Вещий Олег

                1. Олег захватывает Киев

 После расплывчатых и как бы нереальных образов Рюрика (http://proza.ru/2020/08/22/848) и Аскольда (http://proza.ru/2009/10/08/224) глазам историка открывается другой герой наших летописей – Олег. И хотя фигура этого князя сквозь толщу веков по-прежнему представляется нам смутной и неясной, мы можем уже без всяких колебаний отдать должное его заслугам. Легендарный Олег был первым русским деятелем общенационального масштаба. Более тридцати лет трудился он над обустройством страны: покорял соседние племена, строил города, устанавливал дани, вел успешные войны и заключал договоры. Именно он положил первый камень в фундамент русской государственности, и сделал это так добротно и основательно, что странна, им созданная, не захирела, не развалилась при ближайших приемниках, а напротив – стала процветать и шириться с каждым следующим поколением. Именно он  далеко  прославил русское оружие и заставил соседей – могущественных хазар и гордых византийцев - уважать интересы  молодого варварского народа, само имя которого стало известно лишь за полвека до его княжения. Наконец, именно он положил начало русской нации и самому имени Руси.

 На страницах нашей летописи Олег появляется внезапно. Под 879 г. в «Повести временных лет» читаем: «Умер Рюрик и, передав княжение свое Олегу – родичу своему, - отдал ему на руки сына Игоря, ибо был тот еще очень мал». Итак, Олег был родственник Рюрика и Игоря, однако летописец не уточняет  в каком свойстве. Три года он провел в своей северной вотчине, а в 882 г., взяв  с  со­бою мно­го вои­нов: ва­ря­гов,  чудь,  сло­вен,  ме­рю,  весь и  кри­ви­чей, вы­сту­пил в по­ход против южных племен.   Придя к Смо­лен­ску, Олег при­нял власть в  го­ро­де  и  по­са­дил  в  нем сво­их му­жей; от­ту­да  от­пра­вил­ся  вниз  по Днепру,  взял  Лю­беч,  и  так­же по­са­дил сво­их му­жей; наконец при­шел к   Ки­ев­ским горам   и  уз­нал, что тут кня­жат Ас­кольд  и  Дир,  быв­шие  пре­ж­де  боя­ра­ми  Рю­ри­ка. Олег  спря­тал часть сво­их вои­нов в ладь­ях, дру­гих ос­та­вил  по­за­ди,  а  сам по­до­шел к го­рам, не­ся ре­бен­ка Иго­ря. Ас­коль­ду и Ди­ру он послал сказать, что де «мы куп­цы, идем к гре­кам от Оле­га и кня­жи­ча  Иго­ря.  При­ди­те  к нам, ро­ди­чам сво­им».  Ас­кольд и Дир поверили и  вышли ему навстречу. Тут   все  спря­тан­ные  вои­ны вы­ско­чи­ли из ла­дей и окружили их.  Олег сказал: «Не кня­зья  вы и не кня­же­ско­го ро­да, но я  кня­же­ско­го  ро­да».  А  ко­гда  вы­не­сли Иго­ря, до­ба­вил: «Вот он, сын Рю­ри­ка». После этого его люди уби­ли Ас­коль­да и Ди­ра,   от­не­сли на го­ру, и по­греб­ли.  Олег же сел кня­жить  в  Кие­ве,  и ска­зал: «Да бу­дет Ки­ев ма­те­рью го­ро­дам рус­ским».  И  бы­ли  у не­го ва­ря­ги и сло­ве­не, и про­чие, про­звав­шиеся ру­сью. Вслед  за ­тем, продолжает летописец,  на­чал  Олег  стро­ить  го­ро­да,  и  ус­та­но­вил  да­ни словенам, и кри­ви­чам, и ме­ри, «положил и для варягов давать  дань от Новгорода по 300 гривен ежегодно ради сохранения мира, что и давалось варягам до самой смерти Ярослава».

