Глава 8. Конец рода Старейшины

Лев Ольшанский
Продолжение. Начало см.               
http://www.proza.ru/2010/01/02/494



      Дышать стало легче и веселее  - никто уже не путался под ногами. Новым председателем Чрезвычайной уголовной Комиссии по рекомендации Пашки был назначен Андрюшка. Засучив рукава, тот принялся за работу.

      Первое, что сделал Андрюшка, помнивший о своём недавнем рабстве - перевёл узников из тёплых и светлых помещений в сырую, холодную, неотапливаемую землянку, откуда их не выпускали теперь даже во двор; ко всему прочему, им не давали спать ни днём, ни ночью. Кроме того, он резко, в несколько раз, сократил рацион питания арестованных: дневная порция еды выдавалась им теперь на неделю. Несколько сырых картофелин – на  семь дней…

         Воодушевлённая открывшимися возможностями, к расследованию присоединилась и Маша. Ещё больше, чем загадочное убийство её подруги - Олеси, - Машу волновало таинственное исчезновение Елены, которая олицетворяла в её глазах ненавистное прошлое с его беспросветной нуждой и постоянным голодом. В то время как Андрюшка производил допросы днём, Маша беседовала с подозреваемыми по ночам, и если её товарищ кулаками выбивал из подозреваемых признания, то Маша, напротив, больше действовала лаской, что давало поразительные результаты.

        Раздевшись при арестованном догола, она шокировала допрашиваемого своим внешним видом, что значительно снижало его волю к сопротивлению. Так, на первом же допросе Ваня Деньгин, парнишка её лет, поражённый наготой девушки и размягченный её лаской и участием, внезапно разрыдался - не выдержала его психика, надломленная постоянными побоями, недоеданием и недосыпанием.

        Всхлипывая, положив голову на оголённые колени Маши и вдыхая в себя её сладостный женский аромат, он рассказал, что в день восстания к Старейшине для чего-то приходил её товарищ – Николай Дергачёв – и вёл с ним длительный разговор. Та внимательно слушала признания мальчика, ласково поглаживая его по голове и скармливая ему хлеб по крошечному кусочку.

        Несмотря на то, что внешне девушка оставалась совершенно спокойной, её бросило в жар. Не может этого быть! Как?! Её Николай, бывший для неё когда-то чуть ли не Богом – предатель?! Как же теперь жить и во что ей верить?!.. А не выдумал ли всё это Деньгин?.. Подробно расспросив обо всём, что тот видел и слышал, Маша приказала ему хорошенько держать язык за зубами – для его же блага – и отправила обратно в землянку.

      Допросы продолжались; точно такие же показания давали и другие арестованные. Особенно быстро и охотно признавались молодые парни: они были способны противостоять грубому напору Андрюшки, но оказались совершенно беззащитны перед обаянием ласковой, обнажённой девушки. Тех же, кто не ценил её хорошего отношения и упорствовал, утаскивали с допроса с выбитыми зубами, переломленными пальцами рук и прочими увечьями...
      В конце концов Маше пришлось поверить в то, что предательство Николая - правда...

       Казалось, будто мир перевернулся в её глазах... Что же ей теперь делать? Рассказать обо всём товарищам? Но ведь она и раньше знала о дружбе Николая с Князевыми! Маша старательно создавала из своего возлюбленного образ хищного, жестокого Волка, настоящего Матёрого – и что же, ей самой придется его разрушить?.. Ни за что! Николая тогда казнят, а она останется совершенно одна, без его поддержки, без всякой опоры...

       Избавившись от Матёрого, Волки примутся тогда за неё... Следующей жертвой будет она, Маша... Нет, пусть будет то, что будет, но пока что она – не враг сама себе!..
       Но и Николай тоже хорош! Как говорится, сколько волка ни корми, а он всё в лес смотрит! Вначале – дружба с Князевыми, а теперь ещё и его непонятный, ничем не объяснимый визит к Старейшине...
   
     Справившись с собой, она объяснила подследственным, что посещение  Николаем Старейшины им приснилось, почудилось, привиделось, и что для них самих было бы лучше навсегда забыть об этом, как о кошмарном сне...
 
