Продолжение. Начало см.
http://www.proza.ru/2010/01/02/494
Но замять это дело не удалось: действительно, на следующий день Петька созвал внеочередной Совет Волков, посвящённый обсуждению ряда важнейших задач. На нём он и поставил вопрос о самоуправстве Маши, которая, не имея на то никаких полномочий, присвоила себе судебные и карательные функции. Петька перечислил случаи избиения ни в чём не повинных людей, совершённые Волчицей, и заявил, что с насилием пора кончать.
- Теперь, после казни Старейшины и его родственников, - заявил он, - в посёлке не осталось классовых врагов, и пора уже подумать о строительстве мирной жизни! Я предлагаю раздать скот и имущество сородичам и поощрять развитие личных хозяйств. Будьте уверены: крестьянин, если у него будут земля, семена и тягловая сила, прокормит и себя, и нас с вами..., если, конечно, он не будет испытывать страха за свою жизнь...
К примеру, у нас на посёлке имеется всего один кожедуб. Ни с того, ни с сего, ночью,наша уважаемая Мария Клочкова врывается к нему домой и устраивает тому допрос с пристрастием. Всюду таскает за собой этих тупорылых придурков, Мишку, Витьку и Славку, которые избивают и Пьянкова, и его жену, насилуют дочь… Помощников-то выбрала – под стать себе!.. И как, вы думаете, Пьянков будет завтра работать?..
И на что нам такая огромная армия? Против кого мы собрались воевать – против своего же народа? Я предлагаю армию немедленно распустить, вернуть молодёжь в запущенное уже порядком хозяйство и оставить небольшой – из пяти - десяти человек – отряд народной милиции!..
- Ты всё сказал? – сухо поинтересовался Пашка; в отличие от Петра, он даже не встал с места.
- А теперь я скажу! Если послушать нашего главного агитатора-трепача, то у нас в посёлке – тишь да гладь, да божья благодать! Все довольны и счастливы и хлопают в ладоши! Но так ли это? Давайте разберёмся! До сих пор толком не найдены и не наказаны убийцы Олеси – это раз. То, что всю вину свалили на казнённых Купчиных – это ерунда! И мы с вами это прекрасно знаем. Или ты уже забыл об этом, Пётр? Подозрительная забывчивость, вам не кажется?
Не разысканы Елена и Сашка; мы даже не знаем, где их тела! Это – два. Сам собою возникает вопрос: уж не устраивает ли такое положение нашего уважаемого Главаря? И не причастен ли он сам к их исчезновению?.. Погоди, я ещё не всё сказал!.. По посёлку безнаказанно разгуливают те, которые совместно со Старейшиной мечтали уничтожить нас с вами – это три! Тебе и этого не достаточно? Подними свой зад и выйди на улицу – один, без охраны! Даю сто очков против одного – живым ты обратно не вернёшься!..
Пашка перевёл дух.
- Но тебе, - продолжал он, - это не грозит: ты предал, продал наше дело! Ты уже – свой для наших врагов, ты заигрываешь с ними!.. Не перебивай меня! Я дал тебе сказать всё, что ты хотел – дай и мне высказаться!.. Есть у нас единственный человек, которому дороги народные интересы, который не щадит ни свою, ни чужие жизни ради них – и вот ты, Пётр, обвиняешь его – Марию Клочкову, то есть - в самоуправстве.
А ещё вспомним: ты ведь, Пётр, был против нашего выступления – тогда, в октябре! Вы не забыли этого? Долгое время я не мог объяснить для себя твоё поведение, но теперь, после того, как ты предложил распустить армию – защитницу простого народа, - мне всё стало ясно! Скажи прямо, Пётр, ответь своим товарищам: за сколько ты продался нашим врагам? Что они тебе пообещали? И сам посуди: кто мне дороже? Или ты, Пётр, с двумя – тремя своими прихлебателями, или же всеми нами уважаемая Мария Клочкова с её мужем Николаем, а также нашим другом Андреем?...
Воцарилось жуткое молчание; все присутствующие при этой схватке титанов понимали: от того, кто сейчас победит – Петька или Пашка – зависят и их собственные жизни.
Медленно поднялся со своего места Пётр. Бледный, срывающимся от волнения голосом, он предложил поставить на голосование вопрос о доверии ему - Главе Совета Волков, идейному лидеру восстания.
Первыми дружно подняли свои руки Ванька, Мотька и Федька, за ними несмело проголосовал Филька. Последним робко протянул свою руку обливающийся потом Лёвка.
- Кто против? – воодушевившись, спросил Петька.
Вскинули вверх свои руки Пашка, Маша и Андрюшка.
- А ты, Матёрый, что, воздержался? – задал вопрос Петька.