Приведенный рассказ вызывает некоторые вопросы. Кажется странным, например, что после семнадцатилетнего правления (а, может быть даже, и более длительного) Рюрик оставил такого малолетнего наследника. Заметим, что Новгородская первая летопись сохранила для нас совсем иную версию событий. Игорь представляется здесь вполне зрелым юношей. «Рюрик родил сына и назвал его Игорь, - сообщает нам летописец. - Игорь вырос и был храбр и мудр. И был у него воевода по имени Олег, муж мудрый и храбрый. И начали они воевать, пошли на Днепр и взяли Смоленск. Оттуда пошли к горам киевским и увидели город…» Далее следует рассказ, приведенный у Нестора, только действует в нем не один Олег, а князь Игорь на пару со своим воеводой Олегом. Именно Игорь произносит, обращаясь к Аскольду гордые слова: «Вы не князя, и ни роду княжеского, но я есть князь». После убийства Аскольда и Дира Игорь садится княжить в Киеве. «И были, - говорит летописец, -  у него варязи, мужи словене, и оттоле  прочии прозвашася русью. Сеи же Игорь нача грады  ставити, и дани устави  словеномъ и варягомъ даяти, и кривичем и мерямъ дань даяти варягом, а от Новагорода 300 гривенъ на лето мира деля, еже не дають».

Хотя нарисованная в Новгородской первой летописи картина кажется в каком-то смысле более предпочтительной, мы не можем принять ее. Договор 912 г., заключенный Олегом с византийскими императорами, не оставляет никаких сомнений на счет того, что князем после Рюрика стал именно он. В сущности, в этом нет ничего удивительного. В дальнейшем в Киевской Руси власть далеко не всегда передавалась от отца к сыну. Младший брат наследовал старшему, потом стол переходил к двоюродному брату, и только тогда, когда в старшем колене никого не оставалось, племянник мог наследовать дяде (или даже двоюродному дяде). Если, положим, Олег приходился двоюродным братом Рюрику, он имел предпочтительные права на власть, и Игорь должен был бы уступить ему стол даже в том случае, если бы он не был младенцем.

 Что касается городов, которые построил (или только укрепил?) Олег после того, как утвердился в Киеве, то это, по-видимому, Чернигов и Переяславль. В договоре 912 г. они уже фигурируют как главные «русские» города после Киева. Постройкой Чернигова Олег поставил под свой контроль важный торговый путь по Десне, связывавшей, как уже говорилось, Среднее Приднепровье с Поволжьем. Переяславль должен был прикрывать Киев со стороны степи – забота не лишняя, если вспомнить о кочевавших там венграх и печенегах.

Установление даней было тогда, без преувеличения, главной государственной задачей. Посредством выплаты дани утверждались отношения главенства-подчинения между русью с одной стороны, племенами славян и финнов с другой. Кроме того, поскольку князь не имел своего развитого хозяйства, средства на содержание двора и дружины он мог получить лишь посредством сбора даней. В сообщении Нестора по этому вопросу чувствуется какая-то неясность. Понятно, что дань Олегу платят словени, кривичи и меря. Но что это за дань в 300 гривен, которую платит конкретно Новгород каким-то варягам «ради сохранения мира»? За разъяснением следует обратиться к Новгородской первой летописи. Из нее видно, что дань варягам платил, как раз  не Новгород, а словени, кривичи и меря. Это и понятно, если под варягами мы будем понимать переселившуюся на юг русь. Любопытно другое: почему Новгород отделен от словен? Почему он выделен в какую-то особую «податную единицу»? Скорее всего, отгадка кроется в прежнем сообщении летописца относительно того, что новгородцы «от рода варяжского». В таком случае, дань Олегу платят здесь не племена, участвовавшие в призвании, а сами варяги, оставшиеся на севере и не последовавшие за князем в Киев. Ни о каком «сохранении мира» в Новгородской первой летописи речи нет. Просто упомянутые 300 гривен  собирались «мира деля», то есть со всех жителей, без исключений - со всего мира.

