9.26. Последний рассвет Эйне
Идея о том, какими должны быть похороны Эйне, окончательно оформилась. Я сделала все необходимые распоряжения.
Юля высказала предложение, чтобы посмертно принять Эйне в наши ряды, но я отклонила его. Зачем это делать против её воли, если при жизни она не состояла в «Авроре» и не подавала прошения о принятии туда? У меня была другая мысль.
На холодный и суровый фьорд мы с Кариной прибыли ещё до рассвета. В небе ещё мерцали, угасая, звёзды, а его восточный край только начинал желтеть. На скалистой круче была выдолблена могила, гора камней возвышалась рядом. Дул холодный бриз, бухта фьорда была погружена во мрак и представляла собой неуклюжую кучу тёмных холмов, сгрудившихся у воды. Старая одинокая сосна неподалёку казалась нарисованной чёрной краской на фоне тёмно-синего неба.
– Тут как-то жутковато, мамуля, – пробормотала Карина, поёживаясь от предрассветного холода. В руках у неё был букетик цветов.
– Это пока темно, – сказала я. – А когда рассветёт, будет очень красиво. Это любимое место Эйне.
Рядом с кучей камней стояла каменная скульптура, изображавшая сидящую чёрную кошку. Карина подошла к ней и потрогала её изящное ухо.
– А это что?
– Вместо памятника, – сказала я. – Будет охранять её покой.
– А почему кошка?
– Эйне как-то сказала, что она – кошка, гуляющая сама по себе. Вот пусть на её могиле и будет кошка. Она даже чем-то её напоминает.
Карина, погладив изогнутую, длинную спину изваяния, проговорила задумчиво:
– Красивая...
Вскоре после нашего прибытия четыре «волка» доставили гроб: их тёмные крылатые фигуры, несущие на верёвках продолговатый ящик, вырисовались на фоне неба. Гроб был осторожно опущен у могилы и повёрнут ножным концом на восток, крышку сняли и положили рядом. Карина боязливо пряталась за моим плечом.
– Что ты, куколка? – спросила я.
– Жутко...
Я обняла её за плечи.
– Бояться нечего, родная.
Рассвет набирал силу, небо светлело, звёзды блекли. В голубых сумерках стал виден мраморный овал лица Эйне и её сложенные на груди руки, а полуседые волосы серебрились. Её лицо было обращено к востоку – так, чтобы первые лучи зари осветили его. Кошка, навострив уши, вслушивалась в тишину.
Когда небо на востоке окрасилось в розовый цвет, я отдала «волкам» команду «смирно». Свет солнца должен был вот-вот брызнуть из-за горизонта, в посветлевшем воздухе была разлита резкая свежесть, а старая сосна начала приобретать свои обычные краски. Карина, переступая озябшими ногами и сжимая свой букетик, смотрела на рассвет.
И вот заря взорвалась. Густо-розовый свет озарил вытянутые фигуры «волков» и кучу камней, загорелся янтарём на стволе сосны, а шлифованная поверхность кошачьего изваяния заблестела, чем-то похожая на настоящую гладкую шёрстку. Спокойное лицо Эйне засияло, его мертвенная белизна проступила чётче, и казалось, что её глаза вот-вот откроются навстречу рассвету, но они были закрыты навек. Эйне была одета в её излюбленном стиле – в новый чёрный кожаный костюм, а обута в самые высокие ботфорты, которые только удалось найти. Правда, костюм ей надели не на голое тело: под жакетом была белая блузка с жёстким воротничком мужского фасона, а шов на шее скрывался под чёрным шёлковым платком.
Заря была уже в разгаре, когда прибыли Оскар и Юля с букетами цветов. Юля кивнула Карине и встала рядом со мной, а Оскар подошёл к гробу и долго смотрел в лицо Эйне. Он дотронулся до её волос, с которыми только смерти удалось справиться: тщательно вымытые с кондиционером и расчёсанные, они лежали покорно и мягко, перестав топорщиться и лохматиться.
Я взяла Карину за руку.
– Пойдём, золотце.
Она робко повиновалась. Я подвела её к гробу и сказала:
– Положи ей свой букетик.