Оставаясь внешне спокойным, Николай лихорадочно соображал. То, что воздержавшихся в этой страшной, далеко не шуточной игре, быть не может, он прекрасно понимал: вопрос стоял: «или – или». Или ты, или тебя... Но за кого ему голосовать?.. Впрочем, этот вопрос он уже решил для себя, отказав в доверии Петру... Почему он не поднял руку вместе со всеми? Дело вовсе даже не в том, что, если он предаст Машу и проголосует против Пашки, та может выдать его – его давнюю связь с Князевыми и Тиуновыми, и он угодит на виселицу. Выступив же против Петьки, он всё равно будет казнён – вместе с Пашкой; ни так, ни эдак смерти ему не избежать...
Скорее, причина в том, что он почувствовал за Пашкой и Машей силу – пусть злую, разрушительную, но - силу, которая перевешивает голоса всех Петькиных сторонников, вместе взятых, и имя этой силы – историческая правота... Нужно смотреть правде в глаза: да, они – злы, они жестоки, но они же, как это ни страшно звучит, правы...
Опустив голову, Николай поднял руку.
- Итак, шестеро против четверых! – довольным голосом произнёс Петька. - Именем народа, - громко продолжал он, - вы, четверо, лишаетесь всех прав и должностей! Взять их!
- А этого ты не хочешь? – хладнокровно спросил Пашка, показывая Петьке здоровенную фигу.
Вскочив на стол, Пашка с размаха врезал Петьке носком сапога в челюсть; упав на пол, тот застонал от боли. Пашка всей своей массой прыгнул со стола на тело своего недавнего друга; послышался хруст ломаемых рёбер. Выпучив глаза, бледные, с трясущимися губами, Ванька, Федька и их сторонники с ужасом смотрели то на поверженного Петра, то на страшного в своём гневе Пашку. Сунув два пальца в рот, тот заливисто свистнул; через несколько мгновений в комнату ворвалась группа вооружённых парней.
- Заберите этих и – в землянку! - брезгливо кивнул Пашка на Петьку и на недвижно сидящих за столом своих бывших товарищей, после чего подошёл к Николаю:
- Молодец, Матёрый! Признаться, не думал получить от тебя поддержку! Спасибо тебе, брат! А иначе – висеть бы тебе на верёвке вместе с ними! Или тебе Мария обо всём рассказала?..
Дождавшись, когда арестованных, подгоняя их пинками и награждая тумаками, вытолкали из комнаты, Маша подошла к Николаю.
- Что, выкрутился? – с ненавистью прошептала она. – Но ничего: я не забыла нашего вчерашнего разговора и клянусь: я выведу тебя на чистую воду, Матёрый! Ты знаешь, сука, где ОНА! Я тебе этого не прощу - никогда! Я тебе, сволочь, такую «баню» устрою! – уколола она Николая его же собственными словами, сказанными им вчера.
- О чём шепчетесь, голубки? – весело спросил Пашка. – Мне тоже интересно!
- Это наши, семейные дела! – ответила Маша.
Главой Совета Волков стал Пашка. Андрюшка по-прежнему возглавлял Чрезвычайную уголовную Комиссию, и вооруженные силы были переданы Николаю. На другой же день Петька и четверо его сторонников по приговору Совета Волков были хладнокровно зарезаны Машиными «шакалами» и отданы на пользу общества.
Теперь уже никто не мог чинить Маше препятствия, и девушка целые дни проводила в расследованиях. От неё ни шаг не отходили её верные рыцари – Мишка, Витька и Славка, которых Маша сама подобрала себе, сама их воспитала, и которые во всём беспрекословно подчинялись своей повелительнице. Не было, наверное, на свете вещи, которой эти ребята не выполнили бы по распоряжению их жестокой, беспощадной начальницы…
По хозяйски, с гордо поднятой головой, в сопровождении своей «свиты» Маша расхаживала по посёлку.
- Здравствуйте, Мария Александровна! – почтительно кланялась ей соседка, которая каких-то полгода назад нещадно трепала её за волосы и колотила – за украденную картошку. - Не зайдёте ли к нам – по-соседски – баранинки свежей отведать?
- Надьке и Светке – моим сёстрам – занесёшь! – снисходительно отвечала Маша. – И браги – ведро!
- Где же я возьму столько браги? – поражалась пожилая женщина.
- А мне какая на...ать? – хладнокровно отвечала ей Маша. – По мне – ты хоть вы..и!.. Или ты хочешь, чтобы я сама у тебя поискала? Смотри у меня! За мной ведь не заржавеет!..
В феврале Маша родила мальчика, назвав его по новой моде Ёсей. Она даже не пригласила Николая взглянуть на ребёнка. Маша возненавидела своего бывшего возлюбленного, узнав о том, что ей, Волчице, он предпочёл другую – и не такую же, как она, простую девушку, а дочь ненавистного богатея, эту гордячку, эту чистюлю, эту мокрую курицу!
