Продолжение. Начало см.
http://www.proza.ru/2010/01/02/494
Между тем, приближался очередной Праздник Овна, и всему роду было объявлено, что Елена Тиунова назвала себя Его Невестой.
Ровно за сорок дней до знаменательного события Елена была препровождена сородичами в выстроенный на Святилище Храм Овна, где, находясь под присмотром благообразных старушек – Его служительниц, она должна была подготовиться к тому, чтобы предстать перед Ним достойной Его Невестой. Елене внушалось, что для неё это – высокая честь, самый главный праздник всей её жизни, что ей нужно навсегда забыть обо всем земном и оторваться от него. Её угощали превосходными кушаньями, натирали её тело благоухающими мазями, наряжали в лучшие одежды...
К этому времени товарищи Николая были полностью захвачены идеей взятия власти в поселке, причем, каждый из них руководствовался своими собственными мотивами.
Петька и Пашка рвались к власти; Ванька, Мотька и Сенька мечтали о том, что не станет ни бедных, ни богатых, и все люди будут равны; Филька, напротив, стремился разбогатеть. Ну, а Лёвка с вожделением представлял себе, что все девушки посёлка станут для него доступны.
Николай же рассчитывал, в случае успеха, получить больше шансов на руку его несбыточной мечты - прекрасной Елены. И только Фомка откровенно сомневался в успехе их затеи, за что и был в шутку прозван товарищами «неверующим».
К концу лета Волки настолько осмелели, что решили устроить демонстрацию своей силы. В один из вечеров нестройная, галдящая толпа, состоящая из шести десятков подростков и взрослых парней, двинулась к Усадьбе, и её обитатели вдруг поняли, что практически беззащитны перед этой грозной, неуправляемой стихией.
Игравшую рядом с домами детвору, а также юношей и девушек как ветром сдуло. Расположившись в центре улицы, Волки (среди которых был, естественно, и Николай) уселись в круг и задымили самокрутками; волчата резвились рядом. В течение часа мирную деревенскую идиллию нарушали жизнерадостные возгласы и вопли подростков, носящие откровенно вызывающий, непристойный характер, и хозяева домов, чувствуя опасность, исходящую от этого сборища, пытались найти с ними общий язык, но тщетно: ребята игнорировали их обращения.
В конце концов, выступивший перед молодежью Старейшина призвал парней, ради Овна, разойтись по домам; те же, подбрасывая в руках принесённые с собой булыжники, начали дружно и весело скандировать:
Хлеба, мяса, молока,
Брагу, девок, табака!
А не дашь, ядрёна вошь,
По другому запоёшь!
Это было неслыханно, необычайно дерзко, и хозяева домов решительно не знали, как им поступить. Выступить с оружием в руках против своей же, деревенской, ребятни? Это было бы и смешно, и глупо: те могут со смехом разбежаться, а потом появиться снова; что же, теперь гоняться за ними до глубокой ночи, а то и до утра? Дети, когда они вместе, – не покорные и забитые взрослые - они своенравны и задиристы, слов не понимают, и с ними очень трудно договориться.
Кроме того, те могут начать бросаться камнями, а ночью подпалить дома, сено, хлеб на корню, угнать коров и овец... Чего с них возьмёшь, с этих безответственных созданий? И жалкая кучка воинов, вооружённая копьями, окажется беззащитной перед сворой подростков с булыжниками в руках…
С огромным трудом отцы семейств удерживали пылающих негодованием юношей от их жгучего желания выступить с оружием в руках и дать решительный отпор обнаглевшему отребью, а их взрослые дочери сгорали от стыда за своих мужчин, не способных оказать хамам достойное сопротивление.
И вот, по распоряжению Старейшины, то из одного, то из другого дворов начали выходить хозяйки, несущие вымогателям требуемое. Получив своё, Волки и волчата не спеша, с достоинством, удалились.
После этого парни не отваживались больше проводить подобные мероприятия, справедливо рассчитывая на негостеприимный приём: то, что «прокатило» один раз, могло не сойти с рук во второй. Зато они преспокойно, не обращая внимания на протесты и уговоры охраняющих стада односельчан, забирали себе с пяток – с десяток овец и доставляли их в лес - в качестве запаса продовольствия.
Возмущённые рабским положением Андрюшки, Волки явились в дом Князевых и забрали оттуда их друга, вместе с его братьями и сёстрами.
- Ничего он ТЕБЕ больше не должен! – пьянея от осознания собственной силы, нагло заявил Пётр хозяину. – Скажи ещё спасибо, что твою усадьбу мы не сожгли! За это ты даёшь нам пару овец! А нет – сами возьмём!
Более того, в самый канун Праздника Волки решили выкрасть Елену Прекрасную из Храма Овна и принести её в жертву Волку.
... С глубокой грустью воспринял Николай неожиданное сообщение о том, что Елена добровольно решила стать очередной жертвой культа. Окончательно похоронены все его мечты об этой божественной девушке! Отныне ему никогда уже не суждено любоваться прекрасным лицом Елены, наслаждаться её обаянием, её медовым голосом, её чистым, благоухающим телом! И его удел – низкая, плотская «любовь» с Машей, после которой он чувствовал только стыд и разочарование.