    В конце концов, практически все арестованные дали Андрюшке показания о том, что убийцей Олеси являлись отец с сыном Купчины, и приводили в доказательство согласованные свидетельства. Стоило это Маше совсем недорого – одну булку хлеба и немного мяса. Ну, и совсем чуть-чуть – женской ласки напополам с неимоверной жестокостью.

       Получив такое признание, девушка принялась за самого Старейшину. Тот рассказал, что Дергачёв приходил к нему в день восстания и предложил сложить оружие без боя, чтобы избежать кровопролития. Маша подумала, что такое объяснение вполне подойдёт для Волков, если ей придется защищать от них Николая, но сама она прекрасно понимала, что в нём нет ни слова правды. Сколько она ни убеждала Старейшину, что действует заодно с Дергачёвым, сколько ни билась с ним – тот молчал,  несмотря на все пытки.
     Зубы старику, конечно, теперь были совсем не нужны. Всё равно, есть ими было нечего.

      Не довольствуясь допросами арестованных, Маша принялась за свободных жителей посёлка в поисках сочувствующих классовым врагам, в чём также добилась немалых успехов. Начала она с мужчин, согласившихся совместно со Старейшиной защищать посёлок от нападения Волков в октябре. Обычно Маша врывалась в землянку посреди ночи и тут же устраивала допрос с пристрастием. Человеку вменялось в вину его согласие выступить с оружием в руках против народных заступников – Волков, - и от него требовали назвать новые имена. Если тот упорствовал, его тут же пытали, избивали его жену, насиловали дочерей, забирали съестные припасы и имущество…

      С особым удовольствием Маша допрашивала Катьку – бывшую возлюбленную Пашки. От неё Маша узнала немало интересных сведений: и о том, как та с детства тяготела к богатеньким,  и о том, что Катя подружилась с Пашкой исключительно ради того, чтобы вовлечь того в преступную связь с богатеями…
      
    В надежде избежать пыток, Катя со всеми интимными подробностями рассказывала бывшей подруге о своих тайных встречах с Николаем Князевым; та довольно улыбалась.

          - Рассказывай дальше! – требовала Маша, когда девушка замолкала. – Что у вас было ещё? Ну!..

     Знала она, прекрасно знала, что никаких встреч Кати и Князева никогда не было!.. Тем интереснее ей было слушать…

         - Ну, как? – ухмылялась она, перебивая Катю. – Вкусные были яйца, миленькая моя подруженька? А курицей ты, случайно, не подавилась? Ха-ха-ха!..

     Но более всего Маше нравилось выслушивать свидетельства Катьки о том, как та строила интриги против неё самой и против её суженого – Николая.

            - Да! – рыдала Катька. – Признаюсь: я давно решила сгубить Павла!. Я всегда мечтала о том, чтобы завладеть твоим мужем! Я, Маша, вечно строила против тебя всяческие козни! Это я – я! -  убила нашу подругу – Олесю! Это я спрятала Елену! Что ты, Маша, ещё хочешь от меня? Я во всём сознаюсь, я всем расскажу об этом, только не пытай меня, пожалуйста, больше!..  Машенька! Миленькая! Родненькая!.. Я всё-всё расскажу, всё, что ты хочешь, только не мучь меня больше, пожалуйста!..

      Ещё хуже приходилось жёнам и детям арестованных богачей – Маша превратила их жизнь в ад. По её предложению, женщины с детьми были возвращены в свои же дворы и поселены в стайках со скотом, за которым они теперь были обязаны ухаживать. Эта мера, по мнению девушки, должна была ещё больше их унизить. Хуже того: в любое время  дня и ночи к ним, в стайки, мог ворваться любой желающий и сколько угодно глумиться над беззащитными людьми...

       Целиком посвятив себя служению народу, Маша не щадила ни себя, ни других... И только Николаю удалось отстоять брата и сестру Елены, и те продолжали жить у него в землянке.

            - Это – никакие не угнетатели и не кровопийцы, а всего лишь дети! – жёстко заявил он. – И я буду стоять за них, как за своих собственных братьев и сестёр! И если ты, Маша,  посягнёшь на них, будешь иметь дело со мной!