О, как Маша жаждала добраться до неё, вцепиться в её волосы, в её горло, как можно больнее унизить, растоптать, смешать её с дерьмом! И чтобы он увидел, что она из себя представляет на самом деле – визжащая от страха и боли, ползающая у ног Маши, вымаливающая у неё прощения!.. Его-то, Николая, Маша, разумеется, не тронет, оставит у себя – теперь уже навсегда…
… Как-то, вернувшись вечером к себе домой, Николай неожиданно увидел у входа в землянку троих верных «шакалов» Маши. Расположившись на поленнице, те преспокойно курили. Увидев Николая, все трое почтительно встали, с беспокойством глядя на авторитетного Волка.
- А вы чего тут забыли? – холодно поинтересовался тот.
Внезапная догадка осенила его; рывком распахнув дверь, он ворвался в землянку. Тут же к нему бросилась расстроенная мать.
- Коля! – со слезами в голосе вскричала она. – Прости меня, дуру! Не уберегла я девочку!
- Где Ольга? – севшим голосом спросил Николай.
- Они увели её! – расплакалась мать. – Я хотела пойти, сказать тебе об этом, но те, три дурака, никого из землянки не выпускали!..
Не дослушав, Николай выбежал на улицу. Ещё издали он услышал доносящийся из дома Маши её истеричный крик.
Ворвавшись в дом, Николай сразу увидел Ольгу. Полностью обнажённая, та на коленках ползала с мокрой тряпкой по полу, над ней возвышалась разъярённая Маша. Всё тело несчастной девочки было покрыто синяками и следами от ударов плети, по исцарапанному ногтями лицу ребёнка бежали слёзы. Подняв голову и увидев Николая, девочка вскочила и с криком бросилась ему на шею.
- Дядя Коля! – зарыдала она. – Спасите меня! Заберите отсюда!
Николай попытался оторвать ребёнка от себя, но Ольга вцепилась в него мёртвой хваткой так, что Николай даже не мог повернуть головы.
- Ты, дура! – закричал он на Машу. – Ты, что, совсем рехнулась, что ли?! С детьми воюешь?! Ты же сама – мать!
- Да я… ничего! – изрядно струхнув при виде разгневанного Николая (таким Маше ещё не приходилось его видеть!), робко ответила та; от её воинственности не осталось и следа. – Просто, полы нужно было помыть…
- Какая же ты сволочь! – задыхаясь от ненависти, продолжал Николай. – Ты же сама говорила, что полы у тебя моет Катя!.. Ты, сука, тронула Ольгу? Говори прямо сейчас! Если да, то я тебя тотчас же придушу!.. Она тебя трогала? – обратился он к девочке.
- Она меня била, - сквозь рыдания отозвалась та, - и кричала на меня! Мне так страшно, дядя Коля!
- Я ещё посмотрю! – сквозь зубы процедил Николай. – Тебе надо одеться! – ласково обратился он к девочке. – Отпусти меня! Ну же! Олечка, отпусти!
Но та вцепилась в своего спасителя ещё крепче.
- Давай, я её накидной накрою! – мирно предложила Маша.
Откуда-то достав шерстяную материю, она заботливо укрыла ею девочку. – Ну вот! – ласково произнесла Маша. – Теперь тебе не холодно будет, Оленька!.. Витька! – грубо приказала она своему подчинённому. – Возьмёшь её одежду и отнесёшь к ним домой! Понял?
- Слушаюсь! – немедленно откликнулся тот.
… Дома мать, охая и причитая, начала обрабатывать израненную спину Ольги какой-то мазью. Николай швырнул шерстяную накидку в лицо Витьке, и тот поспешно ретировался. Пришедшие на помощь соседки с жалостью глядели на девочку и с уважением – на Николая.
- Когда же всё это кончится?! – тихо плакали они…
Тот только молча скрипел зубами.
… Приближался Праздник Весеннего Равноденствия, или, как его называли по-новому, День Волка. Пашкой, Андрюшкой и Машей по согласованию с Николаем было намечено грандиозное показательное празднество, чтобы ни у кого из сородичей не возникло даже сомнений в полной и окончательной победе нового культа.
По-своему готовился к этому дню и Николай – заполучив в свои руки все Вооружённые Силы, управляя хозяйством Усадьбы, он приобрёл вместе с этим и громадные полномочия, которые широко использовал. Единственным человеком, которого Николай по-настоящему опасался, была Маша: она не посчитала нужным передать ему троих принадлежащих ей волчат, с которыми она не расставалась ни день, ни ночь, и Николай не посмел возразить ей.