 

                2. Как поляне стали русью

Но, конечно, самым интересным является для нас то место разбираемого отрывка, где летописец сообщает о  новом, расширительном значении понятия «русь», которое оно приобрело после утверждения Олега в Киеве. По этому вопросу уже много лет «ломаются копья» между норманнистами и антинорманнистами, причем каждая школа старается истолковать эту фразу в свою пользу.  И в самом деле, можно только пожалеть, что средневековые авторы как раз в этом вопросе оказались удручающе темными и немногословными. «И  бы­ли  у не­го ва­ря­ги и сло­ве­не, и про­чие, про­звав­шиеся ру­сью», - читаем мы в «Повести временных лет». Что это за «прочие»? И кто здесь прозвался «русью»? Только ли одни «прочие» или же «прочие» вместе с варягами и словенами? И когда они прозвались «русью»? Сторонники южного происхождения этнонима «русь», как уже говорилось, толкуют эту фразу в том смысле, что все пришельцы приняли имя «руси», переняв его от местных жителей, давно уже так себя именовавших. Но как понимать в этом случае сообщение Нестора под 898 г., уже приводимое нами выше? Ведь оно совершенно недвусмысленно: имя «руси»  приняло славянское племя полян, и приняло оно его «от варягов». 

Обратимся опять к Новгородской первой летописи, где это место приведено в его первоначальной форме: «И были  у него варязи, мужи словене, и оттоле  прочии прозвашася русью». Фраза так же не совсем ясная, но, по крайней мере, она не оставляет сомнений, что «русью» прозвались именно «прочие», и прозвались они так лишь после того, как Олег поселился в Киеве вместе с варягами и словенами. Быть может, мы поймем мысль летописца, если вслед за Нестором примем, что «варязи» это, собственно, «изначальная русь». (В Новгородской первой летописи, как мы помним, такое отождествление нигде прямо не проводится, хотя и подразумевается). Тогда «прочие» приняли имя «руси» от варягов.

Однако, кто же такие «прочие»? Точно установить это мешает тот факт, что данное слово можно истолковать в двух смыслах: «расширительном» и строго конкретном. В «расширительном» значении  оно трактуется в «Повести временных» лет, где под понятие «прочие» подходят все участники похода Олега. Все они, в конце концов (к тому времени, когда жил сам Нестор), сделались «русью». Оттого и выброшено слово «оттоле». Ведь странно было бы, наверно, считать, что те же кривичи стали «русью» лишь после того, как оказались в Киеве. Но в Новгородской первой летописи смысл фразы другой – он конкретнее и строже. Участников похода тут всего два: «варязи» и «мужи словени». И под «прочими», которые «были» у Олега,  могут скрываться лишь те, кого варяжский князь застал уже живущим в Киеве и его окрестностях, то есть, прежде всего, поляне. «Оттоле», то есть после утверждения Олега на юге, поляне (и только они одни!)  стали называться «русью». Несколько завуалировано, тут выражена та же мысль, которую Нестор отчетливо высказал в летописной статье 898 г.

Но почему, «мужи словени» так и остались «словенами», а поляне стали «русью»? Чтобы понять сам механизм расширения этнонима, уместно, как нам кажется, прибегнуть к исторической аналогии, пусть даже она покажется не совсем корректной. Ведя постоянные войны со своими соседями, древние римляне некоторым из своих союзников за особые заслуги давали права полного римского гражданства. Члены этих общин становились как бы вровень со старыми гражданами и могли так же считать себя «римлянами». Нечто подобное, на наш взгляд, произошло с полянами. Хотя о формальном договоре между ними и варягами мы ничего не знаем, по сути, они оказались во всем равны последним.  Характер равноправных отношений отчасти выражен в словах Олега, что Киев отныне будет «матерью» городам русским.  Но еще отчетливее прослеживается он в той системе даннических отношений, которую выстраивает Олег. Поляне - единственное из всех подвластных ему племен, которое не платит дани! Напротив, они вместе с русью, превращаются в ее получателей. Этим шагом, возможно, и было положено начало постепенному слиянию пришлой руси с туземным славянским населением. Как в глазах окружающих племен, так и в своих собственных,  поляне делаются «русью».

