Русь и Русская земля в узком смысле

Константин Рыжов
ЕЩЕ РАЗ О СМЫСЛЕ И  ЗНАЧЕНИИ ПОНЯТИЙ «РУСЬ»  И     «РУССКАЯ ЗЕМЛЯ» В ЛЕТОПИСЯХ XII-XIII ВЕКОВ.

      Русские историки уже не раз обращали  внимание на неоднозначное понимание летописцами XII-XIII веков смысла понятий  «Русь» и «Русская земля»: помимо того, что  Русью и Русской землей называли тогда все восточнославянское государство,  имело хождение и более узкое употребление этих хоронимов  - для определения сравнительно небольшой области вокруг Киева, Чернигова и Переславля (1).

     Из послевоенных историков большое внимание исследованию этого вопроса уделили А.Н. Насонов и Б.А. Рыбаков (2).  Оба автора в конечном итоге пришли к сходному выводу о том, что историческая обстановка XII-XIII веков не давала никаких поводов для объединения Чернигова, Переславля и Киева в какое-то общее целое со своим названием, поскольку здесь в то время располагались Киевское, Черниговское, Переславское и Северское княжества – политически независимые и часто враждебные друг другу государственные образования. Следовательно, единство это должно было существовать в более раннюю эпоху. «Очевидно, - пишет Б.А. Рыбаков, - для XI-XIII вв. единство южной Руси было только историческим воспоминанием, не находившим себе соответствия в политической и культурной обстановке того времени. Следовательно, для определения времени и условий сложения единства южной Руси нам  необходимо перешагнуть через рубеж летописных и археологических данных X-XII вв. и пойти на несколько столетий вглубь» (3).

     Гипотеза Б.А. Рыбакова хорошо известна. Суть ее состоит в том, что в V-VI вв. в Среднем Приднепровье существовал могущественный славянский союз под названием Русь, объединявшем летописных полян и северян. Позже, к Х веку, он распространил свою власть на всю восточную ветвь славянства, однако воспоминания о ранних границах этого союза сохранились до XII-XIII вв. Таким образом, по мысли Б.А. Рыбакова, говоря о «Руси» и «Русской земле» в узком смысле летописцы имели в виду территорию занимаемую этим союзом семьсот лет назад. А.Н. Насонов был более осторожен в своих предположениях. Хотя он тоже не сомневался в существовании союза Русь, но относил его возникновение к IX в. и связывал с теми племенами, которые платили дань хазарам.

   Эти положения в целом получили признание, хотя нельзя сказать, что они были приняты безоговорочно. В свое время Д.С. Лихачев, полемизируя еще с выводами Тихомирова, обращал внимание на то, что в «Повести временных лет» (памятнике начала XII века) мы не находим употребления хоронимов «Русь» и «Русская земля» в узком смысле. Между тем, если предполагать, что хоронимы эти имели очень давнее происхождение, появились значительно раньше самого Древнерусского государства и были в ходу вплоть до монгольского нашествия, естественно ожидать самое широкое употребления их в сочинении летописца начала XII века. Однако, ничего подобного мы не наблюдаем. Даже описывая современные ему события 90-х гг. XI в. летописец всегда говорит о Руси только в широком смысле. Нет никаких упоминаний о «Руси» и «Русской земле» в узком смысле также и у Владимира Мономаха, хотя он включил в свое «Поучение» перечисление всех своих многочисленных поездок. Эти географические понятия входят в оборот южных летописцев уже в посленесторовскую эпоху, примерно с 30-х гг. XII в. Если само по себе это обстоятельство еще не может служить веским доводом для опровержения концепции о раннем происхождении хоронимов «Русь» и «Русская земля», оно все же нуждается в каком-то объяснении, которого мы не находим ни у Б.А. Рыбакова, ни у А.Н. Насонова.

