Глава 5. Волки

Лев Ольшанский
Продолжение. Начало см.               
http://www.proza.ru/2010/01/02/494



     Закончилась мучительно долгая зима, вернулось тепло, и для Николая возобновились вечерние посиделки у костра в сосновом лесу, общение с друзьями и подругами.
    
     Как-то весной  к Николаю пришёл Андрюшка. Отца у него не было, мать умерла год назад, и тот в одиночку воспитывал своих восьмерых братьев и сестёр.
     Они сидели около стайки и курили.
      
        - Хочу с тобой посоветоваться! – Андрюшка шмыгнул носом, и его вечно мокрые губы исказила жалкая улыбка. – Знаешь, Коль, зимой я взял у Князевых четырёх овец...

        - Знаю! – подтвердил Николай. – Не пойму только: зачем ты их брал?! Чем ты собирался расплачиваться? И что, теперь они требуют от тебя вернуть долг?
      
    Андрюшка обречённо кивнул головой.
      
        - Если ты брал, значит, надо отдать!

       - Мне нечего отдавать, - со вздохом признался Андрюшка.

        - Куда же ты дел овец?

        - Я.., мы их съели…Сожрали…  И что же мне делать-то теперь? – выкрикнул Андрюшка, и на его глазах появились слёзы. – У меня нет этих овец! И, вообще, ничего нет, кроме моих братьев и сестёр, этих проглотов, которые всё время просят есть! Жрать, жрать и жрать – вот их постоянное занятие!

       Их у меня – восемь штук! Спасибо покойной мамане, нарожала! И вот, теперь я обязан отработать за этих овец! Только за работу они платят, как ты сам знаешь, немного... Я никогда не смогу отработать! – выкрикнул он с отчаянием. – Я всегда буду работать на них – за одну только еду! И не только я, но и мои братья и сёстры! Ты понимаешь? Это – навсегда, на всю жизнь! Николай! Пожалуйста, спаси меня!!!...

    По щекам Андрюшки текли отнюдь не шуточные слёзы…
            
     Николай удручённо молчал. Он и сам находился точно в таком же положении, что и Андрюшка. И у него на иждивении было четверо младших. И, кто знает, может быть, через год-другой  и он сам станет должником... Ничем помочь другу он не мог.
      
     Посидев немного, Андрюшка, не говоря ни слова, поднялся и, сгорбившись, поплёлся со двора. Николай проводил его внимательным взглядом.

 … Ни за что на свете он не хотел бы очутиться в роли должника! Если свободным соплеменникам зажиточные сограждане платили более или менее по справедливости, то со своими должниками они совершенно не церемонились, и те вынуждены были с раннего утра и до позднего вечера трудиться за одну только, весьма скудную, еду. Жили они, как правило, в землянках, вырытых на задворках хозяйских домов, и выполняли всю, в том числе, и самую грязную, работу. Их дети, понятно, также неизбежно должны были стать рабами их  хозяев...
    
     Но не только этим событием отличилось то незабываемое лето.
     Помнится, как сейчас: они с Машей – на возвышенности в окрестностях посёлка. Он лежит на траве и мрачно смотрит на закат солнца; она сидит рядом на камне и покачивает ногой, изо всех сил стараясь обратить на себя внимание парня. Её короткая юбка поднялась, обнажив соблазнительные, загорелые бёдра... Но ему совсем не нужна Машина любовь: жрать хочется – спасу нет... А внизу, под горой, под охраной соплеменников, пасётся стадо овец – упитанных, жирных...

        - Эх, - непроизвольно вырвалось у Николая, - сейчас бы овцу зажарить!
    
    От вечно неутихающего чувства голода у него ещё сильнее засосало под ложечкой. Если осенью и зимой ещё удавалось заколоть одну - две овцы, то с наступлением весны есть становилось совершенно нечего. Как назло, и картошка к этому времени кончалась.

       - Так пойди и зажарь! – предложила ему Маша.

       - Так они тебе её и отдали! –  горько усмехнулся Николай.

       - А ты, - назидательно произнесла та, - сделай так, чтобы они отдали!

       - Не пойму я тебя что-то! – нахмурился он.

       - Эх, ты! – снисходительно улыбнулась та. - Дурачок ты у меня, дурачок! Кому мы сейчас поклоняемся?
    
     Вместо ответа Николай с сожалением, как на ненормальную, посмотрел на свою подругу.
      
