Продолжение. Начало см.
http://www.proza.ru/2010/01/02/494
Вечером Николай сидел у костра на окраине соснового леса, в компании таких же лихих, бесшабашных парней, закалённых в лишениях и уличных драках. Все они выросли в бедных семьях; у кого-то их них были и отец, и мать; у кого-то, как, например, у Николая и Петьки, отца не было; Пашка – тот, вообще, не имел родителей и вместе с младшим братом воспитывался у тётки. Многим из парней пора было бы уже жениться, но о создании своих собственных семей они и не мечтали – не на что было бы им содержать жену и детей, и поэтому никому не хотелось взваливать на свои плечи такую обузу.
Отработав день у себя во дворе или в хозяйстве кого-либо из зажиточных соплеменников, вечера они проводили в совместном отдыхе. Недалеко от окраины леса у них имелась своя, облюбованная поляна; в ветвях окружающих её деревьев они соорудили уютные «гнёзда»; на самой поляне находилось «святилище» в виде хаотично разбросанной груды камней, отдалённо напоминающую морду какого-то фантастического чудовища.
Рядом со «святилищем» парни выстроили шалаш, в котором можно было укрываться от непогоды. Они жарили мясо украденной у одного из богатых соплеменников овцы, прихлёбывая его брагой, принесённой кем-то в кувшине, курили самосад, смешанный с коноплёй, и слушали пение Петьки под звуки кифары – сосновой доски с натянутыми на нее воловьими жилами. Под монотонное, заунывное треньканье струн тот напевал слова старинной, услышанной им где-то, песни:
Я начал жизнь в трущобах городских
И добрых слов я не слыхал.
Когда ласкали вы детей своих,
Я есть просил, я замерзал...
Слушатели слишком хорошо представляли себе, что это была за жизнь – в мёртвых каменных развалинах... О том, что на этом месте когда-то шумел огромный город, никто и помыслить не мог – где бы эти люди садили картошку и пасли овец? На камнях, что ли?..
Всем было ясно, что Петька рассказывает не о чьей-то там, а именно об их собственной, несчастливой жизни, и слёзы сами собой наворачивались на глаза особенно чувствительных девушек. Особенно их трогали слова, выводимые Петькой жалостливым, слезливым голосом:
О, мама, если бы найти тебя!
Была б не так горька моя судьба!..
И, хотя все знали, что Петькину мать особо и искать не приходится – если она не орала благим матом из своей землянки, значит, шаталась, пьяная, где-нибудь по поселку – всем и, в особенности, девушкам до слёз было жаль этого славного парня, и так хотелось его утешить, приголубить, осчастливить... Почему-то каждой из них казалось, что утешить и осчастливить Петьку лучше всех сможет именно она, и по этому поводу между девчатами часто вспыхивали ссоры, переходящие в кровопролитные сражения. Победительницей оказалась Олеся – голубоглазая красавица с довольно привлекательной фигурой.
Парней же приводили в возбуждение (тем более, после выпитой браги) следующие слова песни:
Край деревянных и роскошных вилл,
Из окон льёт струящий свет...
О, если б мне хоть раз набраться сил!
Вы дали б мне за все ответ!
Откройте двери, люди, я – ваш брат!
Ведь я ни в чём, ни в чём ни виноват!..
- Они ответят! – сурово изрёк Пашка, отчего его квадратная челюсть переместилась из стороны в сторону, а маленькие, злые глазки засверкали нехорошим блеском. – Мы наберёмся сил, и тогда они за всё ответят! Кулаки! Кровопийцы! Сволочи!.. Целый день сегодня гнул на них спину – и чего я получил? Кусок хлеба и кувшин молока! Хорош! Завтра на работу не иду! Пусть сами свои плантации обрабатывают!..
К Пашке прижималась Катька – не отличающаяся какой-то особо яркой внешностью девушка, единственным достоинством которой была способность покоряться перед сильным, мужественным парнем и терпеть на себе все его грубые выходки и даже побои.
Правда, и Катька широко использовала открывшиеся перед ней возможности возлюбленной самого влиятельного на посёлке парня и беззастенчиво пользовалась ими. Так, например, она без долгих слов забирала у подруг то, что ей, по какой-либо причине, нравилось. А кто посмеет что-то возразить Пашке или его подруге?!
