+++
Сашиа проснулась и увидела, что рассветает. Сны ее покинули, разум ее был удивительно чист и свеж.
Она села на постели, свесила ноги. «Что это?» - почти вслух спросила она с удивлением.
У ее изголовья лежал большой тугой сверток, к которому была прикреплена записка. Почерк Аирэи! Такой же, как в тех давних письмах, что передавала ей мкэн Паой!
«Милая сестра моя!» - писал великий жрец, «когда Всесветлый даст тебе сил встать с ложа твоего недуга, ты обрадовала бы меня, если бы надела это новое платье. Благословение от светлого огня Шу-эна да пребудет с тобой вовек».
Сашиа радостно вздохнула, и вдруг слезы полились из ее глаз. Она не сдерживала их – просто сидела и плакала.
Потом она встала, пошатываясь, умылась, с трудом наклонив медный кувшин, и подошла к окну, не вытирая лица. Пусть ветер высушит его.
Но ветер был холоден, и из окна были видны островки нерастаявшего снега.
«Что это?» - подумала девушка, задрожав от холода и поспешно вытираясь полотенцем. –«Я была так долго больна? Не может быть – ведь еще есть листья на деревьях … отчего же пришла зима?»
Она надела темно-синее платье из тяжелой, парчовой ткани. Только Великий Табунщик знает, сколько оно стоит… К чему такие траты – о, Аирэи!
Она накинула покрывало – тяжесть на ее плечах удвоилась. Она сделала несколько шагов, привыкая к ней, а потом остановилась, прислушиваясь к неясным звукам внизу.
Крепко держась за перила деревянной лестницы, она спустилась вниз. Там, спиной к лестнице, сидела поникшая Тэлиай, перед которой стоял взлохмаченный, бледный Баэ со сбившейся грязной повязкой на голове.
Увидев Сашиа, Баэ суетливо кинулся к ней, хватая ее за парчовый рукав.
- Госпожа, госпожа!
Тэлиай обернулась, не вытирая слез, и молча протянула руки к Сашиа. Та опустилась на колени и без слов уткнулась лицом в ее грудь. Баэ, хныкая и всхлипывая, стоял рядом.
- Где брат? – вдруг спросила Сашиа, поднимая глаза и встречаясь взглядом с потухшими, запавшими глазами Тэлиай.
«Это она, несомненно, она, мамушка Тэла, так рыдала ночью», - промчалось в голове у девушки.
- О, Сашиа! – проговорила Тэлиай, касаясь ладонями ее лица, - Сашиа! Брат твой – в Иокамме!
- В Иокамме? – недоуменно спросила Сашиа. – Он там каждый день бывает, разве нет? Что с тобой, мамушка? Ты нездорова?
- В Иокамме решили соединить алтари Уурта и Шу-эна, - тихо сказала Тэлиай.
- Но кто может их соединить в нашем городе? Только…
- Только Аирэи, дитя… - Тэлиай прижала ее головку к пропахшему свежеиспеченным хлебом покрывалу, упавшему с ее седых волос на грудь.
- Он никогда не сделает этого, - медленно сказала Сашиа.
- Нет, не сделает… Тогда для него остается лишь дорога…
- В Белые горы? – перебила Сашиа. – Он с радостью оставит Тэ-ан!
- Нет, не в Горы… - начала Тэлиай, но, обхватив голову, зарыдала.
Баэ деловито снова потянул Сашиа за рукав.
- Госпожа, хорошенькая, миленькая, госпожа, вы знаете, ли-Игэа, ну ваш-то дружок, врач-фроуэрец, у которого семья в буране погибла, он-то на башню ушел, вот сейчас мимо меня пробежал… Вы уж, госпожа, бегите за ним, вас пропустят на Шу-этел, даром, что вы покамест дева Шу-эна, а то он руки на себя наложить готов, как Аэй с детьми в поле пропали…
- Молчи, молчи, Баэ! – закричала Тэлиай, словно очнувшись. – Молчи!