Подозревая, что виновником принятия Еленой такого решения был её отец, Николай, сжав зубы, с удвоенной энергией готовил боевиков к предстоящей решительной схватке с зажиточными односельчанами – с этой обособившейся кастой зажравшихся сородичей. Захваченный общим настроением, он с нетерпением ожидал начала выступления.
И, вместе с тем, Николай пришёл в негодование, услышав о том, что Волки решили подвергнуть Елену жестокой и унизительной процедуре посвящения её в Невесты Волка. Уж лучше пусть она достанется добровольно выбранному ею Жениху, чем озверевшей волчьей стае! Он не мог допустить и мысли о том, что божественного тела Елены будут касаться грязные тела похотливых ублюдков!..
Сославшись на болезнь матери (что было сущей правдой), Николай покинул друзей, находившихся в лесу, и отправился к посёлку.
Цепляясь за неровности бревенчатой кладки, Николай поднялся на второй этаж Храма Овна. Ухватившись за подоконник, он перебросил через оконный проем своё тело, и очутился перед Еленой, сидящей за освещённым огнём свечи столом.
Девушка испуганно отпрянула от него.
- Что Вы хотите? – с тревогой спросила она. – И по какому праву Вы ворвались сюда?
Николай, склонив голову, приложил руку к груди:
- Простите меня за моё вторжение! Поверьте: я никогда не посмел бы явиться сюда, если бы не важные обстоятельства... Да, я не представился: я – Николай... Дергачёв..., наверное, Вы меня уже не помните...
Некоторое время Елена молчала, отвернувшись к окну.
- Не помню ли я Вас? – поднявшись, произнесла она с горечью. – Да я думала, мечтала о Вас каждый день, каждое мгновенье! Для меня было бы величайшим счастьем находиться рядом с Вами..., но мой отец отказал мне!.. И я решила: лучше я стану Невестой Овна, чем женой нелюбимого, ненавистного мною человека!
Николай опустился на колени перед девушкой.
- Елена! – воскликнул он. – Прошу, умоляю Вас: станьте моей женой! Поверьте: я люблю Вас так, как никого больше не смогу полюбить!
- Этого уже не нужно! - с грустной улыбкой ответила она. - Я дала слово и отныне я – Невеста Овна!
Николай поднялся.
- Вы никогда не станете Невестой Овна! – мрачно произнёс он. – Уже, может быть, сейчас сюда движется толпа озверевших парней.., моих товарищей... Вы будете схвачены и замучены до смерти! Поверьте: я знаю их лучше, чем Вы!
- Я – в Вашей власти, Николай! – спокойно ответила та.
- Идёмте отсюда! – решительно произнес он.
Они остановились невдалеке от Усадьбы.
- Прощайте, Елена! – с грустью сказал Николай. – Вы были для меня мечтой..., но Вы только что отказали мне!.. Знайте же! – вскипая в душе, проговорил он. – Никакого Овна больше не будет, поняли? А будет – культ Волка ... и Волчицы! – вспомнив о Маше, добавил он. – Вы отдали себя какому-то бестелесному духу, Вы предпочли его мне – любящему Вас человеку! Да, я беден, в Ваших глазах смешон..., но я люблю Вас! Способен ли так же любить Вас Ваш Овен?!
Прекрасное имя – Елена! – тихим голосом продолжил он.
Надежда моя и мечта...
Отдал бы богатства Вселенной,
Чтоб быть мне достойным тебя!
Потупив взор, Елена молчала.
- Скажите, - подняла она голову, - это не ваши друзья убили Надю Князеву?
Пришла очередь Николаю опустить голову.
- Я так и знала! – гневно воскликнула девушка. - Прощайте! Я, конечно, благодарна Вам за моё спасение, но, простите, сейчас я не желаю Вас видеть!
Круто повернувшись, Елена пошла к своему дому.
- Желаю Вам счастья! – растерянно произнёс Николай и, повернувшись, медленно зашагал в сторону своей землянки.
Этой же ночью разъярённые Волки, не обнаружив в Храме Овна Елену, спалили его дотла.
* * *
Очередного Праздника не получилось: встревоженные необъяснимым исчезновением Нади Князевой и варварским сожжением Храма Овна, зажиточные сородичи прочно окопались в своих домах, выставив посты. Слава Овну – среди жителей посёлка они нашли некоторое количество своих сторонников, готовых, если потребуется, с оружием в руках защищать прежнюю веру и порядок от распоясывавшейся молодежи, этих тунеядцев и лодырей.
С другой стороны, несколько десятков парней обосновались в глухом лесу, разбив там лагерь. Теперь, после окончания уборки урожая, ничто не мешало ребятам оставить своих родных и объединиться с друзьями в единое целое – сильное воинство, спаянное крепкой мальчишеской дружбой. Посёлок практически обезлюдел и выглянул покинутым его жителями.