     Есть в их теории и другие спорные моменты. Так, если собрать все свидетельства летописцев о «Руси» и «Русской земле» в узком смысле, то они не без труда накладываются на ту область, которую, по историческим и археологическим данным, занимали в древности поляне и северяне. Рыбакову пришлось, к примеру, отбросить совершенно ясные свидетельства летописи о том, что к «Русской земле» относились южнобужские города Бужевск и Межибожье, а также города Погорынья. Напротив, стараясь включить в понятие «Руси» побольше северских городов, он вынужден был оперировать достаточно двусмысленными сообщениями. Стародуб у Б.А. Рыбакова «русский город» только потому, что доверенный человек «из Руси» рассказывает Святославу о делах в Чернигове и Стродубе (4).  Не менее спорно отнесение к «Руси» Новгорода Северского. Посемье же вообще оказалось в «Русской земле» только из-за того, что о владельце Курска, князе Всеволоде Ольговиче, сказано, что он владел «всей русской землей» (5). Не разъясненным в концепции Б.А. Рыбакова осталось и слишком частое противопоставление  летописцами Киева Чернигову и Переславлю, выделение его в какую-то еще более ограниченную область – «русскую землю в самом узком смысле».
 
   Наконец, разбираемая теория целиком держится на молчаливом признании того, что понятия «Русь» и «Русская земля» для летописца совершенно тождественны. Никаких доказательств в пользу этого (заметим, очень серьезного утверждения) мы не нашли ни у кого, кто раньше касался этого вопроса и пытался так или иначе определить границы «Руси» и «Русской земли» в узком смысле слова. И это не смотря на то, что по наблюдению лингвистов, понятия эти достаточно долгое время не совпадали. Сошлемся, например, на мнение В.В. Колесова, представившего в своей книге (6) много тонких наблюдений над значениями древнерусских слов. Он пишет: «Еще в начале XV в. совершенно четко разделялись понятия «Русь» и «Русская земля»» (7).  В.В. Колесов пришел к этому выводу на основании изучения художественных произведений Древней Руси. Однако то же самое можно сказать и об  употреблении их летописцами. Из-за произвольного смешения «Руси» и «Русской земли» очевидно и пошли все неясности в определение их действительных границ. Поэтому попробуем в очередной раз провести анализ летописных свидетельств об этих топонимах, строго разделяя их между собой (8).

   Итак, что же такое «Русская земля» в представлении летописцев XII-XIII вв.? На юго-западе к ней относили верховья Южного Буга. Здесь располагались города Ростислава Юрьевича Божевск и Межибожье. В 1148 г. князь Изяслав Мстиславич давал наказ Ростиславу: «иди въ Божьскый, пребуди же тамо… постерези земле руской оттоле…» (9) Далее граница шла по верховьям Горыни, поскольку Владимирко Галицкий в 1152 г. обещает вернуть Изяславу «все русской земли волости»: Шумск, Тихомль, Выгашев, Гнойницу. Выше граница отклонялась на восток от Горыни, так как Дорогобуж не разу не назван летописцами русским городом. Не доходила она и до Припяти на севере, поскольку Туров нигде не упомянут в составе «Русской земли».

   Большое значение для определения северной границы  очерчиваемой нами территории имеет вопрос об отношении к ней Овруча. Обычно Древлянская земля безоговорочно исключается из «Русской земли» прежде всего на основании свидетельства Ипатьевской летописи под 1193 г., где говориться о том. что движение из Овруча на юг есть движение «в Русь». Однако по отношению к «Русской земле» это место далеко не так однозначно. Под тем же годом можно найти еще одно любопытное сообщение. Рюрик Ростиславич, владевший Овручем, договаривается с киевским князем Святославом Всеволодовичем о том, как им провести зиму. Он предлагает ему поход на половцев, но Святослав отказывается. Тогда Рюрик посылает сказать Святославу, что собирается этой зимой заняться своими делами, то есть делами своей главной отчины – Смоленска и потому отправится в поход на литву. Идея эта очень не понравилась Святославу, и он отвечает: «брате и свату ажь ты идишь изо отчины своей на свое ороудье (по своим делам), а язь каки изоду за Днепръ своихъ дела орудеи а в Роуской земле кто ныси останеть?» И теми речами, - продолжает летописец, - «измате поуть Рюрикови» (10). Как следует из дальнейшего, Рюрик внял Святославу и остался в Овруче, ибо именно там застает его сын Ростислав после набега на половцев. Итак, мы видим, что отъезд из Овруча на север считался отъездом из «Русской земли». Можно считать поэтому, что он находился где-то на северной ее границе.

