8.1. Ещё одна причина
Сквозь прозрачный купол синело небо. Мои раскинутые в стороны крылья лежали на подставках, пронзённые десятками тонких спиц: аппарат, сконструированный доком Гермионой, способствовал правильному срастанию. Самой операции я не помню, так как мне дали общий наркоз, но могу с уверенностью сказать, что это была ювелирная работа.
...Крылья были, пожалуй, единственным уязвимым местом хищника. Ко всем их необычным свойствам нужно добавить ещё одно: этот сложный и загадочный орган восстанавливался несколько медленнее, чем всё остальное тело. По этой причине каждый хищник должен был беречь их от травм особенно тщательно – так же, как и голову. Отрубленные крылья не отрастали снова, а малейшая неправильность в срастании сломанного остова могла привести к невозможности ими пользоваться вообще.
Я перенесла три операции: первые две оказались не совсем удачны, после них мои крылья отказывались функционировать. Видимо, что-то в них срослось неправильно. Доку Гермионе пришлось два раза ломать по сросшемуся, обтачивать и соединять обломки снова, добиваясь той длины и формы, которая была присуща костяку моих крыльев до травмы. Задача эта была невероятно сложной, и я, признаться, уже морально готовилась распрощаться с полётами навсегда, но док не сдавалась. Когда после первой операции мне не удалось даже убрать крылья внутрь, я посмотрела на Гермиону с невесёлой усмешкой:
– Ну что, совсем отрезать будете, док? Не работают они.
Лицо дока Гермионы было сосредоточенно-серьёзным, но не обескураженным. Она ответила спокойно:
– Будем всё переделывать.
Похоже, для неё эта неудача была лишь одним из этапов дела, рабочим моментом, тогда как у меня внутри дрожала струнка отчаяния и тревоги: а если не смогу летать? Кто будет командовать «волками»? Прочитав это в моих глазах, док положила мне на плечо свою маленькую лёгкую ручку.
– Я всегда довожу начатое до конца, – сказала она.
Я доверилась ей – а что оставалось делать? Если уж док Гермиона не могла мне помочь, значит, никто не мог.
Вторая операция – и снова неудача. Струнка тревоги уже отпела своё у меня в душе, уступая место тяжёлому и молчаливому, как каменное надгробие, смирению. Я сказала:
– Док, милая, да отрежьте вы мне их на хрен и не мучайтесь. Всё равно мне не летать.
– Вы так легко сдаётесь? – хмыкнула Гермиона. – А как же «волки»?
Я вздохнула.
– Видно, придётся уступить командование Каспару, как и предлагалось с самого начала. Жизнь вносит в наши планы свои коррективы...
Док заглянула мне в глаза. Что-то в глубине её взгляда заставило моё сердце ёкнуть.
– Я не верю, что вы готовы сдаться, Аврора, – проговорила она. – Что вы признаёте себя побеждённой. «Волки» ждут вас... Неужели вы их подведёте? И не только их, а всех нас?
Перед моим мысленным взглядом проплыли их лица – окровавленные, грязные, суровые, какими я видела их в последний раз, перед тем как меня погрузили в вертолёт. Они вырвались из Кэльдбеорга и освободили меня. Неужели я сдамся и подведу их?
Только наше «так не бывает» может стать препятствием. Так, кажется, говорил Оскар, когда учил меня сверхскоростному полёту.
– Ладно, док, – сказала я. – Попробуем ещё раз... Я в вас верю.
Гермиона улыбнулась и кивнула.
– А я – в вас.
В третий раз отходя от общей анестезии (для неё у хищников использовался спирт), я пробормотала склонившейся надо мной фигурке, смутной и расплывчатой, но до нежной боли в сердце знакомой:
– Док... Я вас люблю.
Послышался тихий серебристый смех, и на лоб мне легла ладошка.
– Увы, я замужем. И Цезарь ужасно ревнивый.
...И вот, я лежала под прозрачным куполом, глядя в синее небо, и думала о том, взлечу ли я туда после третьей попытки. В душе снова звенела струнка надежды.