Подтверждением нашей точки зрения является то, что уже в Х веке понятие «русь» начинается употребляться не только для обозначения народа (как этноним), но и для обозначения территории проживания этого народа (как хороним). Историки уже давно обратили  внимание на то, что  летописцы XII-XIII пользовались понятием «Русь» в двух значениях: помимо того, что  Русью называли тогда все восточнославянское государство,  имело хождение и более узкое его употребление  - для определения сравнительно небольшой области вокруг Киева. Другими словами, в представлении летописцев той поры, наряду с «большой» Русью существовала еще и некая «малая» Русь. Если мы сведем все  свидетельства о ней воедино, то увидим, что  Русью «в узком смысле» называлась собственно прежняя область расселения полян с городами Киевом, Черниговом и Переяславлем. Понятно и то, как возник этот хороним. Русью в глазах финских и славянских племен конца IX – начала Х века была та область, в пользу которой шла дань. Ведь дань собиралась «для руси» и доставлялась «в Русь». В этом  контексте «малая» Русь  впервые упоминается в «Повести временных лет» под 984 годом. Сообщая о покорении радимичей, летописец говорит, что они «платят дань Руси, повозу везут и до сего дни».

(Следует отметить, что мы имеем здесь в виду один только хороним «Русь». Антинорманнисты совершенно необоснованно смешивают с ним хороним «Русская земля», часто так же употребляемый летописцами в «узком» смысле. От этого  границы «малой» Руси далеко выходят у них за пределы области расселения полян. Однако хороним «Русская земля» появился гораздо позже – только в 30-х годах XII века, уже в эпоху раздробленности Древнерусского государства, и служил он для обозначения Киевской волости. В состав Русской земли «в узком смысле» входили, помимо Киева,  города Погорынья и Поросья, а также древлянская земля с Овручем, к Руси «в узком смысле» не относившиеся. Восточная граница этой «малой» Русской земли проходила по Днепру.  Чернигов и Переяславль никогда не включались в ее состав, хотя (и это важно!) они, несомненно, покрывались хоронимом Русь «в узком смысле». Наряду с многими косвенными свидетельствами, подтверждающими тот факт, что в глазах летописцев XII – XIII веков «малые» Русь и Русская земля ни в коем случае не совпадали друг с другом, есть и несколько прямых. Так, например, в Ипатьевской летописи под 1193 г. великий князь Святослав Всеволодович говорит, что после того, как он уедет из Киева в Чернигов, а его соправитель Рюрик Ростиславович отправится из Овруча в Смоленск, то в Русской земле никого из князей не останется. Из этого видим, что Чернигов в представлении Святослава Всеволодовича лежит за пределами «малой» Русской земли (а Овруч, напротив, в ее границах). К «малой» Руси и к «малой» Русской земле одновременно относились только Киев и ближайшие к нему города на правом берегу Днепра – Белгород, Вышгород и Васильев. Подробно этот вопрос рассматривается здесь http://www.proza.ru/2010/08/27/1457).   

 

                3. Олег подчиняет соседние племена. Полюдье

В 883 г. Олег на­чал  вое­вать  про­тив древ­лян и, по­ко­рив их,  брал с них дань по чер­ной ку­ни­це. В  884  г. Олег от­пра­вил­ся  на се­ве­рян,  по­бе­дил  их,  воз­ло­жил  на  них лег­кую дань и не по­зво­лил им пла­тить дань  ха­за­рам,  го­во­ря: «Я враг их, и вам  пла­тить  не­за­чем».  В  885  г.  по­слал  Олег  к ра­ди­ми­чам,  спра­ши­вая:  «Ко­му  дае­те  дань?»  Они  же   от­ве­ти­ли: «Ха­за­рам». Олег велел сказать: «Не да­вай­те ха­за­рам, но пла­ти­те  мне». И они дали ему такую же дань, какую рань­ше платили ха­за­рам. После этого Олег стал вла­ст­во­вать над по­ля­на­ми, древ­ля­на­ми, се­ве­ря­на­ми и ра­ди­ми­ча­ми,  а  с ули­ча­ми и ти­вер­ца­ми вое­вал.