Карина положила букет на живот Эйне, а я, приподняв её неподвижную мраморно-белую кисть, положила под неё пачку сигарет с зажигалкой. Букет я передвинула чуть выше и прижала его второй её рукой. Руки не упали, а прочно лежали на сигаретах и букете: Эйне приняла наши прощальные подарки. Взглянув на Карину, я увидела, что она плачет. Она раньше не видела Эйне и совсем не знала её, но плакала просто так – оттого что ей было невыносимо грустно.
По моему знаку гроб закрыли, и «волки» спустили его в могилу. Камень за камнем начал падать на крышку. Карина плакала, а мои глаза были сухи, но в груди от этого невыносимо саднило. Карина стеснялась своих слёз и прятала их за платочком, но я сказала ей:
– Ничего, куколка, поплачь. И за меня тоже.
Могила была засыпана, и на месте ямы образовался холмик, рядом с которым сидела чёрная кошка и смотрела на рассвет. Никаких плит с надписями не было. По моей команде «волки» отсалютовали над могилой мечами, и я сделала это вместе с ними. Оскар и Юля возложили свои цветы. Никто никому не выражал соболезнований. Я, окинув взглядом фьорд, сказала Карине:
– Ну вот, смотри. Совсем не жутко, а очень даже красиво.
Она сквозь слёзы улыбнулась и кивнула.
9.27. Нежность на острие меча
И снова океан городских огней, крыша небоскрёба. На крыше стояли две фигуры: подняв лица к ночному небу, они смотрели на звёзды. Одна фигурка, маленькая и стройная, с развевающимися по ветру длинными волосами, подняла руки:
– Как я хочу летать! Ну почему у меня нет крыльев?!
Другая фигура, мужская, крепко сложенная, в чёрной шапочке, ответила:
– Потому и нет, что не положено людям иметь крылья.
– Ну почему мама не разрешает мне стать одной из вас?
– Это вовсе не так уж здорово, как тебе кажется, куколка. За пару крыльев ты будешь расплачиваться вечной жаждой крови.
Длинноволосая фигурка встала на край крыши.
– А если я прыгну, ты меня поймаешь?
– Делать мне больше нечего! – усмехнулась фигура в шапочке. – Отойди от края, у меня для тебя кое-что есть…
Из большой мужской руки в чёрной кожаной перчатке на узкую девичью ладошку скользнула золотая цепочка с кулоном из горного хрусталя в форме капли. Прозвучал серебристый смех.
– Ой, а это по какому поводу?
– Да ни по какому… Просто так.
Нежность, неуклюже взобравшись на острие меча, изо всех сил старалась не сорваться. Чувство, которое тщательно пряталось под наглухо застёгнутой форменной курткой, сейчас осторожно пыталось выглянуть наружу, но всё же было отделено от маленькой тёплой руки кожаной перчаткой. Неулыбчивый рот сурово сжался, не пропустив глупость, готовую сорваться с языка. В самом деле, к чему?.. Ведь она девчонка, ещё совсем ребёнок.
Тёплые губы прижались к холодной щеке.
– Спасибо… Она очень красивая.
Строго сложенные бледные губы коснулись гладкого юного лба.
– Рад, что тебе нравится. Носи на здоровье, детка.
Стук моих каблуков о крышу заставил их обоих слегка вздрогнуть. Алекс, не моргнув глазом, вытянулся, повернулся ко мне лицом и приподнял подбородок, а Карина лучезарно улыбнулась.
– Привет, мама! А мы только что от Гриши. Алекс объявил ему благодарность. Завтра будут снимать аппарат. Классно, правда?
9.28. Последний удар
Тело Великого Магистра было возвращено в усыпальницу, с объяснениями и извинениями перед руководством Ордена. Юля, я и Оскар вынуждены были смиренно принять на себя град упрёков и пустить в ход всю возможную дипломатию, чтобы успокоить их истерику. Дабы исключить возможность нового конфликта и дать хоть какую-то сатисфакцию скорбящим членам Ордена за надругательство над останками их главы, пришлось принести в жертву бойца, проявившего самодеятельность: он был уволен и исключён из «Авроры».