Дверь открылась.
– Можно к тебе?
Юля в белом плаще, перетянутом на талии широким лакированным поясом, вошла в палату. Огромный букет белых роз с единственной красной посередине она положила мне на грудь.
– Тебя, наверно, интересует, как идёт подготовка «чёрных волков»? – спросила она.
– Да, пожалуй, мне это небезынтересно, – ответила я.
Она присела на круглый крутящийся табурет.
– База почти готова. Все члены отряда уже проходят обучение. Оружием они снабжены, форма разработана и сшита. Думаю, их внешний вид и экипировка тебе понравится.
– Дело не во внешнем виде, – сказала я. – А в том, как хорошо они подготовлены к выполнению задачи.
– Они тренируются день и ночь, – заверила Юля. – Настрой у них чрезвычайно решительный. Все с нетерпением ждут твоего прибытия. Пожалуй, из этих изгоев получатся отчаянные и безжалостные головорезы.
– Они больше не изгои, – сказала я. – Не надо к ним так относиться. Они – мои спасители. Да, однажды они нарушили сочинённый тобой Устав, за что были изгнаны, а потом попали в орденскую тюрьму, но они на деле показали, чего они действительно стоят.
– Я и не спорю с тобой, – улыбнулась Юля. – Это отчаянные ребята, к тому же, фанатично преданные тебе.
Мы помолчали. Над прозрачным куполом плыли облака. Юля сказала:
– Я уверена, что во всём этом деле – я имею в виду твой захват – не обошлось без чьей-то подлости. Вспомни, с кем ты встречалась, кого видела, когда сбежала из-под охраны?
– Я побывала только у Карины и Аделаиды, – сказала я. – Но не хочешь же ты сказать, что Карина...
– Нет, нет, девочку я не подозреваю, что ты, – перебила Юля. – А вот Аделаида... Кто она?
– Аделаида Бенедиктус, – сказала я. – Но и её тоже я не могу представить в этой роли! Я хорошо её знаю, она кажется мне вполне безобидной. Кроме того, она сказала, что придерживается нейтралитета и держится в стороне от борьбы между Орденом и «Авророй».
Глаза Юли холодно сузились.
– Те, кто заявляет о своём нейтралитете, должны браться на подозрение чуть ли не в первую очередь, – сказала она. – В них кроется потенциальная опасность. И то, что ты её якобы хорошо знаешь, тоже не может служить достаточным оправданием. Невозможно кого-либо знать до конца. В общем, эта Аделаида Бенедиктус вызывает у меня подозрение... Я поручу Каспару заняться этим. Кстати, у меня для тебя сюрприз, – Юля улыбнулась. – Не волнуйся, приятный. Кое-кому не терпится с тобой увидеться.
Моё сердце радостно ёкнуло и сжалось.
– Неужели Карина?..
– Она самая, – с улыбкой кивнула Юля.
Как же мне хотелось её увидеть! В перерывах между операциями я только о Карине и думала, вдыхая призрачный запах с её косынки, каким-то чудом не потерявшейся. Я неоднократно просила доставить её ко мне, и Юля обещала, но всё время под разными предлогами исполнение моей просьбы почему-то откладывалось.
– Так с этого и следовало начинать! – воскликнула я. – Ну, наконец-то... Давай её сюда скорее!
– Извини, что не получилось доставить её раньше, – сказала Юля. – Девочка очень переживала за тебя всё это время.
Она уже пошла к двери, но почему-то замешкалась.
– Кстати, – сказала она. – У неё горе: её отца убили. Угадай, кто?
При этом известии во мне поднялась холодная ярость и негодование.
– Орден, кто же ещё, – процедила я.
– Да, – вздохнула Юля. – Как назло, у неё нет родных, кто мог бы взять её к себе. На неё столько свалилось... Смерть отца, тревога за тебя. И, по-моему, ей не по себе среди нас. В общем, её состояние оставляет желать лучшего. Надеюсь, доктору Гермионе удалось её хоть немного успокоить.
