достаточно жестоко. Он же лишь крестился и произносил фразу, приводившую палачей в ярость: «Слава Тебе, Господи, слава Тебе», иногда от невыносимой боли приглушенно стонал: «Не бейте меня! Очень больно!».
Однажды Александра вывезли за город, приказав больше в Лавру не возвращаться. Через день он вновь появился в обители, избитый, но не утративший силы духа, и вновь начал трудиться на послушании. Монах, ставший невольным свидетелем этой экзекуции, рассказал об увиденном благочинному, игумену Андрею. Перекрестившись, тот ответил: «Молчи, он все выдержит».
Наиболее полно киевский период жизни отца Ахилы запечатлелся в памяти ближайшего родственника упоминавшегося выше отца Захарии, Виктора, находившегося в Лавре до ухода в Вооруженные Силы в качестве вольнонаемного рабочего. Он вспоминал, ссылаясь на послушника Адама, келейника владыки Нестора (архимандрита Авраамия), что пришедший в обитель Александр Орлов родом был родом из Сибири. Вхожий в архиерейский круг Адам по секрету сказал ему тогда, что послушником он будет на протяжении трех - четырех месяцев, а затем, если оправдает надежды, примет постриг, что и подтвердилось впоследствии. «Александр трудился в Киево-Печерской Лавре на разных послушаниях. Владыка Нестор, видя, с каким усердием он несет свои послушания, всячески его поддерживал, подчеркивая, что он хороший человек, на которого можно положиться, безропотный, способный понести любое послушание. И действительно, Александр нес разные послушания, и в записном столе, и в Дальних пещерах, и в качестве разнорабочего». (Фото из цв. альбома «и монастырь тот подобен Небу» о Киево-Печ. лавре стр. 173. название «Разрушенный Успенский собор»
Обитель, безжалостно разоренная после революции и войны, молитвами и трудами иноков быстро восстанавливалась, однако не хватало специалистов, было катастрофически мало рабочих рук, серьезно подводила техника. Трудники, имевшие шоферские права, были редкостью, а тех, кого удавалось нанять хотя бы временно, милиция, требуя прописки, притесняла так, что никто долго не выдерживал. В связи с острой нехваткой водителей, без которых было невозможно решать хозяйственные проблемы, владыка Нестор лично благословил Александра на это ответственное послушание: «Садись, Александр, за руль, вози дрова». Так пригодился его водительский навык.
(Фотогр. из того же альбома с. 173 –самая крайняя с подписью «Благоустройство территории Киево-Печерской Лавры. Фото 50-х годов»)
Многие насельники Лавры, долго вспоминали случай при благоустройстве святых источников, когда доверху груженную кирпичом машину направили вниз по крутому склону, густо усаженному деревьями. Обслуживающий владыку водитель со стажем, внимательно посмотрев вниз, только покачал головой. При всей своей опытности он понимал, что спуститься на грузовике к источникам – задача почти невыполнимая. Александр же, получив благословение, не мудрствуя лукаво, мысленно воззвал ко Господу, перекрестился и не раздумывая направил машину между деревьями по склону. Видевшие этот головоломный спуск водители скептически смотрели ему вслед, а кто-то вслух произнес: «Туда он, может быть, и спустится, но назад выехать все равно не сможет». Окружающие молчали. Все понимали, что он прав, потому что дорога была слишком узкой даже для легкового автомобиля и изобиловала крутыми поворотами между деревьями. Александр, находясь в это время внизу, занимался разгрузкой кирпича. После завершения работы он молча сел в машину, еще раз осенил себя крестным знамением и попросил благословения у первоначальников святой обители, обращаясь к ним, как к живым людям: «Преподобные Антоние и Феодосие, благословите!».
И Господь посрамил маловеров. Машина, несмотря на опасные повороты и головоломную крутизну склона, стремительно выехала наверх. Архиерей, внимательно наблюдавший за происходящим, был чрезвычайно доволен увиденным и, не скрывая улыбки, ободряюще сказал: «Ну, Александр, ты действительно шофер первого класса!» К этому можно было бы добавить только то, о чем владыка предусмотрительно промолчал, чтобы не искусить подвижника: не только шофером, но и послушником Александр был замечательным.
Монашеский искус Александр проходил легко, с радостью. Любое послушание выполнял безропотно, и за все, что с ним происходило, благодарил Бога, - особенно за скорби, которыми так часто посещал его Господь. Всем было очевидно: в его лице обитель обрела истинного воина Христова, и основные трудности, возникшие перед ним в это время, были лишь в том, чтобы привести свое пребывание в Лавре в соответствие с действующим законодательством. Для этого необходимо было получить прописку, что было почти невозможно: власти, игнорируя ходатайство самого владыки Нестора, не решали наболевший вопрос. Создалась парадоксальная ситуация: признав вменяемым, власти его отправили в монастырь, запретив образ жизни странника, однако с пропиской, без которой он не мог там находиться, не помогали, но всячески противодействовали.
Десница Божия простерлась над Александром благодаря трудам деятельного и любвеобильного отца Захарии, который уже помог ему ранее, вызволив из психиатрической лечебницы. Получив в Киеве категорический отказ, отец Захария отправился на поиски правды в Москву. И хотя попасть на прием к кому-либо из высших правительственных или партийных чинов было практически невозможно, его решительность преодолела препятствия. Имея биографию, соответствующую духу времени, удостоверенную ценной записью в трудовой книжке, он проявил настойчивость и добился приема у самого Хрущева. Тот же, увидев благодарность, заверенную его личной подписью, взмахом пера вынес категоричную, не допускающую разночтений резолюцию: «Прописать гражданина Орлова». Парадоксальность ситуации состояла в том, что волей Промысла один из самых жестоких гонителей Православия, по распоряжению которого в 1961 году Лавра была закрыта, а монахи – изгнаны, собственноручно написал распоряжение, которое фактически узаконило положение будущего старца в обители. Теперь Александр стал ее полноценным насельником и с примерным смирением выполнял послушание на просфорне, прилежно трудился в иконной лавке, а позже в Дальних пещерах. (Фото из того же альбома. с. 28. Надпись: Дальние пещеры. Храм Рождества Христова)
Особенно любил он переоблачать угодников Божиих, почивающих под сводами пещер. Раз в году, в жаркое летнее время, святые мощи выносили из сырых подземелий в помещение, называемое богадельней, и там переоблачали, просушивая облачение. Считая особой милостью возможность послужить преподобным, подвижник трудился с глубоким внутренним трепетом, любовию и непрестанной молитвой на устах. Это было почетное послушание, вымоленное его духовником - схимонахом Дамианом, высокая духовная жизнь которого явилась для Александра вдохновляющим примером. По свидетельству очевидцев, будучи человеком внимательным и внутренне сосредоточенным, он нисколько не тяготился иноческими трудами, пронеся монашеский подвиг через всю земную жизнь; не ослабляя молитвы, не забывая высоты постнического труда, не увлекаясь мирской деятельностью, блеском высокого сана, преходящей земной славой и популярностью, которую имел при жизни. Старец принадлежал к тем редчайшим натурам, для которых молитва является самым сладким, самым вожделенным в жизни: они в буквальном смысле слова, питаются молитвой, слыша звуки святой небесной гармонии. Его ревность исходила из глубины души, осуществлялась не ради подражания, а от чистого сердца, во славу Божию. Ибо так управил Господь, что ни сребролюбие, ни жажда власти, ни немилосердие не проникли в его боголюбивую душу, на каких бы высотах он ни находился.
Сколько горя, скорбей, унижений предстояло ему перенести прежде, чем сердце стало вмещать огнь пламенной любви и, охваченное этим священным пламенем, уже все отдалось людям! Несмотря на то, что в силу возраста и приобретенного опыта Александр давно достиг поры зрелости, став монастырским послушником, он полностью отсек собственную волю и смирялся до зела пред всеми, свято чтя уставы обители и безропотно неся послушания, какими бы сложными они ни казались: рубил дрова, пек просфоры, водил «Студебеккер». Особенно желанным был труд на послушаниях в Дальних пещерах. Как знать, может быть, уже тогда, ощущая нерасторжимую духовную связь с великим лаврским игуменом, он предвидел, что на закате жизни примет схиму с именем одного из первоначальников монашества на Святой Руси, преподобного Феодосия, избравшего его и ведущего тернистой дорогой к Небу?
(фото из того же альбома со стр. 75 с надписью: Гроб преподобного Феодосия, игумена Печерского )
Но не оскудела благословенная земля Киевская и в наши дни. Всегда были, есть и будут на ней подвижники благочестия, которых «и весь мир недостоин», но молитвами которых он стоит и по сей день. Господь продлевает жизнь на земле ради их ходатайства к Нему по любви к грешному роду человеческому. Одним из таких подвижников был преподобный Кукша (Величко), причисленный к лику святых в 1994 году. Будучи странником, Александр в Киево-Печерской лавре общался с преподобным Кукшей, и тот предсказал наперед многие события из его будущей монашеской жизни, о чем впоследствии отец Ахила рассказывал духовным чадам. Однако в 1951 году схиигумена Кукшу перевели в Почаев, а Александр Орлов, прилепившийся сердцем к обители Печерской, сподобился остаться в ней почти на десятилетие, соединив исповеднический подвиг с трудами по восстановлению древней твердыни Православия, приняв здесь монашеский постриг с именем Ахила в честь преподобного Ахилы диакона, в Дальних пещерах почивающего. (Фото пр. Кукши. Надпись Схиигумен Кукша (Величко) в схиме).
Иеромонах Мардарий вспоминает, что, придя в Лавру в возрасте 45-50 лет, Александр навсегда вошел в его жизнь. Пути их пересеклись: жить довелось под одной крышей. Приходилось познавать друг друга и смиряться, взращивая дивные духовные плоды, каковыми, по словам Апостола, являются «любовь, радость, мир, долготерпение, благость, милосердие, вера, кротость, воздержание» (Гал.5, 22). Для этого нужно было неукоснительно соблюдать иноческие уставы, внимать сердцу, читать Святых Отцов, проводить время в непрестанной молитве и трезвении. Спасаться, не имея в себе этих благодатных даров, было немыслимо.
Как свидетельствует отец Мардарий, его собрат очень любил читать, удивительным образом находя для этого время после молитвы и многоразличных послушаний, выполняемых с превеликим тщанием. Он собрал хорошую библиотеку, в которую входили жития святых, святоотеческие наставления, различного рода поучительные назидания, и, не терпя духа праздности, всегда понуждал себя к труду. Едва появлялась хотя бы минута свободного времени, ревностный послушник тот час же открывал молитвослов и углублялся в чтение. Любовь к чтению сохранилась до конца жизни. По воспоминаниям чад, после смерти в келье отца Феодосия осталось много святоотеческих книг.
Особое внимание уделял Александр постоянному общению с народом, заботясь о его духовном просвещении. Вспоминая время собственных странствий, он глубоко проникался нуждами пришедших в Лавру людей, жаждущих утешения и духовного окормления, и всеми силами стремился им помочь, исполняя слова Писания: «Страннолюбия не забывайте: тем бо не ведяще неции странноприяша ангелы» (Евр.13, 9).
Молитва и святоотеческие книги, несомненно, оказывали неоценимую помощь, ибо содержали ответы на вопросы и недоумения многих людей, не имевших духовного окормления. Как отмечает отец Мардарий, книги он не просто читал, но использовал для назидания других. Почерпнутые в них сокровища премудрости пытался с Божией помощью донести до людей, и делал это чрезвычайно успешно.
По свидетельству иеромонаха Мардария, постригал Александра владыка Нестор приблизительно в 1953 году Великим Постом, вместе с пятью другими братиями, и, в частности, с ним самим, по благословению правящего архиерея, митрополита Киевского и Галицкого Иоанна. В послужном списке схиархимандрита Феодосия мы находим указание на то, что постриг был совершен архимандритом Феопемтом, возможно, в присутствии владыки. Духовным восприемником при монашеском постриге Александра стал ныне почивший схиархимандрит Прохор (в миру – Дубровский Прокопий Данилович), носивший в монашестве имя Полихроний. Биография этого старца воплотила нестроения и вопиющие противоречия сложной и неоднозначной эпохи, отразившей нестроения и противоречия предреволюционного периода и жестокие репрессии, последовавшие после него. Он был из тех, кто, по словам Апостола, в своей земной жизни мужественно претерпел гонения за веру. (Фото схиархим. Прохора. НадписьСхиархимандрит Прохор(Дубровский) – восприемник отца Ахилы в монашеском постриге)
Родившись 8 июля 1887 года в селе Шпотин Старобольского района Харьковской области в простой крестьянской семье, в 1899 году он окончил курс церковно-приходской школы. Милостию Божией, как гласит предание, стал преемником преподобного Ионы. И хотя последний почил в 1902 году, он успел оставить заметный след в душе молодого подвижника, который исполнился благочестивым помыслом о принятии монашества.
Непосредственно перед призывом его как выходца из крестьянского сословия на службу в русскую армию чудесный случай изменил его жизнь. Пламенея любовью к Богу и Церкви, Прокопий дал обет: если Владычица благословит послужить не земному Царю, а Небесному, то да управит Она его стопы на Святой Афон.
Несомненным, по его мнению, свидетельством того, что желание его угодно Богу, явилось освобождение Прокопия от воинской повинности. Непосредственно перед отъездом на Святую Гору, как истинный послушник, Прокопий отправился за благословением к духовному сыну преподобного Серафима, широко известному среди православных людей отцу Ионе Киевскому. Однако богопослушные уста этого подвижника благочестия изрекли воспрещение юному воину Небесному: «Не благословляю, - неожиданно строго сказал он. - Такие послушники мне и самому нужны, а на Афоне найдутся!» Так и остался юноша Прокопий под мудрым руководством старца Ионы.
В 1908 году, в возрасте двадцати одного года, будущий старец стал послушником Свято-Троицкого Ионинского монастыря, а в 1919 году был пострижен в лик ангельский с наречением имени Полихрония. Неукоснительное соблюдение монашеского устава, высокая ревность о Господе были замечены Священноначалием. В 1921 году архиепископ Назарий рукоположил монаха Полихрония во иеродиакона, а в 1927 году архиепископ Георгий – в сан иеромонаха.
Имея сугубый дар молитвы, на которой он умел сосредоточиваться в любых условиях, этот подвижник благочестия нисколько не тяготился иноческими трудами. Будучи смиренным и послушливым, он угождал Господу настолько, что сподобился высокого дара прозорливости. Не обошла его и бренная земная слава. За ревность в выполнении послушаний в 1931 году он удостоился высокой церковной награды: ему благословили ношение набедренника. Уже тогда многие люди, видя в нем духоносного и рассудительного наставника, обращались к нему за советами.
Время, в которое иеромонах Полихроний оказался призванным на свещник священнического служения, было чрезвычайно сложным. В годы гонений, обрушившихся на Церковь, постепенно, под различными предлогами, из Ионинского монастыря стали выводить братию, чтобы вскоре закрыть его окончательно. В 1934 году монастырь был закрыт. Иеромонах Полихроний ушел из обители позже всех братий, не по своей воле, а подчинившись жестокой злой воле конвоиров, до последней минуты, до последней оставленной возможности выполняя свой священнический долг. Когда за ним пришли, чтобы взять под арест, проводимая им Божественная Литургия подходила к концу. Чтобы не оставить Святые Дары на поругание, болезнуя о находившихся в заключении братиях, иеромонах Полихроний вынес под рясой Тайны Христовы и причастил в тюремной камере всех, желавших сей пищи вечной и Пития неистощимого.
Вскоре после закрытия Ионинского монастыря и выдворения из него всех насельников иеромонаха Полихрония выпустили из заточения, и в 1935 году он стал настоятелем прихода в местечке Носовка Черниговской области, продолжая подвиг духовничества, вплоть до 1945 года. За самоотверженные труды на ниве Господней был награжден наперстным крестом, а в 1936 году епископом Стефаном возведен в сан игумена. Однако, привыкнув к монастырской жизни, он тяготился вынужденным пребыванием в миру.
Было в его жизни место и исповедническому подвигу. Тень грозного 1937 года упала на него: он пережил арест, тюремное заключение, познал ужас лагерей, однако не был сломлен. О периоде с 1937 года до поступления в 1945 году в Киево-Печерскую лавру старец ничего не рассказывал и даже в послужном списке не содержится никакой информации, проливающей свет на обстоятельства его жизни в это время. Однако от близких к старцу людей доподлинно известно, что он отбывал наказание в сибирских лагерях. Об этом, в частности, свидетельствует схимонах Зосима, бывший его келейником в Почаевской лавре: «Отец Прохор рассказывал мне, что в 1937 году к нему обратилась некая благочестивая женщина с просьбой причастить ее на дому. Властями это строго воспрещалось, но, имея доброе любвеобильное сердце, он не мог отказать страждущей, и, несмотря на опасность, выполнил свой пастырский долг. Когда об этом стало известно в соответствующих органах, его тотчас же арестовали и отравили в лагерь за «антисоветскую деятельность, направленную на подрыв государственного строя и нарушение законов».
Это не испугало мужественного исповедника, который и в условиях тюремного заключения и непрекращающейся слежки продолжал проводить богослужения. Во время Божественной Литургии, совершавшейся тайно, престолом ему служил обыкновенный камень. Один из архиереев, с которым отец Прохор продолжал поддерживать отношения, выслал ему посылку с сухарями, между которыми были спрятаны Святые Дары. Нанеся на обыкновенное полотенце кресты и сделав из него таким образом епитрахиль, он тайно исповедовал многих верующих и во время работы, укрывшись за кустами, раздал им Святые Дары. Господь благословил его труд, явив чудо: причастившись, многие заключенные, страдавшие неизлечимыми болезнями, получили исцеление. Эту безценную епитрахиль отец Прохор сохранил до конца своих дней, однако,
по смирению, избегая человеческой хвалы, практически никогда не вспоминал об этом.
О том, насколько высоким был исповеднический подвиг отца Прохора, свидетельствует рассказ постриженника Почаевской Лавры, архимандрита Власия (в схиме Макария, +2001), восприемником которого был приснопамятный старец: «А помнится, как старцы наши говорили нам: «Если скорбно будет, вспомните, как мы жили, в ссылках были, а от Господа никуда не ушли. Господь нас там утешал. Мы ведь тогда молодыми были, что ж нам тогда, - по сорок, по пятьдесят лет было, когда мы в тюрьмах находились». А я тогда спрашивал их: «Батюшка, а вы там пост соблюдали?» «А как же, особый пост там был. В понедельник ничего не ели, в среду и пятницу тоже редко бывало что. Когда молитвой напитана душа, душевный голод когда утолен, то тело уже не так чувствует и свой, телесный голод, оно пищи уже не так требует. У нас была прямо бодрость, радость, сладость, - так хорошо было».
После Великой Отечественной войны, во время которой многие монастыри возобновили свою деятельность, игумен Полихроний с 1945 года был зачислен в число Лаврской братии, где, по благословению Священноначалия получил послушание блюстителя пещер и старшего записчика, а в 1955 году правящим архиереем, митрополитом Иоанном, был возведен в сан архимандрита. Он-то и стал восприемником отца Ахилы при постриге. Не вызывает сомнений, что подвижническая жизнь старца и его исповедническое прошлое оказали существенное влияние на формирование духовно-нравственного облика схиархимандрита Феодосия.
Еще в Киево-Печерской Лавре отец Полихроний обрел широкую известность в среде верующих высотой духовной жизни и тем, что в сложные времена усиливающихся гонений достойно нес почетное и многотрудное послушание духовника. Сам облик отца Полихрония, образ его жизни, высокое смирение, которым он обладал, лучше всяких слов свидетельствовали о его духовности. Это неоднократно подчеркивали в воспоминаниях и архимандрит Авраамий (Куява), и прошедший аскетическую школу в горах Кавказа отец Мардарий, и неутомимый отец Руф (Резвых), сохранивший до настоящего времени живость и непосредственность. Об этом же свидетельствовал схиархимандрит Феодосий (Орлов), с любовью вспоминавший о вопреемнике. Иеромонах Мардарий свидетельствует, что, будучи духовником Киево-Печерской Лавры, он благословил некоторых монахов, и, в частности, его, на подвиг пустынножительства.
В Почаев отец Полихроний приходит, когда над Киево-Печерской Лаврой нависает угроза закрытия, и братию под различными предлогами рассредоточивают по провинциальным монастырям. Власти, безжалостно изгонявшие монахов, не посмели расправиться с ним в связи с широкой известностью старца. Ему не смогли воспрепятствовать поселиться в Почаевской обители, как запретили остальным инокам, судьбы которых сложились порой самым драматичным образом. С 1959 года архимандрита Полихрония зачисляют в число братии Почаевской Лавры, о чем вспоминает, в частности, отец Мардарий: «Уже в 1961 году Лавру закрывают, и меня высылают, и других. Отец Прохор к этому времени уже перешел в Почаевскую Лавру. Поскольку батюшку все знали как великого подвижника, его приняли в число Почаевской братии. Нас же, рядовых монахов, нигде не брали, так как был строгий запрет со стороны властей. Я тоже хотел в Почаев, однако это было невозможно. А так как отец Прохор был духовником, власти не могли ему помешать, и он там остался духовником».
Будучи опытным наставником и обладая множеством несомненных духовных дарований, отец Прохор с 1959 по 1962 годы исполнял почетное послушание духовника Почаевской Лавры, одновременно являясь и киотным, т. е. предстоятелем перед иконой Почаевской Божией Матери. К нему, как и в Киеве, притекали люди, стремившиеся разрешить свои недоумения, получить благодатную помощь.
Об этом периоде жизни старца его келейник Зосима вспоминает: «Отец Полихроний был очень кроток и смирен, боялся кого-либо обидеть не только делом, но и словом. Он был духовным другом преподобного Амфилохия, и тот всегда исповедовался у отца Полихрония. Отец Амфилохий часто приходил к нему в келью, и они подолгу беседовали. Так же часто приходил и отец Ахила. Отец Прохор (в схиме) очень любил преподобного Иону Киевского и считал его своим наставником.
Архимандрит Власий (в схиме Макарий) вспоминает об этом периоде следующим образом: «В ПочаевскуюЛавру я пришел после закрытия Глинской пустыни, где духовно окормлялся у старцев, которые и постригли меня в иночество с именем Вифоний. Наместник Лавры архимандрит Севастиан (Пилипчук +1992 г. ) постриг меня в 1958 году в мантию с наречением имени Власий, в честь мученика Власия, и вскоре рукоположил в сан иеродиакона, а старцем-восприемником был при постриге схиархимандрит Прохор (Дубровский). Отец Полихроний (такое имя было у старца при тайном постриге) уже никого не принимал, ссылаясь на старость и немощи. Я его долго просил стать восприемником, и старец, хоть и не сразу, а после долгих уговоров, согласился. Я тогда понял. что это была воля Божия и испытание от старца. Сам же старец имел на то силу и власть – от своего старца – пр. Ионы Киевского, и был восприявшим «…благодать возблагодать».
«Сынок, Матерь Божия окажет тебе милость. Приедет незнакомец, - говорил отец Прохор, когда о. Власия вызывали в 1958 году в военкомат для призыва в армию, - Он тебя хорошо знает. И ты его знаешь, но немного подзабыл».
А должно сказать, что монахов тогда вызывали массово, и поводы были разные: у того паспорта нет (а паспорта не меняли специально), у того прописки ( а прописку, как и в Глинской, не давали злонамеренно, тому – в армию. А некоторые служили в армии по нескольку раз, чтобы таким образом опустошить монастырь дляизыскания официальной причины закрытия Лавры.
И вот я в военкомате. Внезапно появляется Военный, не сказать, что я забыл лицо, но я как бы не узнаю его, красоты ангелоподобной. выводит меня из военкомата, приводит к своецй машине, отдает все документы на руки и говорит: «Более они тебя вызывать не будут. это последний вызов. Живи спокойно и меня вспоминай. Ты – мой друг, и я – твой, а ты меня подзабыл. Езжай, ты должен будешь служить для другого Воинства».
С детства отец Макарий пронес горячую любовь к двум святым, отвечавшим ему взаимностью: Святителю Николаю и Георгию Победоносцу – Воину-Полководцу, как он его называл. Именно Георгий-Победоносец и был тем самым Военным, который земную воинскую службу переменил ему на службу в армии Небесном.
Когда монах Власий приехал после этого в Лавру, отец Прохор встретил его со словами: «Ну вот, сынок, и милость с тобой!». Так исполнились слова старца о незнакомце. Случай этот очевидным образом свидетельствует, как близок Небесный мир таким людям как отец Прохор. Это люди «не от мира сего».
Интересным представляется еще одно воспоминание схиархимандрита Макария о том. как духовно окормлял своих чад старец Прохор: «Вот на открытие помыслов, бывало, идешь, а оттуда летишь, - так хорошо! Думаешь, были бы крылья, - полетел бы от радости. А то бывает по-другому. Такие иной раз наступают минуты, что стыдливость не дает говорить. А батюшка (отец Прохор) и говорит: «Нет, чадо, надо все открывать» Гляди, затаишь сатану – он покоя не даст!» да сам себе и думаешь: что лучше: погореть тут немножко от стыда или в будущем от огня? И тогда все рассказываешь. А бывало и так, что утаишь, да не скажешь по застенчивости, батюшка, отец Прохор и говорит: «Вот, чадо, когда я был молоденький, так меня такие-то помыслы одолевали». Я тогда и сам: «Батюшка, вот и у меня такие же».
Молитвами старцев моих хранит меня Господь. У старцев один дух был. бывало, владыка Зиновий скажет что, - пойду к отцу Прохору – в одно слово, совет или суждение услышу, - как будто они по телефону поговорили. Вот что значит души, соединенные благодатью Христовой. И ведь ревности у них друг ко другу не было, искренность была, любовь была духовная друг ко другу и ко всем. Благословение и напутствие на будущее пастырство нам наши старцы давали такое: «Утешайте людей, - ругать их есть кому, а вот утешать некому, - утешайте!»
Ярко проявился в это время у старца дар духовного видения. В 1963 году он, как один из наиболее опытных насельников обители, был назначен членом Духовного Собора и казначеем Лавры и успешно выполнял это послушание вплоть до 1966 года, когда по болезни его освободили от этих почетных и ответственных послушаний и постригли в схиму с именем Прохора. (Фото № 8 и 9). Однако старческое окормление духовных чад схиархимандрит Прохор не оставил практически до конца жизни. Господь призвал его в горний мир 7(20) сентября 1977 года, но благодарная память о духоносном старце продолжает жить и до настоящего времени. На памятнике, установленном на могиле старца, выгравированы Евангельские слова: «Научитеся от Меня яко кроток и смирен сердцем и обрящете покой душам вашим». В этих словах, на наш взгляд, заключен смысл всей жизни схиархимандрита Прохора.
Подвизался в Лавре в эти незабвенные времена духоносный старец Дамиан, прошедший монашеский искус и укрепившийся молитвами преподобного Ионы Киевского. Этот подвижник, имея безценный опыт пребывания в Свято-Троицком Ионинском монастыре, окормлявшийся в свое время у самого преподобного Ионы, привнес во внутреннюю жизнь обители особый дух суровых аскетических подвигов, который не оскудел после блаженной кончины основателя монастыря, вследствии чего все его духовные чада отличались благочестием и строгостью.
Если учесть, что преподобный Иона был чадом и духовным преемником великого молитвенника земли Русской, преподобного Серафима Саровского, то не будет преувеличением утверждение, что сам преподобный Серафим у престола Господня молитвенно укреплял их. Молитвами и трудами схимонаха Дамиана и игумена Полихрония благодатный дух старчества и православной аскезы был преемственно передан наиболее ревностным Киево-Печерским инокам, в числе которых оказался и Александр Орлов.
Схимонах Дамиан, ставший духовным наставником отца Ахилы, отличался строгим нравом затворника. Своей непорочной жизнью, молитвенными трудами и особенным внутренним расположением он сподобился великой милости Божией, воплотив в себе многочисленные дары Духа Святого. По благословению Священноначалия он нес в Киево-Печерской Лавре почетное послушание киотного возле чудотворной иконы Успения Пресвятой Богородицы. Благословение на это послушание получали лишь монахи высокой духовной жизни, ибо киотный осуществлял служение Самой Пресвятой Владычице Богородице, которая невидимо, а для неоторых и зримым образом присутствовала всякий раз, когда опускалась для поклонения древняя святая икона.
Отец Мардарий с чувством высокой духовной радости рассказывал о схимонахе Дамиане следующее: «Схимонах Дамиан был такой сильный, прозорливый. К нему приходило великое множество людей, которые хотели получить духовный совет и просили молитвенную поддержку. Он был подвижником, без необходимости почти не выходил из кельи, только по послушанию. Послушание же было у него почетное - мощи переодевать перед Пасхой и другими праздниками. У отца Феодосия была фотография схимонаха Дамиана. Он даже на вид благодатный: белая борода, высокий, стройный. Когда опускали икону Божией Матери, только ему разрешено было стоять у нее. Он был духовный наставник отца Феодосия в Киево-Печерской Лавре, они близко общались. Я молодой был, а отец Феодосий постарше. При старце он находился постоянно, в келью заходил, а я по молодости был занят и реже бывал в келейке схимонаха Дамиана, он к нему больше расположился и был для него духовником, а схиархимандрит Прохор (тогда еще Полихроний) - восприемником».
(Фото из альбома о КПЛ с.134, -фрагмент иконостаса Крестовоздвиженской церкви КПЛ с чудотворной иконой Успения Божией Матери).
Интересными сведениями об отце Дамиане поделился и духовник Киево-Печерской Лавры архимандрит Авраамий, в те времена неотлучно находившийся в послушании у епископа Нестора, который рассказал, что до Октябрьского переворота старец был келейником у самого преподобного Ионы Киевского. (Фото 5 и 6). Всего келейников было шесть, но самым близким, облеченным высочайшим доверием старца, был именно отец Дамиан. Когда преподобный Иона отошел ко Господу, дух уныния долго стужал его осиротевшего келейника, глубоко опечаленного смертью старца. Скорбя об утрате, не зная, к кому прилепиться, он в поисках утешения бродил по Лавре, умоляя Господа и Его Пречистую Матерь направить его стопы в нужном направлении. Господь привел его в святые пещеры, где инок долго и слезно молился, прося преподобных вразумить, как жить дальше. Внезапно к нему подошел благообразный старец и строго спросил, отчего он плачет. Получив маловразумительный ответ, он утешил его и, благословив оставаться в Печерской обители, растворился в полумраке. Выполнить это благословение отцу Дамиану удалось лишь спустя некоторое время.
Как свидетельствует архимандрит Авраамий, в те удивительные времена Лавра буквально дышала братской любовью. Когда насельников открывшихся в годы военного лихолетия в Киеве православных обителей стали притеснять и закрывать под всевозможными предлогами, они стали направляться в Лавру. Так духоносный старец, прошедший монашеский искус и укрепившийся молитвами преподобного Ионы Киевского, оказался в Печерской обители. Особый, и с чем не сравнимый дух высокой ревности о Господе, установившийся в Ионинском монастыре молитвами и трудами преподобного Ионы, а через него - и самого преподобного Серафима Саровского, чадом и духовным преемником которого он являлся, передался через него наиболее ревностным Киево-Печерским инокам, среди которых был наш батюшка. Следовательно, и схиархимандрит Феодосий, который глубоко почитал своих наставников, посредством этой нерасторжимой преемственной связи впитал благостный дух старчества и православной аскезы, идущий непосредственно от преподобного Серафима.
Многочисленные почитатели отца Дамиана, жившего в условиях, близких к затворничеству, нечасто имели возможность увидеть благостного старца, и еще реже – побеседовать с ним. Это могло произойти либо тогда, когда опускалась для поклонения чудотворная икона Успения Божией Матери, и он с благоговением стоял возле этой величайшей лаврской святыни, либо же, если кто-то милостию Божией сподоблялся побывать у него в келье на духовной беседе или исповедании помыслов. Все остальное время схимник, почти не выходивший из кельи, даже на братскую трапезу, вел уединенный образ жизни, не позволяя себе ни празднословия, ни осуждения ближних, был всегда сосредоточен на молитве, которая звучала в нем непрестанно.
Непрестанно идущая к Богу молитва – цель монашеского делания, цель, к которой должен стремиться каждый подвижник. Именно поэтому монахи уходят от мирских соблазнов, чтобы потом при посредстве мудрого наставника (старца) и своих подвигов стяжать благодать святого Духа и своей молитвой к Богу помочь этому грешному миру.
Для более точного пояснения вышесказанного, обратимся к примеру из жития преподобого Парфения Киевского: «С восприятием великого ангельского образа (схимы), он с горячим усердием и как бы вновь возложил руку на рало, не озираясь вспять. Приобретение истинного молитвенного духа составило главнейший его подвиг, и он стяжал сей благодатный дух в высшей степени.
Молитва, по его словам, обратилась для него в такую же потребность, как пища или питие, или же сделалась у него, по его же выражению, как бы болячкою, вросшею в сердце. Она сама собою, при внешних даже развлечениях и даже во сне, в нем действовала. Он сам видел однажды, в полусонном видении, свое сердце, объятое пламенем – этим символом непрестанной молитвы, в котором сердце его возносилось постоянно горе – к Богу. Молитвенная беседа с Богом была для него предвкушением блаженства Небесного. Молясь однажды в своей келии у иконы Божией Матери, перед которой он каждодевно прочитывал 300 раз Архангельское приветствие, и прося, - да поведает му Владычица, что есть принятое им на себя схимничество, он услышал глас Преблагословенной: «Схимничество есть – посвятить себя на молитву за весь мир».
Несмотря на замкнутость и закрытость своего монашеского делания от посторонних глаз, схимонах Дамиан стяжал среди православных людей известность как прозорливый старец. Как свидетельствовал архимандрит Авраамий, возле кельи отца Дамиана (жил он над Ближними пещерами рядом с той кельей, в которой живет сейчас отец Авраамий, в непосредственной близости от помещения, где в летнее время просушивали облачение преподобных) всегда находилось множество богомольцев, стремящихся попасть к нему на духовную беседу. Несмотря на строгий уклад жизни, схимонах Дамиан старался по возможности утешить каждого. Это был тяжелый, изнурительный труд, ибо люди приходили к нему с бедами, нестроениями, обидами, но блаженный старец с радостью выполнял его, не думая об отдыхе и не пытаясь обрести покой. Иногда он принимал до двадцати человек в день. Вся веранда была забита людьми, чающими утешения в беседе с ним. Для каждого находилось не только доброе слово, но и угощение из запасов, приготовленных специально для этого. Понять высоту подвига любви можно, вспомнив, что сам отец Дамиан был строг и воздержан во всем, особенно в еде, однако и виду не подавал, что скопление народа как-то стесняет его, прерывает молитву, вносит неудобства в его строгий, созерцательный образ жизни. А обласканные старцем люди уходили радостные, просветленные, на всю оставшуюся жизнь сохраняя теплоту, рождающуюся в сердце после общения с этим христианским подвижником, в буквальном смысле слова мудрым о Христе (1 Кор.4,10).
Почил схимонах Дамиан приблизительно в 1953 году и погребен в Киеве на Байковом кладбище, неподалеку от храма, который, к сожалению, сейчас находится у раскольников.
Монах Ахила, познакомившийся со старцем еще во время странствий, душой и сердцем прилепился к нему, стараясь во всем подражать, что ярко проявилось впоследствии. Со временем он сподобился стать близким духовным чадом схимонаха Дамиана и даже его келейником, имел возможность посещать его келью и внимать наставлениям. Схимонах Дамиан оказал огромное влияние на возрастание в Духе Святом подвижника, до пострига много лет являвшегося монахом в миру, который на протяжении всей жизни вспоминал с величайшей признательностью о благостном времени, которое он проводил с наставником, впитывая его мудрые советы и поучения. Те, кто посещал в Почаевской Лавре келью схиархимандрита Феодосия, свидетельствуют, что в самом почетном месте, рядом с иконами, всегда находилась там фотография седого, благообразного схимника, буквально излучающего свет Евангельской любви. На вопрос о том, кто изображен на ней, отец Феодосий с воодушевлением отвечал: «Это мой старец, отец Дамиан. Святой жизни был старец!». У него перенял отец Ахила свой образ жизни: молитвенный, полузатворнический. (Фото № 3 Надпись: Духовник отца Ахилы схимонах Дамиан у Чудотворной иконы Успения Божией Матери в Киево-Печерской Лавре)
Отношение схиархимандрита Феодосия к духовным наставникам в полной мере характеризуют слова Соборного послания к Евреям святого апостола Павла: «Братие, поминайте наставники ваша, иже глаголаша вам слово Божие: ихже взираюше на скончание жительства, подражайте вере их» (Евр.13,7-8).
В постриге Александр Орлов получил имя глубоко почитаемого им диакона Ахилы, почивающего в Дальних пещерах и известного суровым воздержанием и строгим постом. (Фото пр. Ахилы диакона) Несмотря на то, что подвижник уже много лет готовил себя к принятию ангельского чина, постриг стал качественно новым этапом в его жизни, возложившим на него сугубую ответственность перед Богом и духовником. С этого великого момента умирает послушник Александр и на свет Божий является земной ангел, монах Ахила, который вступает на новую стезю самостоятельной жизни во Христе. Впереди ожидали его труды и молитвы, православное миссионерство во славу Божию и исповедничество, затвор и подвиг старчества. Предстояли новые трудности и лишения, ибо, как и всякого, кто вступил на духовный путь, монаха Ахилу ожидали большие искушения. “Несть царствие Божие брашно и питие, но правда,” (Рим. 14, 17), в которой необходимо было укрепиться.
После того, как подвижника постригли в мантию, духовно близкий ему отец Авраамий произнес знаковые слова: «Это настоящий молитвенник, он всегда присутствовал на Литургии, всегда, даже если не по своей воле, то по воле послушания (он был пономарем)», которые подтвердил уже после блаженной кончины схиархимандрита Феодосия.
(Фото из того же альбома с. 42 –икона прп Антония и Феодосия с Богоматерью и Печерской Лаврой).
В обители иноков объединяли духовная дружба, истинно христианская любовь, завещанные им первоначальниками обители – преподобными Антонием и Феодосием. Эти благодатнейшие дары Божии ярко проявились в годы созидания, укрепились в период гонений, навеки сплотив в единую семью всех пострижеников Киево-Печерской Лавры. Все ненужные, суетные мирские попечения отсеивались, оставался истинно православный дух, основу которого заложили Печерская обитель и ее духоносные старцы, пронесенный иноками через всю дальнейшую жизнь, исполненную лишений и трудностей, но неповторимую. Они непреложно исполнили завет апостола: «Братолюбие да пребывает» (Евр.13,8). Постриженики Лавры свидетельствовали: где бы они ни находились, по каким бы градам и весям ни разбросала их непростая монашеская судьба, их всегда объединял дух братской любви, основы которой были заложены именно здесь, в уделе и обители Пречистой. Об этом с воодушевлением вспоминал во время беседы монах Руф, проживавший некогда с отцом Ахилой в одной келье. Приехав спустя много лет в Почаевскую Лавру и посетив старца, он рассказывал, что при встрече с ним отец Феодосий с чувством великой радости вспоминал годы, прожитые в Киево-Печерской Лавре, приговаривая во время беседы: «Все мы из одного гнезда».
Когда отца Руфа, и поныне здравствующего, умилительного, чрезвычайно простого в общении, спрашивали о том, как он общался с отцом Ахилой в те времена, он с необычайной для его возраста живостью отвечал: «Да, я с ним вместе в одной келье жил, у нас там такая перегородочка была. Он все время молился, молился и молился, и вечером молился, и все время» (здесь и далее мы сохраняем стилистические особенности речи монаха Руфа).
Иноки, подвизавшиеся в то время в обители, и миряне, окормлявшиеся в ней, единодушно вспоминали о благочестивой традиции, с давних времен существовавшей в Киево-Печерской Лавре: прибывающих в монастырь паломников принимать, как Самого Господа, всячески заботиться о них, проводить душепопечительные беседы, по вечерам совместно молиться, читая каноны и акафисты, тем самым задавая тон духовной жизни. Верный духу Евангелия, призывающего возлюбить страннолюбие, отец Ахила неукоснительно следовал глаголам: «Просящему у тебя дай: и хотящаго от тебя заяти не отврати» (Мф.5, 42). Послушание это он выполнял с радостью. Имея опыт странничества, он, возможно, лучше других понимал, как важно для пришедшего на богомолье человека, оторвавшегося на время от суетных мирских попечений, с головой окунуться в монастырскую жизнь, вкусить сладость соборной молитвы, получить духовный совет и вернуться в лоно семьи или к своим трудовым обязанностям обновленным и просветленным. Поэтому он с воодушевлением, не ведая усталости, до глубокой ночи молился с богомольцами в пещерных храмах, читая с ними акафист за акафистом. Господь давал ему удивительную силу, укрепляя в подвиге бдения, а пример схимонаха Дамиана не позволял расслабляться. О самоотверженности отца Ахилы и его страннолюбии единодушно свидетельствуют все, кто был близок с ним и хорошо его знал. Да и все те, кто знал старца по Почаевской Лавре, разумеется, помнят, как молились с ним по ночам в пещерном храме, куда он приходил, чтобы укрепить их.
За время пребывания в Лавре он побывал на различных послушаниях: продавал книги и свечи в иконной лавке, принимал записки, трудился на Дальних пещерах, пономарил. Однако какие бы послушания ни возлагались на отца Ахилу, это не меняло его внутреннего устроения, ибо он всегда стремился быть ближе к народу и не жалел для этого ни времени, ни сил, ибо, как учит Святое Евангелие, «всяк, не творяй правды, несть от Бога, и не любой брата своего» (1 Ин. 3, 11). Ощущая его искреннюю любовь, люди отвечали ему взаимностью, и он с радостью наставлял богомольцев в христианской жизни. В этом ему помогали книги, которые старец очень любил. Но еще более его умудрял Дух Божий.
Разумеется, усвоив такой образ жизни, подвижник очень уставал. Немощная плоть человеческая не вмещает таких великих трудов во славу Божию. Однако бодрость духа никогда не покидала отца Ахилу. Архимандрит Авраамий вспоминал, как самозабвенно трудился он изо дня в день, читая акафисты нараспев вместе с паломниками до тех пор, пока усталость на время не овладевала им. В какой-то момент ноги как бы сами собой подкашивались, веки тяжелели, язык отказывался слушаться, но эту минутную слабость он преодолевал неиссякаемой силой духа, после чего сразу вставал, взбадривался и продолжал читать. Жалея его, доброхоты советовали отдохнуть, хотя бы немного поспать, на что он довольно решительно отвечал, надевая маску нарочитой грубости и даже слегка юродствуя: «А что, я спать не хочу». Так, в непрерывных трудах и молитвах проходил каждый день. Иеромонах Мардарий вспоминал впоследствии: «Он всегда трудился, ни минуты не пребывая в праздности. Владыка видел его самоотверженность и поставил за ящик продавать свечи, иконы и прочее. Послушания он хорошо нес, с примерным усердием.. Он такой ревностный, с моления идет на послушание, а затем с народом управляется. Он людей любил, всячески подбодрял народ, испытывая от общения с ним такую радость, что почти не спал. Я с ним жил в одной келье, поэтому наблюдал, как каждую ночь он уходил в храм молиться с паломниками. Он за ящиком, а я на клиросе все время, девять лет пропел. Придет с ящика, поужинаем, и я до пяти утра отдыхаю с одиннадцати (мы поздно ложились), а он два часа отдохнет и скорей бежит на моление ночное с народом. Народа – полная церковь, он с хором управляется, тон задает и молится. В Лавре удивлялись, какой подвижник отец Ахила. Всегда с паломниками, с народом, встречается, беседует, наставляет, - ревность духовная у него была особая».
Одно из свидетельств о жизни отца Ахилы в Киево-Печерской Лавре оставил близкий ему по духу человек – раб Божий Виктор, родной брат вышеупомянутого иеродиакона Захарии. Придя в Лавру из училища, он познакомился с бывшим странником Александром, трудившимся на различных послушаниях, там, где благословляли. Виктора, учитывая его возраст и особенности характера, приняли в обитель не послушником, а вольнонаемным. Настоятель, оценив его молодость и умение общаться с людьми, благословил на послушание в Дальние пещеры: «Он молодой, будет водить туристов, рассказывать паломникам жития святых угодников».
(Фото Дальних пещер из того же альбома, с. 88. надпись Улицы Дальних пещер)
Александр в это время также трудился на территории Дальних пещер: рубил дрова, которые туда завозили для печей, и Виктора вначале поразила настойчивость его нового знакомого. «Когда мы с ним познакомились, меня удивило, что он решительно сказал, что завтра идете на послушание в Дальние пещеры. Я с недоумением ответил: «Не я принимаю, там есть блюститель – отец Аникбатист, а на Ближних пещерах – отец Иосиф». Блюститель пещер – личность примечательная. В миру он работал врачом, затем поступил в число братии Киево-Печерской Лавры и со временем стал игуменом. Отец Ахила, обратившись к нему, получил послушание в Дальних пещерах, и тут мы с ним познакомились значительно ближе. Будучи человеком общительным и очень доброжелательным, он очень скоро расположил меня к себе, и мы подолгу вели с ним душеспасительные беседы».
Не обошлось без вразумлений. Более опытный в молитвенном труде Александр взял под опеку новоначального трудника, преподав ему азы Православия. О себе он рассказал очень кратко, лишь то, что могло свидетельствовать о благодатной силе Промысла Божия, и все усилия сосредоточил на том, чтобы без излишних назиданий объяснить молодому подвижнику, как нужно вести себя в монастыре, как общаться с молодежью, как выработать навык в молитвенном делании. Он посоветовал удаляться от мирской жизни, чтобы в душе всегда хранилась память Божия.
Несмотря на значительную разницу в возрасте, дружба Виктора с этим замечательным человеком, у которого всегда было чему поучиться, крепла, и в беседах с ним юноша черпал огромную пользу для спасения. Он рассказал об одном примечательном моменте, который поразил его до глубины души. Однажды батюшка, придя в келью после ночного бдения с паломниками и послушания, несколько расслабившись, прилег и впал в легкую дрему. Когда Виктор постучался, подвижник, не расслышав, вовремя не ответил. Дело же, по которому пришел Виктор, не терпело отлагательства. Самовольно приотворив дверь, трудник увидел, что батюшка отдыхает, затем, подойдя поближе, застыл от изумления: отец Ахила спал на досках, положив под голову камень. Почувствовав, что кто-то находится в келье, батюшка тотчас же открыл глаза и встрепенулся. Виктор, будучи не в силах скрыть свое недоумение, задал ему вопрос: «Вы что, на камне спите?» Монах, не желая раскрывать свой тайный подвиг, ворчливо ответил: «Где? Я на подушке сплю, нет у меня никакого камня». Потом, поняв, что его изобличили, взял с Виктора обещание, что он никому не расскажет об увиденном.
Виктор отмечал: «В общении с людьми он старался не обидеть человека, объяснить что-то или помочь по мере сил. Но особенно старался быть подальше от женщин. Он бывал благоприятен, если подходила женщина пожилого возраста. С улыбкой, скромно, всегда в землю смотрел. В вольное от служб и послушаний время любил уединяться. Старался хоть как-то, по мере своих сил и возможностей подражать раннехристианским подвижникам».
Когда приходилось общаться с женщинами, батюшка бывал по-монашески строг, стараясь быть от них подальше, разговаривая с ними как можно меньше. Если женщины задавали ему какие-либо вопросы. он, опустив глаза вниз, коротко отвечал, но сам никогда не пытался вести с ними бесед, выполняя завет преподобного Макария
Александрийского: «Слава монаха – великодушие с любовью, кротость сердца и молчание уст. Не вдавайся в беседу с женою, чтобы не быть отлученным от Царствия Божия, и не дерзай сказать: и с женою поговорю, и чист буду». Любя древних подвижников и их наставления, подвижник стремился быть настоящим монахом не только на словах, но и в делах, по слову вышеупомянутого святого: «Слава монаха – когда дело его соответствует словам». Таким остался наш удивительный старец в памяти всех, кто знал и любил его в те далекие годы. Скольких людей он привел к вере своим смирением и ревностью о Господе! Как же велик Сам Господь, если столь радуют наши сердца Его верные рабы! Истинно сказано в Писании: «Все, водимые духом Божиим, есть сыны Божии» (Рим.8,15).
Когда Виктору пришлось на время, как казалось первоначально, оставить обитель в связи с призывом в армию, отец Ахила напутствовал его следующими словами: «Виктор, я ничего не прошу у Бога, только чтобы ты из армии возвратился христианином, потому что много тебе будет испытаний, трудностей. Многие уходили иподьяконами, послушниками, а возвращались из армии комсомольцами и в Лавру не ходили. Так, брате, плачу за тебя, чтоб ты остался христианином».
Господь молитвами Киево-Печерской братии, и, в частности, отца Ахилы, устроил все наилучшим образом. Впоследствии члены всевозможных комиссий не переставали удивляться, почему такой крепкий и здоровый физически молодой человек нашел применение своим силам и дарованиям не на производстве, где бы он смог продвинуться, а в монастыре. Виктор же в ответ на их недоумение лишь кротко улыбался.
Получив в Лавре хорошую характеристику, армейскую службу Виктор нес безупречно и неоднократно удостаивался всевозможных поощрений. Бывали, однако, и трудности, связанные прежде всего с его религиозными убеждениями, однако Господь не попустить отступления от веры. Служить ему выпало в Грузии, древнем православном крае, где, по его собственному свидетельству, его укрепляла святая равноапостольная Нина. Тьма не могла объять света, который во тьме светит» (Ин.1,5). Завет отца Ахилы прочно вселился во впечатлительную душу юноши.
Претерпев много искушений, он вернулся из армии, не отступив от православной веры, которую сумел сохранить и в годы гонений, когда по попущению Господню, за грехи человеческие над древней святой Лаврой, как и над другими православными обителями, нависла страшная беда. Ибо не терпит враг рода людского благочестия, нестерпима ему сама мысль о возможности спасения погрязших в грехах созданий Божиих.
В конце 50-х годов на Лавру усилились нападки со стороны властей, которые понемногу, под различными предлогами, стали рассредоточивать ее насельников, рассеивая их по всей стране. Несколько человек отправили в Почаев, пятерых – в Одессу, в Балту. Ощущалось, что над обителью сгущаются черные грозовые тучи. Слишком мешали молитвы иноков богоборческой власти, и повод для нанесения сокрушительного удара был найден.
«Что высоко у людей, то мерзость пред Господом» (Лк.16, 13). Когда утрачивается внутренний мир, угасает любовь, насильно прерывается молитва, Господь отнимает Свой Покров и происходят страшные стихийные бедствия. Предвестником грядущей трагедии стал обвал, происшедший на территории обители, в результате которого по древним Печерским склонам поползли трещины, стали расшатываться здания, обветшавшие от времени.
Разумеется, это не было столь катастрофично, как заявляли власти, чтобы сформировать выгодное для них общественное мнение, оправдывающее творящиеся беззакония. Безусловно, необходимы были определенные усилия и финансовые затраты, чтобы привести в надлежащее состояние территорию и пришедшие в ветхое состояние монастырские строения. Однако власти, не заинтересованные в существовании монастыря изначально, воспользовались выгодным предлогом, чтобы вывесить табличку: «Аварийное положение» и насильно разгонять монахов.
(фото из того же альбома с. 30. Надпись Киево-Печерская Лавра после закрытия)
Страшной, неизбывной болью отозвалось в сердцах верующих людей закрытие Киево-Печерской Лавры. Странники, паломники, слепцы, многочисленные прихожане - все они в одночасье лишились приюта, пристанища, благодатной помощи. Разом рухнул удивительный мир гармонии и любви, соединяющий людей с Богом, и на смену ему пришли тяжелейшие скорби.
Но страшнее всего было инокам. Их самым безжалостным образом изгоняли, рассеивали по различным отдаленным обителям, которые еще не были закрыты, лишали прописки, а вместе с нею и каких бы то ни было прав. Непокорных насильно отправляли в психиатрические лечебницы, называли буйнопомешанными и назначали принудительное лечение. Тем, кто особо упорствовал, не желая покидать стены монастыря, мерой пресечения назначали тюремное заключение. Некоторых – просто убивали. Из уст отца Руфа, к примеру, нам довелось услышать о жестоком убиении лаврского кочегара Тимофея, обстоятельства смерти которого так и не были выяснены. Фронтовички раба Божия Мария и ее сестра поведали об иных случаях проявления жестокости властей, физически расправлявшихся с непокорными.
Но Господь поругаем не бывает. Когда молитва насильственно прекращается, в действие вступают черные силы. Страшная трагедия обрушилась на Киев: через два дня после закрытия Лавры, 12 марта 1961 года в Бабьем Яру прорвало дамбу, и мощные селевые потоки понеслись вниз, на прибрежный район Куреневку, неся разрушения и смерть. Погибло множество людей, и это было карой Божией за неразумие тех, кто посягнул в своей гордыне на Церковь Христову.
Когда власти в 1961 году варварски разоряли Лавру, разрушая веками освященный уклад древней святой обители, отец Ахила оставался в поруганной святыне до последнего часа, невзирая на оказываемое на него давление со стороны властей. «Когда Киево-Печерскую Лавру закрывали,- вспоминает отец Мардарий, - многие сразу уехали в Почаев, а отец Ахила до последнего не хотел уходить, его просто насильно выгнали».
Процесс изгнания иноков из обители происходил в течение ряда лет. Одних выгоняли за неблагонадежность, других – якобы за сомнительное прошлое, а третьим даже не пытались что-либо объяснять. Старших монахов вывозили раньше, рассредоточив в разных местах, дабы уничтожить дух братской любви, которым дышала обитель. Младшие братия еще немного оставались, идти им было некуда. Против некоторых возбуждалось уголовное преследование, как, к примеру, против вышеупомянутого кочегара по имени Тимофей, которого оклеветали, обвинив в убийстве, и расстреляли без суда и следствия. Каждый стоял перед выбором: сойти с узкого и тесного пути исповедничества и зажить обыкновенной мирской жизнью, как увещевали притеснители, или далее следовать тернистой тропой к Голгофе, и тем самым в полной мере выполнить заповедь Христову: “Если кто хочет идти за Мною, отвергнись себя и возьми крест свой, и следуй за Мною; ибо кто хочет душу свою сберечь, то потеряет ее; а кто потеряет душу свою ради Меня, тот обретет ее” (Мф.16,24-25).
Велик перед Господом исповеднический подвиг лаврской братии в это тяжелое смутное время. Молитвенное заступничество иноков перед Спасителем и Пречистой не позволили уничтожить Православие в богоспасаемом граде Киеве, ибо они своею кровию и своим подвигом отмолили грех отступничества нашего народа от Христа. “Так и в нынешнее время, по избранию благодати, сохранился остаток” (Рим.11,5). Не счесть пострадавших в этот период за веру Христову мужественных страстотерпцев, очистившихся в горниле нечеловеческих страданий и попавших в Царствие Небесное, которых, как звезд на небе, - великое множество. Чрезвычайно трудно указать хотя бы приблизительное их количество. Некоторые падали духом, приходя в уныние от столь очевидной безысходности, разочаровывались и даже отступали. Их было немного. Не таков был отец Ахила. Тогда-то с особой силой явились его мужество, стойкость, решимость идти до конца в исповедническом подвиге.
Архимандрит Авраамий, во время гонений пребывавший вместе с владыкой в Киеве на Демеевке, рассказывал, что его всегда поражала жизнь этого подвижника, и не только потому, что он был физически крепким, о чем свидетельствовали его молитвенные и трудовые подвиги, но вследствие его крепости духовной. Схиархимандрит Феодосий, по его словам, был и остался по жизни блаженным. Он не только сам стойко держался в испытаниях, но и помогал другим, укрепляя их, о чем свидетельствовали все, кто знал старца в те трудные для Православия времена. Прекрасной иллюстрацией к вышесказанному может быть случай, происшедший в последние дни перед изгнанием монахов. Его поведал нам некий весьма уважаемый священник, в начале 2000-х годов сопровождавший митрополита Ставропольского и Владикавказского Гедеона в поездке по святым местам, в ходе которой он посетил Почаевскую Лавру. Будучи уже в преклонном возрасте, он живо помнил события того времени и с радостью узнал, что почитаемый в наше время старец Феодосий – это монах Киево-Печерской Лавры Ахила, который поддержал его в скорбные минуты прощания с обителью. Память его отчетливо сохранила дни отчаяния и глубокой скорби, воцарившейся во многих сердцах перед закрытием Лавры. Будучи в то время семинаристом, мучительно переживал он необходимость прервать учебу и тот очевидный, как казалось ему тогда, факт, что путь в священники навсегда для него закрыт. Господь укрепил его через незабвенного отца Ахилу с его жизнелюбием, светлой радостью о Господе и благодушным перенесением скорбей, который верил словам Божественного Писания: «Нынешние временные страдания ничего не стоят в сравнении с той славой, которая откроется в нас» (Рим. 8,28). Видя угнетенное состояние юноши, он подарил ему в утешение книгу проповедей.
Нужна ли была несостоявшемуся священнику, казалось бы, навсегда утратившему надежду осуществить свою мечту, книга проповедей? Что мог означать этот дар? Годы учебы в семинарии не прошли даром, выработалось умение во всем видеть Промысл Божий. Позже, при здравом размышлении, он понял смысл подарка – несмотря на гонения, он все-таки примет священнический сан, когда на то будет воля Божия. Предсказание, выраженное в такой своеобразной, иносказательной форме, впоследствии сбылось — бывший семинарист действительно был рукоположен во священники. На всю жизнь ему запомнилось глубокое внутреннее спокойствие, в котором пребывал этот удивительный монах, давший понять своим подарком, что жестокая и злая воля человека ничто перед всемогущим Божественным Промыслом.
В тяжелые 60-е годы многим монахам Господь уготовал венцы мучеников или трудную стезю исповедничества. Печально памятная «хрущевская оттепель» ознаменовалась тем, что Русская Православная Церковь вновь подверглась гонениям, сила которых не ослабевала четверть века. Исполнены драматизма рассказы старцев, относящиеся к этому периоду. Отец Мардарий вспоминал об этих трагических днях с нескрываемой болью: «Когда Лавру закрыли, братья разошлись кто куда. Архимандрит Прохор пошел в Почаевскую Лавру, мне и отцу Феодосию благословение было в пустыню, на Кавказ. Благословил отец Аниподист, старенький иеромонах из нашей Лавры, такой высокий, скрытный». Слово «скрытный» имело совершенно конкретный подтекст. Священник этот, очевидно, вел сокровенный молитвенный образ жизни, скрывал свои подвиги от других, был духовным, и многие братия приходили к нему за советом.
Прибывший в это время из армии в отпуск раб Божий Виктор вспоминал впоследствии, как прийдя из армии, стал свидетелем мужественного противостояния лаврской братии безбожникам, изгонявшим иноков из обители: «Для меня было великой радостью то, что я сподобился хоть в последние минуты увидеть, как уходила братия. Некоторые поступали, как отец Нектарий, который замуровался в стене, а уже позже его нашли в стенах Киево-Печерской Лавры. Это доля истинных монахов, которые старались не выходить из Лавры».
Виктор, не зная, что Лавра уже практически закрыта, прямо с вокзала поспешил в обитель поклониться преподобным. Увидев вопиющее разорение, он пришел в уныние, однако утешился мудрым наставлением отца Ахилы, который, в отличие от многих, не впал в уныние и мужественно поддерживал других. Господь дал молодому воину стать свидетелем монашеского подвига, чтобы на всю жизнь запомнить его, укрепиться в вере и впоследствии поведать грядущим поколениям. Память молодого воина до мельчайших подробностей сохранила те печальные события, очевидцем которых он явился, очевидно, для того, чтобы засвидетельствовать высоту монашеского подвига стояния в вере: «25 февраля 1961 года я приехал в Лавру и зашел на Дальние пещеры. Поезд пришел рано утром, и я пешком, в полной военной форме, пошел в обитель. Была ранняя служба. Отец Ахила стоял за прилавком, продавая свечи. Увидев меня, он с глубокой печалью сказал: «Виктор, Лавру закрывают!» Я оторопел: «Кто сдал ключи?!» Он ответил: «Не знаю, но старцев вывезли, Захарии твоего тоже нет».
Литургия заканчивалась, шла подготовка к причастию. Я зашел в пономарку и встретил там отца Игнатия (в схиме Иларион), отца Авраамия, который еще был монахом. Они поведали мне свои беды: «Витечка, ты попал уже на закрытие, как тебе быть сейчас, не знаем».
Радость встречи, которой так долго ожидал Виктор, неожиданно померкла перед ликом небывалой скорби, плотным облаком смут окутавшей Лавру. Он оглянулся вокруг. Мерзость запустения уже коснулась стен многоскорбной обители. Часть братии была изгнана, выселена, отправлена в никуда. Богомольцев, которые раньше буквально переполняли храмы и территорию, оглашая окрестности стройным молитвенным пением, почти не было. Пещеры были опечатаны, так что даже в последний раз приложиться к мощам Печерских угодников не было никакой возможности. Душой Виктора овладело невыразимое отчаяние. «Служба закончилась. Придя к отцу Ахиле, я спросил у него: «Отец Ахила, как же мне быть?» Преодолевая собственную глубокую внутреннюю печаль, опытный в монашеском делании подвижник с величайшим участием отнесся к молодому, менее искушенному, и по мере возможности попытался утешить его, напомнив, что все – в деснице Божией. Для укрепления духа, по-прежнему радушный, он пригласил Виктора на братскую трапезу: «Подожди, пойдем хоть покушаешь последний раз в Киево-Печерской обители».
Скорбь не ушла, но простые, исполненные братской любви слова принесли некоторое облегчение. Виктор, не раздумывая, согласился. На молитвенную память о Лавре и ее насельниках отец Ахила предложил взять одну из ее реликвий. «Он осмотрелся, и взгляд его упал на кресты, которыми постригали монахов. Когда гробики истлевали, целые доски переделывали на кресты. Они такие красивые, деревянные – из кипариса. Делал их отец Руф, он в послушниках был Василием. Давая мне один из этих крестов, он произнес слова теплого напутствия: «Вот тебе крест, он останется на всю жизнь. Это благоухание святых угодников».
Крест этот, как величайшая святыня, и сейчас бережно хранится у Виктора, источая не утратившийся со временем нежный аромат кипарисового дерева, тончайшее благоухание святых мощей и по-прежнему напоминая о днях, исполненных мужества и печали.
Затем они вместе отправились на Ближние пещеры. Проходя по галерее, встретили старшину милиции, который, увидев Виктора в военной форме, с нескрываемым презрением обратился к нему: «О, ты еще и командиром возвратился! Как же тебя не воспитали?» Виктор, укрепленный и окрыленный безценным подарком, как можно более спокойно ответил: «Старшина, армия меня укрепила в вере. Великие полководцы шли защищать Отечество с верой и молитвой. Вот и я прибыл в Лавру, чтоб помолиться и подбодрить братию, а оказалось, что вы уже все закрыли». В ответ на эти исполненные достоинства мужественные слова старшина, раздираемый злобой, закричал: «А зачем держать тут таких бродяг? Это все уже история. Что касается тебя, то посмотрим, как будешь отвечать, когда тебя встретят на Ближних пещерах».
До сих пор Виктор еще не осознал окончательно всех масштабов бедствия, его неотвратимости. Ему предстояло увидеть собственными глазами вход в Ближние пещеры, которые милиция уже захватила полностью: у монахов были отобраны все ключи, опечатаны кельи, двери храмов, хозяйственных помещений, и то, что предстало его взору, привело молодого воина в неописуемый ужас.
Новые хозяева встретили его с откровенным недружелюбием. «Подошедший лейтенант сказал, что меня зовет полковник милиции. Я на минуту оставил отца Ахилу, направился к полковнику и отрапортовал: «Прибыл посетить Киево-Печерскую Лавру и своего родственника». Полковник гневно посмотрел на меня и сказал с недовольством: «Зачем ты пришел сюда? Ты позоришь свои погоны, честь своего мундира». Я ответил: «Ничего я не позорю. Я приехал поклониться святым угодникам и вновь отправиться служить Родине».
Не найдя что ответить, он пригрозил: «Не думай, что ты сможешь возвратиться в Лавру. В Киеве тебе места не видать, и прописки не будет».
Глубокая печаль овладела молодым воином. На его глазах разоряли благословенный удел Богородицы, безжалостно оскверняли древние святыни, к которым прилепилась его боголюбивая душа. Видеть это надругательство над любимой обителью, куда он чаял возвратиться после окончания воинской службы, было настолько непереносимо, что показалось: жизнь утратила смысл. Аппетит, естественно, пропал, однако Виктор решил все-таки в последний раз посетить трапезную, дабы вкусить благословенной пищи.
Братия встретили его радушно, с любовью без видимых признаков уныния. Положение у них было несравнимо хуже, чем у Виктора, ибо они совершенно не знали, что будет дальше, не рассчитывая на милосердие власти. Несмотря на это, они стойко переносили поругание и даже утешали совсем упавшего духом воина: «Не обращай внимания, лучше помолимся. Матерь Божья укрепит и все устроит. Распорядителем города Киева является святой равноапостольный князь Владимир, а покровительницей - Матерь Божья, которая тебя приняла в святую обитель на послушание. Так как ты честно трудился, угодники помогут тебе. Не переживай. Сядь потрапезничай с нами, вкуси, что Бог послал».
Скромная монашеская трапеза: борщ, каша, компот – все было очень благодатно и вкусно, напоминало о былых временах. Виктор на некоторое время расслабился, отвлекшись от горестных дум. В беседе, так или иначе невольно возвращавшейся к сложившейся ситуации, вспомнили о деятельности расположенного на территории Верхней Лавры туристического центра, направленной на подрыв авторитета Церкви. Киево-Печерской обители и ее насельникам приходилось смиряться с откровенной антирелигиозной пропагандой его сотрудников, наносящей непоправимый вред душам посетителей. Прослушав предварительно «убедительный» рассказ экскурсовода в духе воинствующего атеизма, дававший соответствующую ироничную установку посетителям, многие туристы в святых пещерах открыто насмехались над верой монахов и с нескрываемым пренебрежением разглядывали мощи святых угодников, кощунственно называемые безбожниками «мумифицированными останками».
Господь укреплял иноков, не давая озлобиться, помогал, посылая силы и благодать Святого Духа даже в таких условиях проводить с этими обманутыми людьми задушевные беседы, рассказывая о подвижниках, о Несторе-летописце, о воинах, которые там почивали, тем самым искореняя отвратительные плевелы неверия, посеянные в их доверчивых душах. «В Лавру приходил на экскурсии различный народ, и отец Ахила видел, что многие из них – безбожники. Будучи грамотными, некоторые, смотря на монаха, говорили: «Вы неумный человек, вы очень заблуждаетесь». Отец Ахила в ответ спрашивал: «А ты в Бога веруешь?» Тот возмущался: «Да я два образования имею, два института заканчивал». Видя неуемную гордыню таких людей, батюшка обличал их: «Если ты Бога не признаешь, ты безумный человек». Возьми Псалтирь святую, там прямо сказано: «Рече безумец в сердце своем: нет Бога». Все великие ученые мыслили о Творце, потому что все, сотворенное премудро, устроено Богом, и если ты умный, то должен признать Творца. Если же ты Его не признаешь, ты безумный человек».
И так велика была сила и проникновенность его слов, что многие прислушивались и переосмысливали свои взгляды. Виктор свидетельствует: «Мы видели с отцом Ахилой, как располагались их сердца. После откровенно атеистических рассказов экскурсоводов туристы действительно пребывали в заблуждении и приходили сюда, выговаривая нам свои недоумения. Но это были люди, которые стремились к познанию света. И мы просвещали их, и трудились не для себя, а для них, чтобы спасти души человеческие».
Казалось, что все это было совсем недавно, однако теперь отодвинулось далеко-далеко, в какую-то иную реальность. Вскоре настал грустный час неизбежного расставания. Прощаясь с Виктором, отец Ахила без тени уныния или неудовольствия сказал, что вскоре уедет в Почаев или в горы, на Кавказ. Ранее, в беседах с ним, подвижник делился своей сокровенной мечтой о затворе, где бы он мог полностью посвятить себя Богу: «Виктор, вот я в великой святыне нахожусь, но мне в уединение бы уйти, в горы, чтобы подальше от мира, не хочу жить в мирской суете». Возложив упование на Господа, он стремился сохранить внутренний мир, уйдя подальше от мира, погрязшего в грехах.
Много лет спустя, увидевшись со старцем в Почаевской Лавре, Виктор спросил его: «Отец Ахила, ну куда у вас душа горит?», и тот ответил: «Вот я ушел бы подальше в горы, там тишина. уединение, только молитва к Богу, но так как уже силы преклонные, ослабевают, то куда мне уже, буду здесь, в Лавре».
В канун разорения древней святой обители Виктор получил духовный совет, как управить свою дальнейшую жизнь, который по сути стал благословением. «Духовник сказал: «Возьми благословение епископа Нестора. Если он благословит, значит, женись, иначе ты можешь упасть, так как девицы тебя искусят. И чтобы не стал блудником, Господь пошлет тебе жену-христианку, которая будет поддерживать в трудных обстоятельствах, потому что тебе как христианину придется претерпеть многое. Раз уже попался в когти бесу, значит, будешь везде преследуемый и угнетенный в этой жизни».
Получив архипастырское благословение епископа Нестора, через которого Дух Божий указал, что делать в сложившейся ситуации, Виктор ушел в мир. Все, что ему благословили в эти окаянные дни, он принял как непреложную волю Божию и больше никогда не роптал. «Так и получилось: впоследствии Господь мне послал христианку, и я женился».
В настоящее время Виктор в возрасте, называемом зрелостью. Всю жизнь он честно трудился, неся свой крест и сохранив веру и благочестие, завещанные Киево-Печерскими иноками. Об отце Ахиле он всегда говорит с величайшей любовью как о подвижнике, являвшем пример для подражания, а приведенный выше, казалось бы, частный эпизод свидетельствует о судьбе одного человека, беззащитного перед нагрянувшими искушениями, в которой, как в капле воды, отразились страшные беззакония этого времени. Он пострадал в самой малой степени, а ведь были убитые, умученные, расстрелянные по ложным наветам без суда и следствия. Насколько более драматичной была дальнейшая участь самих монахов, насколько непредсказуем завтрашний день!
Заслуживает внимания судьба неоднократно упоминавшегося отца Руфа. Во время войны он был летчиком и чудесным образом спасся от явной смерти, обратившись в минуту опасности к Богу. Небесное заступничество было настолько явным, что он постригся в монашество. Чтобы прописаться в Лавре он поступил в духовную семинарию. Как бывшему летчику, ему делали поблажки, но книжные знания мало привлекали молитвенника. По свидетельству отца Михаила Макеева, на занятиях отец Руф занимался рукоделием, вырезая кресты и думая лишь о Боге. Когда его вызывали к доске, он порой не мог даже встать, потому что собирал в подрясник опилки. Получив очередную двойку, простодушно благодарил преподавателей: «Спаси Господи».
После окончания семинарии оставаться в обители ему пришлось недолго. Готовясь закрыть Лавру, власти постоянно приглашали журналистов, собиравших компрометирующие монахов материалы. Однажды один из таких «корреспондентов» настолько досадил епископу Нестору, дерзко фотографируя святыни и безцеремонно вторгаясь в жизнь монахов, что владыка вынужден был благословить братии забрать аппарат. Иноки безуспешно пытались выполнить благословение, и только подошедший отец Руф, будучи сильным и тренированным, резким движением преодолел сопротивление журналиста. Однако фотоаппарат сломался, что послужило причиной ареста и последующего заключения иноков. Отец Михаил свидетельствует: «Двум другим братиям дали по пять лет, а Руфу, как зачинщику, семь. Очень уважали его бандиты. Считали за счастье, если посидит на кровати. После отсидки он вернулся в Лавру, и, поскольку получить прописку иным образом было невозможно, не раздумывая, пошел чистить туалеты».
С горечью наблюдая происходящее, отец Ахила первоначально пытается остаться в обители, рядом с мощами преподобного Ахилы-диакона, чтобы там встретить мученическую кончину. Его одним из последних насильно вывели из пещер сотрудники милиции. Не вызывает сомнений, что он, подобно упоминавшемуся в воспоминаниях Виктора отцу Нектарию, готов был с радостью принять венец мученика, однако пришлось явить святое послушание Священноначалию.
Когда Киево-Печерскую Лавру закрыли окончательно, епископ Нестор, заботясь о дальнейшей судьбе гонимых иноков, отправляющихся в рассеяние, преподал им свое последнее архипастырское благословение: «Братья! Я буду вас рукополагать в иеродьяконов и в иеромонахов. В миру трудно, но, даст Бог, хоть какую-то копеечку заработаете, где-то помолитесь, послужите, может, на приходах придется служить». Выполняя благословение, отец Ахила с глубочайшей скорбью прощается с обителью и отправляется подальше от бдительных очей безбожников, на Кавказ, в горы, предоставляя правосудию Божию свершиться в Ему лишь ведомые сроки. Вместе с ним на Кавказе подвизались упоминавшиеся выше отец Мардарий и отец Исаия. Отец Авраамий, неся послушание у владыки Нестора, трудился в Демеевской церкви. Отец Руф отбывал наказание. Каждый спасался, как мог, но никто в час испытаний не усомнился в правильности избранного пути, не оставил монашества.
Все, что основано на лжи, не может быть истинно. Это аксиома. “Кровь христианских мучеников, по древнеотеческому выражению, являлась всегда семенем для духовного рождения новых христиан. Но если и пшеничное семя вырастает не так скоро после смерти, согласно апостолу Павлу, то духовное рождение целых поколений не может вырасти так скоро из крови православных страстотерпцев, а мы, еще живущие на земле, должны бережно хранить их святую память с молитвою и надеждою, что по их Богоугодному предстательству благодеющая рука Божия удалилась от нас не навсегда” (5).
Исповеднический подвиг иноков, не отрекшихся от православной веры перед лицом грозных испытаний, отделенный от нас сравнительно небольшим промежутком времени, является тем не менее прямым продолжением подвига мученичества христиан первых веков. Благодаря их самоотверженному стоянию в вере даже до смерти мы пользуемся сегодня свободой вероисповедания, в безопасности совершаем богослужения, трудимся на миссионерском поприще. Будем же, помня о страданиях, выпавших на долю наших братьев и сестер во Христе, молитвенно просить Господа Бога, чтобы их тяжкие страдания не остались напрасными, чтобы память об их великом жертвенном подвиге во имя Христа и ближних помогла нашим соотечественникам ответственно сделать исторический и духовный выбор. Обращаясь к прошлому, с благодарностью помянем схиархимандрита Феодосия за его исповедничество и непоступное стояние в вере, ибо трудами таких, как он, исполнялись слова святого апостола Павла: «Смерть! Где твое жало? Ад! Где твоя победа?»(1 Кор.15,56).
ГЛАВА 4
“Не будь побежден злом, но побеждай зло добром” (Рим.12,21).
Пустынножители Кавказских гор в период гонений.
Обустройство быта пустынножителей.
Молитва и труд – основа их жизни.
Сколько здесь почило преподобных!
Сколько ныне подвиг свой несут!
Ангелам подвижники подобны.
Да благословит Господь их труд!
Боговидцы, небожители, пророки,
Духом оторвавшись от земли,
Мир покинув лживый и жестокий,
Среди гор приют свой обрели.
Мира тлен, страстей глухих порывы
Заменили бденьем и постом.
Осеняет их Владыка мира
Светлым искупительным Крестом.
Нечасто мы задумываемся над тем, каким образом человек может достичь святости, стать гражданином Неба. Сложно представить, что побуждает его сознательно отдать душу за други своя, пойти на крестные муки, скорби, лишения и даже смерть ради исполнения заповедей Христовых, исполниться мужества и силы, чтобы выполнить до конца, заповеди Божии, и особенно “первую и главную” - заповедь любви.
На крови мучеников созидалась Церковь Христова первых веков христианства. Кровью мучеников и исповедников после многолетних гонений и преследований духовно и нравственно очистилась Православная Церковь последних времен. Их святыми молитвами Господь укрепляет Церковь в трудностях сегодняшних. Многие документы эпохи безпрецедентных в истории Церкви гонений безвозвратно исчезли или подверглись тенденциозной идеологической обработке, поэтому каждый их них безценен. В этой связи опыт подвижников, по примеру своих великих предшественников уходивших из городов в исполненные таинственной опасности, труднодоступные для гонителей горы Кавказа, где за много веков до этого жили христиане, является уникальным. Жили отшельники в отдельных кельях, расположенных в непроходимых дебрях, добраться до которых постороннему человеку было нелегко. Именно в горы, труднодоступные для гонителей, и направил свои стопы из разоренного удела Богородицы отец Ахила.
Четыре года старец пребывал в затворе в полном одиночестве, однако по врожденной скромности об этом жизненном этапе предпочитал хранить молчание, в официальных документах вообще не упоминая о пребывании на Кавказе и не выставляя напоказ свои тайные труды во славу Божию. Напрасно искать в сохранившейся автобиографии старца какие-либо данные об этом достаточно продолжительном периоде: они отсутствуют. В скупых строках, написанных рукой самого отца Ахилы, мы находим следующую лаконичную запись: «1961-71 годы по 18.04 работал при Церкви г. Киева», которая абсолютно не соответствует действительности, т. к. существует множество прямых и косвенных свидетельств о пребывании старца в горах Кавказа, хронологически совпадающих с указанными датами. Отчего покрыл завесой молчания события этих лет схиархимандрит Феодосий, сказать трудно. Думается, были на то причины духовного характера, и, прежде всего, неприятие суетной мирской славы и нежелание раскрывать жизнь своего внутреннего человека, который в суровых аскетических условиях развился и окреп. Сопоставив даты, пусть даже и противоречивые, с рассказами насельников Кавказских горных поселений, мы восполняем возникший пробел интересными сведениями о непостижимых обыденному сознанию событиях, происходивших на древней земле исконно православной Грузии.
О том, как быстро и основательно монах Ахила прижился в этих местах, подробно рассказал нам один из пустынножителей, отец Михаил, до сих пор подвизающийся в горах Кавказа. Упоминавшийся ранее отец Мардарий, появившийся в общине спустя некоторое время, вспоминает, что «отец Ахила приехал сразу после закрытия Лавры - в 1962 году. Он по благословению отца Прохор сразу отправился на Кавказ, когда я еще искал место для затвора, находясь в Киеве у разных людей. То там затвор, то там, так до 1964 года. А потом тоже отправился к ним и все время был на Кавказе, только недавно спустился с гор, когда уже слег и некому было ухаживать. А потом я перешел на озеро, немного здесь пожил. И так все в пустыне, в пустыне…».
Непосредственно на Кавказе, подтвердив благословение у схиархимандрита Серафима, известного Глинского старца, обладавшего множеством благодатных даров, отец Ахила поселился за Амткельским озером, в месте труднопроходимом, но чрезвычайно живописном и благодатном. Здесь до его прихода уже жили спасавшиеся в горах и ущельях подвижники, а в отдельном скиту при озере подвизались монахини, помогавшие всем нуждающимся. Как некогда Египетская пустыня, горы Кавказа также издревле служили местом аскетических подвигов православных христиан, всецело посвятивших себя Господу. Этот дивный край с глубокой древности был освящен мужественной апостольской проповедью и мученической кончиной верного ученика Христова, святого апостола Симона Кананита. Сменялись века, уходя в Вечность длинной чередой, поглощались небытием правители, растворялась, как дым, суетная мирская слава, но удивительные эти горы, как чудное творение Создателя, всегда были желанным прибежищем для тех, чьи души жаждали уединенной молитвы.
Монашеская община, окормляемая отцом Серафимом, описана в книге архимандрита Рафаила (Карелина) «Тайна спасения»: «В так называемой Малой Сванетии, в нескольких десятках километров от города, в районе озера Амткел, в горах, в дремучем лесу, где даже днем стоит полумрак, на Черной речке и на Барганах жили пустынники. Они строили деревянные домики с несколькими келиями, расчищали лес и на образовавшейся поляне разводили огород» (6).
Каждый, кому хоть однажды доведется ступить на эту благословенную Богом землю, всегда будут помнить и любить ее. Господь пошлет этому счастливцу помыслы и чувства чистые, для души и сердца целительные. Слуху его будет дарована радость слышания малинового перезвона обителей православных, разбросанных по горам и долинам; обонянию – ощущение медовой сладости сочного разнотравья; взор порадует тихая райская красота необъятных лугов в капельках изумрудной росы, покрытых зеленью гор; жажду утолит цельбоносная живая вода из святых родников, вымоленных преславными подвижниками благочестия; сердечный мир и покой дадут сладостная молитва, трезвость мысли и ясность разума – свет незримый, источаемый самой природой этого дивного края. И сама Владычица наша Богородица покроет этого счастливого паломника Своим честным омофором и благословит на дела благие, душеспасительные.
В жизнеописании иеросхимонаха Стефана (Игнатенко) есть удивительные слова, передающие особую неповторимость этих удивительных мест: «Горы настраивают струны человеческого сердца особенно восприимчиво к благоговейному и живому ощущению Божия присутствия. Воздух легкий, свежий, прозрачно-сияющий. Необычная, певучая тишина растворена радостью и светом. Кажется, что само тело теряет тяжесть и готово парить. Чудный вид открывается с вершины. Сердце невольно сжимается, захваченное трепетной благодарностью к Богу, изумлением перед величественной красотой Его творения: «Благослови, душе моя, Господа, вся Премудростию сотворил еси…» (7).
Чисты и по-детски непосредственны сердца населяющих этот край людей, благородны и целомудренны их помыслы. Господу и Его Пречистой Матери было безмерно дорого и любо святое Православие, потому-то в сердца некоторых Божиих избранников, живших в те тягостные для христиан времена, Духом Святым вложены были особая ревность о Господе, сила и стойкость в исповедании правой веры, сугубые дарования и таланты. Укрывшись в расселинах камней, темных пещерах и тесных срубах, вдали от суетных земных попечений, они могли в полной мере ощущать себя сопричастными и близкими Богу. (Фото из книги Беседа о молитве. мон. Константина. с. 79. Надпись: Монашеская келья в горах Кавказа)
Это удивительное чувство богообщения, утерянное нашими предками еще в глубокой древности, милостию Господней дано было познать и пережить монаху Ахиле, подвизавшемуся в этом Богом избранном крае. Среди зелени старых, развесистых каштанов подвижники возделали большую плодородную поляну, раскорчевали ее и посадили кукурузу, картофель, помидоры, огурцы, виноград – все, чем можно было прокормиться в условиях вынужденного рассеяния. Климатические условия были благоприятными, зимы – теплыми, а земля отличалась плодородием. Отшельники, с которыми поселился отец Ахила, «собирали в лесу ветки, распиливали упавшие стволы деревьев, так что топлива было достаточно для самой лютой зимы» (8).
Первоначальниками иноческих поселений в горах Кавказа были двенадцать человек: иеромонах Николай, иеродиакон Аввакум, схимонах Василий, монахи Ахила, Виталий, Агафангел, Меркурий, Кассиан и другие. Иеромонах Мардарий следующим образом описывает становление общины: «Придя в пустыню, отец Ахила поселился на озере. С ним были отцы Меркурий, Кассиан, Аввакум, Виталий, Павел Романский, иеромонах Аниподист, а я приехал позже, получив благословение у батюшки Прохора. Мне сказали, чтобы я обратился к отцу Серафиму, и я пошл к нему. Он посмотрел мой послужной список и говорит: «Ну ладно, вот придут братья и заберут тебя».
Братия с радостью приняли иеромонаха Мардария в свою дружную семью.
«Я хотел быть безмолвцем, и Господь послал мне пустую келью. Но братия стали уговаривать: «Отец Мардарий, ты нам нужен». Иеромонах у них отягощался, пожилой был. Я объяснил, что стремлюсь к безмолвию и хочу жить в уединении. Братия уважили мою просьбу, и брали лишь на богослужения, чтобы я мог их причастить и исповедать».
Следует отметить, что поселившиеся здесь монахи, у каждого из которых за плечами был собственный духовный опыт, похожий и непохожий на опыт собратий, совершенно не помышляли о каких-либо сугубых подвигах. Они лишь пытались до конца выполнить иноческие обеты в тяжкие для Православия часы, когда почти все монастыри были закрыты, а те, где продолжалась молитва, подвергались преследованиям и находились на грани разорения. Помимо благословения собственного духовника, каждый имел благословение окормлявших общину Глинских старцев, переместившихся в Абхазию и Грузию, где среди местных жителей еще сохранялось благочестие и странноприимство.
Глинская пустынь была разрушена жестокой и злой волей людей, однако невозможно было ни взорвать, ни перестроить, ни уничтожить духовное устроение Глинских старцев, переместившихся на Кавказ. Как неугасимую лампаду, пронесли они через испытания и скорби благодатные дары рассуждения, старчества, сугубой молитвы, угодной Господу, не прекратив пастырского подвига, обращая в веру маловерных и укрепляя колеблющихся. Чтобы проследить корни духовной зоркости старца Ахилы, целесообразно остановиться на житиях и поучениях Глинских старцев сугубо.
В этой связи небезынтересно обращение к рассказу «Глинская пустынь в Тбилиси»(9), помещенному в книге Валерия Лялина «Птицы Небесные», в котором содержится краткий исторический очерк о Глинской пустыни, ее насельниках, прослеживается преемственная связь между разграбленной в 1961 году обителью и кавказскими подвижниками. Господь сохранил неповрежденным ядро обители. Еще после первого закрытия «мантийный монах Зиновий (см. фото) уехал в Абхазию, где прошел все степени духовного послушания в монастырях и приходах Сухумской епархии, вплоть до высокого сана митрополита Грузинской патриархии. Под его митрополичий омофор стали собираться монахи-изгнанники Глинской пустыни. Их было немало, одни ушли в горные скиты Абхазии, другие рассеялись по приходам, но старцы держались около митрополита Зиновия в Тбилиси, дневали и ночевали при русском соборе во имя святого Александра Невского. Они были почитаемы не только русскими, но и грузинами, люди нескончаемым потоком шли к ним за советом и утешением» (10).
(Фото №14. надпись. Старец-митрополит Зиновий (Мажуга), в схиме Серафим )
Духовное окормление общины принял схиархимандрит Серафим Романцев (1885-1976), обитавший после закрытия Глинской пустыни в 1961 году первоначально в Очамчири, у одного из прихожан села Илори, затем перебравшийся в Сухуми, где бывал еще в 20-е годы, подвизаясь в Драндском монастыре в Абхазии. Здесь у него остались знакомые и близкие люди, которые помогли устроиться. Некоторое время он нес послушание духовника в кафедральном соборе, где помогал священникам исповедовать, читал записки и вынимал частицы. С появлением отца Серафима в соборе появилось много прихожан, стали приезжать Глинские монахи, пребывавшие в рассеянии. Он принимал и молитвенно поддерживал всех, исповедуя со строгостью, но и радушием. Время от времени он посещал братий в местах их уединенной молитвы, давая старческие наставления. «Отец Серафим считал главной целью своего приезда в Сухуми, - отмечает архимандрит Рафаил, - духовное окормление пустынников. Свой огромный опыт, молитвенный труд и, главное, свою отцовскую любовь он вложил в это духовное служение. Нередко в сопровождении нескольких спутников посещал он пустынников, проходя среди зарослей, пересекая речки, поднимаясь и спускаясь по склонам гор, проделывая дорогу в несколько десятков километров. Этот труд, непосильный для многих юношей, совершал семидесятилетний старец» (11).
Архимандрит Рафаил, лично знавший старца Серафима и пользовавшийся его духовными советами, интересно и содержательно характеризует житие схиархимандрита Серафима, подробно описывает старческое окормление общины кавказских пустынников.
(Фото №15 Надпись: Глинский старец схиархимандрит Серафим (Романцев) – духовник кавказских пустынножителей)
Братия тайно приходили к нему в Сухуми в позднее полуночное время, имея острую нужду в духовных наставлениях: «Несмотря на то, что особых притеснений мы не испытывали, опасаться различных провокаций, неприятностей и даже высылки старца из города все же приходилось. Идеологическо-полицейский аппарат давил сверху, и поэтому нужны были какие-то доказательства, что антирелигиозная работа проводится. Отказать своим духовным детям во встречах старец не мог, ведь для них он жил. Легкий стук – дверь тихо отворялась, и посетитель быстро заходил во двор дома. Иногда беседы с пустынниками длились всю ночь»(12).
(Фото из книги.разд. «Кавказ» Надписи те же, что и в предыдущей книге. «В память вечную будет праведник» Пс. 3,6). «Истинные монахи из глубины своего уединения светят миру простым образом богоугодного жития своего и живым, действенным словом спасительной жизни (Глинский игумен Филарет).
В ограде храма Святого Благоверного князя Александра Невского в Тбилиси. Слева направо: Архимандрит Модест (Гамов), Митрополит Зиновий (Мажуга), схиархимандрит Серафим (Романцев), схиархимандрит Андроник (Лукаш). Начало 70-х годов.
Духовный облик схиархимандрита Серафима воспроизведен также в книге священника А. Зайцева «Глинская пустынь и ее старцы», к содержанию которой мы обратились, дабы нагляднее показать, откуда почерпнул отец Ахила образец духовной жизни. При внимательном изучении замечаний, высказанных взыскательными читателями после первого издания воспоминаний об отце Ахиле, стало очевидным, что свидетельства отдельных лиц порой неполны, грешат неточностью, содержат мало фактического материала. Обращение к духовному наследию схиархимандрита Серафима (Романцева), который, по утверждению А. Зайцева, «жил и учил словом, примером, добросовестным отношением к своим пастырским обязанностям», позволяет восполнить этот пробел. Особенно ценными являются письма старца, укреплявшего своих чад в скорбях, научающего терпеливому несению скорбей, дающих возможность видеть «горечь греха и сладость благодати» и отличать добро от зла: «Помните и веруйте, что все бываемое от Господа бывает, и влас главы нашей не погибнет без Его святой воли. Терния есть путь всех избранных Божиих. Вспомните Иова, плачущего на гноище, Предтечу, алчущего в пустыне, Петра, распятого на кресте, Саму Преблагословенную Матерь Спаса нашего, стоящую у креста Своего Божественного Сына. Нам ли сетовать и роптать на наши, сравнительно с теми, ничтожные скорби? Скорби, посылаемые от Бога, – верное лекарство, которое исцеляет наши греховные немощи, останавливает в нас действия злых наклонностей. Нет ни одного страдальца, который бы терпел случайно и понапрасну, и нет ни одного бедствия, которое не принесло бы страдающему пользы, не содействовало бы к лучшему. Это лучшее иногда сбывается на земле, но большей частью оно там, на Небе, ибо многими скорбьми подобает нам внити в Царствие Божие (Деян.14, 22)». Чрезвычайно важно стяжание и сохранение в испытаниях сердечного мира, который «выше всего, выше поста и молитвы». Отец Серафим учит молиться за обидчиков, через которых Господь дает венцы, советует избегать любопытства, пересудов, готовя себя «к искушениям, и скорбям, и всякого рода обидам, клеветам и всему тому, что помогает кратчайшим путем достичь Царствия Небесного», призывая во всех испытаниях помнить главное:
1. Считай каждый день последним и проводи его в страхе Божием и с сокрушением сердечным. Сокращай суету, избегай празднословия. Памятуй о Боге и взывай к Нему с покаянием.
2. Не суди и не осуждай никого, иначе себя осудишь. Не разбирай чужих мыслей, дел и кляуз, и сплетен, проходи мимо; это враг старается рассеять тебя и отвлечь от молитвы.
3. Знай Бога, храни Его заповеди, слушай духовного отца. От ближних принимай в душу только доброе, что согласно с заповедями Божиими».
Особое внимание уделяет отец Серафим смирению, без которого человек беден и никогда не может быть покоен в духе, без которого вся великодаровитость человека есть навозная куча». Он учит просить эту добродетель «у Спасителя нашего, Который Своим смирением разрушил всю силу вражию и просветил всю Вселенную», призывает ревновать о мытаревом послушании, увещевает совершать дело спасения без уныния, но и без ложной надежды: «Мы не так ныне живем, как праведные отцы и матери, за то должны в мысли своей осудить себя и сказать: «Горе нашему нерадению, горе нашему ленивству, горе нашему нетерпению, горе нашему непослушанию».
Исполнены глубочайшего смысла поучения отца Серафима о молитве, помогающей хранить память о Боге «среди докучливых, а иногда и устрашающих искушений» и «при себе удерживать это вожделенное присутствие Сладчайшего Господа», помня, «что в непрестанной молитве Иисусовой скрыты тайны Царствия Божия, открывающиеся «только тому, кто находится в непрестанном покаянии, видит себя хуже всех». «Самое правильное в умном делании, особенно в настоящее время и в наших условиях, - это все происходящее принимать как от руки Божией, с благодарностью, и покорно претерпевать всякие скорби». Нельзя относиться к этому великому деланию «нерадиво и без страха Божия, небрежно, невнимательно, неблагоговейно», испытывая раздражение, гневливость, осуждая ближних и тем самым пробуждая недобрые плоды гордости: «тщеславие, самолюбие, спокойно гнездящиеся под кровом нашей молитвы», ибо «такое молитвенное делание будет в опасном положении, не на правильном пути». Для людей мирских «лучше всего и безопаснее проходить первый образ умной молитвы, непрестанно произнося вслух слова молитвы: «Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя, грешного», на всяком месте имея в устах сладчайшее имя Иисусово. «Его всегда ищи, о нем всегда помышляй. Возлюби это, насколько можешь, и получишь от Господа разум и силу… и сподобишься неизреченного в этот и будущий век». Отец Серафим решительно выступал против искусственных приемов, считая недопустимым относиться к молитве как средству достижения необыкновенных духовных состояний, и советовал научиться прежде всего внимать словам молитвы, лишь после обретения этого навыка соединять произнесение слов с ритмом дыхания. Тем, кто пытался соединить Иисусову молитву с сердцем, ввести сердце, как писали делатели этой молитвы, отец Серафим говорил о необходимости предварительного очищения сердца от страстей, особенно от гордости, а это – труд всей жизни. Если же взяться за преждевременное соединение ума и сердца в молитве Иисусовой, то можно вызвать усиление страстей, «впасть в помыслы», как называют это святые отцы и закончить психическим расстройством, виною чему явится не молитва, а самомнение неопытного и непослушного «молитвенника».
Молитвенное правило отец Серафим давал каждому индивидуальное, учитывая его внутреннее устроение, душевное состояние и жизненные условия. Одним добавлял к ежедневным обязательным молитвословиям акафисты и каноны, советовал чаще читать Псалтирь, другим благословлял сокращать утренние и вечерние молитвы, вычитывая остальное в течение дня. Не давая никому ни непосильных правил, ни трудных послушаний, он предупреждал не злоупотреблять ночной молитвой, соизмеряя силы с возможностями. Желающим обрести навык к Иисусовой молитве благословлял вычитывать пятисотницу. Пустынножителям вместо пятисотницы благословлял вычитывать 30 четок (20 – Иисусова молитва и 10 – «Пресвятая Богородице, спаси нас, грешных»). Умное делание благословлял начинать с прочтения книги епископа Феофана «Письма о духовной жизни», предостерегавшей от ошибок путем обращения к святоотеческому наследию. Читать советовал книги святителей Феофана и Игнатия, святого праведного Иоанна Кронштадтского. Критически относясь к творениям отцов Западной Церкви, справедливо полагал, что они могут смутить верующих неправославной направленностью, возбудить игру воображения, увлечь на внешний, неспасительный путь. Твердо соблюдая устав, он неоднократно подчеркивая особую важность послушания духовнику для людей образованных, склонных переоценивать свои возможности и привязанных к сложностям и нестроениям личной и общественной жизни, которым сложнее всего постигать «науку смирения». Людям же простым давал совет избегать всяческих ссор, хранить мир, послушание Церкви, усердие в молитве.
Отец Серафим предостерегал от бесовской прелести, проявлявшейся в ложных чудесах, «откровениях», «видениях», которые люди, обуреваемые гордыней, охотно принимали в подтверждение своей мнимой исключительности. Опасность поверить в них была велика, ибо гордое сердце верит только себе и не принимает ни обличений, ни предостережений, ни указаний на возможное тяжкое искушение. Сугубые телесные подвиги: ношение власяниц, вериг, неоправданно строгий пост, по его мнению, были также душевредными для сердец, пораженных гордостью, усиливая и обостряя этот порок. Важным духовным деланием, усвоенным в Глинской пустыни, считал он откровение помыслов, прибегать к которому советовал не только монашествующим, но и мирянам. Особое внимание уделял старец монахам Глинской пустыни, рассеянным после закрытия обители, всячески опекая их, прививая чувство единства, советуя посещать святые места, где часто бывал сам. Иногда он благословлял молиться с четками не только монахов, но и мирян, предупреждая, что правило, данное при этом, нужно исполнять. Обычно после исповеди налагал епитимью - поклоны, которые можно было разделить на части, но выполнить нужно было обязательно. Давая благословение на брак, он серьезно и строго требовал обещания ни при каких обстоятельствах не убивать детей.
Будучи чрезвычайно одаренным духовно, отец Серафим продолжал оставаться в общении с людьми смиренным и кротким, во всем любил простоту, искренность, ясность, стараясь отвечать на заданные вопросы, изумляя скромностью, деликатностью, нежеланием кого-либо затруднить. Принимая множество людей, он мог оценить каждого, разобраться и дать совет по любому вопросу, сообразуясь со священным Писанием и творениями Святых Отцов. Даже если спрашивали о пустяках, отвечал, хоть и через силу, стремясь не обидеть собеседника. Не зная отца Серафима в лицо, не всякий мог узнать в скромном на вид простеце знаменитого старца, молитвенника, благодетеля многочисленных обителей и храмов, который, совершая милостыню тайно, и своим помощникам не благословлял афишировать дела милосердия.
«Отец Феодосий, по словам иеромонаха Мардария, - тоже с ним встречался. Все приезжали к нему. Один раз монахи пришли к батюшке Серафиму, чтобы навестить его, и это запомнилось надолго, потому что мы редко выходили. Батюшка был всегда рад нам, рыбку, гостинцев, денег даст и говорит: «Ну, теперь отправляйтесь в свои кельи». Любил он пустыню, сам на Барганах жил сколько лет…»
Старец часто вспоминал годы, проведенные в горах. Его живые, непосредственные рассказы о жизни пустынножителей, вынужденных защищать посевы от медведей при помощи пустых консервных банок, связанных таким образом, чтобы шум отпугивал зверя, вызывали у слушателей неослабевающий интерес.
Духовный облик схиархимандрита Серафима ярко проступает в воспоминаниях духовной дочери старца, монахини Марии, тяжело заболевшей и отправленной на лечение в родной город Таганрог. Лежа дома неподвижно, она молила угодников Божиих и чтимых ею старцев об исцелении, и однажды, после усердной молитвы, увидела в окно отца Серафима, вошедшего в калитку и перекрестившего дом. Ситуация прояснилась через несколько часов, когда пришедшая проведать ее монахиня принесла просфору, переданную отцом Серафимом, и рассказала, что он действительно был в это время в Таганроге проездом из Москвы в Сухуми. Узнав от встретивших его на вокзале духовных чад о ее нездоровье, он повернулся в сторону ее дома и на расстоянии перекрестил его, а спустя несколько дней явился Марии в тонком сне и строго спросил, почему она не едет к нему. Получив на следующий день письмо с благословением отправляться в Сухуми, она, несмотря на строжайший запрет врачей, немедленно отправилась в путь, удивительно легко перенеся дорогу. Отец Серафим встретил ее лично, и уже на другой день, набрав две тяжелые сумки, каждая из которых весила не менее 10 килограммов, благословил мать Марию вместе с послушницей отнести эти сумки в горы пустынникам. Выполнив послушание, монахиня с изумлением обнаружила, что болезнь окончательно отступила.
Однажды отец Серафим направил монахиню Марию в Тбилиси, к митрополиту Зиновию. Увидев владыку, матушка выронила чемодан: она узнала старца, посетившего ее в тонком видении во время пребывания в больнице в тяжелейшем состоянии. Старец явился вместе с преподобным Серафимом Саровским и дал ей просфору с изображением Иверской Божией Матери. Преподобный Серафим сказал: «Иди и служи у этого старца на Афоне». Первые слова, с которыми обратился митрополит Зиновий к монахине, прозвучали как благословение служить в Иверском приделе Божией Матери…
Святейший Патриарх Алексий, высоко ценивший подвижника, за ревностное служение Святой Церкви, наградил его в 1957 году наперстным крестом. В 1960 году отец Серафим был удостоен сана игумена, а в 1975 году митрополитом Сухумским и Абхазским Илией, в настоящее время являющимся Святейшим и Блаженнейшим Католикосом-Патриархом всея Грузии, был возведен в сан архимандрита.
До конца дней отец Серафим сохранял бодрость духа и ясность ума, крепкую веру в Бога и глубокое молитвенное чувство. Он обладал даром непрестанной молитвы и особым талантом принимать исповедь. Однако немощи плоти постепенно брали свое.
18декабря 1975 года, во время всенощного бдения в канун праздника Святителя Николая отец Серафим почувствовал сильное недомогание. Когда он слег, то, будучи в здравом уме и трезвой памяти, непрестанно вслух читал Иисусову молитву, а изнемогая, просил находившихся при нем чад продолжать чтение. В течение двух недель он ежедневно причащался Святых Христовых Тайн. 31 декабря, предчувствуя кончину, попрощался со всеми, сказав: «О чем я молился всю жизнь и чего искал, то открылось сейчас в моем сердце; моя душа исполнилась благодати», прекратив затем всякое общение с окружающими. 1 января 1976 года старец мирно предал дух Господу.
В воспоминаниях отца Мардария мы находим еще одно приснопамятное имя. «Зиновий вначале в Тбилиси был и приезжал, когда епископом стал. Поскольку он был русский, то это произошло не сразу. Сначала были грузинские епископы, а когда их не стало, тогда уже его поставили». Упоминаемый старец Зиновий, известный как митрополит Зиновий (Мажуга) в схиме – Серафим, окормлял православные приходы Грузии. То, что он стал митрополитом в пределах Грузии, где признавали только своих, свидетельствует о его несомненной духовной одаренности. Будучи прозорливым духовным наставником, он помогал всем, кто нуждался в совете и назидании. В настоящее время идет сбор материалов для его канонизации.
Родился старец в 1896 году, с 1914 года был насельником Глинской пустыни, подвизался в Драндском Успенском монастыре, служил в Сухуми, Ростове-на-Дону, был репрессирован и отбывал срок в Беломоро-Балтийских лагерях. Некогда, в бытность его послушником, забредший в Глинскую пустынь юродивый, взглянув на него, воскликнул: «Это большой человек, я недостоин стоять около него, это – святитель, архиерей».
Действительно, монашеская судьба владыки Зиновия сложилась удивительным образом. Совершая с 1942 года богослужения в храмах Грузии, уже с 1952 года стал членом Синода Грузинской Православной Церкви, с 1956 года – епископом, а в 1972 году был поставлен в митрополиты. Митополит Зиновий прожил долгую жизнь, исполненную труда и молитв, а на закате дней принял великую схиму и был погребен в 1985 году в храме святого Александра Невского в Тбилиси.
Владыка Зиновий сердечно любил Иверию, первый удел Богородицы, глубоко почитал святых Грузинской Церкви и пользовался авторитетом среди ее чад. Именно он приютил на Кавказе Глинских старцев после разорения обители, дав им архипастырское благословение на благие дела. В вышеупомянутой книге В. Лялина «Птицы Небесные» автор рассказывает, как, мечтая повидать владыку Зиновия, он встречается у церковной ограды со «стареньким монашком», который «одет неважно: на голове поношенная скуфья, ряса серенькая потертая, на ногах лапти», а в руках – простой посох. «Эх, думаю, какой-то пустынник с гор из бедного скита». В итоге старичок оказался тем самым митрополитом, к которому он стремился попасть!
«Я видел наших ленинградских митрополитов в черных шелковых рясах, в белых клобуках, с алмазными крестами, с драгоценными посохами в руках, как их с почтением принимали из черной лакированной машины, вели под руки в храм со славой колокольного звона, …а они милостиво, обеими руками, раздавали народу благословение. А тут бедный старенький монашек с посохом и в лаптях» (13).
Глинские старцы окормляли пустынников именно по благословению митрополита Зиновия, пребывавшего в то время в сане епископа. Как муж богомудрый и украшенный многими добродетелями и духовными дарованиями, он пользовался любовью Первосвятителей и иерархов Грузинской и Русской Церквей. Его уважали Святейший Католикос-Патриарх Каллистрат, а затем – сменивший его Патриарх Мелхиседек, личность необыкновенная и выдающаяся. Общеизвестно, что они высоко ценили подвиг пустынножителей и взаимно молились друг за друга. Среди тех, кого он постригал в монашество, был и нынешний Святейший и Блаженнейший Католикос-Патриарх всея Грузии Илия II, которому Владыка уже тогда предсказал его будущее патриаршье служение. Святейший Патриарх Илия до сих пор вспоминает о том, как много лет назад, постригая его в монашество, владыка Зиновий пророчески сказал, что он станет патриархом, что по истечении времени исполнилось. Будучи постриженником митрополита Зиновия, Патриарх оказывал помощь пустынникам, с вниманием и участием относясь к ним и подавая архипастырское благословение на благие дела, а о самом владыке отзывался следующим образом: «Владыка Зиновий является великим светильником Православия, носителем Божественной благодати, и источающееся отсюда не земное, а Небесное тепло собирает вокруг него столько духовенства, столько верующих». Благодаря духовной чуткости этих выдающихся архипастырей владыке Зиновию удалось принять в Грузии под свой омофор опальных Глинских старцев во время гонений и всемерно помогать монахам, подвизавшимся в пустыни. Любовь к молитве, дух ревности о Господе, стремление к аскезе роднили его с пустынножителями, ибо и сам он в некогда нес подобный подвиг, живя в уединении среди неприступных гор. Он хранил память об этом, пребывая в молитвенном единении с отшельниками. Следует отметить, однако, что после конфликта между Грузией и Абхазией, спровоцированного политиками, межцерковные отношения в этом регионе значительно осложнились, вследствие чего влияние Грузинского Патриарха ослабело.
Митрополит Зиновий, будучи необычайно сердечным, радушным и гостеприимным, стремился всех духовно утешить. Окружающие относились к нему с большим уважением и благодарностью, удивляясь сочетанию в нем величия иерарха и смирения монаха.
Владыка Зиновий был немногословным, высказывался только по конкретному поводу, никогда не перебивая говорившего, не споря с ним, а смиренно выслушивая до того момента, когда собеседник по его молитвам сам осознавал неправоту и делал выводы. Его беседы, исполненные истинного смирения и любви, и в то же время пронизанные твердой уверенностью, согревали сердца людей, отверзали им очи души, просвещали разум, приводили к раскаянию, душевному миру, духовному возрождению. Человек степенный, он все делал без поспешности. Ежедневно утром и вечером приходя в храм на богослужение, он вынимал частицы за всех, кого знал и кто просил помолиться. Часто служил сам, и только нездоровье было причиной его отсутствия в храме, но если хватало сил встать с постели, обязательно бывал с молящимися. В случае немощи он келейно, не прибегая к чьей-либо помощи, почти наизусть прочитывал не только монашеское правило, но и все церковные службы суточного круга. Имея непрестанную Иисусову молитву, он подавал исполненные опыта советы относительно ее делания. Чаще всего молился он перед келейными иконами Божией Матери Целительницы и Рождества Пресвятой Богородицы Пустынно-Глинской. Непрестанное молитвенное бдение и еженедельное, а в праздники и более частое причащение Святых Христовых тайн, а также сердечная чистота давали молитвам старца-святителя особое дерзновение и силу, о чем свидетельствуют многочисленные воспоминания его духовных чад. Имея дар непрестанной молитвы и духовного прозрения, как человек проницательный, он не просто давал советы, а открывал волю Божию, личным примером научая принимать скорби и болезни, видя во всем Преблагой Промысл Божий, призывая к терпению, молитве, упованию на Бога. При всей внешней легкости жизни владыке Зиновию приходилось терпеть многое: скорби, неурядицы, непонимание, зависть, клевету, постоянные болезни, не поддающиеся лечению, и все удивлялись его благодушию и терпению. Вспоминая о горестных обстоятельствах своей жизни, он говорил, что никогда не скорбел, радуясь испытаниям, непрестанно молился, благодарил свою Небесную Покровительницу за то, что Она сподобила его трудиться в Своем земном Ее жребии - Иверии. Его духовный друг, схиархимандрит Андроник, однажды сказал: «Владыка Зиновий прошел через всю жизнь и, как алмаз, не имеет ни единого пятна».