В ряд стояли шалаши, на кострах готовилось мясное варево, в загородках блеяли овцы. Волки проводили усиленные тренировки подростков, отрабатывая у них навыки обращения с копьём. Всей жизнью лагеря руководили Петька и Пашка, дисциплина
господствовала железная. Каждому из ребят Волки доходчиво объяснили, что если кто-нибудь из них вздумает сбежать и трусливо отсидеться дома, в любом случае – победы, поражения ли – будет ими казнён; тот же, кто наиболее отличится в бою, получит достойную награду. И, вместе с этим, Волки всемерно поддерживали у волчат боевой дух.
В свободное от учёбы и повседневных занятий подростки маршировали вдоль леса. И даже из посёлка можно было услышать разухабистое:
С деревьев листья облетают
(прямо наземь),
Пришла осенняя пора,
(ёксель-моксель).
Ребят всех в армию забрали
(хулиганов),
Настала очередь моя
(главаря)!
И вот сказали мне ребята -
Мишка, Толька -
Явиться поутру в сосняк
(рано утром, можно позже,
с сухарями, кружка сбоку).
Маманя в обморок упала
(с печки на пол, вверх ногами),
Сестра сметану пролила
(тоже на пол. Вот растяпа!)
Первое время к ребятам приходили их отцы, матери и старшие братья с намерением вернуть будущих воинов домой. В таких случаях перед нежелательными посетителями выстраивалась плотная, ощетинившаяся пиками, шеренга, которая решительно надвигалась вперёд с задорным пением:
Друзья, маманю подсадите
(взад на печку, как и было),
Сестра, сметану подлижи
(языком и снова в крынку).
А я, молоденький парнишка
(лет семнадцать, двадцать, тридцать,
может, больше, я не помню),
В лес сосновый подался
(прямо с места и в кальсонах).
За мною вслед бежит Аксинья
(жопа толста, морда синя)
В больших кирзовых сапогах
(на босу ногу, чтоб не жали).
За нею следом Афанасий
(семь на восемь, восемь на семь)
С большой оглоблею в руках
(длину мерять)!
Посрамлённые посетители вынуждены были ретироваться с места столкновения. Непрошенных гостей оттесняли подальше от лагеря, обещая в следующий раз хорошенько поколотить, а наиболее настырных – проткнуть копьем.
Однажды к шалашам приблизилась группа вооружённых людей – представителей Старейшины. Из встретил дружный, оглушительный свист и улюлюканье. Остановившись поодаль, непрошенные гости потребовали подойти к ним кому-нибудь из старших парней. Петька и Пашка, улыбнувшись и подмигнув товарищам, вразвалочку направились к визитёрам; остальные ребята с весёлой насмешкой смотрели на нежданных пришельцев.
Вскоре подозвали и Николая. Князев, увидев тёзку, кивнул ему; тот же от стыда готов был сквозь землю провалиться: пусть не он сам - его друзья, - но всё же они зверски замучили и убили сестру Князева. Знал бы тот, с кем дружит – с убийцей!..
- Вам абсолютно ничего не будет, - продолжал начатый разговор рослый мужчина средних лет – брат Старейшины. – Распускайте детей по домам, к их отцам и матерям, не подвергайте их смертельной опасности! Понимаем – захотелось поиграть в войну; сами когда-то такими были. Но всему есть предел! Поиграли – и хватит! Расходитесь по своим землянкам! А для вас, троих, если захотите, у нас есть особое предложение. Поступайте к нам на службу! Делать вам ничего особенного не придётся – будете охранять дома, посевы, скот; положим хорошее жалование. Соглашайтесь, ребята!
Николай взглянул на друзей: Петька смотрел на собеседника с насмешкой, Пашка стиснул зубы, а его лицо побледнело, что означало наивысшую степень волнения.
- Сколько заплотите? – заложив руки за спину, хриплым голосом спросил он.
- Хорошо заплатим! – торопливо заговорил мужчина. – Будете кататься, как сыр в масле! Дома вам со временем поможем выстроить! Ни в чём отказа не будете знать! Все лучшие девушки посёлка будут ваши!
- Это хорошо! – ответил Пашка. – Я согласен!
Мужчина просиял.
- Ну, а вы? – обратился он к Петьке и Николаю. – Вы тоже согласны?
- Только ты это, слышь, - продолжал Пашка, - поцелуй меня в жопу!
Мужчина, переменившись в лице, резко отстранился.
- Подонок! – сквозь зубы гневно процедил он. – Ты ещё ответишь за свои слова, щенок!.. Идёмте! – приказал он сопровождающим его людям.
«Парламентёры» повернулись и отправились восвояси. И опять тишину леса нарушили оглушительный свист и улюлюканье ребят. Пашка, не разжимая зубов, с ненавистью смотрел визитёрам вслед.
Каждый вечер Маша и Николай, отойдя на пару сотен шагов от поляны, уединялись в зарослях шиповника.
- Знаешь, - как-то, лёжа на спине с заложенными за голову руками, произнесла она, - а ведь я – беременна! От тебя! И у нас с тобой, Коленька, будет ребенок!
Он медленно поднял её кофту, бережно погладил рукой круглый живот и припал к нему губами.
