Продолжение. Начало см.
http://www.proza.ru/2010/01/02/494
Мрачно подводил Николай итоги полугодового царствования его товарищей: из всех жителей посёлка в живых осталась половина, от скота – одна треть. Совершенно исчезли свиньи, гуси, утки – всё проели, прожрали, промотали алчные, голодные Волки!..
Собрав народ, Николай объявил, что управлять он будет с помощью подручных, своих бывших волчат – Сашки Михайлова, который помог Елене скоротать долгую зиму в лесной глуши, Серёжки Скаредина, Тольки Клочкова, Мишки Каптырева и Ивашки Кузнецова, спасших его и Елену от казни. Каждый житель посёлка может подойти с любым вопросом к кому-либо из его подручных или к нему самому.
Николай поставил перед родом основные задачи – сохранение скота и проведение посевной – и призвал к строжайшей экономии продуктов: иначе не дотянуть до лета. Он заявил, что овцы, имеющиеся у жителей поселка, являются их личной собственностью; скот же, находящийся в богатых дворах, запасы зерна и вся пашня принадлежат всему роду, то есть являются общественной собственностью, и со временем каждый будет получать свою долю продуктов. Слова нового Старейшины были приняты людьми без особого восторга: все надеялись, что после свержения власти Волков жизнь заметно улучшится, а тут - на тебе! – Старейшина призывает к ещё большей экономии!
«Наголодались, хватит! – вполголоса переговаривались сородичи. – Сколько можно!» «Ему что! – подхватывали другие. - Он-то голодать не будет!»
... Вместе с Еленой они поселились в доме ее отца; с ними же жили её сестра и брат. В один из освободившихся домов Николай переселил свою семью, остальные избы заняли его подручные; Ивашка разместился в здании бывшей школы.
Через несколько дней Елена, оправившись от пережитого, легла спать в ночной рубашке; разделся и Николай. Гладя тело жены и привыкая к нему, он провел рукой по её животу и на мгновение замер, но тут же справился с собой, и его рука продолжила движение. Укрыв Елену одеялом, он ласково прошептал ей: «Спи!» - и, отвернувшись, заснул и сам.
На следующее утро он навестил мать в её новом доме и вызвался почистить в стайке навоз. Напрасно мать убеждала его, что не Старейшины это дело – чистить навоз; взяв заступ, сын энергичными движениями очистил стайку. Нагнувшись и очищая снегом унты, он спросил, не поднимая головы:
- Мама, на каком месяце заметно, что девушка беременна?
- Увидел всё-таки! – ахнула та. – Я-то поняла это в первый же день, когда ты принес её к нам в землянку, только побоялась говорить тебе... Как же вы, сынок, жить-то теперь будете?!
- Будем жить как-нибудь, мать! – жёстко ответил он.
... Его прекрасная, недосягаемая Елена, его светлая мечта – та, которая отказала ему, назвав себя Невестой Овна, и будто бы парила в небесах – эта же самая Елена бездумно, очень легко и просто отдалась тому, кто оказался с ней рядом в нужный момент...
Что ж! Её можно понять: Сашка, этот мальчишка, этот сопляк..., этот подлец! - молод, красив, мужествен... А Елена хотела любви... Девушка она избалованная, привыкшая к тому, что все её желания удовлетворялись немедленно; терпеть и ждать она не приучена...
Николай заскрежетал зубами, представив себе картину: бесконечно долгая зимняя ночь в глухом лесу, воет метель; девушке скучно, грустно, тоскливо, а так хочется ласки, нежности и счастья! Николай – он где-то там, далеко, да он, вдобавок, ещё чужд и непонятен ей, и неизвестно, что у него на уме (надо полагать, и Сашка тут постарался – наверняка, рассказал Елене о взаимоотношениях Николая с Машей и о прочих его «подвигах»)... А Сашка – вот он, рядом – живой, такой сильный, такой ласковый!.. Он и утешит, и согреет, и приголубит!..
Николай ничего не говорил Елене и ни о чём не спрашивал её, но его отношение к жене резко изменилось. Как и положено, он исправно выполнял свои супружеские обязанности, но делал это, скорее, по необходимости, чем по любви, и его ласки сводились к самому минимуму.