К старцу-митрополиту могут быть в полной мере отнесены слова Спасителя: «Иже сотворит и научит, сей велий наречется в Царствии Небесном» (Мф.5, 19). Владыка Зиновий учил собственном примером, как понимать Евангельское учение, как его исполнять и как врачевать душевные немощи, учил «от Святых Отец», следуя заповеди Апостола: настой благовремение и безвремение, обличи, запрети, умоли со всяким долготерпением и учением (2.Тим. 4,2). Для всех, кто знал его, он был как бы живой книгой. Основными принципами духовного окормления были усердная молитва, духовное рассуждение и долготерпение. На примере владыки Зиновия – корня, на котором произросли многие плодоносные ветви, видно, каковы должны быть отношения между пастырем и паствой. Вся его жизнь, действия, слова, советы удивительно подтверждают слова Апостола: «Для всех я сделался всем, чтобы спасти, по крайней мере, некоторых (1Кор. 9,22). Он советовал духовным чадам в дополнение к Иисусовой молитве читать по четкам правило ко Пресвятой Богородице. На вопрос одного из чад, какие молитвы к Божией Матери он мог бы рекомендовать, он назвал «Богородицу», объемлющую в себе все: «Вдумайтесь, - произнес еще раз эту молитву, - «Богородице Дево, радуйся…»
Окружавшие его люди были его семьей, и старец никогда один даже не садился за стол. К одним он был снисходителен как любящая мать, к другим - требователен как строгий отец или неподкупный судия, по слову брата Господня: «К одним будьте милостивы, с рассмотрением, а других страхом спасайте (Иуд.1,22-23). Терпеливо выслушивая человека, стараясь войти во все его скорби, старец-митрополит советовал что-либо, руководствуясь Священным Писанием, Правилами Соборов, Святых Отцов, старческими наставлениями, воспринятыми им еще в Глинской пустыни. В такой душеполезной беседе посетитель получал и утешение, и вразумление, и наставление. Рассудительность старца-святителя Зиновия проявлялась также и в том, что он, обладая даром различения духов, видел и обличал в людях состояние прелести, разъясняя им тонкое вражье действие во время молитвы. Опытно познав порядок духовной жизни, старец-святитель учил новоначальных азам духовного делания, а более опытных - совершенным добродетелям. Вначале подавались уроки отсечения своей воли, терпения, самоукорения, послушания, что давало возможность приобрести смирение – хранилище всех добродетелей. Последним же, преуспевающим в духовном делании, он давал советы, как принимать откровение помыслов от приходящих, как утешать и ободрять их, крепко держась при этом смирения и вменяя себя ни во что.
Смиренное сознание святителя, что через него действует благодать Божия, изобильно подаваемая по вере тех, кто обращался за духовными советами и наставлениями, не позволяло гордыне проникнуть в его христолюбивую душу. Он говорил: «Вы и сами знаете, что я из низких людей и не заслуживающий о Господе внимания, хотя с одной стороны, ради заповеди Божией, обязан требующим, по вере их советовать в случающихся с ними затруднениях, по свидетельству Святых Отец». Владыка часто повторял: «По вере вашей будет вам». Приводя людей к Богу, помогая им в духовном возрастании и соединении с Ним, сам он оставался как бы в стороне. Чрезмерную, отнюдь не духовную привязанность чад к нему старец обличал и учил не надеяться на князи, на сыны человеческие (Пс. 145, 3), а искать помощи у Воскрешающего и мертвых душой. Никому не навязывая строгого исполнения уставных правил или дополнительного молитвенного подвига, он не требовал этого даже от келейников. Сам же неукоснительно выполнял все без малейшего послабления, прося лишь о том, чтобы в это время ему не мешали и не перебивали. В час или два ночи он в полной тишине приступал к молитвенному деланию. Если в это время просыпался келейник и просил лечь, он говорил: «Иди спать, не отвлекай, мне еще много надо успеть сделать».
Никого не осуждая, в качестве назидания он мог рассказать подходящие случаи из собственной жизни, и люди, пришедшие с вопросами, раскаянием или недоумением, видели в этом повествовании себя и исправлялись. Внимание и усердие духовных чад старец-митрополит стремился направить на молитвенное делание – своеобразный барометр духовной жизни, давая наставления и для словесной, и для умной молитвы. Благодаря такой заботе, внимающие старцу благополучно миновали опасности, встречающиеся на пути тех, кто идет к вершинам умно-сердечной молитвы, научившись в совершенстве исполнять церковные службы и требы. Не отвергая значения внешних подвигов, старец предостерегал от упования только на них и призывал держаться благоразумной умеренности и рассудительности. Так, он не благословлял на некоторые чрезмерные подвиги особенно ревностных монахов, предупреждая, что они несовместимы с условиями приходской жизни в миру.
Не только духовная жизнь пасомых, но и их семейный и бытовой уклад не оставались без внимания и совета старца. Ему хорошо была знакома жизнь и простого народа, и богатых людей, и интеллигенции, и военных. Плоды его неустанной попечительности проявились в духовном общении его чад, особенно среди клириков и мирян храма Александра Невского, составивших одну семью. Смирение, умение уступать друг другу отличало священнослужителей и прихожан этого храма. В Александро-Невском храме наставляли не столько словом, сколько собственным примером. Видя высокую духовную жизнь прихода, новички также изменялись, сохранив и взрастив семена, посеянные в сердцах добрым пастырем – митрополитом Зиновием. Братская любовь, взаимная благорасположенность окружающих его людей и вообще всех духовных чад была лучшей наградой для владыки. Ничто так не огорчало благостного старца, ни о чем он так не печалился и не скорбел, как о несогласиях или вражде между людьми. Общаясь со множеством народа, он всегда пребывал невозмутимым, как бы недоступным для мирского духа. При искреннем расположении ко всем, ни к кому, однако, не прилеплялся особенной любовью, даже к приезжавшим к нему внучатым племянникам, всем оказывая равное почтение. И если своим домашним, ученикам, секретарю и келейникам старец говорил и объяснял больше, то только потому, что они могли это вместить, ибо и Сам Господь, изъясняясь с народом притчами, с учениками наедине говорил неприкровенно (Мк.4,34). Отличаясь непостижимым терпением, старец почти непрерывно пребывал на людях, выслушивая их скорби, нужды, беды, искушения, не проявляя при этом ни тени гнева, раздражения или неприязни. Старец терпел при себе и тех, кого отовсюду гнали. Трудясь во Славу Божию во имя пользы ближних, вверяя спасение всех Отцу Небесному, он никогда не делал что-либо страха ради иудейска. Полагаясь лишь на Господа, Его Пречистую Матерь и Ангела-Хранителя, он вверил Их незримому водительству себя и пасомых им чад, оставаясь непоколебимым при нападении врагов видимых и невидимых, подобно скале посреди обуревающих ее волн.
Как любящий отец, старец Зиновий позаботился и о будущем своих духовных детей. Он воспитал преемников, передав им своих подопечных: некоторых при жизни – «из полы в полу», а других – после смерти. Разумеется, существовала и обратная связь. Его чада имели безоговорочную детскую веру к нему и его словам, по которой получали огромную духовную пользу. Доверие к старцу, порой удивлявшее и его самого, проявлялось в том, что никто не скрывал своих душевных тайн или греховных дел: чада стремились к отсечению собственной воли, поступая по совету и наставлению старца, не споря и не прекословя, ибо лишение возможности общения с ним было самым страшным наказанием. Плоды же общения были обильными и душеспасительными. Так, молитвами владыки Зиновия, его трудами и наставлениями духовно расцвела Ольгинская женская обитель в городе Мцхета, настоятельницами которой как при жизни старца, так и по его блаженной кончине были его чада. Действенную помощь он оказывал также практически всем монастырям, находящимся в Грузии. Русские православные общины в Грузинской Церкви обязаны ему не только благоустройством храмов, но и неусыпаемым отеческим окормлением. Многие священнослужители, рукоположенные по его ходатайству в священнический сан, по сей день служат на приходах Грузии. Глубокая преемственная связь, идущая от Паисия Величковского, нашедшая продолжение через игумена Филарета (Данилевского) возродилась через старца-митрополита не только на благословенной Иверской земле, но и в России, где его знали и любили. Воплотив в себе благодатные дары Духа, он изобильно излил их на иссохшие, страждущие сердца народов Грузии и России в безбожном ХХ веке. Велико число иноков и мирян, обретших его святительским попечением путь ко спасению, которым он по праву мог повторить вслед за Апостолом: «Вы – дети мои, для которых я снова в муках рождения, доколе не изобразится в вас Христос» (Гал.4, 19). Его преемники стали достойными продолжателями этого благого дела, обильно поливая насажденные им семена, которые Господь бережно взрастил…
В последние годы жизни владыка реже совершал богослужения, однако уклад жизни не изменил до самой кончины, предчувствуя которую спешил делать добро. Отличаясь нестяжательностью, пожертвованные ему вещи или деньги он передавал нуждающимся, никогда не вспоминая об этом впоследствии, по Евангельской заповеди, чтобы левая рука не знала, что делает правая (Мф. 6,3). Все, кто знал его, по-прежнему ощущали силу его молитв. Сам же старец прикровенно, а порой и открыто говорил о великом часе, когда предстанет пред Богом, готовясь к которому он принял Великую схиму с именем Серафим в честь печальника земли Русской – преподобного Серафима Саровского.
1 августа 1984 года, в день памяти преподобного Серафима, он почувствовал слабость в ногах, и с тех пор уже не покидал келью за исключением дня памяти святителя Николая 19 декабря, когда старец принял участие в праздничном молебне – в последний раз на этой бренной земле… Перед кончиной ему было видение, от которого душа подвижника исполнилась великой радостью о Господе: келью его посетило множество детей. Сейчас, спустя несколько десятилетий, можно с уверенностью сказать, что видение было пророческим: духовные дети владыки помнят своего наставника и постоянно посещают дорогую могилу, веря, что и он не забывает о них у престола Господня.
Господь открыл владыке Зиновию час кончины, и он позаботился, чтобы в этот великий час с ним рядом были оставшиеся в живых сподвижники, находившиеся в Абхазии со времени закрытия Глинской пустыни: игумены Филарет (Кудинов) и Вениамин (Селиванов). Кончина его была «безболезненной, непостыдной, мирной»: старца пособоровали, причастили, и во время чтения канона на исход души он тихо отошел ко Господу, приняв венец правды, уготованный ему Праведным Судией в день оный (2 Тим. 4,7-8). Святейший и Блаженнейший Католикос-Патриарх Илия II при погребении старца-митрополита выразил чувства его духовных чад словами псалмопевца Давида: «В память вечную будет праведник» (Пс. 111,6).
Скорбь его осиротевших чад воплотилась в стихотворных строках, которые Господь положил на душу неизвестному автору:
Из Российского края кротким голубем ты
В этот храм святой прилетел.
Окрыленный душой, презрев тлен суеты,
Благ Небесных себе восхотел.
Ты теперь воспарил в Горний радостый мир,
Ныне – вышних Небес гражданин.
Помолись там о нас, не забудь и прости,
Схимитрополит Серафим.
Ближайшими сподвижниками митрополита Зиновия были известные своей высокой духовностью Глинские старцы – схиархимандрит Андроник (Лукаш; +1974) и схиархимандрит Серафим (Романцев; +1975). Схиархимандрит Андроник с 1961 года и до самой кончины жил в Тбилиси и находился под непосредственным попечением владыки Зиновия. После кончины отца Андроника митрополит Зиновий часто посещал его могилу на Грмагельском городском кладбище и приготовил место для своего погребения рядом с ним. По решению Священного Синода Грузинской Православной Церкви митрополита Зиновия погребли в храме во имя святого благоверного князя Александра Невского.
Следует отметить, кстати, что старцы Глинской пустыни всегда поддерживали связь с обителью преподобного Сергия, благословляя обращаться (особенно после закрытия пустыни в 1961 году) к духовнику Лавры схиархимандриту Кириллу. Когда отец Серафим (Романцев) бывал в Москве, то старался встречаться с отцом Кириллом. И владыка Зиновий при посещении столицы и Лавры считал своим долгом повидаться с отцом Кириллом. В свою очередь, отец Кирилл, приезжая на Кавказ, бывал у владыки Зиновия. Моменты их встреч, бесед запечатлены на многочисленных фотоснимках, хранившихся у владыки Зиновия и у отца Кирилла. Один из снимков воспроизведен в книге.
Помимо отца Серафима и приснопамятного владыки Зиновия (Мажуги), почитаемыми старцами были подвизавшиеся здесь отец Андроник (Лукаш), архимандрит Модест (Гамов) – последний настоятель пустыни, архимандрит Пимен, иеромонах Филарет (Кудинов), иеромонах Николай. Промыслительность сосредоточения в этом благословенном Богом месте цвета старчества стала очевидной, когда старцы сыграли важную роль в формировании поселения монахов-пустынников, благословив их на уединенное жительство и взяв под сугубое покровительство. При кажущейся свободе жизнь братии в горах Кавказа строго регламентировалась келейным правилом, индивидуальным для каждого, во всем была иерархичной. Находясь в полном послушании у старца, пустынножители отсекали собственную волю и без отеческого благословения никого не принимали в общину и ничего самочинно не делали, не испросив предварительно совета старца. Такое завидное послушание приносило добрые плоды. Питаясь благостными токами старческой молитвы, иноки успешно продвигались по духовной лествице, постепенно освобождаясь от страстей и навыкая в умном делании.
Одним из Глинских старцев, по благословению которых управляли свою жизнь монахи в горах Кавказа, был, по воспоминаниям, отец Андроник (Лукаш, 1889-1974 гг.) - затворник, пустынник, по духу близкий раннехристианским подвижникам. Именно у него окормлялись, обретая навык сугубой молитвы, будущие старцы - отец Ахила и отец Исаия (Коровай), с благодарностью вспоминавшие о том, как старец учил их добывать навык непрестанной молитвы.
Архимандрит Рафаил подробно описывает духовный облик отца Андроника, сравнивая его с вышеупомянутым отцом Серафимом: «Оба старца были похожи и не похожи друг на друга. Отец Андроник вел полузатворническую жизнь в Тбилиси, в доме митрополита Зиновия (Мажуги). В келии на аналое у него всегда лежала раскрытая Псалтирь. Старец старался исполнять устав Глинской пустыни, а затем в свободное время читал Псалтирь. Оба старца хотели сохранить единство братии Глинского монастыря, которая была рассеяна и разбросана по всей огромной стране. И действительно, монахи Глинской пустыни знали, что они всегда найдут помощь и приют у митрополита Зиновия и у обоих старцев» (14).
Старец проявлял удивительную самоотверженность. Своих духовных детей из братии он принимал в любое время и был очень внимателен к каждому, несмотря на то, что молитвенное правило у него было чрезвычайно большим: молился он практически не переставая. Так, вечером батюшка прочитывал пять глав Евангелия, одну четку с тридцатью поклонами, клал отдельные поклоны Спасителю, Матери Божией, Ангелу-Хранителю, Святому Архистратигу Божию Михаилу, святому Пророку и Крестителю Господню Иоанну, святому Апостолу Иоанну Богослову, преподобному Андронику, святым Апостолам Петру и Павлу, Андрею Первозванному, Луке, Марку, Матфею, святым пророкам Илие и Моисею, святым праведным Иоакиму и Анне, Захарии и Елисавете, Симеону Богоприимцу и пророчице Анне, святителям Христовым Василию, Григорию, Иоанну Златоусту, Николаю, Алексию, Феодосию, Иоасафу, Гермогену, Петру, Арсению, Стефану, великомученикам Пантелеимону, Георгию, Иоанну Воину, Димитрию Солунскому, Нестору, Гурию, Самону, Авиву, великомученицам Варваре, Екатерине, Параскеве, Акилине, Татиане, Вере, Надежде, Любови, Софии, мученице Фомаиде, святым равноапостольным Марии Магдалине, Нине, Фекле, преподобным Сергию Радонежскому, Серафиму Саровскому, Иоанну, Тихону Калужскому, Афанасию Великому, Пахомию Великому, Варлааму, Иоасафу, Авениру, Мартиниану, Иоанну Многострадальному, Алексию, человеку Божию, Симеону Верхотурскому, Иову Почаевскому, преподобной Марии Египетской, святым благоверным князьям Александру Невскому, Владимиру, Царю Константину и царице Елене. После этого он клал поклоны за настоятеля, своих духовных чад, близких, за умерших братий и почивших сродников. Спать ложился на очень короткое время, а в два часа ночи вставал, говоря: «Томлю томящего мя» и неспешно совершал пятисотное правило, делая поклоны с благоговением и вниманием, после чего по четкам молился святым угодникам, затем переходил на чтение Евангелия, Псалтири с помянником и акафиста. Любил читать «Службу по вся дни», которая была с ним и в ссылке, и в лагерях.
В упоминавшейся ранее книге В. Лялина «Птицы Небесные» содержатся, в частности, воспоминания отца Андроника о прошлом, свидетельствующие о его исповедничестве: «В 1915 году: три с половиной года в плену у австрийцев – раз, в 1923 году большевики сослали на Колыму на пять лет, а за что?! Пришла ко мне раз прихожанка, плачет, что все церкви закрыты, колокола перестали звонить, и я ее утешил: «Бог даст, и зазвонят». Кто-то услышал и донес. Это – два! В 1939 году опять был осужден и сослан в лагерь на Колыму. Страшное дело: полярный холод, голод и тяжкие работы. И я был там почти 10 лет. Это – три!» (15).
В 1961 году, после закрытия Глинской пустыни, где он подвизался на протяжении ряда лет, отец Андроник переехал в Ставропольскую епархию к своему бывшему келейнику, отцу Павлину. Когда последний отправился на учебу, батюшка переселился в Тбилиси, на попечение митрополита Зиновия, уже тогда бывшего иерархом Грузинской Православной Церкви. Его ревность о Господе была безпримерной: в храме Александра Невского отец Андроник служил, исповедовал, помогал на проскомидии, читал записки и даже оставался за сторожа. По окончании Божественной литургии и треб он уединялся и читал Евангелие. Позже владыка Зиновий нашел ему домик в городе, в котором и прошли последние годы жизни старца. Но и тогда батюшка продолжал так же самоотверженно трудиться в храме, взяв за правило каждую ночь перед Божественной литургией оставаться в нем, и, не смыкая глаз, молиться до рассвета. За свою богоугодную жизнь он сподобился дара прозорливости, чему сохранилось немало свидетельств. Так, одна из посетительниц Глинской пустыни, побывавшая в ней еще до закрытия и сподобившаяся встречи со старцем, хотела пожаловаться отцу Андронику на трудности жизни без духовного руководителя, однако он в это время спешил, провожая кого-то. Проходя мимо нее, как бы между прочим он четко и внятно произнес: «Руководителей сейчас нет. Книги, книги читай!»
Священноначалие отметило сугубую ревность отца Андроника: в 1963 году по благословению Святейшего Патриарха Алексия митрополитом Тетрицкаройским Зиновием он был возведен в сан архимандрита, однако глубочайшему смирению ни разу в течение одиннадцати лет после поставления, до самой кончины, не надел митру.
На территории храма святого Александра Невского отец Андроник пребывал практически постоянно, с утра на литургии, а после обеда до вечернего богослужения, в часовне, где он общался с приходившими к нему посетителями, исповедуя и утешая страждущих, давая им мудрые духовные советы, черпаемые из Божественного Писания и святоотеческого опыта. Духовные чада старца сугубо запомнили приводимые им поучительные примеры того, как бывает наказан человек за гордость и осуждение, - пороки, которые всегда были чужды смиренному и кроткому старцу. Он считал, что нет ничего, хуже гордости, которая хуже блуда и сребролюбия, ибо через нее светлые Ангелы сделались бесами. Люди же, предаваясь гордости, уподобляются демонам, которые более всего боятся смирения. Богу приятнее смирение грешника, чем гордость праведника. На вопрос. что должен делать монах в своей келье, отец Андроник отвечал: «Плакать. Посади дерево и не поливай - оно засохнет. Так и монах, сидя в келье, к молитвенному правилу должен добавить слезы. Под деревом разумею молитву, а под поливанием – слезы, которые нужно просить у Господа: «Даждь ми слезы и память смертную». Иначе нас ожидает ад». На вопрос о том, что есть страх Божий, старец отвечал: «Ничего не делать по своей воле, на всяком месте ощущать присутствие Божие, потому и делать все как перед Богом, а не перед людьми».
В беседах старец часто обращался к святоотеческому опыту, приводя назидательные примеры из житий святых угодников Божиих. Он собственноручно выписывал из Священного Писания и святоотеческих творений назидательные места, размножал эти записи и раздавал духовным чадам. Возможно, именно у него и позаимствовал отец Ахила это богоугодное стремление заботиться о людях, предупреждать, вразумлять их, предостерегать от неверных действий. Иногда для большей убедительности он даже стучал по лбу пальцем, чтобы надежнее «вбить» нужную мысль в голову, делая это, однако, с заботой и доброжелательностью, иногда даже с нежностью. Господь не оставлял паству в неведении о духовных дарах старца. Так, староста храма поделился воспоминаниями о примечательном случае, свидетелем которого он невольно стал во время ночного дежурства перед Божественной литургией. В два часа ночи он с изумлением увидел, как храм, который он собственноручно закрыл на ключ, оставив лишь отца Андроника, возлагавшего поклоны перед праздничными иконами, наполнился прихожанами, молившимися вместе со старцем, и опустел лишь после окончания молитвы. Очевидно, вся полнота Церкви Небесной сослужила подвижнику во время его сокровенных молитвенных трудов. Неслучайно одним из главных духовных заветов старца монашествующим чадам было благословение, по словам Господа: «Бдите и молитесь» (Мф. 36,41) «Непрестанно молитесь» (1 Фес. 5,1), ежечасно бодрствовать, пребывая в непрестанной молитве и помышляя о смертном часе и адском пламени, уготованном для грешных. Он постоянно напоминал, что войти в Царствие Небесное можно только путем многоразличных скорбей, живя разумно, чисто, постоянно каясь и молясь, чтобы не постигла внезапная смерть.
Нередко к старцу приходили иноки из других монастырей, и даже из Троице-Сергиевой Лавры, и батюшка с радостью принимал их и без лености поучал добрыми делами, послушанием, кротостью и смирением исполнять заповеди Господни. Посещали его и студенты Московских духовных школ, семинарии и Академии, которых он благословлял учиться закону Божию, хранить чистоту сердца, чтобы «одежда души – истинная вера, молитва, слезы, воздыхание и покаяние» всегда пребывали с ними. В ответ на вопрос, как поступать с теми, кто опечаливает или раздражает, он твердо отвечал: «Не видь и не слышь». Старец рекомендовал каждому монаху и мирянину читать 17 кафизму и, по окончании ее, помянник, начиная со слов прошения к Господу о спасении обидчиков. «Спаси, Господи, и помилуй ненавидящие и обидящие мя, и творящие ми пакости, и не остави их погибнути мене ради грешнаго… Спаси, Господи и помилуй, их же аз безумием моим соблазних и от пути спасительного отвратих, к делом злым и непотребным приведох, Божественным Твоим Промыслом к пути спасения паки возврати. Отступившия от православной веры и погибельными ересьми ослепленныя, светом Твоего познания просвети и Святой Твоей Апостольской Соборней Церкви причти».
Отец Андроник наставлял, используя яркую, образную символику, речь его изобиловала пословицами: «Живи тише воды и ниже травы – и спасешься!», почитая в каждом человеке образ и подобие Божие и молясь за всех непрестанно. Один священноинок вспоминал, как, исповедуя его, отец Андроник на нем разрешал не только его собственные грехи, но и прегрешения монахов и пустынников и всех скорбящих, говоря, что они просят на молитве поминать их. В последние годы он часто говорил ученикам: «Вручаю вас Матери Божией. Она вас не оставит. Она вас избрала, Она и спасет вас!».
Находим мы воспоминания об отце Андронике и у иеромонаха Мардария: «Андроник жил уединенно, как в пустыне. Вместе с Серафимом они как два столба были, подкармливали. Отец Андроник был прозорливый, я у него бывал еще до Кавказа. В Киево-Печерской Лавре, куда я прибыл по направлению старца, трудно было прописаться. Наместник сказал: «Ты никогда не был в монастыре, поезжай по всем монастырям, а когда прописка будет получаться, я вызову тебя, только сообщи, в каком месте находишься».
Из Киево-Печерской Лавры я поехал в Глинскую пустынь, и там познакомился с отцом Андроником, предложившим прописаться в пустыни. Я ответил, что имею направление духовника в Киево-Печерскую Лавру. Он улыбнулся: «Ну ладно, но если не пропишут, возвращайся к нам». Взял меня в келию, Андроник сказал: «Сколько будешь здесь жить, будешь все время у меня». Я на клиросе, в миру еще, научился читать псалмы, и сразу на клирос меня взяли».
Личность отца Андроника уникальна. На Кавказе он обучил своих чад внутреннему деланию, благословил молитвенное правило, которому они следовали всю жизнь. Спустя много лет старцы Феодосий и Исаия, встретившись в Покровском монастыре города Киева, вспоминая с благодарностью об схиархимандрите Андронике, упоминали об обретенном с его помощью навыке непрерывной молитвы. Они навсегда остались верны заветам своего духовника, выполнение которых способствовало их возрастанию и мужанию в меру возраста духовного.
Отличаясь крайней нестяжательностью, в келье он имел всего несколько икон, одевался просто, пожертвованные деньги тотчас отдавал нуждающимся, выполняя слова Евангелия: «Где будет сокровище ваше, там будет и сердце» (Мф. 6.20). По слову Христову, полагал он свое сердце в Небесные сокровища, туда же возносил и ум свой. Память смертная, как верный страж, охраняла сердце праведника от привязанности к временному и тленному, вселяя в него жажду вечного. Шестьдесят восемь лет подвизался угодник Божий в иноческой жизни и блаженную кончину встретил Промыслом Божиим вне родной обители.
17 марта 1974 года, в воскресенье, в половине шестого утра, отец Андроник впал в забытье. Это состояние продолжалось до 10 часов вечера, когда он внятно произнес слова: «Милость Божия все покроет», а затем начал кого-то благословлять. Спустя некоторое время пришел в себя и тихо сказал: «Я буду умирать», закрыл глаза и уже ни с кем не говорил, хотя все понимал и был в полном сознании. Силы старца слабели, и 21 марта, в четверг, в начале шестого часа утра отец Андроник в мирной и безболезненной кончине предал дух свой Богу.
30 апреля, на сороковой день по преставлении старца, могилу схиархимандрита Андроника посетил Святейший и Блаженнейший Католикос-Патриарх всея Грузии Давид V. Положив на могилу праведника пасхальное яйцо, он воскликнул: «Отец Андроник! Христос Воскресе! Мы знаем, что ты теперь в Царствии Небесном. Что отличало тебя в этой жизни? Ты не имел врагов, и потому все любили тебя. Ко всем открыто было твое любящее сердце. Молись за нас, чтобы и нам разделить радость твоего блаженства».
Устные предания хранят сведения об удивительных примерах посмертной помощи по молитвам старца. Так, монахиня Красногорского монастыря Мария рассказывала, как, скорбя после кончины старца, на третий день после погребения она сподобилась увидеть во сне отца Андроника в сонме Ангелов. «Подбежала я и смотрю: батюшка в золотой одежде служит у престола. Он подошел ко мне, ударил по голове крестообразно и сказал: «Чего же ты плачешь, передай братии и всем, что я вижу и слышу, пусть все говорят мне, я буду всем помогать. И тебя я слышу, не скорби. Пусть все мне говорят».
И сейчас не зарастает тропа, ведущая к дорогой могилке старца Андроника. Здесь каждый находит утешение и благодатную помощь, а люди болящие берут с могилы землю, веря, что она обладает целебной силой.
Отец Мардарий, как и другие подвижники, подтверждал неоднократно каноничность всех богослужений, проходивших в горах, которые проводились в церкви, освященной владыкой: «А церковь была освящена, конечно же, по благословению. Ездили к епископу за разрешением, все сделали по правилам. Кажется, епископ Павел благословлял». Из незатейливого рассказа старца очевидно (и это чрезвычайно важно), что монахи, обитавшие в горах Кавказа, никогда не жили как раскольники, и, хотя имели определенную самостоятельность, во всем являлись послушными чадами Православной церкви. Милостию Божией, Патриархом - Католикосом всея Грузии Мелхиседеком им было преподано архипастырское благословение управлять общиной, сообразуясь с канонами Церкви, и даже постригать прошедших искус братий в монашество. «Поселившись в пустыне, они руководствовались духовными советами отца Серафима, схиархимандрита Тбилисского. Без его благословения никто не имел права сюда прийти».
Служили Божественную Литургию в храмах, на освященных антиминсах, отшельники, имевшие священнический сан. Поэтому-то так неподдельно радовались пустынные братия приходу иеромонаха Мардария в их горную обитель. «И вот мне дали келию, помогли мне, и в случае необходимости за мной приходили. Там я рядышком жил, тропа проходила вдоль озера. По ней, правда, 6 часов идти нужно было, но это не беда. Бывает, отец Ахила придет, Виталий Тбилисский или архидьякон Петр. У нас там и церковь была – они построили. Сами построили, своими руками, такая хорошая церковь. Приду я с ними, отслужу, а потом они скажут: «Теперь, Мардарий, тебя обратно проведем».
Сам отец Ахила в то время не имел антиминса, не сразу и в иеромонашеский сан облечен был. Ну, а так, был у них антиминс, если было все необходимое для службы, они собирались в определенной какой-то келье и там служили Литургии. Даже значительно позже сопровождавшие старца на Кавказ видели, как отшельники такие службы правили».
Архимандрит Рафаил (Карелин) свидетельствует: «Зная многих пустынников, мы были свидетелями того, что те из них, кто находился под молитвенным покровом отца Серафима и слушался его как наставника, шел ровным духовным путем. Казалось, что старец вел их за руку через духовные стремнины и пропасти, более глубокие, чем пропасти и овраги в горах, где стояли их хижины. Послушание – это крылья монаха. Пустынники, имевшие духовными отцами опытных старцев, таких, как схиархимандрит Серафим, отличались рассудительностью и мирным устроением духа. А те, которые жили самовольно, начав свой духовный путь с непосильных подвигов, впадали в тяжелые искушения и теряли приобретенное годами труда»(16).
Наше повествование будет неполным, если хотя бы вкратце не упомянуть еще об одном подвижнике, жизненный путь которого тесно переплелся с жизнью отца Ахилы – схиархимандрите Симеоне (Нестеренко), о котором также неоднократно вспоминал отец Мардарий.
(Фото №16 Надпись: Архимандрит Симеон (Нестеренко).
Схиархимандрит Иоанн Маслов в «Глинском патерике» приводит ряд биографических фактов, которые свидетельствуют о высокой духовности этого глубоко почитаемого старца. Обратимся к некоторым из них. «Родился он 1 сентября 1920 года в селе Береза Глуховского района Сумской области в бедной крестьянской семье. Окончил начальную школу,… рано начал трудиться. В шестнадцатилетнем возрасте тяжело заболел и… всем сердцем обратился к Богу. В начале 1943 года поступил в Глинскую пустынь. Здесь он сподобился подвизаться под руководством великих Глинских старцев, жил в одной келии с иеросхимонахом Никодимом (Калиушем) и получал назидание от самого образа жизни этого святого старца.
Фото № 17. Схиархимандрит Симеон. 2003 год.)
Несмотря на болезненное состояние, Семен много трудился в обители. Когда в 1946 году епископ Сумской и Ахтырский Иларион посвятил его в иподиакона, одновременно стал проходить клиросное послушание. Благодаря хорошему голосу стал канонархом обители и подробно изучил устав. В 1951 году был пострижен в монашество с именем Симеон, 21 мая 1951 года рукоположен во иеродиакона, а 7 февраля 1954 года – в иеромонаха. С этого времени и до конца 1955 года служил на приходе. Вернувшись в обитель, совершал богослужения и был назначен духовником богомольцев. В служении всемерно старался передать всем, кто к нему обращался, то верное духовное направление, которое получил от Глинских старцев. Очистив душу покаянием, отсечением своей воли, он так ясно видел внутреннее состояние людей, что многие считали его прозорливым. Стараясь пробудить души пасомых от греховного сна, отец Симеон не только проповедовал устно, но и перепечатывал на пишущей машинке, а затем рассылал душеполезные поучения из листков, изданных Русским Свято-Пантелеимоновским монастырем на Афоне. Духовные книги в те годы достать было трудно, и такая деятельность была делом духовного милосердия по отношению к ближним.
В марте 1958 года во время проверки милицией паспортного режима в Глинской пустыни пишущая машинка была обнаружена, и сотрудники милиции конфисковали ее.
После закрытия Глинской пустыни отец Симеон переехал в Абхазию» (17).
Фото № 18. Надпись: Схиархимандрит Симеон с духовными чадами
Необходимо отметить, что, несмотря на сложность общественно-политической обстановки, и в настоящее время живут монахи в горах, как и прежде, достойно совершая молитвенный труд. Тогда же, будучи лишенными возможности пребывать в общежительных монастырях, иноки в горах Кавказа продолжали монашеский подвиг в экстремальных условиях, сохраняя святую Православную веру и обретая опыт непрерывной молитвы в условиях постоянного, непрекращающегося старческого окормления. Монах Ахила, был одним из тех, кто ревностно следовал спасительной стезей послушания и смирения, о которой преподобный Ефрем Сирин писал: «Смиренный монах страшен для демонов».
Монашеская община, основанная на братской любви, находясь под благодатной сенью старческих молитв, постепенно развивалась, крепла, обустраивалась. Все приходилось делать самостоятельно, не надеясь на постороннюю помощь. На реке усилиями братии была сооружена простенькая водяная мельница, где иноки мололи кукурузу, зерна злаковых растений и коренья, употребляемые в пищу. Это позволяло поселенцам делать муку и печь лепешки, в значительной мере удовлетворяя их потребность в хлебе.
Большим подспорьем в отшельнической жизни были пчелы. Благодаря пчеловодству, братия не только имели возможность подкреплять свои силы сладким и полезным медом, но и изготовляли необходимые для богослужения восковые свечи. Успехи в пчеловодстве, как и во всем остальном, достигались ценой тяжелого, изнурительного труда. В чрезвычайно интересной и поучительной книге «В горах Кавказа», написанной монахом Меркурием, есть глава, в которой повествуется, как ради подаренной сочувствующим им греком колоды пчел один из насельников обители отправляется в долгое, изнурительное, исполненное всяческих опасностей странствие. Прибыль от этого путешествия невелика: небольшой пчелиный рой, который еще нужно суметь донести и помочь прижиться на новом месте, а трудности, возникающие по дороге, огромны. Однако брат-пчеловод, как называет его автор, понимает, что в суровых аскетических условиях и небольшой рой пчел может стать серьезным подспорьем и позволит выжить, если грянет недород или произойдет нечто непредвиденное, вследствие чего припасы иссякнут, поэтому отправляется в путь через горные кряжи, перевалы, ущелья с тяжелой ношей за плечами. Пчеловод преодолевает зной, усталость, терпит жажду, но все-таки приносит драгоценный улей. И хотя множество пчел по дороге погибает от жары и недостатка воды, какая-то часть их выживает и уже к концу лета начинает медоносить. По словам протоиерея Михаила Макеева, прототипом пчеловода был отец Исаия, имя которого неоднократно упоминается в нашем повествовании. Сохранились также свидетельства, что одним из пчеловодов на Кавказе был и отец Ахила.
В условиях пустынножительства ничего невозможно было бы достичь без труда. Несмотря на щедрость и плодородие земли, на которой самоотверженно трудились иноки, ее нужно было не только обрабатывать, выкорчевав корни деревьев, не только вскапывать и засеивать, но и постоянно обильно удобрять. Огород позволял инокам заготовлять на зиму не только картофель, но и фасоль, бобовые и прочие полезные овощи. Их солили в бочках в большом количестве, доходящем до ста килограммов, щедро раздавая впоследствии пустынникам, находящимся в труднодоступных горных местах и не имеющих возможности возделывать огород. Со временем развели клубнику, дававшую хороший урожай, позже посадили плодовые деревья и имели в изобилии яблоки и груши.
Трудились все, не покладая рук. У каждого было свое послушание, свой неповторимый талант. К примеру, бочки для соления делал схимник Василий, который в совершенстве овладел столярным мастерством. Плотничал, как правило, отец Аввакум. Брат-пчеловод, труды которого описал иеромонах Меркурий, заботился о сохранении и приросте пчел. Отец Ахила, по свидетельству пустынных братий, да и сам монах Меркурий, также занимались бортничеством. Меду бывало порой так много, что излишки раздавали нуждающимся. Были те, кто испекал хлеб, и те, кто трудился на огороде. В озере, недалеко от которого селились пустынножители, водилась крупная и мелкая рыба, однако братия ее вкушали редко, строго следуя церковным уставам, питаясь преимущественно овощами и фруктами, выращенными своими руками.
Кроме тяжелого, изнуряющего труда на огороде довольно часто необходимо было доставлять продукты из низлежащих селений, а затем разносить их немощным и слабым, а также тем, кто находился в затворе. Это называлось носить ноши. Отец Мардарий рассказывал следующее: «А ноши сами носили, все сами. Я был немного слабоватый, и братия мне подносили. Мимо идут и занесут. И всегда говорили: «А ты к нам иди теперь, поживи немного. У нас недельку послужишь, Троица скоро». Любовь у нас была, такая радость».
Отец Ахила, которому часто приходилось выполнять это хлопотное послушание, несмотря на возраст, делал все с необыкновенным усердием: «А ноши таскал какие! Все удивлялись. Несет один десятилитровый бидон с медом, а другой с водою. Ему говорили: «Отец Ахила, что так много несешь, да еще и дождь какой». Он отвечал: «Что ты говоришь – летная погода». Дождь для него – погода летная, вот он какой был».
Впоследствии, в старости, убеленный сединами схиархимандрит Феодосий в назидание некоторым чадам, ублажающим плоть сытной трапезой, праздным времяпрепровождением и длительным сном, скажет: «Я никогда себя для Бога не жалел». И это будет чистая правда.
Каждый, кто пришел в горы, имел за плечами багаж собственного опыта, свой неповторимый крест, свои счеты с богоборческим государством. К примеру, монах Меркурий претерпел в свое время множество испытаний, будучи осужденным за инакомыслие на десять лет лагерей строгого режима и с Божией помощью перенесшим это. Проведя не один год за колючей проволокой в нечеловеческих условиях, незадолго до окончания срока он дал уговорить себя на побег, был пойман, жестоко избит в назидание другим и помещен в условия, еще более невыносимые. К сроку ему добавили шесть лет, и только с Божией помощью удалось выдержать этот кошмар, очистив себя страданиями, закалив в испытаниях и приуготовив для будущей монашеской жизни. (Найти фото отца Меркурия и вставить).
В разговоре с братом Михаилом мужественный исповедник как-то шутливо посетовал на то, что вся его молодость прошла в тюрьме. Впрочем, он никогда не роптал на это. Шестнадцать лет провел подвижник в тюрьме, но не озлобился, не восстал на Бога, а, наоборот, укрепился в истинной вере. Только много лет спустя стал очевиден Промысл Божий. Его исповедничество стало настоящим подвигом любви, за который всемилостивый Господь сподобил его высокого дара непрерывной внутренней молитвы. Она звучала в нем постоянно, и никто, по свидетельству пустынножителей, не достиг такого совершенства в умном делании, как отец Меркурий. Как замечали братия, тесно общавшиеся с ним, все помыслы высокой души этого монаха были направлены к Творцу. Даже сердце подвижника, без остатка отданное Богу, билось в такт Иисусовой молитве: «Го-осподи, Иисусе Христе, Сы-не Божий, по-ми-луй мя гре-ешнаго!». Чем бы он ни занимался: беседовал ли с окружающими, трудился ли в поте лица, отдыхал ли, если выпадала возможность, - боголюбивое сердце его непрестанно призывало сладчайшее имя Иисуса.
Умному деланию в общине уделяли огромное внимание. И это естественно, ибо молитва, по сути, - главное делание монаха, а обретение навыка непрестанной, самодейственной Иисусовой молитвы с целью очищения души и приуготовления ее к жизни вечной – один из величайших Божиих даров. Получить же этот навык возможно лишь при условии абсолютного, полного смирения и высокой Евангельской любви не только по отношению к ближним, но и к тем, кто гнал и притеснял живущих в горах иноков. «Любите враги ваши, благословляйте проклинающих вас, - учит нас Святое Евангелие. - Добро творите ненавидящим вас, и молитеся за творящих вам напасть и изгоняющих вас» (Мф.5,44-46). Милостию Божией многие братия познали сладость этой молитвы опытно. Следуя завету, данному им Господом, они смирялись до зела друг перед другом и перед обстоятельствами, которые побудили их собраться вместе, взращивая неизреченно сладкие и желанные плоды духовные, содержавшиеся, по словам апостола, во всякой благостыне и правде и истине, искушающе что есть благоугодно Богови» (Еф.5, 10).
Та воистину христианская любовь, которая была между ними, позволила многим насельникам обители насладиться этими благостными плодами и восславить Господа за Его непостижимое милосердие. Иноки знали: без начатков смиренномудрия, кротости и любви Иисусова молитва не возводит стяжавшего ее подвижника по ступеням духовного совершенства и не является благодатной. Об этом много писали Святые Отцы, предостерегая иноков от пагубного действия таких молитвословий. «Если же кто, - находим мы у аввы Макария, - понуждает себя к одной только молитве, но не принуждает себя к кротости, смиренномудрию и любви, то, согласно с прошением его, дается ему иногда отчасти благодать молитвенная, в упокоении и веселии духа, но по нравам остается он таким же, как и был прежде» (18).
Помимо отца Меркурия, преуспели в Иисусовой молитве и другие иноки, в числе которых был и монах Ахила. Они очистили сердца от осуждения, превозношения, гордыни, самости и не просто ревностно навыкали в молитве, но умели молиться правильно, как учит святоотеческое предание. К примеру, однажды несколько человек из братий, живущих в горах, отправились к опытному в монашеском делании старцу за наставлениями по молитве. Слепо следуя во всем святоотеческим поучениям, они настойчиво пытались обрести навык внутренней молитвы, но успеха не достигали, потому что звучала молитва в их устах невнятно: «Господи, Исусе Христе…». Иными словами, произнося молитву в спешке, невыразительно, даже не выговаривая полностью имя Господа, они просто сотрясали воздух, даром тратя драгоценное время. Стремясь приобрести непрестанность молитвы, они в первую очередь придавали значение количеству произнесенных молитв, но не их качеству. Старец, внимательно выслушав пребывающих в недоумении братий, разъяснил, что каждое слово Иисусовой молитвы должно произноситься четко и полностью. Для этого нужно едва ли не по слогам выговаривать слова, и особенно сладчайшее имя Господа нашего Иисуса Христа, делая ударение на словах: «Помилуй мя грешного». Помимо этого, следовало учитывать, что главным являлся не механизм приобретения непрестанной молитвы, но осознание себя грешником и покаянный вопль из сердца ко Господу о помиловании, по словам псалмопевца Давида, «Возопих всем сердцем моим к щедрому Богу». Если же в молитве произносится одна буква без внимания к смыслу — то воздействовать она будет как ударяемый об стенку горох, в лучшем случае прогоняя греховные помыслы, и не более.
Отец Ахила, как писалось ранее, овладел навыком непрестанной молитвы еще в период странничества, поэтому многие братия обращались к нему с просьбой поделиться опытом. Об этом свидетельствует, в частности, отец Михаил Макеев, о котором будет сказано впоследствии: «С отцом Ахилой я много говорил насчет внутренней молитвы. Он сказал, что ее и потерять легко – стоит кого-либо осудить или произнести бранное слово, она тут же уходит. «Но потом я ее возвращаю», – простодушно заметил батюшка».
К кавказским отшельникам за советом, как обрести навык непрестанной молитвы, обращались многие. Трудным был их быт, но велика и награда. Так, герой рассказа В. Лялина «Кавказский отшельник священномонах Кронид» несет нелегкий подвиг пустынника, неоднократно подвергаясь нападениям голодных зверей и бесовским страхованиям. «Который год сажаю кукурузу, по нашему – пшенку, а мало что мне достается, как нальется пшенка, так из леса приходит хозяин брать подать. Хозяин серьезный, страсть какой прожорливый. Приходит более вечером в темноте. Я в кастрюльку стучу, горящими головешками в него кидаю. Он уходит, но сердится: рычит, ворчит, кругом себя все ломает. Иногда в конце зимы приходит. Встанет из берлоги голодный. Раз налег на дверь, всю когтями исцарапал.
-Батюшка, - спросил я, - а как вы здесь зиму переживаете?
-А с Божией помощью, Алеша, с Божией помощью. Конечно, зимой ни сюда, ни отсюда хода нет. Снега такие, что выше головы. Все запасаем с лета, с осени. А зимой у нас келейное сидение. Молимся Иисусовой молитвой, кто устной, кто умой, а кто дошел до совершенства, тот и сердечной, т.е. ум сопрягает с сердцем. Есть у меня и соседи, их сейчас не видно, кельи закрыты листвой и кустами. Мы друг друга не безпокоим, потому что все мы прошли долгое монастырское послушание по 10-15 и 20 лет, и в конце его душа стала просить одиночества. Мы благословились у игумена на пустынножительство и ушли в дебри, здесь и спасаемся».
В ответ на вопрос, что бывает с пустынниками, если они заболевают, старец с улыбкой пояснил: «Господь нас здесь исцеляет от телесных и духовных болезней. Иногда даже от очень тяжелых, как то: чахотки, язвы желудка, помрачения ума, астмы. Ну а смерть для нас не страшна, это – врата в вечную жизнь, соединение с Христом Сладчайшим. Мы к этому готовимся, да у меня и гроб припасен в погребе».
Старец признался, что по молитвам пустынникам открывается час кончины. «Вот как приступит смертушка, покаюсь, причащусь запасными святыми дарами, опущусь в погреб, захлопну крышку, зажгу перед иконою большую лампаду с деревянным маслом, лягу в домовину и, если будут силы, прочитаю канон на исход души, а там Господь и примет мою грешную душу. А братия… увидят, что преставился иеромонах Кронид, отпоют над телом, сотворят погребение и Крест честный над могилкой поставят»(19).
Как буднично описывает пустынник грядущую кончину! Очевидно, страсти улеглись, и никакие земные попечения не тревожат. Зато желание послужить Господу присутствует всегда. Понимая, что собеседник пришел к нему «за Иисусовой молитвой», старец умело ведет с ним назидательную беседу, объясняя, что этого драгоценного дара сподобляются не только монахи. «Как во время всемирного потопа можно было только спастись в Ноевом ковчеге, так и в наше погибельное время, когда вселенную захлестнули грязные волны всемирного зла, можно спастись только в Православной Церкви. В этом прообразе Ноева ковчега. И двери церковные для спасения открыты для всех, и Христос распялся на Кресте не ради избранных, а ради всего рода людского. Так и Иисусова молитва не для избранных, а для всех, кто хочет спастись и этой золотой лестницей соединиться с Христом и взойти к Нему. И приступающим к Иисусовой молитве необязательно быть чистыми и безгрешными, ибо это покаянная молитва. Она очищает от греховной грязи. Но только надо иметь в виду, что, приступая к Иисусовой молитве, надо всем сердцем возлюбить Христа, каждый день читать Святое Евангелие и не только читать, но и жить по Евангелию, исполнять все заветы Христовы, ходить на богослужения в церкви, причащаться тела и Крови Христовой. Кто хочет получить спасительную благодать от Иисусовой молитвы, приступая к ней, должен отойти от греховной жизни. Иисусова молитва очистит от старой греховной смерти, но она будет недействительна, если человек будет продолжать грешить. Афонские старцы свидетельствовали, что на каждое молитвенное воззвание: «Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя, грешного!» - с небеси слышится отзыв: «Чадо, отпускаются тебе грехи твои». Но если занимающийся Иисусовой молитвой продолжает грешить, небо для него глухо, закрыто, и Божиего отзыва нет» (20).
В ходе поучительных бесед прояснялись важные духовные истины, раскрывался смысл умного делания. Старец пояснял, что в нынешние времена, «когда вещественное стремится выскочить на первый план, а духовное затолкать в угол», Иисусова молитва должна стать важнейшим оружием для православного христианина. «Она отгоняет всякие греховные злые помышления, водворяет в душе мир, беззлобие, спокойствие, доброжелательное отношение ко всему живому творению Божьему. Она подготавливает нас к Царствию Небесному и навсегда, еще здесь, на земле, соединяет с Христом молитвенными узами. Приступай к изучению Иисусовой молитвы, имея глубокое покаянное настроение и соблюдая постепенность. Вначале молитва должна произноситься устами. Это должно быть усердное, и, может быть, многолетнее упражнение.
Эта ступень Иисусовой молитвы простая, произноси ее устами, но вдумчиво. В этом и есть одна трудность, что слова молитвы ты должен держать всегда в уме. Где бы ты ни находился и что бы ни делал, всегда тихо произноси молитву, бывают обстоятельства, когда приходится прекращать молитву, но не оставляй ее совсем, а опять снова возобновляй.
После упорных трудов постепенно молитва переходит в наш ум. И уста уже не двигаются, а молитва пребывает в нашем уме. Если ослабевает, то мы усилием ее подгоняем, и со временем она становится самодвижной, может, только во сне мы ее не слышим, но некоторые и во сне слышат. А самая высокая ступень – сердешная молитва. Она мало кем достигается. Это уже совершенство, когда молитва из ума переходит в грудную полость и постепенно соединяется с нашим сердцем. И уже само сердце постоянно – и денно, и нощно – творит Иисусову молитву уже вне нашей воли» (21).
Мудрый старец предостерегает собеседника от попыток превратить благодатный дар Божий, стяжаемый в терпении и смирении, в систему дыхательных упражнений, «насильно вгонять молитву умом в сердце, применять всякие дыхательные приемы, слежку за пульсом и приравнивать искусственно молитву к сердцебиению», ибо «от ступени к ступени молитва придет сама по воле Божией» (22).
Обращает на себя внимание еще одно важное назидание. Собеседник отца Кронида спрашивает у старца, почему у него на двери начертано имя архангела Михаила. «Ох, Алеша, - отвечает старец, - это охранительное имя. Его демоны страшатся. А демонов на нас насылаются – легионы. Их князь бесовский всячески старается нас согнать отсюда. Очень ему не любо, что здесь идет постоянная молитва ко Христу и Божией Матери, совершается безкровная жертва – Евхаристия. Мы очень мешаем и досаждаем владыке преисподней».
Как могут досаждать бесы, старец знал опытно. Он охотно поделился этим опытом, рассказав о многоразличных кознях бесовских, заключавшихся во всевозможных страхованиях. Так, «однажды в дверь влез мерзкий козел с зелеными горящими глазами…, затряс бородой да так гнусно заблекотал, что аж в ушах засвербило. Я его ожег крестным знамением, и он исчез, как и не бывало, но целый день стоял поганый запах. То однажды проснулся от кошачьего вопля. Вижу, вся келья кишит гадюками. Кот на печке: шерсть дыбом, вопит от страха истошным воплем. Спросонья думаю, откуда столько змей: от беса или заползли за мышами охотиться? змей-то в горах у нас – прорва. Я на лавке встал, читаю молитву: «Да воскреснет Бог, и расточатся врази Его». И ну кропить этих гадов святой водой. Они зашипели, заскакали, взвинтились, сбились в клубок, который вихрем выкатился за дверь».
Со временем у старца выработался навык распознавания бесов, которые никогда не приходили к нему в подлинном виде, но пакости творили часто, «особенно от двенадцати до часу ночи, когда я полунощницу читаю, то тоску страшную нагоняют, то хульные помыслы. Раз иду около обрыва, слышу, внизу кто-то так жалобно стонет, о помощи взывает. Я спустился вниз, обшарил все кругом, никого нет. Стал наверх карабкаться, вдруг сверху с горы камнепад начался, мимо такие глыбы скачут, что от страха пот холодный прошиб. Хорошо, что в скале козырек оказался. Стал я под козырьком и молитву творю, тем и спасся».
Одним из подвижников, обитавших в те благословенные времена в горах, был, как назвал его монах Меркурий, «больной брат», отец Виталий Тбилисский, имевший в легких тяжелые повреждения. Фото № 19. Надпись: Схиархимандрит Виталий Тбилисский С 14 лет он нес подвиг странничества, выбросив паспорт, за что и подвергался неоднократно гонениям со стороны властей. Приснопамятный подвижник в молодости жил в Драндском монастыре под Сухуми, после его закрытия в числе других монахов был сослан на Колыму, где работал на золотоносных приисках. В ссылках и тюрьмах он подорвал здоровье, заболев туберкулезом, однако со временем Господь чудесным образом исцелил его. Подвизался он в Глинской пустыни, и сам отец Серафим благословил его на Кавказ, вначале в Сухуми, откуда он вскоре перебрался в горную местность - Барганы. Где бы он ни находился, отличительной чертой его было крайнее смирение, Евангельская незлобивость, безропотное терпение скорбей.
Отец Виталий был духовным чадом митрополита Зиновия Мажуги, а в рясофор его постригали приснопамятные отцы Серафим и Андроник. (фото №20). С отцом Ахилой его также соединяли нерасторжимые узы братской молитвы. Впоследствии, когда отец Феодосий, ушедший с гор в Почаевскую Лавру, возвращался на Кавказ, они всегда дружественно обнимались, вспоминая благословенные времена совместного проживания в горах. Отец Виталий Тбилисский был личностью во всех отношениях незаурядной и отличался удивительным красноречием. «Вот Тбилисский Виталий, - вспоминал при встрече отец Мардарий, - как начнет говорить, из него мудрость прямо льется. Мать рассказывала, что он, когда маленький был, на бочку становился и начинал проповедовать. 12 лет ему было. Это она приезжала к матушке Ольге, а позже умерла, приняв схиму». Дивны дела Господни! Ведь первоначально мать отца Виталия не только не разделяла его взгляды, но даже довольно часто била его за приверженность к Церкви. Впоследствии же подвижник, чьи молитвы были чрезвычайно угодны Господу, вымолил ее. Фото №21. Надпись:Схиархимандрит Виталий молится у Святого Престола в алтаре храма
Отец Меркурий сугубо опекал его, будучи ему по сути духовным отцом, поскольку подводил его во время принятия монашеского пострига. Он неоднократно ездил в Тбилиси проведывать своего «больного брата». Незадолго перед его кончиной ездил к схиархимандриту Виталию и отец Мардарий. Времени прошло немало, подвижники не виделись 20 лет. Однако духовная беседа их, как и прежде, отличалась неизъяснимой сладостью и была душеполезна для обоих. Вскоре после встречи отец Виталий отошел ко Господу и был погребен в Тбилиси, на земле, которая стала ему родной. В земной жизни он сподобился редкого дара старчества, и к нему в обстояниях и нуждах обращалось великое множество людей.
Жизнь кавказских исповедников ярко иллюстрирует свидетельство из сборника рассказов протоиерея Валентина Бирюкова “На земле мы только учимся жить”. Приводимый нами рассказ носит название «В горах под Сухуми» и является ярким свидетельством силы веры.
Историю эту поведал автору духовник Красноярского Свято-Благовещенского монастыря архимандрит Серафим (Брыскин), совершивший со своим младшим братом иеромонахом Варсонофием (впоследствии схиигуменом Виктором) в 1962 году паломничество на Кавказ после изгнания его властями из Покровского кафедрального собора Красноярска.
Целью поездки было посещение пустынножителей, скрывавшихся от властей в горах под Сухуми без паспортов, без прописки, и духовное общение с ними. Перед паломничеством братья наложили на себя трехдневный пост, исповедовались, причастились, запаслись сухарями, постелью, обувью и всем необходимым и отправились по бездорожью в горы, имея лишь карту и компас. Будучи наслышанными о возможных опасностях, они, в частности, знали, что при встрече с удавом необходимо стоять неподвижно, иначе может удавить. «Идем мы по карте, — рассказывал о. Серафим, — смотрим: с горы катится какое-то большое колесо, словно кем-то брошенное. А это оказался удав. Растянулся перед нами и встал напротив, сантиметрах в двадцати. То к одному, то к другому тянется — нюхает каждого. Представляете: около двух часов мы стояли, шелохнуться боялись — только молитву про себя читали. А удав держал свою голову на уровне наших глаз. Потом вдруг снова свернулся колесом — и на гору так же покатился. Мы спрашиваем друг друга:
— Ты живой?
— Слава Богу!»
По признанию отца Серафима, когда опасность миновала, у них даже слезы потекли, однако путь не прервали, продолжая идти по компасу. «И тут нам встретился отшельник — иеродиакон Аввакум. Он всю Псалтирь наизусть знал, как мы “Отче наш”. Он прозорливец был — знал, что нам навстречу удав попался, и, видно по его молитве, этот удав куда-то укатился... Подходит к нам этот раб Божий, кланяется в ножки и называет обоих по имени.
— Идите за мной!
Привел нас в свою келью. Встал на колени, начал благодарить Господа, Псалтирь читать напамять. Мы стояли на коленях, а потом оба упали и уснули, а он все читает. И когда за трапезу сели, он продолжал читать, чтобы не забыть Господа Бога. Нам рассказывали, что он ничего не спрашивает, ничего не просит, ни в чем не нуждается — хоть рубашку с него снимайте, а он будет читать Псалтирь. Но мы видели, что он просоленный весь, — обмыли, как могли, надели на него все новенькое, чистенькое: новые сапоги, новое белье, новые брюки. Он не сопротивлялся, а сам в это время читал и читал Псалтирь. Потом нам про будущее рассказал, про скорби, которые придется претерпеть. Рядом с ним была келья другого отшельника — иеромонаха Мардария, с которым мы часто встречались в Сухуми».
Отец Серафим с отцом Варсонофием пробыли у иеродиакона Аввакума две недели, убедившись, что кроме Псалтири пустынник постоянно читал молитву «Да воскреснет Бог», а вокруг его кельи бесы кричали, как женщины. Там они воочию увидели, что без молитвы жить невозможно.
Рассказывал о пустынниках и приехавший в Самарканд из сухумских гор монах Александр, которого автор оставил пожить у себя. «Он много рассказывал, как живут кавказские пустынники — без всяких строений, практически под открытым небом, прячась от дождя и снега в ущельях. На зиму сушат фрукты. Есть среди них прозорливцы. Есть великие молитвенники. Так, по молитвам одного монаха появляются источники. Стоит попросить его, что нужна, дескать, вода, он придет, помолится 2-3 часа, ударит четками по скале — и появляется вода. Знал он заранее, что их будут искать, прилетят вертолеты, предупреждая других пустынников. Все прячутся кто куда, как воробьи от коршуна...
Верующие люди приносили им продукты и просили помолиться. А паспортов у пустынников не было. И прописки тоже. Жили там монахи и послушники из разных монастырей, в том числе из Почаева и Глинской пустыни. Вся их жизнь была молитвой» (23).
Вернемся, однако, к повествованию отца Мардария.
«Были такие знаменитые старцы, которые проповеди не говорили, а общались духовно так, видите, это тоже уметь надо. С книг начитанные, они говорили людям, что сейчас мир очень опасен, кругом сети вражеские распущены, объясняли, как нужно жить, чтобы в них не попасть. Кто в монастырь, кто семейный, кто в пустыню, кто в затвор. У кого к чему лежит душа, к тому и должен стремиться. Имел духовное рассуждение и отец Ахила. Он любил других святых приводить в пример. Просто от него никто не отходил, был общительный с людьми. Он любил, и его любили».
Отец Ахила пользовался большим уважением пустынников, которые прислушивались к его советам, неукоснительно следуя им и почитая его как старца. Уже тогда ни у кого не вызывали сомнения духовные дары отца Ахилы, уважаемого не только за аскетизм, трудолюбие, выносливость, но и за присущий ему высокий молитвенный дух и за дар духовного рассуждения.
Одновременно с отцом Ахилой нес подвиг отшельничества архимандрит Тихон (Агриков), в схиме Пантелеимон (+ 2000 г.), выпускник Московской духовной Академии, постриженник Троице-Сергеевой Лавры, известный впоследствии как автор книг «У Троицы окрыленные» и «С Евангелием». Об отце Ахиле он говорил с теплотой и любовью, отмечая, что этот «чудный старец» еще на Кавказе неоднократно проявлял свою духовную одаренность.
О самом отце Тихоне люди высокой духовной жизни отзывались как о старце и столпе Православной Церкви, обладающем той мерой Божией любви, какой сияли отцы древности. Отец Тихон был для многих образцом пастырского милосердия, «старцем-утешителем». Божией благодатью он изгонял бесов, исцелял безнадежных больных. Он прошел по жизни так, как заповедовал Спаситель, не оставив материальных следов, не в пример современным «блудословам» с именными сайтами и телеканалами, говорящих обо всем, кроме покаяния. Готовя материалы к публикации, мы не смогли отыскать более-менее подробной биографии старца: остались теплые воспоминания современников, конспекты прочитанных в Академии лекций и высоких по духу проповедей, произнесенных им в Троице-Сергиевой Лавре, слушая которые трудно было удержать слезы умиления и раскаяния, и рукописи множество книг, ожидающих издания – своеобразное духовное наследие старца нашему бездуховному поколению.
Фронтовик, преподаватель Академии, насельник Троице-Сергиевой Лавры, отец Тихон стал живым воплощением слов святого апостола Павла: «…желающие жить благочестиво во Христе Иисусе, будут гонимы» (2 Тим. 3.12). Он прошел через множество лишений и скорбей. Только после смерти подвижника стало известно, как его преследовал КГБ. «Бог судил мне затвор», - сказал он некогда одному из близких духовных лиц. Последние тридцать лет жизни старец провел в различных местах, начиная с Кавказа почти полностью изолированный от мира, в глухом затворе, доступ к которому имели несколько людей. Это, однако, не мешало ему окормлять монашествующих и мирян. Старец сподобился редкого дара любви и очень страдал, не имея возможности оказать ее. Его молитва творила чудеса. Своим «сиротам» он всегда помогал в самых безнадежных ситуациях. Ежедневно батюшка совершал не только Божественную Литургию, но и весь суточный круг богослужения. Лишь будучи тяжко больным, старец уступил настояниям родственников и переехал в Москву. Племянник батюшки, протоиерей Владимир, вспоминал, что последние восемь месяцев жизни старец пребывал в непрестанной молитве и слезах, которые невозможно было скрыть. 16 ноября 2000 года во время пребывания на всенощной после слов: «Слава Тебе, показавшему нам свет!», которыми начинается Великое Славословие, его душа отошла ко Господу.
Архиепископ Тернопольский и Кременецкий Сергий вспоминает, как в первый и последний раз встретился со старцем. Это произошло, когда его направили на Тернопольскую кафедру, в тяжелые для Православия на Украине времена. В епархии безчинствовали униаты, греко-католики и автокефалисты, отбиравшие храмы и изгонявшие православных из храмов, вследствие чего владыке пришлось служить в домовой церкви, что еще больше разъярило гонителей, и они разгромили его маленькую епархию. Тогда он поехал к отцу Тихону за советом, еще не зная, что это будет их единственная встреча в земной жизни. Радостно принял старец владыку, был духовно бодр, не унывал, несмотря на тяжелую болезнь. Выслушав его, успокоил, сказав, что в епархии у него все будет со временем хорошо. Беседу свою старец завершил словами Псалтири: «Господь крепость людям своим дает, Господь благословит людие своя миром». На вопрос владыки Сергия, можно ли его посетить еще раз для духовной беседы, старец уклончиво сказал, что он может приехать. На другой день, по прибытию, владыка Сергий отслужил панихиду по мирно почившему в Бозе старцу …
С таким вот подвижником и делателем на ниве Господней переплелся подвижнический и духовный путь в Кавказских горах с отцом Ахилой.
Казалось бы, нет места в горах Кавказа, где бы ни ступила в наше время нога геолога или туриста, однако и доныне живут здесь подвижники, которых Бог хранит и укрывает. Они молятся за весь мир, за все грешное человечество. И если бы не было этих «Ноев» и Лотов», наша земля давно погрузилась бы в океан огня. Но Господь все еще терпит нас благодаря молитвам сокрытых от мира подвижников: странников, пустынников и горных отшельников, одним из которых был и отец Ахила...
Согласно ряду имеющихся у нас свидетельств, ради назидательной беседы с ним его уединенную келью посещал приехавший в горы игумен Марк (Лозинский), духовный писатель, исследователь творений святителя Игнатия Брянчанинова. В то время старец, опытно познавший жизнь затворника, сподобился достичь высоких духовных состояний, о которых никогда не рассказывал. Когда по истечении ряда лет, уже в Почаеве, старцу Феодосию показали книгу игумена Марка, на лице его появилась блаженная улыбка, и он негромко сказал: «Да, я его знаю». На вопрос, каким образом они познакомились, старец ответил: «Когда я жил в горах, он заходил ко мне в келью, и мы с ним долго говорили. Он испросил у меня много советов». О безвременно почившем проповеднике и богослове игумене Марке отец Феодосий был самого высокого мнения. Судя по тому, что отец Марк бывал у него в келье, расположение было обоюдным. Это неудивительно: люди духовные легко находят друг друга и понимают без слов.
Говоря о жизни пустынножителей, отец Мардарий вспоминал много различных эпизодов, называл много имен. Судьбы их различны, однако несомненным является то, что Всемилостивый Господь, призирая на их труды и молитвы, дал каждому из них достойный венец. Поучительна в этом смысле история отца Паисия: «Отец Паисий, который уже умер, жил на три километра дальше меня. Жил там и отец Рафаил (иеросхимонах Рафаил Берестов - ред.), который управлял монашеской общиной из 10-15 человек, и был старшим среди них. Как-то отец Паисий говорит: «Пойду погреюсь на пасеку, на солнышко, выйду из пустыни». Там, где они жили, было сыро, холодно очень, даже кукуруза не родила. Пасека находилась за 17 километров, - вышел батюшка, да больше не пришел. Отцы ушли с пасеки, а он остался».
Почил отец Паисий внезапно, от непредвиденной случайности, однако, по милости Божией, успел перед смертью постричься в схиму. «Ехал на машине, шофер резко затормозил, а он ударился сильно головой о стекло. Два месяца жил еще, ничего, все хорошо было. А потом, когда образовавшиеся тромбы дошли до мозгов, стал терять разум, начал заговариваться. Его усадили на машину и отвезли в больницу. Местные врачи решили отправить отца Паисия в Москву. По дороге ему становилось все хуже. Сопровождал отца Паисия отец Рафаил. Видя, что жизни его угрожает смертельная опасность, он постриг отца Паисия в великую схиму, и лишь после этого тот дорогой умер. Похоронили отца Паисия на кладбище в Сухуми”.
Иноки-келиоты, строго следовавшие в общине суровым законам уединенной, отшельнической жизни, соответствующим образом обустраивали и свой быт. Скорее всего, общежительный монастырь в горах выжить бы не смог, а вот отшельники пребывали в кельях, расположенных в непроходимых местах, обнаружить которые, а тем более добраться до них постороннему человеку было нелегко. Кельи строили маленькие, тайные, продуктами запасались впрок. Востребованным был труд столяра, поэтому многие братия столярничали: иеродиакон Аввакум, о котором сказано выше, убиенный впоследствии Василий, Пимен…
Отец Ахила также подвизался отдельно от других, в скрытой от людских глаз крохотной пещере, находившейся на головокружительной высоте. В верхней части горы, прямо над ним, жили другие подвижники, и когда он спускался в свою келью, ему приходилось буквально заползать под келью своих соседей с «верхнего этажа», делая это самостоятельно, без посторонней помощи. Отец Ахила исхитрялся совершать это действо при помощи надежно замаскированной цепи, по которой, приложив некоторые усилия, мог спуститься в свое обиталище. Келья его была приклеена, подобно гнезду птицы, одной частью к земле, а другой – к дереву, и иноки, знавшие о таком ее месторасположении, не решались даже временно находиться там. Многие высказывали не лишенные основания опасения, что келью могут завалить падающие с гор камни. Он, слыша подобные предположения, с улыбкой отвечал: «Ничего, молюсь» и исправно выполнял все послушания, которые были для него в радость: занимался пчелами, огородничеством, носил тяжелые ноши, предназначенные для немощных братий. Иеромонах Мардарий впоследствии свидетельствовал: «Я был в этой келье, она вообще была прямо как птичье гнездышко приклеена, половина – к земле, половина – к дереву. Все боялись не только жить, но и заходить туда, а он нисколько не смущался этим. Была там тропа, ведущая наверх, очень крутая, но и я как-то ходил по ней. Отец Ахила приглашал меня: «Иди, посмотри, Мардарий, где я живу». Как заходишь туда, все сразу безмолвно. Так строили специально, вдруг случайно будет проверка, чтобы не нашли. Лестницы не было. Попадали внутрь по земле, но было круто очень, где-то даже надо было чуть не по веревке на стену подниматься. Никто не знал, где он, даже не все братья знали, что он там живет. Если бы видели, как он строил! Это был настоящий аскет».
Многие и не подозревали, в каких условиях постоянно находился этот внешне ничем не примечательный инок. Те же, кто бывал там, свидетельствовали впоследствии, что более всего потрясало их в его уединенной келье абсолютное безмолвие, ибо старец усвоил образ жизни строго аскетический, и это делало его духовно близким с монахами-пустынниками древности. Во время бесед с чадами батюшка говорил, что больше всего любит читать жития и уставы древних монахов-пустынников, которые читал на протяжении всей своей жизни, по мере сил стремясь подражать им. Себя же он самоуничижительно называл «пустым пустынником».
С пустынной кельей подвижника связан некий драматический эпизод, описанный в упоминавшейся ранее книге монаха Меркурия «В горах Кавказа». В памяти тех, кто читал эту книгу, несомненно, запечатлелось, как преследовавшие иноков бандиты (иначе этих людей назвать трудно), сбрасывают со скалы в пропасть одного из находившихся там подвижников – престарелого отца Исаакия. Старец Феодосий подтвердил подлинность этого факта, ибо, живя под этой скалой, он действительно слышал шум падения тела мученика. Об этом же поведал во время беседы и иеромонах Мардарий.
Был период, когда жить отцу Ахиле пришлось в дупле огромного прогнившего внутри дерева, которых было немало в этой местности. Деревья эти выручали подвижников, ибо ценой определенных усилий в них можно было выдолбить внутренности, и, сохранив снаружи древесную оболочку с корой, мхом или другими растениями-паразитами, сделать перегородки, чтобы получилась вполне приличная келья. При известной сноровке можно было даже вполне функционально обустроить «второй этаж», чтобы, не загромождая жилого помещения, хранить там имеющиеся инструменты или запасы продовольствия. Преимущества такого жилья несомненны, т.к. оно прекрасно замаскировано и практически незаметно: неискушенному человеку и в голову не пришло бы, что под густой зеленью, за зарослями которой надежно укрывался вход в дупло, могло находиться жилище инока.
Суровые аскетические подвиги стали нормой жизни отца Ахилы, вошли в его плоть и кровь. Чтобы плоть не восставала на дух, он, уподобляясь раннехристианским подвижникам, носил власяницу, ограничивал себя в пище, вкушая ее лишь один раз в день, как на Афоне. Еда была простой, безыскусной, и употреблялась умеренно. Борща, сваренного в небольшом количестве, хватало на три дня. В период поста пища не вкушалась по целой седмице. Широко известный в православной среде отец Михаил Макеев с улыбкой вспоминает, как во время одного из посещений угостился забродившей пищей, которую радушно разделил с ним подвижник, даже не заметивший, что она пришла в негодность. Несмотря на больной желудок, молитвами отшельника отец Михаил не ощутил тяжести ни во время трапезы, вкушаемую им с опасением, ни впоследствии.
Спустя годы, вспоминая о трудной, но спасительной жизни в горах, старец Феодосий, сетуя на немощь плоти, стремящейся к удобствам, нередко повторял своим чадам: «В горах – вот это монашеская жизнь, а что сейчас, разве это монашество? Вот когда-то было истинное монашество. Тогда друг друга поддерживали, друг друга духовно любили, была какая-то сплоченность духовная. Сейчас суета, а там утром проснешься, солнце восходит, везде горы. Как станешь на молитву, вся молитва прямо летит к Богу». Старец часто приводил в качестве примера житие преподобного Антония Великого, который, увидев Павла Фивейского в пустыне, не без скорби признал: «Да, я не монах, я только видел монаха». Со свойственным ему критическим взглядом на самого себя он нередко говаривал: «Мы себя считаем монахами, но мы не монахи, а только вешалки, на которые можно повесить рясу, клобук, подрясник».
Жизнь в общине была нелегкой, трудовой, однако братия не роптали, прилагая все усилия к единственной цели – спасению. Но враг рода человеческого, которому противны любые труды, направленные на спасение, воздвигал против этих мирных, трудолюбивых иноков ненависть и вражду безбожных властей. Неоднократно пытались они под различными предлогами разогнать пустынножителей, устраивая на них тотальные облавы или уничтожая поодиночке. Однако монахи, следуя Евангелию, беззлобно, но твердо противостояли многоразличным козням бесовским, исполняя завет Спасителя: «Благословляйте гонящих вас, благословляйте, а не кляните» (Рим.12,14). Обитание в горах таило в себе множество опасностей, но монахи-отшельники, не желая насильно прерывать свое добровольное уединение, мужественно принимали скорби и трудности, возникавшие из-за постоянного столкновения с властями, - вплоть до мученической кончины, и были готовы предстать перед Господом в любое время.
Схиархимандрит Феодосий рассказывал, как однажды в горах к его келье, надежно укрытой среди скал, все-таки добрались выследившие его бандиты и схватили его. Наиболее агрессивный из них взял в руки топор, другие связали ему руки и уложили на пенек. Человек с топором в руках, замахнувшись, устрашающим голосом возгласил: «Я тебе сейчас голову отрублю!» В глубоком смирении отец Ахила ответил, покорно подставив голову под смертоносный удар: «Если такова твоя воля, руби, только что же ты от этого будешь иметь?» Убийца ненадолго призадумался, явно борясь с собой, затем встрепенулся и упрямо сказал: «Ну и что, просто отрублю голову, да и все». «Хорошо, руби, - спокойно согласился старец, не проявив даже малейших признаков озлобления или уныния,- но помни, что душу мою забрать ты все равно не сможешь. Душа-то Божья, голову можешь отрубить, но ничего ты этим не добьешься».
Гибель подвижника была неотвратима, однако какая-то сверхъестественная сила удержала занесенную над головой исповедника руку. Здоровый детина внезапно нахмурился, пытаясь осмыслить произнесенные старцем слова, затем над чем-то крепко призадумался. Видно было, что он переживает серьезную внутреннюю борьбу. Через несколько мгновений, показавшихся вечностью, он, очевидно, приняв решение, выбросил топор и стремительно отошел. Возможно, он был старшим, потому что находящиеся рядом люди больше не пытались удерживать старца. А может быть, причина была совершенно иного порядка: надмирного… Вновь, как и много лет назад, в хате под Почаевом, смерть, показав свой отвратительный оскал, прошла мимо него. То, что отец Ахила остался живым, можно объяснить только Божественным святым заступлением.
Интересен и такой случай, характеризующий старца как человека, не лишенного изобретательности и чувства юмора. Однажды отца Ахилу поймали и привели в милицейский участок для допроса. Его завели в просторный кабинет, где один из высоких милицейских чинов иезуитским способом решил проверить монаха на лояльность к Советской власти. Указав на портрет Ленина, висевший в большой раме над его головой, он лицемерно спросил: «Любишь ли ты нашего дорогого вождя»? Вопрос был поставлен прямо, и уклониться от ответа было невозможно. Следовательно, нужно было либо слукавить, взяв грех на душу, либо, сказав правду, подвергнуть себя смертельной опасности. Отец Ахила не растерялся. “Как он меня, так и я его”, - незамедлительно ответил он, простодушно взглянув на следователя. Тот не нашел, что ответить, и вынужден был махнуть рукой на юродство старца. Таким образом, благодаря его находчивости напряжение было снято, и опасность на время отступила.
Следует, очевидно, напомнить, что в период пребывания отца Ахилы в пустыни жизнь монаха не стоила абсолютно ничего. Его можно было схватить как бродягу, избить, без суда и следствия сбросить с горы. Известно много случаев, когда люди, облеченные властью, обязанные следовать букве закона – милиционеры, сотрудники КГБ, представители местной администрации - выследив монахов, без каких-либо объяснений, не пытаясь соблюсти хотя бы внешние приличия, врывались в кельи, хватали их насельников и сталкивали в глубокие ущелья. Вспомним свирепую расправу над безпомощным старцем Исаакием, происшедшую во время пребывания отца Ахилы в пещерной келье «между небом и землей». Келья парализованного старца была расположена на горе, выше той пещеры, в которой подвизался отец Ахила. За старцем ухаживал схиархимандрит Виталий. Боголюбивый старец, молившийся в полном уединении, часто обращался к Богу с трогательным прошением: «Господи, накажи меня в этом веке, только не накажи в следующем». Он был старым, немощным и никакой опасности для властей не представлял, однако так досадил молитвами врагу рода человеческого, что тот внушил нечестивые помыслы людям, подверженным его влиянию, и те задумали совершить преступление: убить беззащитного старца. Фото 22. Подпись: Схииродиакон Исаакий. Кавказ. Начало 60-х годов
Дождавшись, когда отец Виталий ушел, а старец остался наедине с Богом, эти люди, как тати в нощи, пришли к отцу Исаакию. Возможно, они решили, что у него есть какие-либо средства, накопленные ранее. Сделав из полотенца петлю, они затягивали ее на худой, изможденной шее подвижника, а когда старец задыхался, отпускали. Когда надежды заполучить несуществующие деньги не оправдались, ибо у старца их никогда не было, злоумышленники стали зверски избивать его, мучить, затем, понимая, что ничего не добьются, сбросили в пропасть. Отец Ахила, находившийся в то время в пещере, располагавейся ниже, слышал, как летел вниз изуродованный, избитый, лишенный человеческого облика старец. Очевидно, молитвы страдальца были угодны Богу: он-таки вымолил для себя мученический венец, будучи наказанным, в соответствии с прошением, в нынешнем веке. Когда тело старца, спустя пять дней, после долгих поисков нашли и достали из ущелья, то оно оказалось полностью нетленным, хотя описанные события происходили летом, и стояла удушливая жара. Воистину, неложно обещание Спасителя: «Аще чесо попросите во имя Мое, Аз сотворю» (Ин. 14, 14).
Во время убийства старца брат Виталий находился в селении Амткел у болящего Лени, который уже сорок лет был прикован к постели. Удивительным является то, что болящий, духом прозревший происшедшую в горах трагедию, внезапно начал возбужденно кричать что-то об убийстве. Поняв предсказание, брат Виталий тотчас же заказал свечи.
Несмотря на явную благодать, видимым образом покрывающую мужественных исповедников, нападки на пустынников не прекращались, а наоборот, все более усиливались, приобретая систематический и массовый характер: началась кампания по выживанию монахов из этих мест. Однажды тишину этих мест разрушил устрашающий грохот: это прилетел вертолет, на борту которого находилась оперативная группа. Выскочившие из него люди с автоматами окружили поляну, монахов насильно затолкали в вертолет и вывезли. Остался лишь схимник Василий, который жил уединенно от них, в стороне, несколько выше в горах. На этот раз его не забрали, однако впоследствии выследили и убили. Не смогли найти также отцов Мардария и Кассиана – они находились в малозаметном тупике, недалеко от озера, в местности, промыслительно сокрытой от посторонних глаз. Отец Мардарий видел, как совершилось это беззаконие: «Я жил на озере, их на озере и забирали. А я в тупике был, где сейчас Константин и Николай. В той стороне – скрытная территория, там еще иеродьякон Аввакум жил со мной, который в Почаеве был, а сейчас где-то в России. Вот я так там и остался, и Касьян остался, Меркурий, Виталий Тбилисский, правда, он в Тбилиси ушел потом».
Монахов с поляны в тот раз вывезли в город, допросили, но никого не посадили, отпустив на все четыре стороны. Многие из них, и отец Ахила в их числе, возвратились в пустыню, а кое-кто так и не вернулся – не хватило духа противостоять угрозам со стороны преступных властей, а точнее, не было Божия благословения на исповеднический подвиг. Вышеупомянутые монахи-отшельники (отцы Константин и Николай) живут там и сейчас, и воспоминания отца Константина помещены в книге.
Как свидетельствует иеромонах Мардарий, подобные «проверки» проводились в горах под предлогом того, что многие, подвизавшиеся там, бродяжничали, скрывались. «Власти говорили: «Мы не разберем, нам трудно понять, монахи или не монахи, документы вроде ничего, а у нас есть приказ». В Сухумском отделении милиции действительно имелся приказ из Москвы, чтобы все вышли из гор. Им говорили, что если они хотят молиться, пусть идут в монастырь, служат в храмах, а в горах не надо».
Власти прилагали всевозможные усилия, чтобы оказать давление на подвизавшихся в горах иноков, заставляя их вернуться к мирской жизни. Однако Господь видимым образом покрывал их. В памяти многих сохранился поразительный случай, надолго запомнившийся тем, кто стал невольным свидетелем еще одного явленного свидетельства безграничной милости Божией. Вертолетчик, который был очевидцем этого чуда, человек, далекий от Церкви, в результате увиденного пришел к глубокой осознанной вере. События, непосредственным участником которых он стал, навсегда запечатлелись в его памяти, приведя к полной переоценке ценностей. Произошло все следующим образом. Получив задание, он произвел облет территории поселения с целью обнаружения места пребывания монахов. Находившиеся на борту боевики в нужный момент должны были высадиться и совершить облаву. Охота на иноков была делом непростым. Обретя за годы пребывания в горах ловкость и бдительность, часть монахов сумела укрыться от преследователей. Вертолетчик выследил их и направил машину наперехват, преследуя пустынножителей, как диких животных. Войдя в азарт, он постепенно прижимал беззащитных иноков к пропасти, перейти через которую было невозможно. Непосредственно за пропастью раскинулся густой непроходимый лес, и если бы каким-то непостижимым образом пустынники могли преодолеть это препятствие, они легко затерялись бы между огромными старыми деревьями. Однако это было немыслимо, и вертолетчик, предвкушая близость расправы, стал резко приземляться. считая, что все кончено, люди мысленно прощались с жизнью. И тут шедший первым монах остановился, осенил крестом вначале себя, затем раскинувшуюся у ног пропасть, и уверенно ступил вперед. Все пошли за ним, словно под ногами находилась твердая почва.
Вертолетчика, собственными глазами увидевшего, как уходят по воздуху, словно по невидимому мосту, преследуемые им иноки, бросило в жар. Трудно сказать, что пережил он в эти минуты, какие мысленные картины предстали перед его глазами, однако на базу он вернулся совершенно другим человеком. Испытывая величайшее внутреннее смущение, причину которого он долго не мог уяснить, этот видавший виды сильный и решительный человек после непродолжительных колебаний отказался от партбилета, смело исповедал Господа, во всеуслышание заявив, что отказывается далее охотиться на безоружных людей. Со временем Господь, приняв его искреннее покаяние, щедро наделил его даром веры.
Происшедшее событие оставило неизгладимый отпечаток в сердцах пещерножителей, некоторые из которых утверждали, что осенил пропасть крестом именно отец Ахила. Он же, никогда не стремившийся привлекать внимание к своей скромной персоне, принял решение уйти с Кавказа, о чем поведал нам приснопоминаемый отец Мардарий: «И отец Ахила ушел в Почаев после этого. Там как-то вертолет летел, забрали его в Сухуми. Но это просто на проверку забирали, говоря первоначально: «Собирайтесь, мы вас проверим, если все нормально, тогда сразу отпустим». А когда проверили, то стали говорить: «Запрещаем жить в горах, идите, живите в монастырях, пожалуйста, там прописка есть». И Ахила пошел».
Согласно этому свидетельству, отец Ахила покинул горы в 1972 году.
Чувство глубокой признательности вызывает повествование отца Мардария о времени, проведенном им в горах Кавказа, и тех, кто разделял с ним подвиг пустынножительства. Каждый из поселившихся в горах монахов, по его словам, был по-своему интересен и угоден Богу, хотя у каждого, безусловно, была своя неповторимая судьба, свой крест. Обладая прекрасной памятью, он спустя множество лет припоминал даты и события, живо воспроизводя их. Из рассказов этого неутомимого подвижника перед слушателями представал особый, неповторимый мир, исполненный аскетических подвигов, трудов и молитв. Преодолевая чувство вины за долгие годы молчания, мы, наконец, заговорили о нем.
Народная тропа к святым могилам кавказских пустынножителей не зарастает. Мы, нынешние христиане, должны постоянно отдавать себе отчет в том, скольким обязаны исповедникам за их твердость и непоступность в вере, мужество и стойкость в борьбе с врагами Церкви. И нашим святым долгом является выявление имен этих исповедников, выяснение обстоятельств их жизни и подвига, молитвенное обращение к ним. Старец Феодосий был одним из них, и, как знать, может, именно за подвиг исповедничества Господь наделил его благодатными дарами, которые проявились в изобилии в богоспасаемом граде Почаеве. Но об этом – в следующей главе.
ГЛАВА 5
«Радуйся, Благодатная! Господь с Тобою;
благословенна Ты в женах»
Исполнение воли Пречистой. Пребывание в Свято-Успенской Почаевской Лавре – новый этап в духовном развитии старца Феодосия. Лаврские послушания.
Фото Поч. лавры под названием: Почаевская лавра и ее святыни. Под фотографиями сделать надписи: 1. Общий вид Почаевской Свято-Успенской Лавры.
2. Лаврская колокольня. 3.Явление Пресвятой Богородицы на горе Почаевской в 1240 году. 4.Бронзовый киот над Стопой Божией Матери на месте Ее явления. 5. Почаевская Чудотворная икона Пресвятой Богородицы 6. Преподобный Иов и Амфилохий Почаевские. 7. Мощи преподобного Иова и пр. Амфилохия. 8. Пещера, в которой подвзался преподобный Иов
Заветной прошел он тропою,
Пречистую Деву моля…
Полна неземного покоя
Священная эта земля.
Стал в жизни его Почаев
Незабываемым сном,
Легендою, светлой тайной,
Влекущей к себе вновь и вновь…
Все в жизни человеческой обустраивается преблагим и премудрым Божественным Промыслом. Неся исповеднический подвиг в горах Кавказа, отец Ахила сподобился зреть дивный лик Богородицы. Однажды, после теплых молитв, обращенных к Пречистой, у которой он просил вразумления, как жить в условиях усиливающихся гонений, Владычица вняла его мольбам и, явившись вместе с Иоанном Богословом, повелела: «Иди в Почаевскую Лавру, ты там должен послужить людям».
О явлении Матери Божией монах Ахила, опасаясь впасть в прелесть, с трепетом поведал своему духовнику, который, прозрев в откровении указующий перст Божий, благословил выполнить повеление Пречистой. «Иди в Почаев,- сказал он ему, - это воля Божья, иди, я тебя благословляю». Нелегко было решиться покинуть горы, ставшие для него родными и братий, переживших вместе с ним столько лишений, однако, во исполнение воли Божией, отец Феодосий не колебался. Отец Мардарий свидетельствует «Хорошо было всем вместе, а потом Ахила ушел. Он сказал: «Раз такое благословение, то пора идти мне в любимую Лавру Почаевскую». Позже, когда чада спрашивали у батюшки, как же это было, он улыбался, и отвечал: «А зачем вам?».
Были, разумеется, и другие обстоятельства, ускорившие исход старца из пустыни. Можно предположить, что после очередного разбойного нападения отец Ахила понял, что настал час уходить из пустыни, дабы действенно, словом и делом послужить людям в Почаеве, куда его направила Пречистая. Отец Мардарий отмечает: «Вышел он из пустыни из-за старости, жить там было очень трудно, там же скалы. Можно было сорваться, очень просто. А в Почаеве другие условия, и священники все свои. К примеру, Иоанна, который в соборе служит, я постригал в монашество. Он сейчас духовник, его уважают. Тут все такие. Он в Киев не возвращался, а пошел сразу в Почаевскую Лавру. Киевская была закрыта».
Трудно сказать, как долго, Бог весть, какими путями, добирался он до обители. Известно только, что с места пустынножительства его вывезли вертолетчики приблизительно в 1972 году. Ежечасно рискуя быть арестованным за нарушение паспортного режима, не имея средств и полагаясь лишь на Божию милость, он вновь отправляется в странствия и в итоге добирается в Почаевскую Лавру, где часто бывал раньше. Все последующие годы, проведенные в Почаеве, батюшка духовно был связан с пустынножителями, пытаясь помогать им и используя для этого малейшую возможность: вместе с духовными чадами собирал продовольствие, необходимые вещи, лично сопровождал грузы, предназначенные для пустынников. Близкие ему люди свидетельствовали, что часть души его постоянно пребывала на Кавказе. В Почаевской Лавре отец Ахила неоднократно повторял: «Хоть бы сейчас ушел в горы, но силы уже не те», однако, зная волю Пречистой, не противился ей.
Было ему серьезное вразумление, когда, затосковав о прежней жизни в пустыни, он все-таки решился тайно уйти из Лавры в свои любимые горы. Утором, когда братия пошли на полунощницу, он взял рюкзак и самое необходимое и. пытаясь остаться незамеченным, направился к Святым вратам. Совершенно случайно, как могло показаться, а на самом деле промыслительно, он в темноте наступил на большой булыжник, почему-то в это время лежащий посреди дороги, упал и сильно подвернул ногу. Резкая боль не позволила идти дальше. Богомольцы, шедшее утром на службу, привели его назад, в келью. Поразмыслив, отец Ахила понял, что нет воли Божией на то, чтобы он покидал обитель Пречистой.
Воистину, старчество – нелегкий крест, и, чтобы понести его, необходимо прежде всего отсечь собственную волю. Так, преподобный Нектарий Оптинский после Октябрьского переворота, когда Оптина пустынь была закрыта, имел желание уединиться, уйти в затвор, однако с Небес явились Оптинские старцы и сказали: «Если ты оставишь свой народ, то с нами не будешь». Показательны слова некоего старца, которому предложили уехать на Святую Гору Афон, чего он не хотел делать. Тем, кто, зная нежелание подвижника покидать родину, пытался его отговорить от поездки, он ответил: «Если бы рая не было, я, может быть, и не поехал бы с насиженного места. Но знаю, что рай есть и что его не купишь и по наследству он также не перейдет. Рай мне Матерь Божия дает. Так как же я Ей откажу, если Она призывает: «Иди ко Мне и потрудись в Моем саду» Отвечу, что не хочу, что мне дома хорошо?». Очевидно, примерно так же рассуждал и отец Ахила, отправляясь в Почаев.
Каждому человеку отводится время для того, чтобы он осуществил свой жизненный выбор. «Всему свое время, и время всякой вещи под небом» (Еккл.3, 1), - сказано в Екклезиасте, ибо важно сделать правильный выбор, чтобы затем не сожалеть о безцельно прожитой жизни. Святое Писание призывает нас не останавливаться на достигнутом, а ревновать о дарованиях больших (1 Кор.31). Возможности дальнейшего духовного совершенствования были для него только в Почаеве, где, несмотря на гонения, сохранилась преемственность старчества. Вот почему, обретя, в соответствии с волей Господа, новую стезю для самоотверженного служения, наш подвижник вышел из добровольного затвора и направил стопы к тем, кто нуждался в окормлении.
Преемственная связь отца Ахилы с новопрославленным архимандритом Ионой (Мирошниченко) проявилась здесь в полной мере. Несомненное влияние оказали на него и Глинские старцы, получившие благодать старчества от Паисия Величковского и неповрежденно пронесшие ее через многоразличные испытания, передав монахам-пустынникам в горах Кавказа. С этим духовным багажом и направился отец Ахила в благословенный Почаев, к стопам Пречистой. Здесь, под Ее благодатным Покровом, ему предстояло принять крест старчества, понести множество душеспасительных трудов и завершить жизненный путь, оставив по себе благодарную память.
В 1988 году, когда вновь открылась Киево-Печерская Лавра, отец Ахила некоторое время пребывал в ней. Однако подвиг старчества и свое призвание он должен был осуществить именно в Почаеве, обители, где «преклоняются колени перед образом Пречистой» и «возносится молитва к Ее чудотворному лику — этому прибежищу всех скорбящих и обремененных не только на горе Почаевской, но и во всем мире христианском» (24).
К этому времени он имел почтенный возраст, не только физический, но и духовный. Пройдя через подвиг странничества, монашеский искус в Киево-Печерской Лавре, затвор и суровые аскетические подвиги в горах Кавказа, он стяжал много благодатных даров, обретя смирение, кроткую незлобивость и примерное послушание. Милостию Божией без особых осложнений принятый в число братии, он прошел через самые различные послушания, которые выполнял, не выделяя, с одинаковой ревностью, стараясь не проявлять никаких предпочтений.
В скором времени братия удостоверилась в благодатности духовных даров, которыми наделил подвижника милосердный Господь. Отец Ахила пребывал в непрерывной радости, ибо Божественным Промыслом был помещен именно в ту среду, которой жаждала его душа. В радость были молитвенные труды и аскетические подвиги, ради которых иноки притекали в обитель, всячески стремясь угодить Богу. Неукоснительно выполняя все послушания, которые ему благословлялись, он стремился как можно более умаляться перед всеми, подражая старшим и более опытным в монашеском делании, по примеру возлюбленных им Киево-Печерских иноков.
Никогда не забывал старец, что на земле у него лишь временное пристанище. Поэтому он смирял до изнеможения плоть суровыми трудами во славу Божию, как некогда ревностный в вере и молитве преподобный Ахила-диакон. Взяв в пример преподобного Савву Освященного, он никогда не вкушал яблоки – запретный плод, приведший прародителей к грехопадению. Послушания и молитвенное правило старца занимало так много времени, что оставалось удивляться, когда он уделял хотя бы непродолжительное время для сна.
Однако и в Почаеве, как некогда в Киеве, каким-то непостижимым образом ощущая глубину его щедрой старческой души, всегда стремившейся излить на окружающих безмерную любовь, к нему начали стекаться многочисленные паломники, и отец Ахила поддерживал в них бодрость духа ночным чтением акафистов и духовными беседами. Его благостная, любвеобильная душа, исполненная жаждой деятельности, стремилась облагодетельствовать всех: накормить, утешить, напитать добрым старческим советом…
Спустя некоторое время старец вернулся на Кавказ вместе с двумя почаевскими монахами: отцом Андрианом и отцом Стефаном. Трудно даже представить, каким мучительным было для отца Ахилы, привыкшего безпрекословно подчиняться Священноначалию, решение самовольно покинуть обитель. «Ушли они тайно. Наместнику сообщили, что нет Стефана, Андриана и Ахилы и он стал выяснять, как это получилось и почему. Ему сказали, что причиной их ухода были паспорта. Поразмыслив, наместник сказал: «Вот, давай указ архидьякону Пимену, идите и отдайте им этот указ, если они не вернутся, я их под запрещение посылаю. А если вернутся, то все благополучно прощу и приму».
Упомянутый наместником отец Пимен некогда бывавший на Кавказе, легко отыскал ушедших монахов. Благословение было доведено до их сведения, и они, раскаявшись в преслушании, возвратились в обитель. «Прямо с радостью пришли,- отмечает отец Мардарий, - наместник Яков их встретил доброжелательно, а они же были отшельники, шутили еще. Потом они поняли, что сделали ошибку, когда ушли».
Некоторые уточнения этой истории мы нашли в воспоминаниях находившегося в горах отца Константина: «Приехали из Почаевской Лавры три монаха: иеродьякон Ахила, игумен Стефан и иеромонах Андриан. Их приняли по-братски, отвели в келью к дедушке Феодору, как называли нашего старца, - он был чуваш. Келью, в которую мы привели братию, он строил для отца Саввы, схиигумена из Псково-Печорской обители, строил тайно для того, чтобы тот мог приехать, однако у него не получилось, и келья стояла пустая. В этой келье и жили некоторое время отец Ахила, отец Стефан и отец Андриан. Я знал, что это – известный пустынник, древний, как его называли, - его знали так называемые озерские братия, которые жили после 1961 года за озером».
Отец Константин вспоминает о смуте, поднявшейся в Лавре «из-за того, что ушли три монаха», за которыми, в связи с возникшими неприятностями, Священноначалие и прислало на Кавказ архидиакона Пимена. «Поскольку он тоже жил при прежней братии, за озером, то уже знал эти места и приехал достаточно быстро. Однако дорога была тяжелой, и отцы с большим трудом туда добрались, дорогой чуть не умерли. Время было зимнее, они пошли через горы, а там достаточно опасно, когда спускаешься вниз. Ущелья наполнил туман, и они не знали, куда идти. Спасло их только то, что попали под пихту. В сплошной темноте, в тумане, среди снегов и холода, совсем выбившись из сил, увидели, что что-то чернеет. Это была пихта, и монахи подлезли под нее, потому что там было сухое место, разожгли костер, и таким образом не пропали».
Полтора года пробыли монахи в горах и потом вернулись в Почаевскую Лавру по благословению отца наместника и владыки, простивших их своеволие при условии немедленного возвращения. В случае непослушания им пригрозили: «Если не вернетесь, то не только попадете под запрещение, но и лишитесь сана».
«С тех времен батюшка стал каждый год приезжать в Абхазию. Мы как-то встретились, он привез продукты, и я говорю: «Спаси Господи, батюшка, что вы потрудились». Он с радостью отвечает: «Да, пожил в пустыньке, теперь буду хоть помогать пустынникам».
Интересные подробности об этом эпизоде из жизни старца нам поведал отец Михаил Макеев, духовник Барышевского благочиния Киевской области. Фото М. Макеева. Надпись. Протоиерей Михаил (Макеев )Беседуя с отцом Ахилой на Кавказе, он сумел убедить его в необходимости вернуться в Почаев. Господь умудрил его напомнить о необходимости подчиняться Священноначалию и не творить ничего по своеволию. Немаловажную роль сыграло также то обстоятельство, что в горах Кавказа нужны были подвижники, облеченные благодатью сана, ибо при отсутствии таковых не было возможности служить Божественную Литургию и совершать требы. В то время отец Ахила еще не был рукоположен. Отец Михаил полушутя напомнил ему об этом обстоятельстве: «Зачем ты здесь сидишь? Ты ни рыба, ни мясо. Ничем не отличаешься от мирянина. 42 градуса жары, а ты в подряснике, борода до пояса, волосы до груди, а литургию служить не можешь. Мог бы принести величайшую пользу, если бы стал священником. Возвращайся в Почаев, падай Иакову (наместнику – ред.) в ноги. Рукополагайся, а затем возвращайся. Ты будешь на вес золота, необходимый будешь. На все горы, на весь Кавказ. Будешь крестить и хоронить. Люди гонимые сюда идут, исповедовать и причащать их будешь». Отец Ахила стал вначале возражать, однако, поразмыслив над сказанным, согласился, и, получив указ Священноначалия, вернулся в Почаев, где его вновь приняли в обитель. Со временем инцидент забылся, и все стало на свои места, а отца Ахилу, уже нашедшего свое призвание в Почаеве, вскоре рукоположили.
«Приезжаю через год в Почаев, вижу, - стоит в свечном ящике, довольный, с белым крестиком, продает акафисты, иконки. Радость буквально переполнила меня, потому что в этом была и моя доля участия. Забрал он меня к себе в келью на ночь, и мы долго вспоминали прошлое. Так отец Ахила нашел свое призвание в Лавре. А в горы его всегда тянуло и позже, впрочем, как и всех нас».
По воспоминаниям иеромонаха Мардария, старец Феодосий, приезжавший в горы уже в сане архимандрита, заходил к нему в гости, оставаясь таким же простым и открытым для общения, как и раньше. «Я смотрел на него и говорил: «Какой ты был знаменитый подвижник!»
Отец Мардарий, привыкший, несмотря на собственный духовный опыт, разрешать недоумения, испрашивая через благодатных старцев волю Божию, задал ему вопрос: «Батюшка Ахила, а что мне делать? Вот меня зовут в Киево-Печерскую Лавру, там еще есть такие монахи, которые знают меня. Как быть?» Ответ был однозначным: «Уже не надо уходить, доживай последнее, ты теперь слабый такой, а там нужны силы». Так он мне и не благословил идти в Киево-Печерскую Лавру».
Безоговорочно подчинившись благословению старца, отец Мардарий продолжал нести свой молитвенный подвиг в горах, и только в глубокой старости, став немощным, перешел в один из сухумских храмов. Вот что такое святое послушание!
Вернувшись с Кавказа окончательно, отец Ахила включился в духовную жизнь Почаевской Лавры. По сравнению с предыдущими этапами своей жизни, он значительно возрос духовно.
Архимандрит Авраамий, встречавшийся с подвижником в Почаеве в этот период, отмечал изменения, происшедшие в духовном облике старца, ставшего еще более молчаливым и сдержанным. Пройдя суровую школу смирения, он неоднократно повторял, что в жизни необходимо терпеливо переносить скорби и нестроения, подтверждая свои слова в ежедневной практике. Утешением, как и всегда, были ему строки Святого Писания. По словам отца Авраамия, батюшка до конца жизни благодушно переносил все притеснения, выпавшие ему в земной юдоли, постоянно повторяя: «Кто претерпит все, получит венец».
У Отца Небесного много обителей. У него достаточно венцов для всех, чтущих Его, ходящих в Его святых заповедях и в награду обретающих жизнь вечную. По блаженной кончине старца отец Авраамий выразил убеждение, что схиархимандрит Феодосий сподобился такого венца.
Однако это было позже, а сейчас впереди были годы труда и молитв, искушений и нестроений — всего, что сопутствует жизни старца на земной стезе. Фото 24 Монах Ахила после приезда с Кавказских гор.
Жизнь в монастыре складывалась непросто. После многолетних трудов в пустыне, которые были отцу Ахиле в радость, потому что сопрягались с неустанной молитвой и Богообщением, вышедший из затвора старец с головой окунулся в жизнь общежительного монастыря. Первоначально ему, как некогда в Киево-Печерской Лавре, благословили послушание пономаря, которое пришлось по душе подвижнику, давая возможность молиться в алтаре, не пропуская ни единой службы. К молитве боголюбивая душа его стремилась непрестанно, находя в ней неизъяснимую сладость, отверзающую врата Небесные. Уже в половине пятого утра, когда пробуждавшиеся иноки Почаевской обители собирались в Успенском соборе для чтения утреннего правила, старец был на ногах. Случались дни, когда он очень уставал, но всегда был в равной степени бодр и радостен, трогательно молясь Владычице и благодаря Ее за неизреченные милости. Имея прочный навык самотечной молитвы, обретенный много лет назад путем суровых аскетических подвигов, очищения сердца от помыслов и самоотверженного служения ближним, старец постоянно возносил ее к Небесам, а участие в благодатном Таинстве Евхаристии делало эту молитву еще более крепкой. Изо дня в день неопустительно приходил он ко святому алтарю раньше других минут на пятнадцать, и, как юный послушник, входил, помолясь, с благоговением и страхом Божиим. Все, что было положено по послушанию, выполнял точно и незамедлительно. Внимая ходу богослужения, он непрерывно перебирал четочки, следя за течением внутренней молитвы. Было заметно, что молитвенной настроенности способствовала тяга к уединению, погружению в себя, в своего внутреннего человека. Четко и точно выполнял обязанности киотного (предстоятеля перед чудотворной иконой), затем уходил на вычитку, если она в этот день проводилась. Никто не припоминает, чтобы он когда-либо запутался, совершив неверное действие. Фото23. надпись: Монах Ахила в числе братии Почаевской Лавры. Вверху рядом стоят пр. Амфилохий и монах Ахила
Вечернюю службу отец Ахила достаивал до последнего возгласа. После окончания отправлялся в трапезную, чтобы отнести приехавшим в обитель богомольцам пищу, набираемую в ведра. В церкви во имя преподобных Антония и Феодосия, где паломники устраивались на ночлег прямо на полу, он, выполняя благословение Священноначалия, поднимал их дух соборным чтением акафистов Господу, Владычице, Небесным Силам безплотных, которое продолжалось до полуночи, а иногда и дольше. Затем, после непродолжительного отдыха в келии, с рассветом уходил на послушание в алтарь. Все повторялось: чтение семнадцатой кафизмы настраивало душу на благодарение Господу, пение тропаря «Се, Жених грядет» вызывало воспоминание о Страшном Суде, а когда опускалась Чудотворная икона, вновь хотелось молиться и плакать, и на душе воцарялся мир.
Спустя некоторое время, по достоинству оценив трудолюбие и обязательность отца Ахилы, Священноначалие благословило его на новое, еще более ответственное послушание. Ему поручили заведовать иконной лавкой, доверив работу хлопотную, но чрезвычайно нужную. Добросовестное исполнение этого послушания (а отец Ахила никогда не делал ничего вполсилы) требовало особого внимания, ибо постоянно приходилось общаться с людьми, подсказывая им, какие книги следует читать с пользой для души. Старцу приходилось выслушивать жалобы на житейские нестроения, приведшие их в монастырь, внимать их прошениям, наставлять собеседников в благочестии, давать советы и вразумления, подавать утешение. Имея за плечами богатый духовный опыт, он щедро стремился поделиться им со всеми. Здесь-то и пригодился дар сугубой молитвы, по которой старцу открывалось, как разговаривать с каждым, чтобы подобрать слова, необходимые лишь ему, отыскать ключ к его алчущему и жаждущему правды сердцу… Благодаря Господа за данное ему разумение нужд и потребностей приходящих, он повторял вслед за Апостолом: «Се ныне время благоприятно, се ныне день спасения» (2 Кор.6, 3).
Было еще одно важное попечение: периодически ездить в город для приобретения товара, изыскивая возможность для полулегального печатания душеспасительных поучений и распространений их среди духовно непросвещенных паломников и прихожан обители что в условиях строжайших запретов требовало времени и огромных душевных сил, однако у отца Ахилы их хватало с избытком. Окружающих его людей он буквально заражал жизнелюбием и стремлением всего себя, без остатка, отдать на служение ближним. С радостью делал все, что вменялось ему послушанием, и попутно - гораздо больше. Каким-то непостижимым образом, пренебрегая угрозами, звучавшими в его адрес, он постоянно копировал, распечатывал и раздавал людям статьи догматического, катехизисного и назидательного характера, всегда был в курсе последних публикаций на церковную тему. Бог весть, где он их брал, однако всегда мог порекомендовать обращавшимся к нему людям самое необходимое для православных – брошюры, книги, листовки, иконы: каждому на потребу, в соответствии с нуждами. Старец щедро раздавал духовную литературу всем, кто обращался к нему за советом, что было тем более важно в условиях величайшего духовного голода. Сколько подвижников благочестия возросло на Почаевской почве благодаря его неусыпным попечениям! Сохранилось много воспоминаний, подтверждающих чрезвычайную важность его миссионерской деятельности, совершаемой вопреки всем мыслимым и немыслимым запретам. Обратимся к некоторым из них.
Так, наместник Почаевской Лавры владыка Владимир, хорошо запомнивший свою первую встречу со старцем, рассказывает о впечатлениях от нее следующее. Приехав в Лавру во времена пресловутого запрета на печатание и распространение православной литературы, он как-то зашел в иконную лавку, в которой торговал отец Ахила. Увидев маленького, тщедушного старичка-монаха, без особой надежды на положительный ответ ввиду явной скудости предлагаемого ассортимента, он спросил, есть ли в лавке акафист Страстям Христовым. «Есть», – с готовностью ответил старичок, как будто ожидавший вопроса, и, покопавшись под прилавком, тотчас достал просимую книжечку. Как знать, возможно, уже тогда он прозрел в незнакомце, зашедшем в лавку, будущего владыку, наместника прославленной обители, который лично проведет его в последний путь, когда завершится срок пребывания старца на грешной земле?
За распространение духовной литературы отца Ахилу неоднократно вызывали в соответствующие органы, где предупреждали о необходимости немедленного ее прекращения, однако он продолжал необъяснимым образом, не иначе как чудом, доставать и распространять товар для иконной лавки. Он все так же печатал и раздавал людям духовную литературу, ни на день не прекращая свою весьма опасную деятельность. В конце концов, видя, что никакими угрозами нельзя повлиять на упрямого старика, от него отступились.
Продавая церковный товар, отец Ахила всячески стремился назидать покупающих. Пытаясь заронить в их душах благое семя Православной веры, он использовал любую возможность, чтобы оказать помощь в сложных вероисповедальных вопросах. С Божией помощью это ему удавалось. Один из монахов обители (назовем его условно отец Н.) рассказывал, как, будучи новоначальным и совершенно неискушенным духовно, зашел он в иконную лавку без какой-либо определенной цели. От отца Ахилы не ускользнуло его искреннее стремление к Богу, и он протянул молодому человеку литографию с изображением находящегося возле гроба монаха и надписью: «Сего никто не избежит». «Зачем мне это?!» - удивился посетитель, и тотчас же получил ответ: «А как же? Это самое главное – всегда помнить о смерти!» Впоследствии этот молодой человек навсегда остался в обители, став монахом.
Те, кто знал отца Ахилу по работе в иконной лавке, отмечали, что для них непостижимой была способность старца понимать потребности каждого покупателя. Поэтому и предложения его исходили именно из их насущных проблем. На нем сбывались слова Писания: “Не пецытеся, како или что возглаголете: даст бо ся вам в той час что возглаголете. Не вы бо будете глаголющии, но Дух Отца вашего глаголай в вас” (Мф.10, 19, 20).