   Но еще более важно определить восточную границу «Русской земли», потому что как раз в отношении  нее бытуют самые распространенные заблуждения. Все, касавшиеся этого вопроса, однозначно включают в состав «Русской земли» Чернигов и Переславль. Между тем, для этого нет никаких оснований, и мы имеем многочисленные свидетельства о том, что восточная граница этой территории проходила по Днепру. В Ипатьевской летописи есть упоминание о том, что киевская сторона Днепра именовалась «русской» (11). В Лаврентьевской летописи имеется рассказ, подтверждающий это известие. Под 1169 г. сообщается, как из степи приехало множество половцев с предложением заключить с ними мирный договор. Часть их встала под Переславлем у Песочна, другая подошла к Киеву и встала у Корсуня. Киевский князь Глеб отправился прежде к «переяславским половцам», а «к другим половцем къ русьским посла отправил» (12). То есть, и Чернигов, и Переславль находились не на русской стороне Днепра, не в «Русской земле». В разбираемом нами выше летописном отрывке 1193 г. князь Святослав говорит, что после отъезда Ростислава из его отчины, а его самого из Киева «за Днепр» никого не останется в «Русской земле» – явное свидетельство того, что Днепр был ее восточной границей.

    Исключив Чернигов и Переславль из состава «Русской земли», мы можем очень хорошо объяснить все те места летописи, где говориться обо «всей русской земле». Обычно, анализируя комплекс свидетельств о «Руси» и «Русской земле», эту формулу оставляют без внимания, хотя она используется летописцами неоднократно. И действительно, для тех, кто включает в состав «всей русской земли» Черниговщину и Переславщину, употребление ее бессмысленно. Так в 1150 г. князь Изяслав Мстиславич занял Киев. Владимирко Галицкий говорит, что он «ныне въехавъ въ всю рускую землю» (13).  Между тем, Изяслав не владеет ни Переславлем (где сидел сын его противника Юрия Долгорукого Ростислав), ни Черниговом. Ясно, что Владимирко и не считал их «Русской землей». В 1174 г. Андрей Боголюбский устроил грандиозный поход на Киев. Известно, что в нем участвовали чуть ли не все тогдашнее князья, в том числе Черниговский и Переславский. Однако летописец сообщает, что «кыяне совокупивше и берендеиче и поросье и всю рускую земли полкы поидоша от Кыева къ Вышегороду»  (14), собираясь биться с андреевым воинством за любимого ими Мстислава Ростиславича. В 1180 г. Рюрик Ростиславич уступил Святославу Всеволодовичу Черниговскому старейшинство и Киев, «а себе взя всю рускую землю» (15).  Отнести в этом контексте к «Русской земле» Чернигов очевидно нельзя.

   Мы должны  также с большим  вниманием отнестись к тем летописным свидетельствам, где «вся русская земля» радуется восшествию на киевский стол какого-нибудь князя или печалится его смерти. Едва ли мы найдем хоть один такой случай, что бы у жителей киевской, черниговской и переславской волостей были общая радость и печаль. Например, когда после смерти Изяслава Киевского «плакася по нем вся руская земля и вся черни клобуци» (16), очень сомнительно, что северская земля, за два года до этого жестоко разоренная Изяславом, присоединилась к этому плачу. В 1155 г., когда на киевский стол сел Юрий Долгорукий, «прея его съ радостью вся земля руская» (17).  Но едва ли радость эту разделяли черниговские Ольговичи, от которых в очередной раз ушло великое княжение. Те же сомнения у нас относительно 1194 г., когда на киевский стол садиться Рюрик Ростиславич. Однако летописец свидетельствует: «изобрадовася вся руская земля о княжении Рюрикови: кияне и крестьяни и погани» (18).