– В общем, давай её ко мне, – сказала я.
Она вышла, а я стала провожать взглядом плывущие надо мной облака. Ещё одна причина, чтобы истреблять их, безжалостно уничтожать, не щадя ни одного. Ни одного. Убивать их, пока их популяция не исчезнет полностью с лица земли! Чтобы сама память об Ордене стёрлась навеки.
8.2. Запах Карины
Она ещё не вошла, а я уже чуяла её, и каждый мой мускул напрягся, чтобы рвануться к ней навстречу. Встать не давал аппарат. Я нажала кнопку, и вся конструкция, на которой я лежала, задвигалась и приняла другое положение – с приподнятым головным концом.
– Заходи, детка, – послышался голос Юли. – Аврора тебя ждёт.
Дверь открылась, и в комнату робко вошла бледная и грустная Карина. Она остановилась, обводя испуганным взглядом холодно поблёскивавшую конструкцию из металлических спиц, пронзающих мои раскинутые крылья. Она изо всех сил сдерживалась, чтобы не заплакать. Я протянула к ней руку.
– Куколка моя...
Возможно, док Гермиона и пыталась её успокоить, но стоило Карине увидеть меня и услышать мой голос, как она тут же расклеилась. Она быстро подошла, села на край моей постели и опрокинулась на меня, обхватив меня руками и уткнувшись мне в плечо.
– Мама...
Юля подскочила, взяла её за плечи:
– Осторожно, не наваливайся так сильно… У Авроры сломаны крылья.
– Да к чёрту мои крылья, Юля, – сказала я, прижимая к себе Карину и погружая пальцы в шёлковые струи её волос. – Кариночка, родная моя, всё хорошо... Мама с тобой.
Она всхлипывала – часто, судорожно, и её горячие слёзы мочили мне рубашку.
– Мамочка... Они тебя мучили?.. пытали?
Да, меня мучили и пытали, насиловали и били, калечили и унижали, но все мои раны мгновенно исцелялись в её присутствии. Она была лёгонькая и тёплая, и мне не хотелось её от себя отпускать.
– Со мной всё хорошо, доченька, – пробормотала я. – У нас всё быстро заживает, так что я скоро буду в полном порядке. («У нас» – у хищников, подразумевала я.)
– Что с твоими крыльями? – спросила она сквозь слёзы, трогая пальчиком моё крыло. – Ты... сможешь снова летать?
– Смогу, малыш, – ответила я. – У дока Гермионы золотые руки. Я верю, что на этот раз у неё всё получилось.
Может быть, мне это и почудилось, но от её прикосновения по моим крыльям как будто заструилась тёплая целительная сила. Я снова привлекла её к себе и зарылась губами в её волосы. Она гладила ладошкой моё плечо. Смерть отца – вот что было в её душе сейчас. Боль и растерянность. И страх.
– Это они убили папу, да? – всхлипнула она. («Они» – Орден.)
– Да, куколка, – вздохнула я. – Но они за это поплатятся, обещаю.
– Мамочка, мне очень страшно...
– Не бойся, родная. У меня не получилось уберечь твоего папу, но тебя я не позволю тронуть никому.
– Я теперь одна...
– Нет, детка, ты не одна. Теперь защищать тебя будем мы.
– Кто – вы?
– Я. Юля. Каспар, Цезарь. Доктор Гермиона. Тебя никто не тронет, тебе не нужно нас бояться. Верить можно не всем из нас, но тем, кого я назвала, ты верить можешь. Мне ты можешь верить точно, потому что я тебя люблю. Ты моя куколка.
– Я знаю... Я тебе верю, мама. Тебе очень больно?
– Нет, малыш. Уже нет. Не думай об этом, всё будет хорошо.