        - Овну, вот кому! – не дождавшись ответа, продолжала та. – А ты сделай так, чтобы все поклонялись кому-нибудь другому..., Волку, например!
    
    Николай помолчал, с жадностью разжёвывая зелёную травинку, и, наконец, произнёс:
       
        - Сколько ни говори «халва» - во рту слаще не станет. Что Овну, что Волку, что... крокодилу – в желудке от этого не прибавится, - он взглянул на Машу, - и твоя драная кофта в новую не превратится.

        - Что, -  усмехнулась та, - кофта моя не нравится! Так я сниму!
    
     Медленно, грациозным движением, она стянула с себя кофту, обнажив девственные, такие соблазнительные, ослепительно белые груди со светло-коричневыми сосочками...
 
 ... Николай не помнил, как он оказался вместе с Машей на траве. Жадно впиваясь своими губами в её мягкие, податливые губы, осыпая поцелуями нежную кожу девичьих шеи и грудей, вдыхая в себя пряный аромат её подмышек, впитывая, вбирая их в себя, он чувствовал огромную нежность и благодарность к девушке... Ему казалось в этот момент, что он парит где-то высоко, на небесах, всё выше, выше, выше!.. Но вот это счастье прекратилось и тихо, незаметно, сошло на нет…

     Через несколько минут, отвернувшись от Маши, он смущённо натягивал на себя штаны.  Теперь он испытывал уже стыд, брезгливость и разочарование. Ему казалось, что, отдавшись велению плоти, он распял свою светлую любовь к неземной, возвышенной девушке, изменил не только ей, но и самому себе...

      Маша же, лежащая на траве с сомкнутыми ногами, с заложенными за голову руками, напротив, выглядела вполне довольной.   

        -  Ты – мой муж! – заявила она, радостная. – Я так счастлива! Теперь ты мой  -навсегда!

         - Ну, что, Маша, пойдём к нашим? –  не желая вдаваться в ненужные сантименты, смущённо ответил тот.

     Придя в лес, девушка немедленно выложила товарищам свою идею. По её мнению, нужно было создать стаю Волков, набрать волчат – из числа ребят помоложе, - после чего свергнуть Старейшину и захватить власть в поселке в свои руки, объявив новый культ – культ Волка. Себе Маша взяла кличку «Волчица», Николая же она именовала «Матёрым».

     Как Маша и ожидала, её предложение было встречено бурным восторгом; тут же посыпался целый шквал самых причудливых и фантастических проектов и предложений. Груда камней у входа в шалаш превратилась в морду Волка; началась детальная разработка символики и атрибутики нового культа. Себя ребята решили называть благородными Волками, высшим органом власти должен был стать Совет 12-ти Волков. 
     Главарём единодушно был избран Петька, обладающий огромным авторитетом у своих сверстников.

    Вот их имена: Пётр, Павел, Николай, Андрей, Семён, Яков, Филипп, Иван, Матвей, Фома, Фёдор, Лев. И с ними – Олеся и Маша - девушки, без которых парням было бы намного скучнее. Перед кем тогда было бы ребятам красоваться, демонстрировать свою силу и мужество?!

    Боевая подготовка будущих волчат была поручена Николаю – как непревзойдённому мастеру вольной борьбы. Петька от избытка чувств хлопнул его по плечу и одобрительно заржал:

        - Ну, давай, дерзай..., Матёрый!

     Дюжина боевых, крепких парней представляла собой внушительную силу в масштабах посёлка, и неудивительно, что они пользовались огромным авторитетом у младших по возрасту ребят.

     Нужно сказать, что в последние 20 лет рождаемость в посёлке была высокой, как никогда – во многом, благодаря ежегодным праздникам Жатвы и Урожая, когда в беспорядочное соитие вступали мужчины и женщины, юноши и девушки. Таким образом, на одного взрослого члена рода приходилось, в среднем, по пять-шесть подростков. А из десяти женщин, по крайней мере, шестеро являлись вдовами или, вообще, никогда не имели мужей.

     Таким образом, не хватало в посёлке мужчин, чтобы приструнить подростков, призвать их в порядку, оттого те и чувствовали себя совершенно безнаказанными. А их измотанные тяжёлой работой матери давно уже махнули рукой на своих подросших, самостоятельных отпрысков.