Самоотверженная деятельность старца, направленная на распространение и укрепление веры среди населения, упрочила любовь к нему со стороны окружающих, привлекла к нему людей, и этому при всех стараниях не могли воспрепятствовать власти придержащие. Народ тянулся к отцу Ахиле, видя в нем печальника и молитвенника о его нуждах. Этим-то людям он со всем усердием проповедовал данную Господом мудрость «не века сего и не властей века сего преходящих, но…премудрость Божию тайную, сокровенную, которую предназначал Бог прежде веков к славе нашей» (1 Кор.2,6,7).
Не остались труды благодатного старца без внимания и со стороны высшего Священноначалия – Святейший Патриарх Пимен, в ознаменование его заслуг перед Церковью, наградил его Грамотой «За труды на благо Православия». И эта высокая Церковная награда была не единственной. Спустя некоторое время за высокую ревность о Господе и Святой Церкви был он представлен еще к одной из высочайших наград Церкви: ордену Святого Равноапостольного князя Владимира, а затем - и к другим высоким Церковными наградам.
Должным образом оценив примерное усердие старца, его стали награждать и продвигать по иерархической лестнице, повышая в сане. Так, в 1980 году отец Ахила был награжден набедренником и золотым наперстным крестом, в 1985 – палицей, 1986 – крестом с украшениями, а в 1994 — его, как одного из опытных в духовной жизни – назначили духовником Лавры. Относительно последнего назначения необходимо отметить, что оно было временным, данным в связи с кончиной прежнего духовника, схиархимандрита Гермогена, однако поскольку отец Ахила нес много послушаний, то Духовный Собор Лавры спустя некоторое время назначил вместо него архимандрита Георгия. Старец же дважды в неделю продолжал исповедовать послушников в Похвальной церкви. Однако земные награды никогда не были самоцелью для скромного труженика на ниве Православия, и монашеская ряса всегда была для него дороже любых знаков отличия, а признательность простых людей, приходивших благодаря этим трудам к глубокой осмысленной вере и даже принимавших со временем монашеский постриг, выше всех наград. Из скупых рассказов старца, никогда не любившего говорить о себе, известно, что всякое очередное награждение или повышение в сане напоминало ему о возросшей ответственности, побуждающей трудиться еще более ревностно. Его чада бережно сохранили фотографии, на которых батюшка запечатлен на разных этапах жизненного пути. На одной из них, датированной 1983 годом, митрополит Николай возводит отца Ахилу в сан игумена, на другой, относящейся к 1987 году, митрополит Никодим возводит в сан архимандрита. Фото. Надписи, как в книге
Вследствие примерной скромности старца, все, что удавалось узнать о его жизни от него самого, было подобно крохотным песчинкам в безбрежном океане воспоминаний людей, которым посчастливилось знать его. Поэтому так дороги эти фотографии, запечатлевшие краткий миг между двумя гранями небытия, на любимый всеми батюшка укреплял даже своим неунывающим видом… Фотографии выборочно с 26 по 55 с теми же подписями, что и в книге
Неисчерпаема человеческая память, как неисчерпаема и человеческая благодарность. А насколько больше и значимее всех людских почестей та награда, которая уготована подвижнику на Небесах! «Не видел того глаз, не слышало ухо, и не приходило то на сердце человеку, что приготовил Бог любящим Его» (1 Кор. 9). В 1986 году ему благословили послушание киотного. Это принесло старцу несказанное утешение, ибо теперь ему вменялось в обязанность совершать то, что ранее он делал, сообразуясь с повелением сердца: неустанно славить Владычицу, умоляя о милосердной помощи для всех страждущих. Послушание требовало от старца ежедневного пребывания около Царских врат так называемого «Царского иконостаса», пожертвованного императором Александром II в 1862 году, возле чудотворной иконы Почаевской Божией Матери в ранние утренние часы, когда ее опускали для поклонения многочисленных паломников и прихожан. После того, как икону по окончании братского молебна опускали для поклонения, в Успенском соборе начиналось чтение акафиста Богородице, до окончания которого он пребывал около иконы. Таким образом, по завершении полунощницы (приблизительно около шести часов утра), до семи, когда заканчивалось чтение акафиста, и значительно дольше, если было много паломников, старец находился у Чудотворной иконы. По большим праздникам, когда многие богомольцы не успевали приложиться, икона опускалась и после поздней литургии, проводившейся в Лавре очень торжественно и долго (порой и до часу пополудни). Кратковременный отдых он мог позволить себе лишь после того, как икона поднималась и занимала свое место над Царскими вратами. Фото Надпись: Архимандрит Ахила на послушании киотного у чудотворной ионы Почаевской Божией Матери с 1986 по 1990 год
Быть на послушании у величайшей святыни Почаевской Лавры всегда считалось наиболее почетным и доверялось только избранным, глубоко духовным монахам. Люди, приходившие в обитель, чтобы поклониться чудотворной иконе, могли задать киотному вопрос, разрешить недоумения и получить духовный ответ как бы из уст самой Царицы Небесной. А сколько исцелений происходило возле иконы, сколько вразумлений получали те, кто хотел их услышать!
Ранее, в разделе, посвященном Киево-Печерской Лавре, нами отмечалось, как велика была роль киотного в Печерской обители, и какую ответственность возлагало Лаврское Священноначалие на схимонаха Дамиана, стоявшего возле иконы Успения Божией Матери. Схимонах Дамиан, которого отец Ахила считал своим духовником, неопустительно поминался им в ежедневных молитвах, неленостно возносимых ко Господу. Очевидно, и старец наш у престола Господня не забывал своих чад, и воплощением его святых молитв стало новое послушание отца Ахилы. Милостию Божией ему пришлось преемственно потрудиться на этом послушании более пятнадцати лет. Изо дня в день приходя в алтарь первым и выходя последним, старец молился «за всю братию и за всех православных христиан»; за людей, «в темницах сущих и на одре болезни лежащих»; «за всех, о ком некому помолиться» и за людей, «отпавших от святой православной веры». Лицо его во время молитвы обретало покой и неотмирную красоту, и лишь натруженные руки непрестанно двигались, без перерыва перебирая старенькие, стертые от постоянного употребления четки. Глубокая внутренняя жизнь, молитвенность и обращенность к Богу, с одной стороны, и действенная любовь по отношению к людям – вот подлинные источники неиссякаемой силы старца, дарованной ему Господом до самых преклонных лет.
Пятнадцать лет старец нес почетное послушание киотного около главной святыни Лавры: чудотворной иконы Почаевской Божьей Матери. Часто он приходил и на позднюю литургию, начинавшуюся без пятнадцати девять, и шел после завершения евхаристического канона на вычитку, укрепив себя духовно для того, чтобы вновь вступить в единоборство с лукавыми сущностями, в просторечье именуемыми бесами. Самоотверженное служение этого замечательного подвижника, движимого великой любовью к людям, продолжалось изо дня в день, вплоть до пострига в великую схиму, когда изменился характер этого служения.
Глядя на людей, внешне ничем не примечательных, он видел, как изуродованы их души вошедшим в них диаволом, который буквально насмехается над ними. По своему глубокому незлобию, сочувствуя этим страдальцам, он пытался помочь им. В Почаеве, куда к стопам Богородицы притекает великое множество болящих, одержимых бесами, у него в полной мере проявился дар экзорцизма – данная Господом способность изгнания из немощного человеческого естества нечистой силы. По Евангелию, Бог не хочет «смерти беззаконника» (Иез.18, 23), напротив, стремится к тому, чтобы «все люди были спасены и пришли к познанию Истины» (1 Тим.,2,4). Монах, который дерзает взять на себя этот тяжелый труд, добровольно подвергает себя многоразличным искушениям – коварные и мстительные бесы не прощают ему того, что он восстает против них. Однако такого опытного воина Христова, каковым был отец Ахила, устрашить было невозможно. За годы пустынножительства он изучил их повадки и готов был вымаливать любого из страждущих, смело бросая вызов бесам. Сохранилось множество свидетельств тех, кто был исцелен по молитвенному предстательству старца. К ним мы обратимся в отдельном разделе.
Чтобы во всей полноте представить сложность и многообразие пастырского служения отца Ахилы, необходимо иметь в виду, что, помимо вышеперечисленного и того, что невозможно учесть, старец систематически служил в храме, читая соборные акафисты, в положенное время исполнял обязанности седьмичного, а также служил во время Божественной Литургии каждый воскресный и праздничный день. Силы свои он поддерживал, регулярно со страхом Божиим и верою причащаясь Святых Христовых Таин.
Тщательно готовясь к этому празднику души на протяжении всей седьмицы, ко Святому Причащению старец приступал еженедельно. Кроме того, неопустительно причащался он на все двунадесятые и престольные праздники, а также в свой день Ангела, говоря при этом: «День Ангела – это вторая Пасха, обязательно необходимо причащаться!» Точно так же он приступал к Причащению и в день своего рождения, и в другие памятные дни. Обязательно служил в день памяти святого благоверного князя Александра Невского (12 сентября/30 августа и 6 декабря/23 ноября), не без основания считая этого прославленного святого одним из своих Небесных покровителей. Совершал богослужение в день памяти преподобного Ахилы-диакона (17/4 января), в честь которого был пострижен в монашество, а после пострижения в схиму, после которого он стал схиархимандритом Феодосием,- и на день памяти Преподобного Феодосия Печерского (16/3 мая и 27/14 августа.).
Несмотря на молитвенный труд и множество послушаний, старец всегда выглядел благообразно, был опрятным, внимательно следил за своим внешним видом. Он понимал, что хотя люди духовные различают прежде всего его внутреннего человека и внимают именно ему, однако большинство мирских людей, не имеющих этого дара, можно ввести в соблазн внешней небрежностью и даже оттолкнуть от Церкви. Поэтому он не позволял себе никаких вольностей, был аккуратно одет и тщательно расчесан. Только в преклонном возрасте, когда любое движение требовало значительных усилий, он стал меньше смотреть за своим внешним видом, и, пытаясь скрыть многочисленные благодатные дары от посторонних, начал даже слегка юродствовать, что, однако, не отталкивало от него людей, а наоборот, - привлекало. От наблюдательных глаз не могла укрыться духовная одаренность этого необыкновенного человека, глубокая внутренняя цельность, скрываемая за несколько суетливыми движениями, острый ум, проницающий в глубины сердец, от которого не могли укрыться никакие помыслы…
Старец до конца дней своих продолжал носить распущенные волосы, не заплетая в косички, и лишь в дороге аккуратно укладывал их под скуфию или широкополую шляпу. Согласно старому, дореволюционному уставу, духовенству вменялось в обязанность благолепие волос, о чем свидетельствуют дореволюционные фотографии и писаные портреты священников и даже епископов с длинными распущенными волосами. Неукоснительно следуя древним иноческим уставам, старец Феодосий покрывал голову скуфьей или клобуком, которые во время поездок мог заменить шляпой. Даже в жаркое летнее время ходил в подряснике, рясе и с крестом. В редчайших случаях подворачивал подрясник под пояс, надевая при этом сверху плащ. Глубочайшим убеждением старца было то, что священник ни в чем не должен подавать мирянам повод к осуждению, - глядя на него, было понятно, что он – представитель духовного сословия..
Что же касается порядка в собственном жилище, очевидно, вследствие нехватки времени он просто не обращал никогда на это внимание. Казалось, ему абсолютно все равно, что находится в келье. На Кавказе его обиталищем бывали и тесная пещера в труднопроходимом месте, и дупло дерева, и обыкновенный шалаш, поэтому небольшое, заставленное мешками с продуктами помещение в Лавре нисколько не стесняло подвижника. Его жизненным пространством была Вселенная, мысленный взор устремлялся в Небеса, распахнутые для него, душа давно находилась в райских обителях, и его не смущала постоянная теснота от собираемых для передачи на Кавказ продуктов и носильных вещей, а также обилие людей, нарушающих покой старца, приходя порой в самое неблагоприятное время. Нужно отметить, однако, что когда продуктами, предназначенными для пустынножителей, стали интересоваться мыши, для устрашения непрошенных гостей пришлось завести кота. Как не вспомнить преподобного Нектария Оптинского, который не без юмора говорил чадам: «Преподобный Герасим был велик пред Богом, и ему служил лев, я мал и грешен, так у меня кот".
У отца Феодосия было обыкновение подкармливать голубей, особенно в голодное зимнее время, когда птицы сами не могли добыть пищу. Голуби постоянно обитали возле окна старческой кельи, нарушая тишину приглушенным воркованием. Через открытую форточку они иногда залетали в келью и, никого не боясь, расхаживали, склевывая зернышки, просыпавшиеся из мешков, приготовленных для кавказских пустынников. Птицы, как и люди, пребывали в ожидании, когда Господь через отца Ахилу даст им пищу во благовремение (Пс.103,27). Во время отсутствия старца на Кавказ голуби, заметно приуныв, терпеливо ожидали его, а по приезду встречали с радостью. Отцу благочинному, наблюдавшему однажды трогательную сцену встречи старца со своими подопечными, радостная возня, которую затеяли птицы, дала основание беззлобно пошутить: «Ну, что, дождались кормильца?»
Будучи скромным в быту и невзыскательным по отношению к пище, старец строго соблюдал посты и данные Богу обеты. С молодости он твердо усвоил, что «живущие по плоти Богу угодить не могут» (Рим.8, 5). Сугубого пристрастия к какой-либо пище у него не было, вкушал он умеренно, оставаясь абсолютно равнодушным к вкусовым качествам того, что ест. Когда бывала возможность, старец мог побаловать себя несколькими мандаринами или гранатами, переданными кавказскими отшельниками. Из граната извлекал ягоды, толок и заливал водой, сам же никогда не искал того, что не подавали во время братской трапезы. Только в старости, когда уже ослаб, он позволял себе более питательную, подкрепляющую немощи силы пищу – яйцо, кусочек рыбки и немного вина, чтобы разогнать кровь. По этому поводу он говорил: «Я уже стар, тело какое-то безчувственное, ссохшееся, и вот, чтобы поддержать свои силы и разогнать старческую кровь, беру немного вина». В такой удивительной умеренности, безусловно, помогал многолетний опыт строгого постничества и умение искать то единственное, ради чего нам дана земная жизнь, т. е. «Царствие Божие и правду его» (Мф.6, 33). А ведь отец Феодосий в последние годы земной жизни был весьма немощным и страдал множеством болезней, среди них были, к примеру, язва желудка и камни в почках, причинявшие порой мучительные боли! Но он никогда не роптал и не обращался к светским врачам, уповая лишь на Господа и считая, что по грехам и того, что есть, недостаточно. Когда недомогание усиливалось, он пил минеральную воду из одного источника и с улыбкой говорил своим чадам: «Ну, вот снова грехи болят». Однако ни при каких обстоятельствах он не позволял духу уныния овладеть им, был строгим к себе и снисходительным к другим.
Именно таковым — светлым, радостным, любвеобильным и в то же время чрезвычайно требовательным к себе запомнился навсегда братии и многочисленным чадам удивительный старец, молитвенник, подвижник, ревновавший за каждую живую душу настолько, что без малейшего колебания жизнь был готов положить за каждого заблудшего человека. Эта его готовность услужить ближнему особенно ярко проявлялась в отношении к богомольцам.
Еще в киевский период жизни старца люди, с которыми он общался, отмечали живость и общительность отца Ахилы, сочетаемые самым удивительным образом с органически присущей ему склонностью к безмолвию. При всей занятости на различных послушаниях, особое внимание уделял он общению с людьми, помогая им всем, чем только мог: словом утешения, молитвой и другими делами милосердия. Помня о собственной многолетней скитальческой жизни, когда порой негде было приклонить голову или раздобыть кусок хлеба, он всей своей любвеобильной душой проникался нуждами жаждущих утешения и духовного окормления богомольцев и бескорыстно помогал им, во исполнение Писания, однозначно предписывавшего нищелюбивому старцу: «Просящему у тебя дай; и хотящаго от тебя заяти не отврати» (Мф.5, 42). Господь умудрял его, подсказывая, что наиболее всего могло волновать пришедшего на богомолье человека, на короткое время оторвавшегося от семьи, работы и прочих суетных мирских попечений. В память о своей страннической жизни он изо всех сил стремился помочь паломникам. Люди, приходившие на богомолье, помнили, как, ночуя в храме, они до рассвета общались с ним, укрепляясь в вере и благочестии. Вспоминая это благословенное время, архимандрит Авраамий рассказывал об удивительном свойстве отца Ахилы радоваться с приходящими в обитель людьми. Слова припева читаемых им акафистов, где постоянно повторялось слово «Радуйся», по воспоминаниям старца, звучали особенно умилительно. О том же свидетельствовал и отец Мардарий: «У каждого есть что-то свое. Он любил народ, любил быть с людьми, духовно наставляя их».
В боголюбивом сердце подвижника уже тогда заповеданная Господом любовь к ближнему была настолько глубока и чиста, что боль других становилась его достоянием и счастье каждого было так же приятно и отрадно для него, как его собственное, а в сердце и совести не имели место ни вражда, ни зависть, ни безразличие.
Спустя много лет в Почаевской Лавре старец Ахила вновь обратился к подвигу странноприимства, которого всегда искала его чуткая, любвеобильная душа, практически воплощая апостольский призыв не забывать страннолюбия (Евр.13, 9). Он не произносил длинных, ярких проповедей, избегал суетной мирской славы, стремился не выставлять напоказ дарования, однако искренне стремился помочь людям всем, чем мог. По словам отца Мардария, «он любил с народом петь, молиться, акафисты читать, наставлять, поучать, или просто отвечал, что люди спрашивали. Он все знал». В соответствии с послушанием, которое нашло глубокий отклик в его душе, отец Ахила читал с паломниками акафисты в пещерном храме. Никакие заботы или попечения, а тем паче телесные немощи, свойственные преклонному возрасту, не могли отвлечь его от попечительства о вверенных ему священноначалием и собственной совестью странниках и богомольцах, которым он служил, как Самому Господу, ибо «не ведяще неции странноприяша ангелы» (Евр.13, 9). Зная, что поклониться святыням Лавры приезжает множество людей, чаще всего, небогатых, каждый вечер после окончания богослужения и братской вечерней трапезы, т. е. в восемь или девять, а в канун воскресенья или праздников, и в одиннадцать часов, он заботливо собирал пищу, оставшуюся после трапезы, и относил ее нуждающимся. В пещерной церкви его с нетерпением ожидали паломники, располагавшиеся на ночлег, утомленные и голодные, поэтому, наполнив бидоны, он спешил принести их алчущим. Это было проявлением милосердия, ибо для исцеления этим людям необходимо было порой находиться в обители долго, а средств к существованию хватало лишь на непродолжительный срок. Старец стремился помочь страждущим, чтобы хватило сил на молитвы, в результате которых обновленные и просветленные паломники возвращались в лоно семьи исцеленные и духовное укрепленные.
Вот одно из многочисленных свидетельств странноприимства старца. Один из близких ему иноков рассказывает, как, верный своему обыкновению, отец Ахила с радостью растворяет несколько упаковок дорогого чая, полученного им в дар, и благословляет келейнику отнести паломникам, даже в мыслях не допуская соблазна ублажить ароматным напитком собственную плоть. «Каждый вечер мы приносили в келью старца два ведра кипятка. Батюшка собственноручно заваривал чай, и относили мы его нищим в Антониевскую церковь, где по ночам он читал акафисты.
Однажды батюшке подарили две большие пачки красивого индийского чая. Я хоть и не страдал пристрастием к вещам или вкусной пище, но все равно, какой-то червячок точил: таким хорошим был этот чай, а батюшка, как маленький ребенок, по пачке на ведро высыпал без всякого пристрастия, и мы отнесли нищим. Подобная простота в такие годы – это чудо».
Далеко не всем из числа монастырской братии приходилась по душе забота старца о паломниках. Некоторые считали, что его детской доверчивостью беззастенчиво пользуются проходимцы, и пытались убедить его оставить хлопотные попечения. Так, однажды, после очередной трапезы, увидев старца с бидонами, наполненными пищей для паломников, некий игумен, забыв о заповеди любить ближнего, как самого себя, с раздражением произнес: «Отец Ахила, что же вы этих дармоедов кормите?» В ответ на эти исполненные сарказма слова старец, пребывающий в блаженной простоте, светло улыбнулся и совершенно незлобиво ответил: «Мы сами дармоеды, а они там молятся, они трудятся, так что их надо и кормить».
Напитав алчущих пищей телесной, отец Феодосий подкреплял их духовно, неопустительно служа ночные молебны и читая акафисты на протяжении ряда лет. Его высокая ревность о Господе вселяла в сердца богомольцев особую радость, укрепляла в нелегком молитвенном подвиге. Многие свидетельствовали впоследствии как помогали им эти удивительные ночные молитвы, когда, казалось, Небо отверзалось и Сама Владычица присутствовала в храме. Некоторые вспоминали, как полученный из рук любвеобильного батюшки кусочек монастырского хлеба они с благоговением привозили домой и делились с ближними, как со святыней. Несомненно, что именно молитвенный труд укреплял и поддерживал дух в немощном старческом теле, закаленном в многолетней невидимой брани с врагом рода человеческого. После ночных молитвословий он, как и в прежние годы, бывал бодр и светел, не позволяя себе ни на минуту расслабиться, а тем паче, опоздать на церковную службу, и в алтаре находился до конца богослужения, пребывая в молитве и трезвении. Лишь когда по ходу службы позволялось сидеть, по немощи опускался на стульчик возле иконы Богородицы «Достойно есть» и продолжал с величайшим благоговением внимать происходящему. Четки в его руках непрерывно двигались, свидетельствуя о непрекращающейся внутренней молитве. Никакие объективные причины, безконечное множество которых призвано оправдать лень современных «подвижников», не могли лишить его радости соборной молитвы. Фото: Надпись Братия вынимают частички из просфор, поминая имена людей, указанных в записках. Божественная литургия. Успенский собор. Болезни, немощи, неблагоприятное стечение обстоятельств — все это отступало на задний план перед силой духа, посылаемого ему Господом. Так, однажды, вернувшись из очередной поездки на Кавказ примерно в четыре часа пополудни, после долгой и утомительной даже для сопутствовавших ему молодых иноков дороги, он удивил братию, когда, не сомкнув глаз и совершенно не отдохнув, меньше чем через час был на вечерней службе. Это дало основание кому-то из них восхищенно воскликнуть: «Вот как Бог старцу-то помогает!»
Лишь после пострига в схиму отец Феодосий перестал проводить молебны и вычитки, все более углубляясь в уединенную молитву, однако до конца дней не прерывалась его духовная связь с пустынножителями Кавказа.
Глава 6
«Любящий другого исполнит Закон» (Рим. 13, 8).
Продолжение духовной связи с пустынножителями Кавказа,
оказание им действенной помощи.
Сердцу снится небо голубое
В сонме предзакатных облаков
И земля незримого покоя,
Воплощенье вдохновенных снов…
Богородицы Удел преславный,
Монастырской жизни колыбель,
Утвержденье веры православной,
Чистоты молитвенной купель.
Период пустынножительства – один из самых плодотворных в жизни старца, удивительное, незабываемое время, наложившее отпечаток на все, чем занимался он впоследствии. Пройдя суровую школу отшельнической жизни, схиархимандрит Феодосий обрел множество полезных практических знаний, овладел многими трудовыми навыками, научился братолюбию, послушанию, и, чем бы ни занимался впоследствии, все это как бы проходило сквозь призму мировосприятия, окончательно сформировавшегося в этот период.
Как и другие пустынножители, он без сожаления предал тело свое «в жертву живую, святую, благоугодную Богу для разумного служения», не сообразуясь с веком сим, но преобразуясь обновлением ума для того, чтобы познать, «что есть воля Божия, благая, угодная и совершенная» (Рим.,12, 1-2). Братия, оставшиеся в горах, навсегда стали для него родными, с их высокими мерками он соотносил все, чем приходилось заниматься, за них молился в святой обители Почаевской, рассказывая в назидание другим об их суровом подвиге. Он никогда не утрачивал духовной и молитвенной связи с подвижниками, оставшимися в горах. Зная насущные потребности пустынножителей, отец Феодосий использовал малейшую возможность, чтобы поддержать собратий личным участием во время поездок на Кавказ. Посещая их по нескольку раз в году, он стремился собрать необходимые средства, чтобы приобрести продукты и одежду, а также предметы первой необходимости, которые могли пригодиться отшельникам, продолжавшим нести монашеский подвиг в тяжелых условиях. Он взял на себя нелегкий, учитывая возраст, труд по осуществлению сбора и доставки объемных и тяжелых передач. Листая письма, оставшиеся в келье после кончины старца, мы находим в них многочисленные прошения пустынников о необходимых в горах вещах: облачении, утвари, предметах бытового назначения…
Иногда, недоумевая, почему старец проявляет такое живое участие к потребностям и нуждам Кавказских отшельников, лаврские братия спрашивали: «Батюшка, зачем вам это надо?» Отец Феодосий отвечал на подобные вопросы мягко, с улыбкой, как отвечают непонятливым детям: «Аз раб неключимый, исполняю волю Господа моего». И было в словах старца, исполненных смирения, нечто такое, что заставляло умолкнуть острословов и скептиков, ибо, хотя сам он никогда не признавался, было ясно, что занимается он этим хлопотным делом не по собственному произволу, не по самочинию, но во исполнение всеблагой воли Божией, являемой через него. Собственную же волю свою он давно научился безжалостно отсекать, не думая о себе более, «нежели должно думать; но скромно, по мере веры, какую каждому Бог уделил» (Рим. 12, 3).
Приезд старца Феодосия в горы всегда был для отшельников праздником, и, разумеется, отнюдь не потому только, что он что-либо привозил, хотя передачи, безкорыстно отправляемые различными людьми, были большим подспорьем для монахов, подвизавшихся в трудных условиях пустынножительства. Проводница Евгения, неоднократно сопровождавшая старца, вспоминала впоследствии: «Когда мы приезжали в Сухуми, нас ждали не только пустынники, но и все жители: кто шел за благословением, кто за помощью, - всем хотелось увидеть батюшку, пообщаться с ним. Приезд батюшки был для всех праздником. Да и сам он как-то преображался там: становился энергичным, бодрым, веселым».
Передач, привозимых старцем и его помощниками, иногда бывало так много, что и машины, снаряжаемой старцем на средства доброхотов, оказывалось недостаточно, чтобы их доставить. Недоставало и рабочих рук, поэтому в помощь ему приходилось брать с собой кого-либо из братии. Продукты были преимущественным образом пожертвованы благочестивыми прихожанами и паломниками, и передавались с многочисленными записками и прошениями о молитвенной поддержке. Келья старца была буквально завалена мешками, ящиками, баулами со всякой снедью, крупами, носильными вещами, и сам он, благодушно посмеиваясь, называл ее перевалочным пунктом. Необходимо отметить, что братия Лавры никогда не отдалялись от трудов старца, с радостью участвуя в этом акте безкорыстной поддержки пустынножителей. Многие передачи готовились по непосредственному благословению наместника, который всегда подписывал прошения старца о выдаче тех или иных продуктов или утвари. По необходимости осуществлялась также денежная поддержка нуждающихся. Так, в упоминавшейся ранее книге отца Меркурия «В горах Кавказа» описывается эпизод, когда попавший в безвыходную ситуацию из-за отсутствия прописки отшельник, будучи в Почаевской Лавре, обратился ввиду крайней необходимости в записной стол, где ему тот час же предоставили недостающие средства и предложили обращаться за помощью и впредь. Зная об острой нехватке у монахов денежных средств, многие люди, которые, возможно, и сами нуждались, по велению сердца собирали посильные суммы и через старца Феодосия передавали в горы. Подобно двум лептам вдовицы, это было особенно ценное вспомоществование, потому что давалось не от избытка, и Господь, безусловно, принимал эту милостыню, возможно, более важную для жертвователей, чем для пустынников. Понимая это, отец Феодосий безотлагательно возил передачи на Кавказ, пренебрегая личным временем и здоровьем и привлекая к этому всех желающих сотворить святую милостыню. Фото: страница из книги 3 фотографии, изображающие батюшку на Кавказе. Надписи те же
Будучи прекрасно осведомленными о его высоких молитвенных трудах и строгости монашеского правила, братия иногда выражали отцу Феодосию сочувствие по поводу того, что ему приходится значительную часть времени тратить на суету постоянных переездов и вразумление отправляющихся с ним богомольцев. Они говорили: «Батюшка, вам все время приходится куда-то спешить, эти поездки, поезда, пересадки, грузы…» Нисколько не обижаясь на некоторое лукавство «сочувствующих», дабы «не подавать брату случая к преткновению или соблазну» (Рим.,14, 13), батюшка в таких ситуациях незлобиво отвечал: «Я никогда никуда не спешу». Спешить куда-либо или прилагать сверхъестественные усилия старцу не приходилось: Господь и Матерь Божия воздвигали людей, добровольно принимающих на себя хлопоты по снаряжению машин, сбору и доставке пожертвований.
Сугубую помощь старцу в этом благом деле, как и во многих других, оказывал почитавший старца раб Божий Андрей из Львова – мирской человек, в трудный для него жизненный период прилепившийся к отцу Феодосию всем сердцем и всеми помышлениями. Имея прочное положение в обществе и не будучи стесненным материально, он, тем не менее, ощутил острый духовный голод и с непосредственностью ребенка искренне уверовал в возможность спасения через послушание. Его преданность отцу Феодосию, доверие к нему не знали границ. Он никогда не жалел ни денег, ни трудов для того, чтобы выполнить благословение старца. Для перевоза на Кавказ грузов он выделял машины, помогал их безпрепятственному переезду через границу, что было сопряжено порой со значительными трудностями в связи с военным конфликтом между Грузией и Абхазией, приобретал билеты на поезд не только любимому батюшке, но и всем, кого тот брал для помощи. Сам Андрей, несмотря на занятость, при наличии возможности лично сопровождал отца Феодосия в поездках, проявляя о нем трогательную заботу на всем пути следования и, подобно ребенку, радуясь общению с человеком такой высокой духовной жизни. Как истинный христианин, Андрей, отдав себя в подчинение старцу, безпрекословно подчинялся ему, выполняя все благословения. Отец Ахила высоко ценил его преданность, неоднократно говоря келейникам, что, несмотря на мирскую направленность личности Андрея, он может спастись, ибо имеет доброе сердце. Такой высокой оценки из уст старца сподоблялись немногие. Ему было дано видеть человеческие души, прозирать в сердечные глубины, и чаще всего он сокрушался о том, как забесовлены люди, как прочно укоренился в их сознании грех. Да и материальную помощь старец принимал далеко не от всех. Так, однажды в поезде благообразный старец и собравшиеся около него людей, внимающие каждому его слову, привлекли внимание проходившие мимо крепких молодых парней, которые остановились и стали прислушиваться. Очевидно, беседа коснулась каких-то чувствительных струн в их сердцах, потому что парни внезапно поинтересовались: «Батюшка, вы жертву везете?» Получив утвердительный ответ, один из них достал из кармана пачку стодолларовых купюр и, попросив помолиться, выложил перед ним. Однако отец Ахила, благодарно принимавший скромные трудовые пожертвования, не пренебрегая даже незначительными суммами, подобными Евангельским лептам вдовицы, решительно, почти брезгливо отбросил пачку со словами: «Эти деньги в крови, я их не возьму!»
Многие, наблюдавшие эту впечатляющую картину, были удивлены. Близкие отцу Феодосию люди догадались, что старец, по дару прозорливости, отказался от денег, ибо знал, что они добыты нечистым путем. Думается, что это стало вразумлением и для несостоявшихся жертвователей.
Совершенно по-иному относился старец к тем, кто жертвовал на благие дела, не преследуя корыстных целей, и, в частности, к помощи вышеупомянутого раба Божия Андрея. Видя младенчески чистую душу этого человека, старец никогда не пренебрегал его помощью, подчеркивая, что его подопечный по-настоящему добр и безкорыстен. И это было действительно так, о чем свидетельствовало множество фактов. Приведем в качестве примера один из них.
Однажды машина, которую он послал в город Хмельницкий, чтобы с вокзала привезти батюшку в Лавру, попала в аварию. Дело было зимой, во время гололеда, и, потеряв управление, машина сильно побилась. Божией милостью и молитвами старца, который в дороге непрерывно молился, никто не пострадал, отделавшись легкими ушибами. Находившийся в это время дома Андрей, узнав о случившемся, тотчас начал звонить на место происшествия, готовясь немедленно отправиться туда. Он так искренне переживал о здоровье батюшки, настойчиво предлагая помощь, что даже не поинтересовался состоянием своей дорогой машины. Зная, как заботятся люди его круга о материальных благах, можно искренне умилиться этим поистине сыновним попечениям. Ибо именно в подобных случаях и проявляется подлинная сущность человека, выступают на передний план настоящие, а не приобретенные, как дорогой модный наряд, выставленные напоказ, наигранные качества личности. Сколько случаев непонимания даже со стороны монастырской братии, близкой подвижникам по духу, мы знаем из житий различных святых! Гонимые и отвергнутые, они находили поддержку у людей, которых Господь промыслительно воздвигал рядом с ними, становившихся безкорыстными «служками» старцев, любящими своих духовников и следующими за ними, подобно преданному батюшке Серафиму богатому и знатному Николаю Мотовилову, который с детства стремился понять цель христианской жизни. Многих он спрашивал об этом, но даже люди духовные, не могли дать точного ответа. Одни предлагали ходить в церковь, молиться Богу, другие - исполнять заповеди, творить добро, а некоторые даже негодовали, называя стремление Мотовилова узнать истину небогоугодным любопытством и советуя высших себя не искать. Вот только убогий Серафим, как называл себя преподобный, духовно прозрел стремление этой чистой, искренней души предать себя в послушание старцу и открыл ему, а через него и всем, что молитва, пост, бдение и другие превосходные сами по себе труды не являются целью христианской жизни, будучи лишь средствами ее достижения. Истинная же цель жизни христианина состоит в стяжании Духа Святаго Божьего. Мотовилов, внявший старцу, получил награду за преданность, по молитвам дорогого батюшки воссияв вместе с ним неизреченным нетварным светом.
Плод Духа Святаго приносит лишь добродетель, делаемая во имя Христа, ибо Дух Святый в мир вниде ради Его молитв. Все же добрые дела, творимые не ради Христа, награды в жизни будущего века нам не приносят, да и в здешней жизни благодати Божией тоже не дают. Цель жизни обыкновенных мирских людей есть стяжание или приобретение денег, получение почестей, отличий и других наград за государственные заслуги. Каждый мирской человек трудится, но не ради самого труда, а ради вознаграждения. Это все происходит на мирском поприще, а на духовном верующий человек все свои добрые дела совершает ради Христа, ради жизни вечной. Господь, чтобы доставить такому человеку возможность за свои добрые дела не лишиться награды в жизни вечной, употребляет все Свои Божественные средства. Стяжание Духа Святаго есть тоже капитал, но только благодатный и вечный. Господь наш Иисус Христос уподобляет жизнь торжищу, а дела наши на земле именует куплею, призывая находить время для получения Небесных благ через земные товары: «Купуйте, дондеже приду» и «искупующе время, яко дние лукавые суть» (Еф. 5,7). Через отца Ахилу эта истина была приоткрыта Андрею, и он откликнулся на нее всем сердцем, начав для этого стяжания трудиться с правою верою в Господа, пришедшего в мир грешныя спасти.
Вспомним Евангельскую притчу о талантах. Господь дает каждому человеку какие-либо таланты (кому один, кому и все пять), чтобы он умножил их, употребив в жизни с прибылью. Тот, кому даны духовные дары, должен благоразумно использовать их для спасения душ человеческих, получивший мудрость и знание обязан употребить их для распространения спасительной истины между людьми. Кому дарованы крест и скорби, обретает благодать Божию безропотным терпением и благодарением за все Бога, что в очах Господних приравнивается к мученичеству. Приобретением тех, кому вверено начальство, будет безопасность и спокойствие подвластных, защита обиженных, борьба со злом. Те, кому достался скромный талант подчиненности, даже на низших степенях общественной жизни, призваны неленостно трудиться, добросовестно исполняя свои обязанности, чтобы с великими призваться в радость Господа своего. Кому дан талант богатства, милостынею и добрыми делами он приобретет прибавление в молитвах бедных и нуждающихся людей, им облагодетельствованных, в благословении вдовиц и сирот. А кому дан дар молитвы, им приобретет и умножит он в себе Благодать Святаго Духа. Создатель дает средства на осуществление всего, каждому по его мере. И лишь от человека зависит, сможет он реализовать их в своей жизни или нет, ибо жизнь наша подобна торжищу: в жизнь будущего века мы пойдем с тем, что приобрели в этом. «Сыне, даждь ми сердце твое». – говорит Господь, - а все прочее Я Сам приложу тебе, ибо в сердце человеческом может вмещаться Царствие Божие.
Есть люди, которые делают добрые дела, но в них нет твердой веры в Христа, Сына Божия. Они также Богу приятны, ибо всяк любяй Бога и делаяй правду, приятен ему есть; но все-таки сказано: «Любяй Бога», а не добро одно. Господь посылает им людей, указывающих путь Божий, и если пойдут они по этому пути, оценится их добро и дастся им дар Духа Святаго; а не пойдут, то хотя Бог, по правосудию Своему, и не лишит их награды за добро, но наделит лишь второстепенными благами. Вечные же блага им не достанутся, ибо они ради Христа Господа нашего даются. Следовательно, не в добродетелях дело, а в плодах Духа Святаго, даруемых через них. Вспомним отеческое завещание преподобного Серафима православным христианам, которое сей избранник Пресвятой Богородицы вложил в несколько слов: «Радость моя, стяжи дух мирный, и тысячи душ спасутся возле тебя».
Люди потому так тянутся к старцам, что сердца и души, исстрадавшиеся в жизненных невзгодах, устремляются к Божией благодати, как маленькое растение, пробивающееся сквозь асфальт и тянущееся к солнцу, - эту благодать люди и ощущают в них, видя идеал христианской жизни и прекрасный пример для подражания. Не лишенные, разумеется, естественных человеческих слабостей, но имеющие открытые, добрые души, готовые помочь в любой беде, они стяжали дар любви, без которой, по словам святого апостола Павла, ни одна жертва не приносит никакой пользы (1 Кор.13, 3). И Господь за эту безкорыстную любовь милостиво покрывает их прегрешения и ставит в один ряд с прославляемыми ими святыми. Сам отец Ахила неоднократно подчеркивал, что монахи получают награду за свои подвиги поста, молитвы, благочестия. Тем же, кто помогает им, как выражался батюшка, телесно, монахи должны воздавать духовно. Без показного благочестия, без лишних слов раб Божий Андрей самим образом своей жизни исполнил завет Священного Писания, призывающего нас сегодня, как и две тысячи лет назад: «Сыне, даждь Ми твое сердце». Неоднократно приезжая в Лавру, он бывал в келье отца Ахилы, подолгу беседуя с ним и испрашивая совета, как поступать в том или ином случае и являя редчайшее, достойное всяческого подражания смирение. Впоследствии, по блаженной кончине старца, он позаботился, чтобы на дорогой ему сердцу могилке был поставлен памятник, продолжая, как и прежде, приезжать к нему, дабы получить укрепление и утешение в скорбях.
Как познакомился Андрей с батюшкой, и каким образом повлияла эта судьбоносная встреча на его мировоззрение, мы расскажем далее, а пока вернемся к теме повествования.
Старца на Кавказе знали многие люди, которые с радостью предлагали ему и сопровождающим его паломникам ночлег, а также оказывали посильную помощь. Когда по немощи или вследствие большой загруженности отец Феодосий не мог сам отвезти того, что пожертвовали доброхоты, он благословлял это чрезвычайно ответственное дело кому-либо из братии или духовным чадам. Кроме отца Феодосия, кавказскими пустынниками опекался и другой почаевский старец – схиархимандрит Димитрий. Несмотря на то, что он никогда не ездил к пустынножителям, старец вел с ними переписку и посылал через отца Ахилу необходимые вещи, продукты, утварь.
Духовным чадом отца Димитрия был монах Афанасий (в схиме Алексий), пребывавший до своего отшельничества в Почаеве. Старец передал ему на Кавказ схиму и все, что было необходимо для пострига. Письменно за советами к нему обращались иеромонах Николай и монах Константин. Стараниями отца Димитрия были опубликованы письма монаха Константина под названием «Я знаю силу иконы целительной», в которых монах Константин описывал молитвенные труды схимника и явления, которых сподобились его брат монах Давид и их сестра. Когда чада отца Ахилы спросили его, не являются ли эти откровения прелестью, старец ответил, что это были истинные явления Богородицы и все, что описано в книге – правда. Этих людей – старцев и монахов, - объединяли высокая ревность о Господе и стремление к настоящей молитвенной монашеской жизни. Когда старца Ахилу спросили о схиархимандрите Димитрии, он, как всегда коротко, ответил: «Это монах», выразив в этих словах всю полноту подвига своего собрата. (Фото о. Димитрия)
Пребывание отшельников в горах было сопряжено с многоразличными трудностями, далеко не только бытового характера. Уместно в этой связи вспомнить актуальное предостережение святителя Игнатия (Брянчанинова), сквозь века прозревшего проблемы, вставшие в наше время с неожиданной остротой. Он отмечал: “В настоящее время в нашем отечестве отшельничество в безлюдной пустыни можно признать решительно невозможным, а затвор очень затруднительным, как более опасный и более несовместимый (с внутренним устроением современного человека-Ред). В этом надо видеть волю Божию и покориться ей” (25). Иными словами, без особого произволения Божия брать на себя подвиг отшельничества по меньшей мере дерзко. Лишь пройдя монашеский искус, научившись быть безмолвником в миру и монастыре, стяжав смирение и послушание, можно обрести право на это: «Если же Бог узрит тебя способным к пустыни или затвору, то Сам, неизреченными судьбами Своими, доставит тебе пустынную и безмолвную жизнь»(26).
Приведем в качестве примера несколько эпизодов из жизни монаха Афанасия. Пройдя монашеский искус в Почаевской Лавре, он был пострижен в монашество, но возжелал уединенной жизни и по благословению отца Ахилы уехал подвизаться в горы. Был он человеком незаурядным, от Бога одаренным редким умением починить любую вещь, чем несказанно поражал всех даже в миру. Он легко разбирал и собирал часы любой конструкции, ремонтировал электроприборы, самостоятельно вытачивал детали к различным механизмам, мастерски выполнял работу плотника, быстро и со знанием дела изготавливал мебель. До моастыря он работал таксистом, досконально знал и умел починить в случае неисправности любую машину, и, по мирским меркам, ни в чем не нуждался. Однако Господь призвал его, и, послушный повелению свыше, этот самодостаточный человек без малейшего колебания стал монахом, раз и навсегда поняв суетность земных попечений и познав смысл Евангельских слов: «Что высоко у людей, то мерзость пред Господом» (Лк.16,15). В Лавру он попал, как могло бы показаться неискушенному человеку, волей случая, однако у Бога случайностей не бывает. Приехав однажды в Почаев на покаяние и ощутив особый душевный трепет перед иконой Владычицы, он уже не захотел покидать обитель и остался в ней, навсегда распростившись с бренным миром.
Но боголюбивая душа подвижника звала его к новым подвигам во славу Божию, и, сознательно заужая свой путь, монах Афанасий, увлекаемый суровой романтикой Кавказского отшельничества, вместе с отцом Николаем решил отправиться в пустыню. Там и произошло невероятное событие, свидетельствующее о неложности обетования Господа о том, что «тленному сему надлежит облечься в нетление, и смертному сему облечься в Безсмертное» (1 Кор.15, 53). По Промыслу Божию, отец Афанасий, который всегда отличался хорошим здоровьем, в пустыне неожиданно почувствовал недомогание. Заболевание не выглядело серьезным, но по какому-то наитию свыше монах ощутил, что следует привести в порядок земные дела, и принял схиму с именем Алексия. Предчувствие не обмануло его: вскоре после пострига в великую схиму, к вечеру, ему вдруг стало значительно хуже. Отец Николай, находившийся рядом, исповедал схимника и, пообещав прийти утром, чтобы причастить, отправился в свою келью, расположенную в нескольких десятках метров от обиталища болящего. Установившаяся традиция требовала уединения, дабы не попасть в сети празднословия и не утратить непрестанную молитвы. Однако враг рода человеческого обернул все так, что задолго до наступления рассвета схимонах Алексий испустил дух, и отец Николай, к величайшей своей скорби, застал его утром мертвым. Тело пустынника полностью окоченело, - следовательно, отошел он ночью. Это привело отца Николая в неописуемое уныние. Укоряемый совестью подвижник, пытаясь вернуть к жизни так и не причащенного им схимника, призвал подвизавшегося неподалеку отца Константина, который в миру был врачом, но тот лишь констатировал смерть. Ощущая вину перед усопшим, не причастившимся по его небрежению, отец Николай упал на колени и со слезами начал себя укорять: «Господи! Почему же так произошло? Я ведь хотел его причастить! Леность и преступное нерадение помешали мне сделать это. Необходимо было причастить его ночью, сразу после двенадцати!» Настолько велика была скорбь пустынника, настолько глубоко покаяние, такая в его стенаниях была заключена вера во всемогущество Божие и такая нелицемерная любовь к почившему, что произошло чудо – схимонах Алексий, как бы вняв его горестным воплям, внезапно открыл глаза. Потрясенный отец Николай на мгновение потерял дар речи, а затем, поняв, что Господь вернул схимнику жизнь, чтобы исправить совершенную им оплошность, не стал медлить. Не растерявшись, он мысленно возблагодарил Господа, взял принесенные им Святые Дары и тот час же причастил вернувшегося из небытия схимника. Приняв Причастие, схимонах Алексий перекрестился, закрыл глаза и с миром отошел ко Господу, упокоившись навеки.
История Церкви содержит много подобных свидетельств милости Господа, стремящегося, чтобы все люди «были спасены и пришли к познанию истины» (1 Тим.2, 4). Аналогичный случай описан в Древнем Патерике, содержащем поучительную историю о священнике, не причастившего умираюшего пустынника по причине большой занятости и надеявшегося исполнить свой долг на следующий день. Господь посрамил нерадивого пастыря, приведя его тем самым к покаянию. Когда, посетив наутро страждущего, священник, проявивший нерадение, не застал собрата живым, то в величайшей скорби начал коленопреклоненно молиться, обвиняя себя в преступной лени. А поскольку «сердце сокрушенно и смиренно Бог не уничижит» (Пс.50, 19), Господь сжалился над несчастным. Умерший ожил и принял Святые Дары, испустив дух лишь после Причастия.
Благодатию Святого Духа подобные чудеса в Православной Церкви – не редкость. Они служат для каждого, кто внимает гласу Божию, великим вразумлением и укреплением в истинной вере, неложно утверждая, что Бог всегда неизменен. Человеку внимательному подобные чудесные явления хорошо знакомы, ими изобилует жизнь любой обители, в которой спасаются христолюбивые иноки. В этом смысле пустынножители, разумеется, не были исключением. Целесообразно вспомнить в этой связи весьма показательную историю подвизавшегося с приснопамятными отцами Афанасием и Николаем монаха Давида, родного брата монаха Константина, который вместе с ним заканчивал медицинский институт и был в большой дружбе еще в миру. Их сестре в тонком сне было явление Божией Матери, печально поведавшей ей, что брат погибнет от рук людей недостойных, и как сядет, так больше и не встанет. Действительно, вышедший однажды из кельи подвижник пропал при невыясненных обстоятельствах. Что произошло с ним, неизвестно по сей день. Тщательный поиск, в результате которого были найдены только его старые сношенные сапоги, больше ни к чему не привел. Отшельники скорбели, не зная, как молиться за пропавшего: о здравии или упокоении. Когда о судьбе монаха Давида спросили у старца Феодосия, в дар прозорливости которого верили, он, помолившись, ответил: «Он как мученик в Царствии Небесном. Его убили».
Старца Феодосия любили и уважали все пустынники, испрашивая у него святых молитв, прислушиваясь к советам, безпрекословно исполняя любое его благословение. Вообще, для человека, впервые попавшего в горы и оказавшегося в этом братстве отшельников, был дивным откровением архаический уклад жизни и многоразличные подвиги этих удивительных тружеников на пажити Господней. Казалось, время не коснулось легендарного благословенного края, где, как и много веков назад, «всякое дыхание хвалит Господа», и для его насельников нет ничего возвышеннее, дороже и слаще, чем «единым сердцем и едиными усты» славить Творца. Бренному, перстному, земному человеку, отягощенному тьмочисленными прегрешениями, для ощущения полноты жизни необходимо достижение того зыбкого состояния, которое называют земным счастьем, и обманутые бесами люди ищут его в удовольствиях чувственных и радостях скоропреходящих, итогом чего бывает лишь «суета и томление духа» (Эккл.1,14). Здесь же, в горах, подвижников объединяли, прежде всего, вера в воскресшего Христа, живое общение с Ним, деятельная любовь к Богу и ближним, наполнявшие их жизнь особым смыслом и разрешавшие извечный вопрос о том, что такое истинное счастье. Помыслы этих земных небожителей были всегда направлены, прежде всего, на то, чтобы наилучшим образом угодить Творцу, а не исполнить требования плоти, предательски восстающей на дух. На них исполнялись слова Писания: «Ищите, прежде всего Царствия Божия и правды Его» (Мф. 6, 33).
Людей, желавших подвизаться в горах Кавказа, было много. Они приезжали из различных градов и весей с твердым желанием работать Господу и испрашивали у пустынных братий благословение. Однако иноки, самочинно не принимавшие никаких решений, тем более таких судьбоносных, как правило, отвечали: «Спросите у старца, как он благословит, так и будет!». Если в горах находился кто-либо из старцев, отшельники ни по какому вопросу с ним не спорили, полностью отсекая собственную волю и даже не пытаясь высказать свое суждение. Все определялось словом старца, через которого, по вере пустынножителей, открывалась им всеблагая и непреложная Господня воля, которой подчинялись без малейшего прекословия.
Живо остался в памяти келейника отца Феодосия, находившегося при нем, эпизод встречи старца в Покровском монастыре г. Киева со схиархимандритом Исаией, его соподвижником и тоже старцем, в то время пребывавшем в этой обители. Многолетняя духовная дружба, испытанная временем, роднила этих людей. Они были хорошо знакомы со времен странничества Александра Орлова, его пребывания в Киево-Печерской Лавре, вместе подвизались в горах Кавказа, затем неоднократно встречались в Киеве и в Почаеве. Схиархимандрит Исаия начинал свой монашеский путь под руководством духоносных старцев в Глинской пустыни, где был пострижен и рукоположен в сан иеродиакона. В этой обители нередко останавливался странник Александр, впоследствии принявший постриг с именем Ахила, чтобы получить наставление и благословение на дальнейший путь, здесь он познакомился с иеромонахом Симеоном и иеродиаконом Исаией. Есть некая закономерность в том, как сводит Господь пути Своих учеников и последователей, поклоняющихся Ему в Духе и Истине, которые на жизненной практике познали, что «дух животворит, плоть не пользует нимало» (Ин.6, 63). Встреча, свидетелем которой был лишь келейник, произошла в киевской келейке схиархимандрита Исаии, вдали от любопытных людских глаз, и произвела на келейника неизгладимое впечатление.
Старцы, прежде всякого другого дела, встав перед иконами, восславили Господа, Его Пречистую Матерь, чтимых святых, пропев, не останавливаясь, пять тропарей, затем с братской любовью обнялись друг с другом, и лишь потом усладили уста приятной беседой. Воспоминания потекли полноводной рекой. Оба подвижника, некогда обитавшие в пустыне, окормлялись у одного старца, приснопамятного отца Андроника, оба во время, положенное Господом, пришли в Почаевскую Лавру. Со временем их пути разошлись, но братская привязанность, великая радость о Господе по-прежнему объединяла старцев, делая еще более желанной долгожданную встречу. Отец Ахила, как всегда, был немногословен, когда касалось его личных подвигов, изронив несколько скупых слов, он умолкал, погружаясь в молитву, или дипломатически переводил разговор на другую тему. В ходе беседы отец Исаия, обращавшийся к нему на «ты», как к старому другу, спросил: «Ну, Феодосий, как у тебя сейчас обстоит с молитвой? Ты читаешь монашеское правило, которое нам в пустыне дал отец Андроник, или нет»? «Да я уже старый, – со смирением ответил отец Феодосий, сознательно самоуничижаясь перед собратом, - не всегда получается, но молюсь. Сколько успеваю, столько и читаю».
Келейник батюшки, слыша этот самооговор, молчал. Ведь кому, как не ему, было доподлинно известно, что молился старец, не ведая усталости, практически непрерывно! Невольно перед глазами всплыл один из ставших привычными за время странствий вместе со старцем эпизодов. Как-то, во время поездки в машине, трясущейся на ухабах по бездорожью, усталый старец затих, забывшись в полудреме. Попутчики приглушили разговоры, стараясь не разбудить его. Однако тут же кто-то из них заметил, что рука схимника, ни на секунду не останавливаясь, все так же продолжала перебирать четки. Молитва продолжалась даже в краткие периоды непродолжительного сна. За долгие годы был выработан прочный навык непрерывной молитвы, продолжавшейся по четкам, чем бы он ни занимался. В глубокой старости он пребывал в состоянии удивительного умиротворения и постоянно молился по четкам, радуясь всегда о Господе и ни о чем земном не опекаясь (Флп.4,4-6). Читать самостоятельно он уже не мог, поскольку отказывало зрение, повторять молитвы за читающим - тоже, ибо плохо слышал, но всем сердцем, всей душою творил непрестанную молитву. Лаврские братия, умиляясь такой молитвенной ревности, спрашивали: «Батюшка, а вы правило наше вычитываете?» Он радостно кивал головой и благодушно улыбался: «По четкам, по четкам». Четки постоянно находились в руках старца, и в любое время из уст его изливалась молитва. Братия свидетельствовали, что когда бы они ни подходили к нему, всегда слышали, как старец негромко повторял: “Иисусе, Сыне Божий, помилуй мя” или “Пресвятая Богородице, спаси мя грешного”, и это было воплем души, что чувствовалось по интонации произносимых слов. Всякий раз, пробуждаясь от сна, он прежде всего благодарил Господа и тот час же спрашивал: «Где мои четки? Где мои четки?» Если даже пребывая в немощи, старец не давал себе ни минуты праздности, то можно только представить, как молился он в горах Кавказа!
Один из почаевских монахов рассказывал, как однажды во время всенощной, когда вся братия вышла на солею для помазания, а старец, как всегда, на коленках сидел на стульчике, опустив голову на спинку, он подошел взять у отца Ахилы благословение. Батюшка поднял голову, и инок увидел, что все его лицо было в слезах: такая живая и покаянная молитва была у старца.
Позволив себе, небольшое отклонение от темы, возвратимся, однако, к духовной беседе двух старцев, которая продолжалась с прежним воодушевлением. «А ты помнишь, как Андроник нам благословлял читать Иисусову молитву, помнишь, как он учил навык добыть?» – вопрошали друг друга старцы. Воспоминаниям, казалось, не будет конца. Из разговора стало понятным, о каком навыке шла речь: по благословению схиархимандрита Андроника они ежедневно вычитывали шесть тысяч Иисусовых молитв, обретя в этом делании непрестанность, так что даже без помощи четок молитва постоянно произносилась в уме. Обретение подобного навыка, разумеется, дар Божий, однако не следует забывать, что благословил их на молитвенный труд опытный старец, и они не дерзали что-либо делать по собственному произволению.
Затем отец Исаия, недавно возвратившийся из паломничества на Святую Землю и твердыню монашества – Афон, поделился своей радостью с отцом Феодосием: «Ну, а я вот недавно в Иерусалим ездил, и на Афоне побывал». Он уже рассказывал о своем паломничестве раньше, когда отец Феодосий приехал в Киев, чтобы приложиться к честной главе святого великомученика Пантелеимона. Батюшка Феодосий тогда задал вопрос, почему он не идет прикладываться к мощам Пантелеимона-целителя, на что отец Исаия ответил, что прикладывался к святым мощам великомученика на Афоне, тот час же поведав о своем незабываемом паломничестве.
Когда отец Исаия вновь напомнил старцу о недавнем посещении им святых мест, едва заметная тень сожаления на мгновение промелькнула на лице отца Феодосия. С легкой горечью в голосе он негромко произнес: «Как я хотел в молодости в Иерусалим попасть! На коленках бы приполз, но Господь, наверное, не судил!» Следует отметить, что старец имел состоятельных чад, которые с радостью взяли бы на себя расходы, связанные с его поездкой на Святую Землю, однако он был настолько нестяжательным, что все, что ему жертвовали, отдавал тем, кто, по его мнению, в этом нуждался больше. Поэтому он так и не побывал ни в Иерусалиме, ни на Афоне.
Вскоре пришло время прощания. Оно было кратким, немногословным, но очень трогательным. Оба понимали, что, возможно, расстаются навсегда, ибо годы безжалостно истекали. По сути, оба прощались со своей славной молодостью, понимая, что следующая встреча может состояться уже в мире ином. Старцы трогательно обнялись, и отец Феодосий с младенческой улыбкой удовлетворенно произнес: «Ну, слава Богу, что встретились, наверное, эта встреча будет последней!» Встреча была действительно последней. Вспоминая впоследствии об отце Феодосии, отец Исаия печально скажет: «Да, это был подвижник, каких сейчас не встретишь!»
По-братски теплыми были и взаимоотношения старца с другим подвижником, на протяжении многих лет окормлявшим сестер и многочисленную паству Покровского монастыря, ныне почившем о Господе протоиереем Михаилом Бойко. Дружба их также имела глубокие духовные корни и возникла еще в Киево-Печерской Лавре. Память близких отцу Феодосию людей, сопровождавших его, сохранила последнюю встречу старцев в их земной жизни, которая происходила в присутствии одного из духовных чад батюшки, глубоко и искренне скорбевшего о том, что его духовник буквально на глазах становится немощным и слабым. Его одолевали грустные думы о том, что вскоре старец может навсегда покинуть своих чад, перейдя в лучший мир и осиротив их. Мысли о том, с кем остаться, с кого брать пример неотвязно пребывали в его голове. А ведь так хотелось, чтобы старец жил еще долго-долго и передал чадам хотя бы небольшую часть своей премудрости… Выйдя в коридор в состоянии крайнего смятения чувств, духовный сын отца Феодосия, по Промыслу Божию, повстречался с отцом Михаилом, который, почувствовав внутренние нестроения инока, спросил у него, почему он выглядит так уныло. Узнав причину его скорби, он улыбнулся и произнес в утешение и назидание слова псалмопевца Давида: «Возверзи на Господа печаль свою, и Той тя пропитает» (Пс.54,23). Затем, помедлив, добавил: «Читай Жития Святых и бери пример из их жизни, ведь отец Феодосий тоже так делал. Жития Святых – это бездонная сокровищница нашей Церкви, там ты найдешь все для себя. Ну и, конечно, старайся подражать им по мере своих сил».
Как же созвучны по смыслу слова всех без исключения старцев! Да иначе и быть не может, ведь каждый из них умудряется из одного и того же Источника. Покинул эту юдоль страданий отец Михаил, отошел ко Господу схиархимандрит Феодосий, а мудрые строки Святой Псалтири, начертанные на памятнике старцу, утешают его осиротевших чад, приходящих на монастырское кладбище к любимому батюшке. Господь способен утолить любую скорбь и уврачевать любую рану, даже если она очень глубока.
Общение с отцом Феодосием в дороге всегда было интересным и назидательным. Поездки в Абхазию делали его как бы моложе, возвращая в славное прошлое, и былая энергичность вновь наполняла его до такой степени, что на какое-то время этот седовласый, обычно сдержанный старец становился похожим на шаловливого ребенка. Уже перед началом поездки, в самый ответственный момент, когда необходимо было разобраться во всех баулах и мешках, предназначенных для передачи пустынникам, батюшка, настроение которого заметно поднималось, в разговоре с келейником начинал шутить: «У меня здесь перевалочный пункт. Ну, давай собирай все, половики, продукты, одежду, давай всю обувь, все туда, им там больше надо». «Батюшка, а тапочки черненькие?» – пребывая в некотором недоумении, спрашивал келейник, на что отец Феодосий с улыбкой отвечал: «Нет, тапочки оставь, это мне на смерть». Прозорливость старца, всегда поражающая окружающих, проявилась и в этом случае. Когда настал час его блаженной кончины, пресловутые тапочки действительно пригодились для погребения.
Поездки с отцом Феодосием оставляли незабываемые впечатления. Все, кто находился рядом, проникались духом непрерывной молитвы и лучистой, всеобъемлющей радости, исходившей от старца. Он хорошо помнил Псалтирь, знал святоотеческие толкования на Нее и любил давать пояснения, отличавшиеся яркой образностью и неожиданной свежестью. Необходимо отметить, что по смирению, он в дороге молчал и потихоньку молился, пока его ни о чем не спрашивали, однако, если спутники задавали вопросы, незамедлительно, с живостью, несвойственной его возрасту, и достоподражательной глубиной давал исчерпывающие ответы. Это было тем более важно для собеседников, что в Лавре старец говорил мало, всегда точно, коротко и четко выражая сущность ответа, погружаясь затем в молчание или предпочитая отшучиваться и даже юродствовать. Действительно, можно ли было принимать этот мир с его надуманными страстями, фальшивыми ценностями и преходящими благами хотя бы чуточку серьезно? С высоты старческого взгляда было очевидно, что «добрый человек из доброго сокровища сердца своего выносит доброе, а злой человек из злого сокровища сердца своего выносит злое, ибо от избытка сердца говорят уста его (Лк.6,45). В поезде, пребывая в неформальной обстановке рядом с единомышленниками, он рассказывал столько интересного, давал столько серьезных поучений, что ездить с ним стоило даже ради возможности это услышать. На протяжении всей долгой дороги он поучал и вразумлял настолько ненавязчиво, что слушать наставления было сладостно, читал Евангелие, Жития Святых, Закон Божий, «Луг Духовный» Иоанна Мосха или какую-либо из духовных книг, имевшихся у паломников. Если кто-либо из попутчиков читал вслух, сам старец с неподдельным интересом внимал ему, делая время от времени комментарии, поражающие точностью и яркой образностью. Основанием подобной духовной чуткости и отнюдь не книжной мудрости являлись и жизненный опыт, и практика умного делания, и безупречное знание текстов Священного Писания, и понимание человеческой сущности, данные ему благодатью Святого Духа, «который некогда говорил через древних пророков и ныне наставляет нас на всякую истину» (Ин.16, 13). Господь, внимая его молитве, открывал старцу сокровенные уголки душ человеческих, о которых сами люди порой не подозревали. Видя в сердце собеседника скорбь, старец, врачуя немощь, умел мягко, ненавязчиво пошутить с ним, по-отечески похлопав по плечу, и липкая тяжесть с души последнего немедленно спадала. Вокруг него всегда царили удивительный мир и покой, проникавшие в сердечные глубины окружающих, скорби которых отходили на задний план.
Даже во внешнем облике схиархимандрита Феодосия было неуловимое сходство с людьми высокой духовной жизни. Окружающих поражало, что при таком проникновенном взгляде, которому, кажется, открываются сокровенные глубины души, он всегда сохранял на лице добродушную младенческую улыбку и своим поведением был немного похож на преподобного Амвросия Оптинского.
Разумеется, далеко не все во время поездок бывало безоблачно. Иногда возникали непредвиденные трудности, серьезные препятствия. Однако старец всегда был во всеоружии молитвы, сохранял бодрость духа и во всем задавал тон. Спутники знали, что отец Феодосий полностью берет на себя их духовное окормление, и полагались на него во всем, подчиняясь безпрекословно. Каждый вечер он неопустительно ставил их на молитву, в ходе которой, без каких-либо поблажек новоначальным, не имеющим прочного молитвенного навыка, полностью вычитывались келейное правило, два акафиста, три канона, повечерие, и трапеза благословлялась лишь после завершения этого важного делания, которому старец придавал большое значение. Молитвы на сон грядущий вычитывались позже. Каждое утро, где бы ни находились паломники, в обязательном порядке, и если позволяли обстоятельства, умывшись, старец всех ставил на молитву, во время которой помимо обычного правила, вычитывалась полунощница или 17-я кафизма. Приступали к делам лишь после исполнения правила.
Во всех действиях старца, совершаемых во спасение, прослеживалась доброжелательность к людям, которых он, следуя Писанию, любил безоговорочно, не разделяя на ближних и дальних и имея в душе всепокрывающее долготерпение и милосердие любви, которая, по словам Апостола, «не завидует», «не превозносится, не гордится, не безчинствует, не ищет своего, не раздражается, не мыслит зла, не радуется неправде, а сорадуется истине»( 1 Кор. 13, 4-7).
Годы, однако, брали свое, и немощная плоть старца, постоянно умерщвляемая аскетическими трудами, время от времени предательски восставала на дух. Как-то раз во время поездки, находясь на квартире у благочестивых людей, он основательно заболел. Напуганные чада, видя, как убывают силы старца, осмелились задать ему сакраментальный вопрос: «Батюшка, не дай Бог, вы умрете, что же мы без вас будем делать?» Такая простодушная забота, возможно, опечалившая бы иного, нисколько не смутила старца, и он благожелательно ответил, как о чем–то, само собой разумеющемся: «Ну и что из этого? Я за вас молился, я за вас молюсь, я за вас буду и там молиться».
Необходимо отметить, что отец Феодосий обещание выполнил. Ни одной минуты по его кончине чада не ощущали себя осиротевшими. Блаженный старец, перейдя в чертоги Небесные, как и прежде, прозирает их насущные нужды и незамедлительно приходит на помощь, о чем свидетельствуют их многочисленные воспоминания и свидетельства тех, кто узнал и полюбил батюшку после его кончины. Однако вернемся к повествованию.
Как отмечалось выше, поездка с батюшкой всегда превращалась в незабываемый праздник. У людей, находившихся рядом, создавалось впечатление, что с высоты своего духовного опыта старец прекрасно понимал все, что происходило вокруг, предвидел то, что могло произойти в обозреваемом будущем, разбирался в тайниках человеческих душ, которые были сокрыты для обычных людей. И если в Лавре свои сугубые дарования он скрывал под внешней простотой, непритязательностью, юродством, то при близком общении, неизбежно возникавшем в многодневных поездках на Кавказ, он являл их в утешение находящимся рядом людям. Чаще всего в поездках его сопровождал проживающий рядом с Почаевской Лаврой раб Божий Алексий, который, несмотря на серьезный возраст, был предан старцу и всегда по мере возможностей помогал ему. Иногда Алексий, по немощи подвергавшийся искушениям, робко, скорее для проформы, пытался отказаться от очередного дальнего путешествия: «Батюшка, я уже старый, куда мне так далеко ехать?» Отец Феодосий, будучи также немолодым, но по-прежнему бодрым, укреплял его следующими словами: «Ничего, если поедешь и в дороге умрешь, то это будет как мученичество ради паломничества по святым местам».
Внутреннее устроение собеседников, их помыслы были для него открытой книгой. Это помогало избежать неприятностей, оберегало от общения с людьми нечестивыми, беззаконными, корыстолюбивыми. Однажды, когда поезд проезжал мимо большого города, старец, глянув в окно, восскорбел: «Господи, что тут делается, сколько колдунов! Какая кругом нечисть!»
Необходимо отметить, что при всей своей доброте и воистину неиссякаемой любвеобильности, отец Феодосий никогда не шел на компромиссы с совестью в принципиальных вопросах, твердо помня Евангельские слова, что нельзя служить двум господам, ибо едино есть на потребу (Лк. 10,42). Характерным в этом смысле является случай, когда старец отверг крупную сумму, пожертвованную нечистыми на руку людьми, не считая возможным воспользоваться деньгами, на которых, как открылось ему, была кровь. Чада старца припоминают также реакцию старца, искушаемого подсевшим к нему в вагоне сектанта, который долго говорил о Христе, льстиво предлагая отцу Феодосию помощь: «Приняв жертву, Вы поможете людям, сделаете хорошо тем, кто в этом нуждается…» Старец посмотрел на него отчужденно и решительно ответил: «Елей грешного да не намастит главы моея, от тебя я ничего не возьму».
Многих удивляло, что отцу Феодосию дано было безошибочно видеть лукавых духов, не сомневаясь, кто перед ним стоит и какие у него намерения. Однажды в поезде Алексий, выйдя в тамбур, стал что-то доказывать сектанту, навязавшему ему спор. Старец, сидя в вагоне, неодобрительно покачал головой и сказал: «Вот там Алексий спорит, а с кем он спорит? Этому человеку бес помогает говорить, он его не переспорит никогда, пусть лучше идет сюда». Он, как всегда, был абсолютно прав, ибо, как учит нас святая Псалтирь, «блажен муж, иже не идет на совет нечестивых» (Пс.1,1).
По Промыслу Божию, попутчиками старца зачастую оказывались люди нецерковные, далекие от христианства, порой агрессивные, по наущению врага рода человеческого кощунственно воздвигавшие клевету на Церковь и Ее служителей. Под влиянием старца, по молитвам которого их очерствевшие души преображала неоскудевающая благодать Божия, многие их них изменяли свои взгляды, переосмысливали прошедшую жизнь. Зерно высокой Божественной правды падало на благодатную почву человеческих душ, заботливо возделанную старцем, которому было дано видеть в человеке главное – безсмертную духовную сущность, его богоподобную душу, которой, по словам Спасителя, не стоит весь мир (Мк. 8, 36).
Чада отца Феодосия запомнили содержание разговора со старцем, в который во время одной из поездок вступил человек, веривший в приметы и придававший слишком большое значение состоянию деревьев, птиц, облаков перед теми или иными стихийными явлениями. Он долго убеждал старца в том, что погоду можно предсказать по всем этим приметам, многословно и очень эмоционально доказывая свою мнимую правоту, а тот слушал совершенно спокойно, не возражая и не перебивая. Когда же поток красноречия иссяк, он, не распаляя себя, произнес просто и коротко, как бы подведя итог: «А я верю в Бога и Богу. А то, как ведут себя деревья, не имеет значения».
Сказано это было настолько веско и убедительно, что его сладкоголосый собеседник тотчас же замолчал, не найдя соответствующих аргументов для возражения, и глубоко задумался. Как знать, может, именно в этот момент в его душе происходил спасительный переворот, и она, жадно искавшая Бога (а каждая душа по природе христианка), наконец, обрела спасительное пристанище в Нем. Ибо вовек неложны слова Евангелия, обращенные к тем, кто, веря в приметы, неспособен узреть лик грядущего Господа: «Лицемери, лице убо небесе умеете рассуждати, знамений же времени не можете искусити» (Мф. 16, 3).
Имея чрезвычайно живой для своего возраста ум, старец интересовался всем, что видел в городе, давая издержкам цивилизации однозначную оценку. К примеру, взирая на разрисованные киоски, наполненные всякой всячиной, он не мог удержаться и сокрушенно вздыхал: «Да, сколько бесят… Ну, сейчас их время, сейчас они везде». Комментарии отца Феодосия на обычные, казалось бы, предметы и явления бывали порой неожиданными и интересными, что несомненно характеризовало его живой, непосредственный, младенчески чистый ум.
В Адлере, через который проходили маршруты поездок на Кавказ, жила почитаемая православными людьми старица-схимонахиня, ныне почившая. – чувашка Китивания, постриженная в честь грузинской мученицы. Во время Великой Отечественной войны, будучи санитаркой на фронте, она спасла жизнь многим тяжело раненным солдатам, вынеся их с поля боя. Война стала поворотным пунктом в ее судьбе, в корне изменив мировоззрение, и, вернувшись с фронта, она решила посвятить себя служению Богу, по благословению духовника ушла в Кавказские горы, где и приняла постриг. Подобные матушки, спасающиеся в простоте, самоотверженно трудясь на Божественных пажитях, описаны известным душеполезными сочинениями протоиереем Валентином Свенцицким в книге о жизни монахов «Граждане Неба». На них, этих земных небожителях, истинных гражданах Неба, исполнялись буквально слова Святого Евангелия: «Не стяжите ни злата, ни сребра, ни меди при поясех ваших, ни пиры на пути, ни двою ризу, ни сапог, ни жезл; достоин бо есть делатель мзды своея» (Мф.10, 10-12).
Даже кратковременное знакомство со старицей позволяло увидеть, дар прозорливости, скрываемый за внешней простотой, которым Господь щедро наделил свою избранницу. Свидетельством тому является случай, происшедший во время пребывания в ее доме паломников вместе с отцом Феодосием, знавшим старицу со времен пустынножительства. Сопровождавший батюшку Алексий, сокрушаясь о судьбе непутевого сына, поведал о своей беде. Схимница, едва взглянув на него, благословила иконкой преподобного Сергия Радонежского и посоветовала: «Помолись преподобному Сергию, он поможет». Алексий был удивлен, увидев в этих словах указующий перст Господень, ибо сына, имени которого он не называл, звали Сергием.
Общение схимонахини Китивании с отцом Феодосием было интересным и поучительным. Будучи людьми высокой духовной жизни, оба они как бы дополняли друг друга, понимая с полуслова. Часто в своих беседах они подробно вспоминали жизнь в горах Кавказа, называли имена, воспроизводили факты, свидетельствующие о высоких духовно-нравственных качествах пустынножителей. Старица, пользуясь возможностью, задавала отцу Феодосию вопросы духовного характера, свидетельствующие о глубине ее религиозных переживаний, на которые он охотно отвечал. Так они услаждали себя беседой, доставляя несказанную радость другим собеседникам, благодарящим Бога за общение с такими духовными людьми. Беседы бывали разнообразными и касались многих тем, однако сводились к главному – необходимости спасения живой, безсмертной человеческой души. Порой паломники по своей простоте удивлялись, что опытная в монашеском делании старица, на которой видимым образом почила благодать Святого Духа, так искренне, по-детски вопрошала отца Феодосия, как поступать в том или ином случае, всецело полагаясь на его благословение. Но иначе и быть не могло, ибо именно послушание и полное отсечение собственной воли позволили матери Китивании стяжать благодатный дар духовного видения.
Враг рода человеческого проявлял бдительность, постоянно стужая иноков на их тесном, скудном пути. Однажды схимонахиня Китивания поведала старцу, как во время молитвы она подверглась нападению множества бесов, представших перед ней в виде игривых барашков, которые тотчас же стали ее смущать и исчезли лишь после того, как старица, не растерявшись, отразила их нашествие, прокадив в комнате ладаном.
Старец всегда поддерживал душеполезные беседы с прозорливой схимницей, терпеливо отвечая на ее вопросы, никогда не отговариваясь ни усталостью, ни плохим самочувствием даже тогда, когда его нездоровье было очевидным. Однако, несмотря на взаимную пользу от общения, долго он в гостях не задерживался, поскольку не позволял себе медлить в таком важном и ответственном деле как доставка грузов монахам в горах. Он не разрешал своим спутникам злоупотреблять гостеприимством монахини, и останавливался у нее не более одного дня. Едва его попутчики, немного отдохнув, готовы были к следующему этапу паломничества, он брал билеты на поезд и ехал с ними дальше. Глубоко христианская, щедрая и любвеобильная натура отца Феодосия проявлялась даже в том, что, приезжая на Кавказ с группой от пяти до десяти человек, он сам кормил, размещал и духовно наставлял их. Приснопамятная схимонахиня Китивания стремилась устроить и напитать их из своих скудных средств, однако, упреждая ее заботы, отец Феодосий посылал кого-либо из сопровождающих в магазин за пищей и устаивал обильную трапезу, совмещавшуюся с душеспасительными беседами и полезными для всех воспоминаниями. Это занимало много времени, но было очень важно для самих людей, пребывавших под постоянным покровительством старца. Затем все становились на молитву, читали акафисты, Псалтирь, Апостол, и, разумеется, Святое Евангелие. Часто старец лично делал комментарии к прочитанному, удивляя попутчиков глубиной и силой толкований.
Один раз на квартире старицы Китивании произошел случай, свидетельствующий о глубоком смирении старца. Поставив всех на молитву, батюшка благословил прочитать акафист Иверской Божией Матери, но послушник, сопровождавший старца, сказал, что будет читать акафист Почаевской иконе Божией Матери. Старец не стал настаивать на своем, явив перед послушником истинное смирение. Не укорив и не сделав выговора за непослушание, он сказал: «Ну, что ж, читайте Почаевской Богородице», встал на молитву вместе со всеми и прослушал до конца.
Во время приездов в Абхазию отец Феодосий с сопровождавшими его людьми нередко останавливался у матушки Ольги, семья которой отличалась редким благочестием. Некогда их постигла невосполнимая утрата: Господь призвал любимую дочь. Христолюбивое семейство, глубоко поскорбев, усыновило ребенка, дав имя Михаил. Смиренный отрок стал им утешением в скорбях, однако ненадолго, ибо Господь и в дальнейшем продолжал посещать их. В самом начале войны он был убит разорвавшейся бомбой, и безутешные родители посвятили остаток жизни Богу и людям. Старец любил бывать в доме у этих христолюбивых людей, где всегда бывало тепло и уютно, а странноприимные хозяева принимали гостей, как Бога.
Когда отец Феодосий в последний раз останавливался у матушки Ольги, последняя от чистого сердца пригласила его остаться в их доме до скончания дней. «Батюшка, - с любовью в голосе сказала она, - вы уже немощный, вот и остались бы у нас, здесь дивная природа, ваши любимые горы, море». «Нет на это воли Божией, - поблагодарив, ответил ей старец, - надо возвращаться помирать в Лавру». Он уже тогда предвидел час блаженной кончины и знал, что надо готовиться в последний земной путь.
Будучи простецом, старец никогда не превозносился и очень любил добродушных людей, даже если они оказывались грешниками. Он безусловной младенческой верой постиг великую силу покаяния, твердо зная, что Господь, по Своей безграничной милости, способен и из камней сделать сынов Авраама, оживотворив их Своим Духом. Во время одной из поездок в поезде произошла запомнившаяся чадам встреча отца Феодосия с глубоко заблудшим, однако простым и искренним человеком. Он был воинствующим атеистом, в прошлом партийным работником, прошедшим войну и служившим коммунистическому режиму верой и правдой. Старец был в подряснике, который в дороге никогда не снимал, и скуфие, а седая борода, благолепие растекавшихся по челу серебристых волос еще более подчеркивали принадлежность к духовному сану.
«Что это у вас за одежда? — не замедлил поинтересоваться попутчик. “Я монах, священник, - терпеливо ответил отец Феодосий, - на мне надет подрясник. Это одежда, которую мне положено носить в соответствии с саном”. “А что она означает?” — продолжал любопытствовать въедливый собеседник. “Означает, что я — монах, - доброжелательно пояснил старец, - и должен в ней ходить во всех случаях жизни».
Мягкий ненавязчивый голос, доброжелательная улыбка, явная расположенность старца к общению привели в итоге к тому, что случайные попутчики разговорились, как лучшие друзья. Стремясь спасти душу этого в общем неплохого, искреннего, хотя и заблудшего человека, батюшка, как всегда, в простоте, добродушно вразумил своего нового знакомца, призвав его к покаянию: «Вот ты такой простой, прямой, хороший человек, только плохо в тебе то, что в Бога не веруешь. Душа вечная, безсмертная, ты разве этого не понимаешь?»
От волнения голос старца дрогнул, ибо его блаженная душа, как стрелка компаса, всегда была направлена к Господу, и только к Нему. Они долго задушевно разговаривали, и старцу открылись тайники доброй, страждущей, стремящейся к Богу души, находящейся в плену атеистических заблуждений. Не видя в собеседнике никакого лукавства, отец Феодосий искренне сострадал гибнущей душе этого доброго, хоть и неверующего человека и молился за то, чтобы Господь просветил его светом истинной веры. И такая молитва, разумеется, давала благодатные плоды.
Приезд старца в Абхазию был праздником и для пустынножителей. Благословенная земля эта навсегда вошла в сердце подвижника. Унаследовав любовь к ней от приснопамятных Глинских старцев, у которых окормлялся, он воспринял трагедию древней православной земли, раздираемой противоречиями, ее страдания и боль, как свои личные. Став невольным свидетелем братоубийственной войны между Грузией и Абхазией, он до скончания дней продолжал жить ее скорбями, вознося ко Господу молитвы о примирении враждующих сторон, их спасении и вразумлении.
После разделения с Грузией Управляющим Епархиальным Советом Сухумо-Абхазской Епархии стал священноиерей Виссарион (Аплиаа). Он неоднократно бывал в Москве, участвовал в проведении Русских Соборов, во время которых мы имели возможность общаться с этим незаурядным человеком, пользующимся огромным авторитетом среди населения этого края. Небезынтересным является тот факт, что присягу у вышеупомянутого отца Виссариона принимал отец Ахила. Почитая своего духовного наставника, каковым по сути был для него старец, отец Виссарион неоднократно повторял во время передачи собранных для монахов вещей и продуктов: «Да зачем вы эти грузы везете, мы тут сами найдем монахам все, что им нужно. Вы мне привезите отца Ахилу, мне нужен отец Ахила, а не грузы». Слова эти красноречиво свидетельствуют, насколько схиархимандрит Феодосий был уважаем на земле, ставшей, без малейшего преувеличения, ему родной и близкой. Православие среди горного народа Абхазии укоренилось настолько (во многом, кстати, благодаря монахам-пустынножителям), что даже в той драматической ситуации, в которой оказалась поместная Церковь, оно не поколебалось. Несмотря на такое чрезвычайно болезненное явление как разрыв многовековых связей с Грузией, паства ни в коем случае не оказалась отторгнутой от Вселенского Православия, не пребывая в погибельном расколе. Ревность о Господе, повсеместно проявляемая этим многострадальным народом, настолько велика, что ее не смогли поколебать даже тяжкие нестроения последних лет. Очевидно, именно в силу традиционно высоких религиозных чувств местных жителей, никогда, даже во времена гонений, не ополчавшихся на Церковь, в этот регион переселились в свое время Глинские старцы и прижилась монашеская община пустынножителей, о которой писалось выше. Имя же отца Ахилы здесь было окружено всенародной любовью. Впрочем, невозможно было не любить умилительного старца, живого и подвижного не по годам, с детской непосредственностью воспринимавшего окружающий мир, для которого не существовало чужого горя: любые скорби он мужественно принимал на себя. Видя его безкорыстную, жертвенную любовь ко всему сущему, его кротость и высокое смирение, к нему, как к источнику света, тянулись люди, ибо любил он их нелицемерно, не словом только, но делом и истиною (1 Ин. 3, 19). Везде: на приходах, в домах или квартирах, где старец останавливался для кратковременного отдыха, его принимали как дорогого гостя, являющего собою воплощенную легенду. Встречая с любовью, окружали заботой и вниманием, стремясь оказать гостеприимство. Отовсюду шли к нему люди, чая утешения в скорбях, и он подавал это утешение добрым словом, ласковым взглядом, отеческим благословением. На этот случай у старца с собой всегда было в запасе множество привезенных из Почаевской Лавры иконок, которыми он щедро благословлял всех. Люди замечали, что как бы случайно раздаваемые иконы соответствовали внутренним потребностям тех, кто испрашивал благодатной помощи, от них исходили дивное тепло и покой; возле них всегда было легко и приятно молиться.
(Фото, сделанные в Абхазии от № 55 до64 №1 и64 № 2. Подписи те же, что в книге. Фотографии вставить книжечкой и разместить по смыслу, что соответствует нумерации
В общении со старцем воплощались, наполняясь конкретным содержанием, слова Спасителя: «Заповедь новую даю вам, да любите друг друга: якоже возлюбих вы, да и вы любите себе. О сем разумеют вси, яко Мои ученицы есте, аще любовь имате между собой» (Ин.13, 34-35).
На Кавказе оживали картины недавнего прошлого отца Феодосия, воплощались молитвы и труды во славу Божию в условиях, приближенных к тем, в которых жили раннехристианские подвижники. Очевидно, поэтому старца так тянуло сюда, несмотря на преклонный возраст и множество попечений в родной Почаевской Лавре.
Приезжая на Кавказ, он посещал пасеку, находящуюся в горной лощине, разделяющей горные хребты и окруженной высокими труднодоступными горами, к которым ведут узкие, опасные для передвижения тропы. Паломники останавливались в этом месте для отдыха, чтобы набраться сил перед подъемом в горы. Местность, где сама природа многообразием красок видимым образом славила Творца, впитала в себя молитвы иноков и была сугубо благодатной. В этот живописнейший уголок мирозданья старец, исполненный воспоминаний, ездил, чтобы встретиться с обитавшими здесь монахами и по возможности помочь им добрым словом и мудрым старческим наставлением. В жизни отшельников посещения старца имели особое значение, и они пользовались этим благодатным временем для непосредственного общения с ним, испрашивая духовные советы, разрешая недоумения, получая отеческие благословения. Находившиеся рядом со старцем паломники по тому, как их принимали, могли понять, насколько уважаемой личностью был батюшка, добрая слава о котором сохранилась со времен его отшельнической жизни.
Значительные средства собирал отец Феодосий и на восстановление вновь открывшегося Ново-Афонского монастыря, разоренного в 30-е годы, когда большая часть насельников была уничтожена. Всем сердцем стремился старец помочь подвизавшимся в обители инокам встать на ноги: покупал облачение, утварь, бытовые предметы.
Говорят, что от великого до смешного – один шаг. Повествуя о трудах и молитвах отца Феодосия на Кавказе, нельзя не рассказать и о таком забавном случае, имевшем место во время одной из поездок. По достигнутой в рамках международных соглашений договоренности в Сухуми на протяжении некоторого времени находились американские солдаты. Движимые тщеславным стремлением увековечить свое пребывание на территории бывшего СССР, они пытались зафиксировать на видеопленку всякого рода экзотические явления - от неповторимой природы до общения с живущими в горах пустынножителями. Стремление любопытных янки собрать как можно больше информации на закрытую для них тему, дабы широко разрекламировать свое пребывание в горах, никоим образом не совпадало с настроениями отшельников, пытающихся под различными предлогами избегнуть неполезного для души контакта с неправославными иноплеменниками. Однако совсем уклониться от назойливых «гостей», с чисто американской напористостью ходивших за ними по пятам, было невозможно. Чтобы избавиться от нежелательных посетителей, один из пустынножителей, как бы по наитию свыше, указал чужеземцам на старца Феодосия, в то время пребывавшего в горах, и, представив его как старейшего и наиболее почитаемого отшельника, пообещал, что тот покажет и расскажет много интересного. Все, разумеется, думали, что строгий в вопросах веры подвижник сумеет быстро и решительно пресечь близкое общение с инославными. Однако Господь рассудил иначе, посредством отца Феодосия преподав американцам основы Православной веры. По истечении незначительного времени американские солдаты настолько пленились внутренней красотой и силой личности старца, что готовы были, не раздумывая, следовать любому его совету. Их восхищение этим тщедушным, как могло показаться на первый взгляд, старичком, не знало предела. Вновь и вновь они повторяли за переводчиком преподанные им назидания и, похоже, были до глубины души счастливы возможностью пообщаться и сфотографироваться на память с мудрым и благодушно настроенным старцем, укреплявшим их в вере и благочестии. Отец Феодосий, нисколько не смущаясь их настойчивостью и не распаляясь злобой по отношению к инославным, беседовал с ними, спокойно и доброжелательно отвечая на поставленные ему «каверзные» вопросы. И было столько мира и благодушия, столько тепла и спокойной уверенности в его словах, что как-то незаметно янки перешли со спесивого тона на едва ли не заискивающий. Произошло чудо: американцы, воспитанные в духе предпринимательства, с младых ногтей впитавшие отвратительную мораль общества, в котором царят разврат и насилие, где торжествует воинствующее зло, внимали младенствующему душой старцу, с готовностью открывая сердца для вечных истин. Казалось, Сам Господь духом умудрял отца Феодосия, давая ему нужные слова.
Когда после долгих и трудных странствий отец Феодосий возвращался, наконец, в Лавру, где его с нетерпением ждали братия, многочисленные чада, паломники и голуби, в обители воцарялось радостное, праздничное настроение. Старец всегда привозил большое количество мандарин и щедрой отеческой рукой раздавал их как благословение пустынников. Братия, отложив дела, спешили прийти к нему, приветствуя возвращение домой. Духовные чада, пребывавшие во время отсутствия батюшки в ожидании, как безводная почва ждет весеннего дождя, спешили погреться у благодатного огня веры, надежды и любви, переполнявшими его душу. Голуби, которых постоянно подкармливал старец, с радостным воркованием кружились у окон его кельи.
Глава 7
«Друг друга тяготы носите, и таки исполните закон Христов»(Гал.6,2).
Духовно-нравственный облик старца.
Он в жизни легкой не искал дороги
Мирские страсти в сердце угасив,
Себе смиренно подвиг испросил
Служенья в духе Всеблагому Богу.
От пострига до смертного порога
Жизнь старца Вечности принадлежит.
Служенье в духе всеблагому Богу -
Достойная,
возвышенная жизнь.
Чтобы оценить высоту жизненного подвига схиархимандрита Феодосия, чрезвычайно важно хотя бы в самых общих чертах охарактеризовать его духовно-нравственный облик, окончательно сформировавшийся за время служения в Почаевской Лавре. Плодами высокой духовной жизни старца явились стяженные им «любовь, радость, мир, долготерпение, благость, милосердие, вера, кротость, воздержание» (Гал. 5, 22). Вся жизнь схиархимандрита Феодосия отличалась необычайной скромностью и простотою, что непосредственно проистекало от религиозной направленности мироощущения старца. Чем больше возрастал уровень его духовности, тем строже, требовательнее относился он к собственной жизни, «плоть распяша со страстьми и похотьми» (Гал. 5,22), тем более углублялся в молитвенный подвиг, отсекая все мирское, суетное, неспасительное, стремясь не приобщаться «к делам неплодным тьмы» (Еф.5.11) и противостоять им несокрушимой силой молитвы. Пройдя путем исповедничества и обретя безценный опыт, преподанный окормлявшими его старцами, обладая многоразличными духовными дарами, он почти до семидесяти лет не имел священнического сана. Послужной список схиархимандрита Феодосия свидетельствует: только в 1971 году, в возрасте шестидесяти пяти лет, митрополитом Николаем он был рукоположен в сан иеродиакона и лишь через шесть лет тот же митрополит рукоположил его в иеромонахи. Что это, как не врожденная скромность, порождающая искреннее стремление быть ниже и незаметнее всех, ибо «многие первые станут последними, а последние — первыми» (Мф. 19, 30), воплощение истин Божественного Откровения, научающего смирению и кротости: «Больший из вас да будет вам слуга» (Мф. 23, 11)? Отец Феодосий, отказавшийся от собственной воли и во всем исполняющий волю Божию, стал этим Евангельским слугой во имя Божие и в конце жизни вполне имел право сказать: «Живет во мне Христос» (Гал. 2, 20).
Каждому, кто имел радость общения со старцем, было очевидно, что он имел несомненную харизму, удивительным образом сочетаемую с младенческой простотой, детской непосредственностью и абсолютной беззлобностью. Основы его мировоззрения сформировались на благодатной почве высоких христианских идеалов, усвоенных с детства. Краеугольным камнем во взгляде на окружающий мир стала глубочайшая религиозность, не допускающая никаких внутренних колебаний, а важнейшими особенностями его щедро одаренной личности являлись преданность Господу и полное доверие Его непостижимому Промыслу. Во всем — в счастье и в несчастье — он видел исключительно благую волю Божию и никогда не сомневался, что Господь все направляет ко благу. Наблюдая окружающий мир, любуясь красотой и гармонией природы, он во всем видел крепкую созидающую десницу Творца и Его промыслительное действо.
Старец стремился к познанию Божественных истин, стремясь понять каждое Евангельское слово или иносказание, глубоко проникая в смысл притч о закваске, о зернах и плевелах, о девах мудрых и юродивых, о виноградарях, о пойманных апостолами рыбах. Он подолгу молился, чтобы Господь умудрил его, открыв потаенные смыслы Священного Писания, не боясь испрашивать совета и принимая духовную помощь от более опытных в том или ином вопросе, независимо от их возраста и положения. Келейники батюшки вспоминают, как однажды старец обратился к находящимся с ним рядом паломникам с простодушным вопросом, что, по их мнению, означает слово «Аминь». Кто-то из них с готовностью ответил: «Истина», и отец Феодосий с радостной улыбкой подвел итог: «Да, так оно и есть, это подтверждение истинности сказанному. Это истина, ей следовать надо!».
Всю сознательную жизнь старец был законопослушным чадом Православной Церкви и Ее архипастырей, строго выполняющим благословение Священноначалия и никогда не поступающим самочинно. Никто из людей, знавших его, не припоминал, чтобы он был дерзким, непослушливым, высказывал недовольство, нарушал обеты монашеского послушания или поступал вопреки благословению. Во всем следуя словам Евангелия: «Иже аще разорит едину заповедей сих малых, и научит тако человеки, мний наречется в Царствии Небеснем: а иже сотворит и научит, сей велий наречется в царствии Небеснем» (Мф. 5, 19), схиархимандрит Феодосий остался в памяти окружающих образцом смирения и исполнительности. Его отношение к Священноначалию отличалось не просто почитанием высшей церковной власти, но благоговейным страхом перед святостью высокого сана, данного Господом, проявлением искренней любви к архиерею как носителю Божественной благодати. В духе этого почитания он наставлял своих чад, молодых монахов, следовать Апостольским правилам, твердо держаться Православной веры, уважать Священноначалие и неопустительно исполнять свой молитвенный труд. Видя их нерадение, он глубоко сокрушался: «Почему вы не молитесь? Почему не служите? Вы ведь Богу служите, Ему молитесь, а как это приятно!» Тем же, кто обращал внимание на неблагочестивые деяния отдельных священнослужителей и архиереев, он напоминал об обыкновении врага рода человеческого нарочно являться в образе монаха непристойного поведения, чтобы смутить окружающих и увлечь в погибель. Когда люди жаловались на архиереев и священнослужителей, совершавших определенные проступки, не связанные, однако, с ересью, батюшка напоминал совет Христа ученикам по отношению к фарисеям: “Все, что они говорят вам исполняйте, по делам же их не поступайте.”
Старец отличался примерным великодушием. Будучи строгим и требовательным по отношению к себе, он легко и охотно прощал другим их человеческие слабости, помогая избавиться от немощей и падений, поддерживая и укрепляя их добрым отеческим словом и теплой молитвой. Он всячески стремился собственным поведением не смутить кого-либо, не подать повод к осуждению. Сколько недоумений и грехов ближних он покрыл своей искренней любовью, знает лишь Господь, ибо по скромности сам старец об этом предпочитал молчать, зная, что «таковыми бо жертвами благоугождается Бог» (Евр. 13,16). Однако милосердие отца Феодосия распространялось только на личные человеческие немощи, порой препятствующие несению монашеского креста, но не касалось вопросов исповедания веры. Там, где речь шла о сохранении чистоты Православия, старец был строг, непреклонен и всегда выражал основные догматические принципы канонического Православия, придерживаясь исключительно той позиции, которую определял Соборный разум Церкви. Во исполнение апостольской заповеди он непоступно стоял в вере, и чад своих научал тому же, считая, что человеку, познавшему Божию правду, приобщившемуся к высоким христианским истинам, ни в коем случае нельзя «возвращаться на свою блевотину», скатываться на позиции лжи.
Ревностью о Господе отец Ахила был подобен безкомпромиссному ветхозаветному пророку Илии. Старец Тихон (Агриков), говоря об отце Феодосии с чувством уважения и любви, подчеркивал его высокую духовность, проявлявшуюся в смиренномудрии, молитвенном предстоянии пред Господом и неустанных трудах, отмечая, каким необыкновенным был этот старец. Это было отнюдь не единичное мнение. Подобным образом высказывались схиархимандриты Симеон и Исаия, архимандрит Авраамий, протоиереи Михаил Бойко и Михаил Макеев, иеромонах Мардарий, схиархидьякон Иларион, монах Руф и многие другие. Архипастыри и пастыри, клирики и миряне, знавшие отца Феодосия, в один голос называли его необыкновенным, чудным старцем, подчеркивая, как одну из важнейших черт его личности крайнюю простоту и младенческую чистоту его любвеобильного сердца. Схиархимандрит Симеон рассказывал, как поддерживали они друг друга в Абхазии, сугубо отмечая: «Он мне родной человек духовно, мы с ним близки по духу». Это была братская, истинно христианская любовь, и один из старцев даже сравнивал простоту отца Феодосия с незатейливостью бубна, находя нужным добавить: «Он очень не любит, если где-то что-то нечисто. Он не может находиться там, где есть какая-то нечисть, где укоренились нечистые люди», т.е. там, где много греха.
При всей своей любви к соборной молитве и трепетном отношении к Церковным таинствам, схиархимандрит Феодосий, заметив во время богослужения хотя бы незначительные несоответствия или неканоничность тайнодействий каких-либо священников, тотчас же уходил из алтаря, где находился во время службы. Придя же после этого в келью, он начинал усердно читать Евангелие, молясь, чтобы допущенные нарушения никого не ввели в искушение и не были вменены во грех. В будние дни, когда служить приходилось самому, он даже по неотложным делам никогда не уходил во время богослужений, принимая всю полноту ответственности на себя.
Господь промыслительно собирал воедино славное воинство подвижников одного духа, дабы через них совершалось великое дело спасения грешного рода человеческого. Известно, к примеру, что преподобный Лаврентий Черниговский, видя людей, пытавшихся участвовать в Церковных таинствах с нечестивыми помыслами или же имеющих не исповеданные в сердечном раскаянье смертные грехи, просто уходил, потому что не мог смотреть на это беззаконие. У старца Феодосия, следовавшего традициям старчества, был тот же дух, не приемлющий никакой неправды.
Сам отец Феодосий неоднократно отмечал, что дух старчества был присущ многим насельникам Киево-Печерской обители, где он пребывал до закрытия в 1961 году. Лавра в этот период имела сильное духовное ядро: в ней подвизались такие признанные подвижники благочестия как вышеупомянутый преподобный Кукша, схиархимандрит Прохор (до пострижения в схиму – Полихроний), схиархидьякон Иоанн, монах Феодосий, схимонах Дамиан и другие. Сложившийся в обители твердый костяк старчества оказал существенное влияние на судьбы отечественного Православия в годы гонений. Во время вынужденного рассеяния старцы разошлись по всему миру, неся свет истинной веры и святой крест исповедничества во все грады и веси, а монашеские судьбы других насельников обители оказались самыми различными. Старец Феодосий подвизался в горах Кавказа. Преподобный Кукша окормлял истинных чад Церкви в лихую годину, неся молитвенный подвиг в Одессе. Схиархимандрит Прохор с 1961 года пребывал в Почаеве. Никто не свернул с тесного монашеского пути, продолжая труды во славу Божию. По воле Божественного Промысла возлюбившие Господа «всем сердцем своим, и всей душею своею, и всей крепостию своею» (Лк. 10, 27) духоносные отцы из святой Печерской обители, подобно апостолам, разошлись по всему миру, дабы свет разума воссиял повсеместно для людей, не просвещенных верой или утративших ее. Путеводной нитью, спасительным ковчегом в бурном житейском море стало для них непременное следование Божественному Откровению, научавшему: «Аще любите Мя, заповеди Мои соблюдите. И Аз умолю Отца, и иного Утешителя даст вам, да будет с вами в век: Дух истины» (Ин.14, 15-16). Аналогичная судьба постигла и Глинских старцев, нашедших в трудные для Православия времена приют в Грузии и Абхазии и превративших эти благословенные земли в оплот истинной веры.
Удивительной оказалась судьба Почаевской Лавры, которая выстояла в годы лихолетья. На ее благословенной земле воссиял сонм старцев, воспитавших не одно поколение своих последователей. Отец Ахила был хорошо знаком с преподобным Амфилохием, высоко ценя этого подвижника. Он неоднократно беседовал с ним и в бытность странником, и в период пребывания в Почаеве. Знал он и преподобного Кукшу Одесского, подвизавшегося с ним ранее в Киево-Печерской Лавре. Известно, что они были духовными друзьями и много времени проводили в душеполезном общении. Еще до официального прославления преподобного Кукши отец Феодосий рассказывал много интересных подробностей его жизни в Киеве и Почаеве, свидетельствующих о несомненной святости угодника Божия. После причисления его Церковью к лику святых старец не скрывал радости за канонизированного сомолитвенника.
Совершенно в отеческом духе старец отличался милосердием. Не приемля врагов Православия, он с любовью и терпением просвещал и по-отечески назидал тех, кто находился во тьме заблуждений по неведению, никогда не пренебрегая данной Господом заповедью любви к ближнему, побуждающей не гнушаться общения с людьми даже самыми грешными. Укреплял себя отец Феодосий в богопреданности не столько теоретически, сколько практически, опытно. В своей жизни он не раз испытал горести и превратности судьбы, но приходило время — и горести сменялись духовными радостями, и тогда он воочию убеждался, что по истечении времени все, казавшееся когда-то несчастием, становилось неисчерпаемым источником блаженства. На закате дней он с чистым сердцем благодарил Бога за скорби и радости. Читая по ночам в пещерном храме акафисты с людьми, он сугубо выделял акафист «Слава Богу за все», составленный учеником Оптинских старцев, митрополитом Трифоном (Туркестановым), укрепляясь воплощенными в нем высокими излияниями души, предстоящей Богу, в скорби и благодаря Творца за полученные от Него благодеяния. Доверие к Промыслу Божию давало ему возможность великодушно переносить удары жизни и не приходить в отчаяние от неудач и потрясений, за все благодаря милосердного Бога, поэтому жизненным правилом его и стали слова: «Слава Богу за все!». Надежда на лучшее при мысли о Божественном водительстве не покидала его в минуты испытаний, помогая благодушно переносить как счастье, так и несчастье.
Схиархимандрит Феодосий постоянно размышлял о возможности спасения в современном мире, исполненном многоразличными искушениями. Он много читал и практически выучил наизусть Евангелие, находя в нем исчерпывающие ответы на все вопросы. Его боголюбивую натуру отличало стремление постичь глубину данных Господом откровений. Неоднократно он задумывался, к примеру, над тем, почему и с каким смыслом, описывая чудесный лов рыбы, Евангелие указывает ее количество – именно сто пятьдесят три рыбы, ни более и ни менее, попали в их сети после того, как Спаситель благословил их труд. Если бы это число не несло определенную смысловую нагрузку, в тексте достаточно было бы просто указания на «некоторое количество или даже множество рыб», которых хватило всем алчущим.
Тепло помолившись, старец еще и еще раз перечитал известные ему святоотеческие толкования данного Евангельского текста, так и не найдя удовлетворительный ответ. Тогда он взмолился ко Господу, умоляя открыть сокровенный смысл сказанного, и сподобился получить ответ. Старец, как правило, не распространявшийся о подобных вещах, в редкие минуты откровения поведал ближайшим чадам о необыкновенном явлении, тайнозрителем которого стал, размышляя, «почему именно 153,что это означает?» В ответ на недоумения «совершенно неожиданно появляется передо мной женщина на крутой узкой тропинке среди труднодоступных гор. Увидев Ее, я осенил себя крестным знамением, чтобы не впасть во вражеское обольщение (прелесть). Однако вид ее настолько величествен, а одеяние настолько прекрасно, что не возникает и тени сомнения, Кто это. Приблизившись, Она смотрит на меня своим дивным взором и ласково вопрошает: «Ты хочешь знать, что это значит? Внимай и запоминай.
Первое время спасались 100% из тех, кто призывал Бога, затем 50%, а в последнее время всего 3%».
Только я хотел спросить Ее еще о чем-либо, Она неожиданно исчезла, как бы растворившись в спустившемся с гор тумане, а тропинка такая, что не разминуться».
В подтверждение первого явления, которое открыло смысл и значение Евангельского события, Господь послал другое видение о спасении людей, связанное с домостроительством Церкви Христовой. Однажды, пребывая ночью в полудреме, он вдруг с поражающей ясностью увидел перед собой три женские фигуры, закутанные в прекрасные одежды. Приблизившись к нему, первая явила себя юной и прекрасной девой, вторая поразила зрелой красотой и совершенством форм, третья же предстала статной почтенной старицей. Изумленный молитвенник вопросил: «Кто вы?» Вначале ответила та, что была юнейшей: «Я – Церковь первых веков христианства. В те благословенные времена каждый, уверовавший во Христа, верил истинно, и из ста христиан спасались все сто!». Вторая с достоинством продолжила: «Я - Церковь средних веков, объединяющая всех истинно верующих во Спасителя. Тогда из ста верующих спасалось только пятьдесят!» Третья же в ответ на недоуменный взгляд безмолвствовавшего старца с печалью в голосе объяснила, что Она - Церковь последних времен. В эти скорбные времена из ста человек смогут спастись только трое.
Старец это явление прокомментировал со свойственной ему образностью: «Спасется, как один из огня!» Воистину, дивен Бог во святых Своих! (Пс. 67).
Те, кто знаком с книгой «Пастырь» Ерма, могут сопоставить удивительные посещения, которых сподоблялся отец Ахила, с духоносными видениями, открывавшимися некоему тайнозрителю, имя которого встречается в приветствии апостола Павла (Рим.16,14). Ерм сподобился лицезрения Церкви в облике женщины в блестящей одежде с книгою в руках, являвшейся ему в различных видах. В первом видении она предстала очень старой, потому что дух верующих ослабел от грехов и сомнений. Когда Господь по Своему безграничному милосердию обновил их дух, Церковь явилась более молодой и веселой, но все еще со старческими волосами и лицом. И, наконец, в третий раз Она предстала молодой и светлой, что символизировало возможность обновления через покаяние (27). Совершенно очевидно, что по молитве духоносным старцам отверзались Небеса и открывались Тайны домостроительства Божия.
Откровения отца Ахилы во многом подобны тем, которые посещали другого просвещенного духом молитвенника, подвизавшегося в безбожные годы на востоке нашего Отечества, - священнодьякона Филиппа Луганского, известного множеством чудес, совершенных им по смирению и любви. Одно из таких чудес, к примеру, заключалось в том, что для посрамления маловеров ударом посоха он превратил в камень находившееся в парке дерево с огромным дуплом. В тонком видении этот подвижник сподобился видеть Богородицу, представшую в трех лицах (девы, зрелой сорокалетней женщины и почтенной старицы), которая, предсказав грядущие события, совершила крестный ход над Луганском. Истинность явления подтверждается иконой Богородицы, именуемой «Трехличной», которая находится в одном из храмов города Луганска и является одной из самых почитаемых святынь. В виду важности откровения мы, не присовокупляя от себя никаких комментариев, приводим свидетельство о нем целиком, без изменений и добавлений. «Итак, в ночь с 13 на 14 июня Филипп удостоился видеть явление Присноблаженной и Пренепорочной Матери Бога нашего, которое началось тем, что он увидел Царицу Небесную, скороидущую в небе. Сам Филипп ощущал себя одновременно стоящим и лежащим на земле.
Филипп наблюдал Богородицу в возрасте около 40 лет, на голове Ее был розово-фиолетовый платок, завязанный в форме шапочки. Впереди, по всему пути следования Божией Матери, Филипп узрел преклоненных дев Небесных, полностью облаченных в белые одежды. Как говорил старец, Божия Матерь быстро прошла путь с Запада на Восток в сопровождении непорочных дев. По окончании этой части видения зарево осталось, и Филипп молился Божией Матери.
Вскоре видит он вновь Царицу Небесную, идущую по облакам теперь в направлении с Юга на Север. Матерь Божия была в образе славы Царицы Светов - в возрасте 60 лет. Ручки Ее были сложены крестообразно, как на иконе Божией Матери “Умиление”. За ней на этот раз следовал чин монашеский: монахи несли копья, словно воинство Небесное.
Таким образом, Богородица осенила Луганск Крестным Знамением.
Опасаясь вражьих козней, стал вслух читать молитву Честному кресту и осенил себя крестным знамением. Каждое произнесенное им слово золотыми буквами отпечатывалось на небе, и вскоре образовалась сияющая фраза: “Да воскреснет Бог, и расточатся врази его…” и до конца.
Повернувшись в правую сторону, Филипп в третий раз увидел Божию Матерь, идущую по воздуху по направлению к нему. На этот раз Богородица явилась в образе Девы юного возраста (16-17 лет) в белом одеянии с непокрытой головой. Немного не дойдя до Филиппа, Царица Небесная топнула ножкою, и из искр появился под Ее ногами сияющий бугорок. Взойдя на это светящееся возвышение, Матерь Божия взяла ниспавшее на плечи покрывало и покрыла им голову».
Предоставив читателям возможность сравнить видения Филиппа Луганского с откровениями отца Феодосия, позволим себе сделать смелый вывод, что Матерь Божья покровительствовала отцу Феодосию едва ли не от купели до гроба, что и сам он неоднократно подчеркивал словами: «Так управила Матерь Божья». В общении с близкими людьми старец признавался, что, несмотря на недостоинство, сподоблялся явлений Матери Божией, но, в то же время, предостерегал других от возможного обольщения, призывал их не впадать в прелесть, доверяя видениям. Так, если другие, не очистившие свои сердца от страстей, рассказывали ему о подобных явлениях, он мягко пресекал эти откровения, объясняя, почему не следует ими увлекаться: «Знаете, мы люди грешные, мы не достойны, чтобы нам кто бы то ни было являлся».