Октавиан был мёртв, но война ещё не окончена, и мы всё ещё несли потери в стычках с разрозненными остатками «Истинного Ордена». Хотя мы были почти уверены в том, что у них уже не будет сколько-нибудь достойного вожака, следовало довести уничтожение «Истинного Ордена» до конца.
Едва оправившись после сложной операции по восстановлению крыльев, Гриша вернулся в ряды «волков» и сразу же ринулся зачищать остатки банды Октавиана. А те, как ни были деморализованы, всё-таки ухитрились напоследок нанести болезненный удар – не по силам «Авроры», а скорее по сердцам Юли и Карины.
Группа Алекса вернулась на базу изрядно поредевшей. Звук их шагов насторожил моё ухо и заставил сжаться сердце: «волки» ступали необыкновенно тихо и устало. Юля тоже напряжённо подобралась, чуя недоброе. Пепел с её сигары упал мимо пепельницы, и она вздрогнула, услышав за дверью голос Алекса:
– Разрешите войти?
Стискивая пальцами сигару, она жестоко мяла её. Она не могла подняться с кресла, и я сама открыла дверь. Алекс стоял на пороге, весь забрызганный кровью и грязью, с тёмным от щетины подбородком. Я даже не сразу узнала его.
– Разрешите? – повторил он глухо.
Под мышкой он держал чёрный пластиковый пакет, в котором было что-то похожее по очертаниям на мяч. Я молча кивнула, и он вошёл. Каблуки его ботинок стукнули приглушённо, но чётко. Заговорить он смог не сразу, несколько секунд молча смотрел на Юлю.
– Прошу прощения, что я явился в таком виде, – сказал он наконец. – Но я решил доложить незамедлительно.
Юля неотрывно смотрела на округлый предмет в чёрном пакете, а её пальцы крошили сигару. Алекс, кладя пакет на стол, сказал:
– Боюсь, у меня печальные новости. Я… Простите, я не уберёг вашего сына. Здесь то, что осталось от него… Всё, что удалось сохранить.
Растерзанная сигара упала в пепельницу, и бледные пальцы Юли потянулись к пакету. Заглянув туда, она не закричала, не лишилась чувств: у неё только чуть дрогнули губы.
– Как это произошло? – глухо спросила она.
Алекс стал чётко и последовательно рассказывать, а я, признаться, почти не слушала его: меня беспокоило другое. Сюда шла Карина. Даже не шла, а бежала: от уцелевших «волков» она узнала страшную весть. Я вышла за дверь, и вовремя: Карина билась в руках Виктории.
– Пропусти меня! – кричала она. – Пусти сейчас же!
Удерживая её, Виктория повторяла:
– Нельзя, нельзя. Сейчас туда нельзя.
Увидев меня, Карина сразу бросилась ко мне.
– Мама, я не верю! Он не мог!.. Он мне обещал…
Я, как могла, удерживала её, но, боясь причинить ей боль, держала недостаточно крепко, и ей удалось прорваться. Но дальше порога она не прошла: её не пустил Алекс, грудью преградив ей путь. Из его железной хватки она, сколько ни билась, так и не смогла вырваться.
– Тише, милая. Не надо.
Алекс легко подхватил её на руки, как тряпичную куклу, а она осыпала его плечи градом ударов и кричала. Он отнёс её в её комнату, уложил на кровать и ещё пару минут удерживал.
– Я сожалею, детка… Это случилось. Никто из нас от этого не застрахован, «волки» рискуют жизнью ежеминутно.
Вряд ли это могло её утешить, и Алекс это понимал. Смертельно усталый, весь покрытый грязью и кровью, чужой и своей, он хотел только одного: чтобы она обняла его и сказала, как она рада видеть его живым. Он с болью смотрел, как она рыдала, а потом тихо позвал её:
– Карина…
Звук её имени, произнесённый его низким и суровым, мужественно-хрипловатым голосом, был необычен: чаще он называл её так же, как я – «куколка». Она услышала и вздрогнула. И разглядела его – может быть, впервые. Она увидела на нём кровь и ужаснулась.
– Если ещё и тебя убьют, я не выдержу… Я больше не могу так!