8.3. Найти и наказать
Он учуял её, едва войдя в здание. Тот самый ангельский запах, который сводил его с ума в камере Кэльдбеорга – запах с шёлковой косынки. Она здесь, близко. Ощущение её присутствия мягко вошло ему куда-то под солнечное сплетение, и всё его нутро сжалось в мучительно-сладком спазме, так что он вынужден был даже на миг остановиться. Но в следующую секунду он ускорил шаг. Он летел на запах, не чуя под собой ног.
У окна стояла длинноволосая девочка. Она раздвигала тонкими пальцами полоски жалюзи, тайком глотая слёзы. Она вздрогнула и обернулась, услышав за спиной голос:
– Что с тобой, детка?
Это был не человек, она сразу поняла. Перед ней стоял хищник в чёрной форме и чёрных высоких ботинках, в чёрной шапочке и со сдвинутыми на лоб защитными очками на резинке. Он был очень сильный и опасный, и девочка вся сжалась под взглядом его холодных голубых глаз с тёмными ресницами.
– Почему ты плачешь? – спросил он. – Что у тебя случилось?
Голос был суровый, низкий и мужественный. Его рука взяла её за подбородок, взгляд из-под сдвинутых бровей пронзил душу девочки, как острый клинок, а верхняя губа приподнялась, приоткрыв оскал белых острых зубов.
– Я найду того, кто это сделал. Обещаю.
Юля задумчиво теребила пуговицу своего плаща.
– Карина не может оставаться одна, – сказала я. – Как с ней быть?
– Об этом не беспокойся, – ответила Юля. – Мы позаботимся о ней.
– О принятии её в «Аврору» не может быть и речи, – сказала я. – И уж тем более о…
– Нет, нет, я об этом и не говорю, – перебила Юля. – Во всяком случае, она должна сначала достигнуть совершеннолетия, а уж потом принять решение, становиться ли ей одной из нас. Против воли её никто обращать не будет, да у нас это и запрещено, сама знаешь. У неё будет всё необходимое, обещаю тебе. Не волнуйся о ней, я возьму это дело под свой личный контроль.
В дверь постучали.
– Войдите, – сказала Юля.
Вошёл Алекс. Щёлкнув каблуками, он вытянулся по стойке «смирно».
– Вот, кстати, и один из твоих «волков», – сказала Юля. – Он особо отличился во время подготовки на базе и был признан лучшим среди всего отряда. В качестве награды он был удостоен чести увидеться с тобой. Боец, – обратилась она к Алексу, – если вы желаете о чём-то спросить Аврору, вам предоставляется сейчас такая возможность.
Встав ещё прямее, Алекс сказал:
– От имени всего отряда я желаю тебе скорейшего выздоровления, Аврора. Позволь тебя спросить: как скоро ты будешь с нами?
– Уже скоро, – ответила я. – Раз уж ты здесь, Алекс, как ты смотришь на то, чтобы исполнить одну мою небольшую просьбу?
– Почту за честь! – отчеканил Алекс. – Я готов, Аврора.
– За дверью стоит девочка, – сказала я. – Её отец погиб от рук Ордена. Поручаю тебе разыскать того, кто это сделал, и наказать его. Это твоё персональное задание. По факту исполнения сразу же доложишь мне.
– Слушаюсь! Прикажешь приступать немедленно?
– Приступай. Можешь получить у девочки нужные тебе сведения.
– Мне уже известно всё, что мне потребуется для исполнения твоего поручения, Аврора.
– Что ж, прекрасно. Можешь идти. И будь добр, позови девочку сюда.
Дверь палаты открылась, и девочка снова увидела красивого и опасного хищника. Прикрыв за собой дверь, он остановился и долго смотрел на неё, пока девочке не стало не по себе. Кивнув на дверь палаты, он сказал:
– Иди, Аврора тебя зовёт. – И добавил: – Я сделаю, что обещал. Я добуду тебе перо из его крыла.
8.4. Первые взмахи
Фиксирующий аппарат был снят, и настала пора проверить, смогут ли крылья служить мне, как прежде. Тревожная струнка опять пела: неужели снова неудача? Док, похоже, тоже волновалась. Набрав воздуха в грудь и выдохнув, она сказала:
– Ну... Попробуйте пошевелить ими и убрать внутрь. Если получится убрать, это верный признак того, что крылья смогут функционировать.