      Время от времени к нему тайно, по ночам, приходил из леса Сашка. Он рассказывал, что Елена ни в чём не испытывает нужды и очень благодарна Николаю за своё спасение, а также просит, чтобы её навестили он, Николай, а также её мама, сестра и брат. Тот только горько усмехался в ответ и просил передать, что о встрече не может быть и речи и нужно ждать до лучших времен. Уходил Сашка с мешком продуктов и кое-чем из тёплой одежды. Отвечая за ведение хозяйства в Усадьбе, Николай, естественно, не сидел голодным сам и не давал голодать ни Елене, ни её брату и сестре, ни её матери.

     Много раз Алевтина Федоровна уговаривала Николая рассказать ей, где скрывается Елена, но тот отмалчивался, опасаясь, что женщина может - пусть нечаянно, случайно - проговориться.

      И как же он корил себя, когда однажды утром узнал о том, что этой ночью, по инициативе Маши, были арестованы все жёны богатеев! Женщин и их мужей теперь истязали и день, и ночь, и из здания бывшей школы слышались уже не нарочитые, как это было при Яшке, а самые что ни на есть настоящие вопли допрашиваемых.

       «Выдержат или не выдержат?» - мучил себя вопросом Николай. Ах, если бы только он знал об этом заранее! Тогда он мог бы отвести в лес, к дочери, и мать Елены... Но кто мог знать, что всё кончится так ужасно?!

      Николай и не подозревал о том, что все компрометирующие его показания, которые Маше удалось выбить из истязуемых людей, она сохранила в себе. Опасаясь, как бы обо всём этом не узнали Андрюшка и его товарищи, она начала настаивать на скорейшей расправе над арестованными. Для этого на Святилище была сооружена виселица особой конструкции.
    
      В начале декабря состоялась публичная казнь врагов трудового народа. На белый свет вытолкали 12 полуживых людей (треть арестованных умерла от пыток, побоев и истощения) и погнали их к бывшему Святилищу Овна (ныне – Волка). Страшно похудевшие, полураздетые,  ступая босыми ногами по снегу, падая и с трудом поднимаясь, мужчины и женщины слепо щурились на солнце и тряслись от лютого холода. До неузнаваемости одряхлевший и поседевший Старейшина отыскал среди стоящих Волков Николая и устремил на него вопрошающий взгляд; тот едва заметно кивнул головой.
      
        - Спасибо вам, люди добрые! – прошамкал, поклонившись народу, старик – все его зубы были выбиты…
   
     Когда был зачитан обвинительный приговор, на шеи осуждённых надели верёвки; заскрипел ворот, и верёвки начали натягиваться, поднимая на высоту людей...

... Сжав зубы, Николай наблюдал, как убивают отца и мать Елены, всех её родственников... В этот момент он поклялся самому себе во что бы то ни стало освободить народ от тирании ненавистных Волков и добиться того, чтобы Елена была избрана Старейшиной – эта должность принадлежала ей по праву.


*            *              *


     Вскоре после казни Старейшины и его родственников Маша навестила Николая. Одетая в снятый с кого-то тёплый полушубок, в шали из козьей шерсти, Маша, изрядно раздобревшая, с выпирающим вперёд животом, спустилась – подобно тому, как боги спускаются с небес на грешную землю – в его скромную обитель.

        - Фи, какая вонь! – вместо приветствия произнесла она, презрительно сморщив свой острый носик. - Как ты здесь живешь?

     Поддав ногой, она перевернула горшок, в который, по обычаю односельчан, ходили малые дети, не имевшие тёплой одежды. Точно в таких же условиях выросла и сама Маша, и просто поразительно, как быстро она сумела забыть об этом!

     Младшие братья и сёстры Николая, затихнув, скучились в углу, с испугом глядя на строгую тётю.
     «Хорошо, хоть матери дома нет! – весело подумал он. – А то бы она закатила скандал!»

        - А ты чего стоишь, ша-ла-ва? – холодно и презрительно обратилась Маша к Ольге  Тиуновой, стоящей рядом и с ужасом смотрящей на мучительницу и убийцу её родителей.
- Вытирай давай, сука! – пронзительно закричала Маша и резко замахнулась на девушку рукой.

     Та, перепуганная, вся трясясь от страха, стремительно бросилась выполнять её приказание.

        - Отдай её мне – на пару-тройку деньков! – потребовала Маша.

        - Она – ещё ребёнок! – напомнил Николай.

     Маша по-хозяйски, не обращая никакого внимания на девочку, ползающую возле её ног с тряпкой в руках, прошлась по землянке.