- А у нас, - подхватил Ванька, - овцу за долги отняли. С ягнятами...
- И сколько овец у вас осталось? – поинтересовался Пашка.
- Две, - ответил Ванька, - одну мы отвели Старейшине ещё осенью…
- Вот суки! – возмущённо произнёс его собеседник.
Ему никто не ответил: все они находились в одинаковом положении, только, в отличие от Пашки, до поры до времени, считали это вполне нормальным – сколько они себя помнили, так было всегда…
Зато парни, в отместку, без зазрения совести, крали у богатеев всё, что плохо лежит, опасаясь попасться с поличным не только богачам, но и своим собственным родителям – воровство в поселке каралось строго.
Олеся сидела, прижавшись к Петьке; Катька была рядом с Пашкой; рядом с собой Николай обнаружил Машу Клочкову – остроносую, невзрачную пигалицу. Казалось бы, ещё совсем недавно он застал её за пожиранием желторотых воробышков – и вот, Маша выросла, и настолько, что, осмелев, отважилась подраться из-за Петьки с Олесей, но была немилосердно поколочена своей более сильной соперницей.
Худющая, как цыплёнок, от голода, страшная на вид, всеми презираемая, вечно ходящая в синяках от частых побоев ( в том числе – и от своей собственной матери) за воровство, эта девушка упрямо цеплялась за жизнь. А Николай уважал волевых людей...
Неожиданно для самого себя, он, обняв, привлёк её к себе, и та доверчиво прильнула к нему своим горячим, худеньким тельцем. Отвернувшись от всех, он впился в губы девчушки, стараясь отогнать от себя неземной образ прекрасной Елены...
- Эй, Колька! – раздался грубый, насмешливый голос Пашки. – Ты чё там прибалдел? Оставь и мне хоть немного! Худышка, иди сюда – я тебя получше согрею!
- Своя имеется! – высунулась вперёд Маша. – Ей и командуй, понял?
- Ох, ни хрена себе! – изумился Пашка. – Смелая ты, как я погляжу! Пока из-под Колькиных подмышек торчишь! Вот погоди, поймаю тебя где-нибудь одну – погляжу, какая ты будешь смелая!
- Не больно-то испугалась! – тихо, чтобы не услышал Пашка, отозвалась та.
- А-а-а! – послышался чей-то вопль – это закричал Сенька, которому сидящий рядом Андрюшка сунул горящую головню между ног.
- Урод! Сука! Щас я тя в землю закопаю, сволочь!
Вскочив, Сенька накинулся на Андрюшку; завязалась драка. Николай наблюдал за ней спокойно и равнодушно; Маша, вытянув худую шейку, с восторгом следила за ходом сражения, и ее глазёнки горели от возбуждения. Фомка и Ванька бросились разнимать дерущихся.
- Не мешай! - недовольно прикрикнул Петька. – Пусть дерутся! Всё по-честному – один на один!
- А давай, - предложил Николай, вставая, - четверо на одного!
Он и сам не понимал, что толкнуло его на этот безрассудный поступок: не то выпитая брага, не то близость девушки, перед которой ему захотелось отличиться.
В наступившей тишине Николай, потряхивая кистями рук, вышел к дерущимся; те, как петухи, дружно наскочили на него. Не теряя зря времени, ударом ноги в пах он вывел из строя своего самого опасного противника – Андрюшку, и тут же его кулак с сокрушительной силой врезался в челюсть Фомки. Подпрыгнув, он легонько ударил Сеньку пяткой в челюсть; тот сел на землю и взвыл – его язык оказался прокушенным до крови.
Мельком оглядев своих обезвреженных противников, Николай приступил к Ваньке. Наступая на него, делая обманные выпады руками и ногами, Николай, забавляясь и желая продлить удовольствие для зрителей, гонял того по всей свободной площадке, время от времени нанося противнику довольно болезненные удары; загнанный к груде камней, тот повалился на спину. Николай повернулся к сидящим у костра товарищам и, ликуя, потряс поднятыми руками. Пашка презрительно скривил губы.