     Подростков начали приглашать на посиделки у костра, и те были ужасно горды оттого, что им доверена тайна, и с ними разговаривают, как с равными. Они давали торжественную клятву в том, что верой и правдой будут служить своим старшим товарищам и даже под страхом смерти не расскажут никому о Союзе Волков. Чувство постоянного голода и ненависть к сытым богатеям были настолько сильны, что парни, не задумываясь о последствиях, бесстрашно вступали в тайную организацию, направленную против  угнетателей.

     Николай приступил к ежедневным тренировкам ребят: он знакомил их с приёмами рукопашного боя, учил применять в драке всевозможные подручные средства, устраивал поединки волчат один на один, один на двоих, пара на пару и так далее. Подростки, восхищённые его боевым искусством, обожали своего учителя и были готовы следовать за ним в огонь и в воду.

     Не всех поголовно ребят Николай принимал в свои ряды – только самых боевых, смелых, решительных. Из них он особо выделил наиболее толковых и смекалистых – Серёжку Скаредина, брата Олеси, Тольку Клочкова (двоюродного брата Маши и родного - Матвея), Мишку Каптырева – младшего брата Ваньки, Сашку Михайлова – брата Лёвки - и Ивашку Кузнецова (брата Яшки), которых впоследствии назначил командирами небольших подразделений. Занятия Николай проводил в отдалении от посёлка, по вечерам, не отрывая ребят от выполнения ими своих домашних обязанностей, чтобы ни у кого из сородичей не возникло никаких подозрений.

… Было бы неверным утверждение, что он осуждал своих товарищей за их бредовую идею захвата власти в посёлке. Фактически их группировка давно уже представляла собой волчью стаю, и Николай был её членом и подчинялся её неписаным законам. Нельзя было противопоставить себя стае, как невозможно было и выйти из неё: отступника ожидала либо смерть, либо позор и пренебрежение со стороны своих сверстников. Понимая всю абсурдность затеи своих товарищей, он не мог, не имел права оставаться в стороне... А наличие в его подчинении двух десятков преданных ему подростков могло в перспективе оказаться весьма кстати.

      Маша, однако, была недовольна методами обучения будущих волчат.

         - Ты воспитываешь каких-то неженок, а не солдат! – возмущённо доказывала она Николаю. – Ты,  что, не понимаешь, что им придется убивать – неважно кого, всех подряд! Это может быть мужчина, женщина, ребёнок – всё равно! А твои волчата, Матёрый, разбегутся при виде крови! Нет, уж лучше я сама займусь их обучением!

     Боясь скомпрометировать своего возлюбленного в глазах товарищей, Маша никого не посвящала в их  разговоры.

     По заданию Волчицы, подростками была выкрадена здоровенная овчарка, принадлежащая семье Купчиных. Каких усилий это им стоило, ребята не распространялись… Позади собачьих клыков была вставлена палка; морду собаки перед палкой перевязали верёвкой, в результате чего грозная псина превратилась в беспомощное существо. Овчарке устроили экзекуцию: выкалывали ей глаза, протыкали ножом и отрубали уши, беспощадными ударам палки перебивали ей лапы...

     В довершение всего издыхающее животное до смерти забили ногами. Зато с каким удовольствием ребята поедали свежее жареное мясо! Парни с жадностью глотали куски собачатины, и по их счастливым лицам стекал горячий жир. И с какой любовью, с каким обожанием они смотрели на свою командиршу!.. Это был настоящий пир, тем более, если учесть, что ещё полчаса назад желудки подростков сжимались от голода.

     Конечно, это была неплохая школа для начинающих бойцов, но Маше данное испытание казалось совершенно недостаточным: она мечтала проверить ребят в настоящем деле.

     В один из летних дней она, собрав с десяток ребят, потащила их в лес с целью дальнейшего воспитания; те слушались свою командиршу безоговорочно. Маше  подвернулась неслыханная удача в лице Нади Князевой, 19-тилетней дочери зажиточного соплеменника, на которого как раз и работала Маша вместе со своей мамой и сёстрами. Ничего не подозревая о смертельной опасности, нависшей над родом, та, отстав от своих сестёр, безмятежно гуляла по лесу и собирала грибы. Маша чуть не задохнулась от восторга.

         - Наконец-то, ты мне попалась! – торжествующе воскликнула она. – Ты помнишь, сука, как моя мама зимой брала у вас в долг овцу? Помнишь, какой был уговор? Нет? Так я тебе напомню! За овцу мы должны были отработать у вас месяц. Так это было или не так?

        - Я не понимаю, о чём Вы говорите! – дрожащим голосом ответила девушка. – Я об этом ничего не знаю!