Еще и еще раз отметим: молитвенная настроенность не покидала его и на закате дней. Как и ранее, он вставал на молитву рано и «утреневал» к Богу до телесного изнеможения. За долгие годы напряженной духовной жизни у него сложилось келейное монашеское правило, исполняемое при любых обстоятельствах. По рассказам людей, находившихся рядом с ним, кроме обычных молитвословий, предписываемых уставом и читаемых по правильнику, он прочитывал по одному Евангелисту ежедневно, завершая таким образом полное чтение текста Евангелия всего за четыре дня. По признанию некоторых иноков, для них было непостижимо, как при таком правиле, с таким множеством послушаний, при еженощном молитвенном бдении с паломниками, совершении треб и проведении вычиток, мог он хоть ненадолго уделять время сну. И это невзирая на то, что старцу было уже без малого сто лет! Однако «егда Господь хочет, побеждается естества чин». В более молодые годы, живя в горах, прочитывал Псалтирь полностью в течение дня. Таковым, кстати, было правило Глинских старцев, и, в частности, схиархимандрита Серафима Романцева и схиархимандрита Андроника Лукаша. Помимо этого, они благословляли живущим в горах монахам ежедневное чтение пятисотницы или же вычитывали монашеское правило по четкам. Но это было раньше, когда старец подвизался в горах, а в Лавре, он вычитывал уставное монашеское правило по киевскому каноннику, всегда лежавшему на аналое вместе с Псалтирью, Евангелием, и Часословом. В келье находилось также множество размещенных на полочках акафистов. Если добавить ко всему этому то, что отец Феодосий, как уже отмечалось выше, неопустительно посещал полунощницу, присутствовал на утреннем и вечернем богослужениях, проводил вычитки болящих, а по ночам читал с паломниками по нескольку акафистов кряду, то не возникнет сомнения в том, что молился он непрестанно. И даже в собственной келье, где он иногда позволял себе прилечь, никогда, впрочем, не снимая подрясника, даже забывшись на непродолжительный срок во сне, продолжал он свое общение с Господом, неустанно перебирая затертые, отшлифованные, как камни, от непрерывных молитв четки. Мог ли старец, имея подобную ревность о Господе, хоть когда-либо предаваться отдыху? Очевидно, в отдыхе в привычном понимании этого слова он не нуждался, ибо именно молитвенный подвиг укреплял и поддерживал дух, постоянно бодрствующий в немощном старческом теле, закаленном в многолетней невидимой брани с врагом рода человеческого. После ночных молитвословий он, как и в прежние годы, бывал бодр и светел, не позволяя себе ни на минуту расслабиться, а тем паче опоздать на церковную службу. Ничто не могло лишить его светлой радости соборной молитвы. Болезни, немощи, неблагоприятное стечение обстоятельств – все это отступало на задний план перед непостижимой силой духа, посылаемого ему Господом.
Народ тянулся к отцу Феодосию, чувствуя его глубокую внутреннюю силу и ласковое, любовное обращение. Всех он встречал с улыбкой, всем неизменно бывал рад. Пришедших участливо расспрашивал о жизни, сочувствовал их несчастьям, радовался удачам. Никому не отказывал в помощи ради Христа, говорившего: «Понеже сотвористе единому сих братий Моих меньших, то сотворили Мне» (Мф. 25, 40). Чтобы никто не смущался, беседуя с ним, старец был прост в общении, а свою прозорливость часто прикрывал юродством. Так, бывало, пошутит он с человеком, произнесет в назидание пару-тройку слов, которые заставят задуматься, и отпустит его, а оставшись наедине с собой, сделается вдруг серьезным и задумается о чем-то, глядя пристально в даль… Что представало перед мысленным взором старца, какие бездны людских душ приоткрывал ему Господь, никто не ведал. Лишь скупая слеза, потаенный вздох или внезапно набежавшая на чело тень выдавали его глубокую внутреннюю скорбь. Иногда сквозь завесу молчания вырывался горестный вопль: «Беда, беда с этим человеком». Затем уста замыкались, и лишь движение четок в руках указывало на непрестанно творимую внутреннюю молитву за всех и за вся.
Приближаясь к столетнему возрасту, старец милостию Божией долго сохранял бодрость духа, ходил легко и практически не пользовался посохом. Правда, в последние годы он стал плохо видеть, и молитвенное правило читать по книге не мог, пользуясь четками, всегда находившимся в руках. Чем бы он ни занимался в течение дня, трудясь или молясь за ближних и дальних, отвечая на вопросы пришедших к нему людей; отдыхая или бодрствуя, - они постоянно двигались, свидетельствуя о непрекращающейся молитве. Молился отец Феодосий искренне, с детской верой в получение испрашиваемого, свято веря в Евангельское обетование Спасителя: «Если что попросите во имя Мое, Я то сделаю» (Ин. 14,14), и обращаясь к Христу непрестанно. Постоянно, особенно в воскресные дни, с его уст не сходило прошение о спасении: «Иисусе Воскресший, спаси нас!». Не менее часто взывал старец к Божией Матери, ради молитв Которой Господь разрешает и прощает наши грехи. Не зная усталости, с глубочайшим упованием, вновь и вновь он по-детски трогательно умолял Пречистую: «Пресвятая Богородице, спаси нас, и мы спасемся! Спаси нас, и мы спасемся! Спаси нас, и спасемся!». Слова молитвы звучали четко, напевно, с сугубой проникновенностью и дерзновением, присущей только ему: «Если Ты нас не спасешь, то мы не спасемся! Спаси нас, Богородице! Тобой спасемся!».
Когда он был более крепок, то читал Евангелие вслух. Несмотря на знание текстов Святого Писания наизусть, вслух читал только по книге, чтобы не допускать даже малейших неточностей. Казалось, он просто впитывал в себя Богодухновенные строки, жил ими, и никто не дерзал нарушить этот молитвенный настрой. Придавая особое значение возженной свече, при чтении возжигал их, иногда — одну, временами – несколько. Что это знаменовало, ведал лишь Господь, но люди догадывались, что огромное, любвеобильное сердце батюшки болело за весь мир. Чтобы понять духовный смысл того, зачем старцы так усердно читают Псалтирь и Евангелие, приведем слова преподобного Парфения Киевского: «Чтение Псалтири укрощает страсти, а чтение Евангелия попаляет тернии грехов наших: ибо слово Божие огнь поядаяй есть. Однажды в продолжении сорока дней читал я Евангелие о спасении одной благотворившей мне души, и вот вижу во сне поле, покрытое тернием. внезапу спадает огнь с Небесе, попаляет терние, покрывавшее поле, и поле остается чисто. Недоумев о сем видении, я слышу глас: «терние, покрывавшее поле, - грех благотворившей тебе души; огнь, попаливший его, - слово Божие, тобою за нее чтомое».
Когда старец Феодосий, стоя на коленях в молитвенном положении со зажженными свечами каждый день читал Святое Евангелие, он молился за мир, погрязший в грехах, и за людей, вверенных его пастырскому попечению. Сила горящей свечи не раз спасала их от смертельной опасности. Нередко близкие ему люди с удивлением замечали, как батюшка, который еще минуту назад мирно дремал или беседовал с посетителями, внезапно поднимался, начинал класть поклоны и возжигать свечи. Очевидно, его духовному взору открывалось нечто важное, он предвидел события, требующие сугубого молитвенного предстательства. И тогда оживали Евангельские слова: «И если чего попросите у Отца во имя Мое, то сделаю, да прославится Отец в Сыне» (Ин. 14, 11-13). На прошение келейника об одном человеке, за которого он переживал, часто напоминая о нем отцу Ахиле, старец ответил: «Вот ты за одного только безпокоишься, а знаешь, сколько есть людей страждущих и нуждающихся в духовной помощи, вот и приходится за всех их молиться».
Однако отец Феодосий молился не только келейно. Всей своей боголюбивой душой, всем сердцем он стремился привить людям навык обращения к Господу в печали, благодарения за полученные от Него блага. Этому как нельзя лучше способствовала соборная молитва. Когда ввиду преклонного возраста, в 1998 году, он уже был официально освобожден от всех послушаний, то продолжал ежедневно посещать полуношницу, литургию, вечернее богослужение. Акафистов в храме он уже не читал, так как был стар, немощен и порой с улыбкой говорил чадам: «Уже я устарел». Никто, разумеется, не воспринимал всерьез слова старца, духовный мир которого был настолько богат и разнообразен, что его можно было бы соотнести с житиями отшельников раннехристианских времен.
Он был очень самобытен и своеобразен в быту, прост и доступен в общении. Посетители иногда соблазнялись нарочито резким голосом отца Феодосия, когда он вопрошал очередного пришельца: «Ну, что там у тебя?!», делая особое ударение на союзном слове «что». Впрочем, если в глазах людей было не праздное любопытство (общение с такими прекращалось немедленно), а потребность в отеческой помощи, тон тотчас изменялся. Все, что было в его силах, и даже больше, отец Феодосий делал, чтобы спасти их от смерти духовной и физической. Батюшка своими молитвами многим продлил жизнь, выпросив им у Господа время на покаяние или для пользы других, чтобы была возможность еще послужить людям. В качестве примера приведем такой факт. Когда отцу Ахиле сообщили, что его соподвижник отец Симеон при смерти, старец вначале глубоко скорбел, затем сказал: «Ничего, мы его вымолим». И вымолил. Вот уже несколько лет нет с нами нашего возлюбленного батюшки, а отец Симеон, слава Богу, жив и помогает людям, хотя и очень болеет.
Самоотверженно молясь за других, принимая их скорби на себя, отец Ахила неоднократно тяжко болел сам. Трудно даже перечислить болезни, которыми Господь посещал его: язва желудка, камни в печени, почках, сердечная недостаточность… Однако в немощах он уповал прежде всего на Небесную помощь, крайне редко принимая таблетки, которым предпочитал травяные сборы и минеральную воду из источника. Когда болезнь приковывала его к постели, что случалось редко, старец не роптал, считая, что приемлет достойно по грехам и возлагая упование на Господа и Его Пречистую Матерь. Когда же к нему приходили за советом, стоит ли обращаться к тому или иному врачу, соглашаться ли на операцию, пользоваться ли услугами медицины, он, как правило, отвечал: «Бог исцеляет через врачей, иди и лечись». Однако прежде чем обратиться к врачу, рекомендовал покаяться в грехах, принять таинство соборования и взять благословение у духовника, постоянно напоминая, что корень всех болезней - неисповеданные грехи. В назидание рассказывал иногда чадам, как Божией милостью, молитвами Богородицы и святых угодников Божиих исцелялся сам. Идти же на прием к экстрасенсам, биоэнергетикам, целителям запрещал категорически.
Интересен, к примеру, случай, произошедший со старцем в Лавре много лет назад. Как-то раз после сильнейшего приступа аппендицита, в полубезсознательном состоянии его насильно увезли в больницу, где врачи поставили диагноз, не оставлявший никаких надежд на возможность избежать операции: гнойный перитонит. По их словам, старец подвергался смертельной опасности и уже через несколько часов мог умереть при разрыве аппендикса. Без его согласия, не слушая возражений, его положили на операционный стол и стали готовить к анестезии. Из последних сил удерживая потухающее сознание, не переставая призывать на помощь Силы Небесные, старец внезапно увидел огненную колесницу, управляемую великомучеником Георгием Победоносцем. Святой Георгий утешил его участливыми словами: «Не бойся, я тебе сейчас помогаю». Видение исчезло так же быстро, как и возникло, однако старец совершенно успокоился. И действительно, все завершилось благополучно, а отец Ахила, возблагодарив святого, еще более укрепился в уповании на Небесное заступничество. Святого великомученика и Победоносца Георгия старец почитал всю жизнь. В беседах с чадами он вспоминал, что в местности, где он жил в детские и юношеские годы, была церковь, освященная во имя святого, чтимого в народе.
Другой случай произошел с отцом Феодосием в холодную зимнюю ночь, когда, возвращаясь домой после ночного чтения акафистов с бидонами в руках, он был буквально сброшен на землю внезапно поднявшейся сильной снеговой бурей. По причине невысокого роста и чрезвычайной легкости изможденного постом тела в нагрянувшем вихре метели, подхватившем его в ночной мгле, он не смог противостоять порыву ветра и ударился так крепко, что не мог подняться. С огромным трудом, превозмогая боль, дополз до привратни и постучал в дверь. Когда его доставили в келью, то, несмотря на серьезность полученных повреждений (множество ушибов, гематомы, кашель, при котором в мокроте появлялась кровь), он решительно отказался от лечения, категорично отвечая: «Не нужно мне никаких врачей». Прежде всех дел старец попросил причастить его, чтобы быть готовым к переходу в Вечность. Это было незамедлительно сделано, потому что упал он после полуночи. Соединиться с Богом через Причастие было единственным, чего жаждала его боголюбивая душа. Впоследствии, несмотря на многочисленные протесты, ему все же пришлось на протяжении двух месяцев находиться безвыходно в келье, полулежа в кресле, - бесы отомстили старцу за молитвы и странноприимство. Однако через два месяца, по молитвам, переломы срослись, гематомы рассосались, и батюшка, тяготившийся вынужденной бездеятельностью, снова приступил к своим трудам.
Отец Феодосий, отличаясь кротостью, по смирению никогда никому не навязывал собственное мнение, держа его при себе до тех пор, пока к нему не обращались за советом. Он ни в коем случае не настаивал, если видел, что его не слушают. Как только кто-либо перебивал старца, он тот час же умолкал и погружался во внутреннюю молитву. Духовных чад он учил не внешнему благочестию, заключавшемуся в вычитывании длинных правил или соблюдении определенных норм поведения, а внутреннему: рассказывал, как стать истинным христианином, без зависти, злобы, лукавства, которые он органически не воспринимал; научал всегда помогать друг другу, не жалея себя. Практически это воплощалось во время поездок на Кавказ, которые, по существу, были настоящей школой благочестия. Сердце его было широко открыто благотворительности, не ограничивающейся лишь бедными и нищими, приходившими к нему за помощью; она распространялась на монастыри и общины, как это было на Кавказе. Особо заботясь о монахах-пустынножителях, он не оставлял, однако, без внимания и восстанавливающийся Ново-Афонский монастырь. Средств, которые жертвовали доброхоты, с избытком хватило бы на то, чтобы осуществить давнюю мечту — посетить Святую Землю или Афон, но старец, не умевший быть равнодушным к чужому горю, полагал, что есть более насущные нужды.
В Лавре он всегда сохранял состояние тихой радости и умиления. Те, кто милостию Божией был близок ему, знали, что он носил рай в душе. Временами легкая тень набегала на его светлое чело: он скорбел о том, что мир со своими превратностями не давал действовать по велению сердца. Мир требовал лести, человекоугодничества, низкопоклонства, честолюбия и других грехов, которых органически не воспринимала душа батюшки. Отсюда вытекали скорби и переживания, выпавшие на его долю, однако вплоть до блаженной кончины он не склонен был в угоду миру ломать в себе добрые качества, отчасти врожденные, отчасти приобретенные в течение долгого жизненного пути. Празднословие, честолюбие, лицемерие, тщеславие были для него совершенно чуждыми с детства, и он так и не приспособился к ним до конца дней. Всю свою жизнь он больше всего на свете ненавидел лукавство, справедливо полагая, что лукавство и лицемерие сродни убийству. Сталкиваясь с людьми лицемерными, отец Феодосий напрягался, как пружина, и тогда уже трудно было вытянуть из него какие-либо слова. Он стремился и был свободным от оков мира, живя так, как велит совесть - голос Божий в человеке. Но мир преследовал его и причинял немалые переживания. И хотя внутренне старец мечтал об уединении, но отсечение своей воли и полная покорность Богу и высшей церковной власти призывали его действенно служить людям.
Поучения старец давал краткие, вкладывая в несколько скупых слов глубокий смысл, постигнув который люди преображались. Данный ему Богом дар духовного видения тщательно скрывал, однако, когда нужно было сказать что-то судьбоносное, делал это кратко, не превозносясь и не говоря более того, что от него требовалось в сложившейся ситуации. Так, однажды судьба его столкнула с молодым человеком, который, приехав в Лавру на богомолье, не имел средств на обратную дорогу и стыдился у кого-либо попросить. У него заканчивался отпуск, и нужно было срочно ехать, чтобы не опоздать на работу. С печальными думами подошел он к чудотворной иконе, не видя никакого выхода из сложившейся ситуации. Каково же было его удивление, когда старец, бросив на него беглый взгляд, молча взял из тарелки для пожертвований, стоящей возле иконы, необходимую сумму и протянул парню со словами: «Возьми и поезжай домой». Таких случаев было множество. В соответствующей главе мы уделим им должное внимание.
Жизнь между скорбями и радостями была своего рода училищем, где преподавалась наука любомудрия. И старец учился в этой школе мужества умению побеждать и направлять ко благу души те невзгоды, которые выпадали на его долю. Будучи от природы веселым, жизнерадостным, общительным, он в то же время любил уединение, испытывал потребность в том, чтобы удалиться от людей, дабы побыть наедине со своей совестью. Он умел, как никто, беззаветно любить людей, но умел и проводить между ними и собой невидимую грань, уберегая себя от празднословия и суеты окружающего мира. Самым действенным средством помощи людям он справедливо считал молитву. Однажды некий иеромонах, подойдя к нему за советом, поделился сокровенным желанием: «Я хочу быть настоящим монахом». Батюшка, помолчал, перебирая четки и сосредоточившись на молитве, затем тихо ответил: «Нет сейчас настоящих монахов». Услышав нелицеприятный ответ, иеромонах вновь обратился к старцу: «Тогда я хочу быть хотя бы хорошим христианином». Но и на это батюшка, помолясь, скорбно ответил: «Нет сейчас христианских дел». Видя, однако, искреннее смущение вопрошавшего, он тот час же сочувственно добавил: «Ну ничего, потерпи немного, скоро придет Христос, нужно потерпеть!» Будучи подлинным воином Христовым и желая наилучшим образом подготовить к невидимой брани как можно больше иноков, старец откровенно рассказывал им об искушениях, которые возникнут на их многотрудном пути. Тем из поколения современных монахов, кто был близок ему, в частности, своим келейникам, он говорил, что в нынешних условиях для них широко открыты лишь два пути: один в блуд, а другой – в прелесть, так что не нужно устремляться сразу в святые или же, наоборот, полностью расслабляться. “Предпочтительнее идти третьим - средним, царским путем, - учил батюшка, - а любые крайности неполезны для души, ибо ими искушает инока враг рода человеческого”. Опасно и погибельно сворачивать с этого пути, руководствуясь, как порой кажется, некими высокими целями. «Если враг не может стащить подвижника в левую сторону, - пояснял он тем, кто внутренне готов был внимать его словам, - то тащит в правую, однако во всем нужно иметь рассуждение».
Один из послушников, внимательно относящийся к делу спасения, однажды спросил у старца: « Как правильно поститься, живя в монастыре?» Старец ответил: «Если бы ты ел только то, что дают на монастырской трапезе, это был бы для тебя совершенный пост».
После того, как бывший Предстоятель Украинской Православной Церкви, ныне расстриженный Михаил Денисенко, и его ставленник, «епископ» Яков, бывший одно время наместником Лавры, ушли в раскол, обители стали угрожать филаретовцы. Многие из ревностных братий обращались тогда к отцу Ахиле с просьбой уехать с ними в горы Кавказа. Однако перед лицом опасности старец отвечал, что в трудном положении нельзя оставлять Лавру и убегать в горы, благословляя уповать на Господа и Его Пречистую Матерь.
Имея особый, Богом данный дар рассуждения, он по возможности вразумлял и наставлял людей в духе святоотеческого предания. Наставления эти по сути были такими же, как и те, которые давали своим чадам древнеегипетские, оптинские, глинские старцы, отличаясь, возможно, лишь лаконичностью и простотой, доступной пониманию. Это проявилось уже в Киеве при общении с паломниками. Пригодился святоотеческий опыт и в Почаевской Лавре, ибо, как сказано святым Давидом, «Господь да даст благовествующим силою многою» (Пс. 67,12). Говорил батюшка живо и интересно, давая необычные пояснения трудных мест, был замечательным проповедником и толкователем Евангелия и Псалтири. Его объяснения были духовными, проникновенными, отличались образностью и были доступными для восприятия простых людей. Живые, непосредственные, соответствующие уровню притязаний слушателей, толкования находили отклик в душах собеседников. К примеру, комментируя широко известный всем псалом «Благослови, душе моя, Господа», отец Феодосий, обращаясь к чадам, неожиданно вопрошал: «А как вы понимаете слова: «Обновится, яко орля, юность моя»?». Большинство слушателей, знавших стих псалма, который на слуху у каждого, ибо без него не обходится ни одна Божественная Литургия, как оказывалось, ни разу не вдумывались в его содержание и значение. Вопрос явно заставал их врасплох, и вразумительного ответа не получалось. Тогда старец живо и наглядно рассказывал о том, что у орлов в юном возрасте действительно есть нарост на клюве, при помощи которого они вылупляются из яйца. Со временем птенцы избавляются от него, постукивая клювом о твердые поверхности, чтобы нормально питаться в дальнейшем (28). Для человека, получившего четыре класса образования в сельской школе, такие познания в области орнитологии были, по меньшей мере, удивительными. Очевидно, сыграла свою роль природная наблюдательность старца. Духовный же смысл притчи как призыва к самоотречению и отсечению страстей, мешающих взлететь, безупречен, а естественность, с которой эти подробности вплетались в образную ткань толкования на один из самых совершенных псалмов Давида, достойна восхищения.
Толкования старца распространялись и на другие псалмы, по глубине и значительности не уступая святоотеческим. Этим как бы подтверждались слова Апостола о том, что при всем разнообразии даров, щедро поставляемых Господом, Дух, оживотворяющий подвижников, один и тот же (1 Кор.12,4). Наглядной иллюстрацией, подтверждающей вышесказанное, может послужить следующий случай. В один из вечеров, сидя в полудремотном состоянии на табуреточке и перебирая четки, старец расслабленно внимал чтению Псалтири. Неискушенным инокам, не знающим досконально отца Феодосия, на первый взгляд могло показаться, что схимник пребывает в каких-то недоступных их пониманию духовных состояниях и совершенно не вникает в смысл читаемого. Но как только были произнесены слова псалма: «…Яко скимен обитай в тайных…», старец тотчас же воспрянул духом и с живым интересом спросил у молодых монахов, знают ли они, кто такой скимен. Неожиданный вопрос, как и многие другие, застал слушателей врасплох, и отец Феодосий сам ответил на него: «Скимен – это молодой лев, наиболее свирепый». Слово за слово, и старец, начал пояснять незадачливым собеседникам сокровенный смысл псалма, комментируя его, предлагая живое и образное толкование, которое невозможно было не запомнить. Аналогичным образом, как бы между делом, прозвучало толкования на слова: «Хранит Господь младенцы. Своя…». Переспросив окружавших, о каких младенцах речь, и не добившись вразумительного ответа, старец пояснил: «Младенцы – это младенствующие душой».
Слушая его комментарии, иноки поражались их точному соответствию святоотеческому Преданию и невольно умилялись. Когда же некоторые из любящих мудрование братий или семинаристов надоедали ему прошениями прокомментировать какое-либо изречение из Псалтири, старец отвечал: “Читайте толкование на Псалтирь, там все написано”.
Приезжая на Кавказ, батюшка невольно умилялся, глядя, как с высоких гор падают водопады и видя во всем величие и красоту сотворенного Богом мира. Старчески осмысливая это благолепие, он читал вслух 103-й псалом: «Яко возвеличишася дела Твоя, Господи: вся премудростию сотворил еси… Благослови душе моя, Господа» (Пс.103, 24, 35). Порой возникало ощущение, что старец, соединившись любвеобильной душой с пророком Давидом, сам воспевал псалмы Господу.
Не могло не поражать до глубины души его глубочайшее смирение. Будучи 90-летним схиархимандритом, известным и многими любимым старцем, он мог совершенно искренне, по любви, попросить прощение у новоначального послушника, даже в той ситуации, когда был абсолютно прав. Так, однажды, находясь на послушании у чудотворной иконы Почаевской Божией Матери, он обратился к послушнику с просьбой бросить в ящик для пожертвований деньги с тарелочки возле иконы. Послушник дерзко ответил убеленному сединами архимандриту, что это не его дело. Огорченный старец в сердцах повысил голос: «В таком случае уходи отсюда!», - прикрикнул он. Однако несколько позже, подняв икону над Царскими вратами, старец сам подошел к послушнику и попросил у него прощения: «Ты прости меня, может, я и грубо с тобой обошелся, но в монастырь я бы тебя не принимал».
В домашнем обиходе он старался иметь только самые необходимые вещи, служившие для удовлетворения насущных потребностей. Будучи чрезвычайно скромным в быту, отличался непритязательностью в одежде, только по необходимости употребляя новые и хорошие подрясники и рясы, но в домашней обстановке был одет просто. Спал всегда в подряснике, не раздеваясь, а для смирения плоти под одеждой носил грубую власяницу.
Со временем известность старца начала расти. Как бы испытывая неловкость за запоздалое признание, его стали выделять, наградив в 1980 году набедренником и золотым наперстным крестом, затем в 1983 году возведя в сан игумена, а спустя четыре года, и архимандрита. Потом было награждение палицей, Крестом с украшениями, назначение киотным, а также на некоторое время духовником Почаевской Лавры. Духовником он был поставлен при владыке Феодоре (Гаюне) временно, после смерти схиархимандрита Гермогена, выполнявшего это послушание ранее, однако, поскольку отец Ахила был очень загружен, Духовный Собор Лавры спустя некоторое время назначил вместо него архимандрита Георгия.
Когда отец Ахила бывал в поездках, то архимандрит Гермоген вместо него проводил вычитки. В лавру он пришел сразу после армии и пребывал в ней до самой кончины. долгое время он был Лаврским духовником. Братия помнят его духовную мудрость и разсудительность. Сохранились свидетельства прозорливости, тщательно скрываемой подвижником. Перед смертью он был пострижен в схиму с тем же именем. Промыслительным образом даже могилки трех схиархимандритов (Феодосия, Гермогена и Доримедонта) находятся на кладбище рядом…
Отец Ахила же дважды в неделю вечером исповедовал послушников в Похвальной церкви. Это были внешние проявления суетной мирской славы, которой всю жизнь батюшка избегал. Сам же он, несмотря на высокие награды, оставался все тем же: милостивым, любвеобильным, кротким и незлобивым старцем, к которому отовсюду приходили и приезжали люди, веря в заступничество и благодатную силу его молитв. Все знали: если батюшка благословит, все управится, если помолится, проблемы разрешатся. Многие восхищались этим даром, однако старец не прельщался похвалами, очень скромно оценивая свои способности и с радостью воспринимая критику в свой адрес. Высшей наградой для себя считал положительные изменения в судьбах духовных чад, вызванные исправлением их нравственности. Прощать же христолюбивый пастырь умел всех и особенно пламенно молился за тех, кто его притеснял.
Ежедневно, в течение долгих лет пребывания в обители, завершив все дела и попечения, старец оставался наедине со своей душой. Он затворялся в келье, никому не позволяя нарушать уединение, и направлял свой мысленный взор к Богу, которого так горячо, так пламенно возлюбил с самого детства. Что бы он ни делал, что бы ни говорил, в каких обстоятельствах бы ни находился - всюду и везде он ощущал Бога и всецело предавался Его святой и благой воле. Словом и делом, помыслами и чувствами он навеки прилепился к Нему. Он творил свой молитвенный подвиг тайно, изо дня в день, до самой блаженной кончины, когда Господь принял его чистую душу, так пламенно, так страстно возлюбившую лишь Его одного, так преданно, так беззаветно служившую Ему до последнего дыхания…
В преклонном возрасте, считая недостаточно суровыми данные в монашестве обеты, в 1998 году отец Ахила принял великий ангельский образ - схиму с именем преподобного Феодосия Печерского. Постригал его наместник Почаевской лавры, тогда еще архимандрит Владимир, в настоящее время являющийся архиепископом Почаевским. Перед постригом старец сказал своим чадам: «Пора уже мне постригаться в схиму, буду ближе к Небесному дому». Тогда же им были произнесены и такие слова, свидетельствующие об осмысленном стремлении старца углубиться во внутреннее делание и подготовиться к переходу в Вечность: «Нужно оставлять вычитывать людей, устарел я уже, пора идти на покой». Столкнувшись лицом к лицу с внутренним, душевным миром человека и наблюдая в нем нестроения, он всегда задавался вопросом, каковы основные причины порочных действий людей. Наблюдения за нравственной жизнью окружающих давали возможность не только оценивать их поступки, но и определять собственное отношение он находится к этим поступкам, обращая их в нравственный самоанализ собственного поведения. Таков был батюшка в личной жизни. Простота в домашнем обиходе оставалась до последних дней его священства.
Старец Феодосий был неутомимым тружеником. Он физически не мог предаваться бездеятельности и покою, угнетавшим его. Трудолюбие старца, казалось, не знало предела, и даже физическая усталость не мешала, если дело не терпело отлагательства. Вспомним, как работал он на различных послушаниях в Киево-Печерской Лавре, какие носил ноши в горах Кавказа, как неленостно трудился в Почаеве. Никогда старец не допускал самолюбования, не приемля тщеславия и похвалы и считая их душевредными и пагубными. Имея подлинное смиренномудрие, он никогда не разбрасывался этим несомненным даром, стараясь ничего не говорить до тех пор, пока не задавали вопросы, обращенные непосредственно к нему. Однако, если его спрашивали, то от ответа не уклонялся, давая исполненные глубины и мудрости советы, как правильнее поступить, какой выбор предпочтительнее в той или иной ситуации. Если кто-либо неумеренно восхвалял его, он огорчался. Всякое неумеренное выражение благодарности, или, тем паче, попытки превозносить его, отвергал безоговорочно и даже прекращал общение с теми, кто продолжал хвалить его, несмотря на строгий запрет. Чада смогли убедиться в этом, когда старец немедленно пресек похвалы людей, которые от избытка благодарности за помощь неумеренно восхваляли его, говоря о множестве дарований, данных ему Господом. Еще несколько минут назад доброжелательно улыбавшийся, он строго посмотрел из-под насупленных бровей, после чего говорившим расхотелось продолжать славословие, и сказал, словно отрезал: «Много дано — много и взыщется». О своей жизни на Кавказе и в Киево-Печерской Лавре почти никогда не рассказывал, храня молчания о трудах и подвигах, которые духовно роднили его с подвижниками древних времен. Имея сострадательное сердце, с радостью помогал нуждавшимся, всегда выполняя данные обещания, ненавидел ложь и избегал лжецов.
В Почаеве он обрел известность как миротворец. Заметив вражду между иноками, старец прилагал усилия, проявляя изобретательность, чтобы недоброжелательность сменилась миром: уговаривал, увещевал, требовал. В итоге желаемый результат все-таки достигался. Стремясь помочь людям, щедро отдавал им тепло души, был настолько по-детски чист и прост, что всякая мелочь из воспоминаний о нем наполняет душу приятной теплотою добра, которое родилось и жило с ним. Он сострадал каждому кающемуся грешнику, умея рассмотреть в нем тлеющую искру жизни, пробудить от духовного сна, побудить к движению и очищению, изверившимся людям давая силы, надежду, воскресить к истинной жизни с Богом и в Боге. Воистину, «блаженны миротворцы, яко тии сынами Божиими нарекутся» (Мф. 5, 9).
Некая раба Божия вспоминает о своем брате, который претерпел много притеснений на работе и в семье, разуверился в жизни и решил покончить с собой. Получив, однако, от батюшки записку о том, что за него молятся в Почаеве и приложенную к ней иконку Божией Матери, он настолько воспрянул духом, что отбросил всякие мысли о самоубийстве. После посещения благодатного старца он исцелился и начал новую жизнь. Когда же исполненная благодарности женщина поведала отцу Феодосию об исцелении брата по его молитвенному предстательству, тот с улыбкой, но твердо уклонился от попыток восхваления его добродетелей.
Важно отметить, что при всей личной строгости отца Феодосия, ничто человеческое не было чуждо. Вследствие его простоты, чувства юмора, проявлявшегося порой в самых неожиданных ситуациях, везде, где бы он ни появлялся, у окружающих тот час же непроизвольно возникала на лице добрая улыбка, улучшалось настроение: так любили старца практически все, кто сподобился его знать. Он обладал умением располагать к себе окружающих, и все, кто имел радость общаться с ним, привязывались к любвеобильному старцу. На него невозможно было обижаться, даже если, как могло показаться, он допускал некоторую фамильярность по отношению к Священноначалию, так по-детски просто и естественно выглядело его поведение. Однажды, идя по Лавре, он буквально столкнулся с наместником обители, епископом (в настоящее время – архиепископом) Владимиром, ведущим беседу с владыкой Сергием, архиепископом Тернопольским и Кременецким. Владыка Сергий, с давнего времени сохранивший глубокую привязанность к обители, в которой некогда постригался, затем был благочинным, позже – Священноархимандритом, часто приезжал в Лавру помолиться Богородице и преподобному Иову Почаевскому. Беседа святителей протекала чинно и благолепно. Старец, будучи невысок ростом, увидев двух уважаемых им владык, приподнял голову и, глядя на них снизу вверх, не без юмора воскликнул: «Ну, вы такие большие!». Наместник Лавры, епископ Владимир, обхватив его голову, поцеловал и ласково ответил: «Вы больше нас всех, нам еще до вас далеко».
Люди, знавшие и любившие старца, так и не смогли обрести по его кончине другого духовника, который был бы так кроток и смирен, так подчинил себя Богу не в силу морали или воспитания, а словно родился с этими качествами, как цветы с их неповторимым, естественным, только им присущим запахом.
Переживая за батюшку, отважно сражающегося с бесами, его часто спрашивали: «А люди, которых вы так обличали, вам не мстят?» «Да нет, они мне ничего особенного не делают», – отвечал старец добродушно. Обладая редчайшим даром незлобивости, он принимал в своей келье даже явных недоброжелателей, обретших скандальную известность нехороших, злых людей, стремясь видеть в них лишь орудие Промысла Божия. Некоторых из них он приглашал в келью, ласково беседуя с ними. Одних это обезоруживало, иных – вразумляло. Рядом со старцем даже враждебно настроенный человек, поддаваясь тихому обаянию его личности, смягчался и усмирялся. Разумеется, такое воздействие могло быть следствием обильной благодати Божией, посетившей его по молитвам старца. Удивительное миролюбие и любовь ко всему сущему сочетались у отца Феодосия с чувством юмора. Зная, что необходимо ободрить, поддержать по-человечески немощную плоть пришедшего к нему человека, старец порой шутил, снимая напряженность и располагая к общению.
Во взаимоотношении с людьми он стремился, как и должно монаху, без крайней нужды держаться от них, особенно от женщин, на определенной дистанции, однако терпеливо выслушивал всех приходящих. Если подходила женщина пожилого возраста, он с улыбкой, скромно, отвечал, стараясь по возможности не поднимать глаз, которые всегда смотрели в землю, ибо даже в преклонном возрасте он старался не отрывать взор от земли, дабы не искуситься. Если же ситуация требовала более доверительных отношений с посетителями, то иногда, пребывая в благодушном настроении, совершенно не проявляя фарисейского ханжества, старец мог даже выпить немного вина, символически, по любви, а возможно, слегка юродствуя, дабы люди усомнились в его святости. Характерным примером вышесказанного может служить случай, когда во время беседы на духовную тему с одним из чад, старец подвергся едва ли не разбойному нападению со стороны человека, явно незнакомого с монастырскими правилами. Он буквально ворвался в келью, как внезапно налетевший вихрь, и непривычно громко возгласил: «Батюшка, благословите!» Будучи совершенно нецеремонным, отец Феодосий в ответ на эту дерзкую выходку благословил пришельца, не проявив при этом и тени недовольства. Он любил простых людей и не выговорил незваному посетителю, вторгшемуся в келью без молитвы и нарушившему его духовную беседу с чадом. На лице его не отразилось ни малейшего раздражения, он остался кроток, сохраняя приветливость. Раздражительность у старца появлялась редко, только когда он гневался на какое-либо беззаконие, видел, что его обманывают, ощущал, что глумятся над святынями. В таком случае он мог даже оттолкнуть от себя нечестивца. Здесь же ничего подобного не было. Чтобы разрядить ситуацию, старец налил ему немного вина и благословил выпить. Посетитель, не заставив себя просить дважды, тот час же выполнил благословение, поблагодарил старца и с приподнятым настроением побежал дальше, сохранив внутренний мир и ничем не смутившись. А старец, как ни в чем ни бывало, продолжил духовную беседу, произнеся лишь короткую фразу: «Пошел, ну и хорошо».
Вот таким сохранился в благодарной памяти всех, кто знал и любил его, схиархимандрит Феодосий, старец высокой духовной жизни, обладающий несокрушимой верой в Бога, в людей, являющихся, при всей их духовной поврежденности, образом и подобием Божиим, в возможность преображения каждого человека. На нем исполнились слова Христа: «Не вы избрали Меня, но я избрал вас» (Ин. 15,16). В чем именно проявилась эта Богоизбранность, мы попытаемся рассмотреть в следующих разделах.
Глава 8
„Кто изнемогает, с кем бы и я не изнемогал?
Кто соблазняется, за кого бы я не воспламенился?
Если должно мне хвалиться, то только немощью своей» (2 Кор.29).
Крест старчества как один из благодатных даров Божиих, явленный через схиархимандрита Феодосия. Наставление чад в правой вере
и благочестии.
Вглядываюсь в призрачные лики
Старцев,
воссиявших сквозь века
Подвиг ваш пред Господом великий, -
Ваша жизненная ноша нелегка.
В омуте житейских потрясений
Мир сгорает в пламени грехов.
Старцы дивные, души спасенье,
Божья воплощенная любовь…
С вами никогда бы не расстался
Каждый
кто душою наг и сир.
Дивные Почаевские старцы,
Укажите путь нам в горний мир.
Старчество – уникальное, Богом дарованное явление, посредством которого всемилостивый Господь через Своих избранников, призванных на служение, осуществляет руководство падшим родом человеческим. Старец, «проходя путь трезвения и умно-сердечной молитвы, очищался от страстей и, пребывая в покаянно-молитвенном состоянии, видел свои грехи даже в тончайших помыслах и движениях своего сердца. Он обладал дарами прозорливости, чудотворения и пророчества и все благодатные дары прикрывал глубоким смирением. Старец мог видеть в самой глубине души человеческой зарождение зла и причины этого зарождения, и, зная душу человека, указывал верный путь ко спасению, открывая людям волю Божию»(29).
В течение двухтысячелетней истории христианства человечеству было явлено много подвижников благочестия, на которых дух богообщения почил видимым образом. Обращаясь в древности за духовными советами к отцам-пустынникам, прошедшим путь трезвения и умно-сердечной молитвы - преподобным Антонию, Макарию, Пахомию, люди просили их помощи и молитвенного предстательства. Так возникали и закреплялись традиции старческого окормления. Старцы свидетельствовали, что молиться за людей так же сложно, как проливать за них кровь, «потому, что нет подвига более трудного, более болезненного, чем подвиг и борьба за любовь; потому что нет свидетельства более страшного, чем свидетельство о любви; и нет проповеди более возвышающей, чем проповедь любви» (30). Это тяжелый, но благостный труд, и в молитвенном предстоянии за мир и состоит монашеский подвиг. Вспомним, как часто богоносный отец наш Иов, игумен Почаевский, имея множество попечений и ведя непримиримую борьбу с католиками и униатами, уединялся в пещере, неделями пребывая в ней в состоянии сугубой молитвы. Зная, что без помощи Божией ничего не достигнет, он испрашивал у Бога милости для обители и ее насельников и для людей, к нему обращавшихся. Когда преподобный Парфений Киевский перед постригом в схиму спросил у Матери Божией, явившейся ему в виде Игумении всех монашествующих, что такое схима, то получил ответ, что это – молитва за весь мир. Протоиерею Николаю с острова Залит, размышлявшему в молодости, как помогать страждущим людям, было открыто: самым действенным видом помощи является самоотверженная молитва. Примеру своих великих предшественников и духоносных современников отец Феодосий, милостию Божией ставший одним из избранных сосудов Господних, следовал всю жизнь, ибо «нет больше той любви, как если кто положит душу свою за друзей своих» (Ин. 15,13).
«Блаженна та обитель, - любили повторять Оптинские старцы, - где есть старец. На нее привлекается особая благодать Божия». Старец во все времена являлся «верным наставником», имевшим высокий дар истинной веры и научавшим в ней других. Чтобы стяжать премудрость Божию, необходимо было приложить множество трудов и усилий, смирить плоть, избавиться от страстей, обрести подлинную молитву. Собирая материалы о старце Феодосии, мы обратили внимание на то, как благоговейно рассказывали о нем люди, для которых промыслительная встреча с ним изменила жизнь Их неудержимо влекло к возлюбленному батюшке, как тянет страстно жаждущего к источнику живой воды. И Бог весть, сколько из них, приняв из его щедрых старческих уст благодать познания Истины, спасли свою безсмертную душу. Чистота и цельность его светлой личности, строгое, неукоснительное послушание заповедям Божиим помогли старцу восстановить в неповрежденном виде образ Божий и воспринять в полной мере светлые дары Божественной благодати. Уже при жизни он обрел заслуженное признание как учитель Православной веры и истинно христианского благочестия.
Само наименование cтарец, указывающее не столько на почтенный возраст, как на высокую степень духовной опытности, является переводом с греческого слова пресвитер (presvis) - старейший. Старцами именуются опытные, принимающие откровения и дающие мудрые духовные советы люди: иноки, послушники, а иногда и просто миряне, обладающие даром рассуждения. Великий печальник русских душ Серафим Саровский в свою бытность Прохором брал благословение на монашество у преподобной Досифеи, скрывавшей свой женский облик под видом рясофорного монаха. Признанной старицей была блаженная Матрона Московская. Наконец, схимонах Дамиан, духовным чадом которого был схиархимандрит Феодосий, также не был священником. Назначение старца, его духовное призвание иное, чем у священнослужителя. Откровение помыслов пред ним вовсе не предполагает участие в Таинстве исповеди, а производится во исполнение апостольской заповеди, дающей нам неложное обетование: «Исповедайте друг другу согрешения, яко да исцелеете» (Иак.5,16). Приняв на себя крест старчества, Богом избранный для этого делания подвижник взваливает на свои плечи тяжелейший труд ответственности за доверенные его водительству человеческие души. Этот тяжелый, но благодатный крест был возложен на схиархимандрита Феодосия с того самого момента, когда еще во время странничества к нему потянулись люди, и он начал свою проповедническую, миссионерскую деятельность.
С принятием священного сана духовничество стало смыслом жизни старца, его очевидным призванием. По смирению и послушанию он мужественно принял этот нелегкий крест, следуя словам Писания, призывающего носить тяготы других: «Мы, сильные, должны сносить немощи безсильных и не себе угождать. Каждый из нас должен угождать ближнему, на благо, к назиданию. Ибо и Христос не Себе угождал» (Рим.15,1-3). Самоотверженная жертвенная любовь старца проявилась в умении сострадать ближним и дальним в скорбях, сорадоваться им в минуты радости, оказывая всем безоговорочную помощь. Его служение стало действенным воплощением той любви, когда спасение ближних является условием личного спасения. В его присутствии проходили скорби, душевная пустота уступала место тишине, покою, блаженной радости. Он был истинно счастливым человеком, стяжавшим жертвенную Любовь, действие которой давало дерзновение молиться: «Отче, даждь ми, да идеже буду аз, будут и дети мои» (Ин.16, 24). Эта любовь, побуждавшая схиархимандрита Феодосия ради ближних терпеть любые скорби, влекла к нему «труждающихся и обремененных» (Мф.11,28). Батюшка соединял их в одну духовную семью, великое братство, ни один из членов которого «не живет для себя, и никто не умирает для себя; а живем ли – для Господа живем; умираем ли – для Господа умираем» (Рим. 14, 7-8).
Самоотверженность старца в этом благом делании была подобна ревности преподобного Варсонофия, который «прежде прошения вашего ради горящей во мне любви Христа, сказавшего: возлюби ближнего своего, яко сам себя (Мк.12, 31)», не преставал день и ночь молиться Богу за своих чад, стремясь «включить детей своих в светлые воинства царские, тогда как они сами не заботятся о сем»(31). Какими бы важными делами ни занимался отец Феодосий, он непрестанно молился о доверенных ему Господом чадах, полагаясь на силу молитвы более, чем на проповедь. Люди свидетельствовали: по молитвам батюшки происходило исцеление болящих, вразумление буйствующих, духовное возрождение отпавших от православной веры. При жизни батюшки такие истории передавались из уст в уста, а по блаженной кончине явлено много случаев его молитвенного предстательства.
Великому оптинскому старцу Нектарию некогда задали нелегкий вопрос, должен ли старец брать на себя страдания и грехи приходящих к нему неразумных чад. Отнесясь к этому вопросу чрезвычайно серьезно, без тени улыбки старец ответил: «Иначе облегчить нельзя. Чувствуешь иногда, что на тебя легла словно гора камней – так много греха и боли принесли к тебе, что не можешь снести их. Тогда к немощи твоей приходит Благодать и разметывает эту гору камней, как кучу сухих листьев»(32). То же мог бы сказать и отец Феодосий, которого Господь сподобил дара руководства, ответственности за окормляемых, умения пасти чад, не давая им вовлекаться в пути погибели, дара неосужденно нести крест старчества. Человеку обычному, не одухотворенному Божественной благодатью, этот крест был бы не под силу. Злобно мстили бесы батюшке за его сугубые молитвы о погибающих в грехе людях. Он тяжко болел, неоднократно избивался бесами, но ни на мгновение не сомневался в правильности избранного пути, «ревнуя о дарах больших» и стремясь подражать совершенству Отца Небесного ((Мф. 5, 48). Ко всем у него была отеческая любовь, позволявшая видеть немощи человека и из сострадания к его падшему естеству разделять его скорби. Обладая особым свойством видеть души других, которые были для него как бы прозрачны, иногда, чтобы не смутить пришедшего за помощью, старец обличал его прикровенно, приписывая его грехи собственному недостоинству. Будучи сильным духом, он, согласно апостольскому наставлению, носил немощи безсильных и угождал ближнему «во благо, к назиданию» (Рим. 15, 1-2).С Божьей помощью он всегда делал то наставление, которое было самым необходимым, подавал то врачевство, которое было наиболее целительно. Так некогда трудился преподобный Серафим Саровский, не затворявший двери кельи, чтобы не опечалить просителей, которые, нуждаясь в утешении, умоляли его отворить двери. «Какое оправдание я могу тогда принести Богу на страшном Суде Его?»(33).
Постоянно пребывая на виду, отец Феодосий умел скрывать от любопытных глаз свою духовную жизнь. Для этого ему не было необходимости затворяться в келье: помогал навык внутренней молитвы, приобретенный во времена странничества и усовершенствованный в горах Кавказа. Когда возникала потребность в уединении, старец погружался в Иисусову молитву, ограждая себя от суетных попечений. Находясь в Лавре, он любил келейное одиночество, но ради спасения других жертвовал им, не утрачивая при этом дарованный Богом душевный мир. Однако сопереживать другим, не имея возможности исправить их внутреннее устроение, было недостаточно, ибо истинное предназначение старца гораздо более высокое. Подлинный старец, отвечая за своих чад перед Богом, обязан передать им то, что сам знает и умеет. О необходимости этого предупреждает преподобный Иоанн Лествичник, творения которого старец рекомендовал для чтения: «Избавлен ты Богом? Избавляй других! Спасен? И сам спасай влекомых на смерть. Искуплен? Не скупись на искупление умерщвленных демонами» (34).
В схиархимандрите Феодосии всегда поражало высокое чувство ответственности, побуждающее к строгости и нелицеприятию, удивительным образом сочетаемое с отеческой душевностью, проявлявшейся в словах и поступках. Строго спрашивая с опытных в монашеском делании братий, новопостриженных монахов он тепло поздравлял с принятием лика ангельского и, давая отеческое наставление, советовал: «Вот вам даны имена прославленных святых, вы прочитайте их жития и во всем подражайте им. Ревнуйте о Господе!» С радостью старец говорил об увеличении числа монашествующих, о новых воинах Христовых, презревших мир с его слабостями и соблазнами. Общаясь с молодыми монахами, старец предупреждал их о многоразличных искушениях, ожидающих на тернистом пути иночества. Он умолял их внимательно следить за своей духовной жизнью и не допускать беса сребролюбия в свои боголюбивые сердца. Придерживаясь заветов древнеотеческих и управляя жизнь по-монашески, старец опытно знал, что проявления сребролюбия, даже такие незначительные как присвоение найденного, нужно безжалостно отсекать, не давая им развития. Для вразумления приводил личный пример: «Когда я был в монастыре (на послушаниях), я боялся поднять денежку, если кто-то потеряет».
Когда ученики допускали оплошности, он старался не соблазняться осуждением, а «не подавать брату случая к преткновению или соблазну» (Рим.14, 13). Братия вспоминают, как однажды на Пасху по чьей-то оплошности были закрыты Царские врата, что побудило старца возмутиться: «Царство Небесное открыто, а наши врата закрыли!» Но как только положение было исправлено, он успокоился и вновь обрел благодушие. Он не позволял себе осуждать и гневаться, проявлять самолюбие и превозношение, во всем являя любовь, высокое смирение о Господе и даже окаивая себя. Когда ему задали провокационный вопрос, можно ли трапезничать в келье, он не смутившись, в тон собеседнику ответил: «А я вот вкушаю!», ибо понимал, что категоричность не искоренит сложившуюся у него привычку к тайноедению и лишь поставит в неловкое положение. Дабы не посеять в сердце вопрошавшего сомнения и душевные страдания, батюшка, оговаривая себя, тайно молился за нерадивого брата. Те же, кому были известны аскетические подвиги старца, лаконичную фразу эту могли истолковать как благословение на подвиг постничества отшельнического уровня, ибо ни для кого не было секретом, что отец Феодосий, ограничивая себя в пище, иногда не вкушал по нескольку суток.
В отличие от людей, имевших светское образование и живущих по велениям разума, старец умудрялся дыханием Духа, поэтому его советы бывали глубокими и мудрыми. Мгновенно взглянув на вопрошающего и мысленно воззвав к Господу, он определял духовные корни возникших проблем и давал вразумления наитием Святого Духа. Отрешенный от мирского взгляда на жизнь, во всем он стремился узреть глубокий внутренний смысл, извлечь назидание. Даже в монотонном перестуке часов духовно чуткий разум старца улавливал дыхание Вечности. «Знаешь, что они нам говорят?- спросил он однажды у находящегося рядом послушника. - Они говорят, что все ближе и ближе мы к смерти! Тук-тук, и она уже рядом». Предостерегая монахов от ложного выбора, он напоминал о необходимости трезвиться, указывая на два возможных неспасительных пути, один из которых ведет в блуд, а другой – в прелесть. В духовной жизни признавал наилучшим постепенное совершенствование, именуемое «царским путем». Памятуя об опасности впасть от чрезмерных трудов в состояние духовной прелести, никогда не нагружал подвижника большим молитвенным правилом, не советовал браться за чрезмерные подвиги, предупреждая, что, подражая людям высокой духовной жизни, нужно постепенно очистить сердце и научиться бороться с помыслами. Как он и предвидел, многие из начинавших подвизаться с большим рвением, впоследствии охладевали, с трудом исполняя даже обычное монашеское правило. Важным считал он научить духовных чад побуждать себя на добрые дела ради Господа, но никого не заставлял делать это насильно. Не разделяя людей на своих и чужих, плохих и хороших, всех принимал с радостью, никому не отказывая в помощи. Когда задавали вопросы общего характера, он, не желая мудровать, смиренно отвечал: «К духовнику, к нему на исповедь, я скажу то же». Если же ситуация требовала старческого взгляда и сугубой молитвы, чтобы узнать волю Божию в таком важном вопросе, как выбор монастыря или женитьбы, он отвечал всегда. Стремясь ничего не говорить от себя, иногда отвечал уклончиво, иногда иносказательно, приводя высказывания Святых Отцов. Те, кому он благословлял брак, женились и были счастливы, в ком видел монашеское призвание, постригались и со временем рукополагались, став истинными монахами. Горе было лишь тем, кто поступал вопреки пастырскому благословению. Изломанные судьбы, горечь несбывшихся надежд — все это приводило несчастных в уныние и повергало в бездну грехов. Но и тогда старец вымаливал им покаяние. Труды и молитвы старца Феодосия высоки перед Господом. В редкие непродолжительные часы относительной свободы от послушаний он никогда не сидел праздно, а занимаясь рукоделием, клеил распятия на кипарисовые аналойные или с подставкой кресты, чтобы впоследствии ими благословлять приходивших к нему людей. После кончины старца в келии остался целый ящик таких крестов.
Однажды пришел к нему в скорби человек, которого постигла невосполнимая утрата: ребенок, появления которого на свет с нетерпением ждали, родился мертвым. Пребывая в унынии, он полагал, что произошла беда вследствие не исповеданных им грехов. «Батюшка, - обратился он к старцу, - наверное, я такой большой грешник, что мне и причащаться нельзя». Отец Феодосий внимательно на него посмотрел, мгновение помедлил и решительно возразил: «Нет в тебе греха, можешь причащаться». Затем, устремив взгляд в небо, увидел там нечто, недоступное взору, и со спокойной уверенностью произнес: «А ребенок твой сейчас находится в хорошем месте». Стремясь утешить скорбящего отца, старец, требовательно относившийся к Церковным догматам, нашел единственно правильные слова, соответствующие православному взгляду на загробную жизнь. Согласно учению Церкви, души мертворожденных пребывать в Царствии Небесном не могут, поскольку путь туда открывается только через таинство Крещения, однако Господь, заботясь о невинных младенцах, определяет их в хорошие места.
Господь укрепил страждущего, сподобив его еще одного утешения. Пришедшая вместе с ним дочь сподобилась дивного видения. Едва она приблизилась к чудотворной иконе Богородицы, возле которой стоял старец Феодосий, как чистому детскому взору открылось невидимое: старец, опустив очи долу, молился, окруженный дивным сиянием, исходящим от иконы. Глаза у девочки округлились, уста непроизвольно расширились. Отец, заметив это, с удивлением спросил: «Что случилось?» Ребенок восторженно воскликнул: «Папа, смотри, как батюшка светится, смотри, как светится!» Девочка приложилась к иконе, и батюшка, спрятав в бороде ласковую улыбку, чуть приподнял брови и слегка удержал ее крохотную ручку в своей, поделившись какой-то непостижимой взрослому разумению тайной. Близко знавшие его люди свидетельствовали, что при всей напускной строгости, с детьми он сам становился похожим на ребенка, и как ни пытался по смирению скрыть почившую на нем благодать, утаить это было невозможно. Трудно представить картину более умилительную: крошечная девчушка с трогательной серьезностью доверительно держится за руку убеленного сединами старца и радостно восклицает: «Ой, какая беленькая ручка!» Смущенный родитель насилу оторвал ее от отца Феодосия, но девочка никак не могла забыть увиденное: «Нет, батюшка все-таки светится, от него сияние исходит!».
В любой ситуации умел он проявить великодушие и особый, тонкий юмор, который не обижал, а наоборот, укреплял и взбадривал собеседников. Так, один из его помощников, неоднократно сопровождавший старца в поездках, выполняя различные поручения, рассказывал, как однажды у батюшки затерялась среди вещей и книг важная папка, и он тщетно бегал по келии, суетливо пытаясь ее найти. Батюшка, сидевший на кровати, взирая с понимающей улыбкой на происходящее, юмором указал присутствовавшим: «Видите, что происходит? И хочет помочь, да не знает как!»
О людях неверующих отец Феодосий с сожалением говорил: «Когда я смотрю на людей беззаконных, мне так хочется их обращения и спасения. Но, увы, у них помрачен ум, они не веруют во Христа и идут в вечную погибель». Имея дар проникновения в тайники человеческих сердец, старец, побуждая чад довериться его руководству, никогда ни на чем не настаивал и просто умолкал, если замечал невостребованность своих советов. Он не мог осудить кого бы то ни было и утверждал, что праведный Лот спасся среди блудников и прелюбодеев, никого не осуждая. Тем, кто занят познанием самого себя, «некогда замечать за другими, - говорил преподобный Серафим, - Осуждай себя — и перестанешь осуждать других» (35).
Серьезным испытанием для него была необходимость по послушанию принимать участие в духовном суде над братиями, нарушившими уставы. Присутствие отца Феодосия как соборного старца было обязательным, ибо от него как одного из наиболее уважаемых отцов Лавры ожидали решений, и он мучительно переживал, пытаясь воздерживаться от каких бы то ни было суждений и, тем более, высказываний. По возможности он избегал подобных судилищ, неизменно повторяя: «Сам грязен от грехов, как же мне судить брата своего?». Если же неблаговидные поступки знакомых ему людей, а тем паче братии, были очевидными, то обязательно вспоминал совершенные этим человеком добрые дела и молился за него, вспоминая собственные немощи в духе апостольского поучения: «Признавайтесь друг перед другом в проступках и молитесь друг за друга, чтобы исцелиться» (Иак. 5, 16).
Батюшка постоянно объяснял чадам, что отсутствие искушений – очень тревожный знак, говорящий о неспасительности пути подвижника, свидетельствующий, что для бесов такой подвижник не представляет опасности. “Ничего нельзя выставлять напоказ,— учил старец,— и та глубокая внутренняя работа, которая происходит втайне, должна быть сокрыта от любопытных людских глаз”. Он призывал подвизаться тайно, не вызывая смущения или зависти у других. Живя внутренней жизнью, он умер для мира с его соблазнами, и даже с любимыми учениками воспоминаниями делился неохотно. Когда люди, стремившиеся узнать о наставнике больше, осторожно спрашивали о его жизни, особенно духовной, он решительно уклонялся от ответа, сдержанно отвечая: «А зачем тебе это?»
Отец Феодосий был немногословен, говорил со всеми только по существу, имея в жизни всегда и во всем лишь единое на потребу (Лк.10,42). Но два-три его слова, и уж тем более, несколько предложений бывали необыкновенно точны и содержательны. Чаще всего отвечал вопрошающим словами Евангелия, Псалтири, Апостольских правил, считая эти книги незыблемым плодом Вселенского Церковного разума, исполненного Духа Святого. Он знал: если старец, духовник, просто священник говорит нечто, несозвучное духу Церкви, словам праведников древних времен, вводя пасомых чад в искушение, опасный соблазн, значит, он тяжко поврежден гордыней и не в состоянии привести кого-либо ко спасению, прежде чем сам не избавится от ереси, ибо «Бог не искушается злом и Сам не искушает никого, но каждый искушается, увлекаясь и обольщаясь собственной похотью; похоть же, зачав, рождает грех, а сделанный грех рождает смерть» (Иак.1,13-15).Однако же кающихся грешников старец не отвергал, а, наоборот, всячески поддерживал и укреплял в вере, следуя апостольской проповеди: «Блажен человек, который переносит искушение, потому что, быв испытан, он получит венец жизни, который обещал Господь любящим его» (Иак.1, 12). Духовным же своим чадам отец Феодосий, заботясь об их спасении, строго наказывал: «Если ты видишь не то, что надо, избегай этого»
Будучи ревностным и безкомпромиссным в служении Господу, он в то же время был очень мягок и добр. Его улыбка порой обезоруживала даже черствых людей, обличая их злобность и бездуховность. К примеру, бывший благочинный Лавры, отец Петр, волевой и жесткий человек, впоследствии предавший Православие и ушедший в автокефалию, в присутствии старца, являвшего глубокое смирение, умиротворялся. Однажды отец Феодосий пришел к нему с какой-то просьбой в то время, когда благочинный метал громы и молнии, распекая одного монаха, справедливо, но жестоко. Гнева благочинного опасались все, ибо человек он был крайне неотходчивый. Старец сидел молча, молясь об умягчении злого сердца этого непростого человека, носящего в себе, однако, образ и подобие Божие. Казалось, он со своим прошением пришел не вовремя, однако стоило подвергнутому наказанию монаху выйти, как в кабинете воцарилось спокойствие, и благочинный, расположившись к общению, неожиданно положительно решил волновавший старца щекотливый вопрос. Так, благодаря молитве вновь подтвердилась истинность Евангельских слов: «Никому не воздавайте злом за зло, но пекитесь о добром перед всеми человеками. Если возможно с нашей стороны, будьте в мире со всеми людьми» (Рим.12,17-18).
Глубже постичь внутреннее состояние отца Ахилы позволяют нам слова преподобного Серафима Саровского: «Радость моя, стяжи дух мирный, и тысячи душ спасутся около тебя». Стяжать дух мирный значит иметь чистую, ничем не запятнанную совесть и быть в мире с Богом, в мире с людьми и в мире с самим собой. Такое духовное устроение стяжается подвигом, воплощенным словами святых отцов: «Дай кровь и прими дух», а также смирением, ибо любые подвиги без смирения приводят к гордости, а затем к прелести, в результате чего подвижник духовно не преуспевает. Около человека, имеющего мир в душе, умиротворяются даже самые злые. Это видно на примере жизни настоятеля Глинской пустыни схиархимандрита Серафима (Амелина + 1958 г.), взятом нами из книги «Глинская пустынь и ее старцы».
Люди, знавшие его, утверждали, что при общении со старцем у них возникало ощущение незримого света, вводящего в мир иных ценностей, чем привычные «чины, положение в обществе, привилегии, звания, обеспеченность, выгодные связи, умение хорошо устроиться, т.е. меньше дать, больше взять от жизни, добиться значимости (хотя бы в собственных глазах), суметь «сотворить себе имя», - являющиеся самообманом, изменой христианскому долгу, смысл которого в том, чтобы отвергнуться себя, взять крест свой и идти за Христом Мк. 8, 34).
«В тиши любого уголка, устроенного заботами отца Серафима, всегда была возможность молиться, работать, молчать и радоваться свету, чувствуя защищеннсть молитвами старцев. Все внешнее таяло, уходило в небытие. Пропадала озабоченность, испарялась усталость, не возникало стремления к переменам, отдыху, пестроте меняющихся событий. Как свидетельствовали духовные чада отца Серафима, нигде и никогда больше не приходилось им испытывать такое чувство полноты жизни. Был мир – полный, глубокий. Миром, глубоким покоем веяло от отца Серафима, и он как бы окутывал окружающих незримым облаком, защищая от всех неожиданных огорчений. Мир этот держался его полной преданностью воле Божией».
Духовно близок отцу Серафиму был и схиархимандрит Феодосий. Стяжав мирное расположение духа, он учил постоянно слушаться настоятеля и монастырское начальство, считать себя хуже всех, уподобляясь монахам древних времен, нелицемерно называвших себя прахом и пеплом и относивших свои достоинства лишь к Богу. Он, как и Оптинские старцы, советовал чадам как можно больше читать Евангелие, вникать в толкования на Него, особенное предпочтение отдавая творениям святителя Иоанна Златоуста и блаженного Феофилакта Болгарского. Когда келейник пришел к батюшке с просьбой благословить на чтение Евангелие, старец в ответ улыбнулся так, как умел улыбаться лишь он и сказал: «Ты знаешь, что такое Евангелие? Это Благая весть, Благая нам, роду человеческому. Надо всегда читать Евангелие, Бог тебя благословит, это нужно читать». Чтение Евангелия на русском, а не церковно-славянском языке, языке общения с Богом, монашествующим и своим чадам он не благословлял, делая исключение (лишь бы читали) для новоначальных и сугубо мирских людей, которым был непонятен славянский. Когда кто-то из его чад сказал отцу Феодосию, что читает Евангелие на русском языке, он возразил: «Нет, читай Евангелие на славянском языке, только на славянском, на русском не нужно. А Послания, если что-то станет непонятно, можно читать на русском». «А Библию как читать?» — спросил озадаченный собеседник. «Библию, конечно, нужно читать на славянском, но ты лучше читай на русском, чтоб что-либо понять из Библии. Но Евангелие строго- настрого читай только на славянском» — отвечал старец. Особое внимание обращал он на чтение Псалтири. Его ум, никогда не знавший отдыха или расслабления, был погружен в молитву или душеполезное чтение, любимое со времен странничества. Сугубое утешение его боголюбивой душе приносили Четьи-Минеи святителя Димитрия Ростовского, читая которые, он наслаждался, приобщаясь к поучительным житиям прославленных святых. Очень любил и рекомендовал своим чадам читать творения древних отцов Церкви, особенно пустынножителей, которым всю жизнь стремился подражать. Узнав, что в монастырской лавке продается Добротолюбие, радовался, и, хотя неоднократно читал книгу раньше, приобрел и стал перечитывать. “Настольная книга священнослужителя” в 7 томах была зачитана от непрестанного обращения, особенно 2 и 3 тома, содержащие краткие жития святых на каждый день. Книгами, которыми старец по-детски восхищался, читая и перечитывая даже в преклонном возрасте, были жития святых и творения святителя Иоанна Златоуста. Даже в преклонном возрасте, плохо видя, он продолжал читать и поминать в назидательных беседах святителя Иоанна Златоуста, дословно цитируя его наставления. Кротко и тактично он по-отечески наставлял в частной беседе не только священство, но и некоторых глубоко уважавших его владык, невзирая на их высокий сан, но и не умаляя его значения: «Вот Иоанн Златоуст пишет, что надо поступать таким образом…». Когда один из владык переживал тяжелый, но спасительный для его души период притеснений и клеветы, старец подбадривал его назидательным примером: «Ничего, нужно держаться, вот Иоанн Златоуст как держался, и ты держись».
Исходя из опыта духовного чтения, старец настоятельно рекомендовал чадам непрестанно перечитывать Святых Отцов древних времен и сверять по их трудам свою духовную жизнь, очень советовал читать «Невидимую брань» Никодима Святогорца, «Лествицу» Иоанна Лествичника, катехизис, труды святителя Феофана Затворника. Казалось, что в постоянном чтении уже не было необходимости, потому что тексты многих святоотеческих книг он знал превосходно, однако при каждом очередном прочтении открывались новые, неожиданные подробности, раскрывая жития новыми гранями. Часто старец ссылался на вышеупомянутую книгу «Руководство к духовной жизни преподобных отцев Варсонофия и Иоанна», продолжая перечитывать их до глубокой старости и благословляя поступать так же своим духовным чадам. Высоко ценил творения преподобного Паисия Величковского, подчеркивая, что последний был носителем подлинного древнего монашеского духа, выделял «Древний патерик» как сугубо монашескую книгу, из которой любил во время бесед с братиями приводить примечательные примеры. Батюшка отмечал, что подобно оленям, вместе с травой на пастбищах нередко проглатывающим ядовитых змей, мы ежедневно принимаем множество неспасительных помыслов. Как только быстроногие животные проглатывают гадов, инстинкт гонит их к источнику, где они, чтобы избавиться от отвратительных пресмыкающихся, пьют воду и извергают их. Так и монахи каждое воскресение должны причащаться, чтобы исповедью и причастием очиститься от нечистых помыслов, которые они набрали на себя за неделю. Не отступая от святоотеческой практики, старец этим примером в аллегорической, иносказательной форме пояснял важные духовные истины, подтверждал необходимость исповеди и причастия.
Свои предпочтения старец проявлял и в выборе икон. Центральное место в его келье занимала старинная икона на дереве, перед которой всегда горела лампадка, запечатлевшая явление Богородицы со святым Иоанном Богословом преподобному Сергию Радонежскому. Рядом находилась иконка «монашеского жития первоначальников» - преподобных Антония и Феодосия Печерских, которых он почитал не менее древних отцов-пустынников. Иконку преподобного Серафима Саровского, духовную связь с которым он глубоко ощущал, старец лично повесил над кроватью. Поминал отец Феодосий и великих перед Богом святых, которые проявили сугубую ревность в деле защиты Православной веры, положив души свои в борьбе за утверждение Православия. Он говорил, что не следует бояться умереть за Правую веру и положить душу свою за Господа, повторяя ученикам слова Евангелия: «Кто положит душу свою ради Меня и Евангелия, тот сбережет ее».
Книги, написанные современными богословами, он практически не читал, справедливо полагая, что у них много написано от собственного ума, а ревновать, по словам святого апостола Павла, нужно более о дарах духовных (1 Кор. 14, 1). Обладая отнюдь не книжным смиренномудрием, он не одобрял превозношения тех авторов, которые зачастую проповедовали свое частное мнение вместо определений соборного разума Церкви. Однако на вопрос духовных чад, как относиться к их книгам, отвечал, не желая никого смущать, без тени осуждения: «Конечно, новые учителя полезны для современных людей». Очевидно, для человека высокой духовности, прошедшего через затвор, закалившего себя аскетическими подвигами, овладевшего внутренним деланием, стяжавшего несомненную благодать Святого Духа, были малоинтересны азы Православия, излагаемые в популярных изданиях, зачастую дилетантски освещающих сложнейшие духовные явления. Тем же, кто делал первые шаги в Православии, интересны были книги любого уровня. Научая, как правильно освещать духовную проблематику, старец приводил известную книгу преподобного Иоанна Лествичника «Лествица», в которой автор, по его словам, указал человечеству путь к достижению Небес, но слово «я» не употребил ни разу, считая себя земным прахом и неустанно славя Господа. Он отмечал, что святые отцы древних времен считали себя хуже безсловесных животных и имели глубокое смирение, постоянно оплакивая свои грехи, хотя от Бога имели такие великие дарования, что и мертвых могли воскрешать. В этом заключалось глубокое осознание ими своей падшей природы, как бы Адамов плач, ибо все присущие человеку положительные свойства, таланты и дарования — это дар Божий, а самому ему принадлежат только немощи, и гордиться ему нечем. Святоотеческие примеры, подчеркивал батюшка, научают нас в основу молитвы класть покаяние, а не искать каких - либо дарований или восхищений, за которыми следует прелесть. Получая от Бога дарование, древние отцы боялись возгордиться и молились, чтобы Господь его забрал, или же, избегая похвалы, тщательно скрывали его. В «Древнем Патерике» приведен ответ старца одному из братий, сказавшему, что видит Ангелов: “Блажен тот, кто видит свои грехи, как песок морской”.
В силу природной мягкости и неспособности осудить кого-либо, старец вовсе не отвергал новых учителей, напротив, со свойственной ему деликатностью говорил, что для молодежи полезно и такого рода чтение, если оно не содержит в себе еретических мыслей, несогласных со святоотеческим наследием и учением Православной Церкви - . Будучи старцем высокой духовной жизни, он понимал, что для простых людей, неискушенных книжными познаниями, и эти крупицы духовности – великая, не всегда доступная радость. В этом же духе ученик преподобного Амвросия Оптинского, преподобный Иосиф на вопрос ученика, почему он не читает новых учителей, ответил предельно четко: «Новые пишут для ума, а старые писали для сердца».
В связи с многочисленными спорами по поводу нашумевшей в свое время книги схимонаха Илариона «На горах Кавказа», в результате публикации которой в 1912 году на Святой Афонской горе произошла большая смута, остановимся вкратце на отношении к ней батюшки, высказанном одному из духовных чад, ничего не делающему без благословения. Отец Ахила, отвечая на вопрос, стоит ли ее читать, сказал, что хорошо знает книгу и в молодости даже увлекался ею, однако в монастыре старцы высокой духовной жизни наложили на чтение запрет в связи с неправильностью толкований относительно имени Божия. Он сказал: «Тебе я также не рекомендую ее читать, потому что есть много других душеполезных книг, в которых пишется об Иисусовой молитве, послушании, покаянии и прочих христианских добродетелях. Их и читай». Его суждение созвучно с мнением Глинских старцев, окормлявших отца Ахилу на Кавказе, которые советовали обращаться с этой книгой осторожно, как со стоящими рядом на полке флаконами, содержащими лекарство и яд. Человек, имеющий опыт в Иисусовой молитве, может почерпнуть из этой книги полезный для себя опыт, но лучше не рисковать, а обращаться непосредственно к святым отцам и наставникам последнего времени: Игнатию Брянчанинову, Феофану Затворнику. Не было ни одного случая, когда кто-то из Глинских старцев рекомендовал эту книгу, о чем хорошо сказано в книге архимандрита Рафаила “Тайна спасения”. Известно высказывание Валаамского старца, схиигумена Иоанна, писавшего: “Враг подзадорил автора этой книги”.
Мнение на эту же тему высказано и у старца Никона (Воробьева) в собрании писем духовным чадам в книге “Нам оставлено покаяние”, отмечавшего, что «…к имени Божьему, или Иисусову, надо относиться, как к иконе Спасителя или Святой Троицы и подобному… Всякий, чтущий Бога, чтит и его имя. Но спасает человека не имя Иисуса Христа, а Сам Христос, и спасает не всех, а кто уверует в Него и крестится, и живет по заповедям Его, а в нарушениях кается. Чем больше угодники Божии любили Господа, тем дороже для их становилось и имя Божие. В имени Божием присутствует Господь, но имя Божие не есть Сам Бог. И спасает не имя, а Господь, присутствующий в имени»(36).
Некогда один из послушников сказал отцу Ахиле, что автор книги “На горах Кавказа” называет имяславцем преподобного Кукшу Одесского, канонизированного в 1994 году. Старец ответил: “Да, раньше, на Афоне, он придерживался этого мнения, но потом изменил его. Я был вместе с ним в Киево-Печерской Лавре в 1951 году, и мы не раз на эту тему беседовали. Он полностью согласился с мнением Св. Синода по этому вопросу, то есть мнения имяславцев насчет имени Божия не придерживался, и книгу схимонаха Илариона “На горах Кавказа” читать не советовал. Так что сказанное насчет прп. Кукши в этой книге, неверно.”
Порой он поражал собеседников ясностью мышления и четкостью изложения важнейших богословских категорий, преподносимых им наглядно, образно и чрезвычайно просто. Чада свидетельствуют: сколько лет они помнили батюшку, он постоянно читал, непрерывно занимаясь духовным самообразованием, и имел в келье обширную библиотеку. Однако светских книг или газет старец даже не брал в руки, зная, «что дружба с миром есть вражда против Бога» (Иак.4, 4). Известная всем нелюбовь схиархимандрита Феодосия к чтению газет имела свои корни. По его рассказам, раньше он все-таки просматривал некоторые мирские газеты, чтобы быть в курсе политических событий. Он стремился узнать, «что они еще там натворили», однако Господь видимым образом открыл ему неполезность чтения прессы, когда однажды, надумав после молитвы почитать по привычке газету, он взял ее в руки и внезапно перестал ощущать их, совершенно реально почувствовав, что они окаменели. Это было знаком того, что монаху, во избежание соблазна, не нужны мирские газеты. После полученного вразумления он уже не решался искушать Бога праздным любопытством. Если иногда и приходилось впоследствии читать какие-то газетные вырезки, чтобы быть в курсе актуальных вопросов современности, то и в этом случае он четко ограничивал круг чтения лишь той проблематикой, которая касалась вопросов церковного домостроительства, засилья тоталитарных сект и, в частности, волнующего весь православный мир экуменизма. Кстати, такого же мнения был и преподобный Силуан Афонский.
Схиархимандрит Феодосий, следуя святоотеческому пониманию природы чудесного, предостерегал от чрезмерного увлечения различного рода чудесными явлениями и призывал к трезвению, основанному на учении Православной Церкви: «Не радуйтеся, яко Дуси вам повинуются: радуйтеся же, яко имена ваши написана суть на небесех» (Лк.10,19-20). Чад своих он учил не увлекаться чудесами, какими бы удивительными они ни являлись, ибо в самих чудесах еще нет спасенья, однако может таиться прелесть, а досконально выучить догматы Православной Церкви и сохранять их в неповрежденном виде. Будучи искушенным в невидимой брани, он постоянно подчеркивал, что по своей поврежденности грехом никто не достоин иметь духоносные видения, а считающие себя таковыми находятся на пути к погибели, ибо подвержены гордости и самомнению. Преподобный Иоанн Лествичник по этому поводу писал: «Увидев падшего, знай, что сему предшествовала гордость». Любил он в связи с этим повторять слова святого апостола Павла: «Аще Ангел с неба благовести паче, нежели мы благовествовали: Анафема да будет» (Галат.1,8). Насколько это было в его силах, отец Феодосий, по смирению, пытался отказываться от духовничества и окормлял, в основном, только монахов. Как правило, это были братия, не покидавшие стен монастыря и не впадавшие в те многоразличные искушения, которыми изобиловал утопающий в грехах мир. Духовных чад он исповедовал непосредственно в келье. Старец уходил от мира, следуя заповеди: «Не любите мира, ни того, что в мире: кто любит мир, в том нет любви Отчей. Ибо все, что в мире — это похоть плоти, похоть очей и гордость житейская» (1 Ин.2,15-16). Мирян исповедовал крайне редко, делая исключение только для духовных чад, и неоднократно сокрушался, как трудно с мирскими людьми: «Они совсем не хотят называть свои грехи на исповеди! А что же это за исповедь, если люди утаивают на ней свои грехи?» Ему некогда было исповедовать паломников, приезжающих в обитель и стремящихся попасть к нему на беседу. Однако записки, которые в большом количестве ему передавали, старец читал, молясь за всех, просивших духовной поддержки. Писем приходило много, и, по занятости, он редко писал ответы, делая исключение лишь в ситуациях, когда для человека это было жизненно важно. Тем не менее, никогда не оставлял он просителей без молитвенной поддержки, и желаемый ответ получали они непосредственно в изменившихся жизненных обстоятельствах, что подтверждается письмами, содержащими благодарение за полученную помощь. По словам старца, в глубине смирения и исповедничестве и заключается спасение. Какие бы качества ни воспитывал старец у своих духовных чад, на первом месте всегда было святое послушание, без которого, как учил он, невозможно стяжать ни одной добродетели. Священная История Ветхого Завета научает нас, как непослушание одного человека привело к первородному греху и изменило судьбу всего человечества, вынужденного страдать под бременем этого греха. Послушание же Сына Человеческого и Его Пречистой Матери открыло людям долгожданный путь к спасению. Старец с горечью констатировал, что в настоящее время совсем нет послушания. Поэтому и уделял он огромное внимание воспитанию у своих чад этой важнейшей христианской добродетели, неукоснительно следуя словам Апостола: «Братие, без вашего прекословия, меньшее от большего благословляется» (Евр.7, 7). Он не любил, когда что-то делали без благословения, скорбел, замечая проявление своеволия и самоуверенности, и всегда пресекал попытки чад поступать своевольно. Через освящение всякого дела он воспитывал в своих учениках постоянное памятование о Боге. Без благословения начальствующих он и сам никогда ничего не предпринимал, следуя Евангельским заповедям, согласно которым «блаженны кроткие, ибо они наследуют землю» (Мф.5,5). Те, кто был у него в послушании, так и поступали, ничего не делая самовольно. Если кто-то не испрашивал благословения, старец непременно делал им выговор, хотя и мягко, без особой строгости, но давая понять, что более таким образом поступать не стоит. Однако ослушание само по себе приводило к многоразличным скорбям. Во избежание этого отец Феодосий требовал от учеников живую веру, внимание и послушание, поясняя, что без наличия этих качеств обращаться к старцу безполезно, как безполезно постичь Промысл Божий. Люди, обуреваемые духом сомнения, иногда задавали ему искусительные вопросы: «Батюшка, правильно ли то, что собираются канонизировать отца такого-то. Как вы к этому относитесь?» На подобные вопросы старец отвечал скупо, не подавая повода к соблазну и отсекая всякую возможность проявления опасного свободомыслия: «На это есть Священноначалие, оно за все отвечает. Как решат, так и будет».
Являя полное послушание Священноначалию, старец наставлял некоторых владык хранить Православие, безбоязненно, выступать против всякого рода реформ, заменяющих святоотеческие традиции современными, не поддаваться на различные уловки тех, кто пытается упразднить строгие и неудобоносимые для некоторых апостольские правила. Он повторял им Евангельские слова о спасении тех, кто готов погубить душу ради Христа, убеждая не бояться ничего, кроме греха, тем более, если приходится нести на своих плечах такую сугубую ответственность, какую несет наместник Лавры. Говоря об искушениях, в изобилии выпадающих людям высокой духовной жизни, он любил напоминать слова Писания о том, что «ни смерть, ни живот, ни Ангелы, ни Начала, ниже силы, ни настоящая, ни грядущая, ни высота, ни глубина, ни ина тварь, кая возможет нас разлучити от любве Божия» (Рим.8, 38-39).
Хорошо зная правила Святых Апостолов и Вселенских Соборов, а также Церковные уставы, старец им следовал неукоснительно, без малейших отклонений, подчеркивая неправомерность мнения об их «устарелости». Этому он учил и своих чад. Если кто-либо из священнослужителей допускал нарушение Апостольских правил, а со стороны Священноначалия или близких ему людей предпринимались попытки загладить, оправдать проступок, он твердо говорил: «Вот Апостольские правила говорят так-то». Особенно строг отец Феодосий был к монахам, нарушающим данные при пострижении обеты. При этом он проявлял истинно христианскую терпимость непосредственно к людям, осуждая грех, а не согрешающих, оставляя последствия грехопадения, порой достаточно серьезные, на их совести. В качестве назидательного примера можно привести поведение старца на церковном суде над согрешившим диаконом. Согласия не было: некоторые из братий призывали к «милосердию» и «всепрощению», кто-то, наоборот, требовал примерного наказания оступившегося. Наконец, спросили мнение беззвучно молившегося отца Феодосия. Старец негромко, но твердо проговорил: «По правилам святых Апостолов сан снимать надо! Но хоть бы два года на покаяние ему дать следовало, хотя бы это! Страшно ему будет…».
Любовью ко всему сущему он стремился покрыть прегрешения обращавшихся к нему людей, будучи снисходительным ко всему, кроме греха. Чада старца не смогли вспомнить, накладывал ли он епитимьи или другие прещения на духовенство и мирян, дерзко нарушавших Церковные установления, в том числе и в отношении брадобрития, держания постов и пр. Когда его спрашивали о правилах, старец говорил: «Читай три канона, а если не успел, то укори себя в этом. Читай Жития святых, какая красота – Жития святых, а как далеко до этих людей, насколько мы отстали!». Говорил он негромко, мягко, ненавязчиво, раскрывая в нескольких словах саму суть и твердо стоял на позициях, что «никто не может положить другого основания, кроме положенного, которое есть Иисус Христос»(1 Кор. 3,10). Ни на кого не налагал труды, превышающие силы. Ежедневное пребывание во время богослужений в алтаре, где он вынимал частицы из просфор, или предстояние у чудотворной иконы давали священнослужителям возможность задавать старцу разнообразные вопросы. Уходили от него просветленными, с внутренней уверенностью в разрешении сложившейся ситуации. И, казалось, Сам Господь через отца Ахилу подает мудрые духовные советы. Некоторые принимали священнический сан непосредственно по его благословению.
Приходили к старцу люди с глубокими сердечными ранами, с тяжестью на душе, внимали кратким, но емким наставлениям и уходили утешенными. Ничего примечательного внешне вроде и не происходило: старец произносил несколько слов, по-доброму улыбался, иногда беззлобно шутил, затем, помолясь, благословлял — и проблемы разрешались сами по себе. Глубочайший внутренний мир, который отец Феодосий стяжал трудами и болезнями, на каком-то тончайшем, духовном уровне передавался людям, пришедшим испросить у него совета или благословения. При общении со старцем каждый видел перед собой родного человека, понимающего его лучше, чем понимает себя он сам, зрящего непосредственно в страждущую и больную душу. С ним можно было поговорить по-простому, как с другом, и старец часто говорил о посетителях: «Это мой друг». И совсем немногие даже из близких отцу Феодосию иноков знали, каких великих духовных усилий стоил его молитвенный труд, как слезно вымаливал просителя наш дорогой батюшка, как тяжко болел за каждого, кому дал наставление или мудрый совет. Но в этих трудах и болезнях, нося тяготы и скорби всех «труждающихся и обремененных», и заключается крест старчества, ибо подвижник выполняет закон Христов, постигая высокую Евангельскую истину о том, что « иго бо Мое благо, и бремя Мое легко есть» (Мф.11, 30). Даже если приходили без крайней нужды, из праздного любопытства, без сокрушения в грехах и желания изменить свою жизнь к лучшему, не почитая его за старца, батюшка, которому открывались их помыслы, являл истинную любовь, никогда ни на что не обижаясь. Он практически, действенно исполнял слова святого апостола Иакова о том, «что обративший грешника от ложного пути его спасет душу от смерти и покроет множество грехов» (Иак.5, 20).
В настоящее время многие столкнулись с мнением ряда авторов, приводящих веские, на первый взгляд, аргументы, оправдывающие и даже поощряющие частое, порой ежедневное причащение мирян. Отец Феодосий, как и другие старцы, был противником такого подхода. Он скорбел, видя глубины человеческих душ с укоренившимися в них нечестивыми помыслами и неизжитыми страстями, осуждая легкость, с которой некоторые люди, не имея сердечного сокрушения о грехах, формально, поверхностно исповедуются и легкомысленно приступают к Христовым Тайнам. Старец благословлял чад (главным образом, монашествующих) причащаться систематически, но не чаще раза в неделю, если этого не требовали обстоятельства, во время двунадесятых и великих праздников, в памятные для человека дни, каковыми являются день Ангела, день рождения, день венчания или пострига. Ежедневно же причащаться не благословлял во избежание прелести, предупреждая, что в душе должен сохраняться страх Божий. Исключением могли быть критические обстоятельства, к примеру, тяжелые болезни, скорби и напасти, когда приобщение было необходимо, дабы не впасть в уныние и не ослабеть окончательно. В качестве примера он приводил жизнь первых христиан, причащавшихся каждый день, добавляя, что мы при всем своем внешнем христианстве далеки от их жизни и близки к прелести, если считаем, что можно пользоваться их опытом частого причащения. К мирянам батюшка был менее строг, хотя им также советовал внимательно исследовать внутреннее устроение и не осквернять Святой Чаши недостойным Причащением. Приняв на себя ответственность за пасомых им чад, он искренне скорбел за тех, кто, получив благословение и разрешение грехов в таинстве исповеди, не удерживал полученной Божией милостью благодати. Чтобы обрести благодать, учил он, нужно много трудиться, но удержать ее тяжело, поскольку она очень хрупка и уходит из сердца, не очищенного от страстей, не вынося неправды, нечистоты или внутренней скрытой обиды.
Важным для принятия Святых Таин был, по мнению отца Феодосия, и выбор дня для причащения. Так, исходя из соображений практического характера, он рекомендовал приступать к таинству предпочтительно в субботу, т.к. воскресенье – день суетный, в Лавре всегда много паломников, следовательно, и послушания могут быть самые разнообразные, и сохранить полученную в Таинстве благодать чрезвычайно трудно. Зато в субботу, когда завершается богослужебная неделя, народу меньше, и в Лавре гораздо более спокойно. Но это - сугубо индивидуальное благословение, основанное прежде всего на соображениях целесообразности, принимающей во внимание специфику Лаврской внутренней жизни.
Он не искушался даже в мелочах, справедливо полагая, что в деле спасения мелочей нет. В полном соответствии с монашескими правилами, никогда не вкушал пищи, в которой могли бы содержаться хотя бы незначительные примеси животных жиров, ибо, как учил Апостол, «все мне позволительно, но не все полезно» (1 Кор.6, 12). При всей нетребовательности к еде, даже если просто возникало подозрение в том, что приготовленная ему трапеза включает в себя примеси продуктов, имеющих животное происхождение, этого оказывалось достаточно, чтобы старец отказался от принятия пищи. «Пища для чрева, и чрево для пищи; но Бог уничтожит и то, и другое» (1 Кор. 6). Соблюдая четкую меру во всем, он ничего не благословлял сверх нормы, говоря, что достаточно жить, следуя монастырским уставам. К примеру, в ответ на вопрос некоторых послушников, как правильнее поститься, старец отвечал: «Если бы вы ели только то, что дают на трапезной, то для вас это было бы уже подвигом». Никогда не угасала в его сердце непрестанная молитва, хотя по любви к немощным человекам он позволял себе порой с ними расслабиться и даже пошутить. Однако даже юмор его имел назидательный характер, и каждая шутка была уместной, приличествующей данной конкретной ситуации, но в то же время содержала в себе элемент наставления. Так однажды келейник, обративший внимание на то, что в келье появилась моль, выразил опасение, что она может съесть рясу или подрясник старца. Добродушно улыбнувшись, отец Феодосий ответил: «Ну и пусть ест рясу, она и нас скоро съест». В случае же необходимости старец умел и смирить забывшихся чад, если замечал в их поведении лукавство и своеволие. К примеру, когда некая монахиня, зайдя в келью к старцу, по собственному произволению решила взять себе «на память» приглянувшуюся вещь, лицемерно для отвода глаз назвав ее нехорошей и ненужной, старец довольно резко одернул ее: «Положи на место, эта нехорошая вещь хорошим людям предназначена». Случилось некогда монахине по имени Нина во время уборки в келье старца найти рукавичку. Она предусмотрительно отложила ее, затем, найдя вторую, скрыла это и, по наивности полагая, что спустя некоторое время выпросит и первую, обратилась батюшке: «Батюшка у вас есть одна рукавичка, а второй нет, благословите мне эту рукавичку». Старец, взглянув на нее, духом прозрел лукавые помыслы, которые роились в ее голове, нахмурился и строго спросил: «А куда ты девала ту?»
Ненавидя ложь во всех ее проявлениях, отец Феодосий всегда отличал обман, совершаемый в корыстных целях, от ошибки или оплошности, которая произошла непроизвольно, по неведению или невниманию. Однажды, когда в очередной раз он поехал в горы, на окне у него остались неиспользованные пчелиные соты и в келье появились незваные гости - вездесущие тараканы. Келейник, стремясь извести их, начал кропить ядом и нечаянно попал на соты. Естественно, после случившегося он уже не хотел, чтобы соты оставались в келье, и просто их выбросил. Старец же по приезду строго спросил у келейника: «Куда ты девал соты? Ты что, их съел без моего благословения?» Тот объяснил отцу Феодосию, что произошло в действительности. «Батюшка, я вот покропил тараканов и случайно попал на соты. Я боялся, чтоб вам не было плохо после этого, их выбросил». Старец тот час же смягчился. «Если выбросил, то пусть так и будет. А я грешным делом подумал, что ты съел их без моего благословения».
Учитывая очевидную преемственную связь, мы попытались сопоставить некоторые высказывания схиархимандрита Феодосия с поучениями преподобных отцов наших Серафима Саровского, Амвросия Оптинского, Лаврентия Черниговского и других духоносных старцев. При сопоставлении совершенно очевидно проявилось, что старческие наставления во многом схожи, ибо, используя различные словесные формулировки, все они говорили по сути одно и то же, имея один и тот же Божественный источник. Иначе просто и не могло быть, ибо все великие столпы Православия и наш старец, во всем подражавший им, умудрялись духом премудрости, духом разума, иными словами, были водимы благодатью Святого Духа. «Все же сие производит один и тот же Дух, разделяя каждому особо, как Ему угодно» (1 Кор. 12,11). Схиархимандрит Феодосий несомненно воплотил в себе дух Вселенского Православия, ни в чем не искажая его Богодухновенной сути и лишь переводя для окружающих в доступный им смысловой ряд. Он часто обращался к Священному Писанию, стремясь воспроизводить Богодухновенные истины дословно или очень близко к Первоисточнику, учил верить «не всякому духу», испытывая, «от Бога ли они, потому что много лжепророков появилось в мире», а «всякий дух, который не исповедует Иисуса Христа, пришедшего во плоти, не есть от Бога, но это дух антихриста» (1 Ин.4,1-3). Мысли, выражаемые и подтверждаемые им, всегда были созвучны духу учения Церкви, писаниям Святых отцов. Те незначительные отличия, не касающиеся концептуальных, мировоззренческих аспектов, которые содержались в его поучениях, проистекали из того, что обращался в своих поучениях старец к маловерам последних дней, зараженным тлетворным влиянием многолетней атеистической пропаганды.
«О бездна богатства и премудрости, и ведения Божия! Как непостижимы судьбы Его и неисследимы пути Его! Ибо кто познал ум Господень? Или кто был советником Ему?» (Рим.11,33). Старчество схиархимандрита Феодосия воплощало дух вселенского Православия: жертвенный, самоотверженный, безкорыстный. Как и его великие предшественники, безупречно пронесшие крест старчества, он безоговорочно принял на себя высокую ответственность перед Богом за души людей, вверивших себя его духовному руководству. И великая Божественная благодать укрепляла его на всех путях. На нем исполнились пророческие слова Евангелия: «Тако да просветится свет ваш пред человеки, яко да видят ваша добрая дела и прославят Отца вашего, иже на Небесех» (Мф. 5, 16).
Глава 9
«Верующий в Меня и дела, которые Я творю, сотворит, и больше сих сотворит» (Ин.14, 13).
Дар духовного видения как следствие очищения сердца старца от помыслов.
Какая Духа высота!
Как глубоко его смиренье!
О как душа его чиста!
В ней –
наших грешных душ спасенье.
«Мудрость, сходящая свыше, по словам апостола Иакова, чиста, потом мирна, скромна, послушлива, полна милосердия и добрых плодов, безпристрастна и нелицемерна» (Иак.3,17-18). Среди многих духовных дарований, которыми Господь наделил схиархимандрита Феодосия, выделялась его способность прозрения как будущих, так и свершившихся уже событий, обретенная им в результате очищения сердца и трезвения. Она не приводила старца к самовосхвалению или пагубному превозношению, а лишь означала большую ответственность перед Богом, который, так много дав подвижнику, и спрашивал с него в полной мере: « И как, по данной нам благодати, имеем различные дарования, то, имеешь ли пророчество, пророчествуй по мере веры; имеешь ли служение, пребывай в служении; учитель ли, учи; увещатель ли, увещевай; раздатель ли, раздавай в простоте; начальник ли, начальствуй с усердием; благотворитель ли, благотвори с радушием» (Рим. 12, 6-8).
Вспомним евангельскую притчу о талантах. Нереализованный, невостребованный дар Божий, приводит к наказанию, о чем предостерегает преподобный Иоанн Лествичник: «Если ты от Бога получил дар предвидеть бури, то явно предвозвещай о них находящимся с тобой на корабле. Если не так, то ты будешь виновен в крушении корабля, потому что все с полною доверенностью возложили на тебя управление оного»(37).
Для старца Феодосия не существовало расстояний. К нему приезжали отовсюду, и он проявлял удивительную осведомленность о том, что происходит у каждого дома, давая советы в соответствии с ситуацией, в которой, с Божией помощью, превосходно разбирался. Пребывая в собственной келье, он, казалось, видел все, происходящее в мире: для него не было тайной настоящее, где бы ни происходили события, от его старческого взора не укрывалось прошлое, наконец, он предвидел будущее. Близких ему людей поражал этот удивительный дар, который он при всем своем стремлении сохранить в тайне, не мог скрыть, как невозможно укрыть от внимательных взоров возженную свечу, освещающую путь во мраке непроглядной полночи. В его благовествовании открывалась людям «правда Божия от веры в веру, как написано: праведный верою жив будет» (Рим.1,17). Характерным, на наш взгляд, примером подобного рода духовной зоркости, не ведающей расстояний, является случай, засвидетельствованный его чадами.
В далеком Киеве, по вопросам чрезвычайной важности, касавшимся, в частности, и Почаевской Лавры, был созван Архиерейский Собор. Старец, безстрастно молившийся в келье, духом прозрев это важное для церковной жизни событие, вдруг начал подробно рассказывать о Соборе, дословно воспроизводя содержание выступлений архиереев, принимавших участие в обсуждении важнейших вопросов внутрицерковного характера, называя по именам и перечисляя многочисленные подробности, полностью подтвердившиеся впоследствии. Он, в частности, заметил: «А митрополит Никодим (Руснак) (он был Священноархимандритом Лавры - ред.) встал и сказал, что таким образом поступать нельзя», т.е. зная людей, о которых шла речь, он полагал, что в Лавре им не место). «Правильно сказал митрополит Никодим, Матерь Божья не допустила. Они хотели сделать то, что не угодно Богу».
Было удивительным то, что старец, сидя в келье, так доподлинно знал о происходящем более чем за четыреста километров от Почаева на Соборе, почти дословно цитируя все, что касалось Почаевской Лавры: Всещедрый Бог даровал этому дивному старцу «Духа премудрости и откровения к познанию Его и просветил очи сердца» (Еф.1,17-18).
Зная об удивительном даре старца, испытывая потребность в наставлении, к нему приезжали люди духовного сословия: монахи, священнослужители, церковные иерархи. Одним из наиболее ярких воспоминаний о подобных визитах стал приезд в Лавру человека удивительной жизни, схиархимандрита Алексия, претерпевшего в земной юдоли множество различных скорбей. Он тяжело и долго болел, в результате чего потерял ногу и окончательно подорвал здоровье, но, как бы ни страдал физически, никогда не утрачивал мирного расположения духа. Его немногочисленные просьбы ограничивались пожеланием упокоиться в монастыре, постриженником которого он являлся. Впоследствии это обстоятельство послужило к славе этого верного слуги Божия, ибо он почил и был погребен в Иваново, а при попытке распорядиться его бренным телом в соответствии с завещанием обнаружился факт нетленности останков страдальца.
В то время, когда отец Алексий приехал в Почаев, схиархимандрит Феодосий пребывал на службе в алтаре возле иконы Божией Матери «Достойно есть». Однако, как только в алтарь на колясочке ввезли схиархимандрита Алексия, старец встал со стульчика, на котором сидел, и воскликнул: «Ну и очистился Алексий! Ну и очистился!» Спустя некоторое время по блаженной кончине отца Алексия, Господь открыл окружающим сокровенный смысл этих слов. Когда, в соответствии с его последней волей, останки подвижника хотели перенести из России в Мильцы - в обитель, где он постригался, то с изумлением обнаружили их нетленность. Вот каким образом «очистился Алексий»!
Старец, высказываясь иногда иносказательно, не объяснял своих слов, и смысл их становился понятен лишь со временем. Когда он говорил прямо, откровенно, то делал это таким образом, чтобы ничем не обидеть человека, не задеть тонких невидимых нитей, идущих от сердца к сердцу. Замечая в собеседнике повышенную чувствительность к слову, он тщательно выверял каждое высказывание. И к каждому Господь открывал ему индивидуальный подход. Отношение к людям у него было истинно старческое, основанное на любви, мягкое и милостивое. К примеру, приехал однажды к нему человек, обремененный целым ворохом всевозможных неприятностей, скорбей, нестроений. Батюшка, помолясь, направил беседу в спокойное русло, ослабив накал страстей, расположил собеседника к общению. В это время присутствующий при разговоре инок попытался вмешаться в него, выразив сочувствие приезжему. Старец, резко повернувшись к говорившему, строго вразумив его: «А ты молчи! Кто тебя просил говорить?!» Таким, возможно, нелицеприятным образом он попытался оградить от насильственного вторжения извне человека, доверившего ему свой хрупкий внутренний мир, дабы не смутился он, не впал в пагубное уныние, не огорчился еще более.
Батюшка, воздавая должную дань почтения церковных иерархов, не был, тем не менее, подобострастным, памятуя, что «всяк человек - ложь» (Пс.115). Уважая Священноначалие, как и предписывают Уставы Церкви, он в случае необходимости обличал, невзирая на лица, те человеческие слабости, которые были присущи архиереям так же, как и простым монахам. К примеру, в бытность прежнего наместника Лавры этот весьма уважаемый архипастырь, глубоко почитавший старца, из благих побуждений, сославшись на его возраст, отказал ему в прошении на отпуск. Отец Феодосий некоторое время молча стоял в коридоре, держа в руках возвращенное прошение и о чем-то усердно молясь. Потом стремительно обернулся назад и буквально побежал за владыкой. Еще не догнав наместника, он громко сказал ему: «Слушай! А ты сам недавно куда ездил?! Чего ж других тогда отпускать не хочешь?» К чести владыки необходимо отметить, что он умел признавать свои ошибки и ценил высокую духовность. Ничуть не разгневавшись за обличение, он сам подошел к нему, примирительно улыбнулся и подписал прошение.
Старец видел, кто и за чем приходил к нему. По неотступности прошения, он, с помощью Божией, подавал просящим то, в чем они нуждались, бывая по-настоящему великодушным, снисходительным к человеческим слабостям, если они не были богопротивными и проистекали лишь от немощи. Как-то, находясь возле кельи старца, некий его почитатель вдруг подумал: «Ох, вина хочется, вот бы выпить хоть немножко...» Он был молод, нетверд в вере, имел множество неизжитых страстей. Мир увлекал его на пагубную дорогу опасных соблазнов, однако он уважал старца и тянулся к нему. Видя его душу и желая помочь укрепиться в спасительном благочестии, отец Феодосий взял на себя нелегкую заботу по его окормлению. Это было, разумеется, непросто. Приходилось искать всяческие подходы к его ветреному, строптивому сердцу. В данной ситуации старец ощутил, что желание его подопечного выпить немного вина не связано со стремлением напиться до утраты человеческого облика, и, не будучи фарисеем, по любви снизошел к этой слабости. Приоткрыв дверь кельи, он позвал молодого человека внутрь и собственноручно налил рюмку вина. Затем почти незамедлительно выпроводил, ворчливо сказав: «Иди, тебя уже ждут». Недоумению его подопечного не было границ, когда, после чудесного исполнения его желания он еще раз убедился: как и предсказывал батюшка, его действительно ждали.
Душою отец Феодосий всегда пребывал со своими возлюбленными о Господе чадами, где бы они ни находились, и, зная об этом, они отвечали старцу на его любовь величайшей преданностью.
Однажды, возвращаясь в Лавру из поездки на Кавказ, отец Ахила попал в аварию. Машина, в которой он ехал, разбилась, но никто не пострадал, кроме батюшки, постоянно державшего молитву. Враг рода человеческого сорвал на нем ярость, причинив много повреждений. Лежа в келье на кровати, он не слышал, казалось, разговоры окружающих, не видел обстановки и внимал Небесам. Некий послушник, искренне привязанный к своему духовнику, сидя в углу, глубоко скорбел, не представляя, что он будет делать без батюшки, если тот отойдет ко Господу. Как бы вняв немым мольбам безутешного чада, старец, до сих пор ни на что не реагировавший, внезапно приоткрыл глаза и, как бы вняв его грустным раздумьям, чуть слышно произнес: «Не скорби, сейчас я еще помирать не буду». После этого он прожил шесть лет, укрепляя окружающих в вере, помогая добрым советом и мудрым наставлением, поддерживая молитвенно. Для людей внимательных этот случай явился прямым подтверждением духовной зоркости отца Феодосия. Одним из ярких примеров проявления этого удивительного дара батюшки может стать весьма поучительный рассказ некоего монаха (назовем его монах Х.). Это повествование о том, как молитвами старца не только разрешились житейские коллизии, но и радикальным образом изменилось мировоззрение: вплоть до разделения с миром и ухода в монастырь. Мы приводим рассказ монаха Х, сохраняя его стилистическую окрашенность и своеобразие. «Начну с того, что привели меня в Лавру сложные жизненные обстоятельства, для разрешения которых люди посоветовали поехать помолиться: «Может, Господь поможет». Сложилась ситуация, из которой, казалось, не было выхода. Когда я в полном отчаянии приехал в Лавру, одна матушка по доброте сердечной посоветовала: «Если хочешь стать духовным человеком, подойди к отцу Феодосию, прилепись к нему, и всему научишься».
Монах с чувством благодарности вспоминает обстоятельства первой встречи со старцем. Несмотря на то, что прошло более десяти лет, в течение которых изменился весь его жизненный уклад, в рассказе ощутимо изумление и восхищение. «Первый раз, по совету людей, я все бросил и поехал в Лавру на неделю. Я там много чего купил, сильно растратился, и денег на обратную дорогу не осталось. Никого не знал, просить стыдился, а в этот день мне надо было ехать, потому что отпуск со следующего дня заканчивался. Я подошел к чудотворной иконе Божией Матери и приложился к ней. Старец внимательно посмотрел на меня, взял в руку пригоршню денег из тарелки, в которую люди кладут пожертвования, и дал мне. «Возьми и езжай» – произнес он. Это была моя первая встреча. Удивительнее всего было то, что старец знает мои мысли, видит, что у меня в голове. Никто не был в курсе моих проблем, я только думал о них, молился и на Бога надеялся, веря, что Господь как-то все устроит. Потом я пошел к старцу и спросил, как мне поступить, чтоб выйти из ситуации. Он посмотрел на меня и сказал: «В жизни тебе ничего не пригодится из того, чем ты занимаешься, чему учишься. Бросай все и приходи сюда, в Лавру».
Получив благословение, не допускавшее никаких компромиссов, молодой человек какое-то время пребывал в мучительных раздумиях. Однако Господь укрепил его, и с Божией помощью, святыми молитвами отца Феодосия, ставшего его духовником, он нашел в себе мужество и преодолел колебания, уйдя в монастырь. Мир не сразу отпустил его из своих цепких объятий. «Конечно, когда я пришел,- свидетельствует монах, - было множество искушений, но я твердо знал, что у меня здесь какая-то цель. До этого в душе уже залог какой-то был, можно сказать, появилось понимание того, что этот мир был не для меня, но лишь старец четко указал, что делать. Ну конечно, он сказал еще много личного».
Труден монашеский искус. Множество различных искушений преследуют воина Христова, решившегося ступить на духовный путь. Имея духовника, прилепившись к нему, выполняя его благословения, спасаться значительно легче. Это в полной мере ощутил монах Х., пройдя через различные этапы монашеского искуса и с Божией помощью укрепившийся на пути крестоношения. Однако все пришло нелегко и не сразу. «Вначале (это было около десяти лет назад) я боялся старца, не мог найти подход к нему. Но потом понемножку стал с ним сближаться. Отец Феодосий ко мне уже обращался по-братски, даже не столько по-братски, а с любовью, по-отечески. Он был удивительно прост и доступен. Меня это так привлекло, что я за ним тянулся, душа чувствовала, что это то, чего я искал».
Став одним из духовных чад старца, монах Х. свидетельствовал о чистоте его помыслов, младенческой простоте и открытости, ему органически присущих, как дыхание. То же он жаждал видеть и в окружающих. «Старец очень любил людей с открытой душой, с чистым сердцем, простых и доступных. Я смотрел на него с некоторым страхом, потому что видел, что он прозорлив. При любой встрече с ним у меня возникало какое-то благоговение. Подходишь к этому человеку и понимаешь, что он про тебя все знает».
Однако и открытость имела четко очерченные пределы, подчиняясь некой высокой, недостижимой человеческому мышлению логике. Не всегда отец Феодосий делал достоянием гласности те сокровенные тайны, что Господь приоткрывал только ему. Так, однажды в величайшей скорби пришла к нему женщина, у которой пропала единственная дочь. Она, как утопающий за соломинку, хваталась за любую возможность узнать хотя бы что-либо о местонахождении любимого чада. Ее горе было таким сильным, что не могло не тронуть окружающих. Однако чуткий к бедам ближних и дальних отец Феодосий на все просьбы выйти к ней отвечал молчанием. Настойчивость привела к тому, что он, наконец, на удивление резко ответил: «Что я вам, кукушка что ли, чтобы постоянно каждому куковать?»
На первый взгляд, старец проявил душевную черствость, не утешив скорбящую мать. Однако, как оказалось впоследствии, по непостижимому Промыслу, внешняя грубость слов старца была спасительней для несчастной женщины, чем неутешительная правда, которую он мог бы поведать.
Схимник адресовал нелицеприятные слова отнюдь не к вопрошающей женщине, а к обстоятельствам, вынуждающим сокрыть до благовремения убийственную правду. Значительно позже, когда стала известна судьба девушки, о которой печалилась мать, стало понятным, что старец отказывал в ответе не по жестокосердию, а оберегая семью от глубокой духовной травмы.
Батюшка всегда предчувствовал, словно ему кто-то сообщал заранее, кто и зачем приходит к нему, иногда даже заранее готовясь к встрече. Так, однажды приехали из далекой Москвы люди, которых Господь посетил большой скорбью: по излишней доверчивости они едва не лишились жилья. Последней надеждой их было обращение к старцу, и они преодолели трудности пути, веря в несомненную помощь. Господь, по неотступности прошения и твердости веры дал просимое, как бы подтверждая тем самым слова Святого Евангелия: «Просите, и дастся вам, ищите и обрящете, толцыте и отверзется вам» (Мф.7,7). Встретиться с отцом Феодосием, в последние годы ведущим полузатворническую жизнь, было нелегко: он практически не принимал мирян. И вдруг, духом прозрев их нужды, старец сам вышел навстречу. Даже не поинтересовавшись, что побудило гостей предпринять дальний путь, как будто цель визита приехавших была ему ведома заранее, он энергично стал отправлять их назад, в Москву, ничего при этом не объясняя. Говорил он коротко, лаконично, без комментариев: «Что вы здесь ждете?! Немедленно отправляйтесь домой! Уже все! Уезжайте быстрее!». Как оказалось впоследствии, в отсутствии этих людей положение усложнилось, и промедление с отъездом могло окончиться утратой квартиры. Доверившись старцу и исполнив его благословение, они вовремя вернулись домой. Милостию Божией и молитвами схиархимандрита Феодосия все управилось наилучшим образом.
Высоко ценя духовные дары старца Феодосия, которые было невозможно скрыть, несмотря на все его старания, люди, занимавшие видное место в церковной иерархии, многократно приглашали его в Киев. Братия Киево-Печерской Лавры испрашивали совета старца по различным сложным вопросам, приезжая для этого в Почаев, однако это не заставило его возгордиться, ибо более всего на свете любил Господа и стремился угождать ему любыми способами.
