Как кошка с собакой

Евгения Гут
     Пехам* – огромный беспородный пёс, ни дня не сидевший на цепи, - носился, как щенок, за ядовито-лимонными  бабочками-капустницами. Иногда  потешно замирал в охотничьей стойке перед черепахами, которые грели на раскалённых камнях упрятанное в холодный панцирь тело. Наткнувшись на  птичье гнездо с кладкой крапчатых яиц, пёс заливисто лаял, отгонял птиц-родителей, но яиц не трогал. 
- Прекрати! Подумают, что ты - пустолайка! - девочка удивлялась дурашливому  поведению Пехама. Она  не считала  его по-собачьи глупым, а один  поступок заставил её думать, что он и по-человечьи  умён. 
  Вокруг жилья поселенцев расплодились  кошки. Никто не знал, откуда пришли первые из них. Они были гладкошёрстные, худые и сильные, независимые, но вороватые. Ни один человек не впускал их в дом и специально не кормил, полагая, что вокруг хватает  полевых мышей и ящериц.
   Кошки не умирали с голоду, но вели себя вызывающе нагло. Они не выискивали мышиных нор, а  выжидали и по-разбойничьи нападали на кусок замороженной рыбы или курицы, оставленный людьми без присмотра на кухонном столе. У хозяйских собак  подъедали весь корм, а опустошённые миски  бесстрашно вылизывали до полного блеска .
    Пехам злился и, учуяв  кошку, гнался за ней, готовый разорвать воровку в мелкие клочья. Кошки всегда умудрялись спастись  бегством, раздразнив и ущемив мужское собачье самолюбие. 
  Однажды Пехам пропал. Ора искала его по всему Са-Нуру. Она остолбенела, обнаружив пса живым и невредимым на пустыре за теплицами. На её окрики он не отозвался, даже не пошевелился, - остался стоять на прежнем месте. Это показалось  странным.  Девочка сама подошла к собаке и стала нечаянным свидетелем того, что мало кому доводится увидеть. 
   Старая кошка не могла разродиться. Ей не хватало сил, и  голова ещё не рождённого котёнка то выходила наружу, то снова исчезала в материнской утробе. Кошка была  совершенно беззащитна. Собаке ничего не стоило наброситься на неё и растерзать - отмстить за все прошлые обиды.
    Пехам, высунув язык и истекая слюной, будто после хорошей пробежки, стоял позади немощной роженицы и дышал с ней в унисон: часто и поверхностно.
    Очередная потуга скрутила кощёнку и прижала её тело к земле – голова  котёнка показалась из-под вздыбленного хвоста, и пёс успел захватить её зубами, чтобы бережно вытянуть из обессилевшей роженицы.
   Кошка завалилась на бок, а Пехам стал обихаживать новорождённого: вылизал  кровавую слизь околоплодного пузыря, перегрыз пуповину, выгладил языком мокрую кошачью шерсть и положил беспомощного слепца в тёплый живой кружок уже подсыхающих на солнце котят. Это был пятый котёнок. Через четверть часа так же появился на свет шестой – последний. Ора принесла из дому молоко и налила кошке-матери в пустую консервную банку. Вечером она рассказала о том, что видела, родителям.
*Уголёк (иврит)

   Фрагмент из будущей повести "Черновик" http://www.proza.ru/2010/04/29/1531