        - Где тебе знать! Ведь ты не растягивала одну овцу на всю зиму – на четверых человек! Ты не ела вываренные кишки! Ты не пробовала суп из мышей – по одной миске в день на человека! И тебя никогда не тошнило от голода! А что твой отец сказал моей маме весной, ты тоже не знаешь? Он сказал, что теперь мы должны отработать не месяц, а два – совершенно бесплатно – за одну несчастную овцу!

       - Простите меня, пожалуйста! – пролепетала Надя. – Если мой папа поступил с вами несправедливо, скажите ему об этом!

        Маша, пинком выбив из рук девушки лукошко с грибами,  кулаком наотмашь ударила её в лицо. Дождавшись, когда та встанет на ноги, она с силой пнула её ногой в живот, и девушка рухнула на колени.

       - Ну, и как? – насмешливо поинтересовалась Маша. – Справедливо я поступила  с тобой? Если нет, скажи об этом своему отцу!

      Оправившись от боли, Надя покорно склонилась перед своей мучительницей.

       - Простите меня, ради Овна! Я виновата перед Вами! Только отпустите меня! Я всё для Вас сделаю, буду Вашей рабой всю мою жизнь!.. Пожалуйста!..

       - А твоя мама не приходила к нам - чистить в стайке и в уборной? А моя - приходила! К вам приходила!.. А кто хлестал меня по щекам, как не твой родной папочка? А? А ну, вперёд, сука! Кому сказала?! Бегом, быстро!

     Пинками Маша погнала девушку в глубь леса – подальше от возможных свидетелей. Примерно через полчаса она позволила сделать той передышку. И в то время, когда Надя жадно хватала грудью воздух, Маша неожиданно пнула её в живот, и девушка рухнула на землю.

      Приказав ей подняться, Маша устроила для парней, стоящих кругом, потеху – игру в кошки-мышки... Будучи старше, крупнее и сильнее Маши, Надя значительно уступала ей в ловкости, и только безрезультатно взмахивала руками в тщетной надежде достать свою неуязвимую соперницу…

    Состояние девушки было ужасно… Сердце льдом охватил страх; нахлынула смертельная тоска; голова, после полученных жестоких ударов, гудела, и в ней мелькали обрывки мыслей…

  … Мама! Милая ты моя мама! Больше я никогда не увижу тебя!.. Мамочка! Почему же я бывала так груба с тобой, так дерзка и непослушна?!.. Знала бы – руки бы тебе целовала в благодарность за твою вселенскую любовь и ласку!..

     Папа! Родной мой! Где же ты? Почему тебя нет здесь?! Ты – большой, сильный, ты бы спас меня, твою непутёвую дочь! Прости, папа!..

    Сестричка! Ирина! Не дай Бог, чтобы и с тобой произошло то же, что сейчас делают со мной!.. И ты прости меня  за то, что я, бывало, досаждала тебе своими придирками и насмешками!.. Живи долго, счастливо, выйди замуж и нарожай детей!..

    Брат, Николай! Где ты?!.. Прости меня, Коля! Прощай! Прощайте все, мои родные!.. Как же я люблю вас!..

     Хватаясь за платье девушки и взмахивая ножом, Маша превратила её одежду в кровавые лохмотья. В своей страшной забаве она, с ухмылкой,  – то приближаясь, то отскакивая – кружила вокруг своей беспомощной жертвы, нанося ей жестокие удары руками и ногами и отрывая лоскуты от её платья. Уже оставшись без всего, Надя взвыла и кинулась куда-то в сторону, но Маша, легко догнав её и поставив подножку, свалила с ног, после чего начала безжалостно наносить ей удары по телу своими тяжёлыми башмаками.

         - А теперь – поднимайся! – злобно произнесла Маша. – Будем сражаться по-нашему, по-женски! Ты знаешь, сука, за кого!  Кто из нас победит, тому он и достанется!

      Затравленная и жестоко избитая, Надя с трудом поднялась на ноги. Тут же Маша вцепилась в её волосы,  потом  с диким восторгом провела по лицу девушки острыми ногтями обеих своих сильных, цепких рук. Чистое, благородное лицо той прорезали глубокие царапины, закапала алая кровь. Не давая Наде опомниться, Маша пригнула её голову вниз и с силой ударила вверх коленом, потом ещё раз и ещё…

           - Вот ты какая стала красавица! – насмешливо произнесла Маша. - Ложись наземь – так и быть, умою тебя!