У него также было полтора десятка надёжных, преданных ему ребят и молодых мужчин, и теперь он стремительно наращивал их число, готовясь к решительной схватке с ненавистным режимом Пашки. Ежедневно и он сам, и его волчата переманивали на свою сторону всё новых и новых парней, готовых пролить кровь в намечаемом Николаем выступлении. Его подчинённые были разбиты им на «пятёрки», перед каждой из них он поставил свою, конкретную задачу, которая многократно отрабатывалась на ежедневных учениях.
Вначале таких «пятёрок» было три; скоро их стало четыре, а ко дню праздника насчитывалось уже пять. Можно сказать, не Николай вербовал своих людей, а Пашка, Андрюшка и Маша толкали их к нему своей свирепой, необузданной жестокостью, избиениями ни в чём не повинных людей. Семьи многих ребят уже пострадали от тирании Волков, и число таких семейств с каждым днём росло.
В самый последний день перед Праздником был ещё раз разыгран сценарий свержения клики ненавистных Волков. Каждый из парней настолько чётко знал свою задачу, что смог бы выполнить все действия и без участия Николая.
Наиболее опасными соперниками Николай считал Пашку и Андрюшку, и для их ликвидации он выделил по пятёрке ребят. Остальные парни должны были блокировать соперников и обеспечить безопасность деятельности двух основных групп.
Множество раз он репетировал нейтрализацию Пашки с Андрюшкой, выступая в их роли, и несчётное количество раз Николай раскидывал по сторонам своих незадачливых противников. И только в результате многих тренировок Серёжка, Толька и Ивашка с их друзьями научились молниеносно нейтрализовывать Николая и его предполагаемого товарища – Андрюшку.
Николай приказал ребятам: Пашка и Андрюшка должны быть ликвидированы безоговорочно, тут же, на месте; Машу же он запретил трогать.
Удовлетворённый достигнутыми результатами и ничуть не сомневаясь в завтрашнем успехе, Николай вернулся домой поздно вечером. Не успел он сесть за стол, как дверь в землянку распахнулась, и на пороге появился запыхавшийся Витька – один из «шакалов» Маши.
- Матёрый! – выдохнул он. – У Волчицы сын умирает! Она приказала передать: не захочешь ли ты, Матёрый, посмотреть на него в последний раз? Пока он ещё живой?!
Не медля ни секунды, Николай набросил на себя полушубок и, схватив шапку, выскочил на улицу. Едва он вошёл в сени дома Маши, как на него тут же набросилось несколько парней. Накинув Николаю на голову какую-то тряпку, они свалили его с ног, долго и старательно месили его тело ногами, после чего втащили в комнату и бросили на пол.
- Смотри, сука! – выкрикнул Славка, ещё один подручный Маши. – Любуйся!
На полу в углу комнаты сидела... Елена; все её лицо было в синяках, царапинах и кровоподтеках, а обнажённое тело прикрывала всё та же шерстяная накидка…
Маша стояла посреди комнаты.
- Мы нашли её, Матёрый! – торжествуя, произнесла она. – Мои орлы пошли по следу – и вот результат! Твой «без вести пропавший», «Герой Восстания» - Сашка, одним словом - нам всё рассказал! Какая удача, а, Матёрый? И как кстати – как раз накануне Праздника! Она будет главным блюдом, а ты, Матёрый, гарниром! – с нескрываемым удовольствием произнесла она. - Парни, продолжайте!
Те направились к Елене, которая вжалась в угол, со страхом глядя на своих мучителей. Один из них рывком стянул с неё накидку, обнажив сплошь избитое тело – судя по всему, девушку пытали уже не первый день - и за волосы потащил её в середину комнаты. Елена дико, не по-человечески, завыла...
Николая пребольно пнули в ребро.
- Смотри, падло! Глаза не закрывать!
- Представление начинается! – торжественно объявила Маша и обратилась к Елене. – Ты не позабыла, сучка, чему я тебя учила? Или, может, напомнить? Не надо?.. Начинаем! Зрители умирают от нетерпения!.. Ну, покажи же своему ненаглядному, тварь, как ты умеешь любить мальчиков!..
… Всю долгую ночь перед глазами Николая проходили ужасные картины издевательств грязных подонков над девушкой его былой, светлой мечты… Как будто сквозь сон до него доносились истерические выкрики Маши, жалобные всхлипы и стенания Елены, самодовольный хохот её мучителей…
- Ну, что, Матёрый? – склонившись к Николаю и заглядывая ему в глаза, весело спросил Пашка. – Недолго музыка играла, недолго фраер танцевал? А? Ха-ха-ха!..
- А ещё выделывался, сука! – презрительно сплюнул на пол Андрюшка. – Делового из себя корчил!..