- А со мной? – спросил он, поднимаясь.
Все затихли – схватка предстояла нешуточная: никому ещё не удавалось устоять под ударами тяжёлых Пашкиных кулаков.
Огромной глыбой он бросился на Николая, но тот, отпрыгнув в сторону, остался невредимым.
- А, сука! – взревел Пашка. – Щас я тя… (от автора: приличия не позволяют воссоздать гневную Пашкину речь, изобилующую нецензурной бранью и угрозами применить к Николаю сексуальное насилие и превратить его в своего пожизненного раба)
Его свирепое, разгневанное лицо исказилось в страшной гримасе. Не было никаких сомнений в том, что Пашка в полной мере выполнит свои страшные обещания - стоит только Николаю поддаться… И тогда до конца своей жизни суждено Николаю быть Пашкиным рабом… Уж лучше было бы ему помалкивать в тряпочку, а не выводить Пашку из себя!..
Вновь тот кинулся на Николая – и опять мимо цели. Взглянув на своего противника непонимающими (как же так? ведь он только что был здесь!) глазами, Пашка обиженно заревел:
- Ты чё, падло? Боишься меня, что ли? Бегаешь, как заяц! Убью!.. (от автора: сплошная нецензурная брань)
В третий раз он кинулся на своего противника; перехватив его руку и присев, Николай перебросил Пашку через себя.
Падение того было ужасным; казалось, содрогнулась сама земля... Он безжизненно лежал на траве, раскинув руки; товарищи, поднявшись с мест, с беспокойством смотрели на него. Прыжком поднявшись с места, Пашка легонько ткнул Николая кулаком в плечо и миролюбиво произнес:
- Твоя взяла! Дай пять! Давай, я тебя поцелую, брат! Молодец! Уважаю!
Молодые мужчины обменялись крепкими рукопожатиями, обнялись и расцеловались.
- Это – мой брат! – пояснил Пашка всем присутствующим. – И если кто-то захочет что-то сказать Кольке, вначале обращайтесь ко мне! Всем понятно? Может, кому-то ещё неясно? Как, Ванька?
- Да нет! Ты что, Павел? – перепугался тот. – Всё понятно!..
- Откуда ты научился драться? – восторженно прошептала Маша Николаю.
Тот пожал плечами. Ежедневно участвуя в уличных драках, он понял, что нужно уметь уходить от ударов; совершая обманные движения, вынуждать противника раскрыть себя, после чего бить наверняка, и многое, многое другое.
- Научи и меня! – прижавшись к парню и подобострастно заглядывая ему в глаза, попросила Маша.
… Ни за что на свете Николай не согласился бы просто так, за здорово живешь, передать кому-то приобретенные им опыт и умение! Но эту тщедушную девчушку, напоминающую ему воробышка, ему почему-то было жаль, и в течение лета он обучал Машу искусству вольной борьбы и рукопашного боя. К его удивлению и немалому удовольствию, девушка оказалась способной и прилежной ученицей, искренне благодарной и преданной своему учителю.
К сожалению (или к счастью), Николай и не подозревал о той ожесточённой грызне, которая велась между представительницами слабого пола в их, сугубо мужском, обществе.
- Ну, ты! - холодно спросила Машу Катька. - Чё, совсем обнаглела, чё ли, свинья?
- А чё? – холодея от страха, спросила подругу Маша.
- А ни хрена! Кто тебя в люди вывел? Я и мой Пашка! Не так ли?
- Ну, и…? – стушевавшись под напором подруги, спросила та.
- Значит, ты мне должна! Иначе, как ты попала в наше общество, так же из него и вылетишь!
Маша удручённо молчала. Катька говорила сущую правду. Ни за что на свете ей, простецкой девчушке, было бы не попасть в это привилегированное сообщество парней и девчат, если бы не веское слово Пашки! Действительно, она умоляла того принять её, и Катя поддержала её… И вот, оказывается, она той должна заплатить за её поддержку…
- Чего ты, Катя, хочешь? – наконец, вымолвила она.
- А вот это – уже деловой разговор! – оживилась та. – Одну курицу – каждый месяц! – торжественно заявила она, – и десять! – нет, - пятнадцать яиц!