Крылья двигались вполне хорошо, боли не было, но с непривычки я запыхалась – давно ими не пользовалась. Убрать их получилось, как обычно, без каких-либо неприятных или подозрительных ощущений. Я снова их раскрыла, потом сложила и распрямила, подняла и опустила – крылья слушались меня идеально. Из моей груди вырвался счастливый смех.
– Кажется, всё получилось, док!
– Ну, судя по внешним признакам, на этот раз всё встало, как надо, – сдержанно улыбнулась Гермиона, но сияющие глаза говорили о её чувствах красноречивее любых слов. – Впрочем, будут ли крылья держать вас в воздухе, ещё предстоит выяснить.
– Будут, – сказала я убеждённо.
Не знаю, откуда у меня взялась эта уверенность, но я чувствовала: всё хорошо. Струнка в душе пела высоко, звонко и радостно. И я сделала то, что мне хотелось ещё тогда, при выходе из наркозного дурмана – расцеловала гениальные ручки дока Гермионы, которая действительно довела начатое до победного конца. Смутившись, она попыталась высвободить руки, но я запечатлела по поцелую на каждом её тонком пальчике.
8.5. Прощание
На мне была форма «волков», а за спиной висели два меча – основное оружие для уничтожения врага в ближнем бою путём отрубания головы. Поверьте, люди, мы не боимся ни серебряных пуль, ни чеснока, ни осинового кола в сердце, ни распятия. Убить нас можно, только отрубив голову. Также неверно и широко распространённое мнение, что мы мёртвые. Мы живые, но свойства нашего организма сильно отличаются от свойств человеческого.
Каспар ждал меня за дверью. Я уже десять минут не могла оторвать от себя цепкое тёплое кольцо рук Карины.
– Мамочка… Ну, можно мне с тобой?
– Нет, моя куколка, – сказала я твёрдо. – Туда тебе со мной нельзя.
– Ну, пожалуйста…
– Нет, родная. Это место не для тебя. На время каникул ты поедешь к доктору Гермионе. Она хорошая. У неё ты будешь в безопасности.
– А если… А если тебя опять… опять ранят?
– Ну, что за беда! Док мигом вылечит меня. Она меня не раз с того света вытаскивала.
– Я тебя ещё когда-нибудь… увижу?
– Ты будто навсегда со мной прощаешься… Ну, разумеется, мы ещё увидимся, куколка моя! Может быть, не так скоро, как хотелось бы, но обещаю: где бы ты ни была, я тебя найду. Я тебя очень, очень люблю, моя красавица.
То место, куда я отправлялась с Каспаром, едва срастив и опробовав в полёте раздробленные крылья, было базой «чёрных волков». И разлука с Кариной мне предстояла долгая.
8.6. Последний пасьянс
Но я не сразу отправилась туда. Каспар сообщил, что арестован хищник, по наводке которого меня схватили.
– Она навела их на твой след – сразу же после твоего прихода стукнула им, и они тебя вычислили.
Когда я подошла к решётке камеры, она сидела на койке в своей ажурной шали и сеточке на волосах, размышляя над разложенным на одеяле пасьянсом, как будто по-прежнему находилась у себя дома. Увидев меня, она как ни в чём не бывало улыбнулась.
– А, милочка, здравствуйте... Значит, вот вы как выглядите, когда выходите на тропу войны. Что ж, форма вам очень к лицу. Чёрный цвет вам всегда шёл. Очень славно.
– Аделаида, это правда? – спросила я тихо. – Вы это сделали?
Она устало и горько усмехнулась.
– Смешной вопрос, дорогая. Раз я здесь, – она обвела взглядом камеру, – значит, сделала.
– Нет, Аделаида, скажите это, глядя мне в глаза, – потребовала я.
Она встретилась со мной взглядом и со смущённым видом опустила глаза, чуть улыбаясь, как будто её уличили в каком-то житейском грешке.