Алекс молча прижал Карину к себе. Она во весь голос рыдала и уже сама не отпустила его, когда он, увидев меня, попытался мягко освободиться от кольца её рук. Он сказал ласково:
– Пусти, детка. Мне надо привести себя в порядок. Я ещё зайду к тебе.
Сидя рядом с Кариной, я не знала, что ей сказать: слов утешения не было. Да если бы они и были, приняла бы она их? Оставалось только дать ей выплакать её первое настоящее горе. Оставив с ней Викторию, я вернулась к Юле.
Она всё так же сидела, неотрывно глядя на чёрный пакет остановившимся взглядом и терзая в пальцах новую сигару.
– Вот что я предлагаю, – сказала она. – Всех, кто ещё остался от этой шайки, на месте мы убивать не будем. Будем захватывать их живыми и сажать в камеры, где они будут дожидаться казни. Насчёт способа казни надо подумать… Она должна быть мучительной. Как насчёт того, чтобы сначала четвертовать, потом выпустить кишки, а уж потом обезглавить?
– По-моему, это уж слишком, – сказала я. – Не надо никого мучить. Думаю, вполне достаточно просто истребить их.
В сухих глазах Юли сверкнул ледяной отблеск ярости.
– Какая жалостливая! Разве не справедливо предать их точно такой же смерти, какой умер мой сын? И ещё… Думаю, следует истребить и всех бывших членов Ордена.
– Ты в своём уме, Юля? – поразилась я. – Мы же заключили мир!
Она швырнула в пепельницу остатки сигары, которую она опять беспощадно изорвала и раскрошила.
– Мы зря это сделали. Нужно было идти до конца и изничтожить их всех до последнего!..
– В этом я участвовать не буду, – сказала я. – Если ты хочешь устроить резню, я слагаю с себя командование «волками» и ухожу из «Авроры». Не скрою: всё это мне уже давно чертовски надоело. Прости, Юля, что говорю тебе это в такой тяжёлый момент, но «Аврора» никогда не была моей. Она твоё детище, ты всё это придумала и создала, использовав меня как символ. Я по своей природе одиночка, проживу как-нибудь.
Юля подняла взгляд. Её губы задрожали.
– Аврора, нет… Ты не должна уходить, не должна бросать нас. Это же будет катастрофа! Нет, об этом не может быть и речи. «Аврора» не может без тебя. Если тебя не будет с нами, всё потеряет всякий смысл.
– А был ли он вообще когда-нибудь, этот смысл? – усмехнулась я. – Ладно, не будем сейчас заводить споры… Я соболезную тебе от всего сердца, но согласиться с тем, что ты предлагаешь, не могу. Мы не должны творить зверства и мы не будем этого делать. Остынь немного, успокойся, и тогда поговорим.
Карина уже не кричала и не рыдала: она лежала на спине, глядя в потолок мёртвым, неподвижным взглядом. Я отпустила Викторию, а сама вновь села рядом с Кариной, но опять не смогла придумать никаких утешительных слов.
Алекс сдержал своё слово и зашёл к Карине – уже чистый и тщательно выбритый. Увидев меня, он вытянулся и замер.
– Ладно, расслабься, – сказала я.
Алекс подошёл поближе к кровати Карины.
– Я хотел узнать, как она, – сказал он.
– Сам видишь, – ответила я. – Пока неважно.
9.29. Рядовой
– Мне пора, куколка.
Карина вздрогнула, услышав эти слова. Она приподняла голову от подушки и посмотрела на меня.
– Куда ты, мама?
Я ответила:
– Мы производим зачистку. Выслеживаем остатки шайки Октавиана. Их осталось мало, и они теперь мало на что способны без своего лидера, но дело надо доводить до конца.
Карина села, бледная и прямая, как стрела.
– Мама, не надо… Я не хочу тебя потерять. Я не вынесу, если и ты тоже…
Я засмеялась:
– Да что со мной может случиться, малыш? Ведь до сих пор же ничего не случилось.
– Но ещё может случиться! Мама, я умоляю тебя, пожалуйста… Пусть «волки» занимаются этим, а ты сама останься. Пожалуйста!
Я сказала:
– Карина, я не могу отсиживаться на базе. Это просто не в моём характере.
– Но Юля же может! – не унималась Карина.