- Маша! – на секунду оторвавшись от женского тела, смущённо произнёс Николай. – Скажи, а почему Катя и Олеся не беременели? А ты забеременела сразу?
- Потому что они не уверены в своих мужьях и применяли безопасную любовь! – усмехнулась та. – В отличие от меня!
Будучи глубоко благодарным своей подруге, он, склонившись, перебираясь всё ниже, зарывшись носом в кудряшки волос, нежно целовал мягкие, горячие бёдра, и от густого запаха родной женщины у него кружилась голова. Николай боялся только, что Маша начнёт смеяться над ним и над его внезапным проявлением нежности, но Маша не смеялась – она так же нежно и ласково теребила волосы на его голове.
- Ты – мой любимый муж! – шептала она. – Я твоя жена!
- Маша! Я люблю тебя! – подняв голову, в порыве чувств признался он.
- Я тебя - тоже! – отозвалась девушка. – Я так благодарна тебе за всё, мой хороший, мой ненаглядный! Знал бы ты, как я тебя люблю! Только, знаешь, мне иногда становится страшно с тобой! Я боюсь, что ты когда-нибудь предашь меня!.. Не спорь! Я это чувствую! А, пусть – всё равно!.. Идём! Кажется, дождь начинается!
Соскочив с места, она побежала к лагерю; Николай последовал за ней.
В эту ночь ему приснился странный сон. Будто бы он стоит в наряде Старейшины; на его голову надета маска Овна. Рядом с ним Елена – его невеста. Вокруг гости – много гостей, и почему-то все смеются над ним и показывают на него пальцем. Он, недоумевая, оглядывает себя: может быть, что-то не в порядке с одеждой? Но нет, всё нормально, и он поворачивается к Елене, но и та смеётся вместе со всеми - аж заливается; возле Елены Николай замечает Надю Князеву, которая тоже покатывается от смеха.
«Почему – Надя? – не понимает Николай. – Она же умерла!»
«А мы все умерли! – словно слыша его, весело смеясь, отвечает та. – Один ты – живой! Иди к нам!»
Рядом с собой он видит Петьку и Пашку. Одетые в нарядные костюмы, они выглядят странно и непривычно. Николай подозрительно смотрит на них – уж не смеются ли и они вместе со всеми? И точно: Петька скалится зубами, торчавшими из оголённого черепа, Пашка тянет к нему костлявую, лишённую мяса и кожи, руку. Николаю становится страшно, и он поворачивается к Елене: та заливисто хохочет, и на её губах и зубах он видит человеческую кровь... Ему хочется убежать, но ноги не слушаются его...
... Перед ним – уже не гости, а его верные волчата, которые со страхом смотрят на него. «Не бойтесь! Я свой!» - хочет крикнуть Николай, но язык ему не подчиняется. «Тебе сказано – сторожить, так не рассуждай!» - сердится Пашка. Набросившись на ребят, Пашка начинает размахивать своими пудовыми кулаками; Петька колет парней копьём. «А ты чего стоишь?» - опять ругается Пашка. Николай ногой бьёт Сеньку в челюсть и склоняется над ним.
Но, оказывается, это не Сенька, а Маша. Он поднимает её кофту и видит огромный выпирающий живот. Взяв нож, Николай вводит его в живот Маши, из которого с хохотом выскакивает Старейшина. «За сколько купил – за столько и продаю!» - радостно сообщает он Николаю и убегает. Тот чешет в затылке: «При чём тут «купил», «продаю»? – мучительно раздумывает он...
И вот уже они с Петькой и Пашкой идут по полям Старейшины, Елена держит его под руку. Вокруг них – сотни, тысячи человек, и он видит только их согнутые спины. Петька хлещет плёткой пожилую женщину, и Николай узнаёт в ней свою мать. «Никому не говори, что ты – мой сын! - шепчет она ему. – Иначе и тебе, и мне – смерть!» В его руке – лук, и он целится из него в мать. «Чего стоишь? – орёт Пашка. – Стреляй! Стреляй!»
- Вставай! – услышал он голос Петьки, который тряс его за плечи. – Чего спишь? Обед уже скоро! Посовещаться надо!
С трудом отходя от кошмарного сна, Николай сел и вслед за Петькой вылез из шалаша. Совещание началось, когда собрались все Волки.
- Мы торчим здесь уже десять дней, - твёрдым голосом заявил Пашка. – Сентябрь закончился, начался октябрь. Погода портится, запасы продовольствия подходят к концу. Наши ребята скучают по своим родным и просятся домой. Мы должны принять какое-нибудь решение. Кто за то, чтобы нам всем разойтись по домам?
Первым поднял руку Фомка; его примеру последовали Сенька, Федька, Мотька, Ванька.
- Кто за то, чтобы начать выступление? – поставил вопрос Пашка и поднял руку. Его, не раздумывая, поддержали Андрюшка и Маша; вслед за ними к голосованию присоединился и Николай. Петька, такой смелый в своих речах, на этот раз стушевался.
- Дальнейшее голосование не имеет смысла, - подвёл итог Пашка. - Как вы уже убедились, я – за немедленное выступление! Но один я не могу принять такое серьёзное решение - необходимо ваше согласие и одобрение.