– Ну... Да, я это сделала, – сказала она. – Вы довольны?
Она созналась так легко, как будто это была какая-то невинная шалость, за которую её ждёт лишь символическое наказание. Я спросила:
– Они вас заставили? Чем-то угрожали? Запугали?
Аделаида покачала головой.
– Вы склонны драматизировать... Нет, всё гораздо прозаичнее. Меня никто не заставлял и не запугивал.
– Почему, Аделаида? – спросила я. – Я считала вас другом, а вы нанесли мне удар в спину. За что?
Она вздохнула, снова улыбнулась, удручённо разведя руками.
– Трудно сказать... Нет, лично против вас я ничего не имею. Но я подумала, если Орден вас получит, всё снова станет как раньше. Прекратятся эти распри... Как было прежде хорошо!
– Вы ошиблись, – сказала я. – На этом всё бы не кончилось. Всё только началось.
Аделаида Венедиктовна подняла брови.
– Вот как? – проговорила она озадаченно и как будто с досадой. – Вы так думаете? Гм, обидно... Право же, обидно. – Она помолчала, погружённая в глубокую задумчивость, а потом вдруг пожаловалась, сделав кислую гримасу: – Вы знаете, милочка, у меня здесь отобрали мою трубку и табак. По-моему, это зря, вы не находите? Мне так не по себе без курения! Как будто чего-то не хватает. Мне, право же, неловко вас просить...
Я распорядилась, чтобы Аделаиде вернули её курительные принадлежности. Получив их назад, она сразу повеселела и, улыбаясь, предложила:
– Не составите мне компанию? Впрочем, я знаю, что вы скажете. «Со стукачами не курю», не так ли?
– Ну почему же, – сказала я, доставая сигареты и зажигалку. – Можно.
Она, набив трубку и закурив, встала у решётки, прислонившись плечом к стене. Я сделала то же самое, и некоторое время мы молчали, выпуская дым. Наконец я сказала:
– Вы говорили, что соблюдаете нейтралитет... Однако в этом случае ваши действия были отнюдь не нейтральны. Они были весьма проорденского толка.
– Ну, как вам сказать! – Аделаида затянулась и выпустила три колечка. – Нейтралитет – вещь обманчивая... Иногда думаешь, что придерживаешься его, а на самом деле оказывается, что нет. Что я могу сказать? Кажется, я села в лужу. В бурные времена мне всегда удавалось оставаться на плаву, а сейчас я, похоже, попала под репрессии...
И она издала смешок, от которого мне стало не по себе. Будь я на её месте, мне было бы не до смеха. Мной овладели оторопь и недоумение.
– Аделаида, вы вообще понимаете... осознаёте степень серьёзности того, что вы сделали, и как вы за это поплатитесь? – спросила я. – Точнее, осознавали ли вы это тогда, в тот момент, когда вам пришла в голову эта идея?
Она вздохнула и улыбнулась грустно и ласково. Так не улыбаются злодеи, мелькнуло у меня в голове.
– Даже не знаю, что сказать, милочка... Тогда мне казалось, что это хорошая идея. Сейчас... – Аделаида снова хихикнула. – Сейчас я на пути к осознанию, что эта идея была не очень хорошая. У меня есть все основания полагать, что я совершила глупость.
– Глупость? Думаю, это называется по-другому, Аделаида, – сказала я с горечью.
– Ну, не судите меня слишком строго, – улыбнулась она. – Я всего лишь выжившая из ума старуха.
– Судить я вас не буду, – ответила я. – Приговор вам уже вынесен. К сожалению, состояние вашего рассудка в данном случае в расчёт не будет браться.
– И что же меня ждёт? – спросила она.
– Полагаю, смертная казнь, – сказала я. – Если я вас помилую, друзья меня не поймут. По-другому с такими, как вы, в военное время и не поступают.