– Это её выбор. Но я не стала бы возражать против того, чтобы она взяла в руки оружие и попробовала сама слетать хотя бы в один рейд. Тогда она, может быть, сто раз подумала бы, прежде чем отдать малейший приказ.
Вдруг раздался голос Юли:
– Если ты думаешь, что я предпочитаю отсиживаться в безопасном месте и отдавать оттуда приказы, то ты ошибаешься. Не думай, что я буду тебе обузой, я могу оказать реальную помощь.
– Хорошо, – сказала я. – Если ты так жаждешь помочь, то пойдёшь на правах рядового. Никакой самодеятельности, будешь делать только то, что тебе прикажут.
– Могла бы и не говорить, – отозвалась Юля. – Я и так безоговорочно тебе подчиняюсь.
– Я имею в виду – не пытаться командовать, – уточнила я. – Это здесь ты президент, а если пойдёшь с нами, то забудь все свои президентские замашки, понятно?
– Слушаюсь, – усмехнулась она.
– Тогда иди получать форму и оружие.
9.30. Крысиная охота
Мы выбрались из канализации. Рассвет над городом был лимонно-жёлтый и холодный. Одиннадцать перемазанных в дерьме «волков» стояли навытяжку, а Юля, морщась, вытряхивала из ботинка на снег содержимое канализации.
– Не могли они, что ли, спрятаться где почище? – ворчала она.
– Отставить разговоры, – сурово оборвала я. – Старший, доложить результаты.
Старший группы отчеканил:
– Три вражеских элемента ликвидированы. С нашей стороны потерь нет.
Юля, набрав горсть снега, умывалась. Её угораздило искупаться с головы до ног, и она была очень зла. Мы полночи гонялись за тремя истинноорденцами по всей канализационной системе города, наглотались дерьма и промокли, но цель была достигнута. Это мы называли «крысиной охотой».
– Чёрт, грязновато, – отплёвывалась Юля. – Фу, меня прямо выворачивает!..
– А ты как думала? – усмехнулась я. – Нам приходится драться не только в поднебесье. Ну что, жалеешь, что пошла?
– Всё было бы замечательно, если бы было посуше и не так воняло, – буркнула она в ответ.
Я распорядилась:
– Прочесать весь город на предмет возможных оставшихся вражеских элементов. Трое берут северную часть, трое южную, трое восточную, а двое и мы с президентом возьмём западную. До начала дневной человеческой активности в городе осталось два часа, так что надо успеть.
К восьми часам утра было установлено, что город чист.
9.31. Грязная работа
– Я бы не прочь принять сейчас душ, – сказала Юля.
– Это придётся отложить, – ответила я. – Разведка докладывает, что в соседнем городе обнаружены следы пребывания истинноорденцев. Похоже, крупная группировка обосновалась в канализации и жрёт жителей без разбора. Снова предстоит крысиная охота.
– Опять лезть в дерьмо?! – вскричала Юля.
– Ты сама вызвалась помогать, – ответила я сухо. – Впрочем, я тебя не держу. Можешь лететь на базу и мыться.
Юля помешкала и сказала:
– Нет, я с вами. Я хочу убивать этих мерзавцев.
– Тогда полетели.
Данные разведки подтвердились: в городской канализации уютно расположилась группа из шестнадцати «крыс». Снова нырнув в дерьмо, мы обрушились на них. Юле опять «повезло»: вспоротый ею живот «крысы» излил на неё поток недавно высосанной, уже начавшей сворачиваться крови.
На этой охоте мы потеряли одного бойца – Эрику Райнер. Перед возвращением на базу я велела всем искупаться в ближайшем проточном водоёме, чтобы смыть основную грязь и не тащить её на себе на базу. Мы разбили на реке лёд и по очереди искупались в проруби, ныряя в воду прямо в одежде. У Юли был с собой пакетик шампуня, и она долго мыла голову, ворча:
– Теперь сколько ни мой, волосы всё равно будут пахнуть…
На базу мы вернулись только к вечеру. Незадолго до нас вернулись две другие группы, которые, по всей видимости, тоже охотились не в самых чистых местах: вся душевая была занята, а в ящике лежала куча грязной одежды.