Та тоже не сказала мужу ни одного худого слова, внешне была покорна и вела себя тише воды и ниже травы - как и должна вести себя жена Старейшины.
Но иногда, проснувшись среди ночи от ощущения какой-то смутной тревоги, Николай чувствовал на себе тяжёлый взгляд Елены. Опершись о локоть, та, не отрываясь, смотрела на него, и столько силы было в этом взгляде, столько ненависти!.. Она не простила и не собиралась прощать ему ни смерти своих близких, ни её позора (как бы то ни было, а всё это произошло и по его, Николая, вине)…
Однажды Елена попросила у мужа разрешения взять себе служанок, и Николай, естественно, согласился. На следующий же день он увидел в своем доме сестёр Клочковых, которые доили коров, чистили в стайке навоз, мыли полы, стирали и готовили обед под неусыпным взором своей строгой, пристрастной госпожи.
Не раз, входя в дом, он слышал пронзительный голос Елены, которая с криком обрушивалась на девушек с грубой бранью. Те буквально сбивались с ног, тщетно стараясь угодить своей привередливой хозяйке. Николай был поражён таким поведением своей супруги, но до поры, до времени молчал, выжидая, как та поведёт себя дальше.
Когда же он застал Надю в слезах – после того, как Елена отхлестала её по щекам, - то приказал жене оставить сестёр Клочковых в покое и, вообще, обходиться без служанок: по его мнению, она сама и её сестра прекрасно справятся с несложным домашним хозяйством. Елена выслушала высказывание мужа с потемневшим от гнева лицом.
Вечером она, едва сдерживая себя, попросила Николая уделить ей чуточку внимания.
- Пора мне поговорить с тобой откровенно, дорогой мой муженёк! – холодно заговорила молодая женщина. – Старейшиной я тебя не называю! Да и какой из тебя Старейшина – так, одно посмешище! Да и, вообще, никто в посёлке тебя не уважает и Старейшиной не считает! Тебя это удивляет, как я посмотрю? Не удивляйся, дорогой!
Старейшина, по крайней мере, навоз у себя в стайке не чистит – для этого есть работники! Жена Старейшины коров не доит, полы не моет, не готовит и не стирает – для этого существуют служанки! И ночи напролёт у кроватки ребёнка она не проводит – кормилица есть! А ты превратил меня в самую, что ни на есть, настоящую, служанку! Ты, что, ничего не понял, что ли, кретин? Зачем ты, вообще, затеял всю эту заваруху? Для того, чтобы прийти к власти, я так понимаю? Раз уж мой отец отказал тебе, ты решил устранить его, взять меня в жёны и самому стать Старейшиной?
Хорошо, не спорю: я тебя вполне понимаю, и, по своему, ты прав. Я и сама, будь мужиком, - усмехнулась Елена, - наверное, поступила бы точно так же! Ну, ладно, ты своего добился, молодец!.. Но что я вижу? Мною ты пользуешься нехотя, с каким-то отвращением; всё отцовское состояние раздарил, роздал за бесплатно этим грязным нищим! – Елена брезгливо кивнула за окно. – По какому, спрашивается, праву?
С людьми, с этим вонючим быдлом, ты разговариваешь запанибрата, как с равными! – гневно продолжала она. – Вспомни: разве так вёл себя мой отец?! Он был Царь и Бог в посёлке! Никто не смел ему и слова поперёк сказать! А ты!.. Тебе плюют в глаза, а ты – божья роса!.. Тьфу! Смотреть на тебя противно!.. Нет, дай уж, доскажу! Имею право!
Так вот, мой покойный – по твоей милости! – папаша отнюдь не был ангелочком, как ты, может быть, считаешь! И женщины у него были – и какая отказала бы ему? И мама его не смела ни в чём попрекнуть! Ещё бы! Кулаки у него – ой, какие были тяжёлые! А ты думал - как? На чём мужская власть в доме держится? Да ты бы лучше уж изменял мне – я бы тебе ни словечка не сказала! – чем быть таким дураком, такой размазнёй!.. О, как же я ошиблась в тебе! – Елена всхлипнула и закрыла лицо руками.