«Много может усиленная молитва праведного» (1 Петр.5,16). Один из насельников Почаевской обители, сопровождавший старца во время его поездок в горы году примерно в 1996-м, поведал историю, свидетельствующую о его умении предвидеть ход событий. Он рассказал, как старец, оставивший прибывших с ним людей разгружать продукты и отпустив шофера, предсказал день, когда за ними приедет другая машина, о которой он не мог знать заранее.
«Я подошел к нему и спросил: «Батюшка, а нас кто заберет?» Батюшка, помедлив мгновение, ответил: «За вами во вторник приедет машина». Я подсчитал. Было всего лишь воскресенье. Борис, водитель, предупредил батюшку, что приехать не сможет, потому что срочно отправляется в Краснодар, однако старец, попрощавшись, с видимым спокойствием закрыл дверцу машины. Я же, услышав слова водителя, пришел в чрезвычайное волнение».
Дел у паломников в горах было много, поэтому задаваться вопросом, как они вернутся домой, было некогда – не для этого они сюда приехали «В понедельник мы собрали ноши и разнесли по местам. Послушание было нелегким, поэтому думать о том, что произойдет завтра, было некогда. Усталые, но удовлетворенные, мы расположились на отдых. Во вторник опять собрались в горы, однако нас окружили миротворцы, люди военные. Они стали расспрашивать, кто мы, откуда, что здесь делаем, предупредили об опасности в связи с военными действиями и объявили, что в час дня за нами приедет машина. Получилось, как сказал батюшка: именно во вторник за нами приехала машина, за рулем которой был не Борис, уехавший в Краснодар, а совершенно другой человек. Военные привезли нас в Сухуми прямо к дому, где мы остановились. Увидев отца Феодосия, я попросил прощения за маловерие. Старец ничего не сказал в ответ, только понимающе улыбнулся».
Подобных свидетельств немало. Обращает на себя внимание, что обладая удивительным даром предвидения событий, и, следовательно, имея возможность влиять на их ход, старец, предостерегая и вразумляя людей, никогда не утверждал насильственно собственную волю, давая возможность чадам самостоятельно осуществить выбор. Советуя, он не настаивал на исполнении, предоставляя свободу выбора, зная, что «Где Дух Господень, там свобода» (II Кор. 3, 17).
Монахиня Фекла, уехавшая в пустыню, на Кавказ, засвидетельствовала еще один пример духовной зоркости старца. Некогда, прикладываясь к чудотворной Почаевской иконе Божьей Матери, она была озадачена вопросом, с которым обратился к ней находившийся возле иконы батюшка. Внимательно посмотрев на нее, он сказал: «Ну, что, скоро едем?» Матушка, которая до этого случая она не была духовным чадом старца, вначале не поняла его слов и поразилась сказанному, приняв все со смирением, как и предписывало Священное Писание. Каково же было ее удивление, когда через месяц выяснилось, что она действительно оказалась в одном поезде с отцом Феодосием, находясь, правда, в разных вагонах!
Один из насельников Лавры рассказывал, как однажды в обитель к нему приехал младший брат, молодой и невоцерковленный юноша, крепкий, здоровый, полный жизненных сил, и по наущению врага рода человеческого, стал усердно искушать его мирскими благами. Критическим взглядом окинув обстановку кельи, он стал уговаривать брата возвратиться домой, ссылаясь на строгость монастырской жизни и соблазняя его всевозможными благами: телевизором, магнитофоном, новейшей видеотехникой. Помня, как интересовался брат до ухода в монастырь электроникой, молодой человек пытался склонить к его погибельной мысли об уходе из Лавры: «Дома, будешь в любое время смотреть телевизор, слушать магнитофон, пользоваться видеомагнитофоном. Я дам тебе свой фотоаппарат, фотографируй, сколько захочешь».
Беседуя, они прошли по коридору в непосредственной близости от кельи батюшки, и послушнику, в сердце которого через речи младшего брата проникли плевелы вредных помыслов, пришла в голову спасительная мысль. Он постучался в дверь кельи, произнеся молитву, и, зайдя к старцу, рассказал, как младший брат зовет его домой, искушая аппаратурой. Батюшка, бросив беглый взгляд на его спутника, махнул рукой и сказал: «Как пришло, так и уйдет». Затем дал понять, что беседа завершена, и, ничего не сказав более, повернулся, и ушел.
Дальнейшие события не заставили себя долго ждать. Едва младший брат приехал из Лавры домой, как перед ним открылась удручающая картина. В результате пожара, причины которого выяснить не удалось, вся его дорогостоящая техника пришла в негодность. Тщетными были попытки восстановить распаянные под воздействием огня схемы и блоки, а видеомагнитофон и телевизор, которыми он гордился более всего, оплавились настолько, что даже самые опытные мастера разводили руками. Придя в раздражение и озлобившись, молодой человек причину своих бедствий усмотрел в словах старца и заявил близким, что никогда больше в Лавру не поедет.
После этого необъяснимого события прошло несколько лет. Бывший лаврский послушник обучался в это время в духовной семинарии, готовясь стать священнослужителем, а его младший брат повзрослел, стал более серьезным и поступил на заочное отделение университета. Когда возник вопрос трудоустройства, он попытался устроиться водителем в милицию, однако столкнулся с непредвиденными трудностями. Зная, что старший брат может помочь ему решить вопрос, не без некоторых опасений он все же приехал в Лавру. Семинарист, которого годы пребывания в обители и учеба в духовной школе научили послушанию, объяснил младшему брату, что самочинно ничего предпринимать не будет. «Нужно пойти к старцу, - предложил он, - и, если он благословит эту работу, я тебе помогу, если нет, то не стану».
Волнуясь о судьбе брата, он переживал, чтобы встреча со старцем, который, на первый взгляд, был суровым и неприступным и строго расспрашивал у пришедших, кто они такие и зачем пришли, прошла как можно более удачно. Он знал, что отец Феодосий может быть немногословным и даже суровым, поэтому настраивал брата на соответствующий лад, убеждая ни на что не обижаться, чем бы ни завершилась встреча, ибо старец по природе очень милостив, но общаться будет с ним без излишней сентиментальности. Войдя в келью, он взял у батюшки благословение и обратился к с просьбой: «Отец Феодосий, благословите моего младшего брата». Батюшка, едва глянув на пышущего здравием младшего брата, который был крупнее и выше старшего, удивленно приподнял брови и с улыбкой, преобразившей его внешне суровое, но такое доброе, родное лицо, полушутя сказал: «Как младший, когда он больше тебя?» Добродушно посмеявшись, он тем самым разрядил напряженную обстановку. Страх и сомнения студента тотчас же отступили, словно никогда и не было ни малейшей скованности, и он перешел к делу. Поняв суть проблемы, батюшка, помолясь, сказал, что в милицию идти нет необходимости, потому что Бог даст работу намного лучшую.
Так и произошло: вернувшись домой, молодой человек был вновь удивлен, на этот раз приятной новостью. Неожиданно оказалось, что работа ждала его непосредственно в университете – опытный водитель был необходим самому ректору, который давно искал подходящего человека. Естественно, для студента подобное решение вопроса о трудоустройстве было наиболее предпочтительным, т.к. появилась возможность неформального общения с ректором, что значительно упрощало процесс обучения, давало различные льготы и послабления, позволяло избежать трудности во время сессии. В дальнейшем экзамены он сдавал без лишних проблем, не переставая благодарить Бога и помолившегося за него старца. И по сей день он вспоминает отца Феодосия с чувством сердечной признательности, глубоко и искренне скорбя, что старца не стало, ибо благодаря ему он воцерковился, ощутил Божью силу и Божью благодать, понял, что «Царство Небесное силою берется, и употребляющие усилие восхищают его» (Мф. 11,12).
Необходимо отметить, что не только монастырские братия, знавшие и любившие старца, но и многие учащиеся и выпускники Почаевской семинарии притекали за советом к батюшке в сложные моменты, когда они затруднялись в выборе, колеблясь, как поступить в том или ином случае. Один знакомый нам выпускник Киевской духовной академии, живущий в настоящий момент в Киеве, рассказывал, как он обращался некогда к отцу Феодосию за благословением на поступление в академию, и, не получив такового, все-таки дерзнул на своеволие. Ничего хорошего из этого в итоге не получилось: его исключили из академии за некую некрасивую историю, в которой он оказался невольно замешан. В результате пострадала его репутация и под сомнением оказалась возможность рукоположения. Несколько лет спустя он получил все-таки просимое благословение, после которого на удивление легко восстановился в академии, получил подрясник и трудится в одном из храмов Киева. Воистину, Сам Господь умудряет наши сердца через духоносных старцев, «ибо всякая плоть - как трава, и всякая слава человеческая – как цвет на траве: засохла трава, и цвет ее опал; но слово Господне пребывает вовек» (1 Петр. 1, 24-25).
Необходимо отметить, что не все, кто обращался к старцу за духовным советом, были искренне убеждены, что поступают правильно. Сказывалось маловерие, характерное для нашего времени, ибо нет, к сожалению, пророка в своем отечестве. Поэтому иногда у некоторых возникали колебания и сомнения. Впоследствии они рассказывали, как, идя к батюшке, не могли подавить в себе скептические настроения, буквально раздиравшие их сознание: «Зачем к нему идти, все равно он старый, ничего не слышит, ничего не говорит. Да и что он может рассказать мне о том, что делать, если я и сам разобраться толком не могу?» Они со стыдом вспоминали, как усиливались их сомнения после того, как, придя в келью и взяв старческое благословение, долго и подробно рассказывали о своих нестроениях, не слыша в ответ ни слова: батюшка какое-то время хранил молчание, чем еще более смущал их. Тогда, по наущению врага рода человеческого, они начинали задаваться вопросом, зачем, собственно, пришли. Когда внутренний ропот достигал особого накала, батюшка, как бы отвечая на невысказанные недоумения, прерывал молчание и произносил буквально одну-две емкие по содержанию фразы, из которых явствовало, что все это время в нем происходила глубокая внутренняя работа. Для него не остались сокрытыми сомнения собеседника, его немощи, а также пути их преодоления. Он удивительным образом постигал сокровенную сущность возникших недоумений, затрагивая чувствительные струны человеческих душ и, как рукой, снимал уныние и скорбь. Внезапно приходило облегчение, печаль сама собой претворялась в радость... Окрыленные, возвращались люди из его кельи, не чувствуя прежней тяжести, познав любовь истинную, христианскую, «не словом или языком, но духом и истиной» (1 Ин.3, 18).
Один из выпускников Почаевской семинарии вспоминал случай, когда батюшка, вняв его настоятельной просьбе, благословил ехать с ним на Кавказ, чтобы сопроводить направляемые для пустынножителей грузы. Будучи законопослушным студентом, перед поездкой он подошел за благословением к ректору и классному руководителю. Однако классный руководитель заявил, что нужно заниматься, а не разъезжать, ибо, чтобы стать священником, надо многое знать и много уметь. Студент в растерянности пришел к старцу и рассказал ему о возникшем препятствии. Помолясь, отец Феодосий сказал: “Ничего, ничего, езжай”. Семинарист, раздираемый противоречивыми помыслами, не без колебаний решился отправиться в путь, однако душевный мир его был все же нарушен: он постоянно переживал, не будет ли в семинарии неприятностей, вызванных его своеволием. Молитвами старца конфликт был разрешен: вернувшись, студент явил смирение, попросив прощение за преслушание, и преподаватель в духе христианской любви простил его. Аналогичная история произошла с монахиней, которая, не получив благословение игумении, все-таки уехала на Кавказ и молитвами батюшки была оправдана. Обе ситуации поучительны. Известно много случаев из духовной практики прозорливых старцев, когда в одной и той же ситуации порой давались внешне взаимоисключающие благословения. Вспомним житие преподобного Варлаама Хутынского, спасшего от утопления грешника, но позволившего в сходной внешне ситуации совершить казнь над человеком благочестивым. В первом случае грешнику нужно было время на покаяние, а во втором – венец мученика должен был покрыть некоторые прегрешения благочестивого человека, следовательно, все предпринималось для спасения их безсмертных душ. Думается, что и в описанных случаях непостижимым Промыслом Божиим, были указаны спасительные как для семинариста, так и для монахини пути, иначе старец, на протяжении всей своей жизни являвший пример послушания, никогда не благословил бы чадам поступать вопреки запрету Священноначалия. Благодать старческой молитвы, результаты воздействия которой не замедлили сказаться впоследствии, помогла студенту наладить сложные ранее отношения с преподавателем, которые заметно улучшились после поездки, а монахине – обрести душевный мир и управить путь ко спасению.
Его дар был велик и светел, однако, избегая празднословия, старец самым решительным образом пресекал праздное любопытство, если духом видел, что кто-то задавал вопросы, не относящиеся к спасению души. Тогда он резко и нарочито грубо говорил: «А зачем оно тебе надо?» Посетители пытались оправдаться, говоря: «Да батюшка, ну вот так». «Раз вот так, значит оно тебе не надо», – отвечал старец, замыкаясь в себе и ничего не говоря более. Был случай, когда некий послушник, являвшийся чадом старца, раздираемый праздным любопытством, задал батюшке вопрос о замурованных подземных ходах и потайных подземельях под Лаврой. Старец был краток: «Ты бы лучше о покаянии думал, а не о подземельях».
Один из почаевских иноков рассказывал: еще будучи в миру, работая на хорошей работе, он собирался повенчаться с девушкой из верующей семьи, затем передумал: по обоюдному согласию молодые люди решили посвятить жизнь Богу, уйдя в монастыри. Однако приехав в Лавру на послушание, он усомнился в правильности решения. Молясь во время службы в укромном уголке, он внезапно почувствовал растущий в душе ропот и неотвязную мысль о том, что поступил неправильно. Размыслив, что вполне можно было создать христианскую семью и спасаться в миру, он почти решил возвратиться к мирской жизни. В тот момент, когда решение начало укореняться в сознании, к нему подошел отец Феодосий, взял за руку и с отеческой любовью произнес: “Никуда не уходи. Оставайся здесь и выбрось из головы свои помыслы, они - от врага”.
Другой брат вспоминал, как во время службы он молился в алтаре Успенского Собора и уже перед окончанием литургии, стоя у стола с запивкой, очень захотел ее употребить, но испытывал неудобство. Рядом с ним стоял отец Феодосий, который посмотрел на него, улыбнулся и ободряюще сказал: “Ну пойди же, выпей это вино.” Брат был несказанно удивлен, так как старец ответил на донимающие его помыслы. Эти и многие другие случаи показывают, что пред старцем были открыты сердечные желания и помыслы, и он с отеческой любовью, ненавязчиво, в нужный момент мог остановить человека от неправильного поступка, ободрить или утешить его. Дорожа каждым произнесенным словом, он тщательно выверял сказанное, никогда не произнося лишнего. К примеру, однажды его спросили: «Батюшка, а зилоты - это хорошо или плохо?» «И хорошо, и плохо», – кратко ответил старец. Здесь, очевидно, необходимы некоторые пояснения. Зилоты или ревнители, как они себя называют, – представители одного из религиозных направлений на Афоне, под управлением которых находится монастырь Есфигмен. Они решительно выступают против экуменизма, модернизма и других отличительных примет апостасии, разлагающей современную церковь, не признают над собой власть Вселенского Патриарха вследствие его связи и сослужения с папой Римским, на почве своеобразно понимаемой ими ревности о Господе подвергают опустошительной критике всю Православную Церковь и Ее иерархов. Старец Феодосий, как всегда, кратко и исчерпывающе ответил на заданный вопрос и в дальнейшем отказался от комментариев. Ибо что толку распалять себя страстями? Высокая ревность о Господе, характерная для зилотов, это, разумеется, хорошо, но то, что они отделяют себя от Церкви и Ее судеб, очень плохо, т. к. низводит это течение до уровня секты.
Заслуживает внимания отношение отца Феодосия к убиенному царю Николаю II, в святости которого не было и тени сомнения. Он предупреждал, что прославление страстотерпца произойдет уже в последние времена, а об убийцах Императора он говорил так: «Это страшные люди, очень страшные!» В качестве библейского примера приводил события из древней истории: царя и пророка Давида, сына его Авессалома, царя Саула, наполняющие особым смыслом богодухновенные слова: «Рука нечестивого да не коснется помазанника Божия…» Последние времена, по его словам, – эпоха торжества безбожников, поэтому они, чтобы приручить новое поколение, даже детей приучают к виду бесов, продавая для них «игрушечных» драконов, инопланетян, гномов и прочей нечисти.
Когда отчаявшиеся в возможности найти утешение каким-либо иным образом люди приходили к нему, отец Феодосий не всем уделял равное внимание, руководствуясь непостижимыми для окружающих, одному ему и Богу ведомыми критериями. К одним он выходил, не ожидая просьб и напоминаний, к другим нет. Очевидно, духом ему открывалось, когда преподанное им врачевство будет полезным, а когда нет. Часто старец категорично говорил келейнику: «Скажи этим людям, что я к ним не выйду, скажи, что не могу выйти, или что-то другое, я к ним выходить не буду». К некоторым же, напротив, выходил без малейших просьб, упреждая их, беседовал много и сердечно. Ближайшим чадам запомнился впечатляющий случай, когда к старцу издалека пришел некий молодой человек, со слезами просивший встречи с ним. Отец Феодосий, по смирению избегавший духовничества, выходил к пришедшим лишь в том случае, если его слова, поучения и назидания были действительно абсолютно необходимыми, поскольку не оставалось возможности помочь людям каким-либо иным путем, и встретиться с ним можно было далеко не всегда. Однако на этот раз старец вышел незамедлительно. Парень в глубочайшем волнении стал судорожно доставать из кармана фотографию и несвязно говорить о пропавшем в Чечне брате. Отец Феодосий, не слушая сбивчивую речь пришедшего, упреждая рассказ о беде, приведшей к нему, тот час же подал ему утешение, с теплотой в голосе, проникновенно сказав: «Не скорби, брат твой попал в Царствие Небесное, он как мученик. Радуйся, что имел такого брата!» Как выяснилось впоследствии, старец не ошибся: брат молодого человека, находясь в зоне боевых действий, попал в плен к озверевшим от пролитой крови чеченцам и, как истинный воин Христов, принял мученическую кончину, не отрекшись от Православия, не предав свою святую веру и Отечество.
Нередко по молитвам ему открывались и грядущие события. Многое он предвидел в судьбах духовных чад, предостерегая их от возможных опасностей, неприятностей и нестроений и приуготовляя к судьбоносным переменам, которые требовали напряжения духовных сил. Когда они поступали в соответствии с полученным благословением, проблемы разрешались легко и быстро, в случае ослушания – разрастались, как лавина, становясь неуправляемыми. И хотя отец Феодосий скрывал перед людьми свое молитвенное предстательство за болящих, его труды приносили очевидные результаты. Исцеления происходили через пищу, которую он благословлял, помазание освященным елеем, от воды из целебных источников, а также во время вычиток.
Бывали случаи, когда старец духом прозревал близость кончины страждущих и по любви испрашивал у Господа облегчения их страданий. К примеру, некая монахиня поведала историю, происшедшую с ее сестрой буквально у нее на глазах. «Когда сестра приболела, вначале ничто не предвещало беды. Правда, уже тогда монахине приснился отец Ахила, пришедший к сестре как врач. Сну вначале не придали особого значения. Когда же внезапно больной стало совсем плохо, мы обратились к батюшке. Он быстро взял епитрахиль и все необходимое. Старец буквально бежал темной ночью причащать болящую. По всей вероятности, он чувствовал ее скорый отход. Исполнив все положенное, схимник удалился, а женщина через пару часов предала дух свой Господу». Еще раз подчеркнем: причастил старец болящую поздним вечером, не откладывая на завтра, очевидным образом зная, что до утра ей не дотянуть. Вспомним воистину вещий сон, приснившийся монахине, в котором старец явился болящей как врач. После ее кончины стало совершенно очевидным то, что врачом он явился в духовном смысле, и не для земной жизни, а для того, чтобы, уврачевав духовные недуги, подготовить ее к переходу в жизнь вечную, нескончаемую. Как непостижим для нас Промысл Божий, всегда направляющий все ко благу!
Духовные болезни старец исцелял духовным оружием: смирением и неотступной сердечной молитвой, следуя словам Апостола: «Злостраждет ли кто из вас, пусть молится. Весел ли кто, пусть поет псалмы. Болен ли кто из вас, пусть призовет пресвитеров Церкви, и пусть помолятся над ним, помазав его елеем во имя Господне. И молитва веры исцелит болящего, и восставит его Господь; и если он соделал грехи, простятся ему» (1 Петр.5,13-15).
Несмотря на добросердечный нрав, он мог строго отчитать человека лукавого, двоедушного, нерадивого, невзирая на его состояние, социальное положение, возраст. Заслуживает внимания еще один случай из повседневной жизни старца. Однажды на вычитке к нему для елеопомазания подошла женщина. Старец строго остановил ее: «Ты зачем сюда пришла, чего ты хочешь?» Женщина смущенно отвечала: «Ну, как же, батюшка, я хочу принять елеопомазание!». «Твоего имени в записках нет! – отвечал схимник, проявляя духовную зоркость. – Я не молился о тебе, отойди!» Интересен еще один случай. Когда отец Феодосий стоял у Чудотворной иконы, к нему подошла женщина и начала говорить: «Батюшка, Вы меня помните? Я помогала Вам, делала для Вас и то, и другое». Батюшка, ничего не отвечая, отстранил ее от иконы, чтобы она не мешала другим людям прикладываться, однако не унималась: «Батюшка, Вы должны помнить меня и молиться». Отец Ахила продолжал молчать, и тогда женщина в третий раз повторила набившее оскомину: «Батюшка, Вы должны молиться...» Старец прервал молчание, ответив кратко и выразительно: «Молюсь, чтобы Господь изгладил тебя из моей памяти». Получив такую отповедь, женщина больше к нему не обращалась.
Как-то пришла некая женщина, слезно прося позвать батюшку. Она была такая добродушная и открытая, что располагала к доверию. «Ну, я же ей все сказал»,- ворчливо ответил старец, не выявляя в голосе и тени недовольства. Затем, помолясь, согласился побеседовать с ней еще раз: «Ладно, я сейчас выйду к ней». После того, как беседа состоялась, зайдя в келью, старец задумчиво сказал: «Все равно, во второй раз пришла. Я ей все объяснил, но она не сделает так, как я ей сказал, по-своему поступит. Зачем ко мне ходить?»
Разумеется, всего и не перечислишь. Да в этом и нет необходимости, ибо описанные явления можно однозначно назвать чудесными проявлениями неиссякаемой Божественной милости и благодати, столь обильно подаваемыми нам, грешным и беззаконным, через духоносных старцев. А истинным чудом из чудес можно назвать воплощенную Божию любовь. Схиархимандрит Феодосий умел духовно, по-старчески, видеть происходящие в мире события, не выходя за пределы собственной кельи. Взор его простирался вглубь и вширь, прозирая прошлое, настоящее и будущее. Поэтому и ответы его были глубоки и емки, чего бы они ни касались. Еще много лет назад старец предвидел пагубные последствия научно-технического прогресса, экологические катастрофы, всеобщую глобализацию, введение идентификационных кодов, и предостерегал своих чад от искушений века нынешнего. Он, как и афонские старцы, был категорически против ИНН, пластиковых карточек, паспортов с микрочипами и предупреждал о грядущей опасности задолго до их повсеместного введения. Даже по блаженной кончине он продолжал вразумлять своих чад. Когда среди монастырской братии возникли споры по этому поводу, двоим монахам, считавшим, что можно получать и карточки, и коды, во сне явился старец в схиме и сказал: «Ничего ты не понимаешь! Нельзя принимать коды ни в коем случае». Его откровения о последних временах заслуживают самого пристально внимания, поэтому мы посвятим им следующий раздел.
Глава 10
”Спасайтесь от рода сего прелюбодейного” (Деян. 2, 40).
Эсхатология старца. Откровения о последних временах.
Близится день Господень.
Судный великий день.
Холод и мрак преисподней,
Смерти кровавая сень…
Луна не дает света,
Солнце устало греть,
Неисчислимы беды,
Крылья простерла смерть…
И отверзаются бездны,
Род восстает на род.
Но слышится Глас Небесный:
Сын Человечий грядет.
Несомненна сила Божественной десницы, распростершейся над людьми, населяющими постсоветское пространство, которым выпало жить в непростой, противоречивый период истории, характеризующийся предсказанными в раннехристианские времена признаками апостасии, массового отступления от веры и возвращения к идолопоклонству. В это апокалипсическое время в сознании человечества произошла ревизия высших ценностей, духовно-нравственных принципов и общечеловеческих идеалов, а христианское мировоззрение, основанное на живой вере, подменилось культом насилия, денег и власти, что было предсказано, как и величайшие искушения века нынешнего, соблазнившие не только маловеров, но и многих благочестивых людей, хранящих преданность Богу: “Восстанут лжехристы и лжепророки, чтобы прельстить, если возможно, и избранных” (Мф.24,24). Еще 2 тысячи лет назад святой апостол Павел указывал на признаки и масштабы апостасии, пророчески отмечая: “Когда будут говорить: мир и безопасность, тогда внезапно постигнет их пагуба” (1 Фессал. 5,3). О мире и безопасности (увы!) говорят повсеместно. Кроме того, модной стала ориентация на евроинтеграцию и глобализм. И уже совсем в духе времени среди молодежи целенаправленно сформировалось «умение жить», стремление «делать деньги любой ценой», порой напрочь избавившись «от такой химеры, как совесть».
Необратимые изменения в общественном сознании старец Феодосий предвидел задолго до того, как они проявились во всей своей отвратительности. Не пользуясь телевизором, не слушая радио и не читая газет, он прекрасно ориентировался в специфике современной жизни, давая ей нелицеприятную оценку и предостерегая духовных чад от тлетворного духа времени. Он призывал неколебимо стоять в Православии, хранить истинную веру, не давая увлечь себя на погибельные стези новомодным проповедникам: «Се ныне время благоприятно, се ныне день спасения: ни едино ни в чем же дающее претыкание, да служение безпорочно будет (2 Кор.6,1 - 5).
Жизнь старца, доступная для всех, как открытая книга, была убедительным свидетельством истинности Православия и благодати, пребывающей в лоне истинной Церкви. Следуя духу святоотеческого Предания, он отрицательно относился к экуменизму, считая, что идея объединения церквей пагубна по своей сути, ибо подготавливает человечество к установлению церкви антихриста. Экуменизм он относил к прямому богоборчеству и видел в нем один из признаков грядущего конца времен. Видя повсеместное отступление от Вселенского Православия и духом чувствуя, что апостасия зашла слишком далеко, старец отмечал, что скоро грядут перемены, ждать которых осталось недолго. Перемены эти, пагубные для судеб Православия, полагал он, законодательно закрепит восьмой вселенский собор, который, по его мнению, станет началом конца. Отец Феодосий подчеркивал, что это будет «разбойничий» собор, на котором получат широкое развитие и окончательно утвердятся нечестие и беззаконие, а Православие будет попрано и усмирено. Голоса истинно православных людей на этом «совете нечестивых» не смогут пробиться сквозь засилие еретических суждений, и еретики, новостильники почувствуют силу и ополчатся на верных. Русская Православная Церковь должна противостоять всему, что противоречит предыдущим семи Вселенским Соборам, являя сугубую бдительность по отношению к нарушениям Апостольских правил.
Уместно в этой связи привести завещание Святейшего Патриарха Пимена чадам Русской Православной Церкви. Как известно, вместе с Патриаршьим жезлом Патриарху вручается и завет его предшественников, и заветы, хранящиеся Церковью уже на протяжении тысячелетия. Вот какой завет был дан милостью Божией Святейшим Патриархом Пименом. Патриаршье завещание гласит:
ПЕРВОЕ. Русская Православная Церковь неукоснительно должна сохранять старый стиль – Юлианский календарь, по которому преемственно молилась в течение тысячелетия Русская Церковь.
ВТОРОЕ. Россия, как зеницу ока, призвана хранить во всей чистоте Святое Православие, завещанное нам святыми нашими предками.
ТРЕТЬЕ. Сохранить церковно-славянский язык – святой язык молитвенного обращения к Богу.
ЧЕТВЕРТОЕ. Церковь зиждется на семи столпах семи Вселенских Соборах. Грядущий VIII Собор страшит многих… Да не смущаемся этим, а только спокойно веруем в Бога. Ибо если будет в нем что-либо несогласное с семью предшествующими Вселенскими Соборами, мы вправе его постановления не принять.
Необходимо отметить, что предсказания старца полностью соответствовали святоотеческому духу и Вселенскому Православию. О скором наступлении скорбных времен предупреждали раннехристианские подвижники, насельники святой горы Афон, оптинские старцы, особенно преподобный Нектарий Оптинский, преподобный Кукша Одесский, преподобный Лаврентий Черниговский и практически все известные почаевские старцы. Неоднократно просвещал по этому вопросу своих чад и старец Феодосий. Предсказания, облеченные в доходчивую, порой незатейливую форму, он воплощал в духе известных апостольских истин, призывая по мере сил противостоять вселенскому злу, о наступлении которого сказано в Писании: «Братие, возмогайте о Господе, и в державе крепости Его: облецытеся во всеоружие Божие, яко возмощи вам стати противу козней диавольских» (Еф.6,10-13). Он неоднократно обращал внимание близких по духу людей на то, что последние времена фактически они уже настали, и реальность, в которой мы живем, знаменует собой предвестие грядущей кончины мира. Горестное ощущение неотвратимой близости конца, предчувствие тотального разложения общества делало его эсхатологию глубже и нагляднее. Он самоотверженно сеял семена Божией правды, спеша предостеречь всех от гибели. Благословляя одного послушника на монашество и укрепляя в решимости следовать путем крестоношения, он, в частности, сказал: «Знаешь, уже недолго осталось нам всем, так что принимай монашество, потому что умирать лучше монахом».
С мирянами же схиархимандрит Феодосий, за редким исключением, не говорил столь откровенно, возможно, оберегая их от горькой правды, которую не все могут понести. Как правило, в ответ на просьбу указать место, где лучше и безопасней спасаться в последнее время, он отвечал неоднозначно, подчеркивая, что можно угождать Господу и в миру, имея сокрушенное сердце и смиренномудрие, ибо на всяком месте владычество Его. С каждым человеком старец говорил по-разному, учитывая его неповторимую индивидуальность. Чтобы убедить чад, он приводил порой взаимоисключающие, как казалось на первый взгляд, аргументы, однако именно они всегда оказывались наиболее действенными. К примеру, в ответ на вопрос о том, как спасаться в современном мире, некоторым людям советовал без промедления переселиться ближе к Почаеву, обустроиться рядом с Лаврой: «Уезжайте оттуда, там все сгорит, лучше купить домик возле Почаева».
Поступать таким же образом благословляли многие известные старцы, и, в частности, преподобный Кукша Одесский, говоривший: «Настанет время, когда начнется война, и все будет гореть, но на три километра от Лавры все сохранится». Предвидя, что жизнь настанет тяжелая, он советовал приобретать дома в непосредственной близости от обители, чтобы иметь возможность держаться хотя бы за лаврскую ограду, или же, в случае невозможности поступить подобным образом, уходить в уединенные места, отдаленные от населенных пунктов. Старец Феодосий придерживался такого же мнения, однако не всем, просившим благословить переезд в Почаев, благословлял поступать подобным образом: «Терпеть надо везде, оставайтесь там, где живете, и терпите». Отдельным людям, в которых угадывались стойкость и непоступность истинных воинов Христовых, отец Феодосий советовал уезжать в горы, где с Божией помощью они могли укрепиться в подвиге исповедничества. Других же, наоборот, отговаривал, невзирая на просьбы, духом ощущая, что подвиг им не под силу. Его советы исходили преимущественно из Евангельских откровений. «Когда увидите мерзость запустения, - читаем в Евангелии, - тогда находящиеся в Иудее да бегут в горы; и кто на кровле, да не сходит взять что-нибудь из дома своего; и кто на поле, да не обращается назад взять одежды свои» (Мф.24,15-18).
В последнее время, видя растущую бездуховность эпохи, старцу часто задавали вопрос: «Можно ли спастись в сложившейся ситуации и что необходимо для этого делать?» Отец Феодосий, не теряя бодрости духа, едва взглянув на собеседника, тот час же отвечал: «Или в горы, или терпеть, если нет сил в горы, тогда терпи». Монашествующим старец однозначно советовал уходить при антихристе подальше от цивилизации, в труднодоступные участки Кавказских гор, где он сам жил на протяжении ряда лет. Там, подчеркивал батюшка, можно жить, храня Бога в сердце и выполняя Его заветы, избежав принятия печати антихриста. Эту истину он опытно постиг много лет назад, пребывая в горах после закрытия Киево-Печерской Лавры. Спустя годы, в Почаевской Лавре, он тосковал по горам, навсегда оставив там свое сердце. Порой казалось, что, живя плотию в Лавре, он продолжал находиться духом в местах своего добровольного уединения. Советы же, которые он давал приходящим к нему на откровение помыслов, как уже отмечалось выше, всегда были сугубо индивидуальными: никогда старец не говорил различным людям одно и то же.
Следует отметить, что отец Феодосий заблаговременно предсказал появление и повсеместное внедрение системы идентификационных номеров или кодирования.
Общеизвестно, что в странах Запада массовое присвоение каждому человеку индивидуального кода и вживления микрочипов привело к тому, что люди стали управляемыми, и у власти появилась возможность манипулировать их сознанием. Разумеется, на обширных территориях постсоветского пространства менталитет другой. Поэтому в начале девяностых годов повсеместное присвоение номеров, карточек, идентификационных кодов, как это делается сейчас, казалось чем-то далеким и малореальным. Однако старец уже тогда, видя опасность кодификации, восставал против нее, подчеркивая, что при помощи присвоения кодов в государственном масштабе может эффективно осуществиться подготовка к принятию печати антихриста. Он предсказывал, что совершится кодификация в массовом порядке, и большинство людей, не задумываясь, примет ИНН, лишившись тем самым данного Господом драгоценного дара свободы. «Вот ты знаешь, сейчас последние времена, микрочип – это и есть та самая печать антихриста, которую предсказывал Иоанн Богослов». По его словам, не нужно было иметь особой проницательности, чтобы понять: наступают предсказанные в Священном Писании «скорбные времена», предвестием которых являются братоубийственные войны и растущие повсеместно ненависть и вражда. Массовое присвоение идентификационных номеров, широкомасштабность этой акции, недопустимость компромиссов в виде альтернативных способов уплаты налога представлялись ему подозрительными. По его убеждению, опасность состояла, прежде всего, в возможности на общегосударственном уровне осуществлять целенаправленную подготовку к принятию печати и приучению сознания людей к мысли о неизбежности и абсолютной безобидности этого действия. Отец Феодосий, умудренный духом, видел отдаленные перспективы явления, говоря, что вначале человек добровольно согласится принять код, затем карточку, а после карточки ему психологически нетрудно будет принять и печать. Своими предостережениями он обращал людей к вечным Евангельским истинам: «Итак, бодрствуйте, ибо не знаете ни дня, ни часа, в который придет Сын Человеческий» (Мф.25,13).
Поскольку многие христиане считают подобное суждение старца об ИНН крайностью, а некоторые – вопросом, не имеющим никакого отношения к духовности, приведем мнение Священного Кинота Святой Горы Афон, которого придерживаются все афонские старцы, и каждый волен сделать самостоятельный осознанный выбор, не являющийся ни сектантством, ни церковным расколом. Так, на рубеже тысячелетий в Карее (центре всех афонских монастырей) в Священном Киноте был принят к разсмотрению «проклятый вопрос» апокалипсического настоящего – об электронных паспортах для граждан Греции. Афон наотрез отказался от них. По примеру Святой Горы по-византийски настроенная Эллада безкомпромиссно и твердо заявила протест акту насильственной глобализации, и выдача электронных паспортов в Греции прекратилась, несмотря на ее вступление в Евросоюз.
Предсказанные наперед события, очевидцами которых мы стали, – несомненное свидетельство прозорливости старца. При распаде СССР на отдельные государства, неизбежность которого отец Феодосий также предсказывал, он предупреждал, что в условиях возникшей вседозволенности будут попраны моральные устои некогда монолитного общества и каждый начнет обогащаться, не брезгуя никакими средствами: «Дело теперь может дойти до полной анархии». Когда в Украине начинался развал экономики, старец предвидел в дальнейшем еще большие потрясения. Он был немногословен, и советы сводил к тому, чтобы утвердить вверенных ему Господом людей в твердом стоянии в Православии. Ближайшим чадам из числа монашествующих и некоторым мирянам он благословлял читать жития мучеников, укрепляясь на их примерах, таким образом косвенно подтверждая неизбежность тяжелых испытаний: стремительного повышения цен, голода, разрухи, и, как возможного следствия апостасии, разрушительной войны. Старец говорил, что война начнется с Китая и длиться продолжительное время не будет. Никогда не было в его высказываниях безысходности и уныния, ибо все, что назначено Господом, совершается во благо. Когда правительство теперь уже независимой Украины, изменив прежний политический курс, объявило о переговорах по поводу вступления в Северо-Атлантический блок, старец высказал свое мнение келейно, отметив, что позиция это ошибочная, не соответствующая реальным интересам государства, и ничего хорошего из этого не получится. «Какая беда страшная, - говорил он, - не дай Бог, чтобы Украина вошла в НАТО. Если это произойдет, то повлечет за собой великие бедствия». Что за бедствия открывались духовному взору отца Феодосия, ведает лишь один Бог. Сам же старец предпочитал хранить молчание, никогда не уточняя своих слов. Впрочем, любому вдумчивому человеку было ясно и без пояснений то, что давно было предсказано пророками. «Увы, народ грешный, народ, обремененный беззакониями, племя злодеев, сыны погибельные!» (Ис.1,5) Насколько же актуально звучат слова старца в наше время!
Иногда отца Феодосия спрашивали о событиях, происходивших где-либо в отдаленном уголке мира, и он, как правило, проявлял удивительную осведомленность. Чадам его порой казалось, что он знал абсолютно все, несмотря на то, что, не пользуясь средствами массовой информации, он не так часто, да и то только по послушанию покидал келью: такие глубокие взаимосвязи открывались его духовному зрению. Очевидно, обладая даром рассуждения, старец умел черпать информацию из Первоисточника, непосредственно от Господа.
В качестве примера можно привести следующий факт. Однажды отцу Феодосию принесли книгу популярного в наше время подвижника Паисия Афонского, известного нашему читателю благодаря неустанной проповеди любви, составляющей основной пафос его творчества.
Батюшка, взяв в руки принесенную книгу, одобрительно покивал головой и с мягкой улыбкой сказал: «А я его знаю». Очевидцы беседы терялись в догадках, откуда старец, за всю свою долгую жизнь так и не сподобившийся побывать на Афоне, мог знать афонского подвижника. Заметив недоумение на лицах слушающих его людей, отец Феодосий стал с большой любовью пересказывать подробности из жизни Паисия Афонского, о котором услышал впервые буквально несколько минут назад. Когда кто-то из слушателей заметил, что отец Паисий так же, как и он, решительно выступает против кодов, отец Феодосий ободрился. «Правильно делает,- заметил он, - против этого нужно выступать».
Удивительный факт: имея лишь начальное образование, он превосходно знал назначение таких технических средств как компьютер, мобильный телефон, телевизор, которыми, к слову сказать, никогда не пользовался. Когда кто-либо пытался испросить его благословение на просмотр телевизора, старец, не вдаваясь в подробности, отвечал коротко, но абсолютно твердо: «Нельзя его смотреть!» Порой доходило до курьезов. Так, однажды на вычитку к старцу родители привели маленького мальчика, отличавшегося патологической болезненностью и чрезвычайной слабостью. Духом увидев подлинную причину его нездоровья, отец Феодосий тот час же задал ему вопрос, словно поставив диагноз: «А дома у тебя есть телевизор?» Ребенок по простоте душевной, расположившись к общению с добрым дедушкой, с готовностью ответил: «Конечно, есть, цветной, большой, такой красивый!» Каково же было изумление мальчика, когда старец в ответ на его детские откровения нахмурился и сказал: «А ты его палкой, палкой, чтобы ничего не осталось!».
Чрезвычайно своеобразно и убедительно он разъяснял людям, в чем состоит опасность компьютеров. Ни разу не пользовавшийся этим ящиком Пандоры, не знавший его технических характеристик, не вкусивший захватывающей прелести Интернета, старец тем не менее понимал и технически грамотно истолковывал пагубность этого всеобщего увлечения. В частности, он говорил: «Все компьютеры, какие бы они ни были, большие или маленькие, связаны между собой в одну сеть. И сеть эта организована для слежения за владельцем. Цель одна – полностью проследить за человеком, знать каждое его слово, каждое желание и действие».
Пытаясь пробудить в людях страх Божий и память смертную, всей душею чувствуя неминуемую близость грядущего конца, отец Феодосий пытался достучаться в сердца окружающих, призывая их к покаянию и постоянно напоминая: «Мы живем в последнее время». Желая спасения каждому, старец всеми силами пытался открыть духовные очи окружающих, показать им очевидные приметы последних времен, когда «солнце померкнет, и луна не даст света своего, и звезды спадут с неба, и силы небесные поколеблются» (Мф.24, 29). Предвестие грозных перемен, когда «соблазнятся многие, и друг друга будут предавать, и возненавидят друг друга; и многие лжепророки восстанут, и прельстят многих» (Мф.24,10-11), по мнению старца, буквально носилось в воздухе.
Ближайшим чадам хорошо запомнился случай, когда отец Феодосий очередной раз обратился к владыке Владимиру с прошением благословить его в поездку на Кавказ. Владыка, любивший старца и во всем доверявший ему, оказывал отцу Феодосию всяческое содействие в этой деятельности, хотя и волновался за его здоровье, которое с возрастом серьезно пошатнулось. Однако, не пытаясь отговаривать от задуманного, он лишь заботливо уточнил: «Батюшка, а когда же домой?» Отец Феодосий, как всегда, несколько мгновений помолчал, помолился, затем негромко, но отчетливо произнес: «Домой?! Очень скоро они все возьмут в свои руки, свой храм построят и нас всех отправят домой!» Постоянно читая святое Евангелие, он, общаясь с чадами, особый смысл вкладывал в известные апокалипсические слова: «От смоковницы возьмите подобие: когда ветви ее становятся мягкими, пускают листья, то знайте, что близко лето; так, когда вы увидите все сие, знайте, что близ, при дверях» (Мф.24,32-33). Грозные приметы последних времен старец предугадывал во всем, относясь, однако, к этому безстрастно, как и подобает глубоко православному человеку, желанное Отечество которого находится не на грешной земле, а в блаженных Небесных обителях. Исходя из того, что нынешнее временное пристанище в юдоли страданий недолговечно, он не привязывался к миру, не отягощался суетными земными попечениями, устремляя свой взгляд к высокому, строгому Небу. Именно так он учил поступать и своих ближайших чад. Из особенностей его мировосприятия проистекало и своеобразное, христианское по своей сути, отношение к властям.
«Всякая душа да будет покорна высшим властям, ибо нет власти не от Бога (Рим.13,1). Cтарец Феодосий никогда не осуждал власть, какой бы она ни была, непрестанно и последовательно следуя Евангельскому учению, что любая власть от Бога, даже если она попускается за грехи, являясь для нас губительной. «Ибо то угодно Богу, если кто, помышляя о Боге, переносит скорби, страдая несправедливо» (1 Петр.2,19).Однако, проявляя христианскую терпимость по отношению к ней в целом, как Богом данному попущению или испытанию, он никогда не мирился с богоборческими или откровенно сатанинскими тенденциями, повсеместно проявляемыми в связи с возникшей в последние времена вседозволенностью, однозначно давая им нелицеприятную духовную оценку. К светским властям он относился так, как предписывало Евангелие, являя смирение и незлобие, когда речь шла о тех, кто притеснял его лично. Но если власть требует от человека отступления от Бога или того, что противоречит заповедям Божиим и уставам Православной Церкви, то таким повелениям власти христианин не должен повиноваться. Точно так же следует поступать, если повеления идут вразрез с велениями нашей совести, потому что совесть – это голос Божий в душе человека (многие ветхозаветные праведники, веровавшие в Единого Бога, но еще не имеющие написанного закона, угодили Ему, следуя повелениям своей совести).
Когда первосвященники и фарисеи привели на свое неправедное судилище апостолов Петра и Иоанна и приказали им больше не проповедовать о Господе Иисусе Христе Воскресшем, то апостолы на это запрещение ответили: «…судите, справедливо ли пред Богом слушать вас больше, нежели Бога?» (Деян.4,19). Так же поступали и раннехристианские мученики. Во всем они были законопослушными гражданами и добросовестно исполняли свои обязанности в идолопоклоннической империи, подчиняясь власти. Но когда эта власть требовала отречения от Христа или хотя бы только принесения жертв идолам, они проявляли твердость в вере и непокорность власти и государственным законам, идущим против христианской веры.
Таким же образом поступали и наши русские святые. Когда в Золотой Орде хан потребовал от Александра Невского пройти между двух огней и поклониться солнцу, благочестивый князь смело отказался исполнить это требование. «Я – христианин, - твердо сказал он, - не подобает мне кланяться твари; кланяюсь Отцу, и Сыну, и Святому Духу – Богу Единому, в Троице славимому, создавшему небо и землю». Затем, поклонившись хану, добавил: «Тебе, царю, поклоняюсь, - Бог-бо почтил тебя царством; твари же не поклоняюсь, так как она создана ради человека».
Подобных примеров множество, и особенно впечатляющими являются для нас жития новомучеников и исповедников российских, совершавших подвиг стояния в вере не в Римской империи в древние времена, а в наше время, на нашей святой русской земле.
Естественно, от духовного взора отца Феодосия не были сокрыты ни ужас тоталитарной системы, ни чрезвычайная опасность так называемой демократии, переходящей в сатанинскую вседозволенность, грубо вторгающуюся в реальность и уродующую человеческие души. Позиция его по поводу так называемой полной свободы и тех, кто ее проповедует, всегда была однозначна, и он подчеркивал, что свободы хотят все, но очень немногие правильно понимают ее прежде всего как ответственность. Призывы современных «глашатаев свободы» к полной распущенности старец считал душевредными, потому что во всех их мудрованиях заключено желание сделать людей рабами греха, навязав им агрессию и безнравственность, свободу от совести и моральных обязательств, от семьи и брака, от какой бы то ни было ответственности. Старец так выражался о современном состоянии мира: «Мир сейчас болен», и в этих трех словах выражалась вся полнота истины. Боголюбивая душа отца Феодосия не принимала свободы в том ее восприятии, которое является нормой в утопающем в смертных грехах мире. Еще в далекие годы странничества ему раз и навсегда открылась истинная Свобода в самом высоком понимании этого слова, означающая светлую и радостную жизнь по заповедям Божиим, и сладостное соединение с Господом. Он принимал и исповедовал свободу только во Христе, означавшую освобождение человека от греха, преображение его, но абсолютно не одобрял возможность поступать как заблагорассудится, не считаясь с моральными устоями. Подобное обольщение он называл призраком истинной свободы, рожденным в недрах преисподней на погибель рода человеческого. Живя вне современной системы власти, но не восставая против нее и принимая как неизбежное зло, он отрешался от безбожного мира, не признавая его лукавых хитросплетений и ограждая себя от участия в них. Он был противником ограничения права людей на свободу совести, массового присвоения ИНН и прочих попыток закабаления человека теми, кто обещал обманутому народу «свободу, будучи сами рабы тления; ибо кто кем побежден, тот тому и раб» (2 Петр.2, 19)., однако говорил об этом лишь тогда, когда его спрашивали, строго придерживаясь монашеского правила ни во что не вмешиваться и сосредотачивать свои силы на молитве за мир.
Cтарец никогда не вмешивался в политику. Он не стремился, к примеру, разжигать страсти вокруг чрезвычайно болезненного вопроса о разрыве между Россией и Украиной. На начальном этапе отделения Украины от России, когда на Украине поднималась волна национализма, старец сокрушался: «Сколько же бесов вошло в этих людей, они ведь ничего не понимают, а сколько зла натворят!». Провидя это и жалея обманутых людей, он молился за них, веря, что разделение, возникшее ради удовлетворения сиюминутных интересов определенных политических группировок, временное, и настанет час, когда здравый смысл возобладает над искусственно раздуваемыми национальными амбициями. Он старался не касаться политики и учил этому чад, обращая их взоры внутрь, в глубины собственных душ, призывая к покаянию. Иногда, правда, позволял себе вкратце коснуться болевых точек современной ему действительности, в частности, сдержанно замечал, что вхождение Украины в НАТО повлечет многочисленные беды, предвидя, как уже отмечалось выше, разрушительные последствия этого политического шага, не соответствующего коренным интересам исконно православной страны. Взирая на царившие в мире и неуклонно умножающиеся беззакония, старец был тверд в принципе никого не осуждать и лишь усиливал молитву за грешный род человеческий. Когда же чаша беззаконий переполнялась, он, скорбно опуская взор долу, с огорчением говорил: «Беда, беда. Одна беда». Его немногословность, стремление избежать критических суждений и вообще каких-либо оценок жизни, которую он никогда не принимал и не благословлял, вполне соответствовала духу Писания, отмечавшего, что «Бог Ангелов согрешивших не пощадил», как не пощадил первого мира, наведя на него потоп и сохранив лишь благочестивого Ноя; «города Содомские и Гоморрские, осудив на истребление, превратил в пепел», спася от погибели праведного Лота, следовательно, «знает Господь, как избавлять благочестивых от искушения, а беззаконников соблюдать ко дню суда, для наказания, а наипаче тех, которые идут вслед скверных похотей плоти, презирают начальства, дерзки, своевольны и не страшатся злословить высших, тогда как и Ангелы, превосходя их крепостью и силой, не произносят на них пред Господом укоризненного суда» (2 Петр.4-11). Когда у старца спрашивали, как можно жить в этом развращенном и безбожном мире, сохраняя в себе образ и подобие Божие, он отвечал кратко, но содержательно: «Ной жил в допотопном развращенном обществе, но никого не осуждал, и Бог спас его и его семью, а Лот жил в злобном городе, но добродетели его избавили и извели от последней скорби. Поступайте и вы таким же образом, и Господь вам поможет».
На вопрос одного из учеников, сетующего на современную жизнь и на те беззакония, которые происходят вокруг, что же делать в данной ситуации, батюшка ответил: «Мужайся и ничего не бойся, ведь с нами – Бог. Оставайся всегда с Богом, и Бог будет с тобой». Так старец укреплял и умудрял окружающих перед лицом грядущих испытаний.
В этой связи целесообразной будет такая параллель. Подобным образом вел себя Паисий Святогорец, близкий отцу Феодосию по духу. Старец Паисий убеждал всех чтить и любить отечество, сознательно действовать ради общего блага и не увлекаться общим духом равнодушия, нивелирования общечеловеческих ценностей, приспособленчества и злоупотреблений. Прежде всего, он помогал Отечеству молитвенно. Из его высказываний следует, что монахом он стал для того, чтобы молиться «о мире мира». Он первым подавал пример такой молитвы и побуждал к ней других: «Давайте будем молиться, чтобы Бог просвещал тех, кто занимает в государстве ответственные должности, потому что такие люди смогут сделать много добра». Когда в греко-турецких отношениях возникло напряжение, старец Паисий стал предлагать: «Собралось много туч. Если сможем, давайте разгоним их молитвой».
Спасения народа старец ждал не от людей, но от Бога. Он говорил: «Если бы Бог оставил судьбу нашего народа в руках политиков, то мы бы погибли. Но Он дает им не всю власть, а лишь до какого-то предела, чтобы стало явным расположение каждого». О политиках, которые делали зло народу, старец говорил: «Со спокойной совестью я прошу Бога дать этим людям покаяние и забрать их в иную жизнь, чтобы они не успели сделать большего зла и чтобы Он восстановил Маккавеев». В периоды политической нестабильностистарец очень страдал и молился. Так, однажды он явился во сне одному священнику и строго сказал ему: «Батюшка, что ты спишь? Вставай и молись, - Отечество в опасности». Старец Паисий верил, что один монах, который по-настоящему молится, может помочь целому народу. «Кого-то Бог делает монахом для того, чтобы помочь семье, кого-то – чтобы помочь целому народу. Святая гора Афон может дать нашему народу многое. Она вновь может создать Византию, от которой произошло».
Как видим, взгляды старцев на политику в целом совпадали. Отец Феодосий, как и отец Паисий, чутко улавливал всевозможные скрытые взаимосвязи, глубоко прозирал не просто по внешним признакам, но по внутреннему духовному содержанию сущность людей, представляющих те или иные властные структуры. Различая духов злобы, видя их истинное лицо, скрываемое за маской лжи, понимая, чью волю они исполняют, он твердо знал: Господь неизбежно покарает виновных, ибо «лучше бы им не познать путь правды, нежели, познав, возвратиться назад от преданной им святой заповеди»(2 Петр.2,21), однако свершиться над ними, дабы пресечь беззакония и заградить уста нечестивым, должен Суд Божий, а не человеческий.
Старец весьма нелицеприятно относился к сильным мира сего, никогда не скрывая в угоду подобострастию своих убеждений. Да иначе и быть не могло, «ибо какое отношение света к тьме?» Не всегда имея возможности говорить прямо, он использовал образный язык библейских иносказаний, обильно украшенный многочисленными притчами. Так, обличая повальное увлечение людей инославием, он отмечал, что, подобно тому, как в Библии запрещено было народу Божьему смешиваться с язычниками, так и теперь самая большая опасность для православных заключается именно в смешении, добровольном принятии языческих обычаев, инородных обрядов. Он следовал в этом вопросе словам святого апостола Павла: «Язычники, принося жертвы, приносят бесам, а не Богу. Но я не хочу, чтобы вы были в общении с бесами. Не можете пить чашу Господню и чашу бесовскую; не можете быть участниками в трапезе Господней и трапезе бесовской» (1 Кор.10, 20-21).
Все, кто знал старца, единодушно свидетельствуют: душа у него была удивительно монолитной, целостной, исконно русской и глубоко Православной. Сердце же, любвеобильное и щедрое, порой исполнялось гнева, не приемля беззаконий, творящихся вокруг, и тогда он произносил слова обличительные и нелицеприятные. До конца дней он не признавал разделения народов. К нему со скорбями и радостями приходили и украинцы, и молдаване, и русские, и ни для кого он не делал различий, принимая каждого по-отечески ласково и тепло. Самому же ему неоднократно приходилось сталкиваться с проявлениями национальной вражды, однако по незлобию старец, помолясь, обезоруживал пышущих злобой людей ласковой улыбкой, добрым словом, вдохновенной молитвой. К примеру, однажды отец Феодосий вместе с монахом Афанасием возвращался на поезде из очередной поездки на Кавказ. Значительная часть пути была уже преодолена, и монахи мысленно возвращались к обычным будничным делам и попечениям. Внезапно, неподалеку от Почаева, в вагон вошли крепкие коротко остриженные ребята, говорящие громко и явно ищущие повод для конфликта. Взгляд одного из них упал на благолепных старцев, одетых в подрясники и разговаривающих по-русски. Подчеркнуто искажая русские слова, молодые люди на украинском языке стали грубо провоцировать старцев на спор, затеяв разговор о «москалях», мешающих независимости Украины. Отец Феодосий, не смутившись их безцеремонностью, во избежание искушений, промолчал, усилив, однако, внутреннюю молитву. Монах Афанасий, кротко, не повышая голоса, ответил парням: «Мы политикой не интересуемся, для монаха в этой жизни важно только спасение». Обезоруженные смирением незлобивых иноков, те в итоге оставили их в покое.
Схиархимандрит Федосий для многих был и остается примером для подражания, однако представлять себе старца сугубо благостным, елейным, всеутешительным означало бы лгать на истину. Являясь прежде всего воином Христовым, главное оружие которого – молитва, он по-своему, по-монашески боролся против нечестия и беззакония, противопоставляя этим порокам жизнь по заповедям, в которой не имели место ни злоба, ни осуждение, ни греховные страсти. Поэтому он мог с чистым сердцем вслед за святым апостолом Павлом повторить, что «святые будут судить мир» (1 Кор.6, 2). Он был духовно близок с такими подвижниками благочестия как почивший в Бозе митрополит Петербуржский и Ладожский Иоанн (Снычев). Глубоко почитая митрополита Иоанна, старец высоко ценил его мужественное противостояние злу и вразумлял тех, кто клеветал на него, выступая против обличительных проповедей духовно одаренного владыки.
Заслуживает внимание отношение старца к столь популярной в наше время проблематике, как возможное восстановление монархии. Считая, как и глубоко чтимый им Митрополит Санкт-Петербуржский и Ладожский Иоанн, православную монархию единственной Богоустановленной властью, он отнюдь не пророчествовал, как хотелось бы некоторым, а наоборот, предостерегал людей православных от возможного обмана, обольщения подменой подлинной монархии призрачной, прозападной. Так, однажды, в кругу близких ему людей, старец откровенно выразил свои опасения, к сожалению, как показало дальнейшее развитие событий, отнюдь не безосновательные: «Они еще и своего могут поставить». Этим высказыванием отец Феодосий подчеркнул, что даже высочайшая идея Богоустановленной монархии, к которой он относился с симпатией, считая, что эта единственная форма законной власти на Святой Руси может быть извращенной до неузнаваемости и послужить сатанинскому плану погибели людей православных, приведя на державный трон самозванца. История знает множество подобных примеров.
С другой стороны, так называемое демократическое правление безбожников также неминуемо влечет в погибель. Старец всегда подчеркивал, что прежде всех дел необходимо всеобщее покаяние народа, а его-то как раз и нет, следовательно, нужно смиряться и безропотно претерпевать все, что Бог попустит перенести.
Не счесть великого множества самозванцев, в разные времена и эпохи претендовавших на престол государства Российского. А ведь за каждым из них - войны, смуты, кровавые расправы с инакомыслящими и долгие годы залечивания ран. Примером тому явились интриги, предшествовавшие законному и всенародному избранию на русский престол царя Михаила из рода Романовых двух самозванцев Лжедмитриев, выдававших себя за чудесным образом спасшегося сына царя Иоанна Грозного царевича Димитрия, на самом деле убиенного и канонизированного нашей Церковью. К сожалению, часть русского народа, обманутая ими, пошла за ними, что привело Русь к неисчислимым бедствиям, которым радовался и в которых был заинтересован католический Запад. История часто повторяется, и об этом стоило бы призадуматься. Достаточно вспомнить очередную комедию с обнаружением так называемых «Екатеринбургских останков», среди которых не было останков царевича Алексия и княжны Анастасии, недавно разыгранную с народом. На что рассчитывали организаторы этой комедии? Общеизвестно, что следствием Соколова, проведенным после захвата белой армией Екатеринбурга на месте расстрела, было задокументировано и доказано, что всех членов царской семьи расстреляли и тела сожгли (убийство имело ритуально-мистический смысл). Слава Богу, что в церемонии перезахоронения останков отказалась участвовать Русская Православная Церковь, ибо много православных людей, введенных в заблуждение газетами и телевидением, поверили обману. Этот отвратительный фарс еще раз подтвердил, насколько был прав отец Феодосий, говоря, что православному человеку, верующему в предсказания о восстановлении на Руси Православной монархии, нужно быть рассудительным и осторожным. Слова и мысли схиархимандрита Феодосия созвучны учению святой Православной Церкви, ее святоотеческому наследию.
Он был носителем русской православной идеи, зарождение которой берет свое начало в глубочайшей древности, со времен крещения Руси святым равноапостольным Великим князем Владимиром в то благословенное время, когда не было ни России, ни Украины, ни границ, ни языковых барьеров. Тогда жила по законам Божиим и славила Господа «единым сердцем и едиными устами» великая и неделимая Святая Русь, перед которой склонялись другие народы и государства. Идея эта не имеет ничего общего с великодержавным шовинизмом, в котором пытаются обвинить православных людей, придерживающихся канонической Церкви. Осознание принадлежности к великому наследию Святой Руси, несшей свет Православия всему миру, поставлявшей своих епископов во многих градах и весях, делает нас духовно богаче и содержательнее, не позволяя насильственно прерывать глубочайшие преемственные связи, существующее с древнейших времен. Ибо именно тогда из сакральных пределов Святой Руси «во всю землю изыде вещание их, и во все концы Вселенной глаголы их» (Пс. 18,1).
Будучи строгим ревнителем Православия, отец Феодосий не допускал никаких отступлений от Апостольских правил. Если ему привозили какую-либо современную книгу, в которой предпринималась попытка осознанно или по неведению исказить Евангельские истины, то, невзирая на популярность автора или его сан, он выносил приговор короткий и строгий: «Эту книгу нужно сжечь!» Знаменательно то, что иногда старцу не нужно было даже читать писания новоявленных богословов, ибо Божьим Промыслом он безошибочно чувствовал искусительный еретический дух изложенных мудрований и безоговорочно отвергал его, следуя богодухновенным словам апостола: «Братие, блюдитеся, да никтоже вас будет прельщать философиею и тщетною лестию, по преданию человеческому, по стихиям мира, а не по Христе» (Кол.2,8).
Иногда, обличая еретическую направленность тех или иных «богословских изысканий», старец при этом, как прежде него преподобный Лаврентий Черниговский, исполнившись печали, подчеркивал, что «храмы хоть и откроют, да ходить в некоторые из них будет нельзя». Он видел, что все движется к закономерному завершению, и, насколько было в его силах, пытался уберечь свое «малое стадо» от сокрушительного падения. Будучи строгим ревнителем Православия, он был категорически против каких бы то ни было нововведений в угоду «реформаторам» церковного богослужения как в литургике, так и других областях богословия. Старец никогда не приветствовал получивших в наше время широкое распространение отступлений от канона в иконописи, замену антифонного пения партесом, сокращений в ходе богослужения и прочих нарушений, допускаемых в угоду времени.
Отец Феодосий всегда был верен своей позиции не осуждать Священноначалие, поэтому в беседах с людьми по возможности всячески уходил от оценки действий архиереев. В ответ на подобные вопросы кротко улыбался и хранил молчание или во всеуслышание говорил об их достоинствах. Даже если деятельность некоторых архиереев, нарушавших церковные правила, шла вразрез с Апостольскими правилами, он не позволял себе смущать чад, обсуждая с ними духовный облик архипастырей, и неустанно молился, чтобы Господь Сам направил их к благочестию, чтобы в неповрежденности сохранились «едино стадо и един Пастырь» (Ин.10,16). Когда требовала ситуация, он все-таки высказывал нелицеприятные суждения о недопустимости нарушения Апостольских правил или канонических норм, хотя, по глубочайшему смирению, делал это опосредствованно, косвенно, никоим образом не подвергая непосредственной критике и не оценивая те или иные поступки владык. К примеру, в ответ на обращение к нему группы верующих с просьбой объяснить правомерность действий епископа, переставшего во время богослужения поминать Святейшего Патриарха Алексия, он, хотя и не прямо, но решительно обличил этого архиерея, ответив коротко, но однозначно: “Нет Патриарха, нет и Церкви!” Как всегда, отец Феодосий поступил мудро и осмотрительно. Оставшись верным правилу никого не осуждать, старец не коснулся личности самого архиерея, допустившего нарушение канонов, не давая непосредственным образом оценку его деяниям. Но сдержанность ответа подспудно подразумевала, что отвергающий Богом установленную Патриархию сам себя отторгает от Вселенского Православия, от Святой Соборной Апостольской Церкви.
С величайшей радостью говорил старец об архиереях, неотступно следовавших канонам даже в сложных условиях церковного раскола. Упоминая в одной из бесед с чадами некоего православного архипастыря, кафедра которого находится в самом сердце раскола, непрекращающегося противостояния католиков против православных, старец подчеркивал исповеднический характер его деятельности, имеющий особенно важное значение в регионе, где значительная часть населения подвержена инославному влиянию, поддерживаемому властями. Отмечая твердость владыки, стоящего в истинной вере и не допускающего ее перетолкований в угоду кому бы то ни было, неопустительно поминающего во время богослужения Патриарха Алексия, отец Феодосий с величайшим удовлетворением говорил, что ему видимым образом помогает сам Господь Бог, поддерживая и укрепляя в трудах и молитвах.
Отец Феодосий всегда прямо или косвенно обличал грех, под какой бы благообразной личиной он ни скрывался, никогда, однако, не осуждая тех, кто по немощи впадал в этот грех, а, наоборот, подчеркивая лучшие черты их личности. К примеру, говоря об одном из хорошо знакомых ему архипастырей, он сочувственно отмечал: «Хоть и верный святитель, а говорить прямо боится. Обличение же не терпит двоедушия, ничего не надо бояться».
Важным в воззрениях схиархимандрита Феодосия было то, что он относился к происходящему в мире как к предсказанным и, следовательно, неизбежным явлениям апокалипсического характера, которые со временем приведут человечество к воцарению антихриста. Поэтому, не щадя сил, угасающих с возрастом, он не уставал наставлять людей в том, что недопустимо позволить злу застать их врасплох, ибо много в наше время тех, кто, прикрываясь святым именем Христа, совершает беззакония, «устами почитая», а на деле распиная Бога.
Мы завершаем главу проповедью Владыки Иоанна (Снычева), истинного пастыря на ниве Христовой, подчеркивавшего свое высокое, Богом данное призвание словами: «Я не политик, я пастырь». Отец Феодосий очень почитал святителя и говорил, что все, сказанное владыкой, есть чистая, не замутненная человеческой ложью правда. Давайте и мы прислушаемся к святительскому голосу.
«Что будем возрождать?
К сожалению, современные понятия о путях возрождения России отличаются крайней запутанностью и противоречивостью. Похоже, мы никак е можем решить, чего же хотим достичь. Что будем возрождать? Какими средствами будем пользоваться?
Россия… Святая Русь… Дом Пресвятой Богородицы… Что стоит за этими именами? Не разобравшись в том, каково действительное, непридуманное содержание тысячелетней русской истории, в том, чем была Русь в собственных глазах и перед лицом Божиим, не устраним и нынешний пагубный разброд в среде русских патриотов.
Россия есть государство народа русского, которому Господь вверил жертвенное, исповедническое служение народа-богоносца, народа - хранителя и защитника святынь веры. Этими святынями являются религиозно-нравственные начала, позволяющие строить жизнь личную, семейную, общественную и государственную так, чтобы воспрепятствовать действию зла и дать наибольший простор силам добра. Именно таким было исторически сложившееся самовоззрение россиян. Это – основа основ русского самосознания в том виде, в котором сформировали его десять веков отечественной истории. Оно столетиями лежало в основании государственной политики Русской державы. «Русская история поражает необыкновенной сознательностью и логическим ходом явлений, - писал К. С. Аксаков более 130 лет назад. В угоду сегодняшним идеологическим штампам мы часто забываем об этой осознанности, невольно возводя хулу на своих предков, подверстывая их высокую духовность под наше нынешнее убожество.
Кто на протяжении тысячи лет ковал и пествовал несгибаемый державный дух русского патриотизма? Церковь Православная! Кто вдохновлял отважных и укреплял малодушных, освящая дело защиты отечества как личный религиозный долг каждого, способного носить оружие? Кто научил русского человека быть верным – без лести, мужественным – без жестокости, щедрым – без расточительства, стойким – без фанатизма, сильным – без гордости милосердным – без тщеславия, ревностным – без гнева и злобы? Церковь Православная!
Разве это католические прелаты набатом поднимали новгородское ополчение на брань с псами-рыцарями и подавали последе духовное напутствие дружинникам святого благоверного князя Александра Невского на залитом кровью льду Чудского озера?
Разве это протестантские пасторы вдоховляли святую ревнось\ть донского героя, великого князя Димитрия на поле Куликовом, где страшная сеча с татарами решала: быть или не быть Святой Руси?
Разве это мусульманские муллы удержали нашу Отчизну от распада в лютую годину Смуты, подвигнув Козьму Минина и Димитрия Пожарского на их жертвенный подвиг, а ратников русского ополчения – на борьбу до победы? Разве это иудейские раввины под свист японской «шимозы» поднимали в атаку преданные, смертельно уставшие роты под Мукденом и Порт-Артуром, спасая русскую честь от позора?
Разве это кришнаиты и буддисты на протяжении тысячи лет ежедневно, сосредоточенно, неспешно и благоговейно возносили ко Господу молитвы о «богохранимой» земле русской, «властех и воинстве ея», отдельным молитвенным чинопоследованием поминая « вождей и воинов, за веру и отечество живот свой на поле брани положивших»?
Многие ли из вас смогут вспомнить сегодня хоть один случай, когда иноверцы и инославные – будь то католики или иудеи – в трудный для России час делом доказали ей свою верность, до конца разделив ее неласковую судьбу? Зато противоположных примеров в русской истории – сколько угодно!
Горько, ох как горько писать эти слова: славная история Отечества нашего искажена и забыта, ее духовный смысл извращен и оболган! Очнитесь, русские люди! Неужели вы не чувствуете, как подло, цинично и жестоко обманывают вас, лишая Родины и веры – державной опоры в борьбе с внешним злом и небесной врачевательницы внутренних недугов душевных?
Братия и сестры, вспомните, - ведь это блаженный митрополит Кирилл, духовный наставник и сотрудник Александра Невского, рука об руку с князем отстаивал родную землю одновременно от Востока и Запада, от татарских орд и орд крестоносцев!
Это святой преподобный Сергий, игумен Радонежский, благословил Димитрия Донского на Куликовскую битву, предрек князю победу и – в нарушение всех обычаев и правил, как зримый образ участия Церкви русской в борьбе за свободу Родины – дал ему двух иноков-воителей, пересвета и Ослябю, павших в сече на донских полях рядом с бесчисленными безымянными русскими, шедшими на смерть за веру и отечество, защищая святую Русьот господства «поганых»!
Это священномученик патриарх Гермоген – седой, немощный, умирающий от голода в польском застенке старик – своим властным архипастырским призывом поднял с колен погибающую от склок и междоусобиц страну, устыдил малодушных, ободрил растерянных, совокупил воедино всех, жаждуих вызволить Русскую землю из иноземного, иноверческого плена!
Это святой праведный Иоанн Кронштадтский, всероссийский молитвенник и чудотворец, грозный обличитель «либералов» и «демократов», до последнего своего вздоха не умолкал, предупреждая народ русский о губительности равнодушия к вере, о пагубных последствиях этой духовной заразы равно для жизни церковной и государственной!
Церковная основа русского бытия сокрыта в самом сердце России, в самых глубоких корнях народного мироощущения. …То, что хотят «возродить» люди, отвергающие православную духовность и Церковь, не есть Россия. Вполне допуская их личную благонамеренность и честность, надо все же ясно понимать – такой путь ведет в тупик. Лишенное религиозно-нравственных опор национальное самосознание либо рухнет под напором космополитической нечисти, либо выродится в неоправданную национальную спесь. И то и другое для России – гибель. Не видеть этой опасности может лишь слепой.
«Патриоты», клянущиеся в любви к России-матушке и одновременно отвергающие Православие, любят какую-то другую страну, которую они сами себе выдумали. «Патриотическая» печать, призывающая к русскому возрождению и одновременно рекламирующая на своих страницах «целителей» и экстрасенсов, астрологов и колдунов, оставляет впечатление отсутствия простейшего национального чутья.
В этой ситуации все мы похожи на человека, который разруает левой рукой то, что с великим трудом созидает правой. Лишь признание той очевидной истины, что вопросы русского возрождения – это вопросы религиозные, позволит нам вернуться на столбовую дорогу державной российской государственности. Здесь – ключ к решению всех наших проблем.
Митрополит Иоанн (Снычев).
Глава 11.
Берегитесь лжепророков, которые приходят к вам в овечьей одежде, а внутри суть волки хищные. По плодам их узнаете их (Мф.7,15).
Отношение старца к разделению церквей. Обличение широко распространенных ересей: католицизма, униатства, автокефализма, филаретовщины, леонтьевщины.
Пытаясь избегнуть бесовских прилогов,
Не вдруг постигаем в гордыне своей,
Что много дорог, уводящих от Бога,
Но мало спасительных к Небу путей.
Соблазнов и ересей в мир так много!
Доверим спасенье Ему одному.
Как много дорог, уводящих от Бога!
Как мало тропинок, ведущих к Нему!
Согласно учению святой Церкви, всякий, приводящий Ее к расколу, совершает преступление перед Богом. «Умоляю вас, братия, - пишет святой апостол Павел, - остерегайтесь производящих разделения и соблазны вопреки учению, которому вы научились, и уклоняйтесь от них; ибо такие люди служат не Господу нашему Иисусу Христу, а своему чреву, и ласкательством и красноречием обольщают сердца простодушных» (Рим. 16,17, 18).
В качестве назидания приведем небольшую выдержку из жития святого благоверного князя Александра Невского, имя которого старец Феодосий носил до монашеского пострига и благочестию которого стремился подражать. «Слава Александра росла и достигла отдаленного Запада. Многие считали за честь видеть его и побеседовать с ним и приходили к нему, как некогда царица Южская приходила к Соломону, желая слушать его премудрость. проведал о нем и Римский папа Иннокентий IV, глава латинской Церкви. Он послал к Александру послов, которым приказал передать князю новгородскому: «Слышали мы, княже, что ты честен и дивен и велика земля твоя, поэтому прислали к тебе двух мудрых послов, да послушаешь учения нашего». Убеждая вступить в союз с римской Церковью, папа писал: «Просьба наша обещает тебе выгоды. Мы заступаем место Бога на земле. В повиновении нам нет никакого унижения для чести государя; напротив, этим путем возрастает временная и вечная свобода. Мы будем считать тебя самым знаменитым между всеми католическими князьями и всегда с особенною старательностью будем стараться об увеличении твоей славы». В ответ на это послание передано было папе православное изложение веры, а проповедникам было сказано: «Мы знаем историю веры от начала мира до Рождества Христова и от Рождества Христова до своего времени; к чему же нам новые проповедники?» Так и ушли ни с чем послы папы».
Из этого повествования видно, с какой ревностью наши предки хранили Святую Православную Веру. Так не должно ли нам следовать им?
Величайшее счастье в жизни – обрести в неповрежденном виде свет истинной веры, просвещающий и преображающий всех, и озарить ею жизнь, познать мир и радость, которые возникают под благотворным воздействием животворящего Духа, обитающего лишь в лоне истинной Церкви. И величайшая скорбь – отпасть от Церкви, лишив себя радости духовного общения с Господом, Его Пречистой Матерью и светлым сонмом святых угодников Божиих. Сам Гоподь наш, Иисус Христос, молитвенно взывая к Богу-Отцу, умолял Его сохранить «малое стадо» приверженцев истинной веры: “Отче Святый! Соблюди их во имя Твое, чтобы они были едино, как и Мы” (Ин. 17,11).
“Всякий, отделяющийся от общения с Церковью, - читаем у блаженного Августина, - хотя бы жизнь его была достойна похвалы, … не будет иметь жизни, но гнев Божий пребывает на нем”(25). Старец Феодосий учил чад, что Православная вера - это благодатный Дар Божий, через который по милости Творца даются “и мудрость, и вера, и дары исцелений, и чудотворения, и языки, и пророчества” (1 Кор. 12, 8-10). Однако он никогда не пытался насильно внедрять веру в сознание людей, нарушая свободную волю, дарованную Богом, и лишь кротко вразумлял их, тотчас же умолкая, если видел, что зерна наставлений падают в тернии при дороге или уносятся ветром. В разные периоды жизни, - в Киево-Печерской Лавре, в горах Кавказа; в Почаеве, - он был вынужден находиться рядом, дышать одним воздухом с безбожниками (католиками, греко-католиками, протестантами). Не приемля их заблуждений и обличая пагубную сущность, он тем не менее не озлоблялся против них и всегда был готов принять покаяние, ибо «солнце сияет на злыя и благия, и дождит на праведныя и неправедная» (Мф.5,44). Молитвы и самоотверженные труды схиархимандрита Феодосия многим помогли отказаться от богохульных и еретических заблуждений, возродить в сердцах и сохранить истинную веру.
Его твердость в исповедании веры обрела особое значение в 90-е годы. В это время на фоне активизации деятельности оккультных сил и всевозможных тоталитарных сект, как уродливое порождение времени, появился новый, филаретовский раскол, вслед за представителями автокефальной церкви бывший Предстоятель Украинской Православной Церкви Филарет (Денисенко) попытался самочинно присвоить себе апостольское преемство Православной Церкви. Кощунственно нарекая себя «патриархом», он смутил часть паствы, нетвердо стоящей на православных позициях, уведя ее на гибельные пути раскола. Старец говорил, что в этих так называемых «церквях», объединявших католиков, греко-католиков, униатов, автокефалов, представителей т. н. Киевского патриархата, не говоря уже о прочих сектантах, отсутствует Благодать Божия, а, следовательно все их «таинства» являются безблагодатными и неспасительными. Понимая, как велико значение пастырской и, тем паче, архипастырской проповеди, он всячески ободрял и молитвенно укреплял тех священников и архиереев, которые выступали с обличением католичества, униатства и прочих неправославных конфессий, обращая их при этом к словам Евангелия: «Кто потеряет душу ради Евангелия, тот приобретет ее. Не бойтесь ничего, обличайте, проповедуйте, Господь все видит. Ничего вам не сделают».
Когда верующие люди, приходившие к нему из различных епархий, рассказывали о явном или скрытом уклонении епархиального Священноначалия и духовенства в католичество, он с глубокой скорбью восклицал: «Ох, беда с ними, ох беда! Погубят стадо!» Своих духовных чад он остерегал от близкого общения с противящимися уставам Святой Православной веры католиками и униатами, а также представителями других конфессий, представляющих «неканоническое» Православие, - автокефалистами и филаретовцами. Примером подобных душепопечительных бесед, разъясняющих сущность и душевредность заблуждений католиков, униатов, протестантов и прочих еретиков, являются наставления старца на вычитках, адресованные тем, кто на собственном опыте ощутил воздействие нечистой силы. Обращаясь к болящим, чающим исцеления, он разъяснял им истинные причины их тяжкого повреждения, как правило, проистекавшего от греха хулы на Святого Духа и неленостно призывал стоять в Православной вере, неукоснительно исполняя строгие правила поста в среду и пятницу, ибо род сей изгоняется только молитвой и постом (Мф.14,21). Чад старца, иногда соблазнявшихся неполезными для души спорами с раскольниками, скатываясь таким образом на внешний путь, исполненный всевозможными страстями, поражало, что у старца подобные споры были редкостью. Он уклонялся от лукавых путей, не входя в общение с иноверцами. Зная, что отец всяческой лжи – диавол, отец Феодосий никогда не лукавил, даже из благих побуждений. Когда к нему приходил кто-либо, одержимый еретическими мыслями, уклоняющийся от Православия, либо основательно запутавшийся, зазомбированный современной душепагубной литературой человек, не способный услышать животворящее слово Божие, он попросту отказывался общаться с ним, духом чувствуя присущее его естеству лукавство. Разумеется, бывали ситуации, когда приходилось дать им решительную отповедь, поскольку их речи смущали и искушали людей, и тогда старец не имел права молчать. Так бывало, скажем, в поезде или на вокзале, и для вразумления внимательно слушающих чад, находящихся рядом, старец вынужден был полемизировать со своими попутчиками, придерживающимися неправославных суждений. Каждый такой случай оставался в памяти невольных свидетелей этих словесных баталий.
К примеру, паломники, помогавшие отцу Феодосию везти на Кавказ передачи для пустынножителей, вспоминали, как мягко и ненавязчиво, но в то же время решительно и принципиально вел он полемику с протестантом, волею Промысла Божия оказавшегося рядом с ним в вагоне поезда. Умудренный духом старец находил именно те аргументы, которые могли убедить отступника от Православия, не озлобив его, не отрезав возможности возвращения в лоно истинной Церкви.
От людей же, упорствующих во грехе, старец, хотя и не без сожаления, отходил, следуя Евангельскому научению: «Не давайте святыни псам и не бросайте бисер перед свиньями, чтобы они не попрали его ногами, обратившись, не растерзали вас» (Мф. 7,6).
Всеми своими поступками он стремился воспитать у окружающих внутреннюю зоркость, умение видеть и понимать, что стоит за тем или иным компромиссом, научить трезвению. Для старца, строго относящегося к соблюдению церковных установлений, не было в этом святом деле разделения на внешнее и внутреннее. То, что не благословлялось канонами Церкви, было для него органически неприемлемым, как бы ни оправдывали это отступление те, кому это было выгодно. Являясь, к примеру, глубоким почитателем и исполнителем заповедей Святых Отцов раннехристианского периода, он неодобрительно относился к брадобритию в среде священства. Он говорил: «Священник должен быть священником, сохранять свою благообразность, а не течь вслед заблуждениям католическим и протестантским».
Церковь земная вводит нас в пределы Церкви Небесной. Именно через Церковь мы входим в непосредственную живую связь с вечной жизнью и становимся гражданами Вселенной, подчиненными единому Пастырю. Поэтому поучения отца Феодосия о брадобритии и пострижении волос были исполнены тем же духом и содержанием, что и высказывания по этому поводу преподобного Лаврентия Черниговского. По его мнению, настоящий монах, а не просто человек, носящий подрясник и мантию, не может не придерживаться того же мнения, и сам он, до глубокой старости храня благолепие волос, был примером для окружающих.
Он мягко, но решительно отказывался от употребления ввезенных в нашу страну из-за рубежа овощей или фруктов, говоря, что выращенными противоестественным образом плодами пользоваться нежелательно, потому что те, кто их взращивал, пытались вторгнуться в промысл Божий. Подтверждение этим отнюдь не беспочвенным опасениям мы находим в Евангелии: «Собирают ли с терновника виноград, или с репейника смоквы?» (Мф. 7,16).
Особо следует сказать об отношении старца к почитателям известной в этом регионе секты леонтьевцев, представители которой внешне ничем не отличались от православных. В связи с широким распространением этого нашумевшего течения и развившегося среди многих православных почитания их «учителя» Леонтия, следует отметить, что даже среди епископата нет полного единодушия в этом непростом вопросе, ибо известно, что некоторые владыки относились к нему доброжелательно, хотя большинство были настроены против. Подавляющее же большинство людей, приезжавших на поклонение к святыням Почаева, вообще не имели о Леонтии ни малейшего представления, и когда им рассказывали о «старце», являвшемся воплощением высших добродетелей, многие верили в его святость. Странник Леонтий (Грицан), на словах проповедовавший аскетизм и неуклонное следование заповедям, постоянно водил за собой последователей, почитавших его человеком строгих молитвенных правил и высокой духовной жизни. Нужно сказать, что похвалы эти он не отвергал, а, наоборот, всячески способствовал их распространению. По непроверенным слухам, он был пострижен в монашество с именем Серафима, хотя достоверность этого пострига многими подвергается сомнению. Неизвестны ни дата, ни место этого таинственного пострига, ни имя восприемника. Возможно, это одна их широко распространенных легенд о высоком благочестии Леонтия. Известно, что, не будучи в сане, он носил большой крест и даже панагию, благословлял своих приверженцев, собственноручно помазывал елеем в то время, когда они находились в церкви, проповедовал одновременно со священником, творил «чудеса».
Опытные в духовном отношении монахи неоднократно пытались вразумить «старца», привести его к публичному покаянию. Так, один известный духовник нелицеприятно сказал ему: «Чего ты ко мне пришел? Исповедоваться пришел? Ты иди при всех людях покайся в том, что ты делаешь, я тебя исповедовать не буду. Бог такое покаяние не примет, ты пойди и покайся перед теми, которых ты соблазнил». Ни старцы, ни Священноначалие Почаевской Лавры, не признавали его святости и не благословляли общение с ним, единодушно утверждая, что он – лжеучитель, и его последователи находятся в духовной прелести. Так, к примеру, полагал канонизированный Православной Церковью преподобный Амфилохий Почаевский. Известно, что на вопрос духовных чад, можно ли приходить к Леонтию и его чадам, преподобный тоном, не допускающим возражений, отвечал: «Подальше от них держитесь, ничего общего с ними не имейте». Аналогичным было мнение преподобного Кукши. Однажды, еще в бытность свою насельником Почаевской Лавры, в коридоре преподобный Кукша встретился с Леонтием, который попытался взять у него благословение. Праведник в благословении ему отказал и строго отчитал за сектантство: «Зачем ты овечек Божьих ведешь к погибели? Ты сам туда идешь и других за собой ведешь. Покайся, пока не поздно». Почитатели Леонтия утверждают, что ничего подобного не было. Однако старые насельники Почаевской Лавры подтверждают, что видели это собственными глазами. Нелицеприятно высказывался о Леонтии и преподобный Лаврентий Черниговский. Когда в одной из бесед с чадами прозвучало имя лжестарца, он прервал беседу и жестко отрезал: «В моей келье его имя не называйте».
Почитаемый в Почаеве старец, мужественный исповедник, прошедший по вине тоталитарного режима тюремное заключение прозорливый, духовный батюшка по имени Апеллий был также категорически против церковного общения с Леонтием. Когда его спрашивали об этом «учителе», он твердо отвечал: «Это лжепророк, я о нем не хочу даже говорить». Зная необыкновенную мягкость и любвеобильность архимандрита Апеллия, можно было понять, насколько опасность общения с этим странником реальна. Нелицеприятно высказывался о нем и отец Севериан (в схиме – Доримедонт), предостерегающий леонтьевцев от идолопоклонства. Доподлинно известны его слова, что «Леонтий не является ни Богом, ни пророком». Обличал леонтьевцев и недавно почивший схиархимандрит Димитрий, отказываясь их исповедовать и называя почитание Леонтия великим заблуждением, о чем свидетельствуют его многочисленные духовные чада. Лаврские братия были единодушно настроены против Леонтия и заблуждений, которые он сеял среди людей. Не составлял исключения и схиархимандрит Феодосий. Доподлинно известно что если заблудшие овцы из этого непризнанного Церковью стада, обличаемые совестью, приходили к отцу Феодосию, чтобы исповедоваться, он отказывался принимать у них исповедь без глубокого и полного покаяния. Близкие к отцу Феодосию люди вспоминают, как однажды к нему на вычитку пришел некий молодой человек чрезвычайно болезненного вида. Старец, едва взглянув на него, сказал следующее: «Пока ты Леонтия будешь почитать, ты не выздоровеешь, ничего тебе не поможет». Исполненные глубокой скорби слова старца не возымели должного действия. Молодой человек, изменившись в лице, отказался внять его совету, предпочтя и дальше нести крест тяжелой болезни, но не отступиться от сотворенного им кумира.
Завершил свою земную жизнь Леонтий в 1973 году, насколько известно, так и не покаявшись в заблуждениях. Однако по истечении некоторого времени после смерти почитателями было издано «житие», где он изображался подвижником, совершающим чудотворения. Если взглянуть на творимые им «чудеса» объективно и трезво, то невооруженным глазом будет заметно состояние духовной прелести, в котором пребывали как те, что писали о Леонтии, так и он сам. Противопоставляя свои узко сектантские взгляды Соборному разуму Церкви, они добровольно отлучали себя от благодати Божией. Многие утрачивали способность рассуждать здраво, становились фанатиками, не желающими прислушиваться к голосу Церкви. Некоторые не вразумлялись даже перед ликом смерти. К сожалению, бывали случаи, когда православные священники, приходя причащать больных, находящихся на смертном одре, видели у них фотографии Леонтия в красном углу, рядом с иконами, а иногда и вместо них. Пытаясь спасти души умирающих, пастыри призывали их к покаянию и предлагали переставить фотографии в надлежащее место, однако, даже на пороге Вечности они отказывались это сделать, лишая себя перед смертью от Причастия.
Святое Евангелие предупреждает: «Горе миру от соблазнов, ибо надобно прийти соблазнам; но горе тому человеку, через которого соблазн приходит» (Мф.18, 7-9). Личность новоявленного «исповедника», подробности его жизни крайне противоречивы. Слухи, что он жив и пребывает в некоем ином качестве, до сих пор будоражат людей. С его фотографий пишутся иконы и плащаницы, которые крестным ходом обносят вокруг храмов. Находятся те, кто утверждает о вознесении Леонтия на небо и даже говорят, что видели это собственными глазами. Распостраняются слухи, что Леонтий — это пророк Илия, Бог Саваоф и даже Дух Святой.
Когда отцу Феодосию принесли книжку о Леонтии, изданную его почитателями, он благословил немедленно сжечь ее. При встрече с последователями лжестарца, обличаемыми совестью и страдавшими вследствие невозможности причаститься, старец пытался вразумить их, однако, сталкиваясь с нежеланием покаяться, прекращал общение. В такие моменты лицо его омрачалось глубокой печалью, столь нехарактерной для незлобивого и всерадостного старца, ибо он явственно видел заблуждающегося, но не мог его вразумить.
Священная История научает нас: «Не внимай пустому слуху, не давай руки твоей нечестивому, чтобы не быть свидетелем неправды» ( Исх.23,1). Как бы в подтверждение этих слов старец Феодосий доверительно поведал своим чадам чрезвычайно огорчившую его историю. Однажды некий священник, зараженный духом леонтьевщины, вместе с матушкой пришел к нему на исповедь. Старец строго взглянул на него и сказал: «Откажись от Леонтия, иначе я не стану тебя исповедовать, эта исповедь будет недействительной». Священник не внял совету, и старец отказался его исповедовать, предоставив Господу наставить его на путь истины. Священник ушел, не получив разрешения грехов, и, ничуть не переживая об этом, в осуждение себе отслужил в Лавре литургию. Отец Феодосий не без горечи сказал жалующимся на него прихожанам: «Бог все знает». Через несколько недель священник скоропостижно скончался, подтвердив известную истину, что Господь поругаем не бывает. Сострадая вдове почившего, старец решил поговорить с ней, умоляя отказаться от заблуждений. Однако та продолжала упорствовать, почитая Леонтия святым и следуя его наставлениям.
Рассказывая о леонтьевцах, батюшка объяснял, в чем заключались заблуждения и проступки Леонтия, который, пользуясь неограниченной властью над своими последователями, тайно занимался различными неблагочестивыми делами, увлекая за собой толпы послушных ему людей, слепо веривших ему и без колебаний идущих в погибель. Чтобы привлечь к себе простодушный и доверчивый народ, Леонтий совершал многочисленные «подвиги», творил «чудеса», помазывал их около храма, направо и налево раздавая «благословения» и двусмысленно намекая на свою богоизбранность. Пытаясь показать, что плоть у него находится в подчинении духа и не восстает на него, он проповедовал зимой на морозе, стоя босыми ногами в снегу, и подкупал неопытных своим мнимым исповедничеством. Какая сила ему помогала? Духовный человек поймет, прочитав труды святителя Игнатия Брянчанинова о чудесах истинных и ложных.
Отец Феодосий свято верил в благодатную силу Церковных Таинств. Поэтому он не благословлял верующим оставлять приход, где священник оказывался последователем Леонтия. Церковные Таинства, по его мнению, совершались в таком случае духом, а вместо иерея в храме служили и освящали Святые Дары Ангелы. Веря в силу покрывающей и освящающей все благодати Божией и не желая смущать людей, старец не запрещал им посещать храмы, где служили эти священники, однако сам прекращал с ними общение. Об одном из таких священников старец, не терпя лжи, сказал его прихожанам открыто: «Я этого священника не признаю, а вы, если хотите, можете к нему ходить». Необходимо отметить, однако, что священнослужитель, о котором старец высказался столь нелицеприятно, был действительно чрезвычайно далек от истинной веры и даже, как оказалось, занимался неблаговидными делами, дискредитируя Церковь. Грехи его носили антицерковный характер. Казалось, старец знает все и обо всем имеет суждение. Его можно было спросить о любом человеке, и, с Божией помощью, помолясь, он давал ему такую исчерпывающую характеристику, что, казалось, прозревал самые сокровенные глубины души.
До сегодяшнего дня не прекращаются споры вокруг личности Леонтия. Известно, что некоторые мирские люди, монашествующие и даже архиереи, вопреки предостережениям старцев, продолжают славить его и даже говорят о возможной канонизации. Зная настроение большинства православных, они действуют прикровенно, смущая внимающих им людей, чем приносят Православию непоправимый вред. Это заблуждение, расползлось, как метастаза, поразив некоторые регионы сопредельной нам России, где на приходах служат выходцы из западных областей, в свое время отдавшие дань поклонения лжестарцу.
Ежедневно, во время Божественной литургии, клирики и миряне соборно исповедуют свою Православную веру. “Верую во Единую Святую Соборную и Апостольскую Церковь”, - эти слова Никео–Константинопольского Символа Веры четко и последовательно выражают один из основных догматов православного христианского вероучения. В нелегких условиях разделения мы последовательно боремся за единую Церковь, “столп и утверждение Истины”, которую, по Его неложному обетованию, «не одолеют врата адовы ” (Мф. 16,18), исповедуем одно Крещение и одно причащение – то, ради чего шли на крестную смерть десятки тысяч новомучеников и исповедников последних времен.
Схиархимандрит Феодосий, с благоговением относящийся ко всем Церковным установлениям, усматривал величайший вред и в переходе отдельных поместных церквей на новый стиль летоисчисления. Новостильники, принявшие т. н. григорианский календарь, по его мнению, которое и в этом вопросе созвучно Соборному разуму Церкви и святоотеческой традиции, сами отторгли себя от спасительной благодати Божией, нарушив Богом установленное течение событий. Согласно Апостольским правилам, Пасха празднуется в первый воскресный день после весеннего равноденствия и новолуния. Пасхалия, составленная по этому принципу, предусматривает исчисление других Церковных праздников от дня наступления Светлого Воскресения Христова. Праздновать Православную Пасху прежде иудейской не положено, и повинные в этом анафематствуются. Исходя из особенностей нового стиля и его очевидной безблагодатности, католическая Пасха, а также Пасха в тех православных церквях, которые перешли на новый стиль, часто наступает раньше, чем иудейская. Следовательно, соблазнившиеся немедленно попадают под анафему.
До конца своих дней оставаясь строгим ревнителем Православия, старец решительно восставал против перевода богослужебного календаря на новый стиль. По его глубокому убеждению, Церковь ни в коем случае не должна была поддаваться увещеваниям модернистов и прокатолических учителей, приводящих всякого рода «научную» аргументацию в пользу григорианства. Подлинным доказательством в этом вопросе могут быть не абстрактные рассуждения на астрономическую тему, а совершенно очевидные факты, подтверждаемые и наукой. Общеизвестно, в частности, что Крещенская вода освящается и обретает благодатную силу только на праздник Богоявления, отмечаемый по православному календарю, а великий и таинственный Благодатный Огонь сходит в Иерусалиме только на Православную Пасху. “Неужели этих доказательств недостаточно, - подчеркивал старец, - чтобы даже маловеры поняли, что установленные Богом через избранные Сосуды – Святых Отцов и Вселенские Соборы – истины – незыблемы, тем более, что они подтверждены многочисленными знамениями?”
Никто не вправе изменять стиль летоисчисления, чтобы не стать богопротивниками, - однозначно утверждают насельники Святой горы Афон. Так же, как и они, отец Феодосий усматривал в переходе некоторых православных церквей на новый стиль вопиющее нарушение Апостольских правил, считая даже, что после того, как в алтаре православного храма совершил богослужение новостильник, следует переосвятить алтарь. С глубоким прискорбием отец Феодосий осознавал, что такие авторитетные ранее поместные Церкви, как греческая, румынская, болгарская с переходом на новый стиль в значительной степени утратили благодатную силу. Однако, верный своему правилу не осуждать Церковных иерархов, старец лишь усилил сугубую молитву о судьбах Вселенского Православия, а вслух о Вселенском и других Патриархах, согрешивших против Апостольских правил, лишь сдержанно говорил: «Ой, беда, беда с ними!»
Люди, приходившие к старцу отовсюду, напитывались благодатной молитвой старца, внимали его словам. Совершенно очевидным было то, что своим неприятием еретических заблуждений, молитвенным противостоянием им он многих уберег от падения, утвердив в святой Православной вере. Сколько духовно обворованных и нравственно искалеченных людей, трагически разуверившиеся в возможности каким бы то ни было образом изменить к лучшему свою жизнь самостоятельно, воодушевившись спасительным примером его жизни, возродились через покаяние, вернувшись к своим истокам, восстановили прерванную связь времен, обратившись в лоно Матери-Церкви!
Стремясь подражать древним святым, схиархимандрит Феодосий впитал в себя их аскетический дух. Особенно почитал он преподобного Феодосия Киево-Печерского, ставшего его Небесным покровителем в схиме. Великий Русский святой был строгим ревнителем Православной Веры. Завещанием преподобного Феодосия Печерского, написанным в XII веке, но не утратившим актуальности и сейчас, мы и завершаем этот раздел, ничего не изменяя и не сокращая.
«Господи, благослови! Я - Феодосий, худой раб Пресвятой Троицы, Отца и Сына и Святаго Духа, в чистой и правоверной вере рожден и воспитан в добром научении Православными отцом и матерью.
Вере латинской (католической) не приобщайтесь, обычаев их не придерживайтесь, причастия их бегайте и всякого учения их избегайте, и нравов их гнушайтесь. Берегитесь, чада, кривоверов и всех бесед их, ибо и наша земля наполнилась ими. Если кто и спасет свою душу, то только живя в Православной Вере, ибо нет иной веры, лучшей, чем наша чистая и святая Вера Православная. Живя в этой Вере, не только избавишься от грехов и вечной муки, но и станешь причастником вечной жизни и без конца будешь радоваться со Святыми. А живущие в иной вере - в католической, мусульманской, или армянской - не увидят жизни вечной.
Не подобает также, чадо, хвалить чужую веру. Хвалящий чужую веру все равно, что свою хулит. Если кто начнет хвалить и свою, и чужую, то он — двоевер, близок к ереси. Ты же, чадо, блюдись таковых и свою веру непрестанно хвали. Не братайся с ними, но бегай от них и подвизайся в своей вере добрыми делами. Твори милостыню не своим только по вере, но и чужеверным. Если увидишь нагого или голодного, или в беду попавшего, - будет ли то жид или турок, или латинянин, - ко всякому будь милосерд, избавь его от беды, как можешь, и не лишен будешь награды у Бога, ибо Сам Бог в нынешнем веке изливает милости Свои не на христиан только, но и на неверных. О язычниках и иноверцах Бог в этом веке печется, но в будущем они будут чужды вечных благ. Мы же, живущие в Православной Вере, и здесь получаем все блага от Бога, и в будущем веке спасет нас Господь наш Иисус Христос.
Чадо, если тебе нужно будет даже умереть за святую свою Веру, с дерзновением иди на смерть. Так и Святые умирали за веру, а ныне живут во Христе. Ты же, чадо, если увидишь иноверных с верными спорящих, лестью хотящих отвести их от правой веры, помоги Православным. Этим как бы овцу избавишь от пасти льва. А если смолчишь и оставишь их без помощи, то это все равно, как если бы ты отнял искупленную душу у Христа и продал ее сатане. Если скажет тебе противящийся: «Ваша вера и наша вера — от Бога», то ты, чадо, ответь так: «Кривовер! Или ты и Бога считаешь двоеверным! Не слышишь ли ты, развращенный от злой веры, как говорит Писание: «Един Бог, едина вера, едино Крещение» (Ефес. 4, 5). Не слышишь ли апостола Павла, глаголющего: «Аще ангел, пришед с небесе, благовестит вам, не якоже мы благовестихом, да будет проклят» (Гал. 1, 8)».
Вы же (латиняне), отринувшие проповеданье апостольское и Святых Отцов, восприняли неправую и развращенную веру, полную погибели. Поэтому и отвергнуты вы нами. Поэтому не подобает нам с вами служить и к Божественным Тайнам вместе приступать, не вам к нашим, не нам к вашим, потому что вы мертвы и мертвую жертву приносите, а мы живому Богу — чистую, непорочную, чтобы жизнь вечную наследовать.
Тако бо писано: «Воздастся комуждо по делом его», О Христе Иисусе Господе нашем, Ему же слава. Аминь.
РАЗДЕЛ 10
«Много бо может молитва праведного» (Иак. 5, 16).
Молитвенное предстательство старца пред Господом за мир и сущих в нем людей. Высота старческой молитвы.
Молитва старца – связь времен, —
в веках не рвется.
Подобно тонкой путеводной нити,
Она нам милосердным Господом дается,
Чтоб с Небесами вновь соединить нас.
Спасает бренный мир от демонских прилогов
Ее утратить навсегда - страшнее смерти.
Молитва старца душу примиряет с Богом,
Спасая от житейской круговерти.
Афонский старец Паисий Святогорец научал: «Если ты не станешь жить по законам Божественной правды, то преуспеяния в нашей духовной жизни не будет, а, кроме этого, не будет услышана и наша молитва. Ведь молятся столько людей и по столько часов! Мир уже давно должен был бы измениться. Но, поскольку отсутствует и праведность, и справедливость, бог эти молитвы не слышит. Тогда как молитвы одного-единственного праведника достаточно для того, чтобы преклонить Бога на милость по отношению к целому народу».
Пастырское служение отца Феодосия всегда было исполнено строгим молитвенным духом. Он был одним из немногих земных обитателей, дошедших до узких врат тесного жития, где оставляют земное и преступают порог Вечности, постигнув сокровенные тайны бытия, ибо «много званных, но мало избранных» (Мф.20, 16). Господь дал ему возможность познать сокровенную тайну молитвы, дерзновение молитвенно предстательствовать за род человеческий, и старец всю жизнь трудился смиренно и терпеливо, в скорбях и самоуничижении. Живя во плоти на грешной земле, духом он обитал на Небесах, уже здесь носил в себе просветленный образ Божий. Вознося к всемилосердому Богу прошения, он следовал неложному обетованию Спасителя: «Всяк бо просяй приемлет, и ищай обретает и толкущему отверзется. Или кто есть от вас человек егоже аще воспросит сын его хлеба, еда камень подаст ему. Аще убо вы лукавы суще, умеете даяния блага даяти чадом вашим, кольми паче Отец ваш Небесный даст блага просящим у Него» (Мф. 7, 7-11). Ощущая сугубую благодать старца, долгие годы находившегося возле чудотворной иконы Почаевской Божией Матери, к нему притекали люди, и, несмотря на стремление к уединению, он самоотверженно нес свой трудный подвиг, никому не отказывая, во исполнение апостольской заповеди: «Вся творите без роптания и размышления, да будете непорочны и целы» (Флп. 2,12-16). Понимая, как нужна безпомощным овечкам стада Христова духовная поддержка, чтобы не сбиться с пути, ведущего к спасению, он постоянно молился. Имея дар экзорцизма, старец взял на себя нелегкий крест изгнания нечистой силы из людей, чья немощная плоть безжалостно сокрушалась бесами. Благословение на этот тяжелый духовный труд он получил у Священноначалия и исполнял как послушание. Это имеет огромное значение, ибо в наше время многие дерзают заниматься вычитками самочинно, что ничего, кроме вреда, принести не может. Прот. Михаил Макеев, вспоминая о старцах, изгонявших нечистую силу (преподобном Амфилохии, отце Исаии), подчеркивал, что перед вычиткой они обязательно постились, не употребляя даже елея, ибо, как известно, «сей род изгоняется только молитвой и постом (17,14)». «А сейчас, - отмечал он, - не изгоняют нечистую силу, а только дразнят».
Одержимые, чая исцеления, приходили на вычитку, во время которой многие по молитвам старца получали благодатную помощь в соответствии с обетованием Спасителя: «Еже аще что просите от Отца о имени Моем, то сотворю: да прославится Отец в Сыне» (Ин. 14, 13-14).
Вера батюшки в Божественный Промысл была настолько живой и действенной, что полностью преображала всю его жизнь, управляла всеми его помыслами и желаниями, давала силы для совершения сугубых молитв, способных удержать на краю бездны. Старец получал много писем. Обращались к нему люди страждущие, для которых молитвенное предстательство отца Феодосия было, возможно, последней надеждой получить исцеление. Не имея в силу каких-либо причин возможности посетить старца лично, они отправляли прошения о сугубой молитвенной поддержке, в которой старец никому никогда не отказывал за исключением тех случаев, когда запрещала Церковь. И надежды их Господь не посрамлял: по вере своей многие обретали желанное исцеление. Келейники старца, знающие о даре духовного видения, который он тщетно пытался прикрыть легким юродством, даже по внешнему виду батюшки и его поведению научились определять, насколько серьезна ситуация. Если в ответ на прошение отец Феодосий откладывал все свои дела, становился внимательным и полностью погружался в молитву, это означало, что кто-то нуждается в неотложной духовной помощи. В этот момент он сосредотачивался, внутренне дистанцируясь от кого-либо, закрывался в келье, накладывал на себя пост и долго молился. Порой молчание затягивалось, и келейник, переживавший, что старец долгое время ничего не вкушал, осмеливался прервать его вопросом: «Батюшка, может, вам обед принести?» В ответ почти всегда он слышал одно и то же: «Ничего не надо, иди». Бывало, что старец непрерывно молился и ничего не ел на протяжении двух-трех дней, находясь в добровольном затворе и покидая келью только для того, чтобы пойти в храм. Понемногу вкушать начинал он лишь к вечеру третьего дня. После таких изнурительных трудов духовному взору отца Феодосия открывались не только болезни и немощи людей, нуждающихся в его молитвенной помощи, но и способы их исцеления.
Будучи неоднократно свидетелями того, насколько действенной являлась в таких ситуациях молитва старца, чада его абсолютно верили в ее действенную силу. Они всячески успокаивали отчаявшихся просителей, взволнованно рассказывающих о своих бедах, убеждая в том, что старец их непременно вымолит, ибо «много бо может молитва праведного поспешествуема» (Иак.5,16). Бояться же тяжелых испытаний, выпавших на их долю, повторяли они вслед за батюшкой, не следует, ибо Господь посылает их для очищения.
Люди, которым посчастливилось знать старца, всегда были уверены, что в каких бы тяжелых обстояниях они ни оказались, есть на земле дивный, райский уголок, где их любят, где их прошения не оставляют без внимания. Основания для этого были самые веские: батюшка без малейшего промедления откликался на зов каждого. В келье у него всегда лежали записки и письма. Некоторые он не распечатывал, духом зная, что в них содержится, другие раскрывал и подолгу внимательно вчитывался, однако в том или ином случае без помощи просителей не оставлял. Когда после блаженной кончины старца чада стали пересматривать эти письма, в некоторых (очень немногих) находили слова благодарности за написанный им ответ. Даже беглого взгляда на корреспонденцию было достаточно, чтобы понять, что в силу своей постоянной занятости старец просто физически не мог ответить всем и утруждал себя этим только тогда, когда его собственноручный ответ был крайне необходим человеку. Однако, по свидетельству одной из паломниц, «после этого все становится понятно, и душа успокаивается, потому что знает, как разрешить ту или иную жизненную проблему». Уже само осознание возможности такого обращения радовало людей. «Как хорошо и легко было мне жить, когда был жив батюшка. С ним всегда все было легко и просто», - с нескрываемой грустью говорит женщина.
Однажды с ее братом, который был моложе и менее твердо стоял на православных позициях, произошло несчастье, от которого никто, к сожалению, не застрахован. «Семейная жизнь у него не сложилась, - вспоминает она, - жена, вместе с которой они прижили дочь, стала заниматься колдовством. На работе также пошла черная полоса, и ему долгое время не выплачивали зарплату. Жена стала требовать, чтобы он добывал деньги любыми путями. Она звонила его родственникам и занималась вымогательством. Ненормальная обстановка в семье подорвала его физическое и душевное здоровье. На нервной почве открылась бронхиальная астма, и молодой, внешне крепкий, но внутренне надломленный неурядицами человек начал задыхаться. В конце концов, он зашел в такой жизненный тупик, что задумал самое страшное: расстаться с жизнью».
Женщина не знала, что ей делать. Попытки молиться за брата не давали желаемых результатов, потому что жена его с помощью различных бесовских приемов всячески противодействовала этому. Записки, отправляемые в различные монастыри, в том числе и в Киево-Печерскую лавру, не помогали. Вот в такой безвыходной ситуации Господь послал ей спасительную мысль передать записку в Почаев почитаемому ею схиархимандриту Феодосию. «Это было за неделю до Великого Поста. Ответа долгое время не было. И вдруг, за неделю до Пасхи я приезжаю из деревни, открываю двери, и не верю собственным глазам. Брат, взволнованный, воспрянувший духом, уже с порога сообщает радостную весть: «Смотри, пришло письмо из Почаева. За меня там молятся, вот и иконку Богородицы прислали, а я все сижу здесь. На Пасху еду в Почаев». Естественно, на Светлое Воскресенье Христово мы собрались и поехали в Почаевскую Лавру. Я подошла к батюшке и поблагодарила его, сказав, что его молитвы спасли брата. Батюшка только улыбнулся в ответ. Брат же, полностью раскаялся. Так батюшка, молитвами которого брат мой остался жив, спас его».