Сашиа неуклюже рванулась из объятий рабыни, выскочила в двери, ведущие в сторону дороги на Шуэтэл, и не услышала последних слов подростка-конюха:
- А у ли-Игэа сейчас детей нет, он меня может заместо Огаэ усыновить. Тогда пускай и Сашиа в жены берет. Он теперь великий советник и придворный врач, ему цепь золотую дали. Вот свезло-то, вот свезло! Велик Всесветлый!
Он едва увернулся от затрещины, которую хотела дать ему старая ключница.
+++
Сашиа, не помня себя, неслась по узким улочкам Тэ-ана. На башню есть короткий и длинный пути. Тогда, в грозу, Аирэи ушел путем длинным – через площадь храма Шу-эна Всесветлого, но был еще и короткий путь – через сады, мимо храма Ладья.
То и дело наступая в растаявшие лужи и поднимая брызги холодной воды, девушка бежала тропами садов по влажной черной земле. Через стволы вдалеке уже белелись стены Ладьи.
- О, Тису, - прошептала, едва шевельнув губами, Сашиа, задыхаясь от бега и чертя две
линии – на груди слева, под покрывалом. – О, задержи его!
Башня Шуэтэл возвышалась над городом, стройная и светящаяся в лучах взошедшего солнца. Кирпичи ее стен были красно-коричневые, словно запекшаяся кровь.
- Я – дева Шу-эна, - сказала Сашиа, и стражники отступили.
Только девы Шу-эна из всех женщин могут всходить на эту башню для молитвы. Только они. Но если какая-то из них дает обет башни, то к ней, на самую верхнюю площадку, граничащую с небом, выложенную мрамором с золотыми прожилками, могут подниматься все. Три дня. Земля оттуда кажется далекой, а небо близким. «Площадка Дев Шу-эна» - так она называется.
Лестница идет, круто поворачивая и поворачивая – вверх, вверх… Сашиа хватается за перила, в глазах у нее темнеет – она ничего не видит перед собой. В отчаянии она скидывает тяжелое покрывало, и оно падает на истертые гранитные ступени. Сашиа, ощутив нежданную легкость, перепрыгивает пролеты и вдруг оказывается на самой верхней площадке башни. По ногами ее – светлый мрамор с золотыми прожилками, вверху – синее небо, а впереди…
Впереди – черный силуэт, закрывающий собой диск солнца. Кто-то, высокий, в длинном плаще, стоит у самого края площадки Дев Шу-эна.
Что-то подсказывает задыхающейся, едва не лишающейся чувств Сашиа, что надо сделать – и она не кричит: «Игэа!». Она кидается к краю над пропастью между голубым небом и дальней землей, и хватает человека на краю ее сзади за ноги. За колени. И они вместе скатываются по гладкому мрамору к гранитным ступеням.
- Не умирай, Игэа, - выдыхает Сашиа и теряет сознание.
Она не видит, как Игэа встает, скидывает тяжелый и неудобный плащ, как спускается по боковой маленькой лесенке в каморку под мраморным полом площадки Дев Шу-эна и приносит оттуда корзину, полную жертвенной еды и кувшины с водой и новым вином. Он отрывает зубами правый рукав своей рубахи – ткань льняная, как та, из которой шьют нижние ризы жрецов Всесветлого – и смачивает белое полотно водой, вином и ароматным маслом.
- Дитя мое, Сашиа, - слышит она и чувствует прохладную влагу на своем лбу. – Как ты пришла сюда? Как ты узнала? Тебе плохо, Сашиа…
- Нет, - ответила она – неожиданно для себя ясно и звонко. – Я уже не больна. Я выздоровела.
Игэа поднял ее – словно ребенка. «Какой он сильный, Игэа!» - удивилась Сашиа. – «Как Аирэи!»
- Уйдем отсюда, здесь – ветер, холодный ветер… - говорил Игэа. – И давай пообедаем. Видишь, жертвенная корзина полна всякой всячины. Бери-ка лепешку, нет, не эту – вот эту, медовую, с тмином… Вот так...
Его правая рука обнажена по плечо – она кажется такой же живой, как и левая, только неестественно лежит на складках шерстяного плаща.