Потрясённый до глубины души, выслушал Николай тираду своей жены. Как видно, не один день та копила в себе ненависть к нему… Неужели это она и есть – та самая, чистая, возвышенная девушка, тот ангел, которому он посвящал свои стихи и чьи следы на песке готов был осыпать поцелуями?!.. Это нежное, эфемерное создание, благоухающее неземными ароматами, к платью которого он даже не смел прикоснуться губами?..
Это неземное божество, как выяснилось, оказалось существом, насквозь прожжённым эгоизмом, презирающим простых людей, чьим трудом оно кормится и за счёт которых благоденствует...
Неужели, действительно, в этих, богатых, домах так было заведено?! На словах одно, а на деле – другое? На поверку-то, выходит, весь этот внешний лоск – чистой воды обман, сплошная фальшь! А «невинная, благородная девушка голубых кровей» - самая, что ни на есть, настоящая крепостная помещица, жестокая, беспощадная Салтычиха?!..
Значит, и Надя Князева была точно такая же? И, попади Маша Клочкова в её руки, Надя повела бы себя с ней точно так же, как и Елена со своими служанками.., если не хуже!.. Запороть плетью бесправную, беззащитную девушку для этих «барышень» - всё одно, что муху раздавить… Нет, не зря говорила Маша – горбатого могила исправит, а рождённая крепостницей ею навсегда и останется!.. И права была она, тысячи раз права, когда уничтожала богачей без всякой пощады!..
- Ты преувеличиваешь, Елена, - негромким голосом начал он, - мою роль в том перевороте… В клане Волков я был на третьих, если не пятых или шестых ролях! И я вовсе не ставил перед собой таких грандиозных задач, о которых ты говоришь! Моим единственным желанием было – выжить!..
- Тем хуже для тебя! – презрительно откликнулась Елена.
- Я хотел тогда стать своим в вашей среде, - продолжал тот, - хотел быть тебе любящим мужем, готов был в лепёшку расшибиться ради тебя, Елена! Но меня не приняли…
- И правильно сделали! – холодно ответила Елена. – На что мне мягкая, податливая лепёшка? Мне нужен муж, настоящий мужик, а не такая размазня, как ты! И, знаешь, что? Если бы ты овладел мною тогда, в Храме Овна, отец бы тебя только расцеловал! Он был уже тогда не против нашего брака! Никакой Невесты Овна из меня, понятное дело, тогда уже не получилось бы, и я стала бы твоей законной женой! А в скором времени должность Старейшины по праву перешла бы к тебе!.. А я ведь открыто сказала тебе, что я - в твоей власти! Чего же ты этим не воспользовался? И когда ты довёл меня до дома, я тебя за это просто возненавидела! Помнишь мои слова: «Я не желаю Вас видеть!»?
И не надо было бы тогда весь этот сыр-бор городить с вашим дурацким восстанием! Вот как поступил бы настоящий мужик!.. А ты? Разнюнился, чуть ли не разревелся! На колени пал: «Поверьте: я люблю Вас так, как никого больше не смогу полюбить! Вы были для меня мечтой!..» Какой идиот, а!? Какая же ты, всё-таки, - Елена задыхалась от ненависти, - баба!..
Разобиделся, что не от него забеременела! Так нечего было ворон ловить! У тебя для это были тысячи возможностей, но ты не захотел ими воспользоваться, так воспользовался другой!.. А как ты ко мне относишься сейчас? Я не слышала от тебя ни одного ласкового слова! Где же твоя благодарность ко мне? И какой ты после этого, спрашивается, мужик?!..
Сжав зубы, Николай молча смотрел в пол. Возразить Елене ему было нечего.
В доме воцарилась гнетущая тишина. Только слышно было, как где-то под потолком назойливо жужжит случайно залетевшая муха.
Елена, торжествуя, смотрела на поверженного мужчину. Как просто, оказывается, задурить ему голову, выдать чёрное за белое! В действительности, она и сама не верила тому, что только что наговорила своему мужу – всё это была сплошная импровизация…
- Ну, всё, хватит! – Елена тяжело ударила ладонью по столу и поднялась. – С сегодняшнего дня не смей лезть ко мне в постель! Спи на той вон лавке! – Елена презрительно ткнула рукой куда-то вбок. – Ты оставил меня без родителей, без родственников, ты поломал мне всю мою жизнь, и тебя не-на-ви-жу!!!