- Замётано! – радостно пообещала Маша.
Для девушки, выросшей в беднейшем семействе, не составляло никакого труда выкрасть курицу из богатого двора. Тем более – каких-то там жалких 15 яиц. Для того, чтобы заполучить эти вожделенные продукты питания, достаточно было всего лишь тайком, ночью или днём, проникнуть в стайку богатого хозяина. Ну, опять поколотят, если поймают. Так ведь ей - не привыкать!.. Только вот, почему она должна платить Катьке, а не наоборот? Этого Маша не понимала…
Давно уже она отчаянно завидовала своим более удачливым подругам – Олеське и Катьке – и только и мечтала о том, чтобы, по возможности, скомпрометировать их в глазах общества. Логика девушки была вполне проста и понятна: чем ниже падут её подруги, тем более возвысится она сама! И тогда из скромного, ничем не примечательного, «серого воробышка» она превратится в полноправного члена сугубо мужской стаи!
Катьке с Олеськой хорошо – парни просто так, ни за что, ввели их в свой круг – за их соблазнительную внешность… Но ведь и Маша давно уже мечтала очутиться в этом обществе! И пусть у неё нет таких пышных волос и объёмистых грудей и задницы, такой яркой внешности, как у Олеси, всё равно – Маша хотела жить!
Ведь, в таком случае, она станет не заурядной девушкой, о которую, всякий, кому не лень, вполне безнаказанно может вытереть свои ноги, а уважаемым человеком, который находится под покровительством дюжины сильных парней. Да и в отношении питания тоже… Всем было известно, что компания удалых ребят голодом отнюдь не сидит! И, пусть она некрасива, она должна, она обязана добиться поставленной перед собой цели!
И в голове девушки родился хитроумный план. Кате она по секрету сказала, что по ней сохнет Николай Князев – ей это, якобы, известно из достоверных источников. Юноша мечтает жениться на ней, готов её на руках носить и пылинки с неё сдувать! Ни в чём она не будет знать отказа – ни в одежде, ни в питании. И работать ей тогда совсем не будет никакой необходимости!
- Пойми, дорогая ты моя подруженька! – горячо убеждала она Катьку. – Ну, что ты видишь от своего Пашки? Только грубость, побои и оскорбления! Теперь, прикинь: что тебе может дать Князев?! Ты станешь его любимой женой, уважаемой дамой в посёлке! Все будут кланяться тебе в пояс! Будь я на твоём месте – вот нистолечко не сомневалась бы! Возьмёшь, Катюша, меня к себе служанкой? Я так завидую тебе!.. И я так рада за вас обоих!
… День за днём, разговор за разговором, Маше удалось-таки разжечь интерес Кати к Николаю Князеву. При этом, все их откровенные девичьи разговоры оставались в глубокой тайне.
Николаю же Маша сказала:
- Знаешь, Николай, есть у нас одна девушка, которая влюблена в одного из богатых мальчиков… Ты знаешь, о ком идёт речь. Я, этого, конечно, не одобряю, но сердцу ведь не прикажешь! Ты, пожалуйста, только не говори об этом никому из наших друзей! Я, лично, желаю ей счастья! Ты поможешь ей?
Одним словом, Маше удалось добиться тайного свидания Катьки и Николая Князева близ его усадьбы. И надо же такому случиться, что как раз в это время, совершенно «случайно», мимо проходил Пашка со своими товарищами!
Тот был потрясён увиденным… Катька была жестоко избита Пашкой и навсегда забыта им. На Николая Князева он даже не взглянул….Таким образом, Маше удалось навсегда исключить Катьку из числа своих конкуренток. Оставалась, правда, Олеська, которую девушка ненавидела всем своим сердцем – и та умудрилась вволю напиться ею, Машиной, крови…
* * *
Прошло лето. Наступил очередной Праздник Овна, отмечаемый в День Осеннего Равноденствия. Поздним вечером всем обществом собрались на Святилище – возвышении над посёлком. Старейшина, стоящий в маске Овна в окружении уважаемых сограждан, торжественно открыл праздник. Помня о существовавшем ещё недавно всеобщем равенстве, зажиточные сородичи щедро угощали своих односельчан, и люди жадно поедали дармовые печёный хлеб, варёное мясо и прочие деликатесы, запивая их брагой.