- Я обо всем знаю, Игэа, - сказала Сашиа. – Аэй…
- Да… - ответил Игэа, склоняя голову, и тяжелая золотая цепь на его груди блеснула в лучах солнца. – Мы давно решили – если меня арестовывают, она хватает Лэлу и бежит к степнякам. Она – наполовину соэтамо, наполовину степнячка, ее приняли бы там, и они были бы спасены.
Он говорит теперь сбивчиво, коверкая аэольские слова, иногда переходя на фроуэрский.
- Но ты ведь всё знаешь? В с ё? – внимательно вглядывается вдруг он в ее лицо.- Тэлиай рассказала тебе? Все-таки не сдержалась?
Он обнимает Сашиа левой рукой, а она гладит и целует его безжизненную левую.
- Бедный, бедный Игэа… - она хочет сказать, чтобы он не умирал, чтобы не подходил к краю башни – где небо обрывается вниз, и – не может. Слезы подступают к горлу и начинают душить ее.
- Так, плачь, плачь – о, Сашиа! – горе должно выходить слезами…
Игэа молчит, кажется, он плачет сам.
- Их нашли в степи мертвыми? – спрашивает, наконец, Сашиа.
- Их не нашли, - отвечает он. – Снег замел все дороги. Они наверняка замерзли в снегу… дети, дети, Аэй, Каэрэ…
Сашиа вздрогнула так, что корзина с жертвенными дарами перевернулась, а кувшин с вином разлился. Темнокрасные струйки побежали по мрамору с золотыми прожилками, срываясь вниз, у тонкого, как лезвие бритвы, края между мрамором и синим небом.
- Ты н е з н а л а?! – сказал убито Игэа. – Тэлиай сдержала слово. Это я – не сдержал.
Сашиа молчала. Слезы высохли на ее глазах. Она смотрела, как ручеек молодого вина бежит к небу, чтобы сорваться вниз.
- Но нам надо жить, Игэа, - вдруг сказала Сашиа. – Тису желает, чтобы мы еще жили. Когда придет срок, он позовет…
Она встала на ноги, и Игэа тоже поднялся.
Она подала ему белый шерстяной плащ, с пятнами вина – словно пролитой крови – и сделала шаг к краю. Он тревожно шагнул следом, но она сказала просто:
- Не бойся за меня. Лучше дай мне флейту – она там, в нише.
- Ты не можешь играть на ней – она только для давших обет Башни, - в священном страхе проговорил Игэа.
- Могу. Я – дева Шу-эна. Обет Башни – вся моя жизнь.
Только Табунщик властен в своей весне.
Он собирает в стаи звезды и птиц.
Он в свой табун собирает своих коней,
Он жеребят своих через степь ведет.
Гривы их – словно радуга над землей,
Ноги их быстры, копыта их без подков,
Нет на них седел, нет ни шор, ни узды,
На водопой к водопадам он их ведет,
Мчится весенней степью его табун,
Мчится, неукротимый, среди цветов,
Мчится средь маков, степь одевших ковром.
Только Табунщик властен в своей весне.
Она закончила и стояла, рядом с ручьем из вина, с распущенными волосами, спиной к синему небу, на белом мраморе с золотистыми прожилками. Игэа стоял рядом.
- Мы должны идти к Иокамму и ждать, что случится с Аирэи, - твердо, почти повелевающее, сказала она.
И только теперь они заметили, что служка Башни смотрит на них с испугом и злобой – снизу, с лестницы. В руках у него было синее покрывало, брошенное Сашиа.
- Вам нельзя здесь находиться – сказал он. – Вы… вы задержаны! Стража!
- Помолчи, - ответил Игэа, величественно накидывая белый плащ и беря Сашиа за руку.. – На колени, когда говоришь с советником правителя Миаро и Фроуэро!
- Простите, простите, - залепетал тот, падая на мраморные плиты. – Не распознал, ваше сиятельство! Не заметил! Чего изволите?
- Крытые носилки, - приказал Игэа. – И шестерых рабов к ним.
Предыдущее - http://www.proza.ru/2010/06/17/1280
Продолжение - http://www.proza.ru/2010/07/06/1305
Начало - http://www.proza.ru/2009/04/26/635 и http://www.proza.ru/2009/06/19/987