Волки заговорили все разом. Одни убеждали друзей немедленно выступить, другие доказывали, что лучше всего было бы разойтись по домам.
- Всё же, мне как-то страшно! – признался Петька. - Вспомните, сколько хорошего они сделали для рода!
- Добровольно они отдать власть не согласятся! – присоединился к нему Сенька. – Так что же, придётся их убивать, что ли? И не только мужчин, но и их детей, жён?! Я, например, убивать не в состоянии! Ну, не могу я!
- И я так же, - тихо высказался Мотька.
- Крови испугались? – повысил голос Пашка. – А как они пьют нашу кровь – не боятся - вы забыли? Вы, Мотька и Сенька, предатели, вы хуже их самих! Можете катиться на все четыре стороны – я никого не держу! Только знайте: когда мы победим, вы, оба, пойдёте вслед за ними!.. А ты, Пётр? Уж от тебя-то я этого не ожидал!.. Может быть, и ты, Ванька, забыл, сколько овец ты перетаскал им за долги? Иди, продолжай вкалывать на них! А если повезёт, может, попадёшь в рабство – вместе с Андрюшкой!
- Отдать овцу – это одно, - невесело откликнулся тот, - убивать людей – это совсем другое!
Воцарилось тягостное молчание. И даже Андрюшка, недавно освобождённый из рабства, молчал.
- Ну, что, герои? – хмыкнул Пашка. – Кто ещё хочет высказаться? Или нам всем дружно пойти и сдаться на милость победителям? Как тот сказал: поиграли, мол, и хватит? Вы – как хотите, а я отсюда никуда не пойду! Лучше подохну здесь один от голода, чем батрачить на богатеев!.. Эх вы, трусы! Да их всего-то – 15 человек! А нас – 60! Неужели мы их не одолеем?!..
- Можно, я скажу? – подала голос Маша; получив разрешение, она продолжила:
- Вот мы сидим тут, спорим, а что делается в посёлке, не знаем. Давайте, мы с Олесей сходим и обо всём разузнаем; мы – девушки, и нас не тронут. А охранять нас будет Матёрый. Ты согласен? – обратилась она к Николаю...
... Позже он по достоинству оценил мудрый тактический ход своей подруги: она спрашивала только его согласия; согласие же Олеси как будто и не требовалось – оно подразумевалось само собой...
Под мелким, моросящим дождем они втроём отправились в путь; приблизившись к посёлку, некоторое время наблюдали за его мирной, обыденной жизнью. Маша с Олесей решили проведать своих родных, Николай остался поджидать их на пригорке. Едва девушки исчезли из поля зрения, Николай решительно зашагал в сторону Усадьбы, где был схвачен вооружёнными людьми и, по его требованию, доставлен к Старейшине. Согнутый в три погибели, удерживаемый за руки молодыми людьми, он стоял перед властным, суровым мужчиной.
- Говори, что тебе нужно! – потребовал тот.
- Я пришёл сказать, что вам угрожает опасность...
- Я знаю это не хуже тебя! – перебил его Старейшина. – За что вы, подонки, убили безвинную девочку? Этого преступления народ вам никогда не простит! И как вы посмели бросить вызов, замахнуться на священный культ Овна? Вы, зачинщики, будете преданы смерти!
- Не я всё это затеял... И участвую во всём этом с единственной целью – спасти Вашу дочь... Я готов ответить за все их преступления... Но тогда некому будет позаботиться о ней... Я любил её и люблю..., и я доказал уже это... Вспомните сгоревший Храм Овна... Что было бы с Вашей дочерью, Вы представляете?
- Отпустите его! – распорядился Старейшина, - И оставьте нас одних!
- Вы не осознаёте всей опасности, - продолжал Николай, - мы намного сильнее, чем вы думаете, и очень скоро – может быть, завтра или уже сегодня – все вы будете убиты – все до единого! И я пришел, чтобы спросить Вас: куда Вы спрячете Вашу дочь, чтобы я мог спасти её?
- У меня их - трое, - напомнил Старейшина.
- Хорошо..., пусть будет трое... Покажите мне, где она..., они будут укрываться – чтобы я знал... Поверьте: я – единственный во всём посёлке, кто может защитить их!
Старейшина с уважением посмотрел на Николая.
- Ты – не только мужественный, но и благородный юноша! И, знаешь, я жалею уже, что отказал тебе...
- Поздно говорить об этом, отец! И у меня - очень мало времени!
Старейшина проводил его в чулан и показал потайную дверь.
- Сюда мы спрячем их, если что. Я, конечно, не верю, что всё будет так, как ты говоришь, но умоляю тебя, сынок: в случае чего, поступи с ними так же, как ты хотел бы, чтобы поступили с твоими братьями и сёстрами!
Старейшина кусал губы.
- Возможно, ты прав, и тогда, действительно, нас всех ожидает смерть... Разве мог я подумать тогда, что из-за одной, единственной моей ошибки, пострадают ни в чём не повинные люди?!..