Старец, внимательно следивший, чтобы ни одно прошение не осталось без ответа в той или иной форме, имел обыкновение брать переданные ему записки на службу, прочитывая их в алтаре, а затем откладывая в сторонку. Некоторые записки читал по нескольку раз. Очевидно, он переставал молиться лишь в том случае, когда духом видел, что у человека все улаживалось. Записки хранил в специальном ящике, который был всегда переполнен. Даже когда отец Феодосий был тяжело болен, то все равно продолжал читать записки, преодолевая предательскую немощь плоти. Только в последнее время, когда он совсем плохо видел и изнемог, труд этот оказался уже непосильным. Но и тогда ослабевшая десница старца продолжала перебирать четки, а уста произносили слова молитвы за тех, кто в ней нуждался. После кончины старца в келье остался целый ящик записок. Когда к сорока дням по преставлению в келье производили тщательную уборку, то записки отдали в записной стол. Отец Феодосий ушел в лучший мир, а осиротевшие люди продолжали писать, делясь своими скорбями и веря в непременное заступничество. И оставить этих страждущих без помощи Господь не мог. Старец, как и в земной жизни, заступился за них, будучи в Небесных обителях. Так сбылось данное им обетование:
«Я за вас молился,
Я за вас молюсь,
Я за вас буду и там молиться».
Огромная любвеобильная душа почившего в Бозе схиархимандрита Феодосия вмещала все: надежды и чаяния, приходивших к нему просителей, скорби и нестроения болящих и отверженных. Зная и ощущая это, к нему притекали отовсюду. Те же, кто не имел возможности посетить его лично, писал письма. Найденные в келье старца после его блаженной кончины письма, открытки, телеграммы как нельзя лучше свидетельствуют о неутомимых трудах, предпринимаемых им по спасению всех, кто обращался за духовной помощью. География этих писем чрезвычайно обширна: ему писали из Москвы и Вильнюса, из Николаева и Киева, из Луганска и Уфы, из далекой Чувашии и Урала. Это воистину неиссякаемый поток сердечных воспоминаний и благодарственных слов, исполненных любви и глубокой признательности. Кроме того, это и мольбы о спасении, и попытки обрести ответы на сложные духовные вопросы.
В келье у старца записок и писем всегда было множество. Вследствии постоянной занятости, он не мог прочитать все и, тем более, ответить на каждое, поэтому избирательно подходил к этому вопросу, полагаясь на глубокое внутреннее чутье, которое было ему органически присуще. Одни письма он даже не распечатывал, очевидно, духом зная, что в них содержится, другие раскрывал и подолгу внимательно вчитывался, однако в том или ином случае без помощи просителей не оставлял никогда. Батюшка отвечал на письма нечасто, и то лишь в случае крайней необходимости, когда проситель пребывал в критической ситуации и нуждался не только в молитвенной поддержке, но и в прямом вмешательстве в его жизнь. Однако, очевидным было то, что он всегда помогал нуждающимся искренней молитвой ко Господу, которая имела непостижимую благодатную силу и всегда бывала услышана на Небесах. В его самоотверженном молитвенном предстательстве пред Богом за грешный род человеческий прослеживается некая преемственность, берущая начало от древних великих старцев, основателей монашества.
Приведем пример, который, на наш взгляд, достаточно убедителен.
К великому египетскому святому преподобному Антонию пришел некогда человек со своей бедой и несколько дней простоял возле закрытой пещеры преподобного, умоляя, чтобы тот вышел и поговорил с ним, по-детски веря в помощь старца. Преподобный по дару прозорливости прекрасно знал нужду этого человека и сочувствовал ему, однако, несмотря на скорбные призывания, так и не вышел из затвора. Вместо этого он усердно взывал ко Господу, чтобы Тот, если будет Его воля, утешил страдальца в скорбях. Проситель, как ему казалось, так и ушел ни с чем. Каково же было его удивление, когда по приходу домой он обнаружил, что все проблемы разрешились, как бы сами по себе! По своему глубокому смирению преподобный Антоний сокрыл от просителя высокий дар молитвенного предстательства, хотя, вне всяких сомнений, именно такого рода помощь оказалась выше всех возможных наставлений, утешений, советов и увещаний. Кроме того, преподобный избежал огласки и ненужной славы, хотя впоследствии, как он ни пытался уйти от этого, Сам Господь прославил его во благовременье.
Аналогичным образом поступал и отец Феодосий. Тексты полученных им писем свидетельствуют: молитвенная помощь, оказываемая старцем по просьбе пишущих ему людей, всегда бывала действенной и своевременной. Одних она спасала от наветов, других укрепляла в унынии, третьих избавляла от тяжелых душевных и телесных недугов.
После блаженной кончины старца чада стали внимательно перечитывать эти трогательные свидетельства благодатной силы его молитвенного предстательства, исполненные словами благодарности и любви к дорогому батюшке за его святые молитвы, столь угодные Богу. И тогда взорам их во всей полноте предстал облик старца, согревающего своей любовью сердца и души притекающих к нему чад и искренне стремящегося помочь всем и каждому. По текстам и стилистике сохранившихся посланий было очевидно, что обращались самые разные люди: представители высшего духовенства и простые монахи, безутешные матери и скорбящие отцы, страждущие жены и отчаявшиеся получить помощь мужья. И никто из них не оставался неутешенным, хотя в силу своей величайшей загруженности отец Феодосий далеко не всегда мог ответить на письма своих почитателей
Из писем, написанных старцу совершенно разными людьми, явственно следует, что более всего он помогал им именно сердечной, проникновенной молитвой, потому и жил так, полузатворнически, нечасто отвечая просителям непосредственно. Однако люди всегда ощущали молитву старца, чувствовали ту глубокую таинственную духовную связь, которая устанавливалась в результате этой молитвы, видели ее результаты. Об этом свидетельствуют трогательные строки прошений и благодарений различных людей, обращавшихся к старцу. Внимательно вчитаемся в некоторые из них. «Дорогой батюшка! Пишет Вам грешная раба Божия Таисия. Это вопль души! Отец Михаил меня сильно ругает за то, что не отлили колокол, не повесили паникадило, за то, что не пишутся иконы в иконостас, за то, что жильцы не выехали из дома причта. Я уже еле выношу эти нападки, но ничего не движется. Дорогой батюшка! Я Вас умоляю: не оставьте нас своими святыми молитвами! Помогите, чтобы все сдвинулось с места. Храни Вас Господь по молитвам Своей Пречистой Матери и всех святых».
Из следующего письма того же корреспондента очевидно, что батюшка, выполняя просьбу р. Б. Таисии, молитвенно укрепил ее, за что в следующем письме она сердечно благодарит его и отмечает, что хорошо чувствует установившуюся между ними молитвенную связь: «Я знаю, дорогой батюшка, что Вы молились. Я очень чувствую свою немощь, вижу, что по моей молитве ничего не получается, а Ваши молитвы доходят до Бога. Один этап прошел, Бога поблагодарили, теперь начался другой этап: управление охраны памятников не утверждает нам строительство водосвятной часовни, а мы ее уже строим. Это новое искушение, которое может кончиться очень плохо. Батюшка, я очень благодарю Вас за молитвы, но прошу на будущее не оставлять нас. Как-то случилось, что мы с настоятелем отдалились друг от друга. Все это идет с его стороны, мне трудно понять причину, но это очень мешает.
Храни Вас Господь по молитвам Своей Пречистой Матери и всех святых».
Веря в молитвенное предстательство старца, р. Б. Таисия обращается к нему вновь и вновь, делясь с ним радостями и скорбями своего прихода. И ведь трудно предположить, что в многомиллионной Москве ей не к кому обратиться, однако с завидной настойчивостью она пишет старцу постоянно, сердечно уповая на его молитвы: «Дорогой батюшка! Опять слезно прошу Ваших святых молитв. Без Вас ничего не получается. Вы помолились - часовня построена, и ее утвердили. А теперь новое строительство, но отец Михаил не желает согласовывать, как это положено, а строит сам. Это опять нервы, опять сердечные капли. Батюшка, умоляю Вас помолиться, чтобы все наше строительство было богоугодно.
Батюшка, еще прошу Вас, помолитесь за раба Божия Михаила. Он бывший наш сотрудник, теперь семинарист. Трудно ему. Когда он узнал, что я пишу Вам письмо, просил помолиться за него. Дорогой батюшка, Вы нам очень помогаете, это заметно. Не забывайте нас. Храни Вас Господь по молитвам Своей Пречистой Матери и всех святых».
Радости и скорби ее прихода становятся частью жизни схиархимандрита Феодосия, о них он неустанно молится, что подтверждается текстом писем. Вот она жалуется старцу на засилие сектантов в микрорайоне, где они обустроили молельный дом. «Теперь им проданы дома для расширения прежнего молельного дома и под школу. Батюшка поднял тревогу. Обращение пойдет в верха: к Патриарху и в правительство Москвы. Сектанты так просто этого не оставят. От них можно ожидать чего угодно. Батюшка, не оставляйте нас своими святыми молитвами! На все святая воля Божия, которой мы подчинены, только очень хотелось бы, чтобы батюшка еще поработал Богу».
Она неоднократно признается: «Батюшка, я без Ваших молитв уже не могу жить, как без воздуха. Поэтому паки и паки преклоняю колена пред Вами и слезно прошу Вашего предстательства. Ваши молитвы слышит Пресвятая Дева, попросите Ее, чтобы Она не снимала с нас Свой Покров».
О том, что старец не только молился, но и отвечал на письма, свидетельствуют следующие строки: «Батюшка, спаси вас Господи за святыню, которую передали мне. Скоро Пасха. В другом письме я высылаю вам поздравительную открытку. Батюшка, вспоминая о вас, я мысленно встаю на колени. Я никогда не смогу отблагодарить вас за сделанное для меня, грешной. Мы молимся за вас, но разве наша молитва может сравниться с вашей?! Батюшка, молитесь за меня с моими ближними. Не забывайте меня. Храни вас Господь по молитвам Своей Пречистой Матери и всех святых».
Попечением о сохранении безсмертной души исполнены письма р. Б. Марианны, испрашивающей у старца, как, не имея духовного окормления, спасаться в миру, где все ее отвергают: «Дорогой и любимый всеми нами схиархимандрит Феодосий! Скажите, пожалуйста, как мне, грешной Марианне, спастись в миру? Отец мой духовный, архимандрит Николай, умер уже год назад. Я осталась без него, и никто за меня не молится, мне очень тяжело, сильно нападает враг со всех сторон. И сверху, и снизу, и с обеих сторон. Дома мои домашние не слушают и обзывают, называют глупой. Мои родные сестры смеются надо мной, так как они раз в год в церковь ходят святить пасхи и все. В церкви тоже смеются, считают за ненужное.
Не знаю, что делать и как спастись в миру. Не с кем поделиться и посоветоваться. Я в миру приняла монашество, и мне очень тяжело. Я одна, и только Господь со мной. Пенсию не дают второй месяц, хотела Вам пару рублей дать, но не получила пенсию и не у кого занять. У людей денег нет, кругом неправда и грех. Я не знаю, как быть мне, идти в монастырь, но в какой? Кругом руки складывают. Или быть в миру и терпеть все это? Помолитесь и скажите, потому что я уже не знаю, приеду ли в Почаев, нет здоровья и старая уже. Прощаюсь с Вами, мой дорогой и любимый наш молитвенник Феодосий! За все Вас благодарю и желаю Вам здоровья и многих лет жизни. Чтобы Вы дожили до пришествия Господнего и встретили Господа Иисуса Христа в этой святой обители, храни Вас Бог и Божья Матерь Почаевская. Живу по Вашим молитвам.
Некоторые письма односложны и содержат лишь одно прошение: помолиться о Божией помощи и вразумлении: «Отец Феодосий, пишет Вам многогрешный раб Божий Александр. Прошу Ваших молитв обо мне грешном и о моих родственниках. Александр и Надежда - это мои родители. Геннадий - это родной брат. Прошу: помолитесь, чтобы найти определение в этой жизни, чтобы мне исполнить волю Божью. Если сподобитесь Царства Божьего, то будьте ходатаем у Бога о нас грешных».
*****
«Отец Ахила, благословите! Примите, ради Владычицы Небесной, масло от нашей святыни, Касперовской иконы Божьей Матери. И помяните хотя бы раз в своих святых молитвах меня, грешную Елену, Наталию, сестру мою, проклятую злыми людьми по клевете, Владимира - младенца, Галину заблудшую. Простите меня за дерзкую просьбу. Раба Божья Елена (Николаев)».
*****
Досточтимый и дорогой о Господе отец Архимандрит Ахила, с земным поклоном к Вам недостойная и грешная Екатерина из Здолбунова.
Сколько раз собираюсь к Вам приехать получить Ваше благословение и попросить Ваших молитв, да грехи меня привязали цепями, и я не могу оторваться, то здоровье подводит, то суета заедает. Но Вы молитесь обо всех христианах, а значит - и обо мне, и я еще живу. Спаси Вас Господи за все! Прошу Вашего благословения на пост и на бдение, очень прошу, а то я стала ленивая и просыпаю вечерние правило.
Грешная и непотребная Екатерина».
*****
«Прошу молиться за болящего архимандрита отца Николая и Марианну со чадами Иоанном, Валентиной, Михаилом. Помолитесь, чтобы была любовь к Богу крепкая у меня!».
Некоторые письма поражают силой и глубиной покаянного чувства, обнаженностью страдания души, поврежденной грехом. Чувствуется, что старец пробудил в этой душе стремление очиститься от греха и не отринул ее на пути к спасению.
«Отче Ахила! У меня к Вам просьба – молитесь за меня окаянную, хоть я и не достойна этого. А достойна сверхчеловеческого наказания за все мои преступления, которые делала с самого раннего детства, и буду принадлежать Верховному Судилищу. Чего я не перестаю бояться, то чтобы мне во время наказания не отпасть. Да и родилась я на страдания. Сирота я. Родителей не помню, сродников не знаю, воспитывалась в детском доме. И вот, больше полувека ходила своими путями, и если бы Господь Бог наш Иисус Христос не остановил мое безумие, то мне с самого раннего детства должно быть в геенне огненной. Иногда я обращаюсь к святым угодникам такими словами: “Оплакивайте, наследники Царствия Небесного, меня – наследницу геенны огненной!”
Святый Божий! Молитесь о душе, страстями обуреваемой, помогите, чем можете, ибо я знаю, что если Вы помолитесь Человеколюбцу Богу, то все будет прощено нам, по множеству благости Его. Молитесь за пленницу греха».
До сердечных глубин трогают горячие мольбы матери, чающей исцеления болящего сына. Р. Б. Мария, мать болящего Анатолия из Вильнюса (Литва) пишет отцу Феодосию как самому близкому и родному человеку. Примечательно в этом письме то, что имя отца Феодосия ставится в один ряд с именами таких признанных старцев, как архимандрит Иоанн Крестьянкин и архимандрит Иероним: «Дорогой отец Феодосий! Мы очень часто с Анатолием Вас вспоминаем, и я ежедневно о Вас молюсь – может быть, Господь слышит и молитвы грешных. Несколько слов о здоровье р. Б. Анатолия, оно волнообразное. Особенно тяжко бывает во время постов и больших праздников. Самостоятельно молиться пока не может. Сейчас летом больше проживает на приходе у иерея Федора, настоятеля строящегося храма. Почти каждое воскресенье бывает на Литургии и причащается Святых Христовых Тайн, после чего ему очень хочется закурить. Он четыре года подряд был у Вас на вычитке, только в прошлом году мы с ним ездили в Дивеево к преподобному Серафиму Саровскому.
Отец Иоанн Крестьянкин не благословляет Анатолия на вычитку, хотя он сам все время говорит о Почаеве, как бы видит у Вас свое спасение. Отец Иоанн Крестьянкин и архимандрит Иероним (из Чувашии) сказали, что Анатолий не исцелится. Но я все равно не теряю надежды на милость Божию и верю в его исцеление. Много молюсь за Анатолия. Где могу, посылаю записки на сорокоусты в другие монастыри.
Прошу Ваших святых молитв за болящего Анатолия. Если сможете, напишите несколько строк или передайте на словах р. Б. Антонине, как нам поступать дальше.
Покров Вам Божией Матери и Ангела Хранителя. Р. Б. Анатолий и Мария».
Голосом из глубины времен звучит просьба боголюбивой р. Б. Александры из Санкт-Петербурга помолиться за близких ей людей: духовную сестру Анну и брата, инока Тимофея, который был с ним в Киево-Печерской Лавре. Обращаясь к старцу, как к самому близкому человеку, оставшемуся в живых, она смиренно молит подвижника помянуть в своих молитвах почивших. «Я по девятый день его (брата) кончины была в Лавре и, увидев Вас, просила молитв о нем. Третьего марта исполнилось 10 лет со дня его смерти. Я в эти дни была в Киеве. Поминала его в Лавре и в Покровской обители. В Лавре из монашества только отец Руф и схимонах Иларион его помнят, а остальные все новые и молодые. В Покровском монастыре я часто заходила к матушке схимонахине Анне Сержантовой, которую Вы называли Солдатовой. Я спрашивала о Вас, и узнав, что Вы живы, была рада этой вести. Но к великому моему горю, матушка Анна в праздник Рождества Богородицы перед своим Днем Ангела преставилась. Царство Небесное и вечный покой ее душе! Я поздно получила это печальное известие. 10 августа умерла матушка, болящая Мария, и она скорбела о ней, а через 40 дней преставилась сама. Она много лет болела диабетом, а потом у нее как-то сразу отказали ноги. Вы знали всю их семью и были вместе в Киевской Лавре с ее братом, иеродьяконом Сергеем (Софронием). Дорогая моя матушка Анна столько лет несла послушание в монастыре, всю семью пригласила в монастырь, кроме Петра, который так и не женился. И всех по милости Божьей похоронила, а за ними Господь призвал ее. Это - редкая семья из тысячи-тысяч.
Дорогой Батюшка, я с ней жила рядом квартирами, училась вместе. Она и меня звала в монастырь. Я отказалась, а теперь очень жалею. Она для меня, как родная сестра, у нее не было больше родных, а из близких – только я, да еще одна женщина, которая с матушкой Анной всегда стояла на панихиде и пела. Она молилась об умерших моих сродниках и обо мне грешной. А теперь мне надо молиться о ней и ее родственниках. 30 октября будет 40 дней со дня смерти новопреставленной схимонахини Анны, и я в монастыре записала ее на сорокоуст. Подаю записки на заказные панихиды. Помолитесь о ее душе. Вы, батюшка, великий молитвенник! Спаси Вас Господь! Зная, что мое письмо дойдет до Вас уже после 40 дней после ее смерти, я сегодня позвонила в монастырь, попросила у дежурного монаха передать Вам о смерти схимонахини Анны Сержантовой, чтобы Вы помолились о ней 30.10.
В ваших святых молитвах не забывайте поминать моего брата, инока Тимофея, а о себе я уже по своим грехам и не могу просить. Как хочется побывать в вашей святой обители, но дорога очень дорогая. По милости Царицы Небесной, каждый год бываю в Пещерах на праздник Успения Божьей Матери. Так торжественно отмечает этот праздник Святая Лавра!
Дорогой батюшка, приезжайте в гости в С-Петербург. Желаю Вам телесного здоровья, долгих лет жизни во славу Божию. Храни Вас Господь и Царица Небесная. Прошу святых молитв обо всех нас, грешных.
С любовью о Господе грешная Александра.
А вот - незаконченное письмо с Кавказа которое является как бы продолжением воспоминаний и свидетельствует о попечении старца о чадах, приезжающих по его благословению в горы.
Отец Ахила, благословите! Сейчас сидим на пасеке, и я долго думала, писать ли вам все в письме. Но, наверное, лучше все описать, чтоб Вы знали.
Сложились такие обстоятельства, что братья уезжают обратно. Отец Мардарий их не принял, они пожили там пару недель, и отец Мардарий постриг Леонида в монашество, и отправил их к монаху Михаилу на послушание. Как раз пришел в пустыню отец Виталий, и он их взял к себе. Вроде бы вначале было все нормально. Хлопцы начали делать доски, чтобы построить келью.
Но враг не спит. Видно, вмешался Михаил. И так накрутил, что отец Виталий их отправил строить тайную келью зимой, там многое им наговорили. Это все было днем, на первый день Рождества. А на второй день братья ушли в гостиницу, собрали вещи и зашли к нам, собрались уезжать, переночевали. А утром мы начали собираться на пасеку, чтобы их отвезти, показать, где автобус. Мы с Надеждой вышли ночью на улицу, а Михаил ходит у нас под кельей, увидел нас и ушел. Отец Виталий тоже».
О том, что батюшка, являясь своим чадам в тонких снах, помогает им и в тех случаях, когда их разделяют города и годы, свидетельствует следующее письмо, пришедшее из далекого Луганска. Женщина, написавшая его, глубоко переживает непростую жизненную ситуацию и просит святых молитв у любимого старца: «Год назад я была в вашей обители. Пережила и радость, и скорбь, что не пришлось с вами побеседовать. Затем во сне, в поезде, вы явились ко мне в полном облачении, какое-то наставление давали, а я ничего не поняла.
Отче, так боюсь грехов, так сильно боюсь царства тьмы, очень прошу молиться обо мне, если еще есть у вас силы. Ведь прошел год, и я ничего не знаю о вас. Я написала вам письмо на Лавру, оно или не дошло к вам, или не положено писать в пост. Я ежедневно бегала на почту, так мне надо от вас хоть слово услышать, больше некому сказать.
Отченька, хоть несколько слов напишите, очень душа болит, не зная о вас ничего.
Простите и благословите на терпение.
24. 04. 2001г. Чадо Раиса.
Следующее письмо – еще одно свидетельство духовной связи старца с чадами, которых он вразумляет даже через посредство снов.
Досточтимый и Боголюбивый отец Феодосий!
Слава Богу за все!
Сподобил меня грешную Господь еще раз посетить Почаевскую Лавру и побезпокоить вас. Видела вас во сне трижды, благословили меня иконой Божией Матери «Неувядаемый цвет», только почему-то в круглой раме, я немного подкрепилась и приехала. Плохо нам с Марией, нет у нас духовного отца, и мы теперь все во грехах, живем вашими молитвами. Не забывайте нас грешных.
Часто снится мне покойный духовный отец, архимандрит Николай, и просит у меня кушать. Я и сорокоусты подаю, и на проскомидию, и нищим даю, но видно, мало. Помолитесь, родненький, и вы за его душу, он был нам хорошим отцом, помогите своими святыми молитвами. Не смею более вас безпокоить, прошу благословения.
Спаси вас Господи за все.
Недостойная глухая Екатерина.
P. S. Если можно, благословите мою внучку Наталию, она решила выходить замуж, свадьба намечена на 17 октября. И еще раз простите за безпокойство.
Как к самому близкому человеку, поддержавшему его в трудный период, обращается к возлюбленному батюшке клирик по имени Анатолий. Любовью и сердечным участием дышат строки его трогательных писем, вызывающих сердечное умиление и сочувствие.
Читаешь, и невольно думаешь о том, каким все-таки замечательным был наш старец, и как мало ценили его мы, находясь в непосредственной близости…
«Дорогой мой отец, сам знаешь, что все эти годы ты был для меня родным отцом и больше. Не оставил меня даже в самые тяжелые времена. Очень мне, батюшка, как-то тоскливо, когда думаю о тебе, очень скорбно, что я по приезду не смог хоть на короткое время помочь тебе в старческой немощи и болезни. Может, как раз в это время холод морозил твои старенькие ручки и ножки, и не было кому их растереть, согреть теплом. Может, немощь не давала помолиться, прочесть правило. А может, скорбь терзала твое старенькое сердце, а не было кому сказать тихое доброе слово.
Дорогой мой батюшка, прошу окаянный за все сие прощение! Если не могу сам побыть, то хоть письмом и духом присутствую у тебя, хочу погреть твою старость.
Воистину, чужого горя не бывает. Напомним еще несколько характерных эпизодов из жизни старца, свидетельствующих о его высоком молитвенном предстательстве за чад.
Некая раба Божия Раиса рассказала нам о том, какой великой духовной радостью была для нее встреча с отцом Ахилой. В былые времена она работала на хорошей в мирском понимании работе, которая давала ей возможность жить безбедно. Однако работа эта была связана со многими нарушениями Заповедей Божиих, а она уже стала ходить в церковь, и совесть сурово обличала ее. Наконец, во всей полноте встал вопрос, что выбрать – церковь или работу. Сама она никак не могла решить, что предпочесть, и серьезно задумалась над тем, чтобы встретиться с кем-либо из духовных старцев, которые, помолясь, смогли бы подать мудрый совет. В это время кто-то подсказал, что можно поехать в Почаевскую Лавру и там встретиться со старцем Ахилой, который каждое утро стоит возле чудотворной иконы, опускаемой для поклонения, и у него испросить духовный совет.
Так она и поступила. Не откладывая столь важное дело на неопределенное время, тотчас же собралась и поехала. Ранним утром, после полунощницы и акафиста, когда опустили икону, Раиса стояла в стороне и смотрела, как люди нескончаемым потоком подходят и прикладываются к чудотворной иконе Божией Матери. Долгое время все никак не могла решиться подойти к старцу. Когда же икону подняли, отец Ахила сам подошел к ней и негромко сказал: «Выбирай Небесное, брось все земное. Земное пройдет, а Небесное будет вечно».
После такого старческого вразумления как бы пелена спала с ее глаз: она все поняла, не медля более, бросила свою неспасительную работу, стала постоянно ходить в храм и постепенно втянулась в духовную жизнь. Со временем Господь управил так, что она стала духовным чадом отца Ахилы и часто помогала ему в поездках на Кавказ.
Однажды с ней произошел знаменательный случай. Внутренне считая отца Ахилу своим духовником, она еще не всегда имела дерзость к нему обращаться. Батюшка в силу своей занятости никого из приезжих не исповедовал, делая исключение для некоторых в крайне редких случаях. Поэтому она пошла на исповедь к другому старцу, архимандриту Апеллию, который показался вначале несколько строгим, хотя со временем она поняла, что этой мнимой строгостью и некоторым юродством он просто прикрывал свою прозорливость. Старец этот прошел множество гонений и тяжких испытаний, сидел в тюрьме за свою ревность в православной вере. Лишения и трудности не сломили его, а еще более закалили его дух.
Отец Апеллий спросил у Раисы, у кого она окормляется, прибегая за духовной помощью. Когда она назвала имя отца Ахилы, старец с величайшим одобрением сказал: «Да, у него можешь окормляться духовно. Когда он служил литургию и стоял у престола, я видел огненный столп, который шел от него к Небу». Нет никаких сомнений, что отец Апеллий сподобился видеть пламенную молитву старца, которая восходила к Небесам, подобно огненному столпу.
Об архимандрите Апеллии, духовно близком отцу Ахиле, нужно сказать особо. Он был чрезвычайно яркой, запоминающейся личностью, также оставившей заметный след в Почаевской Лавре,– стойким и последовательным исповедником последних времен. К нему в полной мере можно отнести слова Свт. Василия Великого: «Кто бережет только для себя какой бы то ни было дар Божий, а не оказывает благодеяния другим, тот осуждается как скрывший талант». Старец (в миру-Станкевич Арсений Евдокимович) родился в 1927 году в селении Осов-Буда Гомельской области. Отец и мать не согласны были идти в колхоз, поэтому семье пришлось вынести много страданий от властей, особенно перед войной. У них отобрали скот, затем приехал председатель и забрал всю птицу, вследствие чего семья была обречена на голод. Когда пришла война, скорби усугубились. В 1943 году фашисты, мстя партизанам, сожгли 2 селения. Один из них был убит из пулемета прямо в усадьбе Станкевичей, приняв справедливое возмездие за свои злодеяния, и это оставило неизгладимый отпечаток в душах малолетних детей. Родители не принимали зла и учили детей противостоять ему силой добра. В 1944 году селение было освобождено советскими войсками. Во время перестрелки будущий старец получил тяжелое ранение в области сердца, которое не закрывалось около шести лет. Тогда же, в1944 году, умер отец, и Арсению, как старшему брату, выпала нелегкая участь воспитания малолетних братьев. Сам он так и не смог учиться, т. к. нужно было помогать младшим в семье. Как и многие другие подвижники, он закончил 3 класса, но был умудрен духом Божиим, щедро наделившим его многообразными дарами. Чтобы братья получили образование, нужно было платить по 150 рублей за каждого (всего 450 рублей). Приходилось много трудиться. В 1958 году, когда дети подросли и стали на ноги, был зачислен в Свято-Духовский скит Почаевской Лавры, насельники которого отличались примерным благочестием, где в 1958 принял монашеский постриг. Постригал его наместник Севастьян.. После закрытия скита, последовавшего в 1959 году, перешел в Лавру, где в этом же году начал служить в алтаре.. Ревностно выполняя все возложенные на него послушания, вскоре был рукоположен во иеродиаконы. Жил в саду монастырском и ревностно молился. Со временем сподобился достичь сугубой молитвы, и даже просил Божию Матерь, чтобы Она сподобила его пострадать за правду, сев в тюрьму, чтоб защитить монастырь в годы наступивших тяжелых гонений. Молитвы подвижника были услышаны. Когда в 60-е годы на Лавру обрушились жесточайшие испытания, он одним из первых мужественно поднял свой голос в ее защиту, став инициатором обращения к мировой общественности и поставив свою подпись под этим документом. Люди доброй воли, узнав о происходящих в Лавре беззакониях, встали на защиту попираемой в СССР свободы совести. Для иеродиакона Апеллия это закончилось длительным тюремным заключением, которое не сломило силы его духа, сделав истинным воином Христовым, возлюбившим Господа «до самой смерти, смерти крестной». «Наши старички говорили: надо держаться, - рассказывал впоследствии об этом мужественном стоянии за правду архимандрит Апеллий, имевший три судимости только за то, что вопреки всем предписаниям властей не только не хотел покидать Лавру, но и активно протестовал против проявляемого насилия, - и мы держались. Хотя никто тогда и не думал, что Лавра останется». И так буднично звучали в его устах эти слова, что совершенно очевидным было: сам он считал исповедничество делом обыденным и ни в малейшей мере не героическим. Он пережил тюремное заключение осенью 1961 года, затем в 1962 году и в начале 1964 года. По словам старца, «в тюрьме на одну кровать укладывали по три человека, и все курили. Травили табаком. На завтрак 6 тюлек, 15 грамм сахара и жидкий чай. Брали кровь под видом помощи людям. Целую зиму по 3 человека на кровати. Чтобы понести этот крест, нужна помощь Божия. Но не так. как хотим, но как хочет Господь. Нужно все терпеть. Нужно иметь крепкую веру. Многими скорбями входим мы в Царствие Небесное. Была особая милость Богородицы, Которая защитила Почаев».
Преследования закончились в 1966 году, однако и после этого ему долго не давали жить в монастыре, пока он милостию Божией не получил прописку. Жизнь его все это время проходила в особо тяжелых условиях, подорвавших его здоровье, однако По словам старца, сколько бы море ни пенилось, но непогода рано или поздно кончается: он возвратился в Лавру в 1970 году. На некоторое время получив облегчение отец Апеллий мог вновь сосредоточиться на молитве, которой так жаждала его боголюбивая душа. К этому времени он уже сподобился благодатных даров, о которых никому не рассказывал. Однако об одном из них старец все-таки поведал, сделав это не в похвалу себе. а чтобы показать сугубую милость Царицы Небесной, распростершей над Почаевом Свой благодатный Покров: «В 1970 году, во время чтения в Похвальной Церкви Псалтири Матерь Божия показала благодать, и я увидел большое сияние, которое длилось долго, не менее получаса. Мптерь Божия показала, что Она нас не оставляет, что можем победить Хрущева. Коммунисты не смогли победить тридцати монахов, потому что они были под Небесным заступничеством. Являлась Божия Матерь и в Троицком соборе, чтобы укрепить нас в Православии. Это все видели.
Скорби преследовали подвижника. В 1981 году наместник Лавры, печально известный архимандрит Иаков удалил его из монастыря, и тот около 10 лет странствовал, пока Господь через наместника Онуфрия, нынешнего митрополита Буковинского, не возвратил его в обитель. Гонения, которые ему пришлось пережить, нисколько не ожесточили его сердца. Казалось, он весь был исполнен Пасхальной радости, был воплощением всеобъемлющей любви, способной все вместить, все покрыть, все вынести, о которой писал св. апостол Павел (1 Кор. 13,4-7). Свидетельств этой любви много. Так, скромная паломница, которая милостию Божией встретилась с этим удивительным старцем, до конца жизни сохранила в душе его светлый облик. Вспоминая его, она, умиляясь, рассказывала, как внимательно слушал, сопереживая ее искушениям, отец Апеллий, и светлые слезы текли по его старческим щекам. Другая была потрясена, когда, в ответ на исповеданный тяжкий грех, батюшка по-отечески обнял ее и с неподдельным участием воскликнул: «Деточка, что же ты над собою сделала?». А некий зрелый самодостаточный мужчина, часто пребывающий за рубежом, сбивался на невнятный речитатив, когда вспоминал, как во время первого посещения Почаевской Лавры в юношеском возрасте, устав после безсонной ночи, впал в озлобление, уныние и не хотел причащаться, несмотря на слезы отчаявшейся уговорить его матери. Однако стоило строптивцу увидеть старца, утонуть в его по-детски чистых широко открытых голубых глазах, как разъяренный лев превратился в ягненка и безропотно подошел под епитрахиль, которой заботливо покрыл его голову отец Апеллий…
Вот строки из письма женщины их Хмельницкой области, претерпевшей множество искушений и обретшей надежную защиту под святым Покровом Почаевской Божией Матери. Она закончила вуз, аспирантуру, работала научным сотрудником, затем в одночасье все это потеряла… Старец поддержал ее, помог пережить тяжелую депрессию, укрепил в вере. В завершение беседы он вынес кофту из монашеской овчины, очевидно, Иерусалимскую, хотя женщина ни о чем не просила. В этом, как она полагает, проявился дар прозорливости, которым был наделен отец Апеллий. «И как она мне пригодилась, когда я по работе поехала на курсы после смерти матери, за которой ухаживала 5 лет. Я много стирала, развешивая белье при любой погоде, и обморозила руки, которым все время было холодно. Рукава у кофты были длинные и очень теплые. На курсах столы были длинные, холодные, и кофта очень спасала, грела. Старец Апеллий за много лет наперед предугадал мою беду и помог мне».
Женщина вспоминает, как радостно приветствовал ее старец во время последней встречи, хотя, по всей вероятности, был уже очень немощен. «Вскоре мне сказали, что отец Апеллий умер, После того, как его не стало, я очень скорбела. Отец Апеллий жалел меня за то, что я совсем одинокая в этом мире, и даже угощал».
Земная жизнь умилительного старца оборвалась 17 февраля 2002 года, после чего видимым образом открылась его Небесная слава. Люди, знавшие этого смиренного и любвеобильного старца, навсегда сохранили в своих сердцах его светлый образ. Они вспоминают, каким безупречным чувством такта обладал старец, никогда не навязывая свою волю, не лишая человека свободы выбора, как уклончиво, иногда иносказательно, отвечал на некоторые вопросы, приводя в качестве примера высказывания Святых Отцов, как иногда немного юродствовал. Если в ходе беседы обнаруживалось, что враг рассеивал ум его собеседника, провоцировал сонливость, искушал различными помыслами, батюшка очень мягко, с любовью обличал невнимательных учеников, если же и это не побуждало их к трезвению, смиренно умолкал, дабы самому не искушаться и других не искушать. Имея дар проникновения в сокровенные тайники человеческих сердец, старец, побуждая чад довериться его руководству, никогда ни на чем не настаивал, учил ничего не выставлять напоказ, чтобы подвижничество было потаенным и не вызывало смущения или зависти у других. Несомненно обладая даром различения духов, он видел то, что было закрыто для большинства людей. Любое нарушение Заповедей Божиих противоречило его духовным принципам. За всю свою жизнь никого не осудив, он нелицеприятно пресекал недовольство другими, если оно у кого-либо вдруг возникало. Некая женщина, называющая себя его духовным чадом, вспоминала, как, получив от него за детоубийство епитимью (тридцать поклонов), не выполнила ее, и вместо ожидаемого гневного обличения, с удивлением услышала слова сочувствия и сопереживания. В этом, как и во всем остальном, он также следовал наставлениям духоносных старцев, и, в частности, преподобного Серафима Саровского, на которого был даже немного похож: «Осуждай себя — и перестанешь осуждать других».
Отец Апеллий отошел ко Господу в 2002 году и был погребен на братском кладбище. На его могиле всегда можно увидеть живые цветы и возженную лампаду, - преданные старцу чада хранят в своих сердцах светлую память о духоносном старце.
Духовным завещанием для любящих чад стали слова старца: «Умоляю, братья и сестры, держитесь за святое Православие. Если отступимся, то горе нам будет на Страшном Суде. Нужно просить Божию Матерь, чтобы не оставила Свой Покров. Скорби нам посылаются для очищения. Если бы не было скорбей, мы погибли бы. Матерь Божия всегда защищала Почаевскую обитель. Если мы не будем умолять Божтю Матерь, то не спасемся. Будем уповать на Господа и жить под Покровом Царицы Небесной и Преподобного Иова . Придет антихрист, и мы будем гонимы, и через эти страдания войдем в Царствие Небесное».
В книге воспоминаний о схиигумене Митрофане (Микинине), изданной Задонским мужским монастырем, под названием «С любовью к людям» есть чрезвычайно интересный эпизод, повествующий об этом старце. «В городе спасались три схимонахини – Херувима, Серафима и Ангелина. Батюшку они никогда не видели, но знали о нем и всегда о нем молились. Постепенно установилась прочная духовная связь, и он также возносил свои молитвы об этих монахинях. Так вот они, в частности, говорили, что молитва батюшки – как огненный столп от земли до Неба. Так им было открыто».
Если сравнивать схиархимандрита Митрофана с батюшкой Феодосием, то невольно поражаешься, какими схожими по духу были эти два старца, никогда не встречавшиеся в земной жизни. Обращают на себя внимание слова, сказанные одной из духовных дочерей и ставшие своеобразным обещанием о посмертных молитвах за чад: «Никто за вас здесь так молиться не будет. Но как здесь я за вас молился, так и там молиться буду». Они видимым образом перекликаются с вышеприведенным обетованием старца Феодосия всегда молиться за своих подопечных, в качестве утешения высеченным на его надгробии.
Однако на памятнике есть и другие слова: «Поминайте мене, братие, егда молитеся», которые непосредственным образом обращены к духовным чадам старца. В качестве комментария вновь послужит пример, взятый из вышеупомянутой книги о схиархимандрите Митрофане: «На сороковый день после смерти схиархимандрита Митрофана старице Михаиле было видение: открылось Небо, и оттуда спустились отец Митрофан и отец Кукша. Поклонились ей до земли: «Матушка, мы пришли тебя проведать. Ты нас поминаешь, мы и пришли. Но долго мы с тобою не пробудем, нам некогда – двести дворов нужно посетить», — это означало, что поминальная молитва творилась о них в тот день не менее, чем в двухстах дворах».
Будем же и мы, братия и сестры, неопустительно поминать старца в своих немощных молитвах, дабы и он у Престола Господня помянул нас, многогрешных.
Многих смущает вопрос, можно ли в наше сложное время, будучи немощными, подражать высокой духовной жизни старцев, идя духовным путем, если обстоятельства нашей повседневности отвлекают от спасения, погружая в суетные мирские попечения? Ответом на подобные смущения являются исполняющие наши сердца надеждой слова Святого Евангелия: «Невозможное человекам возможно Богу» (Лк.18, 27). Устами псалмопевца Давида Господь учит нас не унывать: «Даст ти Господь по сердцу твоему» (Пс.19, 5). Драгоценные указания мы обретаем также, обращаясь к святоотеческому опыту. Прп. Марк Подвижник в Добротолюбии утверждает: «Бог ценит дела по намерениям их» и все, чем мы пытаемся угодить Богу, принимается Им с любовию, как две лепты вдовицы. Об этом, в частности, пишет и прп. Исаия: «Господь обрадован был паче бедною вдовою, ради двух лепт ея, потому что Бог смотрит на произволение наше. Не дадим же места в своем сердце унынии (что не многое можем сделать), чтоб завидование (другим) не отлучило нас от Бога, но будем исполнять послужения свои по бедноте своей» (Добротолюбие, т.1, с.320). Он приводит притчу о двух работниках, которые не смогли сжать на поле пшеницу, - один по нерадению, а другой – в силу собственной немощи. Первый был осужден господином и изгнан из дома, второй – оправдан, поскольку несмотря на усталость, он изо всех сил пытался выполнить работу, превышавшую его силу. «Так и нам, - подчеркивает подвижник, – следует не падать духом ни в каком труде и ни в какой скорби, но употреблять силу свою, работая от всей души. И верую, что Бог примет нас наравне со святыми Своими» (там же).
Жизнь многих христиан была исполнена тяжких испытаний, - болезней, скорбей, невольнических страданий, мученичества за веру, но они мужественно и безропотно несли данный господом крест, за что получили венцы. Вспомним жития преподобных Иоанна Многострадального, Пимена Многоболезненного Печерских, Иоанна Русского, серафима Саровского, блаженной Ксении Петербургской и других подвижников благочестия. Однакоо и малые труды были ценны в Очах Божиих. Пахарь, положивший руку на плуг, потихоньку ведет свою бороздку от начала и до конца, полагаясь на помощь Божию. Точно так же и подвижник, обретающий навык молитвенного труда, постепенно начинает относиться к своему делу с любовью и сердечной теплотой. Укрепляемый благодатью, он ощущает умиление, принеся Богу посильную, но Авелеву жертву.
Что мы знаем о путях Промысла Божия? Известно только, что «близ Господь сокрушенным сердцем» (Пс. 33), и когда Он призывает, мир восстает на нас, как восстал некогда на Самого Сына Божия. Непростые обстоятельства привели в свое время к отцу Феодосию упоминавшегося нами ранее Андрея, обитавшего во Львове, который стал впоследствии одним из самых преданных чад старца. К чести его нужно сказать, что даже в сложной жизненной ситуации, в которую он попал, Андрей не впал в отчаяние, не озлобился, не отправился к экстрасенсам, обещающим немедленно «снять порчу», исцелить, избавить от всех бед и напастей, а сделал свой выбор, обратившись к Богу, призывающему: «Приидите ко Мне, вси труждающиеся и обремененные, и Аз упокою вы» (Мф.11, 28).
В Почаевской Лавре он нелегко и не сразу нашел понимание и сочувствие. Долго не мог определиться с выбором, к кому обращаться и что делать в обстоятельствах, сложившихся для него не лучшим образом. Однако мир не без добрых людей. Кто-то посоветовал подойти к отцу Феодосию и попросить молитвенной помощи. Так началось духовное возрождение Андрея.
После встречи со старцем все сложности чудесным образом исчезли, уйдя как бы сами по себе. Тяжкие нестроения по молитвам отца Феодосия разрешились полностью. Здоровье значительно улучшилось. Это так убедило Андрея в благодатной силе любвеобильного старца, расположив к дальнейшему общению, что оно стало необходимо ему, как воздух. Он стал приезжать в Лавру настолько часто, насколько позволяли обстоятельства при его большой занятости. Постепенно его начали узнавать братия, доброжелательно относящиеся к этому большому ребенку, искренне уверовавшему в возможность спасения. Он начал делать пожертвования на нужды насельников обители, оказывать помощь в доставке на Кавказ контейнеров с грузом. Отец Феодосий, обычно сдержанный в проявлении симпатий и далеко не у каждого принимающий пожертвования, полюбил его, как родного. Видя чистую душу этого непростого человека, он настолько приблизил Андрея к себе, что тот стал постоянным посетителем его кельи. Он имел неповторимую радость часто беседовать со старцем, выясняя для себя важные душеспасительные вопросы и беря благословение на совершаемые дела. Впоследствии Андрей, вспоминая благословенные минуты, проведенные в батюшкиной келье, рассказывал, что нигде ему не было так хорошо, как там, и даже обыкновенный хлеб из рук этого сурового подвижника, непрестанно смирявшего свою плоть, был вкуснее самой изысканной пищи. Отец Феодосий настолько искренне симпатизировал Андрею, что во время его отсутствия часто вспоминал о нем, как о друге, неопустительно поминал раба Божия Андрея в своих сугубых молитвах, и, разумеется, многое видел духовным зрением.
Он нередко повторял: «Добрая душа у него, наверное, он этим добром и спасется».
Старец, чрезвычайно одобрявший благие дела, на которые Андрей не жалел ни времени, ни средств, объяснял людям: «Кто помогает монахам, тот сам имеет участь монахов». Когда земная жизнь отца Феодосия завершилась, на его похоронах, идя за гробом возлюбленного батюшки, этот современный человек, переживший в своей жизни многое — взлеты и падения, радость обретений и горечь утрат — безутешно плакал, нисколько не стыдясь слез…
Духовная связь Андрея со старцем не прекратилась и по его блаженной кончине. Братия часто встречают его на кладбище, у дорогой могилки, где Андрей, как и раньше, общается со своим духовником, получая утешение и вразумление. Его трудами на могиле установлен строгий крест из черного мрамора с распятием.
Следует отметить, что такие высокодуховные простецы, как отец Феодосий, являясь истинными ревнителями Православия, примером своей безупречной жизни приводили людей к вере быстрее, чем носители внешнего богословского знания, не всегда являющиеся образцом для подражания. Некоторых таких людей старец даже не хотел принимать, видя их подлинную сущность, далекую от тех высоких духовных принципов, которые утверждает Православие.
Достоверных фактов, свидетельствующих о силе молитвенного предстательства старца Феодосия немало, и они заслуживают всяческого доверия, т. к. сообщены людьми церковными и зачастую удостоверены иерейской совестью священнослужителей, знавших этих людей. Остановимся на некоторых из них. Некая женщина, сын которой был калекой от рождения, рассказывала, как много и усердно возносила свои молитвы к Богу, умоляя вернуть сыну возможность ходить. Пребывая в полном отчаянии, несчастная мать с верой в его молитвенное предстательство перед Господом, обратилась к отцу Феодосию, и он, едва взглянув на женщину, тотчас же благословил ей приехать вместе с сыном.
Вера женщины была так велика, что она ничуть не усомнилась в возможности осуществления задачи невероятной сложности - нужно было привезти почти неходячего больного - и только радовалась, что получила благословение отца Феодосия. От самого рождения парень передвигался с огромным трудом, и врачи ничем не могли ему помочь. Невероятно, но факт: Господь укрепил ее в нелегком пути (женщина сумела привезти в Почаев болящего) и подал утешение. Утром, после полунощницы, когда опустили чудотворную икону Почаевской Божией Матери, женщина не без усилий привела болящего под благословение батюшки. Старец взял его за плечо, подвел к иконе и помог приложиться к ней. Изумление женщины, ее благодарность не знали меры, когда оказалось, что сыну после этого стало лучше, а со временем он стал ходить вполне нормально.
Бывали и другие удивительные случаи. Так, монахиня Дарья, с детства знакомая с отцом Ахилой и по его благословению принявшая монашеский постриг, рассказывала, как еще до монастыря у нее на шее образовались какие-то наросты, которые постоянно увеличивались. С каждым днем ситуация все более усложнялась, приводя ее в волнение и трепет. Чтобы удалить наросты, как утверждали врачи, необходимо было делать операцию, на которую она не соглашалась. Привыкнув к послушанию, она обратилась к отцу Ахиле как духовнику. Встретив его перед Троицким собором, куда старец направлялся на службу, она поведала ему о своей беде. Батюшка остановился, внимательно посмотрел на нее и спросил: «Где они у тебя растут?» Приподняв платок, она показала изуродованную шею. Старец ударил рукой по наростам, вызвав болезненное ощущение, и со свойственным ему юмором сказал: «Ну и пусть растут». Затем повернулся и, ничего не сказав более, пошел на службу, оставив ее в полном недоумении. К несказанной радости просительницы, уже через несколько дней наросты как бы сами по себе сошли без хирургического вмешательства. Батюшка, как и неоднократно ранее, сделал вид, что не имеет отношения к исцелению, не желая выслушивать слов благодарности. А сколько было случаев, о которых мы никогда не узнаем!
В этой связи уместно будет провести некое сопоставление. Подобным образом поступал, к примеру, наш великий оптинский старец, преподобный Амвросий. В его житии описывается такой эпизод. Как-то у одного чтеца из числа братии сильно разболелись зубы в то время, когда он, находясь в церкви, выполнял свое послушание. Проходящий мимо него отец Амвросий, обернувшись, без каких-либо объяснений, неожиданно ударил его кулаком прямо в зубы со словами: «Ну как, ловко?» Братия стали смеяться, полагая, что чтец допустил ошибку, и батюшка таким образом вразумил его. Каково же было изумление самого чтеца, когда после этого удара у него полностью перестали болеть зубы! Стремясь избежать излишней человеческой славы, старец Амвросий, часто посылал болящих на святые источники, чтобы, получив исцеление, они и не подозревали, что Господь послал исцеление по его молитвам.
Все знали, что отец Феодосий незамедлительно откликается на просьбы людей о помощи, но немногим было открыто то, что для получения этой помощи не обязательно было лично посещать батюшку – можно было просто мысленно воззвать к нему. Так, некая раба Божия (назовем ее Лидия) рассказывала, как попала в затруднительную ситуацию и всячески пыталась побеседовать со старцем, чтобы с его помощью решить житейские проблемы, накопившиеся во множестве. Старца в Лавре на этот момент не оказалось: он в очередной раз поехал на Кавказ отвозить грузы для пустынножителей. Ждать можно было долго, ибо никто точно не знал, когда он вернется, а ехать домой ей нужно было уже на следующий день. Не впадая в отчаяние, хотя вопросы, с которыми она приехала к старцу, не терпели отлагательства, женщина мысленно обратилась к нему: «Батюшка, я так хотела к вам попасть! У меня столько вопросов к вам!» Поклонившись святыням Почаева, она отправилась в обратный путь. В поезде, утомленная дорогой женщина, разочарованная тем, что не смогла повидаться с отцом Феодосием, вскоре погрузилась в чуткий, неспокойный сон. То, что она увидела, запомнилось на всю жизнь. Отец Феодосий, как бы вняв ее молитвенным призываниям, явился перед ее взором в полном облачении и, отечески прикоснувшись к ее голове, произнес три важнейших жизненных поучения, ради которых она, собственно, и ездила в Почаев. Затем старец подал благословение и как бы растворился в воздухе. Осталось необыкновенное чувство неземной радости, возникшее при созерцании дорогого батюшки, реально, зримо представшего перед глазами. Это было несомненное чудо: старец пришел на помощь, преодолев разделявшее их расстояние, и она возблагодарила Господа за то, что сподобил ее дивного посещения. Спустя некоторое время, когда волна изумления отхлынула, и на ее место пришла здравая рассудительность, благочестивая женщина написала батюшке письмо, в котором рассказала о чудесном видении.
Об аналогичном случае поведали люди, также не попавшие к отцу Феодосию. Как и в предыдущей истории, батюшка, - на этот раз без облачения - явился к ним и подал наставление.
Не менее удивительный факт засвидетельствовала раба Божия М., которая часто пела акафисты на молебнах у чудотворной иконы Почаевской Божией Матери и у мощей преподобного Иова. Погрязнув в неспасительной мирской суете, она на некоторое время перестала выполнять свое послушание. Совесть иногда напоминала ей, что необходимо возобновить пение акафистов как дело важное и душеспасительное, однако чрезмерная попечительность о мирском все-таки одержала верх. Подобно людям из Евангельской притчи о званных и избранных, пренебрегшим приглашением на пир ради покупки имения, приобретения волов или свадьбы (Лк. 14, 18-20), она находила различные причины, оправдывающие собственное небрежение. Тогда отец Феодосий явился ей во сне, произнеся с укоризной: «Почему ты перестала петь акафисты? Ты акафисты пой». И столько было твердости и внутренней силы в его негромком голосе, что она более не осмеливалась пренебрегать послушанием.
О том, что для батюшки, стремящегося спасти как можно больше людей и делающего для этого все возможное, не существовало расстояний, сохранилось много свидетельств. Он являлся инокам, попавшим в аварию на Кавказе, скорбел вместе с теми, кто пребывал у смертного одра сродников, духом прозирал развитие событий во время работы Священного Синода в Киеве. Если возникала потребность в помощи какому-либо человеку, попавшему в сложные житейские обстоятельства, любвеобильное сердце батюшки ощущало это на любом расстоянии. Во время вычитки болящих, когда к старцу подходили люди с просьбой о помощи, беглого взгляда ему бывало достаточно, чтобы увидеть, поможет ли он в данный момент человеку или тому прежде всего необходимо принести глубокое и полное покаяние. Многим он сразу честно признавался: «Тебе надо терпеть, терпи, это во спасение, терпи, это поможет». Слова, сказанные твердо и уверенно, давали человеку силы и укрепляли в терпении, даруя святую надежду на то, что Господь со временем, очистив страданием его бренную плоть, все-таки пошлет благодатную помощь.
Если не было воли Божией на изгнание беса, старец так и говорил, не пытаясь отвлечь человека от спасительной стези ложным состраданием. Это случалось нечасто, однако заставляло задуматься о пути исцеления. Даже в этой, крайне тяжелой ситуации, отец Феодосий не оставлял болящего на произвол судьбы, не лишал духовной помощи, пытаясь привести его к осознанию своей греховности и покаянию. И когда человек, твердо ступивший на путь исправления, искренне каялся, исцеление происходило как бы само по себе. Подобные ситуации особенно радовали отца Феодосия, ибо свидетельствовали: данная ему от Господа сила «наступать на змей и скорпионов и на всю силу вражию» (Лк.10,19) служит во исправление грешников, закосневших во грехе. В чисто телесном исцелении нет пользы, если предварительно не будет исцелена душа, ибо в таком случае люди, получив физическое облегчение, обычно возвращаются к прежней греховной жизни. Смысл чуда исцеления – в спасении души. Людям, стремящимся получить исцеление, необходимо ради Господа совершить хотя бы самую малую жертву, к примеру, бросить курить, пить, прекратить злословить. нужно привести себя в духовный порядок: исповедаться, причаститься Святых Христовых Таин и жить по-христиански, творя по мере возможности милостыню.
Бывали случаи, когда в ответ на слезные просьбы помолиться о ком-либо, отец Феодосий почему-то медлил, а затем, мысленно воззвав ко Господу, строго вразумлял просителей: «Если б не занимались чем не надо, то ничего бы и не произошло». Очевидно, таким образом он пытался дать этим людям понять, что скорби, которыми Господь посетил их, являются наказанием за грехи или вразумлением, удерживающим их от совершения еще более неблаговидных поступков, и что принимать их нужно, как учит Святое Евангелие, «достойно по грехам» (Лк.23,41).
Однажды на вычитку некая женщина привела болящего сына, которого стужал чрезвычайно буйный и неукротимый бес. Унять его было очень нелегко. Когда он начинал бушевать, парня с трудом удерживали три крепких и сильных человека. Несчастная мать ходила за старцем буквально по пятам и неустанно взывала о помощи, прося усилить молитвы об исцелении одержимого нечистой силой сына. Старец, которому видимым образом были неприятны ее стенания, строго одернул женщину: «Ты бы лучше за свой грех молилась». И в этом случае прозорливому старцу Господь открыл, что страдает одержимый вовсе не по своей вине, а за нераскаянные грехи своей матери, и он, стараясь ничем не смутить и без того несчастную женщину, прикровенно сказал ей об этом. Вняв его словам, женщина пересмотрела всю свою жизнь и нашла силы для покаяния. Каково же было удивление окружающих, когда по прошествии нескольких дней ее сын полностью исцелился! Истинно сказано в Евангелии, что «бывает радость у Ангелов Божиих и об одном грешнике кающемся» (Лк.15, 10).
Старец часто говорил, что дети страдают больше всего по вине родителей. Поэтому, чтобы помочь своему болящему чаду, родители в первую очередь должны пересмотреть всю прежнюю жизнь, пойти на исповедь покаяться в неисповеданных грехах, повенчаться, если не сделали этого ранее, и лишь после этого ждать облегчения. В одном из патериков описан назидательный для родителей случай. Некий мальчик был укушен бешеной собакой, и, когда ему стало совсем плохо, родители обратились за молитвенной помощью к старцу. Господь открыл по молитвам, что скорбь эта попущена Богом за нарушение заповеди и ребенок исцелится лишь в том случае, если отец семейства отдаст украденную у бедной вдовы корову. Воистину, как сказано в Библии, «нечестивого отца будут укорять дети, потому что за него они терпят безславие… ты положил пятно на славу твою и осквернил семя твое так, что навел гнев на детей твоих, а они горько оплакивали твое безумие…» (Сир.41. 10 и 47.23).
Не единичны случаи, когда после венчания родителей по благословению старца их дети полностью выздоравливали, и в этом не было ничего сверхъестественного. И наоборот, ничего нет удивительного в том, что в наше безнравственное и распущенное время так много больных детей. Посты не соблюдаются, супружеская верность тоже, многие живут в невенчанном браке, что перед Господом является блудом. Кроме того, многие поступают по отношению к другим людям несправедливо, безнравственно. Прискорбно, что эти люди находятся далеко от Бога и не понимают, что их беззакония могут отразиться на детях, которые отвечают за грехи родителей. В Библии читаем: «Я Господь, Бог твой, Бог ревнитель, наказывающий родителей до третьего и четвертого рода, ненавидящих Меня, и творящий милость до тысячи родов любящим Меня и соблюдающим заповеди Мои (Исх.20, 5-6, Ср. Числ.14,18). А как много людей участвовали в безбожное время в разрушении и осквернении храмов, что тоже тяготеет над нашим поколением, и современным детям часто приходится искупать грехи и богоборчество родителей. Господь предостерегает нас, чтобы мы не злоупотребляли своей свободой, а старались жить по заповедям и творить добро другим, за что Он вознаградит нас и наших потомков.
Многим запомнился случай, сам по себе достаточно удивительный. Однажды люди, исполнявшие какое-то лаврское послушание в окрестностях Почаева, передали старцу Феодосию необычную просьбу некоей женщины. Странность заключалась в том, что она просила батюшку сугубо помолиться не об исцелении, а, наоборот, о возвращении болезни своей дочери, умоляя Господа вернуть ей состояние одержимости, от которого та недавно избавилась молитвами старца Феодосия. Все объяснялась очень просто. Дочь долгое время страдала тяжким духовным недугом, и эта глубоко верующая женщина водила ее на вычитки и искренне молилась, чтобы помочь очистить от бесов. Отец Феодосий, вняв ее скорби, изгнал нечистую силу, сотрясавшую плоть девушки. Однако ожидаемой от этого радости мать не получила, потому что смирявшаяся во время тяжелого недуга девица как с цепи сорвалась. Она стала чрезвычайно дерзкой и грубой, вела себя до неприличия нагло, во всем проявляя гордость и несмирение. Очевидно, по неотступности молитвы матери с помощью старца Господь даровал ей исцеление телесное, однако, имея лукавое, двоедушное сердце, не очистившись от страстей и нечестивых помыслов, она вновь попала в цепкие лапы беса – теперь уже хульного. Вовлекая в погибель, он стужал ее до тех пор, пока несчастная мать не вынуждена была обратиться к старцу с просьбой помолиться о возвращении дочери прежнего состояния, при котором дерзость и злоба ее обуздывались немощью, побуждающей ее являть хоть какое-то смирение.
Истинно сказано: неисповедимы пути Господни. Оказывается, далеко не всегда исцеление может быть во благо. Без внутреннего очищения оно неспасительно и практически всегда ведет к бесовской прелести. У людей нечестивых оно только тешит их самолюбие и приводит к превозношению. Приведенный выше пример – яркое тому свидетельство.
Вот что по этому поводу отмечает в одном из писем афонский старец Паисий: «Часто в молитве я настаивал на чем-то и «требовал» у Бога исполнить прошение, касавшееся меня лично или других братьев и сестер. Но потом (когда Он выполнял мои настойчивые просьбы) я вынужден был просить у Него за это прощение или даже просить Его, чтобы Он, как Добрый Отец, подавал каждому то, что полезно его душе, чтобы вновь вернуть души людей в рай, вернуть их к Себе».
Необходимо смиренно и с радостью принимать от Господа все, с чем Он нас посещает: и скорби, и радости. Ибо все, что Им ниспосылается, служит во благо, очищая от прегрешений и вразумляя. Святитель Иоанн Златоуст, к примеру, указывая пути, ведущие человека к спасению, отмечает, что первый из них - не грешить; второй, если согрешишь, - покаяться и принести достойные плоды покаяния; а третий – терпеть всякого рода скорби и болезни.
Болезнь, как и другие скорби, посылается для очищения души, чтобы она могла свободно войти в райские обители. Святые отцы говорят, что каждому человеку полезно перед смертью года два-три полежать в постели, пострадать, высохнуть, тогда душа очистится, легко оставит тело и перейдет в тот мир. Лучше здесь претерпеть временные муки, чем терпеть в аду муки вечные, с которыми ничто не может сравниться. «Болезнь не без Промысла Божия бывает и есть отеческое наказание, которым Господь смиряет нас, тело наше бьет, да душа оздоровеет и спасется. За тебя, для пользы твоей болезнь твоя, а не против тебя, хотя плоти твоей горестно», – говорят старцы. Болезнь напоминает о смерти, об адских муках, призывает к покаянию. Человек живет в грехах, страстях и пороках, а каяться не желает, и Господь, для спасения грешника, посылает болезни. Вспомним, как в XV веке в Новгороде прекратилась эпидемия моровой язвы, от которой народ повально умирал, когда святитель Иона объявил, что Бог послал эту страшную болезнь за нераскаянные грехи, и люди принесли покаяние, дав обет никогда не грешить более.
Не менее поучительной является история, происшедшая во времена святителя Иоанна Златоуста (IV век), который, в ответ на просьбу мужа женщины, страдавшей неизлечимой болезнью, сказал, что болезнь ей дана за грехи и злой характер, после чего несчастная дала обещание исправиться и тот час же исцелилась.
Мы привязаны к земле, думаем только о собственной плоти, совершенно забывая о душе и ни за что не благодаря Бога. А ведь именно Он дал нам жизнь во всем многообразии ее проявлений.
Когда мы заболеваем, Господь напоминает, что земная жизнь временна и что созданы мы для Вечности. Обычно мы не понимаем, что служит к пользе нашей души, и во время болезни жалуемся на тяжесть страданий, по нашему мнению, незаслуженных, прося об исцелении. А просить нужно совсем о другом: вспомнив прежние грехи, нужно попытаться их искупить и хотя бы не роптать на заслуженную кару, а за все благодарить Бога.
Если мы хотим быть здоровыми, нужно жить свято. В Священном Писании сказано: если желаешь быть здоровым, оставь греховную жизнь. А поскольку у нас с вами грехов много, то мы здесь, на земле, должны пройти огонь и воду, претерпеть всякого рода скорби и болезни. Претерпевший же до конца, по словам Господа нашего Иисуса Христа, спасется.
Больно было видеть на вычитках, как за грехи родителей страдают ни в чем не повинные дети. В таких ситуациях старец делал все возможное, чтобы вымолить невинное создание, тяжко страдающее по вине родителей. Однажды родители принесли на вычитку совсем маленького ребенка, которого враг рода человеческого заставлял содрогаться в конвульсиях и громко кричать. Движимый состраданием батюшка обнял ребенка и пообещал помочь. Целую неделю он сердечно молился, читая акафисты и проводя вычитки. Ребенок исцелился.
В последнее время отец Феодосий говорил со своими чадами кратко, но емко, обращая внимание на причины их немощей и призывая к покаянию. Люди, посещавшие старца в его келье, ездившие с ним на Кавказ, бывавшие на вычитках, вспоминали, что он никогда не оставлял их без пастырского назидания, однако, вразумляя, был немногословным. Он напоминал каждому, особенно болящим, о необходимости благодарить Бога за ниспосланные скорби, данные для спасения души: «Вы люди одержимые, но поймите, вас Господь помиловал, Он вам такую милость показал. Эта болезнь маленькая, она вам во спасение послана, Господь хочет вас спасти, надо потерпеть хоть кое-что».
Когда бесноватые пытались подкупить его грубой лестью, называя святым, старец, не позволяя бесам, решительно прерывал лукавые речи одержимых. «Замолчи!», - восклицал он, и чувствовалось, как бесы, которых он усмирял, буквально трепещут, боясь грозных прещений схимника. А когда нечисть начинала особенно буйствовать, старец брал Евангелие и решительным твердым движением руки возлагал Его на голову одержимого. Это действовало безотказно. Бес вначале кричал, пытаясь запугать окружающих, затем постепенно изнемогал и успокаивался.
Некоторые бесноватые называли старца различными хульными словами, грубо, с нескрываемой злобой ругали его. Другие, пытаясь задобрить лестью, на все лады елейно восхваляли: «Ахила, ты святой, ты праведный!» Старец, прекрасно зная, что бесу верить ни в чем нельзя, не обращал внимания ни на похвалы, ни на грубую брань. «Их слушать нельзя,- предупреждал он доверчивых прихожан, - они никогда правду не говорят. А если и скажут, то только для того, чтобы ложь дополнить». К примеру, нашумевшую в свое время книгу «Козни бесовские», в которой тщательно отслеживается, что говорят различные бесноватые, старец читать не благословлял, считая, что гораздо полезнее для души обращаться к житиям святых, черпая в них душеспасительные наставления. Он категорично заявлял: «Да нельзя такие книги читать, и продавать нельзя. А вот тут молитва какая-то, так эта молитва от человеческого ума сложена этим же автором».
Не все прислушивались к словам старца. Ценой этому непослушанию бывали тяжкие духовные повреждения, которыми поражались своевольные. Осознание пагубности непослушания приходит, как правило, после того, когда начинаешь пожинать его плоды… Так, в наше время появилось множество публикаций, имеющих недостоверный характер, иногда просто душегубительных. К примеру, широкое распространение среди верующих получила так называемая молитва Киприана, содержащая страшные прещения и заклинания против бесов. Достоверность этой молитвы священством подвергается большому сомнению, так как в ней упоминаются святые, жившие значительно позже Киприана. Поэтому, как правило, эта молитва не включается в молитвословы и не благословляется для чтения. В ситуациях, когда это необходимо, люди, переживающие нападения бесовской силы, могут взять у священника благословение на чтение акафиста священномученику Киприану и мученице Иустинии, который каноничен и благословляется для чтения.
К сожалению, некоторые священники, пытаясь обрести авторитет среди паствы или же по неведению, благословляют своим прихожанам «келейно» читать вышеупомянутую молитву, вследствие чего многие из них повреждаются. Так, к примеру, имел место случай, когда священник, имя которого упоминать совершенно необязательно, на вопрос прихожан, можно ли читать эту молитву, ответил им в достаточно агрессивной форме, которой их несказанно смутил, нисколько не сомневаясь в своей правоте: «Конечно можно, она что, для коров написана?!»
Пребывая в величайшем недоумении, люди вынуждены были задать этот же вопрос отцу Феодосию. Старец, утратив на мгновение свое обычное благодушие, искренне возмутился и сказал: «Нельзя это читать, это предназначено только священникам, да и то не всем».
Действительно, на вычитках неоднократно приходилось наблюдать, как повреждались люди, пытавшиеся с черного входа вторгнуться в духовный мир: самочинно называвшие себя старцами и учительствовавшие, читавшие запретительные молитвы, дерзавшие заниматься целительством и изгнанием нечистой силы. Всем, кто поступает таким образом, необходимо напомнить Святое Евангелие, дабы не уподоблялись они слепым поводырям слепцов, ибо если слепой ведет слепого, то оба упадут в яму (Мф.15,14).
Отец Феодосий заметил и обличил одну удивительную особенность, характерную для людей, сознание которых повреждено грехом. Такие люди, не внимая поставленным для них Богом священникам, больше прислушиваются к словам, произнесенным болящими, пытаясь найти в них некий особый смысл. Старец часто повторял, что бесноватых слушать нельзя, они всегда обманывают. Те же священники, предостерегал он, которые без благословения занимаются вычиткой, также подвергают себя опасности быть обманутыми бесами, — если они будут упорствовать, их не спасет и благодать сана. Такого же мнения придерживались все старцы, с которыми нам приходилось общаться.
Грустным примером того, к чему может привести подобная дерзость, может служить история некоего священника, который возымел желание взяться за чтение чина вычитки без благословения Священноначалия. Его самонадеянная гордость была полностью посрамлена злыми духами, которые жестоко посмеялись над несостоявшимся «экзорцистом». В итоге он сам стал одержимым настолько, что попал в психбольницу, где ему для успокоения сделали укол и связанным привезли на вычитку к отцу Ахиле. Три дня понадобилось старцу, чтобы восстановить внутренний мир в душе самонадеянного священника, вернув ему прежнее, незабесовленное состояние. После этого он, безусловно, вразумился.
Приведенными примерами, разумеется, отнюдь не исчерпывается та великая помощь, которую оказывал старец всем страждущим, чающим исцеления и готовым ради этого отказаться от своих заблуждений.
Истории, перечисленные нами, утверждают нас в силе молитв старца. Они показывают, сколь мудро и точно применялись им каждый совет и меткое слово к пользе и исправлению души суетного и грешного рода человеческого. В этой связи уместными представляются нам слова преподобного Амвросия Оптинского, который в ответ на вопрос, почему праведники, ходящие в заповедях, не превозносятся своей праведностью, старец ответил: «Они не знают, каков ожидает их конец, потому спасение наше должно содеваться между страхом и надеждою. Никому ни в каком случае не должно предаваться отчаянию, но не следует и надеяться чрезмерно». Отвечая на вопрос, можно ли желать совершенствоваться в жизни духовной, преподобный сказал: «Не только можно желать, но и должно стараться совершенствоваться в смирении, т. е. в том, чтобы считать себя в чувстве сердца хуже и ниже всех людей и всякой твари. Человеку грешному естественно и необходимо смиряться. Если же он не смирится, то смирят его обстоятельства, промыслительно устрояемые к его душевной пользе.
Господь долготерпит. Он тогда только прекращает жизнь человека, когда видит его готовым к переходу в вечность, или же когда е видит никакой надежды на его исправление» (Жизнеописание старца Амвросия, с. 99, 101).Наверное, должны пройти годы, чтобы мы смогли по достоинству оценить величие и силу дарования отца Феодосия и воздали должное его трудам и молитвам, ибо сейчас, пока между нами и старцем не установилась дистанция времени, многое видится «как бы сквозь тусклое стекло, гадательно, тогда же лицом к лицу» (1 Кор.13, 12).
РАЗДЕЛ 11
«Славою и честию венчал еси его» (Евр.2,7).
Блаженная кончина как достойное завершение исповеднического подвига старца, венец его высокой духовной жизни.
Заступниче добрый народа,
Не меркнет души твоей свет.
К тебе на могилку приходят,
Когда утешения нет.
Тебя о спасении просим,
Своей благодатью покрой,
Старче наш, Феодосий,
Целебниче преблагой.
Жизнь старца, исполненная скорбями и радостями, неумолимо приближалась к концу. Его телесный человек, которого он постоянно смирял трудами и молитвами, заметно слабел. Все труднее было стать на молитву, физических сил недоставало, чтобы отслужить Божественную Литургию. Он стал жаловаться на нездоровье, сокрушаться по поводу старческих немощей, чего никогда раньше не было. Немощная плоть старца, основательно подорванная неустанными трудами и болезнями, стала все более восставать на дух, по-прежнему мощный и неутомимый. Отказывал слух, безнадежно терялось зрение, однако все так же неустанно двигались в руках старца четки, все так же неопустимо призывалось им сладчайшее имя Господа нашего Иисуса Христа, которого он возлюбил всем сердцем и которому служил до последнего вздоха, безоговорочно веря неложному обетованию Спасителя: «Истинно, истинно говорю вам: слушающий слово Мое и верующий в пославшего Меня имеет жизнь вечную; и на суд не приходит, но перешел от смерти в жизнь» (Ин. 5, 25).
По старости и телесной немощи Священноначалием Лавры он был освобожден от чтения акафистов с богомольцами и стал полушутя говорить чадам: «Уже я устарел, надо готовиться домой, нужно принимать схиму». Чувствуя, как все более слабеют силы, он подал прошение на Духовный Собор об освобождении его от послушания вычитывать больных и о пострижении в великую схиму. Духовный Собор одобрил прошение старца.
8 декабря 1997 года архимандрит Ахила был освобожден от послушания отчитки богомольцев, но оставлен киотным у Чудотворной иконы Почаевской Божией Матери, а 15 апреля 1998 года наместником Почаевской Лавры архимандритом Владимиром (в настоящее время архиепископом) был пострижен в Великую схиму с наречением имени Феодосия в честь преподобного Феодосия Печерского. Вместе с ним Великий Ангельский Лик принял схиархимандрит Доримедонт (ранее - отец Севериан), с которым старца связывала многолетняя духовная дружба. Подобно тому, как отец Ахила долгие годы нес послушание у Чудотворной иконы Богородицы, отец Севериан неизменно находился у мощей преподобного Иова. Вместе их постригали в Великую схиму, а по блаженной кончине они сподобились быть погребенными рядом. Незадолго до смерти отец Доримедонт впал в забытье, а когда пришел в себя и увидел окружавших его братий, то удивился, что он все еще в келье. За время забытья его блаженная душа побывала в ином, более совершенном мире, и он сподобился видения Небесных обителей. Место, куда он попал, было необычайно красивым, там было много схимников, и они уже как бы ждали его. Перед смертью его посетил отец Феодосий, который ободряюще сказал ему: «Не бойся помирать, там тебе будет очень хорошо». Причастившись, схиархимандрит Доримедонт без мучений, тихо и мирно отошел ко Господу, поболев перед смертью две недели. Вернемся, однако, к жизни отца Феодосия.
1 октября 1998 года по состоянию здоровья старец был освобожден от всех послушаний. В это время он жил уже полузатворической жизнью, выходя из кельи только в храм на богослужение. Единственным, что он еще не оставлял, были поездки на Кавказ, да и то два последних года жизни по слабости сил никуда не ездил, хотя всей душой стремился хотя бы раз побывать в своих любимых горах, встретиться с сподвижниками. Неоднократно говорил он, что хотел бы там даже умереть. Но Промыслу Божию было угодно, чтобы дух свой он предал Господу именно в Почаевской Лавре, в обители, куда его привела Сама Пречистая и где он так много помог страждущим людям, навсегда запомнившим и полюбившим его.
Фото: от 66 до 80 по порядку
Те, кто находился рядом с ним, с изумлением наблюдали, как, несмотря на неуклонное дряхление и угасание в старце «внешнего человека», составляющего лишь постепенно разрушающуюся телесную оболочку, изо дня в день обновлялся и возрастал внутренний. Тело старилось, а дух обновлялся, ему было уже тесно в убогом обиталище, он все неудержимее стремился ввысь, к Богу, Который есть Жизнь.
«Благо есть мужу, егда возмет ярем Господень в юности своей» (Иерем.3,27), - говорит Святое Писание. Это величайшее благо испытал на себе наш дивный старец в последние дни своей жизни, когда физические силы заметно ослабели, но, даже в крайнем изнеможении и истощении по временам он вдруг обновлялся, яко орля юностию, и тайна этой крепости заключалась в великих молитвенных трудах.
В памяти многих духовных чад сохранился светлый, преображенный любовью и благодатью облик схиархимандрита Феодосия, которого, казалось, совершенно не коснулась старость.
К примеру, в воспоминаниях Н. Чайковской, получившей исцеление по молитвам схимника, описывается волнующий момент первой встречи с ним, когда 95-летний старец показался ей довольно крепким священником средних лет. Она свидетельствует: «Ко мне вышел Батюшка лет 50-60, с удивительно голубыми глазами. Я, грешница, понимала, что не смею поднимать глаз, но смотрела на Батюшку, меня удивил цвет его глаз – синий, лазурный, чистый- чистый. Я подумала: вот какая совесть...»
Однако немощи человеческие одолевают и людей высокой духовной жизни. Старость, вошедшая в свои последние пределы, предъявляет свои сугубые требования. И только сила духа поддерживает старца на закате его дней. Но и в это время он живет не для себя, а для тех страждущих, чающих исцеления, которые по-прежнему стучатся в двери его сердца.
Н. Чайковская пишет: «Через месяц после этой первой встречи с Батюшкой я опять приехала в Почаев и поспешила повидаться с Батюшкой. Но была поражена: ко мне вышел тот же Батюшка, но не 50-ти летний, а 90-то летний, и у него были темные глаза. Но почему я первый раз увидела Батюшку таким молодым и с такими удивительными голубыми глазами?
Говорили, что Батюшка от старости немножко плохо слышит. Но он отвечал словами на мои мысли. И я удивилась, почему мои мысли идут на русском языке. Ведь всегда мысли у меня идут на украинском. Батюшке не надо было громко говорить, он и так знал все мои мысли».
Об удивительной способности старца Феодосия слышать неслышимое и видеть невидимое свидетельствовали многие. Те, кто общался с отцом Феодосием в последние годы его земной жизни, подтверждали, что он имеет особый дар читать сокровенные помыслы, и физическая немощь не становилась для этого препятствием.
Человеку неправославному трудно объяснить, как невообразимо прекрасна осень жизни человека достойного, готовящегося к самому важному часу своей жизни: встрече с Творцом, любящим и ждущим его в Небесных чертогах. Православный же человек знает: чтобы глубже и полнее понять истинный смысл жизни чрезвычайно важно постичь сокровенный смысл смерти.
Святое Евангелие учит, что «кратковременное ложное страдание наше производит в безмерном избытке вечную славу, когда мы смотрим не на видимое, но на невидимое: ибо видимое временно, а невидимое вечно» (11 Кор. 4, 17-18).
Не обращая внимания на недомогание и телесную усталость, старец продолжал принимать посетителей, посещать богослужения и по мере своих старческих сил молиться, все чаще внутренней молитвой по четкам, так как уже совсем плохо видел. Деятельность оживляла его, лицо, озаренное неземной радостью, просветлялось и молодело, мысли были ясными и четкими.
Без малейшей скорби ожидая грядущую кончину, схиархимандрит Феодосий продолжал заботиться о чадах, которым предстояло осиротеть, спешил делать добрые дела, помогая всем, кто к нему обращался.
Когда старец, долгое время сопротивлявшийся немощи, подстерегавшей его много лет, упал с лестницы, то долгое время не приходил в сознание. Всем, кто находился рядом, было понятно, что время его земной жизни истекало, что нужен не земной врач, который уже ничем не сможет помочь, а Небесный. Поэтому вся Лаврская братия ревностно молилась о здравии схиархимандрита Феодосия, сугубо поминая его имя во время Божественной Литургии, служа молебны, читая за него Псалтирь и многочисленные акафисты.
Состояние здоровья старца не позволяло надеяться на благополучный исход болезни. Его постоянно тошнило, была сильная рвота, поэтому не предоставлялось ни малейшей возможности осуществить самое главное: причастить Христовых Таин. Тех, кто любил батюшку, это обстоятельство повергало в уныние, исполняя сердца глубокой печалью. Казалось непостижимым, почему человек такой высокой духовной жизни, посвятивший себя без остатка служению Богу и людям, не может отойти ко Господу, как подобает православному христианину, причастившись тела и Крови Господней.
На четвертый день страданий, которыми Господь еще более утончил и очистил его бренную плоть, отец Феодосий пришел в себя. Настало время подвести итоги.
Кратковременное облегчение страданий было необходимо, чтобы разобраться в собственной душе, приведя в порядок мысли и чувства, и достойно завершить земной путь. Зная, что его неизбежно ждет скорая смерть, старец позаботился о том, чтобы предстать перед ликом Творца оправданным, с радостью принес покаяние в таинстве исповеди, причастился Святых Христовых Таин и пособоровался. Господь дал ему знание того, о чем некогда просил пророк Давид: «Скажи мне, Господи, кончину мою и число дней моих, дабы я знал, каков век мой» (Пс. 38,5-6).
На пятый день здоровье резко ухудшилось. Есть не хотелось совсем, однако мучила жажда, нарастал жар, усиливался озноб. Теперь уже было совершенно очевидно, что «близ, при дверях» великий и страшный час, которого в этой юдоли страданий еще не избегнул никто. Потом жажда прекратилась, но до последнего дыхания призывал старец сладчайшее имя Иисусово, черпая в нем великую духовную радость, которая, как ни странно было это осознавать, постепенно охватила всех присутствующих. Истинно говорил преподобный Амфилохий: «Благодатию Божией человек достигает духовного подъема, преображается, становится иным человеком, и его покидает страх. Он не боится смерти, и жизнь, сколь хорошей бы она ни казалась, он считает пленом».
Скорбь верных его чад, находившихся при кончине у смертного одра возлюбленного батюшки, внезапно растворилась в каком-то непостижимом покое. Сердца, еще недавно буквально разрывавшиеся от боли невосполнимой утраты, исполнились радости о Господе. смешанной со скорбью, о чем свидетельствовали многие близкие старцу люди. Такое состояние бывает у людей при кончине праведников. Было отчетливо видно: настало время тленному облечься в нетленное и смертному - в безсмертное (11 Кор. 15, 53). Все, кто находился в это время у одра умирающего, чувствовали его присутствие и молитвенное общение, и это ни у кого не вызывало удивления.
Преосвященнейший Владимир, наместник Свято-Успенской Почаевской Лавры, постоянно интересовавшийся состоянием здоровья умирающего старца, в критический момент так же, как и многие, кто любил отца Феодосия, пришел к нему в келью. Увидев необратимые изменения, не оставляющие никаких надежд на восстановление телесных сил, он благословил братии немедленно читать отходную. Его незамедлительно поддержал и духовник Лавры – архимандрит Георгий. Близость кончины была настолько очевидной, что схиархимандрит Викентий, посетив страждущего брата, буквально вскричал: «Что вы ждете?! Что вы ждете? Читайте отходную!»
Старец уже не мог говорить, тяжело дышал, однако смертельный недуг свой он принимал смиренно и кротко, как святую волю Божию, и, несмотря на мучительные физические страдания, не позволял себе ни малейшего ропота.
Возле его постели собрались духовные чада, монастырские братия, и, хотя каждый хотел как-то облегчить отягченные болезнью последние минуты земной жизни схимника, все понимали, что Божиим Промыслом он очищается, проходя через скорби, и подает присутствующим последний в земной жизни урок, каким же именно образом надлежит выполнять заповеди Божии. Воистину, терпеливое перенесение скорбей – краеугольный камень нашего спасения.
Братия подходили под последнее в своей жизни благословение старца и целовали едва приподнимающуюся руку, увлажняя ее самопроизвольно истекающими из глаз слезами. Смерть уже наклонилась у его изголовья и ждала своего часа, который неумолимо приближался. Все, кто был свидетелем этого блаженного перехода в Вечность одного из наиболее почитаемых старцев Лавры, испытывали смешанное чувство скорби и радости, ликования. Мужественное и величественное предстояние смерти, созвучное духу древних веков апостольских, подобно высокой и строгой музыке Небес, переполняло сердца всех, находящихся в тесной монашеской келье. Умиляло взаимное выражение любви, исполнившей сердца покидавшего юдоль печали праведника и остававшейся в ней братии. Для каждого уходивший был примером простоты, скромности, терпения в несении креста, любви к ближним, постоянного общения с Господом в молитве, полного упования на Него, ибо всю свою долгую жизнь старец посвятил Ему.
Ангел смерти уже стоял у порога и ждал от Господа повеления, чтобы мирно разлучить с телом праведную душу старца, встречающего смерть с мужеством и глубочайшей верой в жизнь будущего века. Наконец час настал, и прозвучала последняя в его земной жизни молитва: «Ныне отпущаеши раба Твоего, Владыко, по глаголу Твоему, с миром»…
Унылый, рвущий души погребальный звон нарушил царственную тишину обители. Многоскорбная душа схиархимандрита Феодосия рассталась с бренной плотью, устремившись в блаженную Вечность. Близкие схиархимандриту Феодосию чада вспоминали: когда в обители скончался один из старейших ее насельников и кто-то сокрушался по поводу того, что его не успели причастить, старец ответил: «Он хорошо прожил свою жизнь перед Богом. Но, конечно, великая милость Божия – сподобиться умирать с покаянием, причастившись перед смертью Христовых Тайн. Надо молить Господа и Владычицу, чтобы Они послали такую кончину».
Господь исполнил прошение Своего верного раба, схиархимандрита Феодосия, сподобив его в день кончины, за несколько часов до перехода в Вечность, неосужденно принять великое Таинство Причастия Тела и Крови Христовой. Украшенная подвигами благочестия жизнь старца закономерно привела к блаженной кончине, высокому уделу молитвенников и подвижников.
« Да будет благословенно имя Господа отныне и до века! ибо у Него мудрость и сила; Он изменяет времена и лета; низлагает царей и поставляет царей; дает мудрость мудрым и разуменье разумным. Он открывает глубокое и сокровенное; знает, что во мраке, и свет обитает с Ним» (Дан.2,20-22).
В гробу старец был удивительно красив той совершенной красотой, которая оживотворяет истинных подвижников, пришедших к завершению своей стези. Земные страдания, наконец, прекратились, и печать Небесного блаженства венцом легла на усталое чело. Он лежал в полном облачении, прекрасный в своем высоком смирении. Лик, несмотря на продолжительную болезнь, благообразный и умиротворенный, вызывал не скорбь, а умиление и любовь. Даже впавшие глаза старца, почти всю неделю ничего не вкушавшего и принявшего перед кончиной лишь святое Причастие, не позволяли и тени уныния проникнуть в души провожающих его в последний путь братий и чад. Серебристая борода и волосы на голове были заботливо расчесаны. Весь его облик, казалось, являлся подтверждением слов Псалтири: «На Тебя, Господи, я уповал, да не постыжусь вовек» (Пс.30,2). Совершенно очевидным было, что этот земной ангел и Небесный человек пришел к своему последнему пристанищу, обретя то, к чему стремился всю жизнь.
Удивительный факт, который засвидетельствовали все, присутствовавшие на погребении: запах тления, обычно неизменно сопутствующий смерти, совершенно отсутствовал. Это было тем более странным, что почил схиархимандрит Феодосий в летнее время, и все изнывали от жары.
Тех же, кто близко знал высоту духа старца, который в течение всей своей земной жизни всячески умерщвлял плоть, соблюдая строгий пост и будучи воздержанным во всем, факт этот лишь утверждал в мысли, что Господь видимым образом показал особое величие его воздержания.
По воспоминаниям множества очевидцев, побывавших в эти дни в келии старца, у них не возникало ощущение присутствия смерти. Казалось, что девяностошестилетний подвижник сейчас поднимется, отверзет уста и всех призовет на молитву. Вместо безутешной скорби о почившем отце и пастыре, в воздухе как бы витали слова святого апостола Павла: «Поминайте наставников ваших, глаголаша вам слово Божие, ихже взирающие на скончание жительства, подражайте вере их» (Евр. 15, 7).
Когда пришло время осмыслить происшедшее, внимательным взорам духовных чад открылась дивная закономерность. Силы покинули старца в день Святой Троицы, в воскресение, и в тот же вечер над ним было совершено таинство соборования. Почти всю седьмицу шла последняя в земной жизни брань старца с силами зла. Наконец, после пяти дней воистину крестных страданий, в пятницу утром, его причастили, и в тот же день Господь принял его высокую душу, очищенную скорбями. Неужели эта очевидная параллель со Страстями Господними случайна?
Погребение же схиархимандрита Феодосия совершалось в воскресение, в праздник Всех Святых, следовательно, отпевание происходило во время Божественной Литургии и праздничного молебна. Случайностей не бывает. Блаженная кончина старца и его молебное поминание, происшедшие в светлые дни величайших праздников, - не совпадение, а закономерность. Смерть утратила над ним свою власть, ибо, по словам апостола Павла, «жало… смерти – грех; а сила греха – закон. Благодарение Богу, даровавшему нам победу Господом нашим Иисусом Христом!» (1 Кор. 15, 56-57).
Славный сонм почивших епископов, великое множество прославленных старцев с незапамятных времен подвизались в Почаевской Лавре, но никого до отца Феодосия еще не носили на братское кладбище на руках. Идущие за гробом братия, духовные чада и многочисленные паломники невольно вспоминали светлый облик старца, его неустанные труды и молитвы, и то высочайшее благочестие, которое было свойственно ему на протяжении всей жизни.
Прожив множество долгих и трудных лет, исполненных многочисленными скорбями и радостями, батюшка никогда ни на что не роптал, повергая всего себя без остатка спасительному Промыслу Божию. Однажды, в ответ на участливый вопрос наместника Почаевской Лавры епископа Владимира, было ли ему когда-либо в жизни плохо, он смиренно ответил: «Мне в жизни никогда плохо не было». Наверное, каждому из нас стоило бы поучиться у старца этой воистину Евангельской кротости…
Владыка Владимир в своей проповеди на панихиде с глубокой скорбью сказал: «Вы знаете, кого мы потеряли? Великий подвижник покинул нас! Но он сейчас там, у себя дома, с Богом!»
По словам многих очевидцев, с момента выноса тела старца на улицу недалеко от гроба сел соловей и пел, заливаясь переливистыми трелями, до самого окончания погребения. И даже в то время, когда гроб опускали в приготовленную яму, предавая земле, соловей сидел на дереве и все пел, умолкнув лишь после того, как братия пропели «Вечную память». Лишь после окончания братской панихиды он поднялся с ветки, на которой сидел, и улетел. Свидетели этой трогательной картины с умилением говорили: «Вот как батюшка Богу-то угодил, даже природа его прославляет!»
Схиархимандрит Феодосий оставил бренный мир, отойдя ко Господу, которого так любила и жаждала его боголюбивая душа. Но жизнь его стала песней, нескончаемой и возвышенной. Легендой, переходящей из уст в уста. Призывным голосом колокола, зовущим людей к высокому духовному подвигу. Воистину, «в память вечную будет праведник».
Пройдут годы, десятилетия, но память о мудром, благом, добродетельном, кротком и благочестивом пастыре пребудет во веки с похвалами. Смерть сокрушает величие многих, но для блаженного старца она стала началом его истинного прославления во Христе.
Сподоби же и нас, Господи, Небесного Твоего Царствия.
Аминь.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
«Аз с вами есмь все дни, до скончания века» (Мф. 28, 20).
Явления милости Божией по молитвенному предстательству схиархимандрита Феодосия. Воспоминания чад старца и всех, кто притекал к нему за помощью
Здесь сердцем чувствуешь Вечность.
Здесь память веков жива.
Ветер и сумрак шепчут
Молитвы святой слова.
Облик твой тих и серъезен,
Свет озаряет чело.
Старче наш Феодосий,
Нам всем без тебя тяжело.
В благословенном Почаеве
Ты мирно о Бозе почил,
Но жизни твоей тайна
Нам всем как звезда в ночи.
К тебе на могилку приходят,
Когда утешения нет.
Влечет сюда толпы народа
Души твоей чистый Свет.
Вот и перевернута последняя страница жизнеописания схиархимандрита Феодосия, и не без сожаления мы завершаем свой труд, в котором постарались воплотить светлую радость о Господе, завещанную нам незабвенным старцем. Вновь пережита и переосмыслена высокая, многославная жизнь истинного подвижника благочестия, исполненная трудов и молитв во славу Божию, о высшем смысле которой наилучшим образом можно сказать словами святого апостола Павла: «Прославляйте Бога и в телах ваших, и в душах ваших, которые суть Божии» (1 Кор.6,20)
Отзывы на предыдущее издание свидетельствуют, что у многих возникло желание узнать о земной жизни старца как можно больше и поведать другим. Исполненная подлинного драматизма, глубоко поучительная, яркая и увлекательная жизнь этого подвижника последних времен содержит, на наш взгляд, убедительные ответы на жестокие вызовы времени, ибо истинность ее запечатлена высокими аскетическими подвигами, радостной и светлой жертвой, принесенной на алтарь любви к Богу и людям. Отделенная от нас незначительным промежутком времени и поэтому еще более впечатляющая, она являются ценнейшим ориентиром в условиях непростой действительности, высочайшим и непревзойденным примером для подражания. Тем более важны те безценные свидетельства, которые были собраны и бережно сохранены любящими чадами: воспоминания монахов и мирян - современников, очевидцев, людей, близко знакомых с отцом Феодосием.
Неиссякаем поток свидетельств безспорной духовной одаренности старца, как неисчерпаема любовь к нему благодарных чад. Его стремление излить эту любовь на окружающих, отдать ее целиком, без остатка, всем, кто в ней нуждается, привлекали к нему людей «труждающихся и обремененных». И поскольку «зажегши свечу, не ставят ее под сосуды, но на подсвечнике» (Мф.5,15), всещедрый Господь явил значительное количество посмертных свидетельств, дабы светил свет его пред всеми людьми, и, взирая на его добрые дела, они неустанно «прославляли Отца нашего Небесного» (Мф. 5, 16).
Один из его верных почитателей, всегда помогавший старцу во время поездок, как-то сказал: «Порой кажется, что отец Феодосий вовсе не умер, что он поехал на Кавказ и совсем скоро приедет, и выйдет из своей кельи». Слова эти настолько верно отражают мысли и переживания чад батюшки, что лучше и не придумаешь. В их сердцах и душах на всю оставшуюся жизнь запечатлелся светлый облик незабвенного старца. И, вспоминая до мельчайших подробностей его отеческую доброту, которую невозможно было прикрыть даже за внешней строгостью, осознаешь, что именно в таких людях во всей полноте проявляется благодать Божия, которая согревает притекающих к нему людей.
По словам преподобного Силуана Афонского, мир стоит молитвами святых.
Созвучно им высказывание одного высокодуховного человека, подвизающегося на Афоне в земном жребии Божией Матери: «Мир – это корабль, который плывет по бездонному морю, а старцы – это гребцы, которые сидят за веслами и гребут (иными словами, молятся о мире)».
Нечто подобное, облекаемое, возможно, в другие словесные формулировки, говорил своим чадам и отец Феодосий. Однажды, находясь в алтаре, он поделился с одним из братий пришедшим ему на ум рассуждением: «Знаешь, - доверительно сказал он, - три молитвенника, достигшие безстрастия, могут спасти мир от катастрофы».
Господь щедро наделил этого подвижника множеством различных дарований. Неопровержимым свидетельством тому являются приводимые ниже воспоминания очевидцев, включенные в повествование о нашем возлюбленном старце. Они неравноценны по содержанию, глубине и широте раскрытия светлого образа схиархимандрита Феодосия, однако каждое из них дополняет его, приоткрывая различные грани его щедрой любвеобильной души.
К некоторым из них, к примеру, к воспоминаниям иеромонаха Мардария, знавшего старца с незапамятных времен, мы обращались в ходе повествования неоднократно, другие приводятся впервые. О возлюбленном батюшке рассказывают иноки и миряне, люди духовные и светские, и в каждом отдельном случае ощущается стремление поделиться тем сокровенным, что составляло основу общения благодатного старца с окружающими: его великая, всепобеждающая любовь к Богу и людям.
Мы стремились как можно более точно воспроизвести смысл проведенных бесед, не разрушая их внутренней логики, произведя, однако, некоторую стилистическую правку для удобства прочтения этого поистине безценного материала.
1. Надгробное слово, произнесенное на погребении
схиархимандрита Феодосия в Неделю Всех Святых
Во имя Отца и Сына, и Святаго Духа.
Сегодня, братья и сестры, мы провожаем в последний путь схиархимандрита Феодосия. Собралось много людей, и это хорошо. Потому что неумолимая, неотвратимая смерть не щадит никого. Перейти этот рубеж непросто. Перейти так, чтобы тебя уважали. Таких людей называют праведниками.
Но есть еще одно определение в православной Церкви: понятие старчества. Старец - это не только тот человек, который прожил долгую жизнь, не только тот, кто приобрел жизненный опыт и делился им с другими людьми. Старец - это прежде всего тот, кто совершил то, ради чего мы все живем на земле - стяжание благодати Святого Духа. И старец, схиархимандрит Феодосий, всю свою жизнь посвятил стяжанию благодати Святого Духа. Он прожил 96 лет в посте, в послушании, в молитве. Независимо от того, где бы он ни находился - в миру как мирянин, или в монастыре как монах, или в последние годы как схимник - вся его жизнь была направлена на одно: нести Слово Божие, стяжать благодать Духа Святого, жить, как учит Православная Церковь, как завещал нам Господь наш Иисус Христос.
Вся его жизнь действительно была прожита не напрасно. Об этом свидетельствуют многочисленные факты, подтверждающие наличие даров, которыми щедро наделил старца Господь. Это, к примеру, дар молитвы. Исихаст, Почаевский старец схиархимандрит Феодосий стяжал Иисусову молитву, которой он сам молился и к которой призывал всех своих духовных чад, призывая к жизни в раю.
Старец имел также дар наставничества, умения дать совет. Я думаю, что нет в этом храме человека, который бы не знал этого и не приходил к старцу за советом. Господь дал ему в дар эту способность: два-три слова - и куда подевалось горе, отчаяние, появились свет веры, надежды, любви, появилась сила жить, любить, спасать свою душу.
Господь наделил его и даром прозорливости. Один из братий рассказывал мне интересный случай. Однажды он тяжело заболел, а монахи не очень любят лечиться, наверное, как и большинство находящихся в этом храме. Болезнь усугублялась и дошла до такой стадии, что нужно было по назначению врачей делать хирургическую операцию. Ну, а кто хочет на стол, кто хочет под нож? И вот, не желая этой страшной участи, послушник, как раз в день памяти святителя Николая, увидел старца, который на всенощной молился в укромном месте. Он подошел к нему и говорит: «Батюшка, благословите ли вы мне делать операцию?» Этот послушник знал, что старец не любит больниц, не признает лекарств и потому, наверное, за всю жизнь не принял ни одной таблетки, не сделал ни одного укола, всегда надеясь на волю Божию. Зная это, послушник думал, что старец не благословит ему операцию. Старец же помолился и сказал: «Нужно идти. Надо, брат, надо». И по благословению его этот послушник и операцию перенес благополучно, и сейчас здравствует. А сколько таких случаев может привести каждый из стоящих в этом храме!
Старчество – это окормление Божие. Да, мы верим в Господа нашего Иисуса Христа, и Он, Отец наш, нам помогает. Мы верим в наших Небесных покровителей. Мы знаем, что у нас есть Матерь Божия. Мы знаем, что у нас есть святые угодники. Мы все это знаем. И Господь наш Иисус Христос один и тот же вчера и сегодня. Но, к сожалению, мы очень изменились, исказились. А такой благословенный старец, какой был возле нас, давал нам силы не теоретически, не по-книжному, а жизненно. Мы могли видеть, как нужно жить; видеть, как нужно молиться, видеть, как нужно подвизаться; видеть, как нужно спасаться. Поэтому наши сердца сегодня переполняет чувство преждевременной утраты. Мы утратили духовного отца. Утратили мы того, кто скажет нам, как трудно будет спасаться. Но у нас есть надежда, надежда на то, что он и там, из того места, куда ушел, не оставит нас, сирых, не оставит без своих молитв, не оставит без своих советов, без своей поддержки.
Жил человек на земле. Кто он был? Жизнь схиархимандрита Феодосия – это лучшее свидетельство того, как нужно жить, как угождать Богу.
В 1907 году в Сибири, в Алтайском крае, в семье Орловых (отец - Макар, мать – Матрена) родился мальчик, которого нарекли именем Александр. Семья была благочестивой. Верили по-православному в Бога и на простой крестьянской тропинке смирялись и давали ту добрую почву, тот добрый грунт, на котором слово Божие возрастало, воспринималось и давало плоды, как сказано в Евангелии, «одни - в тридцать, другие – в шестьдесят, а третьи – в стократ».
Как и большинство всех сельских детей, он пошел в школу, закончил 4 класса, а потом – работа. Работа в колхозе, работа в сельском хозяйстве. И так до того времени, как был призван в армию. Три года служил в Чите. После армии его ждали целина, Казахстан, где он десять лет возил зерно, работая водителем.
Началась Великая Отечественная война. Теперь он работал в Хабаровске на военном заводе день и ночь, потому что был фронт, была передовая, без которой была бы немыслимой Победа. Военные заводы снабжали фронт всем необходимым. Там он работал пять лет, совестью и правдою боролся с врагом, боролся с врагом зримым, но не забывал и про врага незримого. Не забывал молиться. Не забывал духовного наставления. Так проходили годы – годы подготовки к монашескому подвигу. Для этого ему потребовалось 40 лет.
Как много сейчас молодых людей или даже более зрелых, которые, едва достигнув двадцати лет, в отчаянии говорят: «Я еще не стал священником, не пришел еще в монастырь, я вел жизнь мирскую». Не важно, братья и сестры, какую жизнь ты ведешь, мирскую или монашескую, важно, как ты ее ведешь, потому что ни монашеская одежда, ни посещение храма не спасают. Спасает жизнь истинная, жизнь праведная. И, будучи в миру, он готовился к монашескому подвигу 40 лет – в посте, в молитве – и трудился, уважал родителей. Один из послушников, духовное чадо, рассказывал мне, что на вопрос, как он относился к родителям, старец отвечал: «Я их уважал».
И, возможно, причиной того, что он поздно пришел в монастырь, было именно то, что он не хотел их оставить одних, хотел присмотреть за ними. Каким образом? Возможно, помогал им материально. Работая в миру, зарабатывал на насущный хлеб и выполнял Заповедь Божию: «Чти отца своего и мать свою, и да благо тебе будет, и да продлятся дни твои». 96 лет выполнения этой Заповеди! Были и гонения, и скорби, но всегда с Божией помощью он побеждал. Разве это не счастливая жизнь? Счастливая жизнь - та, которая проведена с Богом. И вот такой блаженной кончины сподобился старец. Разве это не счастье? Счастье. Его жизнь – это назидание нам. Будем уважать родителей, уважать старчество, не забудем ничего.
Когда Господь призвал сердце схимника в монастырь, он пешком из Сибири в Киев за три месяца пришел в Киево-Печерскую Лавру, где его приняли в 1950-м году. В 44 года он стал послушником. В 47 лет его постригли в монашество с именем Ахила. Монаха Ахилу знала вся святая Русь, потому что к нему, к Ахиле, уже позднее, в Почаев, приезжало много людей.
Послушание в Киево-Печерском монастыре продолжалось на протяжении десяти лет. Когда начались гонения на Церковь, он одним из последних покинул монастырь. Как капитан корабля последним покидает тонущее судно, так и отец Ахила последним из братий покинул монастырь перед закрытием.
А дальше? А дальнейшую свою жизнь он старался скрывать, старался никому не рассказывать. В архивных данных указано, что он десять лет был в Киеве, служил при церкви. Но мы знаем, что девять из этих десяти он провел в Сухумской пустыни, стяжая Иисусову молитву в безмолвии. Про те места в Сухумской пустыни, где он подвизался, вспоминается в книге, которую все, вероятно, читали, «В горах Кавказа». Там есть воспоминания одного свидетеля, который был духовным чадом отца Ахилы, о событиях, что там происходили. Он рассказывал, что отец Ахила был в затворе и никуда не выходил три года. Поскольку в те времена начались гонения на Церковь, Сухумская пустыня наполнилась подвижниками, и каждый из них брал на себя свой духовный подвиг. Были монахи, которые взяли на себя обязанность просто доставлять пищу туда, в затвор. И благодаря их ногам, их плечам, что носили этот хлебец, отец Ахила три года не видел мира, не видел никого из людей, а три года боролся с демоном постом и молитвой. Тут он стяжал ту Иисусову молитву, тот огонек, ту благодать Духа Святаго, которую пронес через всю жизнь. Свидетельствуют, что раз в неделю, как преподобные отцы Фиваиды, он готовил себе дробную еду и на протяжении всей недели понемногу вкушал ее. Все остальное время – молитвы, поклоны для того, чтобы не потерять времени для Бога. Для того, чтобы не разлучаться с Богом, для того, чтобы не покидать молитвы, для того, чтобы не покидать монашеского действа, для того, чтобы плоть наша, которая должна быть слугой, а не повелителем, служила единому на потребу, служила для спасения души.
По неизвестным нам причинам через девять лет он возвратился в Киев и служил при одном из храмов. А позднее… Это было уже в 1971 году. Он монахом пришел на эту Святую гору, где был принят в число братий. Был послушником, пономарем на ранней Литургии. Старец, который стяжал молитву Иисусову, который вкусил пустынной жизни, имел такое смирение! И он не требовал, как многие из нас сегодня, ни знаний, ни почестей. А единое искал на потребу: стяжание Духа Святаго да служить братии, да спасать душу. Позднее, уже в 64 года, был рукоположен во иеродьякона, позже – во игумена. В 80 лет он стал архимандритом, в 89 лет принял схиму. Послушания выполнял он самые разные, и выполнял их добросовестно. Торговал книгами. Был киотным, помогал молитвами страждущим. Занимался так называемой вычиткой.
Вы слышали, что родился он в Сибири, по национальности был русским. Но помогал он всем – и белорусам, и украинцам, и молдаванам, и румынам. Он не спрашивал, кто ты по национальности, а спрашивал: “Ты веришь в Бога? Ты православный?”. И тогда, как только скажешь: „Да”, - два-три слова совета и молитва старца. Господь избавлял от многих бед тех, кто к нему обращался. Но не все и не всегда использовали молитвы старца себе во благо. Архимандрит, отец Петр, не даст мне солгать, ибо он рассказал мне такой случай. Когда они ехали с иконой в Карпаты, во Львовскую область, к ним подбежала одна женщина и попросила отца Ахилу, чтобы он помолился за ее дочь. Вы думаете, братья и сестры, она просила о ее исцелении? Нет. Он раньше молился о ее исцелении. Она исцелилась. Женщина просила, чтобы отец Ахила помолился за то, чтобы бес вернулся назад к дочери, потому что последняя перестала уважать свою мать, забыла Бога, стала жить, как язычница, про все забыла.
Какое глубокое назидание нам всем!
Для чего мы ищем старцев, ищем их молитвы? Для того, чтобы встать на духовный путь жизни или только для того, чтобы исцелиться от немощей? Чтобы избавиться от скорбей или только для того, чтобы сладко спать, вкусно есть и получать удовольствие от этой жизни? Старец помогал и, наверное, будет помогать нам и дальше.
В этот час, в этот день, когда мы чтим всех святых, давайте вспомним его жизнь. И давайте будем отрекаться от тех языческих обычаев, тех языческих настроений, что наполнили нашу жизнь. Давайте станем православными, как и он. Мы наполнены печалью в День Всех Святых, ибо отпеваем его. Многие ли из нас вспомнят, что он ночью, до трех часов, читал акафисты вместе с паломниками? Кому он их читал? Этим святым, которых мы сегодня чтим. Поэтому и святые молятся за него сегодня, поэтому и святые сопровождают его сегодня. Поэтому и призвал его Господь в этот день. В этот день – к себе, в этот день – к Вечности. Однако нет человека, иже не согрешит. Наверное, в жизни каждого человека, как бы праведно он ни жил, есть грехи, есть поступки, возможно в другой сфере, не в сфере дел, а в сфере мыслей, помыслов, которыми мы согрешаем и гневим Господа. И поэтому старец, как и все, нуждается в нашей молитве ко Господу, чтобы Господь, как сегодня говорилось, простил его и принял в рай. Возможно, братья и сестры, его человеческая немощь кого-нибудь чем-нибудь обидела, ибо к старости он уже плохо видел и плохо слышал. Возможно, он кому-нибудь не уделил внимания, на которое кто-нибудь рассчитывал. Поэтому, в этот час, в эту минуту прощания, я от его имени прошу прощения: “Простите, еще раз простите и в третий раз простите”.
И одновременно, наверное, многие из нас согрешили пред ним, согрешили, возможно, поступками, помыслами, поэтому и я грешный, и мы все просим у тебя, старче, прощения, просим святых твоих молитв за нас грешных.
Аминь.
1. «Войди же в радость Господа твоего» (Мф.25,21).
Я познакомился со странником Александром в Киево-Печерской Лавре, куда он приходил на богомолье. Александр был строгим, ревностным и очень благочестивым. В своей жизни он много странствовал, был и в Дивеево, у преподобного Серафима, и в Троице-Сергиевой Лавре. Какое-то время немного был семейный, однако около 30 лет понял, что необходимо спасаться, и всю жизнь посвятил этому великому и святому делу.
Был он и на войне. Как-то рассказывал, что приходилось ездить на машине, выполняя боевые задания. Когда в Киево-Печерской Лавре был шофером, то говорил, что ему хорошо знакома эта работа.
В Лавру он попал по Промыслу Божию. Однажды, после того, как он поднялся из пещер, наверху, у входа, его забрали в милицию. Милиция проверяла всех паломников, и тех, кто не имел постоянной работы и прописки, избивала и выгоняла из Киева. Однако в случае с Александром даже в милиции заметили, что он - умный человек, и посоветовали, чтобы он остался в монастыре и получил там прописку. Он ответил, что у него подвиг странника, после чего его положили в психбольницу.