        - А ты хорошо устроился, Матёрый! – насмешливо произнесла она. -  Укрылся за тихой и спокойной хозяйственной должностью, нагуливаешь себе жирок, а кто будет выполнять грязную работу по устранению врагов народа? Боишься запятнать себя чужой кровью, хочешь остаться чистеньким? Не получится, Матёрый!.. Чего ползаешь, дрянь долбанная, как сонная муха! –  пронзительно закричала она на Ольгу. – Шевелись давай, сучара! Кому сказано? Ну!

        - Не кричи на ребёнка! – предостерёг её Николай. - Или сейчас же вылетишь на улицу!.. Понимаешь ли, - поднявшись со своего места, продолжал он, - забота о народе выражается совсем не в том, чтобы болтать об этом на каждом углу. Совсем нет! Забота о благе народа заключается в том, чтобы тот жил хорошо, удобно, спокойно и даже и не подозревал о том,  какими усилиями со стороны руководства это удаётся!..

       Не веришь? На, вот, почитай! – он указал Маше на книгу, лежащую на столе. Округлив глаза, та с удивлением выслушивала его речь, довольно странно звучащую в устах необразованного парня; на книгу она даже не взглянула.

        - Прекрати! – раздражённо перебила она его. – Что ты мелешь, идиот! Торчишь тут в своей землянке, а в посёлке такие дела творятся!.. Досидишься: не сегодня-завтра тебя повесят – твои же товарищи!

      Маша с жалостью посмотрела на своего бывшего возлюбленного.

        - О, как же я ошиблась в тебе! – простонала она. – Хотела ведь, дура, отбить Петра у Олеськи, да  тут ты подвернулся – такой герой, посмотрите-ка на него!.. Тьфу на тебя! Прощай! – она направилась к выходу. На этот раз Маша на Ольгу даже не взглянула, а обошла её.

        - Знаешь, - Маша повернулась к Николаю, - а ведь ты прав! Эти болтуны, эти мерины просрут  всё на свете! В посёлке – бардак, каждый мелкий выскочка корчит из себя невесть кого и творит, что хочет!

        - Знаю, Мария! – спокойно ответил тот.

        - Так если знаешь, - вспылила она, - какого хрена ты торчишь в этой помойной яме? Давай, - понизив голос и приблизив лицо к Николаю, предложила она, - пошлём всех на три буквы и возьмём власть в посёлке – ты и я! Вместе мы – сила! Остальных, - усмехнулась девушка, - мы с тобой, Матёрый, уничтожим! И у нас с тобой будет ребёнок! Подумай о его будущем, Николай!

        - Я уже имел удовольствие жить с тобой, Маша! – как можно мягче постарался ответить тот. – Но тогда ты почему-то не думала ни обо мне, ни о будущем ребёнке…

        - Теперь у нас всё-всё будет по-другому! – торопливо заговорила та. – Я буду заботиться о вас! Соглашайся, Николай! Я ведь изменилась! А полы моет у меня Катька… Главное для меня  будет – семейная жизнь! Ну, мой хороший, мой миленький, соглашайся, а? А хочешь, я навсегда останусь здесь, в твоей землянке? Вспомни, как нам было хорошо друг с другом! – лихорадочными движениями Маша начала расстёгивать пуговицы на полушубке. – А ну, брысь отсюда! – повернулась она к Ольге.

        - Не надо, Мария! – остановил тот её движением руки.

        - Но почему? – с невыразимой мукой в голосе спросила та.

        - Здесь довольно холодно; боюсь, что ты можешь простудиться...

     Пощёчина обожгла его лицо.

        - Подонок! – в ярости вскричала Маша. – Ублюдок! Мерзкая тварь! Никто ещё не оскорблял меня так!

      Вновь застёгивая пуговицы, она бросилась к выходу, но опять остановилась.

        - Я знаю, - в ярости выкрикнула Маша, - это-  ОНА! Помнишь, я обещала тебе, что выпущу ей кишки и заставлю её умываться своей собственной кровью? Ты не забыл этого, Матёрый?

        - Я это очень хорошо помню, Маша.

        - Постой! – воскликнула та, едва не задохнувшись от внезапной догадки. – Уж не Елена ли Прекрасная твоя возлюбленная?

