1. В суровой Сибири

Люба Рубик
Расправа- повесть. 1ч. Горькое детство

   Продуваемый всеми ветрами товарняк почти месяц вез нас в Сибирь.

Какие пожитки и удалось прихватить с собою, в пути были обменены на хлеб.

Трудно без крова.

Голодно без еды.

Холодно без одежды.

А тут еще и сибирские кержаки - патриоты встретили бедолаг настороженно: кто-то пустил слух, что привезли ссыльных «фашистских подстилок и прихлебал», - предателей, значит.

Хотя мы были не ссыльные, а мать привезла нас, своих троих детей,  «в сытый край» в надежде спасти от голода.

На Родине в Воронежской обл. в войну в наш дом попала бомба, а Гуранская МТС с-за «Сибиряк» Тулунского р-на Иркутской обл. обещала обеспечить жильём.

Но нас ненавидели старожилы и строили приезжим разные козни до тех пор, пока (по просьбе матери) на имя директора совхоза не пришла справка с родины о том, что наша мама, Селезнёва Евдокия Ивановна,  рискуя своею жизнью и детьми, помогала партизанам. Председатель тамошнего колхоза будет рад возвращению этой труженицы.

   Чтобы как-то выжить с тремя детьми, мать решила, - нужен хозяин. Но война ряды женихов здорово подшерстила, так что лишь по осени 1947 -го пришел к нам искомый «защитник и помощник»: непьющий, работящий, суровый молчун и матершинник Логин Жавнер.

   Жена его, Нина, в 30-ые годы несправедливо осуждённая (по доносу) на 3 года, из радостных писем мужа о сытой жизни, узнав про его службу надзирателя в лагерях, ужаснулась!

Знала на опыте, что вытворяли над женщинами и всеми зеками надзиратели и презрела Логина. Больше ни на одно письмо ему не ответила.

Задело и то, что все мужчины её рода воевали на фронте, в 41-ом погибли 2 брата.

Было стыдно, что её муж –трус! Таки, отвертелся и от финского фронта, и от участия в Отечественной. Конечно, может по военному времени «куда направили, там и служи», но зная жестокий характер мужа, Нина была убеждена- сам напросился. 

Женщина даже посчитала позором носить его фамилию. Поэтому не  раздумывала, когда посватался хороший человек Василий. Пусть калека, вернувшийся с войны, пусть не со звучною фамилией «Мясник», но она носила её с гордостью.

Когда Логин вернулся со службы, Нина ему даже ворота не открыла…


  А Логин  добр-то  был лишь к жене, моей матери, а детей, казалось, всех на свете ненавидел, даже родных сына и дочь  не признавал. (Не простил за солидарность с матерью).

  Старшие наши Гриша и Рая быстренько от ярма освободились, сбежав на свой хлеб, только младшей, мне,  пятилетней, досталось мучиться с жестоким отчимом аж до шестого класса, пока он  не заявил:

-  Будя грамоты-то! Сколь ящо я её кормить должон?- свирепо таращил  рачьи глаза на мать белорус. - На  (… ) ей грамоты? Всё дно замуж выскочить и вси грамоты кобелю под хвост.

И жёстко приказал: - Хвате на моей шее сядеть, дармоедка! Збирайся  робити в поле! Завтрева ж, мать твою!

  Лето на прополке хлебов  бесплатно спину гнуть, да дома полный двор скота, птицы.

То в тайге с отчимом надо вручную лес валить на дрова.

То раскидывать навоз по огороду, то  сенокос.

То каждое утро по два мешка телятам травы серпом накосить.

То в холодном ручье бельё полоскать и... до бесконечности... 

Ну ни минуточки  нет времени на учёбу, нельзя читать («Неча керосин зазря жечь, сучка ядрёныя!»- жадничал  Жавнер).

Некогда гулять, ходить в кино, строгий запрет общаться с подружками!..

Перспектива батрачества на отчима и посвящения жизни живота ради меня не привлекала.

В конце сентября взбунтовалась и бухнула первый протест прямо в лицо матери:

- Ну и живи сама с этим зверем, а я на пенсию за отца уеду в Караганду к брату и сестре, у них доучусь.

   Продолжение следует 2.Без отчима  http://www.proza.ru/2010/06/23/103