- Слишком поздно жалеть об этом, отец! Вы не позволили мне и Вашей дочери любить друг друга, и чего Вы добились? Вас наказал Ваш же Овен! Да и не во мне одном дело: вы своей жадностью настроили против себя весь род! Я ненавижу Вас, но клянусь: я спасу Ваших детей!
- Наверное, ты говоришь правду. Благодарю тебя, сынок, за твоё участие! Будь счастлив!.. Эй, люди! Пропустите его!
- Увидимся... на том свете! – ответил Николай и зашагал в сторону леса.
Старейшина задумчиво смотрел ему вслед...
- Для чего ты отпустил его? – спросил подошедший брат.
- Этот парень мог бы быть на нашей стороне, – ответил ему Старейшина.
- Многие из них могли бы быть на нашей стороне! - вздохнул тот. – В чём-то мы с тобой ошиблись, брат! Крупно ошиблись! Да теперь слишком поздно об этом говорить… Как ты думаешь, не собрать ли для обороны весь посёлок?
- По-моему, пора! Собирай! – решил Старейшина.
... Все трое, они встретились на обусловленном месте. Вначале пришла Олеся, затем подоспела запыхавшаяся Маша. Дождь хлестал, как из ведра.
- Скукотища! – дрожа от холода, высказалась Маша. - Нет, действительно, этому народу требуется хорошая встряска! Побежали обратно!..
... Продвигаясь по лесу, она нечаянно поскользнулась, прыгая через канаву, и, охнув, опустилась на землю.
- Кажется, ногу вывихнула! – морщась от боли, пожаловалась Маша. – Олеся, будь добра, помоги мне! – А ты, - обратилась она к Николаю, - не смотри! Это – наше, женское! Пройди подальше и подожди нас там, хорошо?
... Позднее он с тоской вспоминал гибкую фигуру ещё не рожавшей девушки с ниспадающими на круглые плечи русыми, шелковистыми волосами, с её полными, аппетитными бедрами... С доверчивостью агнца, предназначенного на заклание, Олеся склонилась перед Машей...
Пожав плечами, Николай прошёл вперед, в глубь леса, и, прячась от дождя под раскидистой сосной, задумался...
От отсыревшей за день хвои и от сосен в воздухе стоял такой густой, мирный дух, что Николаю не верилось, что в этой идиллии люди ещё могут враждовать между собой. Честно трудись, делись по справедливости друг с другом – и природа щедро вознаградит людей за их усердие, и тогда не будет ни богатых, ни бедных, не останется места для зла и насилия... И, возможно, с приходом его товарищей к власти в посёлке установится именно такой порядок...
... От неожиданного удара под колени подкосились ноги, его шею обхватила чья-то рука, и уже через мгновение он беспомощно лежал на спине, к горлу был приставлен нож, а его лицо обдавало жаркое дыхание Маши, которая, упёршись в его грудь коленкой, возвышалась над ним.
- Это так-то, - насмешливо произнесла она, - ты охраняешь меня? Хорош охранничек! Да расскажи я об этом в лагере – тебя куры засмеют..., Матёрый! – с насмешкой добавила она.
Николай поднялся; Маша отряхивала его спину от налипшей хвои.
- Всё никак не можешь избавиться от своих шуточек? – недовольным голосом осведомился он. – Всё еще детство в одном месте играет? А пора бы поумнеть – не девочка уже!.. Где Олеся?
- Спохватился! Утащили твою Олесю, пока ты спал! Об этом ты и расскажешь там, в лагере – как ты душил её, как закапывал!.. Но – но, полегче! – предупредила Николая Маша, увидев, что тот с угрожающим видом направился к ней. - Могу и порезать!
Она взмахнула руками, в каждой из которой оказалось по ножу.
Николай скрипнул зубами от досады. Что за дрянь эта девчонка! И она – его жена?!
- Отдай мне мой нож! – потребовал он.
- Обойдёшься! – хладнокровно парировала Маша, и вдруг её глаза округлились от ужаса. – Ко-о-о-ля! Сзади! – пронзительно завизжала она.
Тот стремительно повернулся, и тут же его шею захлестнула тугая петля, наброшенная Машей. Задыхаясь, он нелепо взмахивал руками, после чего вцепился ими себе в горло. Натяжение петли ослабло.
- Выбирай, - потребовала Маша, - или ты навсегда остаёшься здесь, рядом с Олесей, или мы вместе расскажем о том, что её схватили в посёлке. Учти: я могу вернуться в лагерь и одна, а ты – не можешь! И ты никогда не докажешь, что это сделала я!
- Олесю схватили! – выдавил из себя полузадушенный Николай.
Маша убрала петлю и поцеловала Николая в губы; одна её рука обвила его шею, другая скользнула по его животу вниз.
- Ну, иди ко мне, мой хороший! Я тебя приголублю!
- Да пошла ты, дура! – возмутился тот, тщетно пытаясь увернуться от её ищущих губ и рук. – Не будь ты девчонкой, я бы тебя!..
- Да что ты такое говоришь! – умильным голосом произнесла Маша, нежно целуя его в губы.
- ... Убил бы здесь, на месте!