     Николай молчал.

        - А ты что-то побледнел! – насмешливо произнесла девушка. – Смотри, Матёрый,  всё сходится! Кто-то предупредил Елену о том, что мы решили выкрасть её из Храма Овна – и она сбежала; кто-то сообщил ей о том, что мы решили напасть на Усадьбу – и она исчезла! И этот «кто-то» так же нежно и заботливо оберегает её сестру и брата!

       - Ты придумала всё это, Маша, - смущённо произнес Николай, - чтобы досадить мне...

       - Я? Придумала?! А где ты был в тот день – день восстания – когда мы ходили втроём с Олесей в поселок? Ты ведь не ждал нас там, на пригорке, ведь так? Я видела, как ты возвращался из посёлка! Где ты был, Матёрый, скажи! Уж не у Старейшины ли в гостях? С Еленой в обнимку? А?

       - Просто, я ходил в кустики, по личной надобности...

       - Обделался, что ли, - насмешливо отозвалась Маша, - от страха за Старейшину и его дочь?.. Тогда о чём вы перемигивались с ним перед тем, как его казнили? Я ведь уже давно слежу за тобой, Матёрый!

       - А ты не знаешь, - вопросом на вопрос ответил тот, - кто убил Олесю?

       - Так это твоих рук дело! – убеждённо произнесла Маша. – Она видела, как ты ходил к Старейшине, и ты, сука, избавился от неё! И я даже подглядела, как это выглядело, так сказать, в натуре!.. Ну, что, рассказать мне об этом или нет?

     Воцарилось тягостное молчание. Ольга, раскрыв рот, со страхом смотрела то на Николая, то на его гостью.

       - О чём задумался? – с торжествующим смехом спросила Маша. – Как половчее выкрутиться, что ещё соврать? Не выйдет, Матёрый! Знаешь ли ты: все арестованные признались, что ты приходил к Старейшине в день восстания!

       Ты, Матёрый, предатель! И тебе - крышка! Я давно уже замечаю за тобой какую-то непонятную, подозрительную тягу к богатеньким! То ты дружишь с Князевыми, то с Тиуновыми! Уж не один ли ты из них? А? Хочешь, я дам тебе дружеский совет? Готовь себе верёвку покрепче и вешайся этой же ночью!

        - Совсем недавно, - негромко заговорил Николай, - казнили наших товарищей. А какие были орлы! Не чета тебе, а, Маша? Признайся: ты ведь самая слабая из всех нас! И держишься ты, «Волчица», - с иронией произнес он, - только благодаря мне – мне и моим волчатам! И если ты посмеешь бросить мне вызов, все поймут, что ты осталась без моей поддержки, что ты – беззащитна, и вместо меня на верёвке болтаться будешь ты! И, похоже, к этому дело и идёт. Не зря ведь ты пришла ко мне! Что-то случилось! Что? Говори!

        - Петька сказал, - притихшим голосом ответила та, - что ему надоело выслушивать на меня жалобы, и пора положить этому конец. Он сказал, что завтра же поставит перед Советом Волков вопрос обо мне... А ты знаешь, Николай, чем это кончается...

         - И ты не придумала ничего умнее, чем потащить и меня вместе с собой? – Николай от возмущения не находил слов. – С этого и надо было начинать! А то пришла, раскричалась, детей вон перепугала!

     Маша виновато шмыгнула носом.

        - Ладно, так и быть, - решил Николай, - скажу Петьке и Пашке, чтобы тебя не трогали. Что осознала, мол, и всё такое прочее. Но и ты прекрати свои фокусы, Мария! Подожми хвост и сиди у себя дома! Поняла? И не мели языком всякую чушь! Ты должна понимать, что все твои предположения о моих связях со Старейшиной не стоят и выеденного яйца – по той простой причине, что они без –до – ка –за – тель –ны! Ты их просто выдумала, чтобы отомстить мне за то, что я ушёл от тебя! Так это или не так?

       - Так, - покорно ответила та.

       - Всё! Иди! Ты отняла у меня слишком много времени! И в баню сходи – хотя бы раз в жизни!..

     Дверь хлопнула. Потирая ушибленную щеку, Николай начал листать книгу; найдя нужное словосочетание, с удовольствием произнес его вслух:

        - Политическая проститутка!