    Б.А. Рыбаков приводит два свидетельства южных летописцев, когда, по его мнению, под «всей Русской землей» понимаются кроме киевской, черниговская и переславские земли. Имеются в виду, прежде всего,  события 1139 г. Тогда только что занявший киевский стол Всеволод Ольгович Черниговский попробовал выгнать в Курск Андрея Владимировича Переславского. В подтверждение своего предположения Б.А. Рыбаков приводит ответ Андрея на это требование: «ожети, брате, не досыта всю землю Русскую держаче…» (19) и относит на основании этих слов к «Русской земле» Переславль. Однако заметим, что здесь имеет место явное недоразумение и пример скорее говорит против точки зрения Б.А. Рыбакова, чем в ее пользу. Ибо полный ответ Андрея звучит так:  «Ожети, брате, не досыта всю землю русскую держаче, а хочешь и сее волости (т. е. Переславля – прим. К.Р.), а убивь мене, тебе то же волость, а жив не иду суъ своее волости» (20).  Совершенно очевидно, что Андрей укоряет Всеволода в непомерной жадности, поскольку он уже имеет «всю русскую землю», а хочет еще (помимо ее) и Переславля. Точно также не убедительна ссылка Б.А. Рыбакова на события 1180 г., когда Святослав Всеволодович Киевский, задумав изгнать Ростиславичей из Белгорода и Вышгорода, мечтает: «и приму единъ власть рускую» (21).  Речь здесь идет только о киевской области, так как о Владимире Глебовиче Переславском вопрос даже не стоит.

   Кроме южных летописей Б.А. Рыбаков ссылается и на одно свидетельство северной летописи. Под 1145 г. новгородский летописец сообщает: «ходиша овся руская земля на Галиц…» (22). Из других источников мы знаем, что в походе участвовали киевский, черниговский и переславский князья, что, по мнению Б.А. Рыбакова, должно свидетельствовать о принадлежности их городов к «Русской земле». Но, во-первых, едва ли из этой краткой заметки можно делать такие исчерпывающие выводы, а, во-вторых, нельзя не заметить, что авторы Новгородской Первой летописи вообще оперируют понятием «Русская земля» совсем ни в том смысле, какое оно имело на юге. Помимо приведенного Б.А. Рыбаковым примера, новгородский летописец только один раз использует это понятие при описании событий 1169 г. Рассказывая о походе на Новгород большой армии Андрея Боголюбского, он говорит: «в то лето на зиму, придесша под Новегородъ суждальци с Андреевцем, Роман и Мстиславъ съ смольняны и с торопольцяны, муромьци и рязаньци съ двема князма, полоцьскыи князь с полоцяны, и вся земля просто русьская» (23).  Между тем, южные князья вообще не принимали в походе участия. «Вся русская земля» здесь, как и в примере Б.А. Рыбакова, скорее всего просто фигуральный оборот, указывающий на многочисленность врагов.

   Подтверждает нашу точку зрения и то обстоятельство, что мы имеем многочисленные свидетельства о принадлежности правобережных городов к «Русской земле», но мы не имеем ни одного такого указания на города левобережья. Так в 1174 г. Андрей Боголюбский, разгневанный на Ростиславичей, наказывает своему послу: «а Давыдове рци: а ты поиди в Берладъ, а в Русьской земли не велю ты быти; а Мьстиславу молве: в тобе стоить все, а не велю ти въ Русьской земли быти» (24).  Отчиной Давыда был тогда Вышгород, а отчиной Мстислава – Белгород, которые, таким образом, мы относим к «Русской земле». О Васильеве и киевском Новгороде мы имеем свидетельство поздней Новгородской Третьей летописи, ретроспективно освещавшей прошлое: «При сем епископе бе преподобный Федосий киевских печуерь, родом от града Василева, близ малого Новаграда въ земли Рустей» (25).
 
   Неоднократно относится к «Русской земле» сам Киев. Кроме приведенным выше примеров, укажем еще на два. В 1146 г. Святослав из Новгорода Северского «послав къ Юргеви у Суждаль: «…а поиди въ Русскую землю Киеву» (26).  В 1189 г. в походе на Галич Святослав Всеволодович и Рюрик спорят о волостях. Святослав давал Галич Рюрику, а себе хотел «всей руоской земли около Киева» (27).