С этого дня Николай стал ночевать в соседней комнате. Всё чаще и чаще он встречал в своём доме Сашку, с которым Елена провела зиму у озера. Взъерошенный, перепуганный, тот, обходя Николая стороной, пулей выскакивал из дома. Елена же день ото дня всё больше цвела и хорошела и относилась к мужу с нескрываемым презрением.
Однажды Николай, тоскуя, прошёл в стайку и приказал пареньку, убиравшему навоз (всё же он послушался Елену и нанял работников), привести сюда Надю Клочкову. В ожидании девушки он сходил в дом, набросал в мешок мяса, хлеба, завернул в тряпицу с десяток яиц, налил в кувшин молока. Вернувшись в стайку, кинул в угол охапку соломы.
Вошла Надя и со страхом уставилась на него.
- Чего испугалась? – усмехнулся Николай. – Впервой, что ли?
Оказалось, для девушки это было, действительно, «впервой»: как видно, покойная Маша свято берегла честь своей сестры – уж не для него ли?.. Николай сунул ей мешок с продуктами:
- Придёшь завтра, сюда же, в это же время!
В этот вечер в семье Клочковых царила огромная радость: оказывается, Старейшина совсем не сердится на них и не собирается мстить им за Машу! Наоборот, он облагодетельствовал их своим вниманием и благодарностью! Давно не ели они так сытно!.. В одну из следующих встреч Света увязалась за своей старшей сестрой и также была удостоена ласки Старейшины и его щедрого подарка.
... Будучи жестоко обманутым в его светлых, романтических чувствах к возвышенной девушке, он находил утешение в грубой, похотливой любви с никогда в жизни не мывшейся, простой девушкой – здесь, по крайней мере, всё было по-честному, без фальши... На всю оставшуюся жизнь Николай возненавидел запах благовоний, который ассоциировался в его сознании с подлостью и моральной грязью; эта грязь, в его глазах, была намного более отвратительной и низкой, чем грязь физическая...
Жадно впиваясь губами в тело девушки, наслаждаясь разящим запахом её потных подмышек и маленьких грудей, опьянённый этим густым ароматом, он чувствовал себя рядом с Машей и, объединившись с ней в одно целое, мученически кричал:
- Маша, я люблю тебя! Прости меня, родная!..
... Закончилась весна, пролетело лето. Посевная была проведена, в целом, благополучно, но вот с сенокосом произошла осечка: не дождавшись предполагаемого улучшения жизни, которое должно было наступить после свержения Волков, люди отказывались заготавливать корм для общественного скота под тем предлогом, что он является собственностью Старейшины. Люди по-прежнему пасли общественный скот, коровы давали молоко, которое делилось на всех жителей поселка, но сенокос – это тяжёлый физический труд, необходимо было хорошее, полноценное питание, а его-то как раз и не было – Николай и сам жил на одном молоке.
- Нет дураков бесплатно работать на «дядю»! – доносились до Николая возмущённые возгласы односельчан.
- Раньше у нас был Старейшина, - кричали другие, - тот хорошо платил! Люди не жаловались!
- Всегда сытые были! – подхватывали третьи.
- Зато его любовницы хорошо накормлены!
- На кого жену променял – на этих сучек ?!
- За что боролись, братцы?!
- Не надо нам такого Старейшину – будем выбирать другого!..
Из толпы слышались шум, свист, возмущенные крики...
Николай стоял и не знал, как объяснить людям, что не его вина в том, что посёлок остался без съестных припасов, что осенью, после уборки урожая, положение выправится, и каждый получит свою долю продуктов... Его не хотели и слушать... Хуже всего было то, что главными подстрекателями являлись как раз его волчата и, особенно, Сашка. Привыкшие за зиму к вольнице, к дармовым харчам, они не желали трудиться сами и показывали дурной пример остальным жителям посёлка.
Вдоволь заготовив сена для своих личных овец, люди оставили общественный скот без пропитания. Его подручные, не сумев организовать жителей посёлка на труд, фактически расписались в собственном бессилии. Назревал бунт, а Николай не решался принимать решительные меры, считая, что народ уже достаточно натерпелся, и ему надо дать отдохнуть после всех перенесенных им ужасов.