- Да не может этого быть!.. Ты же - я знаю! - не способен убивать! Ты умеешь только любить!
- Ты, дрянь! – возмущенно закричал Николай. - Для чего ты ... её?!
- Иначе эти трусы никогда не решатся на выступление, - пояснила Маша, - посидят-посидят, да и разойдутся по землянкам. А исчезновение Олеси поможет их расшевелить.
- Какая же ты сволочь! – в ужасе простонал он. – Вначале – Надя, теперь – Олеся! Сколько можно?!.. И кто будет следующим? Уж не я ли? Испытываешь ты моё терпение, а оно, учти, у меня не железное! Другой на моём месте давно уже проучил бы тебя!
- Ну, успокойся, успокойся, мой сладкий, мой хороший! – тем же умильным тоном принялась увещевать его Маша. - Ты же – не другой! Ты же – мой любимый и любящий муж!..
Они направились к лагерю
- Как твоя нога? – хмуро поинтересовался Николай. – Прошла?
- Какая нога? – улыбнулась девушка. – Не было у меня никакой ноги!
По дороге она давала Николаю наставления о том, что они должны сказать своим товарищам по поводу исчезновения их подруги. Вскоре впереди показался огонь костра.
- Убили! – внезапно вскричала Маша со слезами в голосе. – Олесю убили!
К ним навстречу устремились встревоженные Волки и волчата.
- Они схватили Олесю! – упав на колени и ударяясь головой о землю, зарыдала девушка. - О, зачем они не схватили меня вместо неё! Зачем я отпустила её?.. Олеся, прости меня! Как я без тебя буду жить?..
- Где Олеся? – грубо встряхнул Николая за грудки Пашка.
- Они с Машей пошли проведать родных, - ответил тот, прямо глядя ему в глаза, - я остался на пригорке. Олеся не вернулась. Тогда Маша сходила за Олесей к ней домой, но там ей сказали, что Олеся уже давно ушла. Мы с Машей ждали её, но не дождались...
Толчком в грудь Пашка отбросил Николая от себя. Петька, стоящий рядом, размахнувшись, с силой дважды ударил его по лицу.
- Да я из тебя котлету сделаю, Матёрый! – в гневе закричал он. - Тебя для чего послали, а? Чтобы охранять их! А ты, сука, сам спасся, отсиделся на пригорке, а девушку оставил! И ещё посмел с наглыми глазами явиться обратно! Сволочь!
Выкрикнув обвинение, он неожиданно разрыдался во весь голос.
- Что я должен был сделать?! – взмолился Николай. – В чём я виноват?!
- Успокойся, Пётр! Оставь его, он тут не при чём, - холодным, решительным тоном произнес Пашка. – По-моему, всё ясно - они схватили её! Сегодня – её, завтра – меня, а послезавтра – тебя! А ты говоришь: «сколько хорошего они сделали для рода!» Ну, как, теперь ты убедился, что я был прав?
Петька всхлипывал, рукавом вытирая слёзы.
- Досиделись, хватит! – сурово произнёс Пашка. - Объявляем сбор! Отряд! – зычно выкрикнул он. – К бою!..
... Мимо них гурьбой пробежали вооружённые волчата: у каждого из них имелись кремневый нож и копьё; в руках парни держали заготовленные булыжники.
- А ты не идёшь с нами, Матёрый? – осведомился Пашка. – А, понимаю: твоей девушке плохо!.. Давайте, догоняйте быстрее!..
Маша и Николай остались одни. Оправившись от истерики, та покорно положила голову ему на колени.
- Я всегда её ненавидела! – всхлипывала девушка. – Почему она красивее, удачливее меня, а? Почему её все любят, а меня – нет? Что, я хуже всех, что ли?..
- Нет, что ты, Маша! – гладил её по голове Николай. – Ты – самая красивая, самая добрая, самая ласковая, самая лучшая девушка на свете!
- Правда? – сквозь слёзы улыбнулась та.
- Не будь я Матёрый! – поклялся он.
- Спасибо тебе, мой сладкий, за твои, такие нежные, слова! Как мне приятно слушать тебя! Так бы и слушала их всю жизнь!.. Ты не сердишься на меня, Коля? – смущённо улыбнулась Маша; она уже полностью пришла в себя и сидела на траве, прижавшись к Николаю. – Ведь я подставила тебя вместо себя!
- Ох, Маша! – вздохнул тот. – Отчаянная ты девчонка! И за что только я тебя терплю – сам не знаю! Подведёшь ты меня когда-нибудь под нож!
- Не бойся! – утешила та его. – Со мной ты не пропадёшь! Я всегда берегла тебя и буду и дальше беречь! И, знаешь, я лучше продам всех этих Волков с их волчатами, чем откажусь от тебя!.. Но что это мы с тобой тут сидим? Холодно ведь! – спохватилась Маша. – Айда со всеми! Я промокла до нитки!
Вскочив, она схватила Николая за руку и повлекла за собой. Но бегунья из Маши, в её положении, была никудышная, и очень скоро они перешли на шаг. Когда они, наконец, добрались до поселка, всё было уже кончено. Волков и волчат близ Усадьбы встретил малочисленный вооружённый отряд противника, который вначале был засыпан булыжниками, а затем окружён частоколом пик.