Затем всем родом упали на колени, обратив свои взоры к небу. Там, среди множества звёзд, выделялось созвездие в виде перевернутой буквы «М», чем-то напоминающее фигуру барана. Стоя в центре небосвода, он, склонившись, пил из Ковша воду. К нему обращались люди, его благодарили за тёплое, солнечное лето, за влагу и щедрый урожай.
Затянули величальную песню - медленную, протяжную; затем пошли всё более быстрые и озорные до неприличия.
И, когда под глухой бой барабанов и завывание свирелей Овну была принесена очередная жертва, сородичи, выпив по глотку объединяющей крови, приносили Старейшине и друг другу клятву верности и любви, после чего пели разухабистые, срамные частушки и пускались в пляс. Разойдясь по ближайшим окрестностям, мужчины и женщины, юноши и девушки до самого утра исступлённо, беспорядочно совокуплялись друг с другом; дети, зачатые в эту ночь, считались наиболее удачливыми – ведь им покровительствовал сам Овен!
Обычно жертвой служил баран. Но, по традиции, раз в пять лет Овну приносилась человеческая жертва – из числа наиболее достойных юношей и девушек. Последняя жертва, которой являлся сын Старейшины, была принесена четыре года назад. Семья, давшая жертву Овну, пользовалась громадным уважением сородичей, а её глава обладал непререкаемым авторитетом. И не случайно то, что человеческие жертвы приносились, преимущественно, знатными сородичами, отчего их влияние в посёлке и богатство с каждым годом росли. Что же касается Старейшины, то его власть была практически неограниченной.
Вспоминая прошедший праздник, люди долгое время поминали добрым словом и тех, кто его устроил – Старейшину и других уважаемых жителей посёлка.
Особым авторитетом пользовалась дочь Старейшины – Елена Прекрасная, – на которую падала тень славы не только её отца, но и брата, отдавшего свою жизнь за род, за его благополучие. И если жена Старейшины воспринималась сородичами как обыкновенная, земная женщина, то его дочь считалась чуть ли не богиней, и каждый из соплеменников был бы несказанно счастлив, если бы ему удалось прикоснуться губами к руке прекрасной Елены или к её платью.
Начался Праздник Жатвы и Урожая, продолжительностью в целую неделю: игрались свадьбы; молодые мужчины соревновались между собой в силе и ловкости; юноши и девушки водили хороводы; по вечерам слышались песни.
Пашка, оказавшись победителем в кулачном бою и получив за это приз – барана, - не уставая, хвастал своей победой и приставал ко всем, уговаривая померяться силами. Но желающих испытать на себе сокрушающую мощь его кулаков почему-то не находилось. Николай же, не имея равных в вольной борьбе и получив точно такой же приз, скромно помалкивал.
Положив на обе лопатки своего главного соперника и тёзку, Николая Князева, и прижав его к земле, он, переводя дух, поднял глаза на людей, стоящих кругом, и ... увидел восхищённые глаза Елены, её радостную, счастливую улыбку... Большей награды ему и не требовалось. Вскоре он подошёл к Старейшине.
- Иван Петрович, - несмело произнес Николай, - разрешите обратиться к Вам с просьбой!.. Я, конечно, беден..., но я люблю Вашу дочь! Поверьте мне: я сделаю всё, чтобы она была счастлива!
Старейшина с удивлением – как будто тот сморозил какую-то явную глупость – посмотрел на Николая.
- Елена выходит замуж, - сухо ответил он.
Вечером Старейшина со смехом рассказывал об этом инциденте жене.
- Представляешь, - добавил он, - этот сопляк, этот голодранец возомнил себя равным мне, Старейшине!
Алевтина Фёдоровна грустно взглянула на мужа.
- А мне нравится этот мальчик, – тихо возразила она, - честный, благородный, справедливый... Быстро же ты забыл, что когда-то сам был таким вот «голодранцем»! Но ты привык принимать решения сам, не советуясь со мной... Ты так решил – пусть так и остаётся!..