   Также многократно подтверждена причастность к «Русской земле» основных правобережных городов вплоть до устья Роси и самого Поросья. Например, в 1195 г. Всеволод требует своей доли в «Русской земле» – Торческа, Триполя, Корсуни, Богуслава и Канева (28).  Очевидно граница «Русской земли» доходила до Канева и дальше шла от Роси на запад вдоль половецких степей до Южного Буга.

   Подведем итог. Легко видеть, что очерченная нами территория буквально совпадает с границами Киевского княжества, каким оно предстает в книге А.Н. Насонова (29).  То есть мы имеем все основания отождествить «Русскую землю» в узком смысле с Киевской волостью в границах XII-XIII вв. Это та территория, которая переходила под власть великого князя  после утверждения его на киевском столе, его домен.  Наш вывод полностью устраняет все противоречия и неувязки,  имевшие место в построениях наших оппонентов.   Почему нет упоминаний о «Русской земле» в «Повести временных лет»? Потому что само это понятие вошло в политический и литературный обиход лишь во  второй четверти XII века, в эпоху раздробленности. Почему «Русская земля» лишь отчасти совпадает с территориями  полянского и северянского союза? Потому что она продукт не племенной, а другой, гораздо более поздней, государственной, эпохи и не имеет с ранними славянскими союзами ничего общего. Почему Киев и «Русская земля» неоднократно противопоставляются Чернигову и Переславлю? Потому что ни Чернигов, ни Переславль никогда в «Русскую землю» не входили, а были особыми политическими единицами, часто ей враждебными. Почему представление современников о «Русской земле» было таким живым и конкретным? (Чего – заметим в скобках – едва ли можно было ожидать от местности, единство которой основывается исключительно на исторических преданиях). Потому что эта территория являлась в XII-XIII  объектом бесконечных княжеских споров и усобиц.  Ясно, что современники должны были очень четко представлять себе границы той областью, вокруг которой вращалась вся тогдашняя история.

      Теперь перейдем к разбору свидетельств  о хорониме «Русь». Границы этой области определяются сравнительно легко. Прежде всего, бесспорно, что к «Руси» относился Киев. В 1152 г.  Владимирко Галицкий, услышав о выступлении своего союзника Юрия Долгорукого, двинулся в поход и «идучи в русь поиди г Кыеву» (30). Кроме этого прямого указания мы имеем несколько косвенных, уже многократно приводимых другими авторами (31). Точно также, есть много свидетельств о том, что «в Руси» находились Переславль и Чернигов. О Переславле есть и прямые известия. Так под 1132 г. читаем: «В се же лето ходи Всеволодъ въ Русь Переяславлю…» (32) Под 1213 г. сообщается, что Юрий Всеволодович примирился с Владимиром и дал ему Переславль-Русский, а тот отправился из Москвы «в Русь» (33).  О Чернигове таких прямых известий нет, но отнесение его к «Руси» по контексту многих летописных статей несомненно. В «Руси» находился и Городец-на-Востре, так как в 1195 г. князь Всеволод послал своего тиуна «в Русь» с приказом обновить его (34).  Овруч, как уже отмечалось, не относился к «Руси». В 1193 г. князь Святослав писал Рюрику Овручскому: «а ныне поиди в Руось, стерези же своея земли». Рюрик же «иде в Руось» (35).  Поскольку его отчинами вблизи Киева были Белгород и Вышгород, а простоял он всю зиму у Васильева, можно заключить, что все эти города относились к «Руси» (как, вероятно, и Вятичев). Этим  перечнем исчерпываются конкретные сообщения наших летописей о городах, лежащих в «Руси».  Ни разу не отнесены к «Руси» города Погорынья. Поэтому логично будет исключить их из ее пределов. То же самое можно сказать о городах Поросья, которые (как это ни странно, если вспомнить гипотезу о том, что именно название реки Рось послужило причиной для образования топонима и этнонима Русь) никогда не причисляются летописцами к «Руси». Б.А. Рыбаков, на основании двух не совсем ясных свидетельств, относит к «Руси» еще Глухов и Трубчевск. (В 1152 г. Юрий Долгорукий «идущю в русь пришед ста оу Глухова» (36). В 1232 г. Святослав Трубчевский из новгородской земли  идет обратно «в Русь» (37)). Трудно сказать, насколько это суждение основательно.