Защитники Усадьбы вынуждены были прекратить сопротивление, и тех препроводили в отдельные строения, приставив к ним охрану. Также были заперты в отдельных помещениях жёны обитателей Усадьбы и их дети. Убитых, вообще, не было; несколько раненых оказалось в числе оборонявшихся воинов.
Когда Николай и Маша приблизились к дому Старейшины, первым они увидели разъярённого Пашку, который орал на стоящих перед ним по стойке «смирно» ребят:
- Где Олеся? Где Елена? Почему их не нашли?
Рядом с Пашкой стояли поникшие, потрясённые горем, супруги Скаредины - родители Олеси. Мать тихо плакала, отец, сжав зубы, смотрел в землю.
- Мы искали! – оправдывались ребята.
- Плохо искали! Ищите ещё! Не найдёте – головы с вас поснимаю!.. Пётр! Организуй пару десятков волчат на поиски! И быстро допроси Старейшину и всех остальных, куда они дели Олесю!.. Яшка! – обратился Пашка к своему товарищу. – Расставь посты вокруг Усадьбы! Никого из Усадьбы не выпускать! И следи за тем, чтобы ничего не растащили! Если будет украдена хоть одна овца, хоть одна курица, ответишь головой! Ясно? Выполнять! - приказал Пашка и обратился к Николаю:
- Младших брата и сестру Елены мы нашли: прятались вместе с матерью в чулане. Но где сама Елена и где Олеся, неизвестно… Ты вот что: возьми-ка на себя всё хозяйство в Усадьбе! Знаю, что ты – парень трудолюбивый. Чтобы был порядок во всём, и утром коровы были подоены и скот накормлен! Понятно?
- Будьте вы прокляты! – неожиданно воскликнул мужчина. – Это вы, вы виноваты в её гибели!
- Что-о? – изумился Пашка.
- Это вы, - вскричал отец Олеси, - затеяли эту игру в войну! Вы вовлекли в неё детей! И вы ещё ответите за смерть Олеси и за все будущие жертвы вашей преступной затеи!..
- Отец! – едва сдерживая себя, ответил Пашка. – Ты сейчас не в себе, и я не желаю с тобой разговаривать! Поговорим завтра!..
… Наступила ночь. Закончив с делами и расставив посты, Волки распустили волчат по домам, сами же развели костёр посреди улицы и расселись вокруг него на чурбаках.
- Дорогие друзья! – подняв кружку с настойкой, торжественно провозгласил Пётр.. – Как всегда, мы, 12 парней, опять собрались все вместе. Но сегодня мы не будем толковать о том, у кого овцу забрали за долги, а кто попал в рабство. Всё это – в прошлом!.. Нелегко досталась нам эта победа! Уже и жертвы у нас есть… - Пётр скорбно помолчал. - Но всё же, - он воспрял духом, - несмотря ни на что, мы, благородные Волки, победили! Выпьем за это!
Все начали дружно чокаться бокалами.
- А вы, голубки, - с улыбкой обратился Пашка к Николаю и Маше, которые, разместившись на одном чурбаке, тихо сидели в сторонке, - чего отстаёте?
- Ей нельзя, - в ответ улыбнулся Николай, - но я выпью – за нашу победу! Позволь поздравить тебя, Павел! Без тебя и без нашего признанного лидера – Петра - ни-че-го бы у нас не вышло! Правда, парни?
- Но-но! – возразил Пашка. – Вы с Машей – тоже молодцы! Да и, вообще, все Волки! Эх, до чего же я вас всех люблю, ребята!.. Иван! Ты почему не ешь? Бери колбасу, яйца!.. Семён! Подай-ка мне сыра! Пируем, друзья!..
Воцарилось всеобщее веселье. И только Петька скорбно молчал - он был потрясён исчезновением своей подруги…
Далеко за полночь друзья, изрядно захмелевшие, разбрелись по своим землянкам – спать.
- Ну, что, пошли, что ли? – потянув Николая за рукав, тихонько шепнула ему на ухо Маша.
- Куда? – не понял тот.
- За Олеськой – куда ещё? Ты, что, не понял, идиот, - зашептала Маша холодным тоном, - если Олеська не найдётся, нам с тобой, Матёрый, кранты! Никто из обитателей Усадьбы её и в глаза не видел, и тогда подозрение падёт на нас с тобой! Нам тогда не выкрутиться, Матёрый! Нужно перенести её сюда, в Усадьбу!..
Под покровом ночи они направились в лес. Здесь, в известном ей одном месте, Маша отбросила в стороны груду ветвей и приказала Николаю взвалить на свою спину тело её бывшей подруги.
Когда Николай с тяжёлой, страшной ношей вернулся в Усадьбу, Маша велела ему оставить тело Олеси у дома Старейшины, но Николай положил Олесю близ огорода Купчиных.
Маша отправилась спать, а Николай проник в чулан в доме Старейшины и, постучавшись в заветную дверь, прошептал:
- Елена! Это я, твой Николай!..