Так, в нескольких строчках описывает наша летопись возникновение Древнерусской державы. Эта огромная страна, впрочем, очень мало напоминала государство в современном смысле этого слова. Русь не имела четких границ и не знала единых законов. Киевский князь осуществлял свою власть только в нескольких узловых пунктах, контролировавших торговые пути. Он так же собирал дань с подчиненных славянских и неславянских племен. Уплата этой дани, а также сам факт признания верховенства Киева составляли в то время все существо государственной власти. Дань собиралась во время полюдья. Уже упоминавшийся византийский император Константин Багрянородный так описывает этот интересный обычай руси: «Когда наступает ноябрь месяц, князь их тотчас выходит со всеми росами из Киева и отправляется в полюдье, то есть в круговой объезд, а именно в славянские земли вервианов (древлян), дрегувитов (дреговичей), кривичей, севериев (северян) и остальных славян, платящих дань росам. Прокармливаясь там  в течение целой зимы, они в апреле месяце, когда растает лед на реке Днепре, вновь возвращаются в Киев».

   Следующим важным моментом в жизни руси было реализовать собранную дань (прежде всего пушнину) в соседних странах – Халифате и Византии. Для этого строилось большое количество кораблей-однодревок. «Однодревки, - пишет далее Константин, - приходят из Новгорода, Смоленска, Чернигова и из Вышгорода и собираются в киевской крепости, называемой Самвата. Данники их славяне рубят однодревки в своих городах в зимнюю пору и, обделав их, с открытием времени плавания, когда лед растает, вводят их в реку Днепр и отвозят в Киев, вытаскивают лодки на берег и продают росам. Росы покупают лишь самые колоды, расснащивают старые однодревки, берут из них весла, уключины и прочие части и оснащают новые. В июне месяце они двигаются в путь».  Затем Константин детально описывает путь русов до самого Константинополя. Все эти подробности, относятся к Х веку, но едва ли во времена Олега обычаи правившей в Киеве руси сильно отличались от более поздних.

 

                4. Поход Олега на Константинополь

  Снаряжая каждый год большие торговые экспедиции в Константинополь, русь получала от этой торговли немалую прибыль и была кровно заинтересована в ее развитии. Однако, зная буйный и неуживчивый нрав этого народа, нетрудно будет представить, сколько проблем имели византийцы с русскими купцами. Ежегодный наплыв в столицу сотен купцов-варваров имел для них много неудобств. Отсюда исходило желание ограничить и стеснить русскую торговлю. Быть может, если бы эти ограничительные меры были направлены против частных лиц или компаний, они бы достигли цели. Но мы видели, что для Руси эта торговля была делом государственным, поэтому и ответ на действия византийских властей был дан на государственном уровне.