Вначале в больнице, задавая провокационные вопросы, с ним спорили: «Ты веришь в бытие Божие, а мы не верим». «Я убежден, что Богом создано все: и земля, и небо, и человек», - мужественно отвечал исповедник. Спустя некоторое время даже те, кто его преследовал, вынуждены были отметить, что с психикой у него все в порядке. Поняв, что он вовсе не болен, его не стали подвергать принудительному лечению, а предложили выписать, потребовав, чтобы за него поручились в Лавре, там и прописали. По благословению владыки Нестора отец Захария , который был паспортистом, забрал его из больницы. Владыка предложил ему остаться в Лавре и отец Захария прописал его, поехав для этого даже в Москву. После этого Александр стал послушником в Лавре, и владыка, видя, как много он трудился, поставил Александра за свещной ящик. Мы прожили вдвоем в келье 9 лет. Я пел на клиросе, а он выполнял послушание на ящике. Уже тогда было заметно, что Александр очень любил людей. Два часа отдохнет после послушания и спешит на ночное моление с народом. Он был неутомим. С паломниками беседовал, наставлял их, молился ночами. Очень любил читать. Чтобы постоянно подкреплять ум, он читал Евангелие, Псалтирь, Псалтирь Божией Матери. В келье у него было много книг.
В Лавру он пришел уже в подряснике. Постригли Великим постом вместе с пятью другими послушниками. Постригал владыка Нестор, восприемником был схиархимандрит Полихроний, духовник Киево-Печерской Лавры. Окормлял Александра схимонах Дамиан - прозорливый старец, который редко выходил из кельи. У него было послушание переоблачать преподобных. Кроме того, он стоял возле иконы Успения Пресвятой Богородицы, а также, будучи старцем, принимал народ. Высокий, стройный, он выглядел очень благообразно. Отец Ахила – имя Александра в постриге – был его келейником. Когда Лавру закрыли, отец Ахила получил благословение идти в пустыню на Кавказ.
В пустыне он поселился на озере. Вместе с ним подвизались другие монахи: отцы Виталий, Меркурий, Кассиан, Анемподист. Я пришел позже. Некоторое время после закрытия Лавры подвизался в Киеве, однако потом получил благословение на пустынножительство в горах Кавказа. Хотел поселиться один, и монахи отвели мне отдельную келью, однако, поскольку я был в сане, мне нужно было проводить литургии. Монахи специально приходили за мной для того, чтобы отвести к храму. Дорога туда была трудной и долгой, идти приходилось около шести часов. Церковь была построена в горах, и пустынножители возвели ее собственными руками. Окормлял их схиархимандрит Серафим, без благословения которого никого не принимали. Он лично проверял послужные списки, беседовал с приходящими в пустыню иноками или послушниками прямо в Сухуми. Отец Ахила всегда руководствовался благословением отца Серафима и митрополита Зиновия, а также глинского старца Андроника.
Пустынножители жили в отдельных кельях. Первоначальниками обители были братия Авакум, Пимен, Василий – столяр. В храме имели антиминс, по мере необходимости ездили к епископу. Архиереи сначала были грузинские, а потом и русские.
Отец Ахила жил в пещере в скале, под кельей известного старца, отца Исаакия. Когда отца Исаакия бандиты сбросили со скалы, он слышал, как старец летел в пропасть.
В своей высокогорной келье он жил, как птичка. К ней вела крутая тропа, и все боялись туда заходить. Идти нужно было по земле, но подъем был крутым. Не все братия знали, как пройти, и боялись упасть в пропасть, а он находился там на протяжении многих лет. Отец Ахила - настоящий аскет нашего времени. В горах он много трудился, был пчеловодом.
Пустынножители имели огород, сажали картошку, фасоль, клубнику, развели яблони, груши. Земля в этих местах плодородная. При ее возделывании пустынники находили странные железки. Со временем развели пчел и всем нуждающимся раздавали мед. В озерах водилась рыба, ее вкушали не все, многие держали строгий пост, зато плодами земледелия пользовались все. Отец Аввакум изготовлял кресты. Ноши носили и молодые, и старые. Братий объединяла на Кавказе христианская любовь, как в раю. На трудности не жаловался никто, друг другу помогали. Жили скромно: питались в основном кашей. Дух всегда был бодр. Ночью вставали и до 6 утра молились, а утром шли на огород, как будто не было безсонной ночи. Будние службы в основном вычитывали по четкам, а праздничные, как положено, по памяти. Если что-то приходилось сокращать, то вычитывали по четкам, чтобы ум был непрестанно занят только Богом. Пели все: отец Меркурий, Пимен, Виталий. Отец Исаакий когда-то был регентом. Он почитался как старец, за ним ухаживал отец Виталий.
Отец Ахила делал все, чтобы помочь другим. Ему было уже 56 лет, однако наравне с молодыми носил такие большие ноши, что все удивлялись, с одинаковым усердием в дождь, холод и зной. Была у него необычная сила веры. Он всегда боялся духа праздности, более всего опасаясь, что среди братии появится рассеянность. Из Киева он привез с собой Минеи, акафисты, богослужебные книги и труды Святых Отцов. Любил народ, общался с ним. Известно было, что отец Ахила за веру, за истину постоит всегда. Как и в Киеве, он постоянно наставлял людей. Имея прекрасную память, помнил много изречений из Святого Писания. Казалось, он знал все, но проповеди не произносил. Отца Ахилу любили все: и монахи, и семейные. Из Сухуми многие также приходили к нему.
Власти притесняли пустынножителей, выслеживая их на вертолетах, требуя покинуть горы. Отец Ахила ушел в Почаев. Он мог, как другие, вернуться, но сказал: «Раз начались такие гонения, я пойду в любимую Почаевскую Лавру». Я не попал на проверку и остался в горах. Когда монахи разошлись, храм со временем обветшал и завалился.
Среди пустынников были знаменитые старцы, которые проповедей не говорили, однако были глубоко духовными. Вот Виталий Тбилисский говорил так, что казалось будто проповедь сама льется у него из уст.
Отец Ахила, переселившись по благословению Божией Матери в Почаевскую Лавру, всегда скорбел по оставленной им пустыне. Поэтому по мере сил и возможностей приезжал на Кавказ, привозя с собой собранную находящимся там монахам помощь. Спустя некоторое время он вернулся с монахами Андрианом и Стефаном из-за паспортов. Когда владыке сообщили о том, что они ушли из Лавры, он благословил, чтобы они вернулись, пообещав простить: «Если не вернутся, - сказал он, - отправлю в запрещение, вернутся - прощу». Когда я, состарившись, спрашивал отца Ахилу, не вернуться ли мне в Киево-Печерскую Лавру, он не благословил, сказав: «Ты уже доживай на Кавказе. Я сорвался из пустыни, а ты доживай».
Живя в Лавре, он говорил: «Это не пустыня, но здесь я пользу какую принесу, будучи с людьми». Целью всей его жизни было стремление принести какую-либо пользу.
Он скорбел о гонениях, которым подвергались православные, и по мере возможностей помогал людям, понимая, как они в этом нуждаются, и сочувствуя им. Народ его уважал, следовал его советам, без Ахилы не решались никакие вопросы, с ним считались, как с Кукшей Одесским, с которым мне также посчастливилось познакомиться. Произошло это в то время, когда у меня не было прописки, и я поехал в Почаев, к отцу Кукше. Подошел к нему, рассказал о сложности своего положения и стремлении жить в Лавре. Скит в Почаеве тихий, мне хотелось в скит. Он ответил: «Ты любишь безмолвие, ну ладно, Бог благословит, иди в скит». Однако Господь благословил по-другому, и за все – слава Богу.
В последнее время батюшка не был на Кавказе два с половиной года. Когда он приезжал перед смертью, я с ним встретился. С ним Александр был, который в Почаеве подвизался и глубоко чтил батюшку, он помог ему устроиться. Он сказал, что в Почаеве ему хорошо: «Там наместник мной доволен, я у иконы стою. Никак нельзя мне сейчас в пустыню». Отслужил Божественную Литургию и всенощную, доставил всем несказанную радость. Затем говорит: «Отец Мардарий, идем к матушке Ольге, я привез тебе гостинцев, продуктов». После этого я с ним больше не встречался: он обещал приехать, но не получалось. Он был уже больным и немощным.
Отец Ахила часто говорил, что в последние времена будет очень тяжело. Раньше, в годы нашей молодости, несмотря на гонения, жизнь была более устойчивой, такого, как в нынешнее время, не было. Вот сейчас каждые полгода, месяц, даже день происходят какие-то изменения по всей вселенной, не только в России – везде. Отец Ахила много лет назад предупреждал об этом, говоря, что будут трудности, предсказанные в Евангелии. Однако надо терпеть. Это его любимое выражение было: «только терпеть».
Он никогда себе покоя не давал, это аскет из аскетов нашего времени. Он почти не спал, на ходу дремал. Ночью любил молиться сугубо. Молитвы любил, ночами почти не спит, читает и читает. Я устану, приду, лягу, и даже кушать неохота. А он читает до полуночи, как Ангел во плоти, молитвенник. Только заснет – храпнул, смотрю, вскочил, уже на молитве стоит. Ему же было трудно, он боролся со сном, а кому не трудно молиться, всем трудно, но он все побеждал. Господь с ним был, он до ста лет прожил, эта же такая благодать. А какой подвижник! Попробуй найди такого.
Как-то, приехав в Сочи, он приболел. Когда вызвали врачей, сказал: «Зачем вызвали?» Те объяснили нам, что у старца микроинфаркт, попытались сделать укол, но он отказался. Врачи приписали ему строгий постельный режим, но батюшка встал и пошел. Его стали уговаривать вернуться в постель: «Куда ты, дедушка, пошел, тебе нельзя». В ответ старец сказал: «Это вам нельзя, а мне можно».
Вот таким он был везде. Он не смотрел на внешнее, говорил, что Бог – сила, у Бога – сила, а врачи и сами болеть и умирать могут. Была у батюшки крепкая, живая вера, а живая вера - это большая сила.
Иеромонах Мардарий. Сухуми.
2.Общение с духоносным старцем – великая радость о Господе.
Познакомились мы с отцом Ахилой, кажется, где-то в 76-ом году, когда решался вопрос о советских паспортах, можно ли их брать или нельзя. Многие не хотели делать этого, всячески стараясь уклониться. В это время и приехали из Почаевской Лавры три монаха: иеродьякон Ахила, игумен Стефан и иеромонах Андриан. Их приняли по-братски, отвели в келью к дедушке Феодору, как называли нашего старца, - он был чуваш. Келью, в которую мы привели братию, он строил для отца Саввы, схиигумена из Псково-Печорской обители, строил тайно, чтобы тот мог приехать, однако у него не получилось, и келья стояла пустая. Там и жили некоторое время отец Ахила, отец Стефан и отец Андриан.
Я знал, что это – известный пустынник, древний, как его называли, - его знали так называемые озерские братия, которые жили после 1961 года за озером. Когда он в первый раз пришел на Кавказ после Киева, то пришел монахом, а второй раз - уже иеродиаконом. Когда он жил в горах первый раз, с отцом Исаакием, там была церковь, и в ней проходили богослужения. Они служили вечерню, повечерие, каноны, утреню, полностью последование, обедню, и причащались запасными дарами, Литургию тогда не служили.
Мы пытались воспользоваться благоприятным случаем, чтобы задать старцу волновавшие нас вопросы. Я как раз читал тогда о смирении и смиренномудрии, поэтому, придя к нему, спросил: «Отец Ахила, а что раньше возделывал монах: смирение или смиренномудрие?» Смиренномудрие—это мудровать смирение, а смирение – это проявление внешности. «А ты всячески смиряйся», – ответил батюшка. Иными словами, он дал мне совет смиряться и в мыслях, и в делах, и в словах, и во всех поступках. Так батюшка сказал: простенько, но точно.
Когда власти разогнали древних братий, отец Феодосий поехал в Почаевскую Лавру. Но изначально он приехал из Киево-Печерской Лавры. Говорили, что он некоторое время странствовал, но я сам с ним на эту тему не беседовал.
Отец Андриан и отец Стефан прожили полтора года. В Лавре была большая смута из-за того, что ушли три монаха. Один епископ стал оказывать воздействие на наместника, возникли большие неприятности, и по благословению Священноначалия на Кавказ прибыл архидиакон Пимен, который должен был предупредить монахов: «Если не вернетесь, то пропадете: не только отдам под запрещение, но и сниму сан». Поскольку он тоже жил при прежней братии, за озером, то знал эти места и приехал достаточно быстро. Однако дорога была тяжелой, и отцы с большим трудом туда добрались, чуть не погибли. Время было зимнее, они пошли через горы, а там опасно, когда спускаешься вниз. Ущелья наполнил туман, и они не знали, куда идти. Спасло их только то, что попали под пихту. В темноте, в тумане, среди снегов и холода, выбившись из сил, монахи увидели чернеющую пихту, подлезли под нее, потому что там было сухое место, разожгли костер, и таким образом не пропали.
Монахи вместе с отцом Ахилой вернулись в Почаевскую Лавру. После того, как он ушел с гор, то приезжать стал не сразу, а года через три или больше, в начале восьмидесятых. С тех времен батюшка стал каждый год приезжать сюда, в Абхазию.Он очень крепкий был. Приезжая как благотворитель, носил хорошие ноши. Он очень много помогал пустынникам, поддерживал и бедных людей. Он был очень щедрым, любвеобильным, давал всем просящим или деньги, или продукты, или вещи.
Как-то, встретившись с ним, я поблагодарил его: «Спаси Господи, батюшка, что вы потрудились». Он радостно ответил: «Да, пожил в пустыньке, теперь буду хоть помогать пустынникам».
Обычно, когда приезжал, ехал на Буфар. На Буфаре жили почаевские матушки, и братия носили туда ноши. Мне кажется, что отец Феодосий тогда не носил, но точно утверждать не могу, потому что нам все оставляли, и мы приходили отдельно.
Я помню: случай один был. Когда начал восстанавливаться Новоафонский монастырь, не было материала. А в селении один человек хотел продать материал - брусья по 4 или 5 метров. И я договорился за этот материал, только нужно было машиной перевезти. Когда отец Феодосий приехал в очередной раз, я как раз был в городе и видел, что они привезли продукты на военной машине. Тогда я подошел к отцу Виссариону и сказал, что нужно съездить за брусьями, однако он воспротивился, и отец Феодосий также не одобрил. Потом я поговорил со старшим машины, прапорщиком Александром, и он сказал: «А чего, можно съездить». Отец Виссарион возразил: «Я обещал командиру, что дальше он не повезет, только до Сухуми». Прапорщик отвел его в сторону, они поговорили, и отец Виссарион благословил. Потом я пошел к отцу Феодосию и попросил, чтоб нам отвезли в горы продукты, а на обратном пути забрали брусья из селения. Отец Феодосий нехотя, скрепя сердце, благословил. Я буквально вырвал у него благословение и поехал, но на душе было нехорошо, потому что внутренне чувствовал, что творю свою волю, а не Божию. Когда мы ехали, военные подобрали человека, который оказался кришнаитом, каким-то гуру, который здесь агитировал. Он тут же стал льстиво говорить с нами, и я подумал: «Какая-то личность неприятная. Где он здесь такой взялся?» Потом я узнал, что он - кришнаит, и стало еще неприятнее на душе. Наконец мы приехали, взяли брус и отправились назад. Шофер оказался внуком мусульманского муллы и все время твердил: «Вот у меня дед - мулла, он постоянно за меня молится, я всегда езжу, мне так хорошо». И вдруг, когда он выехал из двора хозяина с брусом, то не вписался в крутой поворот, и «Урал» влез носом в яму, в болото. Мы были в большой опасности: машина чуть не перевернулась. Нашли трактор, вытащили машину, еще раз чуть не перевернулись. Словом, худшие предчувствия старца полностью оправдались.
Отец Феодосий, чувствуя неладное, молился за нас и все время спрашивал: «Не вернулись они? Не приехали еще?» Душа его ощущала, что с нами что-то произошло, и он всю ночь не спал, говоря, что видит машину, уткнувшуюся носом. С нами тогда поехал Александр, и, непрерывно молясь, батюшка спрашивал: «А где Александр? Где машина?» Когда после обеда мы приехали, он очень обрадовался. Думаю, что именно его молитвами Господь и сохранил нас, потому что опасность была реальная. Машина сама по себе сползала вниз и в любую минуту могла перевернуться, а когда ее вытягивали, она тоже чуть не перевернулась. В общем, тогда была очень большая неприятность.
Когда отец Феодосий приезжал сюда, по всему видно было, что он скучал за пустыней. Он когда-то даже говорил: «Я бы пошел в пустыню снова, только здоровье не позволяет, однако хочется в пустыню». Душа старца рвалась обратно, пустыннолюбивая была душа, и мы у него часто спрашивали: «Батюшка, что вас тянет на Кавказ?» Он, задумчиво улыбаясь, отвечал: «Я здесь живу». Однако старец понимал, что у него другое назначение, и смирялся.
Как-то отец Феодосий поведал матушке Ольге, что видел у нее гроб. В ответ на это матушка сказала: «Ахила, тебе уже пора помирать». Он как-то так на нее посмотрел и сказал: «Матерь Божья не благословляет, она хочет, чтоб я умер в Почаеве».
Когда он приезжал сюда, то всегда шел на пасеку, дней пять был там и возвращался какой-то здоровый, бодрый. Старец всегда хотел подняться к Сократу, пожить на пасеке, в этой келье. Он говорил: «Я вспоминаю те годы».
Да, отец Феодосий рвался на Кавказ. Даже после войны, когда было очень опасно, мы брали в сопровождение солдат и ехали. Старец жил несколько дней на пасеке, потом поднимался к Сократу, а потом уже, последние годы, только был на пасеке.
Был случай, когда их забрали в Цибильде военные. Они поднимались наверх на «уазике». Их взяли в военную часть, неприятный случай получился, батюшка сидел в машине и успокаивал водителя, говорил, что все будет хорошо. Я при этом не был и подробностей не знаю.
Однажды они ехали через Абуфару на пасеку, и у машины колесо сошло с моста. Я при этом случае также не был, но из рассказов Бориса и других, находившихся в машине, знаю, что опасность была большая. Мост был без перил, необозначенный, водитель не вписался в поворот и задним колесом соскочил с моста. Машина повисла в воздухе и в любой момент могла перевернуться. Все были в панике: если бы машина соскочила, пассажиров ожидала верная смерть. Люди выскочили из машины, а отец Феодосий остался с водителем. Впоследствии, когда ему задали вопрос, почему он не выскочил вместе со всеми, батюшка ответил: «А вы думаете, шоферу было бы легко оставаться одному?» Ради того, чтоб поднять дух шофера, он остался в машине, рискуя своей жизнью. Это показатель действительной братской любви и отеческого попечения.
И во время войны батюшка приезжал, но мы не спускались с гор и не знали об этом, потому что не хотели рисковать. Мы жили в трудных условиях. Машины, привозящие грузы, даже после войны, в первый год, сопровождали солдаты. Сопровождение грузов оставалось еще в 1997-ом и 1998-ом годах. Солдаты были вооружены, сопровождали нас до пасеки, разгружались и возвращались назад. Однажды, когда отец Феодосий вернулся с пасеки, где остались братия, которые должны были нести ноши, произошел неприятный случай. По дороге они встретили сванов, и те взяли в плен сына одного человека.
Первый раз отец Феодосий жил за озером Амткел. А второй раз в келье дедушки Феодора. Она находилась на Келсаури, с другой стороны. Мы приезжали к Сократу, потом шли на восток, а они - на Келсаури, на запад, мы там расходились в разные стороны. У батюшки неоднократно спрашивали: «Батюшка, как попасть в ту келью, в которой вы проживали?» Он уклончиво отвечал: «Очень далеко, очень долго, надо 12 раз переходить речку».
На самом деле речку нужно было переходить не 12, а 30 раз, а иногда 33. Дело в том, что количество переходов изменялось в связи с тем, что речка постоянно меняла свое русло. Братия, когда ходили, говорили, что переходили 30 или 33 раза, всегда по-разному.
Когда он жил в «гостинице», как мы ее называли, то там было 6 переходов, если считать с маленькими. Но главных переходов там 4, это очень опасные места. Река не большая, но очень быстрая, подхватывает внезапно, такой напор воды, что сбивает с ног. Это та речка, которую надо переходить возле отца Мардария. Главное, Господь устраивал так, что, когда ходили к отцу Мардарию, то между берегами застревало бревно и образовывало мост, один край которого был немножко в воде. Или, если было большое бревно, то, наносив маленьких, можно было переползать ползком, сидя. Особенно неприятно было зимой, когда бревно было обледеневшее, холодное. А когда монахи жили в горах тайно, то переходить приходилось вброд. Чтоб не снесла вода, натягивали веревку, держались за нее и переходили.
Эти 30 переходов надо было все проходить через воду. Была только одна переправа. Если речка была непроходимая, то приходилось идти по горам, очень трудная была дорога. Приходили на первую поляну, а потом с первой поляны один раз переправлялись на ту сторону речки по тросу. Был натянут специальный трос, на нем располагались два ролика, а на этих роликах висела доска, по которой переправлялись на ту сторону. Переправиться можно было только вдвоем, потому что сам человек не мог справиться. Самому нужно было садиться на эту доску на роликах и до середины реки скатываться, а дальше - браться за трос и подтягиваться руками.
Потом эту речку надо было перейти еще тридцать раз. Там тоже приходилось обходить, и таким образом можно было попасть на вторую поляну, где и была церковь.
Когда отец Феодосий, пришел в пустыню второй раз, его ожидали большие трудности. Я не находился с ними тогда, но помню только, что мы пришли на Буфале к братьям. Перед этим мы пять лет там прожили и ушли на озеро обратно. И вот когда мы узнали, что они приехали, нам сказали: «Вот, братия приехали, келья есть, а продуктов нет». Я не помню, какая причина была, но вспоминаю, что привезли муку. Я взял большую ношу, и отец Ахила благодарил: «Какую ношу принес! Надолго хватит».
Там тоже трудно было, подъем после речки был очень крутой. Тропу хранили, и по кустам подниматься наверх было тяжело. Отец Стефан совсем не носил, у отца Андриана было слабенькое здоровье, и вся тяжесть была на отце Ахиле. Нужно было и дрова заготовить, и продукты занести, и вещи, и книги. Я думаю, это была наибольшая трудность. Печка была глиняная, тепло не держала, дров надо было много — в этом тоже была определенная трудность. Но братия были бодрые, когда приходили причащаться…
Отцу Ахиле тогда было больше семидесяти лет, потому что он преставился в девяносто шесть лет, а это было двадцать семь лет назад.
Нам рассказывали, что у него была привычка, если вспотеет, развешивать одежду на кустах, чтоб сохла. Придя однажды, мы увидели: там пиджак висит, там рубашка, там еще что-то. Я знал, что отец Ахила так делает, а потом возвращается и забирает сухое. Охотники, которые бывали в этих местах, ничего не могли понять. «Слушай, почему рубашка висит, кто убил или что?» – говорили они. Они же не знали, что пришел отец Ахила.
Братия рассказывали еще одну примечательную историю, происшедшую со старцем, когда он был моложе и еще в первый раз жил в горах.
В советские времена приходилось скрываться, это сейчас ходим свободно, а тогда в селение приходили только по темноте и уходили до рассвета. Рассвет нужно было застать за пределами селения, опасность была, милиция сильно охотилась за монахами. И однажды, когда была такая неблагоприятная погода, и ночью идти было трудно, тем более — дождь, слякоть, ибо дело было к осени, отцу Ахиле сказали: «Наверное, не пойдем, погода плохая». Он же, нимало не смущаясь возникшими трудностями, бодро говорит: «Да брось ты, смотри, как раз самая летная погода для монаха, никто никого не видит, никого нет». Так что он, в этом отношении, себя не щадил.
Отец всегда был такой живой, бодрый, резвый. Это проявлялось как в разговоре, так и в делах. У него ничего не медлилось, когда нужно было потрудиться, он произносил скороговоркой «Ну-ка, давай быстро, быстро». Наверное, у него и в пустыне получалось так ноши таскать.
Помню, Борис (он уже преставился) рассказывал, что в пять часов утра, когда он еще спал, батюшка будил его: «Борис, вставай, поехали, поехали». Мы смеялись: если приезжал отец Ахила, то Борису уже покоя не было. Пока батюшка не съездит, куда нужно, его в покое не оставлял. Этот Борис родился в праздник Почаевской иконы Божьей Матери. У него был больной сын, он туда ездил, там было частичное исцеление его сыну.
Отец Мардарий и отец Феодосий пришли по отдельности, но поскольку они здесь жили, то друг друга знали. Они общались, жили в одном братстве. Отец Мардарий входил в число древних пустынников, древних братий, но жил отдельно. Он немножко здесь пожил, а потом искал безмолвия, живя отдельно. А когда отец Феодосий пришел второй раз, то окормлялся у схиигумена Стефана, который преставился. Отец Стефан был опытный делатель и всегда говорил: «Если хотите, я вас научу и четки делать, и ложки делать». Он был очень выносливый, прошел все послушания в монастыре, тоже был бодрого духа. Нам всегда говорил: «Вы скорбите, что трудная дорога, это роскошь - пройти по такой дороге, это как отдых. Идешь в лесу, свежий воздух, вода. А мы там все время были на послушании, некогда было выйти даже в сад». Они воспринимали пустыню как милость Божью, как облегчение для души и тела, у них дух был бодрый.
Отец Феодосий вспоминал о 60-х годах, когда разгоняли власти, вспоминал и о трудностях, которые ему приходилось переносить. Разговоры об этом были, но не многословные. Он не любил о себе рассказывать. Никогда не жаловался и о себе почти ничего не рассказывал. Даже когда заводили какой-то разговор, он от него уклонялся. Все, кто общался с батюшкой, говорят, что он был молчаливый, мало общался с народом, мало давал наставлений, говорил в двух-трех словах.
А отец Мардарий рассказал по-другому. Он сказал, что батюшка был очень общительным, любил разговаривать с людьми, молиться с ними, говорить проповеди, он как бы жил для народа. Отец Мардарий знал его в молодые годы в Киево-Печерской Лавре, жил с ним в одной келье, он более всестороннее имел с ним общение, и тогда это могло так и быть. А то, что в последние годы он был не весьма общительным, не многословным, и общение его выражалось только в общей молитве, это вполне закономерно. Я убеждаюсь на своем собственном опыте. Первая ревность усердия — хочется поделиться с ближним, что-то сказать, разъяснить, и т.д. А потом, когда видишь, что беседы не приносят ожидаемых плодов, тогда, естественно, думаешь, что лучше помолчать, лучше помолиться. Просто понимаешь: если хочешь помочь ближнему, то лучше сказать пару слов, но помолиться за него, чтоб Господь даровал благодать Святого Духа, которая его вразумит, укрепит и сохранит.
Приходилось мне общаться со старцем Серафимом и схиархимандритом Андроником. Отец Андроник вообще очень мало говорил. У меня был один важный вопрос, я задал его, а он минут пять не отвечал. Я даже грешным делом подумал, что старец, возможно, уснул, и мне необходимо оставить его в покое. Мне стало неловко, я подумал: «Может, я обременяю старца, может мне уйти?» Однако это было не так. Как бы в ответ на мои сомнения он сказал: «Нет, нет, не уходи». Для меня эти пять минут раздумий старца тянулись очень долго. Он сказал только несколько слов, но мне этого было достаточно на всю жизнь. Поэтому вполне вероятно, что отец Феодосий не вступал в многословное общение с людьми, а в молодости был более общительным.
Монах Константин
3. Помянух дни древнія (Пс. 142, 5).
За свою долгую жизнь в Церкви я знал многих достойных иереев. В свое время мне приходилось общаться с преподобным Кукшей Одесским, схиигуменом Амфилохием (тогда еще отцом Иосифом), отцом Исаией. Отец Ахила, несомненно, был одним из тех, кто запоминался своей высокой ревностью о Господе и благодатными дарами, которыми обладал в изобилии. О его духовной одаренности свидетельствует не только жизнь старца, достойная подражания, но и те незначительные на первый взгляд эпизоды, которые, если внимательно проанализировать их, являются подтверждением того, что Господь щедро наделил его всевозможными благодатными дарами. Внешне неприметный, маленький, слегка юродствующий, он совсем не заботился о том, чтобы произвести хорошее впечатление, и некоторые искушались этим, но люди духовные понимали его внутреннюю сущность.
В свое время я неоднократно встречался с ним на Кавказе. Во время одного из посещений он пригласил меня разделить с ним трапезу, которую приготовил. Он часто готовил себе трапезу, особенно когда находился в затворе. Пища его была простой, но всегда казалась необыкновенно вкусной, потому что готовил он ее с молитвой. Поэтому в ответ на приглашение я с радостью согласился, не подозревая, что меня ждет серьезное испытание. Когда крышка, прикрывавшая бидон, в котором находилась предложенная пища, была приподнята, в первую минуту я от неожиданности даже отпрянул. Раздался характерный шипящий звук, затем показалась пена, и вскоре значительная часть содержимого выплеснулась наружу. Очевидно, вследствие жары или по какой-либо иной причине, пища забродила. Зная свой больной желудок, я мысленно готов был уже от нее отказаться, однако отец Ахила, нисколько не смутившись, сотворил молитву и стал есть. И хотя внутренне я пребывал в абсолютной уверенности, что добром это не закончится, ничего другого не оставалось, как последовать его примеру. Не заметил даже, как все съел, причем пища оказалась не только вполне съедобной, но даже вкусной. На удивление, ожидаемого расстройства желудка у меня не произошло. Очевидно, Господь молитвами подвижника, таким образом смирявшего свою плоть, превратил подбродившее варево во вполне пригодную пищу.
Уйдя с Кавказа в Почаевскую Лавру, отец Ахила без ведома Священноначалия вернулся в горы. Причина, по которой он принял такое решение, была связана с его нежеланием принимать советский паспорт. Многие тогда спорили, принимать или не принимать паспорта нового образца, и были те, кто решительно отказывался. Вместе с Ахилой ушли в горы игумен Стефан и иеромонах Андриан. Они некоторое время подвизались в горах. Однако я сумел убедить Ахилу, что его пребывание там нецелесообразно, потому что он тогда еще не был в сане.
А было это все так. Приезжаю как-то в Каманы, это недалеко от Сухуми. Василиск там похоронен. Гробница в Сухуми каменная. Ходим день, другой. К нему подходят и просят благословение, а он отправляет всех ко мне, постоянно повторяя: «Я не батюшка». Я послушал и говорю: «Что за безобразие?» Полушутя-полусерьезно сделал ему выговор: «Зачем ты здесь сидишь? Ты ни рыба, ни мясо. Ничем не отличаешься от мирянина. 42 градуса жары, а ты в подряснике, борода по пуп, волосы до груди, а литургию служить не можешь. Мог бы принести величайшую пользу, если бы стал священником. Возвращайся в Почаев, падай Иакову (наместнику – ред.) в ноги. Рукополагайся, а затем возвращайся. Ты будешь на вес золота, необходимый будешь. На все горы, на весь Кавказ. Будешь крестить и хоронить. Люди гонимые сюда идут, исповедовать и причащать их будешь. Грузины их особо не привечают.».
К сожалению, грузинские священники действительно не уделяли русскоязычной пастве должного внимания. Помню, как однажды приехала в Сухуми матушка Зина из Флоровского монастыря на колясочке. Грузинский батюшка, отец Теймураз, накрыл епитрахилью кого-то из своих чад и беседовал с ним долго-долго. Матушка не выдержала и взмолилась: «Батюшка, я грехи исповедать хочу». «Зачем мне твои грехи? - ответил он, продолжая общаться со своим чадом, - Богу исповедуй». Так что русские священники были очень нужны людям.
Отец Ахила послушал меня, послушал и стал возражать: «Я не могу идти в Почаев, там новые паспорта принимают, печать антихриста». «Какая печать? Ну-ка давай сравним твой паспорт и мой. Те же графы, тот же герб. Ты-гражданин СССР, и я гражданин СССР. На втором листочке – то же. Какая разница?».
С Божией помощью, я убедил его в том, что его опасения напрасны, и отец Ахила вернулся в Почаев. Наместник отнесся к нему с пониманием и вновь принял в монастырь. Спустя некоторое время его действительно рукоположили. Приезжаю через год в Почаев, вижу, - стоит в свечном ящике, довольный, с белым крестиком, раздает акафисты, иконки. Радость буквально переполнила меня, потому что в этом была и моя доля участия. Забрал он меня к себе в келью на ночь, и мы долго вспоминали прошлое. Так отец Ахила нашел свое призвание в Лавре. А в горы его всегда тянуло и позже, впрочем, как и всех нас.
Вскоре моей скромной персоной стали интересоваться в КГБ. Слишком много молодежи приходило ко мне на службу, а потом стали съезжаться и на вечерний чай. Времена были сложные, церковь оставалась гонимой. Чада стали мне говорить: «В Москве есть отдушина, - находятся благочестивые священники, которые на дому проводят духовные беседы, - отец Димитрий Дудко, например, к нему приезжали художники, артисты. Почему у нас этого нет?» Стали приезжать ко мне. Катя, ее братом был архиепископ Амвросий, сам Амвросий, генерал один, Павел, теперь он архимандрит Игнатий в Ионинском монастыре, молодежь... Нашелся провокатор. Общину разогнали. Меня запретили, говорят: «Агитация молодежи». Генерала утопили, чтоб не судить: подстроили все таким образом, якобы утонул во время рыбалки, - лодка превернулась. Я понял, что нужно уезжать, продал хатку и отправился на Кавказ. Добираться было непросто. Вертолет, на котором доставлялись продукты, маленький, поднимается вверх, потом пытается опуститься, и так по нескольку раз крутится. Наконец разгрузился. Подхожу к матушке, она зовет меня в ветхую хижину. Тишина... Слава Тебе, Боже… Недоумеваю, что кушать будем. Хлеба нет. Калоши надела, каштанов насобирала в траве, поджарила – вкусно. А где же воду брать, думаю я. Колодца нет. Она улыбается: «Зачем колодец – с гор течет Божия вода». Наутро за мной пришли милиционер и какая-то женщина. Посмотрели документы, расспросили, кто и зачем. Потом увидели магнитофон и стали посмеиваться: «Так он современный, теперь у монахов есть магнитофоны». Посмотрели, выспросили все, что им было нужно и пошли. Пожил я там некоторое время, послужил.
Помню, как совершали литургию на Иверской горе. Я взял антиминс, чтобы иметь возможность совершить литургию, просворки взяли. Со мною был Андрей, отчим которого писал про Варнаву. Взяли одеяло, чтобы закрыть все щели, потому что местность хорошо просматривается издалека. Поднялись, а сторож не уходит. Поднялись в горы, там холодина. Сверху самолеты, - турецкая граница. Как только свет загорится, тут же снижаются и ловят. Накануне приходили на гору какие-то монахи, отслужили литургию, спустились вниз, и их тотчас арестовали. Вот в таких условиях приходилось молиться.
С Кавказом связана еще одна запомнившаяся мне история. Произошла она в Каманах, почти там, где была обретена глава Иоанна Крестителя. Каманы расположены в 30 км от Сухуми. В этом месте мученическую кончину принял мученик Василиск. Гробница там каменная, мощи в ней. Красные пятна, напоминающие следы крови, проступают непосредственно на камне. Люди камни эти целуют. Нагнулся и я, чтобы приложиться, а шляпу не снимал, потому что с давних лет голова болела. Для того, чтобы получить облегчение, я даже некогда обращался к преподобному Амфилохию, которого знал под именем отца Иосифа. Когда я приехал к нему, он обхватил мою многострадальную голову руками и громогласно возгласил: «Що краще? Боліти чи дуріти?”. Я, поразмыслив, решил, что лучше все-таки болеть. Так с тех пор и страдаю сильными головными болями, и поэтому всегда вынужден покрывать голову.
Однако вернемся к повествованию. Итак, стоим мы на горе. Очень высоко, машины кажутся такими маленькими-маленькими… Внезапно поднялся сильный ветер, в вихре которого моя шляпа слетела с головы и упала в пропасть. Я очень опечалился. Заглядываю вниз: шляпу еле видно, и спуститься, чтобы достать ее, совершенно невозможно, - внизу - крутой обрыв. Все, кто рядом находился, отнеслись к моей печали весьма сочувственно. Каждый пытался видимым образом проявить участие: кто тросточкой машет, кто рукой что-то показывает, кто веревку цепляет. Все это, разумеется, не имеет никакого смысла, однако каждый считает, что таким образом облегчает мою скорбь. Пока судили-рядили, что делать, подходит Ахила и протягивает мне шляпу. «На, - говорит, - твою шляпу». Все ахнули: по горам ходить было очень трудно, даже кеды не всегда помогали, нужна была особая обувь: шиповки или еще что-то такое, чтобы подошва не скользила. Как он мог в сапогах с гладкой кожаной подошвой спуститься в ущелье, до сих пор остается для меня загадкой. Не иначе как Ангелы на крыльях спустили его туда и подняли наверх. Впрочем, он был привычный.
Когда настало время уезжать, внезапно закрылось небо, стежки не видно – можно легко попасть в пропасть, - и все стали молиться, потому что самолет в непогоду прилететь никак не мог. Молились всю ночь, и, наконец, окошко показалось. Прилетел самолет. Потом из писем я узнал, что в течение месяца не было окна. Вот что такое молитва пустынников!
Духовно близким отцу Ахиле был также отец Руф, с которым он подвизался в Киево-Печерской лавре. Я познакомился с ним, когда занимался в семинарии. У него удивительная судьба. Во время войны он был летчиком и чудесным образом спасся от явной смерти, обратившись в минуту опасности к Богу. Небесное заступничество было настолько явным, что он постригся в монашество. Однако для того, чтобы быть в Лавре, нужно было решить вопрос с пропиской, который стоял очень остро. Он выучился на художника, а когда было нужно, то стал в Лавре кочегаром. Чтобы иметь возможность находиться в обители, он пошел учиться в семинарию, таким образом получив прописку на год. Помню, как сидел он на уроке и вырезал кресты. Преподавательница греческого языка вызывала его к доске, а он не мог встать, потому что настругал полный подрясник опилок. Она сердилась, ставила двойку, а отец Руф благодушно улыбался и повторял всегда одно и то же: «Спаси Господи».
После окончания семинарии он остался в Лавре, однако быть там пришлось недолго. Когда власти готовились закрывать обитель, ее часто посещали журналисты, имевшие задание собирать материал о «недостойном поведении монахов». Так получилось, что у одного из таких корреспондентов владыка Нестор благословил забрать фотоаппарат, поскольку он фотографировал монахов и святыни. Братия пытались это сделать, однако у них не получалось, а отец Руф дернул аппарат, и он сломался. После этого их арестовали. Двум другим братьям дали по пять лет, а Руфу, как зачинщику, 7. Очень уважали его бандиты. Считали за счастье, если посидит на кровати. После того, как он вернулся в Лавру, а прописки нет, - пошел туалеты чистить. Приходил ко мне ночевать, запах неприятный. Я прошу его: «Сними подрясник». Он отвечает: «Не могу, я монах». Не хотел есть то, что было приготовлено на газу, говоря: «Газ-дыхание дьявола». На Демеевке вырезал Царские врата.
С отцом Исаией, монашеская судьба которого также неоднократно пересекалась с судьбой отца Ахилы, мы занимались в одном классе. Он крепкий был, учился хорошо. Затем где-то пропал, и, как оказалось потом, пошел в Глинскую пустынь. Времена были тяжелые, непосредственно перед закрытием. Молодежь не давала закрывать пустынь. Уже архиерей подписал. Когда вопрос был решен в силовом порядке, убежали, вскочили в московский поезд, а из Москвы перебрались в Сухуми. Отца Исаию долго искали сотрудники КГБ. А он личностью был известной, общался со многими власть имущими людьми. Сидит он как-то, чай пьет с министром КГБ, в это время приходит телеграмма: «Коровая Якова (фамилия и имя отца Исаии – ред.) не можем найти». Министр засмеялся: «Плохо ищете».
Затем ушел на Кавказ. Подвизался на пасеке. В горах сидели, из кипариса крестики резали, ложки. У меня долго лежали карточки, на них были запечатлены все трущобы, хибарки, отец Марк Лозинский, харьковский митрополит Никодим, черниговский Антоний. В те времена они бывали на Кавказе. На каникулах приезжали в Сухуми, поднимались в горы. Дорога там тяжелая: речка 33 раза пересекает путь. В горах жили сваны - очень жесткий народ. Отец Исаия ездил собирать милостыню. Сваны выполняли роль КГБ и охотников. Одной старой монахине было 103 года, они изнасиловали ее и бросили в пропасть. У отца Исаии была кошечка. Однажды она стала жалобно мяукать и как бы указывать на пропасть. Посмотрели, а там лежит изуродованное тело монахини. Известна также история отца Исаакия, над которым также надругались и сбросили в пропасть. Вот в таких условиях приходились жить. Но молитва и упование на Господа все побеждали.
Так, однажды отец Исаия шел ночью по тропке и увидел бандитов, стоящих прямо на пути. Деваться было некуда. Он набрал воздуха и громко возопил: «Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя грешного». Его обидчики от неожиданности полетели в пропасть.
Была у отца Исаии крошечная хижина. Сидеть в ней было можно, а спать нет. Голова находилась внутри, а тело - на улице. Как-то ночью он проснулся от того, что кто-то его обнюхивал. Открыл глаза, а перед ним стоял шакал. Пришлось сделать ящик, часть которого выходила наружу. Он залезал в него и спал. Однажды посетили его медведица с медвежонком. В итоге медвежонок остался у него. Начинает бить поклоны, а медвежонок прыгает ему на спину. Пришлось сдать его охотникам.
Вид у него был живописный. Патриарх Илия за бороду дергал, сомневался, настоящая ли. Потом ушел в Почаев, где был духовником. Многие благодаря ему научились вычитывать пятисотницы. Клали по пятьсот поклонов. Даже благочинный просил отца Исаию повлиять на людей, потому что они слушались его безпрекословно. Когда Киево-Печерскую Лавру открыли, мы в 4 часа утра служили первую литургию. Я, отец Пимен с Троещины, отец Исаия. Вообще многие говорили: «Отец Исаия и отец Михаил - одна душа и два тела».
В заключение могу сказать, что, оглядываясь на прошлое, я благодарю Бога за то, что он сподобил меня общения с такими людьми, как отец Ахила.
Протоиерей Михаил Макеев, духовник Барышевского, Згуровского и Яготинского районов, с. Селище Барышевского района Киевской области
4. Воплощенное чудо
Каждый, кто хотя бы раз побеседовал с отцом Ахилой, утверждался в мысли, что Господь свел его с истинным подвижником, обладавшим многими духовными дарами.
Его мужественное стояние в вере, твердость, которую он проявил при закрытии Киево-Печерской лавры, известна многим ее насельником и является примером для подражания. Говорят, что он отказался добровольно уйти из обители и решил принять мученическую кончину у мощей преподобного Ахилы-диакона, почивающих в Дальних пещерах. Только вмешательство духовника, благословившего ему уйти в горы Кавказа, побудило его оставить разоренную обитель.
В горах он постоянно являл пример долготерпения и кротости, легко перенося трудности и лишения пустынножительства. За это Господь наградил его высокими духовными дарованиями.
Широко известен случай, когда по его молитвам иноки, которых власти преследовали на вертолете, чудесным образом прошли через глубокую пропасть. Вертолетчик, который был очевидцем этого чуда, в результате увиденного пришел к глубокой осознанной вере, хотя до этого был безбожником. Он выследил монахов и хотел произвести на них облаву с командой боевиков, находившихся на борту.
Часть монахов сумела укрыться от вертолетчика, но он их заметил и преследовал, как диких животных, постепенно прижимая к пропасти. За пропастью был лес, где можно было бы спастись, но попасть туда было нельзя. Вертолетчик стал резко приземляться, но произошло явное чудо – монах, который шел впереди, перекрестил перед собой пространство и все пошли через пропасть, словно под ногами у них была твердая почва.
Вертолетчик не поверил собственным глазам, а когда убедился, что монахи ушли, на базу вернулся совершенно другим человеком. Он отказался от партбилета и отказался в дальнейшем охотиться на безоружных людей. Всем известно, что монахом, по молитвам которого Господь спас преследуемых, был отец Ахила.
Монах Матфей.
5. Заступник, данный нам Господом
Я знала отца Феодосия, по всей вероятности, лет десять. Познакомились мы через отца Николая, который был экономом в Почаеве. Когда он пришел в пустыню, то, познакомившись с нами, посоветовал батюшке у нас останавливаться во время приезда в Сухуми. Старец воспользовался его советом, и, к нашей несказанной радости, они заезжали к нам лет десять.
Батюшка к нам приезжал два раза в год, как правило, осенью и весной. Приезжал он с помощниками, которые везли гуманитарную помощь. Бывая у нас в доме, иногда, упреждая возникающие вопросы, давал исполненные отеческой мудрости советы о том, как спасаться в этом многогрешном мире, как молиться, чтобы молитва была угодна Господу, как помогать тем, кто в этой помощи нуждается.
Наиболее ярко запомнились из того, что говорил батюшка, его высказывания о молитве, о посте, о том, как необходимо воздерживаться и чем питаться нам, грешным и окаянным христианам. В будущем чрезвычайно пригодился такой его совет: стараться поменьше есть и спать. Он говорил, что днем нужно работать, а ночью молиться, такое у него было наставление.
До того, как батюшка первый раз посетил нас, мы о нем ничего не слышали. Приехав, он сослался на благословение отца Николая. Это произошло семь лет тому назад, и Григорий, мой внук, полюбив старца, попросился: «Бабушка, я поеду с ними…» Я подошла к батюшке, попросила благословения, и он сказал: «Пусть едет». Так он и остался в Почаеве, и пребывал там семь лет. Когда батюшка почил, то перед кончиной он благословил его выехать.
Наставления, которые он давал, когда люди приезжали, были общие для всех, а по его святым молитвам улучшалось у нас положение духовное.
Люди высокой духовной жизни постоянно притекали к отцу Феодосию. С отцом Симеоном, который живет в Сочи, они познакомились в горах. Отец Феодосий был постриженником Киево-Печерской Лавры, а отец Симеон - из Глинской пустыни. В Гудаутах ходили разговоры об этом. Батюшка Симеон жил в Гудаутах, они через Гудауты и познакомились.
Отец Феодосий был знаком с отцом Рафаилом, с которым некоторые подвижники, и он в том числе, жили в пустыне. Из наблюдений был знаком с отцом Паисием. Когда они в пустыне жили, то отец Мардарий и отец Меркурий там были, они тоже были знакомы.
Батюшка любил у нас останавливаться, он читал правило, молился, с людьми общался. Больше всего потрясало в старце то, что он постоянно читал Евангелие. С людьми помолится, а потом читает Евангелие. Батюшка наставлял и нас читать Псалтирь и Евангелие, наставления старцев Василия Великого, Григория Богослова, Иоанна Златоуста. В храм батюшка ходил, но редко, потому что он был уже очень старенький, девяносто с лишним лет ему было.
Батюшка любил говорить короткие фразы, такие как «День - для работы, ночь - на молитву». Особых разговоров не было, потому что батюшка очень мало отдыхал и постоянно был в молитве. Когда бы к нему ни подошел, он все время был в молитве. Нарушать молитву, я, например, боялась.
Как-то раз батюшка заболел, но не благословлял вызвать врачей. Он же не лечился и не захотел лечиться. Но кто-то вызвал «скорую». Врачи измеряли ему давление и запретили ходить, посоветовав как можно меньше вставать.
Когда батюшка отошел ко Господу, внук сообщил об этом почти сразу. Но прежде, чем он сообщил, батюшка посетил нас духом. Это было утром, в первой половине дня, еще Володя лежал, и я отдыхала. Вдруг муж кричит: «Мария, кто-то к нам приехал, молитву прочитал».
Володя услышал, и сказал, что кто-то приехал, а почаевцы собирались приехать сегодня-завтра. И он говорит: «Мария, к нам приехали, батюшка приехал». Я выскочила и незамедлительно сотворила молитву: «Молитвами святых отец наших…» Смотрю, во дворе никого нет, и на улице никого нет. Я говорю: «Володя, никого нет». А он мне: «Как никого нет?! Батюшка сейчас разговаривал». А в два часа дня позвонил Григорий, наш внук, и сказал: «Батюшка отошел». Мы очень скорбели, для нас это была большая потеря. Батюшка нас духовно укреплял, даже если не словами, то самим своим видом.
Его внешность, его вид говорили о великой духовной жизни, он был очень велик духовно. Старец знал душу каждого человека. Однажды он приехал осенью, было холодно. Я решила дать ему цигейковую телогрейку, а сама в мыслях, может, по жадности, по-человечески, думаю: «Он возьмет и не вернет мне». Как бы услышав мои сомнения, он сразу же ее вернул. Даже не надел, только в руки взял, а у меня возникла мысль эта бесовская, недобрая. Он сказал: «Нет, я ее не возьму, не увезу». Батюшка знал помышления человеческие…
Я иногда сетую на своего деда, и старец, как бы прочитав мои ропотные мысли, даже как-то однажды сказал: «Не докучай Владимиру, не докучай». И в этом также проявилась его духовная прозорливость. Я поняла, что надо больше молчать.
Старец, будучи у меня дома в то время, когда больше никого там не было, внезапно встрепенулся и позвал: «Мария!». Я немедленно подбежала к нему, а он мне и говорит: «А тебя из дому выгонят, из квартиры». Не очень поверив в это неутешительное предсказание, я спросила его: «Батюшка, почему?» «У тебя не будет денег», – пояснил старец. С видимым огорчением спрашиваю у него: «Почему у меня не будет денег?» «Тебе пенсию не дадут», – тот час же пояснил он.
Практически все, что он предсказал, уже сбылось. Меня предупредили, что пенсию не будут давать, потому что я отказываюсь получать новый паспорт с цифрой 666. Я, будучи православной христианкой, этот номер принимать не хочу. Там ни имени, ни фамилии не будет, а я крещенная, и мне Господь дал имя и фамилию.
Воспоминания Р. Б. Марии. Сочи.
6. «Что добро или что красно» (Пс.132).
Господи, благослови!
Я хочу рассказать о жизни отца Ахилы, в схиме Феодосия. Но чтобы можно было лучше это воспринять, расскажу о себе и о помощи Батюшки.
Я простой парнишка из села. Матерь Божия после армии привела меня в Почаевскую Лавру, чтобы чисто любить в монашестве Господа. Первым моим послушанием была братская трапезная, и там же состоялось первое знакомство с Батюшкой. Однажды отец Ахила сам пришел за обедом. Я отдал ему его порцию рыбы и свою, сказав при этом, что рыбы не люблю. Батюшка посмотрел на меня и ответил: «Ничего ты не понимаешь. Сам Господь рыбу ел».
В следующий раз после обеда мне захотелось пойти в Успенский собор, а в это время проводил важную делегацию из Америки сам благочинный, отец Петр. Специально для делегации была опущена чудотворная икона Почаевской Божией Матери. Интересно было наблюдать, как американцы подходили к этой величайшей святыне, испытывая, очевидно, самые разнообразные чувства. Батюшка стоял, опустив голову, безстрастно глядя на происходящее. Но последнюю женщину он буквально отвел рукой, не допустив к иконе. Все очень удивились, некоторые даже обиделись. Тогда я впервые понял, что Батюшка видит нечто, закрытое для нас, грешных.
Спустя некоторое время поставили меня на послушание пономаря, которое я исполнял целых три года, и я имел великую радость ежедневно общаться с отцом Ахилой. Это благодатное время стало для меня подлинным училищем благочестия.
Всего, разумеется, не расскажешь, но главное припоминается. В 1992 г. благочинный отец Петр ушел в раскол. Братия глубоко переживали его падение, рассуждая каждый по-своему, скорбя о падении брата или осуждая его. Батюшка же, как всегда кратко, но выразительно сказал, что его Матерь Божия выгнала из Лавры.
А жизнь в монастыре продолжала идти своим чередом. Однажды мне благословили чтение кафизмы. Но так как хорошо читать я тогда не умел, на половине кафизмы меня прогнали, сказав: «Уходи и не мучь братию». Я, пребывая в глубоком смятении, зашел в алтарь. Батюшка сам подошел ко мне и спросил: «Это ты читал?» Я, сгорая со стыда, ответил утвердительно, приготовившись услышать что-либо неприятное. Однако вместо сокрушительной критики добрый старец неожиданно произнес теплые назидательные слова: «Всю жизнь так читай, слышишь, всю жизнь, от сердца». Затем он пошел в свою келью, взял крест, и, дав мне приложиться к нему, кратко сказал: «Со мной в пустыне будешь». Хотя я тогда еще ходил в халатике послушника, но радость переполнила все естество, вознесла меня до Неба. Так понемногу Батюшка становился мне родным и близким, как отец.
Батюшка в алтаре, стоя на коленях, часто опускал голову. Однажды я подошел к нему, а он поднимает голову, глаза все в слезах, и говорит: «Я видение видел: все в огне горит, и лучше бы не родиться, чем в ад попасть». Мне так стало страшно, что я сказал: «Батюшка, мне страшно, я спастись хочу». Батюшка скорбно ответил: «Тебе только теперь, а мне всю жизнь страшно».
Затем, немного помолчав, продолжил: «Есть слезы телесные и есть внутренние, когда сердце плачет».
Как-то мой старший брат привез своего кума, который после перенесенного удара по голове страдал приступами непонятного страха. Зашел я к батюшке, объяснил ситуацию, так и так, мол, они стоят возле пономарки. Он вышел к ним и обратился с приветливой улыбкой: «С чем пришли? Что у вас такое?» Подошел к куму Василию и говорит: «Ты чего боишься?» Тот отвечает: «Трусливый я, Батюшка, как заяц. Жена ночью в туалет идет, а я боюсь». Батюшка обнял его и сказал: «Я никогда ничего не боялся, и ты никогда ничего не бойся. Помни - над нами Бог».
Если бы вы видели радость на лице кума Василия! В это мгновение я и сам готов был хоть в ад идти - страх исчез. Вот сила молитвы Батюшки, вот настоящая жизнь!
Однажды приехала в Лавру женщина. Привела ее в обитель огромная скорбь. Имела она двоих детей, а муж сильно пил. Подошла она вначале к одному из ныне покойных архимандритов. Он не только не допустил ее к Причастию из-за того, что они не венчаны, но еще сказал, чтобы бросала немедленно мужа-пьяницу, а то иначе он ее убьет. Так как она была знакома с моим братом, то подошла ко мне и плачет, повторяя сквозь слезы: «Хоть он и пьяница, но я его люблю, и двое детей...»
Пошел я к отцу Ахиле и рассказал. Он долго, наклонив голову, тянул четки, а потом негромко заговорил, как будто сам с собой: «Как бросать, ведь одна плоть?» Вышел к ней и говорит: «Ты его не бросай, а обвенчайся».
Как-то в Лавру приехал послушник, одержимый нечистой силой. Мне его жалко стало, как ребенка. Когда он бесновался, у меня душа плакала. В конце концов я подошел к Батюшке и спросил: «Батюшка, можно, чтобы его бес на меня перешел?» Батюшка повернулся к иконам, опустил голову, и какое-то время молился про себя. Он делал так всегда, как и его друг, схиархимандрит Виталий из Абхазии. Когда люди приходили за советом, он уходил в другую комнату и становился перед иконами. Возвратясь, давал тот ответ, который открывал ему Бог.
В ответ на мою дерзость батюшка сказал мне: «Бога упросить можно, бес перейдет на тебя, а сам ты выдержишь?» И так убедительно произнес он эти слова, что я испугался и ушел. Буквально через пару дней Батюшка твердо сказал: «Бросай этого бесноватого и не жалей».
Может, моя жалость была и сильной, но молитва Батюшки превратила ее в гнев. Страшно подумать, что могло бы быть со мной, если бы не отец Ахила, удержавший в те дни от крайне опасного шага, который я готов был совершить по молодости.
Проводя вычитку, Батюшка часто говорил: «Беса выгнать можно, но вначале нужно упросить Бога, чтобы своею благодатью оградил человека, а иначе тому человеку, из которого выгнали беса, будет намного хуже прежнего, если бес вернется опять». Он всегда подчеркивал, что, обращаясь к Господу с прошением, необходимо прежде всего изменять образ жизни, а то все кричат, когда приходит беда: «Помогите!», а ничего в своей жизни не хотят менять. Бесу привольно, он живет в нечистоте, а грех и есть нечистота.
Как-то Батюшка спросил: «Знаешь ли ты, что такое бес полуденный?» Я признался, что нет. Батюшка рассказал поучительную историю о том, как в горах Абхазии, во время обеда на него налетело великое множество бесов, и от хлопанья их крыльев чуть перепонки в ушах не полопали. Лишь только спустя полчаса, при непрестанном взывании к Господу и Божией Матери, они исчезли.
Однажды на вычитке бес, пытаясь прельстить старца, через человека вскричал: «Ахила, ты - святой!» Батюшка, нисколько не искусившись и не впав в грех превозношения, решительно ответил: «Вы всегда врете». Изменив тактику, лукавый попытался запугать старца: «Ахила, я тебя ночью задавлю». Не устрашившись угроз нечистой силы, батюшка тот час же твердо возразил: «Вы и в свиней войти не можете, если Бог не разрешит, а ты меня пугаешь».
После всего этого он обратился ко мне и назидательно произнес: «Никогда не говори с бесами, иначе можно повредить себе».
Как-то я спросил батюшку: «Почему у Вас над бровями всегда что-то желтое?» «Я же дело с бесами имею. Вот и зуд страшный иногда», - ответил батюшка.
Однажды в коридорчике я встретил знакомую схимонахиню, которая всегда ходила к одному Лаврскому духовнику. Я ее уважительно называл матушкой. И вдруг глаза ее стали страшными, нечеловеческими, как у зверя. В первый раз я тогда ей сказал: «Бабка, ты - ведьма!». И тот час же побежал к батюшке. Так мол, и так, батюшка, она чадо такого-то священника, а глаза - не человеческие. Батюшка подтвердил мои догадки. «Она действительно ведьма. Когда я ночью читал акафисты в нижней церкви, то увидел, как она зашла в туалет, а за ней - человек в белом костюме. Но это был не человек, а бес. А то, что чадо славимого духовника, так этот духовник научился поведению монаха, но только поведению. Эту самую схимницу гнать надо прочь, но они, из начальства, не понимают, и главное - слушать не хотят».
Когда в горах умер отец Афанасий, в Лавре Батюшка, духом увидевший его достойную кончину, сказал: «Все небо сегодня радуется. Монах на Небо пошел».
Как-то зашел я к батюшке, и увидел у него вареники на столе. Он проницательно взглянул на меня и говорит: «Думаешь, я вареники в молодости не любил хорошо покушать? Но себя не жалел». И опустив голову, сказал: «Почему все такие слабые, слишком себя жалеют? А я никогда в жизни себя ради Бога не жалел».
Когда приехал ко мне старший брат, он в милиции работает, я подвел его к Батюшке. Старец посмотрел на него и благословил. Потом отозвал меня в сторону и говорит: «Мало таких честных милиционеров, но сама их организация гибельна, и что-то дома у него нечисто».
Оказывается, действительно, кто-то там занимался магией по книге, которую по благословению брат сжег.
Однажды батюшка спросил у меня: «Ты знаешь, что такое умиление?» «Нет», - честно признался я. Старец пояснил: «Это когда сердце говорит: «Господи, помилуй!» и слышишь чтеца, и от такого события приходишь в радость». После этих слов я понял, почему Батюшка всегда говорил: «Сердце болит от такого чтения, когда кто-то торопится».
Однажды приехали из Львова молодые люди, которые впоследствии стали спонсорами поездок батюшки в Абхазию. После того, как они рассказали о своих проблемах, я их направил к батюшке, рассказав, что он действительно ведет строгую жизнь и к нему можно обратиться за помощью. В этот вечер в Троицком соборе была всенощная. В пономарке стояло много монахов. Вдруг появился батюшка, по выражению лица которого было видно, что он чем-то расстроен. Он зашел в алтарь, потом возвратился назад. Стал лицом перед всеми стоящими и, ни на кого не глядя, громко произнес: «Оболгали меня. Оболгали».
Я стоял в конце пономарки и занимался своими делами. Мне показалось, что земля из-под ног убегает, такое я испытал чувство стыда, потому что знал, что старец ко мне обращается. А когда я еще и о. П… похвалил перед батюшкой, то он не выдержал и сказал: «Никогда никого не хвали. Когда хвалишь, тогда обсуждаешь».
После того, как меня постригли в монашество, я обязан был по четкам творить Иисусову молитву, хотя бы 700 раз в день. Вот, думаю, пойду к Батюшке и попрошу хотя бы 100 или 50 молитв. Прихожу к нему и говорю: «Вот дали четки». Сам же, специально, как будто не знаю, спрашиваю: «Сколько нужно читать молитв?» Батюшка опустил голову и отвечает: «Я знаю монахов, которые по 16 тысяч раз в день творят Иисусову молитву. И ты так читай».
Думаю, он это о себе говорит, и стыдно так стало, что хотел поменьше молиться.
Говорю однажды батюшке возле привратни: «Вот, Батюшка, сколько в Лавре монахов!»
А Батюшка ответил: «Антоний Великий сказал: «Я не монах, но я видел монаха». А ты говоришь: «Сколько много...»
Часто во время богослужения отец Ахила выходил на солею и всматривался в молящихся. По нему было видно: его духовному взору открывалось то, чего не видели мы.
«Всю жизнь делай так, чтобы тебя не хвалили, – часто повторял Батюшка. - Мир безблагодатный, истинных молитвенников нет, потому что все торопятся, а ведь «туда» все успеют».
Однажды перед праздничной литургией заболел один священник. Подходит Владыка к батюшке, спрашивает: «Можете ли послужить?» Батюшка тут же поднялся, как пионер, и, не медля ни мгновения, сказал: «Всегда готов».
Очень не любил старец внешнего, показного благочестия. Когда в Почаев на праздник приезжало много владык, то Батюшка на службе говорил: «Вот поют, - артисты!» И всегда потом качал головой и добавлял: «Что будет, что будет…».
Поехали мы с Батюшкой в Абхазию. По дороге в поезде какой-то мужик подошел ко мне, и мы с ним разговорились. Он начал рассказывать о себе всякие истории, в частности, сказал, что является разведчиком. Потом дал деньги и говорит: «На, отдай своему деду». Я зашел к батюшке в купе и говорю: «Вот деньги деду передали». Батюшка немедленно послал меня назад: «Отнеси деньги обратно и срочно возвращайся». Когда я, сделав так, как старец мне благословил, возвратился, Батюшка без пояснений отправил меня на вторую полку. Немного помедлив, я спросил у него: «Можно еще с разведчиком поговорю?» Батюшка покачал головой и твердо сказал: «Тот же разведчик сейчас тебя убьет и сбросит с поезда. Полезай на вторую полку».
Батюшка говорил: «Тебя в Абхазии кто-нибудь тронул? Запомни, когда я благословляю, никого никогда никто не тронет».
Часто он любил повторять: «Когда слушаешь, слушай одного, иначе Бога искушаешь».
Однажды при мне Батюшка разговаривал с одержимой женщиной. Он сам начал беседу, строго спросив у нее: «Что бес тебе сказал?» Она, поколебавшись, со страхом ответила: «Сказал, что убьет меня». «А ты что ему ответила?» - еще строже вопросил Батюшка, повысив голос.
«Да ничего, просто боюсь, страшно», - призналась женщина. «Надо было сказать, - решительно отрезал Батюшка, – что у Бога милости много».
У меня всегда возникало много вопросов, и, пользуясь случаем, я задавал их старцу. Так, однажды я спросил его о том, что давно вызывало недоумения: «Почему содомщики не каются?» «Потому, что бес им внушает: завтра, завтра, - отвечал Батюшка. – А завтра не настанет. А если, не дай Бог, с таким содомским грехом кто-то и в сане окажется, то ему простится только тогда, когда от сана полностью откажется. А иначе пусть и землю грызет в покаянии – не простится».
Как-то Батюшка в восхищении говорил: «Вот нищего знал. Когда он умер, я видел столб огненный к Небу. Это было в Почаеве».
Один батюшка постоянно много молился на виду у всех. Отец Ахила попытался его вразумить: «Древние так не делали». Но тот не обратил внимания на его слова. Затем старец подошел ко мне и назидательно сказал всего одну фразу: «Спастись трудно: если не блуд, то прелесть».
Некогда в Великий Пост, в четверг первой седьмицы, один священник сказал, что во вторник уже поел, - сил нет, и, обращаясь к отцу Ахиле, спросил: «А ты, старче, как?» Отец Ахила улыбнулся и говорит: «Как сил нет? – В воскресенье обедал». Потом расстроился, пошел в келью к себе и, возвратясь, говорит: «Вот видите, похвалился, вот искушение, но это же ради вас».
Вот как постился Батюшка.
Один раз он пришел и, по обычаю, в алтаре положил три земных поклона. Потом говорит: «Что такое, даже поклоны сотворить лень. Ведь я их так люблю». И продолжает: «Ну, у этих «бойцов-бесов» работы хватает».
Однажды ко мне подошел сторож и пожаловался на недомогание: «Заболел, грипп начинается» Я завел его к старцу и спросил: «Батюшка, человек болен, есть ли у вас немного водки?» Батюшка, не раздумывая, дал ему бутылку водки. Сторож спросил: «Батюшка, можно прямо у вас выпью и уйду?» «Пей, если хочешь», - ответил Батюшка. Мой сторож выпил, сел в кресло, чтобы отдышаться, и уснул. Батюшка внимательно на него посмотрел и сказал: «Вот раньше мужики были. Три литра спокойно выпивали, и ничего».
Одному священнику назначили служить сорокоуст, а он в чем-то провинился. Отец Ахила глубоко возмутился и сказал: «Его смирять надо, а не награждать, ведь сорокоуст - это большая награда».
Подходит однажды к отцу Ахиле молодой священник и говорит: «Батюшка, у меня давление». Отец Ахила, услышав эту жалобу, по-детски улыбнулся и простодушно заметил: «А это что такое, сколько живу, даже не знаю, что это такое?»
Припоминается, как на отпевание одного старого послушника Иоанна пришел Батюшка, стал как вкопанный, опустил голову и сосредоточил все внимание на четках. Пока длилось отпевание, так и стоял он, недвижимый, в молитве. Потом, развернувшись, Батюшка сказал: «Одна милость Божья» и ушел. И мне захотелось в этот момент, чтобы и меня также Батюшкина молитва провела в Царство Небесное.
Однажды мне приснился сон, который я отчетливо запомнил. Стою я возле старой иконной лавки на галерее около успенского собора и вдруг замечаю: откуда ни возьмись, черная буря высотой в собор надвигается прямо на меня. Я по ступенькам бегу изо всех сил вниз, в сторону привратни, в братский корпус, но буря настигает меня, а я продолжаю бежать, задыхаясь в отвратительной черной мгле… Сколько бежал по этой грязи, не знаю, но в итоге из бури все-таки вышел. Перед привратней оглянулся назад, а черная буря прошумела вниз и оставила после себя след ужаса. Все вокруг покрылось льдом, даже деревья. А возле меня оказался седой Лаврский батюшка. Я посмотрел на свой подрясник и с изумлением заметил, что он чистый-чистый, ни одного пятна. А этот Старец, обращаясь ко мне по имени, утешительно говорит: «Это уже конец». В этот момент я проснулся.
На следующее утро сразу же пошел к отцу Ахиле и рассказал ему о встревожившем меня сне.
Спрашиваю, что за буря и какой конец. «Буря – твоя, - отвечал Батюшка, - а конец - всему миру». Я вышел из монастыря, буря меня настигла и вот уже долгое время я задыхаюсь в этой буре. С самого начала бури мне также приснился сон, что моя свеча в туннеле потухла, но отец Ахила неожиданно оказался рядом с большой свечой и осветил мне путь. И вот, спустя семь лет, опять приснился мне Батюшка и говорит: «Беги, хоть на Валаам, но беги, может, успеешь».
Одно прошу у Бога, чтобы по молитвам отца Ахилы и по молитвам тех, кто читает про батюшку, я все-таки успел добежать до Царства Небесного, где, как он всегда говорил, плохо не будет, лишь бы нас Бог помиловал.
Духовное чадо отца Феодосия (имя просил не называть).
Аминь.
7. Поминайте наставники ваша, иже глаголаша вам слово Божие (Евр.13,7).
Господи! Как писал митрополит Трифон (Туркестанов), «слава Тебе за промыслительные встречи с людьми». Как Ты милосерд к нам, грешным! И что бы с нами ни происходило, - все по Твоей святой воле и для нашего же блага и спасения. Сколько раз я в этом убеждалась!
Я была духовно слепая. В Церковь ходила по большим праздникам и считала себя православной христианкой. Прости меня, милосердный Господи!
По Твоему Промыслу я оставила уютный кабинет и пошла работать проводником пассажирских вагонов (за спиной – 15 операций, паралич, дважды общее заражение крови – сепсис, отказывали почки: инвалид детства 2 группы). Мне было очень тяжело и морально и физически. Но с Твоей помощью, Господи, я преодолела все. И вот награда – Ты свел меня с Великим Старцем – архимандритом Ахилой (позднее - схиархимандритом Феодосием). Я побывала во многих святынях. Господи, слава Тебе за все Твои милости ко мне, грешной.
Я ездила по маршруту «Хмельницкий-Адлер». Однажды в Сочи ко мне подошла матушка Евгения и попросила передать письмо в Хмельницкий. С тех пор Батюшка с братией и духовными чадами ездили на Кавказ в мою смену и в моем вагоне. Я была счастлива, что у меня едут такие пассажиры. Правда, будучи духовно немощной, я даже не знала, что нужно брать благословение у батюшки.
Перед поездкой в поезд, к Батюшке, подходило много людей, приводили детей, потом заходили в вагон. Я думала, что все они просто пришли проститься.
Тем не менее, к Батюшке я сразу стала относиться как-то по-особому, почитая его за святого. Позже благословение у него просила только становясь на колени. Это как-то само собой получалось, хотя я видела на лицах некоторых людей ухмылки.
Но Батюшка-то видел каждого человека насквозь.
Когда я в первый раз приехала к Батюшке в Почаев, прощаясь, я попросила благословения поехать с ними на Кавказ (билет у меня бесплатный). Ну прямо Господь подсказал мне эту спасительную мысль. Батюшка одобрил мою просьбу, с улыбкой сказав: «А чего? Благословляю».
С тех пор до самой кончины Батюшки я ездила с ними.
Однажды я приехала к Батюшке с братом. Брат сильно выпивал, вел неблагочестивый образ жизни, имел три жены, но ни от одной так и не было детей. Конечно же, у меня все еще оставалась надежда на помощь. С этой надеждой я и приехала. Батюшка благословил его, положил свою ручку ему на голову, покачал этой головой и оттолкнул ее. Он не сказал ни слова, но мне все стало сразу понятно. Так и получилось. Брат пьет по-прежнему, побил 92-хлетнюю маму, которая сейчас прикована к постели. Свою квартиру по пьяному делу он подарил совершенно чужому человеку, и его выгнали на улицу. Куда ему оставалось идти? Конечно же, к сестре. Мне посоветовали подать на людей, отнявших у него квартиру, в суд, что я и сделала.
Все рассудила собственным умом, к Батюшке не поехала и благословения на ведение судового процесса не взяла. И результатов положительных также не получила. Судились мы больше года. Правда была на нашей стороне, однако толку не было. Но наш дорогой Батюшка все видел и знал, постоянно молясь за меня, неразумную.
Однажды мне приснился сон, который отчетливо показал мне это.
Снится мне, что я пришла к знакомой, которой в это время не было дома, потому что она пошла в церковь. Я осталась ждать в квартире. Внезапно кто-то постучал. Прежде чем открыть, я смотрю в окно и вижу, как в него заглядывают два страшных мужика. Я тотчас же стала под стенку, чтобы они не могли меня увидеть. Спустя некоторое время в дом входит хозяйка, которая, не замечая меня, идет в другую комнату. Я почему-то не обращаю на нее внимания и как бы жду еще кого-то. Ожидание не обманывает. Спустя некоторое время в коридоре раздаются шаги, слышно, как кто-то обметает снег, и, наконец, раздается голос Батюшки, который совершенно четко и вразумительно говорит: «Евгения, не скорби!». Затем в комнату заходит сам Батюшка, и я падаю перед ним на колени: «Батюшка, благословите!». Батюшка подает мне благословление, и я просыпаюсь в бодром настроении с полною уверенностью, что очередной суд будет обязательно выигран. Об этом я тотчас же сообщаю своим домашним, которые уже не верят в справедливый исход этого запутанного дела. Каково же было их удивление, когда и в самом деле, этот суд, вопреки всем прогнозам, по святым молитвам отца Ахилы был выигран.
Признаюсь, мне очень хотелось иметь фотографию Батюшки, но никто не хотел ее давать. И вновь я вижу сон: Батюшка вышел ко мне на привратни. Я прошу у него фотографию, а он в ответ улыбается и говорит, что у него ее нет. Я не сдаюсь и продолжаю настаивать: «Ну, может, в келье есть?», на что батюшка продолжает улыбаться и ласково так говорит: «Нет».
Я смотрю на него и глазам своим не верю: Батюшка уже оторвался от пола и поднимается вверх. Я запрокинула голову: Батюшку уже не вижу, а под потолком - большой карниз, и на нем преподобный Серафим Саровский, - волос белый-белый, глаза голубые-голубые… Он улыбается мне и прикладывает палец к губам, чтобы я никому не говорила об увиденном.
при встрече я рассказала Батюшке свой сон. Он улыбнулся и ничего не сказал в ответ.
Разумеется, я всеми силами стремилась разделить радость общения с любимым старцем со своими сродниками. Когда Батюшка приезжал в Хмельницкий, я звонила дочке в район, чтобы она привезла детей. Внуков своих я постоянно возила в Почаев, Киев, Одессу, ездила с ними по святым местам России, если случалось поехать самой, то постоянно привозила книги, листовки, выписывала газету: «Исцелись верою». Однако, несмотря на все мои усилия, внук все больше и больше интересовался компьютером, и мы никак не могли противостоять этой страсти. Тогда дочка решила повести его к батюшке. Перед встречей она попросила дать внуку благословение на учебу в семинарии. Однако батюшка рассудил иначе, сказав: «Об этом еще рано говорить». Внуку тогда было двенадцать лет, и батюшке, видевшему всех нас насквозь, открылся его возраст.
Одна моя знакомая привезла с собой к батюшке внучку, которой было восемнадцать лет. Девица пришла на встречу со старцем в короткой юбке с разрезами. Однако встреча не состоялась – нам сказали, что батюшка спит. Этот «сон» продолжался до тех пор, пока внучка, терпение которой закончилось, не ушла. Как только за ней закрылась дверь, отец Ахила, совершенно бодрый, веселый, вышел к нам. Бабушка все поняла, идо сих пор вспоминает этот знаменательный случай.
Я навсегда запомнила, какая у батюшки была любовь к людям, какая отеческая забота обо всех, кто к нему приходил. А ведь помимо попечения о людях, которые обращались к нему непосредственно, батюшка день и ночь молился обо всех, кто в этом нуждался!
Я долго жила в Прикарпатье, где в горы ходили и летом, и зимой. Была в Крымских горах, Уральских. Но Кавказ – нечто особенное, величественное, запоминающееся на всю жизнь.
Был очень трудный путь: обрывы, ущелья, крутые подъемы, многочисленные горные реки. Ночевали на пасеке, а рано утром с тяжелыми рюкзаками вновь отправлялись в путь. Батюшка оставался на пасеке, молился за нас. А я вспоминала всех святых, молилась Господу нашему Иисусу Христу, Матери Божией, Николаю-угоднику, Серафиму Саровскому, Ангелу-хранителю и всем святым, прося прощения за все содеянные мной прегрешения.
А как пустынники радовались нашему приходу! Матушка Мария (Почаевская) все время повторяла: «Батюшки, у нас сегодня Пасха»! Я была поражена тем, какой высокий подвиг они несли. В моем представлении, это были уже не просто люди, а Ангелы во плоти. Они очень просили меня остаться с ними. Моя душа также желала этого, но дома меня ждала старенькая мама, и я отказалась. На обратном пути я всю дорогу терзала себя сомнениями.
Батюшка радостно встретил нас на пасеке: «Ну как»? Я говорю: «Батюшка, они, как горные козлы шли, а я проходила мытарства. Батюшка, отец Михаил и матушка Мария просили меня, чтобы я подвизалась с ними, а я отказалась, - мама меня ждет. Грех буду иметь, да?». Батюшка подумал и махнул ручкой, как всегда делал: «Ты и дома хорошо подвизаешься» У меня гора с плеч свалилась и на душе стало легче. Но силы мои были на исходе. Все, кто находился на пасеке, пошли в это время сортировать грузы, и я направилась с ними. Батюшка, видя мою немощь, сказал: «А ты куда? Оставайся здесь, на кухне».
Одно время наш поезд шел только до Ростова, и для того, чтобы ехать дальше, нужно было делать пересадку. А груза мы набрали столько, что сбежалась вся ростовская милиция, когда мы с перрона несли его к вокзалу. Батюшка внимательно наблюдал за нами, молился за каждого, и нам было так легко и радостно, что никто не чувствовал тяжести мешков, ящиков, бидонов. Потом вместе с батюшкой грелись в помещении вокзала, беседовали. Батюшку забрал отец Павел.
На следующий день подъехал большой автобус (в два яруса), и мы поехали в Сочи. Конечно же, эти поездки забирали у батюшки много сил и здоровья. Чтобы не возиться с продуктами, ему неоднократно предлагали ездить в Сухуми с деньгами, а там уже приобретать все необходимое для нужд пустынников. Но он хотел, чтобы каждый внес свою лепту в это благородное дело.
Уже в Сочи, у самой калитки матушки Марии, батюшке стало совсем плохо. Его подхватили и повели в дом. Подъехала «скорая», сделали кардиаграмму и пришли к неутешительному выводу: «Инфаркт». Врачи стали настаивать на немедленной госпитализации. Однако батюшка не только отказался от больницы, но и не стал принимать ни таблеток, ни уколов, попросил только валерианку и уснул. Все мы очень переживали за батюшку и молились о его выздоровлении.
На третий день батюшка встал и, усевшись с нами за стол, попросил всем налить вина, не забывая и о нем: «Вино веселит сердце человека», - сказал он. Потом еще сутки поспал, посидел в скверике на скамейке, погрелся на солнышке и стал собираться в дорогу. Через несколько дней за нами приехала машина миротворческих сил, и мы поехали в Сухуми. Вновь, как и всегда, мы побывали во всех святынях, исцелялись в целебных источниках, и батюшка, как всегда, меньше всего думал о себе. Просто удивительно: таким больным был, а груз благополучно доставил!
Особенно запомнилась последняя поездка. Перед приездом батюшки я лежала в больнице с острым бронхитом и подозрением на воспаление легких. Узнав о том, что он приехал, я пошла к нему за благословением на лечение. Разумеется, о поездке не могло быть и речи, поскольку высокая температура и не думала снижаться, сильный кашель не проходил, а во всем организме была такая слабость, что даже разговаривала с трудом.
Однако едва я открыла дверь, батюшка встретил меня с улыбкой: « Ну что, едем?» Несколько смутившись, я ответила, что в настоящее время нахожусь в больнице. «Ну и что? – спросил отец Ахила, - Выписывайся». Я неуверенно сказала, что меня с работы не отпускают. «Ну и что? – вновь сказал старец, - Увольняйся». Я собрала всю свою решимость, чтобы ответить: «Благословите, батюшка».
Еще в 9 часов утра я даже не подозревала, что уже в 13 часов уеду на Кавказ. Откуда и силы взялись: выписалась из больницы, оформила разовый билет. На работе сказали, чтобы я подписала приказ о сокращении (а ведь я пришла увольняться). Подписала и уехала, хотя и была совершенно нездорова. Мои коллеги-проводники были в ужасе: «Ну куда ты, такая больная, едешь? Они – здоровые люди, что ты равняешься с ними»? А у меня на душе праздник – я еду с батюшкой. Рядом с ним даже никаких сомнений в правильности совершенного не возникало. Только полная уверенность, что все будет хорошо. Я им ответила: «Я еду исцеляться. Увидите, какой я буду возвращаться домой». И действительно, я приехала домой совершенно здоровой.
А батюшка знал, что это была наша последняя поездка, поэтому и настаивал на ней.
Много лет я страдала от язвы желудка. Однажды на работе мне выделили путевку в санаторий «Поляна» в Закарпатье, и я тот час же отправилась к батюшке за благословением.
«Какой еще санаторий? – спросил он меня. Пришлось подробно объяснить. «Ну, езжай, езжай».
В это время задерживали зарплату по нескольку месяцев, так произошло и на этот раз. Выдали мне на работе путевку, выписали бесплатный билет, а денег не дали ни копейки – зарплата, как всегда, задерживалась. Пообещали переслать деньги на санаторий. Уже и процедуры стали платными. Одолжила я двадцать гривен и все-таки поехала. Этих денег мне едва хватило на дорогу до санатория от Свалявы и на экскурсию в Мукачево (очень хотелось мне побывать в Мукачевском женском монастыре). Денег мне так и не прислали, но по батюшкиным святым молитвам я прошла все процедуры безплатно.
В палате рядом со мной оказалась православная женщина, а еще одна постоянно приходила, и мы вместе молились, ходили в лес, в сад. Я насобирала и насушила опят. Чудесно провели время, очень хорошо подлечились и отдохнули. Я им рассказала о батюшке и пригласила в гости.
В жизни моей был еще один случай молитвенного заступничества батюшки. Когда я заболела менингитом, шансов на выздоровление практически не было. При норме менингококков в организме человека 30, у меня их было 7250. Привезли меня в больницу без сознания. Делали 7 спинномозговых пунций. Однако я верила в силу предстательства батюшки, который усердно молился о выздоровлении, и благодаря его попечению, вышла из этой беды.
От близких батюшке людей я слышала, что ему являлась Сама Матерь Божия. Как-то в поезде, во время беседы, я осмелилась спросить у него, как это происходило.
Он строго посмотрел на меня и спросил: «А ты откуда знаешь»? «Мне сказали», - ответила я, смутившись.
Видя мое смущение, батюшка улыбнулся и доверительно сказал, что это действительно так. Понимая, как важно для меня услышать об этом дивном явлении, он приоткрыл завесу над неведомым.
« Когда я пришел в Киево-Печерскую лавру, монахи приглашали меня в кельи, но я не хотел: то под кустиком где-нибудь переночую, то в сарае. И все ходил молиться. Я не мог нарадоваться, что попал в такую святыню.
Однажды, когда я вышел из церкви, ко мне подошла Женщина необычайной красоты (Она не одна была, вместе с Ней явилось много людей), и говорит: «Ну расскажи, что ты здесь видел, что знаешь». «Ничего не видел, ничего не знаю, - ответил я. Она несказанно удивилась.
«Как? Ходишь по этим святым камням, и ничего не видел и не знаешь?» От смущения я ничего не мог сказать Ей в ответ. Она в утешение протянула мне Свой посох и сказала:
«На тебе Мой посох, подержись за него, - в нем твоя сила» Я взялся за посох, и меня тот час обожгло, как огнем от самого низа (показывает) до верха. «Ну ладно, хватит, - произнесла Жена, забрав посох и словно растворившись в воздухе. Вместе с Ней стали невидимыми и те люди, что были при Ней. Растерявшись, я стал спрашивать у прохожих о Женщине с посохом, но никто, кроме меня, ничего не видел»…
Когда я ездила в Почаев, то никогда не была одна, а всегда кого-то брала с собою, потому что мне хотелось, чтобы все знали, какой замечательный батюшка живет здесь. Люди ехали со своими бедами, проблемами, хлопотами, а возвращались от батюшки окрыленными, утешенными. Да и сама я чувствовала великую духовную радость от общения с ним.
Если случалось так, что я забывала взять благословение в дорогу, то батюшка сам спрашивал: «Вы сегодня уезжаете? Благословляю».
Батюшка никого и ничего не боялся. Он смело выступал против пластиковых карточек, ИНН, телевизоров и компьютеров. Когда я видела батюшку в последний раз, то пожаловалась ему на головные боли, на что он ответил: «А у меня сердце болит, - вот умирать собрался». Я взмолилась: «Батюшечка, не умирайте, вы нам так нужны!» Он поднял глаза вверх: «Я там тоже нужен».
Дорогой наш батюшка, я верю, что ты там, у Престола Божия, слышишь нас, видишь нас и молишься за нас, грешных.
Проводница Евгения.
8. Отец Феодосий о необходимости полностью предаться воле Божией
Для людей, близко знавших схиархимандрита Феодосия, сомнений в его прозорливости совершенно не было. Господом было явлено много примеров, которые ярко подчеркивали присутствие в нем дара духовного видения. Одним из примеров может быть такой случай, происшедший во время одного из наших приездов в горы, примерно в 1996-ом году.
Когда мы приехали в горы и поднялись с Борисом Зимариным на пасеку, чтобы разгрузить продукты, батюшка почему-то не остался с нами. Как правило, он всегда оставался, а тут сел в машину и собрался уезжать. Я там был в первый раз, и мне стало немножко страшно, что батюшка оставил нас в лесу, а сам уезжает. Он уже сидел в машине, когда я подошел к нему и спросил: «Батюшка, а нас кто заберет?» Отец Ахила, помедлив мгновение, ответил: «За вами во вторник приедет машина».
Я мысленно напрягся и подсчитал. Было всего лишь воскресенье. Кроме того, Борис, водитель, предупредил батюшку, что приехать не сможет, потому что ему необходимо было срочно уезжать в Краснодар.
Старец, попрощавшись, с видимым спокойствием закрыл дверцу машины. Я же, услышав слова водителя, пришел в чрезвычайное волнение. Перспектива надолго остаться в горах показалась мне весьма безрадостной. Поэтому, не сдержавшись, я вновь приоткрыл дверцу машины и обратился к батюшке: «Батюшка, Борис же сказал, что за нами не приедет, потому что уезжает». Несмотря на то, что мои слова выглядели достаточно дерзко, отец Феодосий без малейшего раздражения негромко произнес: «Я сказал, что машина приедет».
Борис, услышав его заверения, вновь напомнил старцу, что приехать за нами не сможет, потому что уезжает в Краснодар, после чего я еще больше испугался. Рискуя своим упорством навлечь на себя немилость старца, я вновь открыл дверцу машины и настойчиво повторил: «Батюшка, Борис же не приедет, он уезжает в Краснодар». Старец с видимым сожалением посмотрел на меня и, ничего более не разъясняя, сказал: «Неверующий Фома». Затем решительным движением захлопнул дверь машины и уехал.
Воскресный день завершился без особых происшествий. В понедельник мы собрали ноши и разнесли по местам. Послушание было нелегким, поэтому думать о том, что произойдет завтра, было просто некогда. Усталые, но внутренне удовлетворенные, мы расположились на отдых.
Во вторник мы опять собрались подниматься в горы, однако нас окружили миротворцы, люди военные. Они стали расспрашивать, кто мы, откуда, что здесь делаем. Мы им откровенно рассказали, чем занимаемся. Внимательно выслушав, они довольно категорично сказали, что в связи со сложившейся обстановкой оставаться здесь больше небезопасно, т.к. место, где мы находимся, может превратиться в арену военных действий. В час дня за нами пришлют машину, которая вывезет из зоны риска.
Так и получилось в действительности, как сказал батюшка: именно во вторник за нами приехала машина, только за рулем оказался не Борис, уехавший в Краснодар, а совершенно другой человек. Как и было обещано, военные нас забрали с собой и привезли в Сухуми прямо к дому, где мы остановились. Я тот час же пришел к отцу Феодосию, и с раскаянием сказал: «Батюшка, простите за маловерие». Старец ничего не сказал в ответ, даже не подал вида, что сбылось предсказанное им о машине, которая приедет во вторник, только понимающе улыбнулся.
После происшедшего я безоговорочно уверовал в то, что батюшке милостию Божией открывалось все, что могло произойти и завтра, и послезавтра. Господь по молитве открывал старцу все.
Из беседы с о. Владимиром
9. Сила Божия и немощь человеческая (благодатная помощь по молитвам старца)
Иногда наступали такие моменты житейские, когда нам бывало тяжко, но по батюшкиным молитвам становилось много легче.
К примеру, однажды пришлось хоронить отца Гавриила. Он на вершине замерз, когда шел причащать почаевских Михаила и Марию. Я не знаю, как там получилось, но охотники нашли его весной и передали Борису Зимарину, чтобы мы пошли и похоронили отца Гавриила.
Я подошел к старцу и говорю: «Батюшка, благословите меня, я пойду помочь им». Батюшка несколько мгновений помолчал, помолился, получил ответ и негромко произнес: «Очень большие трудности у тебя будут в дороге».
Действительно, так и получилось, как предсказал старец. Когда мы выехали туда, поднялись в горы, страшная немощь поразила мои суставы, и я не мог двигаться дальше. Чтобы облегчить мое положение, меня освободили от всего, что я нес. Но все равно я не мог совладеть со своим телом, схватился за дерево и не знал, что делать дальше. Видимо, по молитвам батюшки, когда вышли наверх, стало лучше. Я потихоньку уже помогал им хоронить, силы появились.
Удивительно то, что когда я подходил под благословение к батюшке, то был абсолютно здоровым. Но батюшка, едва взглянув на меня, предсказал, что мне будет очень тяжело. И вдруг непонятно каким образом началась эта странная болезнь суставов. Это тем более удивительно, что я отнюдь не первый раз поднимался на гору, уже носил ноши и отцу Мардарию, и Михаилу, и Марии Почаевской, т.е. мне был уже известен этот путь. Ногам была знакома эта тропа, и что случилось, сам не могу понять.
Был еще один удивительный случай, когда сидели у меня дома перед поездкой на Кавказ, и батюшка совершенно неожиданно произнес странные слова, никак не связанные с темой беседы: «Николай, тебя там никто не пожалеет». Я же, пребывая в недоумении, подумал: «К чему это батюшка говорит?» Когда мы приехали на Кавказ, смысл предсказания стал очевидным. Совершенно неожиданно я начал мочиться кровью. Внезапная немощь вызвала тревогу и недоумение. Попытался посоветоваться, и натолкнулся на полное непонимание. Рассказал о своих проблемах одному, другому, - и никто не смог подсказать, как быть в такой ситуации.
Пришли мы на источник мученика Василиска, и я решил пожаловаться батюшке: «Батюшка, со мной приключилась такая беда. Как мне, влезать в источник или нет?» «Ну почему нет, давай залезай», – твердо ответил батюшка. По его святым молитвам я и получил исцеление, и до сегодняшнего дня не жалуюсь на подобного рода недомогание.
Милостию Божией, мы много ездили вместе. Я был одним из келейных, поэтому часто приходилось бывать возле батюшки, ощущая на себе силу его молитвы. Он пребывал в молитве непрестанно, будь то день или ночь, часто читал акафисты.
Совершенно очевидным образом старец предчувствовал, когда кто-либо нуждался в его молитвенной поддержке. Так, однажды ночью, когда Александр и Константин уехали в горы, батюшка стал читать молебен ночью, и пребывал в молитвенном стоянии до рассвета. Константин потом рассказывал, что он немножко проявил своеволие, и батюшка исполнил его волю, благословив на то, чтоб они поехали в горы. Там с ними произошло несчастье.
Я как раз в это время ночевал у батюшки, и могу засвидетельствовать, что старец, видимым образом волнуясь, едва ли не через каждую минуту спрашивал: «Не приехали еще?» Как ни скорбно было огорчать старца, не смыкающего глаз, приходилось отвечать отрицательно: «Нет, не приехали». И вновь через минуту батюшка спрашивал то же самое.
Пытаясь успокоить его, я придумал возможную причину их отсутствия: «Батюшка, может, они уехали в Гудауту?» Однако отец Феодосий не успокоился, имея тягостные предчувствия, как выяснилось впоследствии, небезосновательные. «Да нет,- сказал он, повергая меня в недоумение, - машину вижу, она стоит носом вниз. Как с тобой будем молиться, так и будет».
В молитве старец пребывал непрестанно. Для него это было так же естественно, как дышать. Однажды я даже поинтересовался у него: «Батюшка, как вы в течение суток молитесь?» Он поведал, что навык молитвы обрел давно и по благословению духовника прочитывает в день десять кафизм, одного Евангелиста, и акафисты, всю ночь возгревая себя теплой молитвой. Когда мы уезжали в горы с продуктами, то он читал акафисты с теми, кто оставался, стремясь дать им возможность вкусить сладость соборной молитвы. Если мы присутствовали, то батюшка читал с нами. Если же никого не было, читал один, и Ангелы были его сомолитвенниками.
Батюшка служил молебны, вычитывал правило и в дороге, в поезде. Читал вечернее правило, совмещенные каноны, повечерие, молитвы. Когда приезжали на место, повторялось то же самое. Зарю старец встречал, обязательно читая полунощницу. Он говорил, что раньше, если когда-то читал с людьми полунощницу, так уже никто потом не ложился спать. По-видимому, они читали полунощницу в двенадцать, час ночи, и до утра не ложились. А мы, по немощи, читали утром.
Про себя батюшка ничего не рассказывал, совершенно не вспоминая о прошлом. Интересуясь его жизнью, чада иногда, если старец был расположен к общению, спрашивали, живы ли его родственники. С легкой скорбью он отвечал, что родственников у него уже нет. Естественно было предположить, что родственники уже отошли, ибо и сам он был уже в преклонных летах.
За отца, за мать старец ничего не вспоминал. Очевидно, он не хотел отвечать за прошлые годы. Однажды он обронил знаменательную фразу о том, что на протяжении сорока лет искал истину и, наконец, обрел ее в Православии, твердо решив после этого всю оставшуюся жизнь всецело посвятить служению Господу.
Иногда старец рассказывал, что до гонений находился в Киево-Печерской Лавре, а потом по благословению схиархимандрита Прохора, который похоронен в Почаевской Лавре, он и отец Мардарий уехали на Кавказ. Про Киево-Печерскую Лавру батюшка больше ничего не вспоминал.
Батюшка говорил обо всем этом чрезвычайно коротко, нам не хватало этого ответа, хотелось побольше узнать о его прошлом. В ответ на многочисленные вопросы он как-то вскользь рассказал, что ему было явление Божьей Матери в Киево-Печерской Лавре. Она дала подержать в руках Свой посох и сказала: «Возьми, подержись, и в этом твоя будет сила».
Если наблюдать за жизнью старца, было очень заметно, что он очень любил Матерь Божью. Конечно, все христиане любят Богородицу, но у него любовь была особая. Сколько я помню, старец всегда брал иконочку Божьей Матери и незаметно целовал ее, когда накладывал на себя крестное знамение. Насколько мне известно, он ежедневно читал акафист Матери Божьей и кому-либо из святых. Видимо, этим батюшка благодарил Матерь Божью за это явление, за силу, которую дала Она ему. Батюшка больше не вспоминал об этом, комментариев не давал никаких.
Из беседы с рабом Божиим Николаем. Хмельницкий.
10. «Состраждем скорбям, сорадуемся надеждам братий наших и сквозь разделение зрим к единству» (Ис. 58,7-8). Поездки духовных чад с батюшкой в Абхазию.
Я знала батюшку почти десять лет, с лета 1994 года. Познакомилась с ним случайно (если бывают случайности). Он обратился ко мне, спросив, подавала ли я записку на молитву. Я же написала записку, больше ничего. Когда я находилась рядом с ним, душа трепетала, о батюшке ходили слухи, что он был высокой духовной жизни. Я думала о том, что он чувствует меня, знает, а я, такая грешница, подошла к нему на благословение. В Почаеве я его почти не помню.
После того же, как я узнала батюшку лучше, мы с ним неоднократно встречались. Летом я с ним познакомилась поближе, а осенью мы вновь пришли к Евгению, и я попросилась с батюшкой поехать на Кавказ. Я сказала, что хочу ехать не сама, а с мужем. Он благословил. Сам поехал автобусом, однако, когда уже садился в автобус, то внимательно посмотрел на нас и с видимым участием сказал: «Сегодня же езжайте». Мы тотчас же отправились на вокзал, и хотя трудности с билетами были немалые, но по батюшкиным молитвам нам билеты все же достались, и мы поехали. Без особых приключений добрались до Сухуми. Основательной границы тогда еще не было, строгий контроль пока не осуществлялся. Это было непосредственно после гражданской войны, и вокзал был весь разрушен. Нас приютили солдаты, которые там находились. До матушки Ольги добирались на БТРах, ночью, потихоньку, поскольку там был установлен комендантский час. К матушке, у которой останавливался старец, приехали уже ночью. Двое суток мы ожидали, пока приедет батюшка. Границу переходили самостоятельно, без батюшки, все делали сами.
Основной груз был в автобусе. Это была моя первая поездка, но не последняя. Каждая поездка казалась все более интересной, хотя путешествовали по одним и тем же местам. Тем не менее, было в них нечто непредсказуемое, потому что в нашу жизнь всегда привносилось что-то новое. В первые поездки мы все были как неуправляемые телята, батюшку совсем не слушали, своевольничали, не исполняли того, что он нам говорил.
Стыдно сказать, но по-настоящему мы не понимали батюшку. Совсем не понимали, и лишь потом уже стали прислушиваться к его словам. Он никогда много не говорил, всегда был краток, одним, двумя словами он умудрял нас, наставлял. От тех слов легко и спокойно становилось на душе. Он нам показал пустынническую жизнь. Сразу мы в пустыню не ходили, потом только, после нескольких поездок мы стали носить пустынникам ноши.
Батюшка с нами не поднимался. Он оставался внизу, на пасеке, а дальше мы целые сутки поднимались сами. Шли по тропинкам через опасные участки, где можно было сорваться в пропасть. Опасность подстерегала на каждом шагу. Конечно, когда шли, то усердно молились, сердцем и душою чувствуя, что Господь рядом. Даже небо, и то было близко.
Когда шли по опасным участкам дороги, все ощущали силу молитвы, совершаемой батюшкой, а, возможно, и пустынниками, к которым мы несли ношу. Естественно, в первый раз это не осознавалось, но позднее чувствовалось все сильнее и сильнее.
Преодолев, наконец, все трудности, поднялись наверх, к матушке Марии. Она встретила нас без особого удивления и рассказала: «Перед вашим приездом птички прилетали. Летали-летали, кружились-кружились, я и поняла, что должны быть какие-то гости».
Значит, Господь видимым образом предвещал радость пустынникам. Предчувствия не обманывали: действительно, вскоре пришли мы и принесли им ноши. Они были очень рады и ношам, и нам, и, прежде всего, возможности пообщаться.
Батюшка ждал нашего возвращения на пасеку тоже с радостью, хотел досыта накормить нас, кашу приготовил. Один раз, когда ношу уже понесли, я спросила: «Что будем готовить, батюшка?» «Картошку будем жарить», – ответил старец. Я со смущением говорю: «Батюшка, я не умею огонь разжигать». Батюшка, попытавшись сделать это самостоятельно, начал дуть на зажженный огонь, становясь на коленки. Мне стало жалко его, он старенький, и я предложила: «Батюшка, давайте я все сделаю». Таким он был всегда: ни в чем не упрекал, никогда не осуждал, старался всем помочь, покрывая наше недостоинство своей самоотверженностью.
Он всегда ко всему относился с такой любовью, сам ел - не ел, а людей всех покормить считал первым долгом. Зайдет кто, гости какие-нибудь, он сразу их усаживал за стол. «Что им дать, что им дать?» – сразу спрашивал батюшка. Никого не отправлял неутешенным, укрепляя людей добрым словом, поддерживая продуктами, деньгами. Он всегда видел, кого как утешить.
Конечно, были случаи совсем нам непонятные, иногда он мог некоторым людям резким словом ответить. Он знал, кому какое наставление дать, кого как умудрить. Да, он и на коленки становился, и разжигал огонь, не чувствуя себя старым, и каждого хотел накормить… Очевидно, это было связано с тем, что он сам перенес телесный голод и во времена гонений, и тогда, когда ему пришлось жить в пустыне. Испытав это, старец не только не озлобился, но стал еще более, еще неустаннее проявлять любовь ко всем людям – ближним и дальним.
Я помню, что он говорил: «Тело у меня старое, но дух бодрый и молодой». Он постоянно так говорил, и даже походка у него была молодая. Всегда он шел бодрый, веселый, конечно, видно было по телу, что ему тяжко было. Во время ходьбы голова двигалась взад-вперед, а ноги цепенели. Когда-то я неосторожно сказала: «Батюшка, вы такой старенький, такой немощный, и везете нас в такую далекую дорогу, собираете, как квочка цыплят». Старец посидел, помолчал, а потом говорит: «Аз есть раб неключимый и исполняю Божью волю».
Эти слова были для меня дороги, затронули самые сокровенные глубины души. И ведь действительно, отец Феодосий всегда жил для людей, полностью отсекая собственную волю и сообразуясь лишь с благой волей Божией.
Старец никому не отказывал, сколько бы людей ни приходило к нему. «Батюшка, я хочу ехать»,- просили люди. «Хочешь - езжай», - отвечал он.
В поездки собиралось много людей. Кому надо было ехать, те ехали, кому не благословлено было, либо условия житейские так складывались, сами приходили и отказывались. Но старец не мог отказать никому, очевидно, давая каждому возможность совершить благое дело.
Будучи глубоко уважаемым человеком, он лишен был превозношения, тщеславия и всегда прислушивался к людям, не возражая против нелицеприятных характеристик, касающихся его самого. Когда к нему приходили люди, он стремился всех одарить своим теплом. Для него не было разницы, кто выступал в качестве просителя: пьяница или трезвенник, богатый или бедный, влиятельный или совершенно безответный. Чувствуя себя рабом неключимым, он всегда стремился исполнить волю не свою, а Божию.
Помню, как кто-то однажды сказал батюшке: «Батюшка, не лучше ли за те деньги, которые мы тратим на билеты людям и покупку здесь продуктов, приобрести все в Сухуми и не иметь столько труда и забот?» В ответ на это отец Феодосий произнес: «Что, только ты хочешь спастись? Не только ты, они тоже хотят спастись».
Мы все понимали, что батюшка мог бы сделать все и без тех людей, которые ездили с ним, мог бы сделать это сам или с одним помощником. Для него не составило бы ни малейшего труда поехать в Сухуми, накупить там продуктов, и развезти их пустынникам, или, что еще проще, раздать пустынникам деньги, чтобы они сами приобрели себе все, что надо. Тем не менее, батюшка все освящал личным участием: вкладывая собственные труды, как духовные, так и телесные, собирал духовных чад, беседовал с ними, привлекая к сбору и доставке грузов исключительно ради того, чтоб каждый мог внести свою физическую лепту. Я на всю жизнь запомнила его слова: «Это все мне не нужно, это все для вас». Слова эти означали, что труды батюшкины предпринимались прежде всего для нашего спасения, ибо у старца и без них было множество попечений. Учитывая его возраст и особую молитвенную направленность личности, ему было обременительно заниматься сбором и доставкой продуктов в горы Кавказа, однако он никогда не роптал.
Сколько он этих продуктов набирал, их полные машины грузили! Ситуации иногда складывались комические. Так, однажды в поезде к отцу Феодосию подходит проверяющий и говорит: «Вагон стоит наперекос из-за того, что груза много в вагоне». Проводники часто были недовольны, потому, что мы везли много груза. «Вот, батюшка, проверяющие опять», – предупреждали мы, увидев их. Старец нисколько не смущался, а тут же начинал читать девяностый псалом «Живый в помощи…», и результаты сказывались незамедлительно: проверяющие тотчас же разворачивались и уходили.
С батюшкой нам ничего не было страшно. Все чувствовали себя, как за каменной стеной. Даже когда переходили границу, ничего не боялись. Он благословлял усердно нас молиться: «Кто знает «Живый в помощи…», читайте «Живый в помощи…», кто знает «Богородицу», то «Богородицу» читайте - и вперед». Помолясь, старец брал свою сумочку и шел вперед, а мы, как гусята, - за ним. Так с Божьей помощью переходили.
Когда приезжали в Сухуми, батюшка ходил по святым местам. Там же, на Кавказе, много исторических, православных великих святынь: пещера Симона Канонита, источник мученика Василиска, гробница Иоанна Златоустого. Батюшка, когда его возили, непременно посещал источник мученика Василиска, где находилась могилка мученика. Подниматься вверх ему было очень трудно, но для того, чтобы ходить по святым местам, он преодолевал любые трудности.
Сохранилась фотография, на которой батюшка спускается с Иверской горы. Но это было до нас, при нашей памяти он на Иверскую гору не поднимался. При нашей памяти мы часто останавливались в монастыре в Новом Афоне, один раз даже две недели жили там. Потом, когда батюшка стал хуже себя чувствовать, мы останавливались у матушки Ольги. Его возили на источники, он любил на горячий источник ездить. А в монастыре он, как правило, не служил, я помню, что раз или два он исповедовал. Службу при мне он проводил один раз, в день памяти святого апостола Симона Канонита, и вместе с ним служил отец Виссарион.
Я помню: когда мы ездили на Кавказ раньше, здоровья у него было побольше, а последние поездки уже были очень тяжелы для него. И, тем не менее, он перед смертью собирался ехать вновь. Наверное, душа его постоянно была на Кавказе. А может, и не так, поскольку он сказал, что ездит ради нас. Он чувствовал, что мы туда очень хотели ехать, и совершал этот подвиг, чтоб нас ободрить, поднять нам настроение…
За столько лет, сколько я его знаю, он никогда никого не укорял, никогда это не наблюдалось.
Примером тому может быть следующий случай. Однажды в поездке участвовали женщины Галина и Надя, а с ними ездила также их мать. Получив благословение остаться в горах, молодые женщины возрадовались. При разгрузке машины мать невольно отложила в сторону то, что получше, для оставшейся дочери. Потом она осмыслила свой проступок, и ее стала мучить совесть. В самом деле, для пустынников разделили: одним — получше, другим — похуже, хотя продукты были все хорошие. В конце концов она подошла к батюшке и повинилась.
В ответ батюшка, который ранее даже виду не подал, что ему известен грех женщины, ласково сказал: «Да я все видел, я все знаю».
Ни слова упрека, ни тени недовольствия! По-человечески, разумеется, можно понять: мама хотела оставить своим детям получше и выбирала. Разумеется, что это было непослушание и дерзость, но батюшка нас даже не укорил, наоборот, с отцовской любовью утешил, чтоб мы не скорбели, что так нехорошо поступили.
Нередко братия Почаевской Лавры ездили вместе со старцем, имея целью подвизаться в горах, однако по какой-то причине, оставшись, не могли там укрепиться и уходили. Я думаю, что это происходило прежде всего вследствие их непослушания. Примером такого непослушания может быть случай с Василием, которого батюшка первоначально не хотел благословлять на пустынножительство. Очевидно, духом чувствуя, что для него этот подвиг будет непосильным, батюшка ему отказал, но тот проявил настойчивость и все-таки выпросил благословение. Спустя некоторое время Василий все-таки ушел из пустыни. Почему так получилось?
Василий очень долго просился, но батюшка не благословлял его. Потом, уже в самый последний момент, на границе, он сдался, т. к. Бересу нужен был послушник. Берес тоже по неопытности своей взял такого молодого помощника, который уже в самом начале проявил своеволие. Старец его не благословлял на пустынножительство, ибо знал, что нет Божией воли. Затем, вследствие проявленной Василием настойчивости, отец Феодосий все-таки уступил, но восторжествовала в итоге уже не Божия, а человеческая воля.
Василий какое-то время находился в горах. Было тяжко, трудно, он испугался всех тех неординарных искушений, которые на него обрушились, сам осознал, что так ему не хорошо, и вернулся. Батюшка ничего не говорил ему, только молча молился. По своей духовности, по своим годам он провидел, что такому молодому в лесу, одному, без наставника, будет трудно.
Страшно было ехать в Абхазию сразу после войны. Каждая минута могла быть последней минутой нашей земной жизни. Могли убить, могли взять в плен, могли и сами подорваться на мине. В первый раз, когда я ехала, не было страшно, потому что не осознавала, не видела всего, что там происходило. Но когда мы приехали в Сухуми и увидели разбитые дома, прошитые пулями, конечно, стало жутко. Потом в лесу с военными встречались, разные случаи были, но все равно ехать хотелось, как бы там ни было, что бы ни происходило на душе.
Один раз меня оставили под скалой, а сами понесли ноши пустынникам. Пока я готовила еду, было все нормально, но когда я осталась без работы, то стало очень страшно. «Что же я буду делать одна в лесу?» – думала я.
Не в силах отделаться от липкого цепенящего ужаса, я в конце концов нашла себе ношу, завязала, взяла на плечи и пошла догонять всех. Когда я их догнала возле речки, они мне показались самыми дорогими на свете, самыми родными, самыми близкими. Так на душе было приятно, что я после какого-то периода одиночества увидела, наконец, живых людей! Действительно, именно в таких ситуациях наиболее полно осознаешь, как пустынникам тяжело. Я ведь только на время оказалась без людей, и испытала жуткий, ни с чем не сравнимый страх, заставивший оставить все котелки на произвол судьбы и побежать искать людей.
Когда мы возвращались в Почаевскую Лавру, батюшка особенно любил сидеть там на стульчике, согнув ножки, и перебирать четки, видя, что у нас происходило внутри.
В первый раз увидев батюшку таким, я ощутила, как по коже у меня пошла дрожь. «Такой старенький батюшка, - подумала я, - как же его зовут?» Какие-то такие умилительные мысли у меня возникали. До того времени, когда мы не посещали Почаевскую Лавру, мы батюшку не знали, а когда приехали, то заметили его, и сразу захотелось подойти к нему, взять благословение, что-то спросить. Но самое первое, хотя бы благословение взять у старца.