В конце июля Елена родила мальчика и назвала его Ваней. Лишь немногие жители поселка посмели поздравить своего Старейшину с рождением сына: Николай хмуро ухмылялся в ответ и кривил губы; а подручного Мишку, который тоже сунулся к нему со своими поздравлениями, он едва не пришиб. Не считаясь с чувствами Николая, Сашка едва ли не ночевал в его доме…
А через месяц, в канун начала жатвы, Николай вновь созвал подручных к себе в дом на совещание. Они сидели за столом в горнице, Елена с Ольгой закрылись в её комнате. Николай поставил перед подручными задачу – организовать народ на уборку урожая и объяснить людям, что их честный и добросовестный труд позволит уже в эту зиму резко улучшить их питание.
Во всё время разговора Сашка не проронил ни слова и сидел, не поднимая глаз от стола. Широкоплечий, с сильными руками, он сидел, набычив голову, и на его красивых, крупных губах время от времени появлялась презрительная ухмылка. В его 18 лет Сашке вполне можно было дать все 25. Николай подумал, что такие сильные, уверенные в себе мужчины должны нравиться женщинам.
Ему почему-то казалось, что тот чувствует свою вину перед ним – невольную вину любовника перед обманутым мужем – и, прощаясь, крепко пожал ему руку; Сашка, с ухмылкой на лице, отвёл взгляд в сторону. Это Николаю не понравилось, и он рявкнул на Серёжку Скаредина, который не ушел вместе со всеми, а замешкался у порога, делая ему какие-то знаки:
- Чего тебе?
Тот отчаянно жестикулировал, с опаской поглядывая на дверь в комнату Елены. Нехотя Николай последовал за Серёжкой в сени, а оттуда – в стоящую рядом с домом
баню.
-Чего тебе? – вновь недовольно спросил он.
- Ты ничего не чувствуешь, Матёрый? – спросил тот.
Николай недовольно поморщился: слишком много неприятных воспоминаний было связано у него с этим именем... Сразу вспомнились наглые, бесцеремонные Петька с Пашкой, простые и бесхитростные Фомка, Лёвка, Сенька и Ванька; Маша, устремившая взгляд в небеса... Серёжка же, видимо, хотел этим обращением напомнить ему, Николаю, о том, что некогда их объединяло – об их славном боевом братстве.
- А что? – спокойно спросил он.
- Запахло жареным, Матёрый! – заговорил тот решительно. – Недели две назад Сашка затеял возню. Представляешь – он задумал снять тебя с твоей должности! И, вообще, ликвидировать тебя… Прости, Матёрый, но это – его слова: «Носить маску Овна Старейшине мешают рога!» Сашка уверен, что народ не станет за тебя заступаться – очень многие ведь недовольны! Я-то знаю, что ты в этом не виноват, но не все это понимают.
- Вопрос в том, - возразил Николай, - как на это посмотрит Елена.
- Она-то как раз всё это и придумала! – торопливо заговорил Сережка. – Разве без неё Сашка осмелился бы на такое?!.. Мы с Мишкой Каптыревым сделали вид, что согласились. А Тольке Клочкову с Ивашкой Кузнецовым Сашка пообещал, что управлять он будет с ними на равных – те тоже на тебя в обиде, Матёрый: им хочется больше власти, чем ты им дал.
- Ну, а твой тут какой интерес?
- Никакого интереса! Если Сашка с Еленой, да ещё с Толькой да Ивашкой начнут править – всё пойдёт наперекосяк! Нет, уж лучше оставайся ты, Матёрый, и другого нам не надо!
- Так, так, – задумчиво произнес Николай – он отнюдь не склонен был верить всему, что ему скажут, - и когда это должно случиться?
- Сегодняшней же ночью! Елена откроет дверь, ну и... сам понимаешь... Мы с Мишкой уже подобрали нескольких ребят – устроим засаду. Что скажешь, Матёрый – правильно мы поступили?
- Правильно – кивнул головой тот, - действуйте, как задумали, а я, в случае чего, помогу вам. Ну, счастливо!.. И спасибо тебе!