«В год 6415 (то есть в 907 по современному летоисчислению), - пишет Нестор, - по­шел Олег на гре­ков, ос­та­вив Иго­ря в Кие­ве;  взял  же с со­бою мно­же­ст­во ва­ря­гов и сло­вен и чу­ди, и кри­ви­чей, и  ме­рю  и древ­лян, и ра­ди­ми­чей, и по­лян, и се­ве­рян, и вя­ти­чей, и  хор­ва­тов, и ду­ле­бов, и ти­вир­цев, из­вест­ных как тол­ма­чи…  И  с  эти­ми  все­ми по­шел Олег на ко­нях и в ко­раб­лях; и бы­ло ко­раб­лей чис­лом 2000.  И при­шел к Царь­гра­ду (Константинополю); гре­ки же замк­ну­ли Суд (то есть перекрыли толстой цепью городскую гавань), а го­род  за­тво­ри­ли. И вы­шел Олег на бе­рег, и на­чал вое­вать.  Мно­го убийств со­тво­рили русские  в ок­ре­ст­но­стях го­ро­да гре­кам: раз­би­ли мно­же­ст­во па­лат и  пожгли все церкви. А тех, ко­го  за­хва­ти­ли  в  плен,  од­них  по­сек­ли,  дру­гих му­чи­ли, иных же за­стре­ли­ли,  а  не­ко­то­рых  по­бро­са­ли  в  мо­ре,  и мно­го дру­го­го зла сде­ла­ли рус­ские гре­кам,  как  обыч­но  по­сту­па­ют вра­ги.  И по­ве­лел Олег сво­им вои­нам сде­лать ко­ле­са и по­ста­вить  на  них ко­раб­ли. И с по­пут­ным вет­ром  под­ня­ли  они  па­ру­са,  и  по­шли  со сто­ро­ны по­ля  к  го­ро­ду.  Гре­ки  же,  уви­дав  это,  ис­пу­га­лись  и ска­за­ли че­рез по­слов Оле­гу: «Не гу­би  го­ро­да,  да­дим  те­бе  да­ни, ка­кой за­хо­чешь» …И при­ка­зал Олег дать да­ни на  2000  ко­раб­лей  по 12 гри­вен на че­ло­ве­ка, а бы­ло  в  ка­ж­дом  ко­раб­ле  по  40  му­жей. И согласились на это греки, и стали просить мира, чтобы не воевал он Греческой земли. Олег же, немного отойдя от столицы, начал переговоры о мире с греческими царями…»

   Переговоры эти были успешны: кроме требуемой дани по 12 гривен на каждого русского воина, греки уплатили особую дань русским городам: Киеву, Чернигову, Переяславлю, Полоцку, Ростову, Любечу и другим, где си­де­ли ве­ли­кие кня­зья, под­вла­ст­ные Оле­гу. Не была забыта и главная цель похода – отменить ограничения на русскую торговлю. Олег требовал, чтобы русь, приходящая в Константинополь, брала съестных припасов (месячину) сколько хочет; причем купцы могли брать съестных припасов в продолжении шести месяцев – хлеб, вино, мясо, рыбу, овощи; могли мыться в бане сколько хотят, а при возвращении домой могли брать  у греческого царя на дорогу съестное, якоря, канаты, паруса и все нужное. Уступая в этом пункте, византийские императоры постарались со своей стороны ввести торговлю с русью в известные рамки: они установили, что  русские, пришедшие не для торговли, не могли требовать месячины; князь должен был запретить своим русским грабить села в стране греческой; русские, пришедшие в Константинополь, могли жить только в одном квартале – у св. Мамы, а не по всему городу, как прежде. Причем императорские чиновники должны были переписать их имена и только после этого давать им месячину. Входить в столицу русские купцы могли отныне только через одни ворота, без оружия, под присмотром императорских чиновников и не более, чем по 50 человек зараз.  При соблюдений всех этих условий, императоры обещали не чинить русским купцам никаких препятствий и не брать с них пошлины.  Завершив войну выгодным миром, Олег со славой возвратился в Ки­ев, «не­ся, по словам летописца,  зо­ло­то и па­во­ло­ки (род парчи), и пло­ды, и  ви­но,  и  вся­кое узор­чье». Поход этот создал ему огромную популярность в глазах как руси, так и славян, которые прозвали своего князя Вещим.

«Повесть временных лет» донесла до нас не только красочное описание похода Олега, но и копию договора с византийскими императорами Львом VI  и Александром, заключенного в 911 году. Однако греческие хроники ни единым словом не упоминают об этом походе. Историки до сих пор не нашли вразумительного объяснения их молчанию. Новгородская первая летопись тоже не помещает под 907 г. никаких известий о царьградском походе руси. Согласно версии этой летописи, поход на самом деле состоялся в 920 г., когда Византией правил император Роман I (920-944). Причем во главе предприятия стоял не Олег, а Игорь. Далее рассказывается, как Роман отправляет против русского флота свои огненосные корабли, в сражении с которыми русь терпит поражение. Два года спустя, в 922 г., Олег, собрав большое войско, сам двинулся на Константинополь. Далее в Новгородской первой летописи приводится с красочными подробностями описание того же похода, который в «Повести временных лет» помещен под 907 годом. Впрочем, греческие хронисты об  этом предприятии руси  также ничего не сообщают. А поскольку версия «Повести временных лет» подкреплена договором 911 года, подавляющее большинство историков отдают предпочтение именно ей.