     Важно отметить, что понятие «Русь» в летописном контексте, в отличие от «Русской земли», почти никогда не использовалось для обозначения территории с определенными границами (то есть как хороним в строгом смысле слова). Летописцы  XII-XIII вв. обычно употребляли его как синоним «центра», «юга», «южного направления». Например: «Бежащю же Святославу изъ Новагорода, идущю въ Русь къ брату» (38).  Или «иде архепископъ Новегородьскый Нифонтъ въ Русь, позван Изяславомъ и Климомъ митрополитомъ» (39).  Или «На ту же зиму иди епископ Нестеръ в Русь и лишася еппьи» (40) Или «в тоже лето поиди Гюрги с ростовци и суждальци и со всеми детми в Русь» (41).  Эти примеры можно множить, и везде понятие «Русь» использовано как обозначение южного направления или конечного пункта движения. Это заставляет нас искать истоки происхождения этого топонима в даннических отношениях ранней истории Киевского государства.

После того как Олег в 882 г. захватил полянский Киев и провозгласил его «мати градом Руским», все полянское и пришлое население в окрестностях новой столицы стало именоваться русью (http://proza.ru/2009/12/23/206). «И беша у него варязи и словени, и прочии прозвашася русью» (42), - пишет летописец. Вслед затем он сообщает о том, как Олег распределяет и накладывает дани на соседние племена. Дани, таким образом, собирались «для руси» и везлись «в Русь», так что понятие это именно тогда должно было войти в обиход соседних племен. Под «Русью» должна была пониматься та область, в пользу которой шла дань – прежде всего Киев, а потом, возможно, и его пригороды – Чернигов и Переславль. Уже в первых договорах Олега и Игоря с греками эти города упоминаются в качестве главных получателей дани, (43) купцы из них пользовались особыми льготами перед другими купцами (44). Возможно, в первое время эта малая «Русь» включала в себя только область расселения полян, но уже в очень раннее время ее пределы распространились и на северян. Ибо, если в 884 г. сообщается, что северяне платили дань великому князю наравне с другими племенами, то столетием позже Владимир, рассаживая своих сыновей, не выделил северскую землю в особое княжение, то есть оставил ее за собой. Сыновья продолжали платить дань великому князю и северская земля тоже стала включаться в понятие «Руси».  Это понятие известно уже автору «Повести временных лет», который, сообщая о покорении в 984 г. радимичей, говорит, что они «платят дань Руси, повозу везут и до сего дни» (45). «Русь» как хороним был живой релью вплоть до конца XI в. Но после смерти Ярослава Мудрого, посадившего своих сыновей в Переславле и Чернигове, «Русь» распалась сначала на время, а потом – навсегда. С начала XII в. (а в это время, напомним, как раз и завершилось формирование первого русского летописного свода) «Русь» уже перестала быть конкретным территориальным понятием, но продолжала существовать в живой обиходной речи как синоним центра и юга. Тогда же родилось близкое по значению, но новое по сути понятие «Русская земля». Так стала называться правобережная «Русь» с Киевом и древлянская земля с Овручем, до этого всегда выделявшаяся в особое княжение.
 
     В монгольскую эпоху, когда центр государства окончательно перемещается с берегов Днепра на  Клязьму, понятие «Русь» переживает быструю трансформацию. Это хорошо видно по новгородским летописям. Если прежде  новгородцы ясно отделяли Владимиро-Суздальское княжество от «Руси» в узком смысле, то позже это представление притупляется. Так под 1252 г. говорится, что хан Неврюй изгнал из Суздаля Андрея Ярославича, княжившего «на Руси» три лета (46).  Под 1257 г. рассказывается, что в Новгород «из Руси», то есть из Владимирской земли, приходит весть, что татары «хотят десятины на Новгороде» (47). «В Русь», к великому князю Андрею (то есть опять-таки во Владимир) посылают в 1299 г. пленных немцев псковичи (48).  «В Русь», к великому князю Московскому отпускают в 1398 г. новгородцы пленного двинского наместника (49).  На наш взгляд явно прослеживается тенденция к расширению понятия «Русь» в узком смысле.