... Вечером он, втайне от жены, положил в изголовье своей лавки нож и увесистую дубинку. Собрав на стол, Елена пригласила Николая поужинать и выставила кувшин настойки. Сестру она отправила в комнату, где спал её сын, братишка бегал где-то на улице. Николай и Елена остались сидеть за столом одни.
- Откуда настойка? – удивился он. – Раньше ты не предлагала мне выпить! Что-то случилось? Или должно случиться? А, Елена?
- Почему обязательно должно что-то случиться? – смущённо заговорила та. – Просто в этот день, ровно год назад, я отправилась в Храм Овна, откуда ты меня и спас!
Елена с беспокойством посмотрела на мужа, и вся она показалась Николаю нервной и возбужденной. На её щеках с ямочками играл румянец, отчего Елена казалась ещё более божественной и неотразимой.
- Но ты же сама говорила, Елена, что я тебя спас… как-то неправильно! Я, по твоему, должен был стать твоим мужем – в этот же вечер! И ещё ты говорила, что ненавидишь меня!
- Ну, мало ли что женщина сгоряча скажет! – опустив прекрасные глаза, стыдливо заговорила Елена. – И не к лицу сильному мужчине попрекать женщину за её слабость! Давай, Коля, лучше выпьем за то, чтобы у нас с тобой больше не было ссор! – она подняла бокал с настойкой.
- Знаешь, настроения что-то нет! – ответил тот. – Особенно после того, что ты тогда, весной, мне наговорила… А также после того, что Сашка у нас, можно сказать, живёт….
Елена всплеснула руками:
- При чём тут Сашка?! Ты, что, Коля, совсем уже… того? Ты веришь этой ерунде?! Клянусь тебе: у меня с Сашкой ничего нет! Я – твоя верная жена, и при чём тут какой-то Сашка?! Как ты мог такое обо мне подумать?! Мне стыдно за тебя, Николай!
Он поднял голову: Елена возмущённо хлопала ресницами. Невозможно было не поверить её убеждённому голосу, этим чистым, невинным глазам. Николая охватили сомнения: а, может, он действительно понапрасну подозревал жену в измене? Может, и вправду, у неё с Сашкой ничего не было?
- Ну, наговорила я тебе тогда всякого - разного с расстройства! – горячо продолжала та. - Просто, настроение у меня было плохое! Беременность, к тому же… Знаешь, какие мысли, бывает, одолевают беременную женщину?! Кажется, что всё плохо - и муж не такой, как хотелось бы, и жизнь не удалась… А ты сразу принял всё за чистую монету? Эх, ты, Коля! Знал бы ты, как я соскучилась по тебе, по твоим сильным, ласковым рукам! – Елена смущённо улыбнулась, опустив глаза. – Мне так хочется вновь быть с тобой! Давай, с сегодняшнего дня будем спать вместе, как раньше!.. Ну, держи! – она вновь протянула бокал с настойкой мужу.
Кляня себя за уступчивость, Николай принял посуду из рук жены и поднёс её ко рту. Когда он выпил бокал до дна, Елена губами впилась ему в губы, страстно прижимаясь к Николаю всем своим телом…
…Изрядно опьяневший, Николай улёгся спать рядом с женой. Он не слышал, как пришёл с улицы брат Елены – Серёжка - и со стуком запер дверь; не слышал, как некоторое время спустя Елена осторожно поднялась и скользнула к входной двери, как едва слышно брякнул засов…
... В то время, как Николай спал богатырским сном, тишину ночи взорвали громкие молодые голоса. Несколько парней окружили троих заговорщиков, и те были препровождены в баню.
Проснулся он оттого, что его тряс за плечо Серёжка.
- Матёрый, проснись! Хватит спать!
Николай едва разлепил глаза и с трудом сел в постели. Голова трещала от выпитого спиртного, во рту было сухо.
- Так всю жизнь проспишь, Матёрый! – попрекнул его Серёжка. – Ладно, мы с Мишкой не дремали! Где бы ты сейчас был, Матёрый, ты представляешь?..
Елены рядом не оказалось. Николай поднялся и заглянул в соседнюю комнату.
Та, одетая, сидела на кровати и, не обращая внимания на плачущего малыша, захлёбывалась в рыданиях. По её прекрасному лицу текли такие драгоценные слёзы…