Зато в согласии с Новгородской первой летописью находится, как считают, сообщение некоего анонимного еврейского автора. Сравнительно недавно (в 1912 г.) в распоряжении историков оказался манускрипт, известный под условным названием «Кембриджского документа». Он был написан во второй половине Х века хазарином, который бежал в Константинополь после разгрома Хазарского каганата. Автор рассказывает, что византийский император Роман I  послал большие дары «царю Руси Х-л-гу (Олегу?)», подбивая его на войну с Хазарией. Х-л-гу пришел ночью к хазарскому городу Самкерчи (в Тмутаракани) и захватил его обманным путем. Хазарский полководец Песаха двинулся против русов и после четырехмесячной осады заставил их покориться. Х-л-гу не только помирился с хазарами, но вскоре перешел на их сторону и начал войну с византийцами. Четыре месяца Х-л-гу воевал против Константинополя, но в конце концов понес огромные потери «И пали там его мужи, так как македоняне победили их огнем. Он бежал и устыдился возвращаться в свою землю и пошел морем  в П-р-с (Персию) и пал там он сам и войско его. И так попали русы под власть хазар».

Каким образом согласовать между собой все эти разноречивые сообщения не ясно. Можно, правда, сделать предположение, что речь в"Кембриджском документе" идет совсем не о Киевской руси, а о другой ее "группе" - Арсании, располагавшейся в то время на Таманском полуострове (http://proza.ru/2020/08/22/848). Просто по случайному совпадению здешний царь тоже носил имя Олега. 

                5. Поход русов на Каспий

В последние годы правления Олега состоялся так же грандиозный поход русов на Каспийское море. Известный арабский историик, географ и путешественник  ал-Масуди, побывавший в 30-40-х г. Х века на южном побережье Каспийского моря, пишет, что в 912 или 913 году около 500 русских кораблей, «каждый из которых вмещал по сотне человек», получили  разрешение  от хазарского правителя на проход из Черного моря в Каспийское. Условием прохода было обещание  русов передать  правителю Хазарии половину добычи, захваченной ими на Каспии. Выйдя в Каспийское море, русские пираты стали совершать набеги на страны, лежащие  вдоль южного и западного побережий. «Они проливали кровь, - пишет ал-Масуди, - захватывали женщин и детей, грабили имущество, снаряжали отряды для набегов, уничтожали и жгли дома». Это жестокое опустошение продолжалось в течение «многих месяцев», причем базой русам служили морские острова вблизи нынешнего Баку. Хотя на обратном пути русы, как и было обусловлено, послали  хазарскому царю половину добычи, они подверглись нападению со стороны  проживавших в Хазарии мусульман. Правитель Хазарии предупредил русов о готовившемся против них ударе, предотвратить который он якобы не мог. Русы, уцелевшие  после битвы с хазарскими мусульманами в низовьях Волги, бежали вверх по реке, но были перебиты  буртасами и  волжскими  булгарами.

Любопытно, что об этом каспийском походе  (как и обо всех остальных) в наших летописях нет даже упоминания. По-видимому, правы историки, полагающие, что Олег не имел прямого отношения к описанной ал-Масуди каспийской экспедиции. Скорее всего, упомянутые им «русы» не являлись даже подданными киевского князя. Нам известно о них только то, что они пришли со стороны Черного моря. Быть может, поход устроила «черноморская», «тмутараканьская» русь, обосновавшаяся, в Керчи и на Таманском полуострове еще до «призвания» варягов (http://proza.ru/2020/08/22/848)? Однако едва ли эти русы были настолько многочисленны, чтобы выставить флотилию в 500 кораблей. Недоумение наше, возможно, рассеется, если обратить внимание на то что крупномасштабные каспийские походы руси всегда были как бы «отзвуками» или «отголосками» их черноморских походов. Нападение руси на Абаскун состоялось после аскольдова похода на Царьград  860 года. Описанная в этой главке экспедиция близка по времени к походу Олега 907 г. Следующее  нападение руси на Берда произошло в 944/945 гг., то есть сразу после царьградского похода Игоря. Можно предположить, что всякий раз, когда завершалось организованное киевскими князьями военное предприятие, значительная часть его участников не возвращалась сразу в Киев, а задерживалась на какое-то время в Керчи и на Тамани. Наличные силы черноморской руси сразу заметно возрастали, и она могла решиться на такие операции, какие обычно были ей не под силу.