     Повалив измученную девушку на землю, Маша присела и помочилась той на лицо.

– А ну, лежи смирно и не дёргайся, сука! - прошипела она и, выпрямившись, обратилась к парням:
      
        - Ну, кто смелый? Подходи! Ты! – указала она ножом на одного из ребят; тот испуганно шарахнулся в сторону.

        - Ты! – ткнула Маша в другого; парень попятился, со страхом глядя на свою командиршу.

        - Эх вы, трусы! – уничижительно произнесла она. – Будь я на вашем месте!.. А вам бы только юбки носить! Найдётся среди вас хотя бы один настоящий мужик или нет?.. В таком случае, я вас сейчас сама начну иметь!

         Угроза возымела  своё действие: несмело улыбаясь, вперёд вышел один из парней и пристроился сверху девушки, беспомощно лежащей на земле; Маша держала её за руки и зажимала ей рот. За первым добровольцем последовали второй, третий, четвёртый...

        Завязалась потасовка: парни уже дрались между собой за право попасть вне очереди – стыдно было бы оказаться последним... Скрывая смущение, ребята осыпали друг друга солёными шутками и насмешками…

       Но настоящее испытание их ждало впереди: пинками в бок Маша заставила Надю перевернуться на живот и, одной рукой приподняв голову жертвы за волосы, другой провела ножом по её горлу.

       - Подходи по одному! Быстро! – приказала она.

     Нельзя сказать, чтобы ребята были совсем уж неподготовленными – всё-таки они были воспитаны при культе Овна! – но то, что они увидели сегодня, было не по-человечески страшно...

     Преодолевая ужас и отвращение, они подставляли ладони, пили человеческую кровь и целовали нож, которым была зарезана их жертва, принося клятву верности братству Волков и лично – Матёрому и Волчице. Очень многие из них жалели сейчас о том, что дали вовлечь себя в это ужасную, кровавую игру в Волков и волчат..., но пути назад уже не было...

      Николай разыскал своих подопечных в то время, когда они поедали куски поджаренного на костре мяса принесённой Волку жертвы; её кости и внутренности были захоронены в земле. Лица ребята лоснились от жира и сияли от удовольствия.

        - Ох, я и нажралась! До чего аппетитная! На, возьми! – улыбнулась Маша подошедшему Николаю, протягивая ему кусок жареного мяса; тот с омерзением и с ужасом смотрел на свою подругу.

       - Кто это? – севшим от волнения голосом спросил Николай, кивнув на кусок мяса.

       - Надька Князева! – вновь улыбнулась Маша, и тут же получила от Николая увесистую затрещину.

       - Как ты могла, сволочь, так поступить? – задыхаясь от бешенства, произнёс он. – Как ты могла?!..

  ... Вечером всем посёлком отправились на розыски неизвестно куда исчезнувшей Нади Князевой. Присоединилась к поискам и молодёжь. Но ни живой, ни мёртвой найти её не удалось; парни, принимавшие участие в преступлении, благоразумно молчали, боясь расправы со стороны товарищей. Молчал и Николай. С этого дня он прекратил общение с Машей и старался избегать её общества.

     Та же, как ни в чём ни бывало, на следующее же утро пришла к Князевым – отрабатывать положенные дни. Хотя у тех и пропала дочь, но коровы, гуси, утки и свиньи об этом ничего не знали и требовали ежедневной кормёжки. А кто, как ни Маша, её мама и сёстры должны были за ними ухаживать?..
     Андрюшка со своими братьями и сёстрами за скудную, однообразную еду  трудился на полях и огородах семейства Князевых.



*                *                *



       Благоразумно выждав несколько дней, чтобы гнев Николая улёгся, Маша подкараулила его на подходе к их Святилищу.
      
      - Нужно поговорить, Матёрый! – холодно произнесла она. – Идём на наше место.., если не боишься!
    
      Обычно они вдвоём уединялись в зарослях шиповника, растущего в паре сотне шагов от Святилища; вот и на этот раз они направились туда же. Николай сел на землю, стараясь не глядеть на свою подругу.
      
       - Для чего ты это сделала? – сквозь зубы спросил он.

       - Кто-то ведь должен научить их убивать! – возмущённым голосом отозвалась Маша. – И я не виновата в том, что ты, Матёрый, на это не способен! Ведь так?
    