В первую секунду на лице Аделаиды отразилось горестное недоумение; она приподняла брови, похлопала глазами и пробормотала, обречённо кивая:
– Вот как? Впрочем... Да, да, понимаю. Разумеется. Разумеется.
Недоумение на её лице сменилось прежним выражением беспечности и стоического спокойствия.
– И как же я буду умерщвлена? – поинтересовалась она, как будто спрашивала о погоде. – Наверно, через обезглавление на гильотине? Да, ведь другого способа лишить жизни такое существо, как мы с вами, нет. – Аделаида вздохнула, вынув изо рта чубук трубки. – Как во времена Великой французской революции!
– Больше всего меня убивает то, что вы сделали это сразу после того, как мы с вами сидели в вашей гостиной и пускали колечки, как старые друзья, – сказала я. – Но после моего дружеского визита к вам меня схватили и бросили в Кэльдбеорг. Не хочу говорить о том, что мне пришлось вынести там – скажу лишь, что я едва сумела выжить. Только ради Карины я выкарабкалась – у неё не осталось никого, кроме меня, и я должна думать о ней. Смерти как таковой я не боюсь, меня бросает в дрожь лишь при мысли о том, что моя девочка могла остаться совсем одна.
Аделаида грустно и удручённо пожала плечами.
– Мне очень жаль, – только и сказала она.
Она задумчиво выпустила большое колечко дыма, а сквозь него пропустила маленькое.
– За жизнь я не так уж и цепляюсь, если уж на то пошло... Она и так была достаточно долгой, а в последнее время и довольно скучной. Можно ради разнообразия и умереть, хоть какое-то событие.
Аделаида выпустила новое дымовое колечко.
– Да, кстати, – сказала она как бы между прочим, – когда будете отдавать приказ о моей казни, нельзя ли сделать так, чтобы это произошло в как можно более короткие сроки? Ожидание так утомляет!
Горечь переполняла мою грудь во время всего этого разговора, и вытеснить её не помогал даже табачный дым. Аделаида была такой же, как всегда, какой я знала её в прежние времена, как будто она и не делала того, что она сделала, а произошла какая-то ошибка. Умом я понимала, что это сделала она, но сердце отказывалось в это верить. Она не была ни обозлённой, ни напуганной, к перспективе смерти на гильотине относилась с каким-то равнодушием, но не раскаивалась. Может быть, если бы она выразила раскаяние в том, что сделала, я бы ещё задумалась, не стоит ли отменить приказ о смертной казни и заменить её каким-нибудь другим наказанием, но Аделаида считала, что ей не в чем себя упрекнуть. «Глупость» – так она называла то, что она сделала. Если бы она призналась, что её заставили, какими-либо угрозами или запугиванием вынудили так поступить, быть может, это тоже могло бы побудить меня удержать занесённый над ней карающий меч, но Аделаида, пожав плечами, сказала, что никто её к этому не вынуждал – она сама до этого додумалась. Моё сердце не хотело верить в то, что она так поступила со мной, и склонялось проявить к ней милосердие, но все соломинки, за которые я хваталась, чтобы найти для этого повод, оборвались. Докуривая сигарету, я думала о том, что мне будет очень тяжело отдать этот приказ, но я уже знала, что отдам его.
– Благодарю вас, что вернули мне мою маленькую радость, – сказала Аделаида, любовно поглаживая свою трубку. – Без неё я не могу обходиться, а с ней везде чувствую себя как дома. Она поможет мне скоротать время до последнего в моей жизни знаменательного события. Да ещё пасьянс – привычка, знаете ли. Очень вам за всё это признательна.
– Прощайте, Аделаида. – Больше не глядя на неё, я потушила окурок о каблук ботинка и бросила в урну.
Каспар, когда я вышла к нему, спросил:
– Так что же, Аврора? Ей уже вынесен смертный приговор, нужно только твоё подтверждение либо отмена.
– Приговор подтверждаю, – сказала я. – И, пожалуйста, не тяните с его исполнением.
– Понял, – кивнул Каспар.
продолжение см. http://www.proza.ru/2009/11/05/693