 

                6. Смерть Олега

   Об обстоятельствах  смер­ти Оле­га »  находим в «Повесть временных лет» сле­дую­щую  ле­ген­ду.  «Как-то Олег спро­сил вол­хвов и ку­дес­ни­ков: «От че­го  я  ум­ру?»  И  ска­зал ему один ку­дес­ник: «Князь! От ко­ня твое­го  лю­би­мо­го,  на  ко­то­ром ты ез­дишь, от не­го те­бе уме­реть!» Эти слова за­па­ли Оле­гу в ду­шу,    и он ска­зал: «Ни­ко­гда не ся­ду на не­го, и не уви­жу  его  боль­ше».  И по­ве­лел кор­мить коня и не во­дить к не­му, и про­жил  не­сколь­ко  лет, не ви­дя его. Но на пя­тый год по­сле воз­вра­ще­ния из  Гре­ции, Олег  вспомнил о  ко­не  и  спро­сил  у  ста­рей­шин  и  ко­ню­хов:  «Где   конь мой, ко­то­ро­го я  при­ка­зал  кор­мить  и  бе­речь?»  Те  от­ве­ча­ли: «Умер». Олег по­сме­ял­ся  и  уко­рил  то­го  ку­дес­ни­ка,  ска­зав:  «Не пра­во го­во­рят вол­хвы, но все то ложь. Конь  умер,  а  я  жив». Он за­хо­тел уви­деть ос­тан­ки сво­его бы­ло­го  то­ва­ри­ща  и  прие­хал на то ме­сто, где ле­жа­ли его го­лые кос­ти и че­реп. И ко­гда  слез  с ко­ня, то опять по­сме­ял­ся и ска­зал: «От это­го ли че­ре­па  дол­жен  я при­нять смерть?» и сту­пил  он  но­гою  на  че­реп,  и  вы­полз­ла  из че­ре­па змея и ужа­ли­ла его в но­гу. И от  то­го  раз­бо­лел­ся  и  умер Олег, и при­нял по­сле не­го власть Игорь». Олега похоронили на горе Щековице. Произошло это в 912 году (а согласно Новгородской первой летописи, в 922 г.).

  Приведенный рассказ не единственный. Есть и другая версия, что Олег, передав власть Игорю, провел свои последние годы на севере, и что есть могила его в Ладоге.  Современные археологические раскопки в Ладоге дают основание предполагать, что именно при Олеге в этом городе была возведена каменная крепость - одна из древнейших на Руси.

Интересную параллель этому сюжету представляет скандинавская «Сага об Одде Стреле». Ее герой встречает колдунью, которая предсказывает ему, что он, Одд, умрет в родном хуторе Беруръёрди и причиной его смерти станет конь, который стоит сейчас в конюшне. Одд приказал немедленно убить коня, после чего совершил несколько завоевательных походов. Один из них закончился обретением власти над Русью. В конце концов, Одд возвращается в Беруръёри, идет к кургану, под которым погребен его конь, и натыкается на череп. Из него выползает змея и кусает Одда в ногу. Таким образом, различаясь в деталях, рассказ этот, по сути, очень похож на тот, что включен в нашу летопись. Возможно, что источник его общий – дружинные сказания. Из Руси в Скандинавию он мог быть занесен теми варягами, которые возвращались  на родину после службы  в дружине древнерусских князей.

 Конспекты по истории России http://proza.ru/2020/07/17/522