                ПРИМЕЧАНИЯ

1. Федотов А.О.  О значении слова «Русь» в наших летописях. – Русский исторический сборник /Под ред. М.П. Погодина., М. 1837, т. 1, кн. 2.
Гедеонов С. Варяги и Русь. СПб. 1876, ч.I-II.
Брим В.А. Происхождение термина «Русь» – В кн. Россия и Запад. / Под ред. А.И. Зоозерского. Пг. 1923.
Тихомиров А.Н. Происхождение названий «Русь» и «Русская земля» – В кн. Советская этнография, 1947, VI-VII. 
2. Насонов А.Н. «Русская земля» и образование территории Древнерусского государства. – Изд. Академии Наук СССР, М., 1951.
Рыбаков Б.А. Древние русы. – СА, 1953, XVII.
Рыбаков Б.А. Киевская Русь и русские княжества XII – XIII вв. – Наука, М., 1982.
3. Рыбаков Б.А. Киевская Русь и русские княжества XII-XIII вв. М. 1982., с. 67.
4. Там же, с. 63
5. Там же, с. 64.
6. Колесов В.В. Мир человека в слове Древней Руси. Л. 1986.
7. Там же, с. 258.
8.Все последующие ссылки даются на первое издание Полного собрания русских летописей, изданному Императорской Археологическою комиссией в 1841-1918 гг. Прежде всего это:
Лаврентьевская и Троицкая летописи. – ПСРЛ, т. 1. Спб., 1846.
Ипатьевская летопись. – ПСРЛ, т.2. Спб., 1863.
Новгородская первая и третья летописи. – ПСРЛ, т. 3. Спб., 1841.
Новгородская четвертая летопись. – ПСРЛ, т. 4. Сп.., 1848.
Софийская первая летопись. – ПСРЛ, т. 5. Спб., 1851.
9. Ип., с. 39.
10. Ип., с. 142.
11. Ип., с. 142.
12. Лавр., с. 56.
13. Ип., с. 153.
14. Ип., с. 109.
15. Ип., с. 125.
16. Ип., с. 74.
17. Ип., с. 77.
18. Ип., с. 144.
19. Рыбаков Б.А. Лревние Русы. – СА, 1953, вып. XVII, с. 36.
20. Лавр., с. 134.
21. Рыбаков Б.А. Киевская Русь и русские княжества XII-XIII вв. М., 1982, с. 65.
22. Там же, с. 64.
23. Новг. Перв., с. 15.
24. Ип., с. 108-109.
25. Новг. Тр., с. 210.
26. Ип., с. 25.
27. Ип., с. 138.
28. Ип., с. 144-145.
29. Насонов А.Н. «Русская земля» и образование территории Древнерусского государства. М. 1951, карта.
30. Лавр., с. 145.
31. Рыбаков Б.А. Киевская Русь и русские княжества XII-XIII вв. М., 1982, с. 63.
32. Новг. Перв., с. 6.
33. Воскр., с. 119.
34. Лавр., с. 173.
35. Ип., с. 143.
36. Лавр., с. 145.
37. Новг. Перв., с. 48.
38. Ип., с. 17.
39. Новг. Перв., с. 10.
40. Лавр., с. 148.
41. Лавр., с. 146.
42. Лавр., с. 10.
43. Лавр., с. 13.
44. «А гостье месячное, первое отъ города Киева, паки изъ Чернигова и Переяславля…» (Лавр., с. 21).
45. Лавр., с. 36.
46. Новг. Четв., с. 38.
47. Новг. Перв., с. 56.
48. Соф. Перв., с. 203.
49. Новг. Четв., с. 103.

Конспекты по истории России http://proza.ru/2020/07/17/522