      Николай сидел, обхватив руками колени, и смотрел прямо перед собой в одну точку. Да, Маша права: он слишком слаб для того, чтобы убивать, и просто удивительно, что до сих пор ему удавалось скрывать от друзей свою ущербность! Колоть и разделывать овец он обычно приглашал Пашку – зарезать овцу для того было, что раз плюнуть. У него самого рука не поднималась, и Николай ничего не мог с собой поделать.

  … О, как бы он хотел быть своим среди сообщества работящих, грамотных и умных людей! Как бы ему хотелось стать мужем Елены, зятем самого Старейшины!.. Но те его не приняли… Рылом не вышел… И что ему теперь делать?.. К кому примкнуть?..

       - Я, в отличие от наших друзей, - тем же холодным голосом продолжала Маша, - очень хорошо знаю о твоих шашнях с Князевыми в прошлое лето. Я следила за тобой, Матёрый, потому что любила тебя - и сейчас ещё больше люблю! Я знала, что ты ходил к ним – чуть ли не каждый день! Я из их стайки смотрела, как ты дарил ей цветы! Что, скажешь, не было этого? «Позвольте мне, милая Надечка, выразить моё восхищение вашей красотой!» Не твои ли это слова, а, Матёрый?.. А я в это время чистила у них навоз!..
    
      Николай, опустив голову, молчал. Да, действительно, всё, что говорила Маша, было правдой, и, узнай об этом его товарищи, ему, Николаю, было бы несдобровать... За последний год многое изменилось в посёлке: существенно обострились противоречия между бедными и богатыми, и уже не только подростки, но и некоторые взрослые жители посёлка  начали относиться к богатеям с неприязнью. Всё большее число соплеменников трудилось на своих зажиточных  сородичей, и всё больше семей попадало к ним в рабство.
      
       - И как, скажи, - продолжала Маша, - я должна относиться к ней? К той, которая живёт за наш счёт, вкусно ест и сладко пьёт, к этой сучке, на которую горбатимся мы с мамой и сёстрами и на которую пашет наш товарищ – Андрей? А, Матёрый? Пойми: горбатого могила исправит! Не перевоспитывать их надо, не нянчиться с ними, а беспощадно уничтожать!.. Да что толку с тобой об этом говорить! – Маша с досадой махнула рукой. -  Подумай сам: что скажут тебе твои друзья, если они узнают об этом? Они скажут, что ты, Матёрый, предатель!
    
      Николай сидел, сжав зубы. Надо же, оказаться в зависимости от какой-то паршивой, дрянной девчонки! Он, конечно, любил её, вернее, её тело, но любить – это одно, а быть от неё зависимым – это совсем другое; любовью тут и не пахнет… Только вот, похоже, выбора у него нет…

       - Я с прошлого года не ходил к Князевым, - глухо ответил он. – И она мне совсем не нравилась! Но ты, конечно, можешь рассказать об этом всем!

        - Ну, что ты! –  снисходительно улыбнувшись, обняла его за плечи Маша. – Не расстраивайся! Я никому об этом не скажу – честное слово! Ведь я люблю тебя! Пусть это будет нашей тайной, хорошо? Ты мне нравишься и таким!
    
    Опрокинув мужчину на землю, она крепко впилась ему в губы.
   
    В этот вечер – после длительного перерыва - Маша была особенно страстной и ненасытной. Гладя и лаская девушку, Николай неожиданно содрогнулся от отвращения, представив себе хищный оскал её зубов, пузырящуюся на девичьих губах человеческую кровь...
      
        - Ну, что ты? – нежно и капризно обратилась к нему Маша. -  Продолжай! Мне это очень нравится!   
   
     Но Николай не мог уже, как ни в чём ни бывало, ублажать её.
     По-прежнему лёжа на земле, закинув руки за голову, Маша холодно произнесла:
      
        - И, всё равно, у тебя кто-то есть! И она как будто всё время стоит между мной и тобой! Скажи мне: кто она?

        - Нет у меня никого, ты ошибаешься, Маша! – смутившись, ответил ей тот.

        - Не ври! Я это чувствую! Я – женщина, и меня ты не обманешь! И, клянусь тебе – я узнаю, кто она! Будь она простой девушкой – мы разберёмся с ней по-нашему, по-женски. Но если она из богатеньких!.. Я  выпущу ей кишки и заставлю её умываться своей собственной кровью!!! Ты уже достаточно знаешь меня, чтобы понять: так оно и будет, Матёрый!..