Батюшка много не говорил, он все, что нужно, высказывал в двух-трех словах. Общаясь с людьми, всегда помогал им.
Многие говорят, что батюшка был высокой духовной жизни. В этом мы не сомневаемся, но когда спрашиваешь: «В чем вы видели высоту батюшкиной духовной жизни?», то говорят прямо, что батюшка был прозорливый, и приводят много тому примеров.
Конечно, такие случаи были. Один раз, когда я зашла к батюшке в келью, мне захотелось произвести там уборку. Я убрала, навела чистоту и порядок, села рядом с ним и думаю: «Еще бы батюшке ногти пообрезать». Он старенький, ему трудно было самому обрезать, и очень хотелось ему хоть чем-то услужить. Я тотчас же подумала, где бы найти ножницы, глянула, и нигде не увидела, однако его ни о чем не спрашиваю, надеясь справиться самостоятельно.
Батюшка же мне показывает рукой и говорит: “Там возьми ножницы”.
Из беседы с р. Б. Людмилой. Хмельницкий.
11 Судьбоносный выбор.
Когда у батюшки спрашивали о его жизни, то он отмахивался рукой и не отвечал. Мы и во время войны поднимались в горы. Были на пасеке, и с пасеки поднимались к чувашкам, жившим в горах. В первые разы не страшно было в горах. Я не понимала, что такое горы, и было совсем не страшно. Первые поездки, можно сказать, были туристические. И только по молитвам батюшки стали потом духовные.
Так случилось, что мы решили пожить немножко в горах. Это было как-то неожиданно. Я была в монастыре, приехал батюшка к нам, привез его львовский Андрей. Я шла с речки и увидела, что он едет на машине. Я подошла ближе, и Батюшка вышел из машины. Мы с радостью его приняли, стали беседовать, он у нас остался до следующего дня. Много батюшка наставлял, много исповедовал, и на следующий день сказал: «Нужно, чтобы кто-то со мной поехал на Кавказ». Я ощутила внутренний трепет, однако усомнилась в том, что такая радость возможна: «Батюшка, я очень хотела бы, но меня никто не пустит». Он посмотрел на меня и говорит: «Молись Божьей Матери, а Божья Матерь все устроит».
Это было после Троицы, а на третий день должны были из Винницы принести икону.
Так получилось, что батюшка уже был возле машины, должен был уезжать, и тут я подхожу. Батюшка говорит: «Я не понял, почему ты еще не в машине?» Я, придя в волнение, говорю: «Батюшка, меня никто не благословил». «Как не благословил? - говорит батюшка, - тебя благословила матушка».
Как раз в это время проходила матушка. «Ну ладно, пусть едет», — согласилась она.
Так меня матушка пустила, я только успела забежать в келью и машинально положила в сумку паспорт. Я не понимала, зачем, но машинально взяла. Приехали домой, а на следующий день должны были уезжать. У маминой сестры муж лежал в реанимации. Так получилось, что пришла мама, и говорит: «Батюшка, я, наверное, с вами не поеду, Григорий очень болен».
«Тогда со мной поедет Галина», – говорит батюшка. «Меня же из монастыря выгонят! Как я могу с вами поехать?» — говорю я батюшке. Он весело отвечает: «Ничего тебе не будет, я сам тебя привезу».
Мы с батюшкой поехали, загрузили вагоны, много продуктов тогда везли. Приехали мы на Кавказ, поднялись к пустынникам, потом спустились к пасеке. А еще перед этим я у батюшки спросила: «Батюшка, как же это будет?» Он мне и говорит: «Ничего, поедешь сейчас, приедешь, опять уедешь, опять приедешь».
По его словам получилось, что мне предстояло поехать на Кавказ, приехать и уехать снова. Причем, старец несколько раз повторил сказанное. Я думаю: «Что это батюшка такое говорит, как это может быть? Приедешь, уедешь… и это сколько раз?» А дома батюшка несколько раз говорил: «После Троицы я вас с Надеждой отправлю на Кавказ». Я с удивлением спросила: «Батюшка, как? Неужели мы сами поедем?» «Да, вы сами поедете», — ответил батюшка.
Я не поверила, все раздумывая: «Как это мы сами поедем на Кавказ?»
Мы долго сидели, беседовали на пасеке, и вдруг батюшка говорит мне: «Галина, наверное, вам придется ехать сюда, немножко поживете, поподвизаетесь». Я говорю: «Батюшка, а с кем же я буду жить?» «Ну, ничего, будете с почаевскими жить. Там будет Мария, матушка Манефа, с ними и будете жить. Они старенькие, поможете им», — отвечает батюшка.
Приезжаем мы с Кавказа с батюшкой, и он говорит: «Езжай в монастырь за Надеждой, потом приедете ко мне в Почаев и поедете на Кавказ».
Мы с Надеждой забрали вещи и поехали. Дома побыли неделю или две, и батюшка приехал сам из Лавры и лично проводил на Кавказ. Провел он нас только до поезда, с нами не поехал, и дальше мы ехали сами. Когда поезд отправился, переживание какое-то было, волнение внутреннее, очень было страшно. До этого я уже была на горе у Марии Почаевской, она знала, что мы должны приехать, а Надежда туда ехала впервые. Батюшка давал нам наставления и общие, и каждой отдельно.
По молитвам батюшки все завершилось благополучно.
Монахиня Руфина
12. Мудрость наставлений старца
Отчетливо помню случай, когда мы возвращались с Кавказа домой, на Украину, и никак не могли определить, где ожидать свой вагон, а батюшка легко, без усилий подсказал нам это. У нас уже были билеты, и мы знали номер вагона, однако не представляли, куда определить вещи, чтобы по прибытию поезда не перетаскивать их по перрону. Возник спор, где находиться, одни утверждали одно, другие не соглашались: «Нет не там, в другом месте». В результате мы стали носиться по перрону, а батюшка примирил нас, конкретно указав: «Вот здесь остановится четвертый вагон».
Привыкнув прислушиваться к словам старца даже в подобных мелочах, мы отнесли вещи туда, куда батюшка нам сказал, и действительно поезд остановился как раз возле них.
Поначалу мы даже не осознавали, что батюшка провидел практически все, уже потом, значительно позже осознали.
Мы знали и почитали его как старца и по духу, и по годам. Невзирая на то, что батюшка отличался высокой духовной жизнью, он любил иногда пошутить, используя многозначность слов и даже придумывая каламбуры для поднятия настроения. Так, услышав слово «коньяк», он мгновенно развеселил всех тотчас придуманным каламбуром: «Два скота (т. е. конь и як) в одном стакане». Шутка его в то же время имела обличительный смысл, ибо, потребляя коньяк, люди зачастую поступали по-скотски. Еще помню его шутку про турбазу. Тур — это животное, скот, и, с известной долей юмора можно назвать место массового отдыха людей скотской базой, ибо отдыхающие часто ведут себя неподобающим образом. Иными словами, этот отдых не для православных. Веселые изречения батюшки, которые порой казались просто смешными, на самом деле имели глубокий смысл.
Когда мы ездили на Кавказ, в поезде было много времени для общения с батюшкой. Но, к сожалению, получалось так, что мы не проявляли большого интереса к его прошлой жизни, а сам он вообще о себе рассказывать не хотел. Спрашивали о молитвенном правиле, просили рассказать, что читать, какие книги наиболее полезны для спасения души. Старец говорил, что Псалтирь и Евангелие должны быть настольными книгами, и даже о Библии сказал, что читать ее уже некогда. Что же касалось книг современных авторов, старец однозначно определил: «Это не для вас».
Он благословлял как можно более внимания уделять молитве, общаясь таким образом с Господом, Его Пречистой Матерью, святыми угодниками Божиими. Сугубое молитвенное правило он никому не давал. Когда мы совершали в дороге соборную молитву, то вместе с ним мы молились по его правилу. Во всех же остальных случаях каждый молился сам, как хотел.
Батюшка во время поездки более всего любил читать. Первые годы, когда он был еще более бодрый, он старался читать Псалтирь и Евангелие, благословляя читать и нам, чтоб ум не рассеивался и был постоянно занят. Потом, когда стал более немощным, то занимался преимущественно внутренней молитвой. Нас он не заставлял, но часто мы своевольничали. Отдых нам был со всех сторон, теперь только осознаешь, насколько плохо мы себя вели.
Батюшка не благословлял читать книги современных авторов. Речь, разумеется, шла не о новом издании книги, написанной в святоотеческом духе, а о тех новых книгах духовно-нравственного содержания, где встречались противоречия и разночтения, не соответствовавшие апостольским правилам или святоотеческому учению, а также о книгах Священного Писания, изданным с сокращениями или исправлениями. Так, однажды во время поездки, он взял новое Евангелие, и, просмотрев, заметил типографские опечатки и решительно сказал, что это Евангелие нельзя читать. Я вначале не понял почему, но батюшка указал на допущенную ошибку.
Были и другие причины, по которым батюшка советовал не увлекаться новыми книгами, хотя, если они не содержали еретических мыслей, не запрещал их читать. Он вполне резонно объяснял, что у каждого свои мысли и каждый по-своему их высказывает. А поскольку мы не имеем большого духовного опыта, то не всегда можем отделить зерна от плевел.
Во время бесед с нами он вспоминал Святых Отцов, постоянно ссылаясь на них. О своем Небесном покровителе, преподобном Феодосии Печерском, он говорил так: «Он большой предстатель перед Господом, потому что сказал, что берет на себя грехи всех живущих в Киево-Печерской Лавре».
Р. Б. Николай
13. «Все могу в укрепляющем меня Иисусе Христе» (Флп.4,12-13).
Был один случай, когда мы все сидели у Марии, а батюшка про жизнь свою рассказывал, как он из Сибири в Киев шел. Я помню, что у батюшки нос был забит, простуженный, и я спросил: «Батюшка, с чем это связано?» Он ответил, что когда шел пешком, ему приходилось спать на улице, на холоде, и тогда он простудил себе ухо и нос.
Однажды я обратил внимание на то, что батюшка читает в очках с одним стеклом, и меня разобрал глупый смех: «Как он так читает, может, стекло вылетело, и он не замечает?»
Потом я уже у батюшки спросил, и он мне объяснил: «Так я не вижу на правый глаз».
Батюшка вспоминал трудности житейские, которые приходилось ему переносить после закрытия Киево-Печерской Лавры. Батюшка такой момент рассказывал, я только не помню, где это было. Стоит «артист» над головой с топором, а батюшка говорит: «Руби, тело убьешь, а душу не погубишь». Батюшка действительно смерти не боялся.
Р. Б. Николай
14. Скорый предстатель в семейных нуждах
Батюшка давал нам наставления, как поступать в семейной жизни, молился за нас, мы всегда просили его об этом, чувствовали молитву внутри семьи.
Конечно, батюшка молился. В семье разные случаи были. Мой муж раньше любил выпивать. Я приезжаю к батюшке и говорю: «Николай любит выпить, а я его ругаю, всякие нехорошие слова на него говорю, как мне поступать?». Батюшка отвечает: «Ты ему говори, говори».
Я приезжаю домой, опять то же самое, он не слушает меня. Спустя некоторое время я приезжаю к батюшке и жалуюсь: «Батюшка, я ему говорю, а он как пил, та и пьет, вы ему скажите, чтоб он хотя бы год не пил». Батюшка стоял, молился, долго молчал, я не знаю, сколько прошло времени, но для меня это было долго. Потом негромко произнес: «Скажи ему, чтоб без моего благословения не употреблял».
Я вышла обрадованная, приезжаю домой и говорю: «Батюшка тебе запретил пить». Он мне ничего не сказал, а потом прошло немного времени, может месяца два или три, и муж мне поведал: «В тот день, когда ты была у батюшки, днем я сидел на работе с ребятами, и говорю им, что пью сегодня последний раз в жизни, больше не буду пить ни завтра, ни на Пасху, никогда. Я пришел домой, и ты мне приносишь такую весть». Так муж и перестал пить. Потом, когда батюшка приезжал к нам, садились мы за стол, он благословлял всем выпить, и Николаю наливал вина. Тогда он пил только по батюшкиному благословению.
А когда муж на Кавказ приезжал, там иногда нужно было выпить. Но там был батюшка, там он меня уже не слушал. Батюшка благословлял, поскольку нужно было носить груз, было много работы, и конечно, все это было в меру. А когда приходили в гости к Никите, то уже все решал батюшка, сам он боялся выпить.
Р. Б. Людмила
15. Я молюсь, пока дышу
Батюшка благословлял иногда выпивать, когда мы приходили в гости, там же обычай: пришел гость в дом, надо выпить. Мы ходили в гости к Виссариону, Никите, были случаи, что надо было выпить. Если был батюшка, то он благословлял, а если батюшки не было, то без его благословления не пили.
Были случаи, когда мы просили батюшку молиться, и батюшка обещал, что помолится. Когда-то мы шли с батюшкой, и Раиса попросила у него: «Батюшка, молитесь за нас».
Батюшка не услышал, что она сказала, и переспросил у меня: «Что она говорит?»
Я отвечаю: «Батюшка, Раиса просит, чтоб вы за нас молились».
А батюшка говорит: «Я молюсь, пока дышу, и по смерти буду молиться».
Р. Б. Николай
16. Вы молодые, вам нужно спасаться
Батюшка действительно не боялся смерти. Мы один раз были под Калуйтом, продукты привезли, и дальше развозили пустынникам. Батюшка ходил, ходил, и говорит: «Такое чувство, что нас здесь убьют». Ситуация, очевидно, была напряженной, и он постоянно повторял эту фразу. Слова эти действовали на мозги, и я уже невольно начал задумываться: «Где же нас должны убить, и когда нас должны убить?».
Потом батюшка с сопровождающими поехал к отцу Кассиану, и там их встретили вооруженные люди. Они высадили его из машины, и, по батюшкиным рассказам, повели на расстрел, - наверное, хотели забрать машину. Впоследствии батюшка спокойно, как о самом обычном явлении, рассказывал о сложившейся ситуации: «Когда нас вели, я совершенно не думал о смерти, этого я не боялся, я только думал про вас, как вы без меня будете».
Да, он всегда был именно таким. Даже перед лицом смерти переживал не за себя, а за нас, за то, что мы останемся сами, без него, о своей жизни он совсем не волновался.
Я помню один случай, когда батюшка сказал: «Я уже стар, мне все равно умирать, а вы еще молодые, вам надо спасаться».
Батюшка любил народ. Отец Мардарий говорит то же самое, что батюшка любил общаться с народом, очень переживал за него, наставлял народ, он прямо жил народом. Он постоянно хотел, чтоб мы были рядом с ним, чтоб все присутствовали во время соборной молитвы. Если кто-то не становился на молитву, он тот час же начинал переживать, постоянно повторяя: «Где же люди?»
Пойдет, посмотрит, кого нет, потом идет в другую комнату, ищет того, кого хотел увидеть. Он хотел, чтоб все присутствовали. Когда мы выходили на улицу, батюшка переживал, спрашивал о каждом из отсутствующих. Это было то, что мог видеть каждый, но был и невидимый труд. Он постоянно переживал за людей, хотел облаготворить всех. Каждому батюшка хотел уделить внимание, даже от одного его присутствия исходили любовь, тепло.
Р. Б. Людмила
17. Духовная зоркость старца
Отец Феодосий иногда делился с ближайшими чадами сокровенным.
Он поведал, как однажды, идя тропинкой, пытался уразуметь смысл строк Евангелия о чудесном лове рыбы: «Что ж это такое в Евангелии пишется, что поймали 153 рыбы, что же это означает, почему именно 153?»
И вдруг, ни с того, ни с сего появилась перед ним женщина.
«Ты хочешь знать, что это значит? Это значит то, что первое время спасалось 100%, потом —50%, а в последнее время — 3%», — говорит эта женщина. И только он хотел спросить, как не стало ее, а тропинка такая, что не разминуться.
Старец говорил что, по-видимому, это была Матерь Божья, потому что такой красоты, и в такой одежде могла быть только Она.
Монахиня Дария.
18. Старец о кончине мира
Когда у батюшки спрашивали о кончине мира, он всем говорил одно и то же: «Спасутся единицы, как от огня все будет гореть». Я спрашивала у батюшки, как же быть, и он мне отвечал: «Едва ли праведник спасется, а что нам говорить? Надо стараться, чтоб Господь нас помиловал. Он милостивый, Он всех нас любит».
Понимая, как мало у нас надежды на спасение и все же уповая на молитвы старца, мы говорили: «Батюшка, мы такие грешные, грешные…» В ответ на это батюшка утешал нас: «Ничего, лишь бы было покаяние, потому что милость Божья — это море. Видел море? Вот милость Божья — это море, а грехи наши — они как камешек в море. Что может камешек против моря?»
Вслушиваясь в его слова, мы понимали, что даже в последние времена Господь дарует нам надежду на спасение: что могут наши грехи против любви Божьей?
Монахиня Руфина
19. «Какой выкуп даст человек за душу свою» (Мф.16,26).
Однажды я спросил батюшку: “Когда придет антихрист?”
«Антихрист, говоришь? Его время уже пришло. Подготовка к принятию печати антихриста уже проводится. Людей заманивают потихонечку, чтобы не сразу объявить о необходимости принять печать. Первый шаг на этом пути — идентификационный код, второй — пластиковые паспорта. Потом, когда люди будут терять эти паспорта, им скажут: «Давайте этот чип, который вмонтирован в электронный паспорт, нанесем на руку или лоб», и это уже будет печатью антихриста. Это уже погибель. Кто из людей примет эту диавольскую печать, тот навеки погибнет. Бог этого человека не простит ни в сем, ни в будущем веке».
Я спросил батюшку, кто же спасется. Батюшка ответил: «Спасаться будут, но очень мало людей». В это время батюшка посмотрел на иконный уголок и минут пять помолчал. Я понимал, что батюшка молится. После этого он прослезившимися глазами посмотрел на меня и сказал: «Я не доживу до этого времени, а ты доживешь. Я хотел бы дожить, но воля Божия говорит иначе. Люди, у которых сердца горят любовью к Богу и Божией Матери, будут понимать хитрости диавола. А спасение зависит от стояния в Православной канонической Церкви.
Нужно молиться Богу и прибегать со слезами к Покрову Матери Божией, как нашей предстательнице и молитвеннице перед Богом о душах наших. Мы просим Матерь Божию, а Она просит за нас своего Сына, Господа нашего Иисуса Христа, и так мы получаем спасение».
Монах, пожелавший остаться неизвестным.
20. Были бы хлеб и вода.
Я помню, когда шла суета о штрих-кодах и паспортах, батюшка твердо говорил своим чадам: «Нужно от этого воздержаться, не принимать». А мы, думая о том, как сохранить свою душу неповрежденной в современных условиях, постоянно спрашивали: «Батюшка, а кто же спасется, ведь сейчас же всех кодируют?»
Старец на это отвечал следующим образом: «Если будет хлеб и вода, то не будет никакого голода, и те, кто это выдержит, спасутся» .
Монахиня Руфина
21. Помните Вечность, и не забывайте никогда
Старец часто говорил насчет паспорта, печати и ИНН. Это был очень актуальный вопрос, и он благословлял своих чад ни в коем случае ничего не получать.
Старец сказал, что будет в нескольких видах начертание, все будет под номером 666 и все это нельзя получать. Потом паспорта, потом другие паспорта — шенгенские. Потом карточки — т. е. безденежная система будет. Батюшка обо всем рассказывал, по Откровению Иоанна Богослова.
Навсегда запомнились его слова: «Помните вечность, и не забывайте никогда. Если вы получите карточку, то будете вечно гореть в огне, а если не получите, то Господь вас спасет, Господь вас кормить и поить будет. Надежду имейте и веру».
Р.Б. Мария Сочи.
22. Я никогда ради Бога себя не жалел.
В 1995 году я удостоился побывать в Гадаурской пустыне, что на Северном Кавказе, побывать и в кельи отца Ахилы (Феодосия), где он прожил одиннадцать лет в глуши за 30 километров от ближайшего населенного пункта Цебельда (от города Сухум за 80 километров).
Отец Феодосий прожил в пустыне, ни разу не выходя в город в поисках пищи. Возле кельи он имел маленький огородик, дающий ему те злаки, которые могли расти в этой местности.
Главным в характере отца Феодосия было то, что он никогда ничего не боялся. “Бояться - это большой грех”, — говорил отец Феодосий. Непрестанная молитва Иисусова была всегда в его сердце. Физические труды в него никогда не прекращались, днем труд, ночью молитва. За большое смирение, труды, любовь к Богу и Божией Матери, ко всем святым, Господь даровал отцу Феодосию непрестанную сердечную молитву Иисусову, которую он поддерживал своими словами: «Я никогда ради Бога себя не жалел».
И действительно, отец Ахила всю свою сознательную жизнь не жалел себя ради Бога.
Особенно проявлял он любовь к ближним. Бывало, по дороге в пустыню, везя с собой продукты из Украины для живущих в горах пустынников, он встречал людей нищих и без малейшего сожаления делился с ними этими продуктами. Кроме того, он еще и наставлял людей в духовной жизни.
Несколько десятков лет возил отец Феодосий продукты в пустыню. И даже тогда, когда это стало небезопасно, потому что началась война в Абхазии, поездки не прекращались. Бывало, военными бэтээрами приходилось перевозить продукты на расстояние 120 километров. Бог посылал отцу Феодосию людей, которые финансировали и продукты, и затраты на дорогу с Украины на Северный Кавказ.
Когда началась война в Абхазии, из тюрем выпустили злодеев, убийц и людей с различными судьбами (мы знаем, что иногда попадают в лагеря ни в чем не виновные люди). В 1995 году отца Феодосия хотел расстрелять вооруженный «зек». Он навел на него дуло автомата и передёрнул затвор со словами: «Я тебя сейчас убью». Отец Феодосий, обернувшись к нему лицом к лицу, спокойно ответил: «Стреляй, сынок». В глазах батюшки не отразилось даже тени страха, так как он действительно никого, кроме Бога, не боялся. Человек с автоматом, видя перед собой священника, у которого в глазах не страх, а любовь, не мог сдвинуться с места. Он понял, что этот священник прожил многотрудную жизнь и видел столько скорбей, что уже ничего не боялся. В то же время отец Феодосий спокойно повернулся и стал уходить.
Батюшка претерпевал ужас нападений нечистой силы, которая не могла переносить его святой жизни. Духовную брань, тем более, такую сильную, какая была у старца Феодосия, нельзя сравнить ни с какой войной или же телесными болезнями. Отец Феодосий приходивших к нему с просьбой о наставлении или об исцелении людей принимал с любовью и радостью.
Было как-то, что один священник пришел к нему за благословением в пустыню, на что батюшка не без юмора ответил: «Ты еще не одет как следует, там ты не выдержишь сейчас».
Р. Б. Николай.
23. «Молись Авраамию Трудолюбивому»…
По профессии я – музыкант. Работал в филармонии. Мирская жизнь мне порядком надоела, и в свои 30 лет я был на распутье, как мне дальше жить – жениться или поступить в монастырь. Я поехал в Почаевскую лавру, надеясь там решить этот наболевший вопрос.
Когда опустили чудотворную икону, я стал в очередь, чтобы приложиться к ней. Однако мне, как музыканту, было интересно также заглянуть на клирос. Попросил прощения в очереди и заглянул на правый клирос, а затем вновь стал в свою очередь. Немного постоял, подошел к левому клиросу и также заглянул на него. Когда подошел к своей очереди, меня ждало разочарование: она уже прошла. Оглянулся назад: людей очень много, а снова становиться в конец очереди совершенно не хочется… Стал я потихоньку пробираться вперед. Почти у самой иконы Пресвятой Богородицы Почаевской батюшка, который стоял у иконы, рукою остановил меня. Мне стало стыдно от мысли, что он заметил, как я иду без очереди. А батюшка обратился ко мне со словами: «Я буду идти в Иовский храм, жди меня там, я к тебе подойду».
Жду. Подходит батюшка (я его сразу не узнал) и говорит мне:
«Молись Авраамию Трудолюбивому и старайся не поправляться, а то теряется благодать».
По большому счету я так ничего и не понял. Был я в это время худым, об Авраамии Трудолюбивом толком ничего не знал. Что хотел сказать батюшка, открылось мне спустя годы. Оказывается, отец Ахила уже тогда прозрел, что я приму монашество с именем Авраамий и поправлюсь.
Иеромонах Авраамий, Житомирский женский монастырь Анастасии Римляныни.
24. Мудрый совет священнику
Я был направлен в другой приход и зашел к старцу, чтобы спросить, как мне быть, так как у меня была большая проблема с переселением в другой дом. В этом доме была старушка, которая и приняла меня к себе на квартиру. Я и моя семья очень начали болеть, ночами не было нормального сна, искушения за искушением. Я пришел за советом.
Он объяснил: «В этом доме много нечистого есть». Я спросил: «А что именно?»
Батюшка ответил: «На чердаке магия и разные нечестия, ты лучше перейди в другой дом».
Я так и сделал, и Господь миловал меня.
Священник отец В. Почаев 1998 год.
25. Благодатная помощь незабвенного батюшки
Хотелось бы поведать всем о тех благодатных дарах, какие имел отец Феодосий еще при жизни.
1.Когда архимандрит Ахила приехал к нам в монастырь, я находилась на послушании и о его посещении мне сказала одна из сестер, которая также была чадом батюшки.. Не помня себя от радости, я выбежала на крыльцо, и, увидев дорогого батюшку, бросилась к нему со всех ног, раскрыв объятья. Так и бежала я с распростертыми руками до тех пор, пока в голове не мелькнула мысль о том, что обнять-то ведь батюшку нельзя. Как быть? Руки совершенно не слушались, и я никак не могла их опустить. Когда осталось до него метра полтора, батюшка вдруг высоко поднял руку как бы для благословения, и неведомая мне сила согнула меня в поклоне. Я приняла благословение и лишь после этого отошла, чтобы поприветствовать матушку, которая приехала вместе со старцем.
Во время исповеди я все сомневалась, не зная, говорить мне об одном волновавшем меня вопросе или не нужно. И вдруг, как бы в ответ на мои мысли, батюшка разрешил мои недоумения, четко и определенно ответив именно на мучивший меня вопрос. Это было настолько вовремя, что сомневаться в благодатной силе его наставления было бы просто грешно.
2.Случай с рожистым воспалением имел место приблизительно в 1994-1995 гг. По своей неосторожности я, во время работы выдавила грязными руками на подбородке прыщ, вследствие чего началось сильное заражение. Когда я спросила отца Феодосия, что делать, он посоветовал смазывать пораженное место прополисом на спирту. Через несколько дней стало еще хуже, и я обратилась к батюшке снова. Он дал тот же совет: продолжать лечение воспаления прополисом. Однако улучшения не последовало, более того, началось рожистое воспаление. Получив благословение на лечение, я воспользовалась услугами врачей, которые назначили уколы и всевозможные лекарственные препараты, однако болезнь прогрессировала. Лицо мое изменилось до такой степени, что даже хорошо знавшие меня люди, находясь со мной в одной комнате, не узнавали меня. Покраснение достигло лба, лицо распухло, и из каждой клеточки на подбородке стала выделяться жидкость, по вязкости напоминающая гнойные выделения. Они были настолько обильными, что без повязки обойтись было уже невозможно. Вечером в воскресенье на соборном акафисте у Стопочки Божией Матери повязки, сделанной из обычного простого платка, который надевают на голову, сложенного в несколько раз, едва хватило для того, чтобы после Евангелия принять елеопомазание. И вот в эту критическую минуту врач, придя для того, чтобы сделать укол (а он уже приходил на привратную), по обыкновению попросил благословения у старца, как раз в это время промыслительно вышедшего из своей келии: «Батюшка, благословите сделать Галине укол». Как бы в подтверждение он показал приготовленный для этой цели шприц.
Батюшка неожиданно повысил голос. «Какой укол? – спросил он, и тотчас же категорически продолжил: «Никаких уколов не нужно». «Но вы же сами благословили», - попытался настоять на своем врач. «Говорю тебе, никаких уколов», - решительно сказал отец Ахила и удалился. Я стояла в полной нерешительности, не зная, как поступить. Врач, стремясь завершить свою работу, стал уговаривать меня сделать укол. Наконец я попросила позвонить Священноначалию Лавры, чтобы получить совет, как поступить в данной ситуации и не своевольничать. Ответ последовал незамедлительно и был столь же категоричен, как и слова батюшки: «Раз старец благословил, значит, так нужно».
После этого я прекратила прием каких бы то ни было медикаментов, а болезнь прошла сама собой и так быстро, что я даже не заметила, когда это произошло, однако помню, что в очень короткий срок. Я нисколько не сомневаюсь, что получила исцеление от тяжкого недуга по молитвам дорогого батюшки, по его ходатайству к Богу и Царице Небесной. В это я твердо верю, не имея ни малейших сомнений.
Удивительно то, что после такой тяжелой болезни не осталось никаких последствий. Ведь общеизвестно, что даже если человек, переболевший так серьезно, и остается в живых, то, по свидетельству врачей, на лице обязательно останется синюшность, чего, по милости Божией и святым молитвам старца, у меня совершенно нет: лицо совершенно чистое. Хотя напоминание о страшной болезни, которую я чудесным образом преодолела, сохранилось и по сей день: иногда в том месте, где началось нагноение, появляется зуд, не дающий мне забыть об опасности, которой я избежала по молитвам батюшки.
3. Когда отец Феодосий (тогда еще архимандрит Ахила) проводил вычитки, духовные чада использовали возможность пообщаться со старцем, поджидая после окончания его возвращения из Похвальной церкви в келию. Одним из таких благоприятных моментов воспользовалась однажды и я, грешная.
Видимая причина для этого была – очередная болезнь, которая не могла не волновать. На затылке у меня образовались две шишки непонятного происхождения, величиной с грецкий орех. Кроме них, имелась и третья, выросшая наполовину этих двух. Эти неестественные образования причиняли мне большие неудобства, потому что чесались и достаточно сильно болели. Кроме того, они создавали определенный дискомфорт, потому что я постоянно испытывала страх, чтобы эти образования не превратились в злокачественные. Я себя мысленно успокаивала, уговаривая, что ничего страшного не происходит, однако руки постоянно так и тянулись пощупать эти образования, которые не только не уменьшались, но даже увеличивались.
В таком помраченном состоянии я, воспользовавшись предоставленной мне возможностью, подбежала к батюшке, взяла благословение и стала рассказывать о своей скорби. Видя, что он остановился и внимательно слушает, я тотчас же нагнула голову, приподняла платок и показала болячку. Отец Ахила посмотрел, перекрестил, похлопал по больному месту рукой и в ответ на мою жалобу, что шишки растут и причиняют боль, сказал, что ничего страшного они не представляют – пускай растут (или пускай болят, - уже не помню). Произнеся эти, совершенно не обрадовавшие меня слова, он пошел дальше. Я же неожиданно успокоилась. На душе вдруг стало легко и радостно, словно я услышала что-то очень приятное для себя. Неожиданно изменился ход мыслей, и я стала думать, что раз батюшка так сказал, то мне не о чем переживать, - пусть действительно эти шишки растут.
И в этот, и в следующий день работы по послушанию было так много, что мне некогда было вспоминать о болячках. Лишь спустя некоторое время я вспомнила о своих «орешках» и стала по привычке трогать их рукой. Каково же было удивление, когда оказалось, что их там нет!
Не устаю благодарить Бога и Царицу Небесную, сподобивших меня, грешную и непотребную, видеть, знать, общаться и пользоваться наставлениями такого дивного старца, за Их святой ко мне, грешной, милосердие. Неустанно молюсь, чтобы не разлучаться с возлюбленным батюшкой и в жизни будущего века.
Монахиня Дарья.
26. Только милующий других будет помилован Богом (Мф. 5,7).
Воспоминания, которыми я хочу поделиться, относятся к дням празднования 1000-летия Крещения Руси в Киеве.
На празднование этой выдающейся даты из Почаева ко мне приехали знакомые и мы вместе пошли в Киево-Печерскую лавру. Там мы встретили архимандрита Ахилу и диакона Сергия. Отец Ахила был одет в скромный, поношенный плащ, а на голове у него была старомодная шляпа. Крест на нем был под плащом, и его не было видно. Диакон Сергий, высокий, стройный, в красивой новой рясе заметно отличался от скромного, худенького, низенького архимандрита.
Мы медленно спускались по аллее к колодцам преподобных Антония и Феодосия.
Вдруг к отцу Сергию подбежала взволнованная, растерянная женщина, чем-то видимым образом озабоченная, с усталым серым лицом, и стала просить благословения, очевидно, связывая его с надеждой на разрешение каких-то важных для нее проблем.
Отец Сергий стал отступать назад, руки спрятал за спину и, указав на отца Ахилу, сказал женщине: «Я не благословляю; вот у него просите благословение».
Женщина оглянулась, критически глянула на маленького, внешне малопримечательного старца, и, указав на него пальцем, разочарованно проговорила: «У него? Нет, у него я не хочу, хочу у вас».
Отец Сергий стал терпеливо вразумлять ее: «Я не благословляю, я диакон, а он архимандрит».
Однако женщина, пребывая в состоянии какого-то помрачения, не сразу поняла смысла его слов. Тогда уже мы стали ей объяснять, что она пренебрегает благословением старца Ахилы, который в Почаеве стоит возле иконы Почаевской Божией Матери, когда ее опускают на лентах, что он отчитывает больных и помогает попавшим в беду. Наконец она услышала и поняла, что ей объясняют, и, чрезвычайно смутившись, несмело подошла к отцу Ахиле. Он как-то по-отечески обнял ее, слегка прижал к плечу, трогательно прикоснулся устами лба и широким крестом благословил. Я посмотрела на женщину и искренне порадовалась за нее, потому что лицо ее изменилось, стало светлым и спокойным. Она стояла улыбаясь, прижав руки к груди, умиротворенная и радостная. И эта ее радость удивительным образом передалась всем нам. Мы продолжили свой путь, весело беседуя. А я подумала, как же хорошо батюшка сумел своими действиями и благословением успокоить и преобразить эту уставшую, мятущуюся душу.
Прошли годы, десятилетия. Вот уже несколько лет нет с нами схиархимандрита Феодосия, которого мы все знали и любили как отца Ахилу, а нашей Киево-Печерской Лавре, заметно благоукрасившейся за это время, я несколько раз подходила под благословение архиепископа Сергия, на хиротонии которого мне посчастливилось присутствовать, приняв его первое архипастырское благословение.
Лариса Некрашевич. Киев.
27. Щедрый дар
По свидетельству одного священника, пожелавшего остаться неизвестным, отец Феодосий много лет назад благословил ему на молитвенную память серебряный наперстный крест. Батюшка любил дарить подарки, и с детской непосредственностью радовался данной ему Господом возможности совершить доброе дело. Чувства, которые он испытывал при этом, были самыми чистыми, их не омрачали ни тщеславие, ни сожаление. Поэтому и подарки его верой и правдой служили людям, которых он облагодетельствовал. Доказательством тому может служить следующий факт.
Когда в доме вышеназванного священника начался пожар, и дотла сгорело много ценных и нужных вещей, крест этот даже не оплавился. Не сгорела также икона Божией Матери, которая при жизни преподобного Амфилохия находилась в его келии. Все иконы, находившиеся рядом, полностиью сгорели, а у этой только обгорел киот. При таком сильном пожаре разве это не чудо?
Священник отец И.
28. Выбирай Небесное, а не земное
Я, раба Божия Раиса, хочу рассказать о том, какой великой духовной радостью была для меня встреча с отцом Ахилой. В былые времена я работала на хорошей в мирском понимании работе, которая давала мне возможность жить безбедно. Однако работа эта была связана со многими нарушениями Заповедей Божиих, а я уже стала ходить в церковь, и совесть сурово обличала меня. Наконец во всей полноте встал вопрос, что выбрать – церковь или работу. Сама я никак не могла решить, что предпочесть, и серьезно задумалась над тем, чтобы встретиться с кем-либо из духовных старцев, которые, помолясь, смогли бы подать мудрый совет. В это время кто-то подсказал, что можно поехать в Почаевскую Лавру и там встретиться со старцем Ахилой, который каждое утро стоит возле чудотворной иконы, опускаемой для поклонения, и у него испросить духовный совет. Так я и поступила. Не откладывая столь важное дело на неопределенное время, тотчас же собралась и поехала. Ранним утром, после полунощницы и акафиста, когда опустили икону, я стояла в стороне и смотрела, как люди нескончаемым потоком подходят и прикладываются к чудотворной иконе Божией Матери. Долгое время все никак не могла решиться подойти к старцу. Когда же икону подняли, отец Ахила сам подошел ко мне и негромко сказал: «Выбирай Небесное, брось все земное. Земное пройдет, а Небесное будет вечно». После такого старческого вразумления я все поняла, не медля более, бросила свою неспасительную работу, стала постоянно ходить в храм и постепенно втянулась в духовную жизнь. Со временем Господь управил так, что я стала духовным чадом отца Ахилы и часто помогала ему в поездках на Кавказ.
Однажды со мной произошел знаменательный случай. Внутренне считая отца Ахилу своим духовником, я еще не всегда имела дерзость к нему обращаться. Батюшка в силу своей занятости никого из приезжих не исповедовал, делая исключение для некоторых в крайне редких случаях. Поэтому я пошла на исповедь к другому старцу, архимандриту Апеллию, который показался мне несколько строгим, хотя со временем я поняла, что этой мнимой строгостью и некоторым юродством он просто прикрывал свою прозорливость. Старец этот прошел множество гонений и тяжких испытаний, сидел в тюрьме за свою ревность в православной вере. Лишения и трудности не сломили его, а еще более закалили его дух.
Отец Апеллий спросил меня, у кого я окормляюсь, к кому прибегаю за духовной помощью. Когда я назвала отца Ахилу, старец с величайшим одобрением сказал: «Да, у него можешь окормляться духовно. Когда он служил литургию и стоял у престола, я видел огненный столп, который шел от него к Небу». Очевидно, это свидетельство одного из духоносных почаевских старцев означало пламенную молитву, которая восходила к Небесам, как огненный столп.
Р.Б.Раиса. Хмельницкий
29. Все управилось по молитве батюшки
Был со мной такой случай. Приехали мы из Браилова автобусом в Почаев. Я поговорила с батюшкой, и собралась уходить. «Пойду я, чтоб меня не оставили», – говорю я. А он с улыбкой отвечает: «Тебя уже и так оставили». Перепугавшись, я едва не закричала: «Как, батюшка? Я же только…» «А я тебе дам деньги, дам на дорогу, и тебя другой автобус возьмет. Ты доедешь до Винницы, а из Винницы электричкой поедешь».
Батюшка действительно дал мне денег, покормил, он никогда не отпускал, не покормив, дал мне в дорогу мандарины, лавровый лист. Я вышла и даже не удивилась. Действительно, как и предсказывал старец, увидела автобус. Подойдя к нему, без малейшей робости спросила, куда едет автобус. «На Винницу»,- ответили мне. Я попросила, чтоб меня взяли, и по молитвам батюшки все управилось. Люди, которые меня подвезли, рассказали, как добираться дальше, и я благополучно вернулась домой.
Монахиня Дария.
30 «Умею жить в скудости, умею жить в изобилии» (Флп. 4, 12).
Мне батюшка говорил, что я должна быть монахиней. Я стремилась к этому, однако не очень верила в возможность осуществления своего сокровенного желания. Одолевали горькие сомнения, потому что тогда мне было уже 66 лет: «Кому я старая нужна, кто меня примет?» И подумать не могла, что очень скоро я навсегда расстанусь с миром и приду в монастырь. Однако, как убеждает народная мудрость, иногда старые туфли служат лучше, чем молодые. Неожиданно приезжает сама игуменья и говорит мне: «Батюшка благословил тебе быть в монастыре».
Это совершенно очевидное чудо, потому что батюшка духом предузнал о том, что я находилась именно здесь, и даже направил ко мне мать игумению. Я сейчас только начинаю осознавать, кого видела, с кем общалась, и у кого брала благословение.
Монахиня Зиновия.
31. Судьбоносные встречи со старцем
Первый раз мы встретились с батюшкой давно, после того как умер схиархимандрит Алексей. Мы были духовными чадами отца Алексея, а потом наш батюшка умер и передал нас c мамой батюшке Феодосию.
Отец Алексей был хорошо знаком с отцом Феодосием. Сначала он жил в Лавре, был секретарем одно время, потом стал казначеем. Советы изгнали его из Лавры и посадили в тюрьму. После тюрьмы в Лавру он уже не вернулся: и сам не захотел, и власти не дали. Предлагали отцу Алексию стать епископом, только чтоб подчинялся КГБ, что он, разумеется, решительно отверг. Некоторое время он был в монастыре в Городище Хмельницкой области старшим священником и духовником. Потом этот монастырь разогнали, и он со своей сестрой, тоже монахиней, перешли в Паломны. После смерти отца Алексия, мы стали ездить к батюшке Феодосию.
Как произошло знакомство с батюшкой, я точно не помню, но сначала стала ездить к нему мама, познакомившись с ним на Кавказе. Это было до войны, а во время войны уже я и стала ездить с батюшкой. Сначала мы в Хмельницком подсаживались, а потом, в последнее время, батюшка приезжал к нам, и от нас ехали на Кавказ.
А во время войны нам не страшно было. Если бы сама ездила, то было бы страшно, а с батюшкой… Батюшка молится, и по его благословению ничего не страшно.
Мне запомнился один случай, нас было четверо: я, мама, батюшка, и Петр почаевский. Нам отец Виссарион дал машину с военными. Мы поехали на Афон, а там такая война была, такая перестрелка, что невозможно было. Мы поднялись на гору, сразу отслужили акафист, а пули летали прямо над нами. Батюшка не хотел вернуться в Сухуми, даже когда увидел, что там солдаты. Он не боялся. Было очень пасмурно, но как только мы прочитали акафист Божьей Матери, тучи разошлись, и бой прекратился.
Мы не боялись, не роптали, были с батюшкой безбоязненны. Такой и мысли у нас не было, раз батюшка благословил, значит, все.
Монахиня Вера
32. Все будет хорошо
Моя первая встреча произошла, когда батюшка в нижнем храме читал акафист, но его тогда я еще не знала. Мама монахини Веры, Евгения, была моей подругой, и благодаря им я познакомилась с батюшкой. Это уже было после войны на Кавказе. Тетя Женя подвела меня к батюшке и сказала: «Батюшка, благословите ей на Кавказ поехать». Батюшка с готовностью ответил: «Бог благословит».
Мы приехали в Сочи, побыли у батюшки Симеона. Батюшка Симеон немножко меня обличил, за прическу. Батюшка наш сидел и улыбался, а потом, когда мы вышли из машины, он говорит: «Это хорошо».
Я помню один случай. Когда мы ехали в Сухуми, один раб Божий нас возил, мы ехали по минам. Мост был взорван, мы поехали к отцу Виссариону и вернулись. А когда начался комендантский час, я впервые увидела, как стреляют, было жутко, но с батюшкой ничего не боялась. Перед батюшкой был страх, чтоб он не ругался, но зато за ним были, как за каменной стеной. А когда пули над головой летали, батюшка советовал нам молиться. Он всегда говорил молиться. Сколько я его помню, батюшка всегда читал Иисусову молитву. Потом мы поехали в Гудауты к отцу Симеону.
В следующий раз батюшка благословил тоже ехать, а я даже не собиралась. На работе написала заявление, у батюшки спрашиваю: «Что же будет?» Батюшка ответил: «Ничего, все будет хорошо». Это было осенью, а зимой Вера пошла в монастырь в Браилове. Я к ней приехала, и меня тоже батюшка благословил идти в монастырь.
Монахиня Руфина
33. Вот теперь можешь оставаться у меня
Я познакомилась с отцом Ахилой давно, когда была маленькой девочкой. Вместе с родителями я часто бывала в Почаевской Лавре и постоянно видела, как старец по ночам читает акафисты в пещерном храме вместе с паломниками и какое светлое, одухотворенное у него лицо. Я так и засыпала под пение акафистов, и сны снились хорошие, светлые. Я знала, что батюшка очень любит детей и, общаясь с ними, сам становится как ребенок, поэтому любила часто подходить к старцу и подолгу беседовать с ним. Почему-то он всегда называл меня монашкой, и это загадочное слово удивляло меня, хотя я осмеливалась спорить, не соглашаясь со словами старца.
Когда я подросла, то подошла к батюшке и попросила его, чтобы он принял меня в свои чада, на что он ответил: «Иди к отцу Апеллию и у него исповедуйся, он – хороший духовник».
Спустя некоторое время я вновь подошла к отцу Ахиле с той же просьбой, добавив, что душа моя больше лежит к нему, чем к кому-либо другому. Но и тогда батюшка повторил то же, что и в первый раз.
Приехав в Почаевскую Лавру через некоторое время, я в третий раз обратилась к отцу Ахиле, однако прошение на этот раз было иным: «Если такова воля Божия, тогда благословите идти к отцу Апеллию». Батюшка на это тотчас же ответил: «Вот теперь можешь оставаться у меня».
Отец Ахила, как истинный старец, мог таким образом проверять намерения человека, и лишь потом дать свое согласие.
Прошли годы, и предсказание сбылось: я приняла монашеский постриг.
Монахиня Дарья.
34. Как страшно в миру!
Идти в монастырь меня благословил батюшка Феодосий. Я жила в миру, имела постоянную работу, и не получалось ехать с батюшкой на Кавказ. Я пошла на работу, написала заявление на отпуск, это заявление порвали, но я все-таки поехала. Мы с батюшкой были на Кавказе целый месяц. Приехав назад, сидим вечером с батюшкой, разговариваем, а утром он должен был уезжать.
Я батюшке говорю: «Батюшка, как страшно в миру! На работе мне сказали, что я работать уже не буду, создали такие условия, что мне надо уйти, что же мне делать? »
Батюшка отвечает тоном, не терпящим возражения: «Иди в монастырь». Я не стала возражать и только уточнила: «Куда в монастырь?». «Иди в Браилов, здесь близко, будешь в Браилове жить».
И действительно, так получилось, что через неделю я была в монастыре.
В дороге мы не задавали батюшке вопросы о его жизни до монастыря. Об этом мы не разговаривали, батюшка читал Евангелие или служил молебны. Тем не менее мы интересовались его жизнью. Рассказывала мне мама об одном случае. Она часто бывала у батюшки, помогала ему, и он рассказывал, как из Киево-Печерской Лавры шел пешком в Почаев. Была зима, и одна раба Божья боялась принять его на ночь, (тогда боялись принимать священников), и приняла его в сарайчике. У батюшки очень отморозились ноги, и с тех пор у него сильно болели ноги. Эта раба Божья приезжала к батюшке в Лавру, беседовала с ним, и он ее наставлял.
Монахиня Вера
35. «Все мне позволительно, но не все полезно» (1 Кор. 10,23). Старец о необходимости нестяжания, скромности воздержания в пище и питии
Помню еще один случай. Мы приехали в Сухуми, и у меня было яркое-яркое платье. Батюшка меня хотел обличить, но мягко, чтоб я не обиделась. Он мне сказал: «Какое красивое пестрое платье, но не надо такое одевать, лучше что-нибудь построже».
Еще помню, мы ехали в поезде. Батюшка почти всю дорогу читал Евангелие, а мы отдыхали на верхних полках. Нам захотелось напиться воды. Мы тихонько потянули бутылку, а батюшка говорит: «Здоров, свинья!» Я поставила бутылку, не поняла. Потом батюшка рассказал: «Шел пустынник. По дороге то мятку, то еще что-нибудь съест, а ему голос: «Здоров, свинья!»
Он задумался и стал есть в обед и вечером».
Вот так батюшка и наставлял нас, неразумных. Все больше говорил притчами, чтоб понятней было.
Монахиня Руфина
36. Не противься Божией воле.
Один раз, когда мы батюшке гладили рясу, подготовляя ее к службе, он, проходя мимо, спросил: «А что вы делаете?» Мы с готовностью ответили: «Батюшка, готовим вам рясу, чтоб вы красивым у нас были». Старец взглянул ласково, с улыбкой и ответил: «Тогда я ее надевать не буду». Таким образом батюшка дал понять, что пристрастия к одежде не должно быть, косвенно вразумив, чтобы и мы были одеты скромно, как и подобает христианам.
Я всегда сравнивала отца Феодосия с преподобным Серафимом Саровским, мне кажется, что они родственны по духу. Когда мы ездили в Дивеево, батюшка всегда передавал туда передачки - то деньги, то еще что-нибудь. Иногда ему говорили: «Серафим Саровский похож на вас». Он незамедлительно отвечал: «Нет, не он на меня похож, а я на него».
Много рассказывал он о духоносных старцах: схиархимандрите Виталии, архимандрите Кирилле, отце Серафиме. Об отце Кирилле он сказал, что он нашего духа, отметив, между прочим, что лично его не видел, но духовно общался с ним.
Многое изменилось в нашей жизни после того, как мы узнали батюшку. Когда-то в келье он сказал мне: «Я никогда никуда не спешу». Почему-то мне эти слова запали в сердце, и я всегда их вспоминаю, стараюсь по ним жить. И еще он сказал: «Не противься Божьей воле»
Р. Б. Людмила.
37. Плоды покаяния
Когда батюшка ехал на Новый Афон поездом «Львов-Адлер», то, проезжая через наш город (Хмельницкий) вместе с паломниками, сопровождавшими его, останавливался в нем. Это было такое счастье! Мы всегда узнавали, когда он ехал на Кавказ и когда возвращался. Мы приходили на вокзал провожать и встречать его. Бывало при этом множество разных людей.
Как-то был случай, когда одна женщина очень хотела поехать вместе с ними, и батюшка ее благословил. Придя в кассу за билетом, она обнаружила, что цены повысились, не хватало сорока рублей. Одолжить недостающую сумму никто не смог, и женщина, огорчившись, заплакала. Батюшка ничего этого не видел и не мог знать подробности, однако, когда ему рассказали, что женщина плачет, вынул ровно сорок рублей и сказал: «Дайте ей, пусть не плачет».
В поезде «Львов - Адлер», в котором батюшка добирался с паломниками на Новый Афон, я когда-то ездила отдыхать на курорт в Грузию и согрешила. И вот опять этот же поезд, рядом со мной – батюшка, и все подходят под его благословение. Он всех благословляет, а меня не хочет. Осознавать свою греховность, которую духом прозрел отец Феодосий, было хуже смерти. Батюшка уже сидел в вагоне, люди, провожавшие его, находились на улице, а я продолжала неутешно плакать. Перед мысленным взором постоянно стояли картины моего позора, и я с ужасом думала, что, возможно, старец едет в том же вагоне, где я пила водку и грешила. Эта мысль резанула меня, как ножом по сердцу. Потом появилась другая: «Но я же исповедовалась и попыталась с Божией помощью измениться к лучшему. Неужели Господь не простил?»
И вот люди уже начали заходить в вагон к батюшке, и он начал их благословлять. Я подошла последней, трепеща от страха. К счастью, батюшка весело глянул на меня, сразу же протянул ручку и благословил, негромко сказав при этом: «Что, отдыхала?» Я, разумеется, сразу поняла, о чем он, и в тон ему ответила: «Да я вот третий день отдыхаю».
Отойдя от него, я укрепилась в мысли, что Господь мне простил, однако нужно принести плоды покаяния и непрестанно омывать свою блудную жизнь слезами.
Р. Б., пожелавшая остаться неизвестной.
38.Я не знала более ревностного подвижника.
В Почаевской Лавре я тружусь уже много лет. Радости и скорби, посылаемые Господом, принимаю с благодарностью, храня память о духоносных наставниках, посланных мне на жизненном пути.
Одним из наиболее почитаемых старцев Лавры был и остается, несмотря на кончину, схиархимандрит Феодосий, более известный всем нам как отец Ахила. Какой он был милый и отзывчивый батюшка! Скольких из нас его святые молитвы поднимали со смертного одра, вразумляли, не давали впасть в искушения! Я хорошо помню, как он молился ночами в пещерной церкви, как угощал паломников чаем и другой пищей. А когда он приезжал с Кавказа, куда возил множество продуктов и вещей, то всех нас угощал мандаринами и другими южными фруктами. Я не знала человека добрее и отзывчивее. Мне лично он очень помогал молитвенно, когда бывали трудности и болезни. До конца дней я буду поминать этого великого перед Господом старца.
Р.Б. Татиана, Почаев
39. Предчувствие грядущей кончины.
Приехали мы в Почаевскую Лавру, собралась, можно сказать, вся наша семья. Я беседовала с батюшкой Феодосием, мы были все у привратника. «Батюшка, благословите нас сфотографироваться», — попросили мы. «Ну, хорошо, хорошо», — ответил батюшка, хотя всем было известно, что он не любил фотографироваться. Затем стал возле своей кельи и говорит: «Фотографируйте».
Мы сфотографировались раз. Потом идет отец Викентий. «Викентий, Викентий, иди сюда!» — позвал батюшка, и мы сфотографировались еще раз. Может быть, предвидя скорую кончину, старец хотел в утешение своим чадам оставить свой образ на молитвенную память?
Монахиня Дария.
40. Не поеду я на Кавказ
Перед смертью я был у батюшки в келье, спросил у него за поездку и он ответил: «Не поеду я на Кавказ, не поеду». Батюшка почему-то всех собирал на Кавказ, и как-то необычно прозвучали его слова о том, что он не поедет. Очевидно, он предвидел близость кончины.
На Кавказе знали также, что батюшка не приедет, в то время, когда он был еще жив.
Монах С.
41. Удивительный сон
Один раб Божий рассказывал, что ему приснился батюшка и вел за собой Александра, который с ним всегда ездил. Александр держался за схиму, и батюшка собирал весь народ на Кавказ. Автобус был внизу, и батюшка с народом уходил из Лавры. Из лавки вышли два монаха, и они тоже направились к автобусу. Потом как-то получилось, что отец Димитрий, схимник, появился вместо батюшки. И он дальше провел Александра к автобусу. Говорит: «Люди с батюшкой собирались ехать на Кавказ».
Батюшка действительно собирался ехать на Кавказ. Он говорил: «Поедем, поедем обязательно, там же ждут». Батюшку очень там ждали. Кто-то им уже сказал, что батюшка уже не приедет, хотя батюшка был еще жив.
Монахиня Д.
42. Я жду Архиерея
Когда отец Феодосий почил о Господе, в этот день он явился во сне одному из близких ему духовных чад, который описывает происшедшее с ним таким образом: «В пятницу после обеда я заснул и во время сна мне совершенно отчетливо, как наяву, явился отец Феодосий. Он лежал в главном соборе Почаевской Лавры в каком-то мраморном гробу наподобие раки, как умерший. Когда я с замирающим сердцем приблизился к нему, он внезапно открыл глаза и в ответ на мой вопрос, что с ним, сказал: «Я жду Архиерея».
Одеяние батюшки было бело, как снег, и от его взгляда я пришел в умиление и несказуемую духовную радость. Оказалось позже, что в этот самый день, т. е. в пятницу, и отошел ко Господу схиархимандрит Феодосий. Очевидно, он ждал Небесного Архиереея».
Подобный случай описан в книге «Посмертные вещания преподобного Нила Мироточивого», где повествуется о том, как Сервий, настоятель скита, со своим учеником Андреем готовились, как явствовало из их слов, ко встрече с Архиереем и в один день отошли к Нему. Братиям впоследствии было открыто, что они собирались предстать пред Небесным Архиереем. Обратимся к тексту книги: «И сказал ему Сервий: «Пусть приготовится иерей литургисать, чтобы нам вместе с Андреем приобщиться и отправиться, так как Архиерей нас дожидает».
После Приобщения Святых Таин Сервий поклонился, вошел в келью и почил о Господе. Когда братия посетили келью его ученика Андрея, его также нашли почившим.
Вот такой высокой и светлой бывает кончина праведников.
43. Связь с духовником не завершается и после смерти
В свое время я достаточно долго ходила к разным старцам, стремясь обрести духовника.
Господь был милостив, и я сподобилась общения с ныне прославленным в лике святых преподобным Амфилохием. Он предсказал мне практически всю мою жизнь, и, в частности, даже то, что я попаду в аварию, однако затем милостию Божией обрету исцеление и еще долго буду помогать людям. После кончины отца Амфилохия я ходила к отцу Ахиле и другим старцам, к которым почивший старец благословил меня обращаться. В 1991 году произошло предреченное преподобным Амфилохием событие: я попала под машину. Очевидно, враг отомстил за те добрые дела, которые милостию Божией удавалось совершить, и я попала в больницу в тяжелом состоянии. Вот тогда-то и явилась действенная любовь отца Ахилы к людям. Узнав о моей беде, старец тотчас же посетил меня в больнице, исповедал и причастил, утешив в случившемся со мной несчастье. А напоследок отец Ахила сказал мне: «Ничего, не скорби, через шесть месяцев встанешь на ноги, сама приедешь в Почаевскую Лавру и будешь еще долго помогать людям».
Все это сбылось с необыкновенной точностью. Ровно через шесть месяцев я, чудесным образом исцелившись по молитвам старца, приехала в Почаевскую Лавру и возблагодарила Господа и Пресвятую Владычицу Богородицу за исцеление, а отца Ахилу — за отеческое попечение и святые молитвы обо мне.
Духовная связь со старцем не прервалась и после его блаженной кончины. Уже после того, как отец Ахила, в схиме обретший имя Феодосия, отошел ко Господу, он явился мне во сне весь сияющий, облаченный в сверкающие ризы и подтвердил свое обетование, что он обо мне не забывает там в своих молитвах. Кроме того, он сказал, что жить мне предстоит еще долго, потому что мой труд нужен людям. Он благословил меня на строгий пост в течение трех дней без пищи и с непрестанной молитвой.
Опасаясь впасть в прелесть, я обратилась к другим старцам, у которых окормлялась в последнее время. Те утешили в скорби, подтвердив, что явление отца Феодосия не является прелестью, так как, находясь в Небесных обителях, он действительно не забывает о ней, как и о других чадах, молясь пред Господом. А то, что он благословил сделать, необходимо исполнить, и все совершится таким образом, как и предсказал старец.
Утешенная, я поступила в точности так, как благословил старец.
Р. Б. Мария.
44. Терпи и прибегай к Покрову Божией Матери
Я окормлялся у схиархимандрита Феодосия, поэтому часто еще при жизни батюшки приходил к нему в Почаевскую Лавру с просьбой наставить меня. Батюшка принимал меня с любовью, и я, уходя домой, уносил с собой великую духовную поддержку и радость.
С величайшей скорбью узнал я о кончине духоносного старца. Однако спустя три месяца после смерти батюшки сподобился великого утешения: отец Феодосий явился мне в тонком сне и наставил его, как жить дальше. Произошло это следующим образом.
Батюшка явился мне во сне довольно необычно: я как бы понимал, что это сон, но эти ясные и умилительные изображения уверяли меня, что действие происходило в Царствии Божием. Я увидел Великую Церковь и пристроенный к Церкви прекрасный дом. Зайдя в этот дом, я увидел внутри батюшку, который был обращён лицом ко мне. Не дойдя несколько шагов до батюшки, справа, немножко вдали я увидел несколько маленьких домиков тоже великолепной красоты.
Мне какой-то голос сказал: «Это места духовных чад отца Феодосия». Подойдя ближе, я увидел, что батюшка дошивает маленький разрез на своей рясе. Я говорю: «Батюшка, благословите меня!» Он поднялся и подал мне благословение. Его сияющее лицо и благодать этого места я не могу описать, так как это займет много времени. Батюшка спросил: “Твоя фамилия NN?” Я ответил утвердительно. На это батюшка мне сказал: «Идут последние времена, нужно любить Бога, крепко держаться Православной Церкви и особенно прибегать к Пресвятой Богородице. Смиренные рабы Божие под особым Покровом Матери Божией. Нужно в сердце носить Бога и любить Его, молиться постоянно и как бы просить: «Помилуй, помилуй». И Господь помилует. Господь — милосерд и человеколюбив».
В глубочайшем волнении я спросил: «Батюшка, как мне быть?» Батюшка ласково посмотрел на меня и утешил: «Терпи и прибегай к Покрову Матери Божией, и Она умолит Сына Своего, чтобы Он тебя помиловал».
Господи, Иисусе Христе, помилуй мя грешнаго.
Священнослужитель из г. Черкассы, пожелавший остаться неизвестным. 2003 год. Почаев.
45.Благодатная помощь батюшки по молитвам его чад
Однажды я тяжело заболела. Врачи меня готовили к сложной операции, и оставалось только мое согласие. Я после некоторых раздумий согласилась и приехала в больницу. Вскоре после этого мне сделали операцию, которая прошла успешно. После нее пришла моя лечащая врач, произвела осмотр и с удовлетворением сказала: «Видишь, как хорошо, что мы сделали, а то еще чуть-чуть, и было бы поздно».
Через несколько дней, когда меня из операционной перевели в общую палату, приехали ко мне сестры, чтобы навестить и утешить. Они батюшке рассказали об операции, и услышали в ответ те же слова, что ранее сказала мне врач: «Видите, как хорошо, что сделали, а то еще чуть-чуть, и было бы поздно». Как батюшка мог узнать о моих немощах и о необходимости операции, если между нами было такое расстояние? Я пришла в сильное духовное волнение, трепет. Придя в палату, рассказала обо всем людям, которые лежали со мной: «Видите, а вы говорите, нет Бога».
Откуда батюшка узнал, что при малейшем промедлении было бы поздно? Ведь действительно, еще чуть-чуть — и все закончилось бы смертью.
Слушая о различных проявлениях прозорливости старца, понимаешь, почему люди всю оставшуюся жизнь скорбят за такими людьми, как батюшка. Однако вместе со скорбью приходит и надежда. Ибо если батюшка жил такой высокой духовной жизнью здесь, на земле, можно сказать с уверенностью, что он нас не оставит и там, в блаженной Вечности. В трудную минуту, когда не будет возможности с кем-либо посоветоваться, будем все равно к нему обращаться, как и прежде, чтоб по его молитве Господь нас вразумил и открыл нам…
Еще я вспоминаю то удивительное состояние, которое я, как и многие, пережила в храме, когда шло погребение батюшки. На душе было тяжело и больно, смотришь — гроб стоит, батюшка уже в гробу лежит, слезы душат… Наверное, телесная скорбь, именно телесная скорбь.
Но немножко вслушаешься в слова, — такой духовный восторг, как будто стоишь на празднике, как будто архиерейская служба. Я раньше читала, что это бывает только на погребении праведников. Я сама с собой боролась, сама себе делала замечание: «Что же ты ликуешь, что ж ты радуешься? Батюшка в гробу». Сама себя собью, слезы душат, хочется плакать, а потом опять духовное ликование, какая-то радость, духовный восторг. Даже когда шли на кладбище со мной это повторялось, повернусь, увижу батюшкин гроб, и скорбно, и в то же время радостно.
После погребения я еще осталась в Почаеве на несколько дней. На второй или третий день я пошла к батюшке на могилку. Иду, и так стало тяжело, думаю о том, как раньше, при жизни батюшки, к нему не пускали. Было очень тяжело попасть к нему, но Господь так устраивал, что мы могли в любой момент с ним встретиться. То ли батюшка выйдет на улицу, то в коридорчик выйдет, будто бы просто так, а в то же время нам такое было утешение, действительно, Господь устраивал эти встречи. Даже последний раз, когда мы приехали за пять дней до кончины, я слезно просила: «Пропустите, мы приехали издалека». Нас не хотели пускать, говорили, что старец болен. Я пошла на привратную, чтобы взять разрешение. Встретила там отца ризничного, который категорически сказал, не оставляя ни малейшей надежды: «Я не могу ничем помочь».
Все знают, что мы духовные чада батюшки, что мы действительно за наставлениями приехали, а не по другим причинам, но никто не пускал. Я уже совсем растерялась и в глубокой скорби стала просить батюшку о вразумлении: «Что же делать, куда же идти?» Оставался единственный выход: попросить благословение у самого наместника. Но как осуществить такой дерзкий поступок? Где искать владыку и что делать, чтобы он хотя бы выслушал?
Выхожу из привратной в коридорчик и не верю собственным глазам: с улицы идет владыка-наместник. Я подхожу к нему под благословение и несвязно говорю: «Владыка, благословите, владыченька, благословите к батюшке попасть, мы издалека приехали». Наместник с осуждением смотрит на нас и строго произносит: «Он старый, больной, он уже не слышит, ну что вам?» Умом осознавая безнадежность своего прошения, я продолжаю умолять с прежней настойчивостью: «Мы хотя бы увидим его». Взгляд владыки потеплел, смягчился, он даже слегка улыбнулся и совершенно неожиданно согласился: «Ну ладно, идите». Так мы попали к батюшке и сподобились в последний раз побеседовать с ним.
Уже после погребения я подошла к наместнику, вышедшему из Троицкого храма, и говорю: «Владыченька, спаси Вас Господи, что Вы нас тогда пустили». Он, узнав нас, одобрительно улыбнулся и ответил: «Видите, как бывает, это, наверное, по молитвам батюшки».
Когда я шла на кладбище, то сильно скорбела, утешая себя мыслями: «Раньше не пускали, а тут, сколько хочешь, приходи на могилку. Он не живой, его уже не увидишь, но все равно можно прийти. Хоть немножко уберу на могилке».
Пришла туда, помолилась, приложилась к кресту и стала потихоньку отгребать землю. Под руками ничего не было, ни лопаты, ничего абсолютно. Я нашла какую-то доску, стала отгребать, хотела чуть-чуть дерном обложить. В это время подходят ко мне братия, находившиеся на кладбище, и говорят: «Что это вы делаете? Если делать, то надо сделать хорошо, чтоб было красиво на могилке». Я же им ответила: «Я что могу, то и делаю, у меня ничего нет». «Сейчас все дадим, и все у вас будет, - говорят они. - А вот и женщины еще идут». Действительно, в этот момент подошли две женщины и тут же предложили свою помощь. Я обрадовалась и обратилась к незабвенному старцу, как к живому: «Батюшка, только вы прислали этих людей, а я так скорбела, что не смогу ничего на могилке сделать, тем более после операции».
Я верю, что все управилось по молитвам батюшки, потому что сердце переполнила великая радость, и наступило духовное облегчение.
Эти две женщины были бесноватыми. Я запомнила их потому, что в день погребения они не могли подойти даже к гробу. Когда гроб стоял в подвальном храме, я лично видела, как женщина, сидевшая под стенкой на лавочке, смотрела, смотрела, потом упала на колени и поползла к гробу. Она подползла, поцеловала низ гроба, и ее отбросило, как будто ее огонь опалил. После этого она поползла назад тоже на коленках. Эти две женщины рассказали, что тоже не могли подойти ни к гробу, ни к кресту. Они были несказанно рады, хотя одну из них даже на могиле очень трясло.
«Вчера мы не могли подойти, а сегодня нас батюшка допустил», – говорили они.
Когда пришло время вычитки, а работа еще не была закончена, бесноватые женщины пришли в волнение, не зная, как правильнее поступить: завершить работу или отправиться на вычитку.
«Что же нам делать?» - спрашивали они. Одна из женщин, находящихся там, вразумила их: «Если батюшка сам изгонял бесов, сам делал вычитки, то куда же вам идти?». Они подумали и согласились: «Да, действительно, никуда не пойдем, а сначала закончим это дело».
Они остались помогать, а после того, как наш труд был завершен, на кладбище приехала группа паломников. Священник, окормлявший группу, отслужил литию на батюшкиной могилке, и душа наполнилась великой радостью, так что я, не испытывая усталости, прямо летела оттуда.
Монахиня Дария
46. «Идеже преумножится грех, преизобилует благодать» (Симеон Метафраст).
По промыслу Божию, я приехал в Почаевскую Лавру, и батюшка Ахила взял меня к себе в келью. Тяжело мне было у батюшки. Он очень много молился, лечил больных и почти не спал. Поэтому и мне для сна отводилось совсем немного времени. Бывало, отстою вечерню, полунощницу, вернусь в келью усталый, а батюшка просит: «Виктор, принеси воды». Принесу воды, он помолится и идем в церковь святой великомученицы Варвары читать паломникам акафисты. Спать ложились в 4 часа утра, а в 6 батюшка говорит келейнику, указывая на меня: «Буди его!» Сонный шел я на службу, в душе роптал на батюшку, а он, читая мои мысли, беззлобно говорил: «Поливай меня, Виктор, поливай!». Мне тот час становилось очень стыдно.
Тем не менее, я все время хотел спать и ходил по территории Лавры с закрытыми глазами, приоткрывая на поворотах один глаз. Я был парень рослый, заметный, и благочинный Петр взъелся на меня и стал гнать из Лавры. Батюшка Ахила заступился за меня, повел к наместнику, отцу Иакову, и попросил: «Его нужно оставить, это – монах». Я мысленно возражал батюшке: «Какой я монах? Я – Виктор, и ни о каком монашестве не помышляю».
Пришло время ехать домой на комиссию ВТЭК. По дороге я заехал в Киево-Печерскую Лавру, стал расспрашивать у монахов, как они здесь живут и по немощи начал жаловаться на отца Ахилу, говоря, что он замучил меня, не давая спать по ночам. В Печерской Лавре меня встретили приветливо и предложили остаться. Подумав, я остался и со временем принял монашество. Так сбылось предсказание отца Ахилы.
Став монахом, я ко многому изменил отношение. Безценный опыт, полученный при общении с батюшкой, впоследствии очень пригодился, и я не раз вспомнил его с благодарностью и глубоко сожалел, что не воспользовался им в полной мере. Однажды, беседуя с Владыкой Святогорского монастыря Алипием, услышал от него следующее: «Есть у нас на Украине Столп Православия. Это – батюшка Ахила из Почаевской Лавры. Советую тебе поехать к нему». Я был поражен до глубины души – ведь я сам, по собственной воле, оставил такого старца! До сих пор не могу простить себе, что убежал от батюшки Ахилы. Ведь сколько бы я мог взять от него в духовном смысле! Непростительную. непоправимую глупость совершил я в своей жизни.
Монах Софроний, Киево-Печерская Лавра
47. Незабвенный батюшка
Еще один случай такой, интересный тоже.
Приезжали мы к батюшке из монастыря машиной, и я была не одна. Мы сидели в его келье, беседовали. Время было холодное, зимнее. Когда собрались уезжать, батюшка задержал нас. Он совершил поступок, очень смутивший нас: взял бутылку кагора и налил нам по полному стакану вина. Я пришла в полное недоумение: вином не увлекаюсь вообще, пить его просто боялась.
Пребывая в полном смущении, попыталась объяснить это отцу Феодосию: «Батюшка, ну я не знаю…». Сестра, также непьющая, на меня посмотрела и нерешительно спросила: «Ну, что будем делать?» Батюшка продолжал настаивать: «Пейте, пейте». Мы с трудом выпили, с непривычки ощущая себя очень неуверенно. Затем, получив благословение, попрощались и уехали.
В дороге машина обломалась. Мороз был настолько сильный, что если бы не выпитое нами вино, мы, скорее всего, просто бы замерзли, так и не доехав до места назначения. Вот тогда-то и стал понятным смысл странного поступка батюшки, предвидевшего это искушение. Он знал, что машина обломается, и нам нужна будет поддержка. Вино и согрело, и повеселило сердце.
Когда я должна была уезжать после погребения, я скорбела, не зная, как смогу добраться назад, в монастырь. Я думала сесть на какой-нибудь автобус, обошла все остановки, но ничего не было. Я собралась уже идти на автобусную станцию, чтоб рейсовым автобусом доехать до Тернополя, а оттуда добираться поездом. Видя, что положение безвыходное, я мысленно воззвала к батюшке. Став напротив его кельи, под деревом, прочитала за батюшку заупокойный акафист. Очень хотелось встретить маму, и я подумала: «Надо было бы перед отъездом с ней попрощаться». Тут же пришла мысль: «Где же я ее буду искать, народу после погребения так много»… Смотрю, с другой стороны прямо ко мне идет мама. Мы сели на бордюрчике, я поделилась с ней своими трудностями по поводу автобуса. Так мы беседовали минут 5-10. В это время появился знакомый священник из Одессы. Я подошла к нему под благословение: «Батюшка, благословите. А вы когда уезжаете?». Батюшка отвечает: «Завтра, если хочешь, езжай с нами». Так все управилось по милости Божьей…
Перед тем, как решиться приехать на погребение, я очень переживала, как буду добираться, в монашеском облачении, одна, и естественно, опасалась в дороге разных искушений. Но я решилась, подумав, что милостию Божией все управится. Так и получилось: паломники привезли меня прямо в монастырь, куда неожиданно решили заехать по дороге. Я думаю, что это тоже по молитвам батюшки. Ведь именно по его благословению я приняла монашеский постриг.
Монахиня Дария.
48. Забота батюшки о чадах при жизни и после смерти
Когда мне было 9 лет, я первый раз в школе потеряла сознание. Такое бывало и с моей матерью. Один-два раза в год я безо всякой видимой причины теряла сознание. Один раз даже упала лицом на острые камни. Врачи не могли поставить точный диагноз и говорили в общем: что-то с сердцем, сужение сосудов и т.д. И где-то в 36 лет, отчаявшись получить земную помощь, я первый раз пришла к отцу Феодосию. Ко мне вышел батюшка лет 50-60, с удивительно голубыми глазами. Я, грешница, понимала, что не смею поднимать глаза, но смотрела на батюшку, меня удивил цвет его глаз – синий, лазурный, чистый- чистый, и от них исходил даже какой-то беловатый дым. Я подумала: вот какая совесть...
Батюшка пригласил меня к себе в келью. Я не могу определить, сколько времени я пробыла там. Мне казалось, что очень долго. Я устала, и когда у меня уже почти не было сил, попросилась идти на службу. Отчего я устала? Не могу понять. Батюшка сидел на своей кроватке, а я стояла на коленях и плакала, что я великая грешница, и все время передо мной были батюшкины глаза - синие-синие. Батюшка часто своей ручкой слегка ударял меня в лоб, и в итоге я почувствовала изнеможение и попросилась уйти. Батюшка меня отпустил.
Я пошла в Церковь, и тут у меня, ни с того ни с сего, резко начала болеть голова. Сначала в висках, потом слева. Схватившись руками за голову, я присела, но через минут 10 боль прекратилась. С тех пор я как заново на свет родилась. Я стала другим человеком и перестала терять сознание. Сейчас мне 39 лет, раньше я без валидола и нитроглицерина на улицу не выходила. А теперь уже три года я их даже не покупаю, они не нужны. И еще я после посещения Батюшки перестала чувствовать мучительную тяжесть своих грехов. На душе стало тихо и спокойно. И с этой первой встречи с Батюшкой я почувствовала к Нему большую любовь, как к самому близкому и дорогому человеку, и у меня было такое ощущение, что я всю жизнь с детства прожила с Батюшкой. Он для меня ближе всех родственников, самый близкий человек на свете.
Через месяц после этой первой встречи с Батюшкой я опять приехала в Почаев, и опять поспешила повидаться с ним. Но была поражена - ко мне вышел тот же батюшка, но не 50 летний, а 90 летний, и у него были темные глаза. Но почему я первый раз увидела батюшку таким молодым и с такими удивительными голубыми глазами?
Говорили, что он от старости немножко плохо слышит. Но батюшка отвечал словами на мои мысли. И я удивилась, почему мои мысли идут на русском языке. Ведь всегда мысли у меня идут на украинском. Батюшке не надо было громко говорить, он и так знал все мысли.
Когда я последний раз виделась с ним, то после этой встречи батюшка прожил еще два года. Но я не знала тогда, что вижу его в последний раз. Батюшка собирался ехать в Новый Афон, в Грузию. Но все никак не получалось выехать из Почаева. Я приходила встречать батюшку три раза, но он не приехал. Было уже поздно, я ушла домой, и все, кто ждал, тоже ушли. Утром я проснулась и начала плакать навзрыд, и почувствовала, что Батюшка приехал и сейчас молится. Мне всегда казалось, что я чувствую, когда он за меня молится, я тогда начинала плакать, и хотелось бежать в Почаев, чтоб с Батюшкой повидаться, но не было возможности... И я начинала звонить на привратную, спрашивать, как у батюшки здоровье. А мне часто отвечали: «Да вот, батюшка только что пробежал веселенький».
Но в то утро я плакала от того, что у меня не будет возможности отпроситься с работы, чтоб с батюшкой повидаться. А брать ложную справку или обманывать не хотела. Но на работе все переменилось чудным образом, меня отпустили, и когда я вернулась, то за 2 часа рабочего времени сделала столько, как за 2 дня.
Я бежала к батюшке изо всех ног, хотя не знала тогда, что это последний раз. Он сидел в схимническом на стульчике. А я стала на колени. И мне так захотелось обнять батюшку, но я понимала, что не смею. Я почему-то подняла голову и посмотрела на батюшку, а он улыбнулся. И в этот момент моя душа вышла из тела и обняла его, а затем назад в тело вошла. Это было так ощутимо, что я даже удивилась. Я не знаю, как подробнее описать, но я это запомнила, наверное, на всю жизнь. Первый и последний раз батюшка встречал меня улыбкой, все остальное время был ко мне строг, и мне казалось, что он не хочет меня видеть. Но эта улыбка греет мою душу всегда.
Я все боялась этого дня, думала, что вдруг Господь заберет батюшку к себе раньше, чем я умру. Боялась, что этого не переживу и часто думала об этом. И все-таки так случилось, что батюшка преставился, а о смерти его я узнала в день его погребения. Я не могла поверить, так было тяжело. Приехала я уже на батюшкину могилу. Сидела и плакала: «Любимый батюшка! На кого Вы меня оставили, и нет мне утешения, и нет мне наставления».
И в этот же день я встретила батюшку, даже внешним обликом похожего на отца Феодосия. А главное - своим смирением, мудростью. Я почувствовала, что утешилась, что снова обрела отца. И полюбила этого батюшку такой же любовью, как отца Феодосия. И в этот день меня как будто кто-то за руку водил по Почаеву. Я так утешилась, что плакала от счастья.
Чайковская Н.И. 39 лет.
49. Посмертное предстательство отца Феодосия
Во славу Божию!
Я знаю батюшку Ахилу-Феодосия с 1974 г. Несла послушание с 1975 по 1980 г. Печатала ночами акафисты Почаевской Божией Матери пред Чудотворной иконой, пред Стопою и преподобному Иову, а батюшка продавал их, он тогда был в иконной лавке. Тогда в этом была острая нужда, и то открыто они не лежали, а кто спросит, он смотрел по людям, кому можно дать.
В 1994 г. спросила его: «Время пришло, пенсию не несут, что мне - идти, добиваться?» Он едва ли не закричал: «Нет, не иди, не поклоняйся им, терпи, все равно будешь отрекаться, скоро все на магнитные карточки перейдет!»
А когда появились гривни, и я спросила, можно ли их брать, он ответил, что эти еще можно, а когда после них будут магнитные карточки, их нельзя брать ни в коем случае.
Когда я услышала звон по батюшке Феодосию, я как раз вела коз из лесу домой, одна коза дернулась, и я козьим припоном пробила себе ногу глубоко, до кости. До вечера нога распухла, посинела, болит, что стать не могу. Утром в субботу сосед довез меня до семинарии, с трудом я дошла до Похвальной Церкви. Поклонилась батюшке и села на лавку. Минут 20 посидела, подумала, что поклонюсь еще и потихоньку пойду домой. Приложилась ко Кресту, Евангелию, к руке, и прошу батюшку: «Исцели мне ногу, я хочу на твои похороны, а нога так болит, что и не дойду, и не выстою».
Прикоснулась пробитой ногой к подставке под гробом и пошла домой. Иду и удивляюсь, нога совсем не болит, посмотрела - даже знака нет, что была пробита.
Р. Б. Параскева, Почаев 27 сентября 2004г.
50. Батюшка избрал меня на этот труд
Я познакомилась с отцом Ахилой в 1992 году, когда впервые приехала с сыном в Почаевскую Лавру на праздник Почаевской Божией Матери. Народу было необыкновенно много, в гостинице, естественно, мест не нашлось, и мы с ним ночевали в храме на полу, не имея ничего, что бы можно было подстелить. Для людей наполовину светских, непривычных к таким условиям, это было своего рода испытанием. Кроме того, смущало огромное количество людей, одетых, как нам казалось, не слишком изысканно и не имеющих представления о нормах гигиены. Если добавить к этому, что потрапезничать в связи с обилием людей нам так и не удалось, можно представить раздражение молодого человека, избалованного вполне обезпеченной жизнью. Да и я, честно говоря, испытывала некоторый дискомфорт. Так продолжалось до тех пор, пока в пещерную церковь не вошел батюшка. Он был невысокого роста, пожилой, с негромким, приглушенным голосом. Все тотчас же оживились, потекла молитва. Так незаметно прошло время, и утром, несмотря на безсонную ночь, мы были на удивление бодрыми. Раздражение сына улеглось, мне удалось уговорить его исповедоваться и причаститься.
Праздничное настроение постепенно сменило усталость, и все стало на свои места. Лавра потрясла своим величием, стройностью церковного пения, строгостью братии. Мы затерялись среди огромного количества паломников. Казалось, никому до нас нет дела. И только маленький батюшка, которого мы вновь увидели, внимательно посмотрел в нашу сторону и одобрительно улыбнулся.
После этого мы приезжали в Лавру неоднократно, старались дождаться знакомого батюшку и попросить у него благословение, ходили на вычитки, хотя и не имели в этом сугубой потребности, - скорее из любопытства. В Киеве мы часто бывали у отца Феофила, поэтому вычитки воспринимали спокойно. Когда подходили к чудотворной иконе Почаевской Божией Матери, батюшка обязательно что-то говорил, и это наполняло наши сердца радостью. Так получалось, что виделись мы с отцом Ахилой достаточно часто, встречая его то в храме, то в монастырском дворике, то в галерее, ведущей в подземную церковь. Каких-то особых вопросов не возникало, и нам вполне хватало общего благословения на добрые дела. Да и неловко было обременять старца. О том, что он непростой, мы догадывались, но не решались надоедать без крайней нужды.
Так протекли годы. Судьба моя необычно и круто изменилась. Я стала много ездить по святым местам, часто бывала в России и некоторое время не посещала Почаев. Ежегодно я возила паломников в Дивеево на день памяти преподобного Серафима Саровского, и мы просто не успевали на праздник Почаевской Божией Матери. В жизни произошло много разных событий, и радостных, и печальных, наверное, больше печальных. Я познала предательство, разочаровалась в друзьях. В унынии прибегала к чтению Псалтири, постепенно приучив себя полагаться только на Господа. К своему удивлению, вдруг стала писать духовные стихи.
Потом был период странничества, когда, выехав их дому в мае, я вернулась лишь на Рождество, посетив великое множество святынь в разных регионах России: Карелии, Татарии, Мордовии… Господь показал мне, что действительно не нужно брать в дорогу много одежды, как нет необходимости заботиться о транспорте или деньгах. Важно только уповать на Него, зная, что если есть воля Божия, то во благовремение все будет предоставлено без каких-либо усилий.
Постепенно жизнь наладилась, скорби забылись. И вот однажды после длительных странствий я вновь приехала в Почаев. Он, как и прежде, поразил своим благолепием. Многое изменилось. Лавра заметно благоукрасилась, но вот чего-то не хватало. Поразмыслив, я поняла: не было больше умилительного старца, к которому я раньше ходила под благословение. У чудотворной иконы стоял незнакомый батюшка. И хотя теперь уже не было необходимости спать в храме, потому что в комфортабельной гостинице всегда были места, вспоминала о тех временах с благодарностью и грустью.
Вместе с паломниками я в каждый свой приезд посещала монастырское кладбище. Рассказывая о преподобном Амфилохии, который в это время был уже прославлен, я подводила их и к могилке батюшки Ахилы (в схиме – Феодосия). Если в группе был священник, просила, чтобы отслужил литию, если не было, предлагала паломникам спеть «Вечную память». Как-то не сразу я заметила, что на могилке отца Феодосия происходят удивительные встречи, решаются важные вопросы. К батюшке постоянно приходили люди, и каждый из них рассказывал, как по молитвам старца происходили чудеса: исцеления, вразумления, решения сложных проблем. Однажды ко мне обратился один из посетителей с необычным предложением: на основании имеющихся у чад старца материалов написать о батюшке книгу. Я, разумеется, с радостью согласилась, увидев в этом Промысл Божий. Сам батюшка благословил меня на труд! Однако были некоторые сомнения в том, достойна ли я такой милости, смогу ли осилить порученное мне во славу Божию.
Потом мы еще и еще раз встретились с этим человеком при таких обстоятельствах, что всякие сомнения отпали. И вот я, недостойная, взялась за труд. Все происходило чудесным образом: Господь через чад отца Феодосия давал мне удивительный материал, о котором я не смела даже мечтать! Оставалось только благодарить Бога и работать, не покладая рук. Присутствие старца и его святые молитвы ощущались настолько явственно, что когда у меня появлялось время, я могла работать ночами, не чувствуя усталости. Мысли сами наполняли голову, и почти не было необходимости в литературной правке. Само собой получалось, что как только появлялась необходимость в дополнительной информации, она тут же удовлетворялась. К примеру, работая над кавказским периодом жизни старца, я прочитала о книге монаха Меркурия «В горах Кавказа», изданной достаточно давно и уже почти недоступной. Придя по своим делам в Голосеевскую пустынь, я увидела на прилавке именно эту книгу, единственный, как оказалось, экземпляр, который кто-то принес накануне.
Господь через преданных отцу Феодосию чад, любивших и почитавших батюшку, на всем протяжении работы над книгой знакомил меня с нужными людьми, помогал в сборе и обработке материала. Так, однажды меня попросили рассказать паломникам из Закарпатья о святынях Киева, и я познакомилась со священником, много лет собиравшим материалы о старце в память о той благодатной помощи, которую он оказывал ему во время учебы последнего в Почаевской семинарии.
Поразительным было даже то, что Господь посылал мне очистительные скорби, чтобы я могла воплотить их в художественной ткани повествования. Так, когда я дошла до раздела, в котором описывала блаженную кончину старца, мне пришлось пережить боль утраты близкого человека, потому что у меня так же тяжело, но прекрасно умирала мама. Поразительный факт: в обстоятельствах смерти обыкновенной старушки, прожившей многотрудную, не всегда правильную жизнь, но в итоге смирившейся и принявшей покаяние, и кончины духоносного старца, которого братия к месту упокоения несли на руках, многое совпадало до мельчайших подробностей. Я не просто верю, а твердо знаю, что все это дано было по святым молитвам отца Феодосия и от души благодарю Господа, что он сподобил меня великой радости потрудиться для батюшки, с которым я так духовно сроднилась после его блаженной кончины, посещая могилку старца и чтя его память.
Р.Б. Татиана г. Киев.
51. Явления батюшки после смерти в тонких снах
Когда я узнала, что отец Феодосий почил, то очень хотела вместе с сестрами поехать на погребение любимого батюшки, но по состоянию здоровья не могла этого сделать. Однако во время погребения в праздник всех святых, меня внезапно одолела усталость и я заснула. Во время сна я в точности видела, как совершается погребение, и даже то, как старца опускали в могилу.
Когда приехали сестры, присутствовавшие на погребении, то были несказанно удивлены тем, что я чрезвычайно подробно, до мелочей, рассказала им все происходившее на кладбище и даже спросила, почему гроб не был оббит черным материалом.
Вот так батюшка мог утешить своих чад, показав им, что не забывает их даже во время своего погребения!
Монахиня Зиновия
52. Утешение скорбящему чаду
После сорока дней со дня кончины батюшки мы отслужили заупокойную службу.
Где-то через неделю после сорока дней перед утром мне снится сон. Я в какой-то келье, вроде бы моя келья и не моя. Приходит батюшка в келью, во весь рост я его вижу, даже почувствовала духом, обрадовалась, и он говорит: «Почему у вас так захламлено (или так много вещей)?»
Я смотрю, действительно, мне кажется, как будто какой-то праздник, и мне надарили этих вещей. Я посмотрела вокруг, смутилась и не знаю, что батюшке сказать. Подхожу, беру большущую открытку, и говорю: «Батюшка, это вам». Батюшка открывает и читает, а там стихами написано. Я как бы осознаю, будто я написала эти стихи и мне хочется на них взглянуть.
Открытка раскрывается, как книга. Батюшка один лист прочитал, потом переворачивает второй, третий и так далее. Я не помню, что дальше было, но наутро я была так рада, что мне хотелось летать, я иду, и мне хочется всех обнять. Такая была радость, что я не могу передать.
Когда я об этом рассказала нашему отцу Кириллу, он сказал: «Может, это были даже твои грехи, будь готова, и батюшка, наверное, не просто так к тебе явился, наверное, в утешение».
Отец Кирилл тоже знал хорошо батюшку. Он всегда очень хорошо отзывался о нем. Часто бывая в Почаеве, он когда-то беседовал с батюшкой.
Монахиня. В.
53. Удивительный подвижник
Об отце Ахиле у меня остались самые светлые воспоминания. Это был неутомимый труженик, удивительный подвижник, по молитвам которого мы спасались. Монашеская жизнь сложная, а он научал благодушно переносить скорби, во всем уповая на Бога. Он был примером для нас в смирении, незлобии и кротости. Мы знали о его подвигах на Кавказе. Рассказывали, что когда монахов преследовали на вертолете, отец Ахила спас всех, переведя через пропасть, которую осенил крестным знамением. Вот какой была у него вера! Многие ездили с ним на Кавказ, и я собиралась также, но не сподобилась – батюшка почил. Я долго не могла с этим смириться и мысленно роптала: «Батюшка, как же ты пообещал взять меня на Кавказ и не смог?»
Сколько раз, приезжая в Почаев, мы обращались к нему за благословением! Ночевали в храмах, почти до утра читая акафисты вместе с любимым батюшкой, а утром шли на молитву бодрые и укрепленные. Когда сподоблялись побеседовать с ним, то знали, что все получится так, как он сказал. Мне он предсказал, что я стану монахиней, а со временем буду управлять монастырем. Неоднократно говорил, что претерплю многие скорби, буду гонима. Так и получилось. Однако милостию Божией и молитвами батюшки я не впала в душепагубное отчаяние. Это старец укрепил меня, благословляя не впадать в уныние, молился за меня и моих сестер. Иногда говорил о последних временах, давал духовные наставления. Всякий раз его молитвенная помощь оказывалась очень своевременной. Мне кажется, что он и сейчас у престола Господня молится за всех своих чад.
Игумения Херувима, настоятельница монастыря.
54. Утешение в скорби
Однажды я приехала в Почаев в состоянии глубокой духовной смуты, не зная, как поступать в непростой жизненной ситуации. По дороге твердо решила обратиться к одному из старцев (людская молва усиленно говорила об отце Богдане), чтобы сделать все в соответствии с его благословением. Однако к отцу Богдану не попала и была этим опечалена.
Я стояла недалеко от солеи, рядом с ограждением и предавалась своим невеселым думам. Внезапно из пономарки вышел невысокий худенький батюшка и, как мне показалось, внимательно посмотрел на меня. «Кто это?» - спросила я и получила незамедлительный ответ: «Это отец Ахила, он прозорливый, бесов гоняет». Люди стали подходить под его благословение, я не могла пробиться через этот поток и только молилась, чтобы старец услышал меня и наставил. Вскоре, по Промыслу Божию, я была буквально вытолкнута вперед и оказалась рядом с ним. В голове роились вопросы, которые я не могла произнести вслух, потому что очень волновалась. Наверное, я бы так и ушла неутешенной, если бы старец не почувствовал мое состояние. Почти не поднимая головы, негромко, он произнес несколько фраз, которые и были желанным ответом на мои недоумения. Старец без слов понял все, что я хотела ему поведать, и проявил удивительную духовную чуткость, незамедлительно подав ответ. Да упокоит Господь его светлую душу!
Р. Б. Елена. Киев.
55. Козни бесовские.
В конце апреля 2007 года, находясь в паломнической поездке в Почаевской Лавре, мы посетили монашеское кладбище. Экскурсовод увлекательно рассказывала нам о Почаевских старцах, поочередно подводя к их дорогим могилкам. Когда мы направились к могиле схиархимандрита Феодосия, то на какое-то мгновение были остановлены отвратительными криками и ругательствами одержимого нечистой силой человека, который ранее спокойно сидел на скамейке, греясь на солнце. Имя старца Ахилы, упомянутое экскурсоводом, привело его в неистовство, и он тотчас стал угрозами и проклятиями отвлекать нас от рассказа, совершая при этом странные телодвижения. Когда мы начали петь «Вечную память», он неожиданно затих, а спустя некоторое время заплакал. Было невыносимо жалко смотреть, как по его обезображенному лицу катились обильные слезы. И вдруг на этом лице появилось осмысленное выражение, и он, подойдя к могилке старца, упал на нее и стал истово молиться, с упованием и надеждой повторяя имя отца Ахилы. Как нам всем хотелось, чтобы он исцелился! Позже, в автобусе, паломники признавались друг другу, что они мысленно обращались ко Господу с просьбой облегчить участь несчастного. Потрясенные, мы неоднократно обсуждали этот факт. Как же сумел угодить Богу старец Ахила, если бесы боятся даже упоминания его святого имени!
Группа паломников из Солнечногорска (Московская область).
56. Я открыл для себя светлый образ схиархимандрита Феодосия.
Прочел книгу воспоминаний о старце Ахиле и был потрясен. Благодаря этой книге открыл для себя светлый образ схиархимандрита Феодосия, очень много неизвестного узнал о Киево-Печерской лавре, обрел для себя православный Кавказ. Я очень полюбил старца и осознал, какая в нем сосредоточена святость и какого мы приобрели молитвенника пред Престолом Божиим после его ухода в горний мир. Очень прошу продолжать собирать золотые крупицы информации о жизни старца Ахилы. С удовольствием приобрету новые книги о нем.
Мне 45 лет, к Православию пришел после тридцати через большие скорби. Бывшая супруга еще до вступления в брак начала подливать мне в пищу женские гормоны, подсыпать землю с могил утопленников и вешальников, вшивать в одежду нитки, которые она привязывала на ночь к трупам. Вот уже на протяжении 15 лет она занимается черной магией, успешно совмещая это с посещением Православных храмов, соблюдением постов, паломническими поездками в Почаев и Киев, а в последние 5 лет даже работой в церковной лавке. Я не живу с ней уже 10 лет (официально развелся 3 года назад). Она заявила, что сделает так, что я навсегда останусь в одиночестве, и это у нее получается. Но я благодарен ей, что путем таких жестоких испытаний пришел к Богу.
Работаю в налоговой милиции (ревизор), ежедневная утренняя и вечерняя молитва, которая нужна мне, как воздух, занимает около 4-х часов. Езжу в паломнические поездки по Украине и России. По моим грехам Господь попускает ежедневную (ежеминутную) брань с воздействием черных магов (колдунов). Невольно вспоминаю слова убиенного новомученика Петра (Боярского) и старца Ахилы, говоривших, что современный мир потонул в колдовстве и чародействе. Брань с силами сатаны происходит у меня дома через соседей, в общественном транспорте, на работе и даже в Православных храмах, куда, к сожалению, их ходит очень много. На протяжении 3х лет я совсем не мог спать, и только по мере моего обращения к Богу, к Церкви сон начал возвращаться. Когда же я начал читать книгу о старце Ахиле, сон стал таким, каким бывает у младенцев (при хороших православноверующих венчанных родителях). Каждая страница книги перекраивала мне душу. Я на собственном опыте прочувствовал, что она – огненный щит против колдунов, ведь старец был очень сильным изгонителем и врагом служителей сатаны, его вычитки были мощнейшими. Теперь, когда приезжаю на монастырское кладбище в Почаев, всегда припадаю к могилке отца Ахилы, а также схиархимандритов Апеллия, Димитрия и Прохора, о которых узнал из книги. Очень хочу приобрести новые книги о старце.
Янчевский И. В. Винница.
57. Такого достойного старца со временем прославят в лике святых.
Когда я увидел книгу об отце Ахиле, то очень обрадовался, потому что это был высокодуховный и ревностный монах, которого любили все, кто с ним общался.
Я знал его еще по Киево-Печерской Лавре, и могу сказать о нем лишь самые теплые слова. Это был удивительный подвижник, который постоянно много трудился, неленостно выполняя все послушания, которые ему благословляли. Он перетерпел в Лавре немало скорбей, но переносил их благодушно и не озлоблялся. Это были тяжелые годы, и на церковь воздвигались гонения. Я ощущал это на себе в полной мере и в детстве, и в юности. Позже, когда я получил духовное образование (по тем временам Московскую Духовную академию закончить было чрезвычайно сложно), мне стали предлагать сотрудничество представители органов безопасности. Я, разумеется, отказался. Они беседовали со мной неоднократно, и я грешным делом думал, что добром это не закончится. Однако со временем, поняв безрезультатность своих усилий, они все-таки оставили меня в покое.
Однако вернемся к отцу Ахиле. Он был воплощением какой-то непостижимой любви, которую дарил всем, кто в ней нуждался. Нам всем он запомнился чтением акафистов в ночное время вместе с паломниками, духовными беседами, которые он проводил с ними, а также многими высказываниями, смысл которых мы поняли лишь спустя некоторое время. Я знаю, что он некоторое время нес подвиг странничества, однако в Лавру пришел уже в подряснике. Был очень строг по отношению к себе и много молился. Прежде чем попасть в число насельников, был арестован властями, однако благодаря заступничеству владыки Нестора освобожден и зачислен в обитель. Владыка Нестор его очень ценил и даже помог прописаться в Лавре, ходатайствовал за него перед властями. Такой милый, приятный человек, душа радуется при воспоминании о нем.
Его постригли при владыке Несторе, а отец Полихроний (впоследствии – схиархимандрит Прохор) был восприемником. С ним близко общался отец Руф. он знает его очень хорошо. Когда Лавру закрывали, отец Ахила был одним из последних, кто ее оставил. Вел себя мужественно и был образцом для подражания. Затем получил благословение и ушел в горы Кавказа. Рассказывали, что он подвизался в очень суровых условиях. Я знал многих подвижников, которые рассказывали о его высокой духовной жизни на Кавказе. Говорят, у него были там откровения.
Я очень надеюсь, что такого достойного старца со временем прославят в лике святых. Думаю, что для этого есть все основания.
Протоиерей Мефодий, настоятель Демеевской Свято-Вознесенской церкви, г. Киев
58. В память вечную будет праведник.
Когда я взял в руки первое издание книги об отце Ахиле (в схиме Феодосии), то невольно вспомнил молодые годы, труды и молитвы в Киево-Печерской лавре в 50-60-е годы. В книге хорошо и подробно рассказано об этом. Факты, взятые из воспоминаний, описываются точно, автор старается не допускать искажений. Дело очень нужное и важное, потому что дает возможность людям узнать о высокой жизни наших подвижников благочестия, многие из которых уже отошли в мир иной. Пример отца Ахилы поможет молодому поколению научиться любить Господа и служить ему. Благословляю тех, кто трудится над новым изданием.
Архимандрит Авраамий, духовник Киево-Печерской лавры.
59.Откровения на могилке старца
В земной жизни отца Феодосия я чрезвычайно мало общалась с ним. Видела его по вечерам в храме на совместной молитве с паломниками, возле чудотворной иконы Почаевской Божией Матери, бывала на вычитках, но так и не решалась обратиться.
С горечью узнала о его кончине. Возникло ощущение, что какая-то очень важная ниточка оборвалась, и я осиротела. Во время одной из поездок в Почаев побывала на кладбище. И вдруг совершенно отчетливо поняла, что он жив и слышит каждое мое слово, каждое прошение. Душа вдруг пробудилась и устремилась навстречу батюшке. Все, что я так и не смогла ему поведать раньше, я вдруг рассказала на могилке, и неожиданно получила утешение. Непростые мои дела управились как бы сами по себе. Затем встретилась с женщиной, которая мне рассказала аналогичную историю и поняла, что батюшка действительно услышал мои мольбы и там, у престола Господня, помолился за меня. С тех пор я всегда обращаюсь к нему, как к живому.
Р. Б. Любовь.
Последнее свидетельство, как и ряд предыдущих, - еще одно из многих подтверждений того, что у Бога нет мертвых, - у Бога все живы. Нескончаем поток благодарности людей, исцеленных молитвами схиархимандрита Феодосия. Перечитывая их воспоминания, невольно утверждаешься в том, что и в собственной жизни было множество случаев, достойных осмысления и описания.
И каждый из них был этапом на сложной дороге, ведущей к Спасению - дороге, которую мы выбираем осознанно раз и на всю оставшуюся жизнь.
Наш незабвенный батюшка, схиархимандрит Феодосий получил от Господа особую милость и теперь еще в большей мере, чем в земной жизни, в Небесных Чертогах молится за нас, грешных и недостойных его святых молитв. «И дай Бог,- как сказала одна из почитательниц старца, молитвами которого управилась вся ее жизнь, - чтобы эта ниточка, которой соединил всех своих чад отец Феодосий, никогда не порвалась».
Дай мне,
Господи,
для покаянья силы,
К подвигу молитвы призови.
Старца Феодосия могила -
Островок надежды и любви…
Слышу вдохновенные молитвы
И Небес неодолимый Зов.
Двери покаяния открыты,
Ими вниду под святой Покров.
Исповеди сладостное слово
Сердце обогреет,
трепеща,
Узы притяжения земного
Сбросит окаянная душа.
Старца Феодосия могила…
В Небе славу Ангелы поют.
Если вдруг иссякнут жизни силы,
Здесь всегда я обрету приют.
Конец, и Господу слава.
Примечания
1.Преподобных отцов Варсануфия Великого и Иоанна руководство к духовной жизни - М. 1993, - C. 495.
2.Откровенные рассказы странника своему духовному отцу. - Изд. Свято-Введенской оптиной пустыни - 1991г.
3. А.Н.Муравьев. Путешествие по святым местам русским. - М., 1990. - т. 2 - С. 8
4. Прот. Ф.Титов. Краткое историческое описание Киево- Печерской лавры. - С. 12-13.
5. Архиеп. Никон (Рклицкий). Жизнеописание Блаженнейшего Антония, митрополита Киевского и Галицкого. - Нью-Йорк,1962.- Т.9. С.118.
6. Архимандрит Рафаил. Тайна спасения. М. 2002 г. с.266.
7. Жизнеописание старца иеросхимонаха Стефана (Игнатенко) М.2002.
8. Арх. Рафаил. с.266.
9. В. Лялин. Птицы Небесные.
10. Там же.
11. См. сноску № 8.
12. Там же.
13. В. Лялин. Птицы Небесные
14. Арх. Рафаил, с. 227
15. В. Лялин. Птицы Небесные
16. См. сноску № 8.
17. Схиархимандрит Иоанн Маслов. Глинский патерик.
18. Пр. Макарий Египетский. Духовные беседы. - М.: Троице-Сергиева лавра, 1994, - Беседа 19.- С. 165-166.
19.В Лялин. Птицы Небесные
20. Там же.
21. Там же
22. Там же
23. В. Бирюков. На земле мы только учимся жить
24. Почаевская Успенская Лавра. Историческое описание. Труд А.Ф. Хойнацкого, исправленный и дополненный Г. Я. Крыжановским. - Почаев.1897 г.
25. Монах Меркурий. В горах Кавказа
26. Там же.
27. Писания мужей апостольских. с. 222-247.
28. История об орлах, разбивающих клюв о скалы, не имеет подтверждений в орнитологии, поэтому требует пояснения. У орлов, как и у всех птиц, в юном возрасте действительно есть нарост на клюве - «яичный зуб», при помощи которого они вылупляются из яйца. Птенец должен избавиться от него, постукивая клювом о твердые поверхности, чтобы нормально питаться в дальнейшем. Но при этом он еще не летает, так как это происходит в первые недели его жизни, т. е. старец в этом отношении частично прав. Духовный же смысл притчи как призыва к самоотречению и отсечению страстей, мешающих взлететь, безупречен.
29. По материалам книги «Преподобные старцы Оптинские. Жития и наставления».
30. Цит. по кн. А. Худошина “О старцах, «старицах» и старости”.
31. Да любите друг друга. - СП(б), 2004, - С.206
32. Там же - С. 207
33. Там же.
34. Лествица. Слово к пастве. - Гл. 13.
35.О жизни схиархимандрита Виталия.- М., 2002 г. - С.83.
36 Иг. Никон Воробьев. Нам оставлено покаяние. Стр.103, письмо 57
37. Лествица. Слово к пастве. -Гл. 5.
38. Святитель Григорий Нисский. О блаженствах.
39. Святейший Патриарх Московский и Всея Руси Алексий. Обращение на Епархиальном собрании г. Москвы в 1997 году.
40. Послания восточных Патриархов. - М.,1998 г.
41. Григорьев Д. И. Сущность христианского учения. - СП(б)1882 г.- С.60.
42. Цит. по кн. А. Егорцева “Тоталитарные секты: свобода от совести”. - М., 1997 г. - С. 7.
43.Там же.
44. Пр. Макарий Египетский. Духовные беседы.
Список использованной литературы
1. Библия, М.2004.
2. Архиеп. Никон (Рклицкий). Жизнеописание Блаженнейшего Антония, митрополита Киевского и Галицкого. Т.9. Нью-Йорк,1962.
3. Архимандрит Иоанн (Крестьянкин). Опыт построения исповеди. М.2003 г
4. Архимандрит Рафаил. Тайна спасения. М. 2002 г.
5. Архимандрит Херувим. Современные старцы горы Афон. Мгарский монастырь.2002 г.
6. Архиеп. Никон (Рклицкий). Жизнеописание Блаженнейшего Антония, митрополита Киевского и Галицкого. Т.9. Нью-Йорк,1962, с.118.
7. Григорьев Д.И. Сущность христианского учения. СПб1882 г.с.60.
8. Глинская пустынь и ее старцы. Свящ. А. Зайцев.
9. Добротолюбие. Св. Троицкая Сергиева Лавра.1992 г.
10. Дорожная сума бывалого монаха. «Китеж».2005 г.
11. Дорога к старцу. Под ред. иерея Г. Емельянова. С-П(б)2004 г.
12.Жизнеописание старца иеросхимонаха Стефана (Игнатенко). М. «Новая книга», «Ковчег»,2002.
13 Игумен Никон (Воробьев). Нам оставлено покаяние, М.2005 г.
14 Игумения Арсения. Жизнеописание. Письма к П. А. Брянчанинову и др. лицам. Московское подворье Св. Троицкой Сергиевой Лавры. М.1998 г.
15. Изборцев И. Да любите друг друга. Сатис. Сп(б),2004 г.
16. Лялин В. Птицы небесные.
17. Монах Меркурий. В горах Кавказа. М.Паломник, 1996 г.
18. Монах Константин. Беседа о молитве. Задонский Рождество-Богородичный монастырь .2006 г.
19. Монахиня Игнатия. Старчество в годы гонений. М. 2001 г.
20. Муравьев А. Н. Путешествие по святым местам русским. М. 1990, т. 2 с. 8)
21. Неизреченной любви посланник. К.2005 г.
22. Объятия Отча. Очерки по истории Почаевской лавры. Свящ. Владимир Зелинский.2000 г.
23. О жизни схиархимандрита Виталия. М.2002 г.
24. О старчестве. «Диоптра». «Лествица». СПб, Москва, 2002
25. Отечественные подвижники благочестия. Введенская Оптина Пустынь.1994
26. Откровенные рассказы странника своему духовному отцу. Изд Оптиной Пустыни, 1991 г.
27. Офицер, монах и пастырь архимандрит Исаакий. М. Паломник.2005 г.
28. Преподобный Амвросий Оптинский. Умудряйся и спасайся. Изд. Сретенского монастыря. М.2005 г.
29. Преподобный. Иоанн Лествичник Лествица. 2002 г
30. Преподобный Макарий Египетский. Духовные беседы. М. Троице-Сергиева лавра, 1994.
31. Преподобных отцов Варсануфия Великого и Иоанна руководство к духовной жизни М. 1993,с.495.
32. Писания мужей апостольских.
33. Послания восточных Патриархов. М.1998 г
34. Последние минуты православного христианина. Спб.,2003 г.
35. Почаевская Успенская Лавра. Историческое описание. Труд А.Ф. Хойнацкого. исправленный и дополненный Г. Я. Крыжановским. Почаев.1897.
36. Протоиерей Михаил Бойко. Да не усомнится сердце ваше. К.2005 г.
37. Прот. Ф. Титов. Краткое историческое описание Киево- Печерской лавры.
38. Руководство на духовном пути в 2-х томах. Мелиса 2005 г.
39. Свт. Игнатий (Брянчанинов). Отечник.собр. соч. в 7 томах. М. Благовест.2002 г.
40. Святитель Григорий Нисский. О блаженствах.
41. Старец Паисий Святогорец. Слова. Духовное пробуждение. Изд. Святая Гора, М. 2001
42. Свет радости в мире печали. Митрополит Алма-Атинский и Казахстанский Иосиф. М. Паломник. 2004 г.
43. Старец Тихон Агриков. У Троицы окрыленные. С Евангелием. 2004 г.
44. Схиархимандрит Иоанн Маслов. Глинский патерик. М.
45. Черных Н.А. Последний старец. Ярославль, «Китеж», 2004 г.
46. Худошин А. О старцах, «старицах» и старости. М. 2004 г.
СОДЕРЖАНИЕ