Юля пошла мыться последней, попросив Викторию принести её махровый халат, полотенце и тапочки.
Карина на этот раз не вышла меня встречать, и мне стало тревожно. Остановившись в дверях её комнаты, я увидела её сидящей на кровати – грустную, нахохлившуюся. Я улыбнулась ей, но она не улыбнулась в ответ, не бросилась ко мне и не повисла на моей шее.
– Всё хорошо, родная. Видишь – я вернулась, целая и невредимая.
Её глаза были усталыми: она не спала всё это время ни минуты. Когда моя ладонь коснулась её щеки, она закрыла их.
– Я так устала за тебя бояться, мама.
Измотанная бессонным ожиданием и тревогой, она была бледной, как юная хищница. Я откинула одеяло и заставила её улечься, укрыла её и поцеловала.
– Всё, малыш, я дома. Спи. Скоро всё это закончится.
9.32. Замок из песка
Каспар прибыл на базу для сопровождения Юли: она возвращалась домой. С собой они уносили урну с прахом.
– У меня для вас послание от вашего мужа. Он хотел бы, чтобы вы…
– Я и сама собираюсь слетать к нему в Питер, узнать, как дела, – перебила Каспара Юля. – Летим к нему прямо сейчас, а потом в штаб-квартиру «Авроры».
А я, назначив Алекса моим заместителем, взяла Карину на мой любимый необитаемый остров, где мы с Юлей когда-то отдыхали. Карине было просто необходимо увидеть небо и подставить побледневшее лицо солнечным лучам, послушать шум океана и взбодриться под прозрачными струями родника в глубине острова.
Тёплый песок утекал между пальцев Карины, а в её каштановых блестящих волосах белел цветок лилии.
– С самого детства не играла с песком, – сказала Карина с задумчивой улыбкой. – Всегда мечтала построить из него большой-большой замок.
– Давай построим, – согласилась я.
В её глазах затаилась печаль. Наверно, даже всей моей любви было мало, чтобы прогнать эту тоску. Она не плакала, но в душе у неё была пустота. У меня не поворачивался язык, чтобы сказать ей, что она ещё встретит хорошего парня: слишком свежа была рана в её сердце. Мы строили на берегу песчаный замок с башнями и рвом, трудились над зубцами на замковой стене, изображали даже кирпичную кладку. Мы знали, что скоро прилив не оставит от наших трудов и следа, но сейчас это было неважно. Солнце в безоблачном небе грело, лазурная волна шептала. Это был кусочек рая посреди кромешного ада, чудесный сон, которому, как и всем снам, суждено было закончиться. Но пока он продолжался, нам было хорошо.
9.33. Подземный ад и наземный рай
– Мама, давай ещё слетаем на тот остров. Мне там понравилось.
– Прости, куколка, прямо сейчас я не могу. Давай попозже.
– Мамочка, я сойду с ума здесь!
Я вздохнула. Мои мечи в ножнах жаждали вражеской крови, а Карина просила солнца и тепла. Я и сама понимала, что ей не место здесь, но что я могла поделать? В римских катакомбах бесследно пропала целая экскурсия, и по данным разведки, это было дело рук обосновавшейся там группировки оставшихся в живых истинноорденцев.
– Мы срочно летим в Рим, – сказала я. – Похоже, там орудуют наши крысы. Они сожрали туристов, представляешь? С ними надо разобраться. Обещаю, после этого мы с тобой рванём на остров, моя красавица.
Карина вздохнула и опустила голову.
– Мама, я свихнусь, – глухо простонала она. – Я серьёзно.
– А может, потерпишь?
Она печально покачала головой. Я не знала, что ответить. В этот момент в дверь постучал Алекс: он пришёл за подтверждением на трёхдневный отпуск, который я ему пожаловала за отличную службу.
– Мама, если ты не можешь полететь со мной сама, то, может быть, ты отпустишь меня с Алексом, раз уж у него отпуск? – с надеждой заглядывая мне в глаза, спросила Карина. – Если он будет со мной, ты точно можешь за меня не беспокоиться.
Хотя на лице Алекса не дрогнул ни один мускул, от меня не укрылось, как под его безупречно сидящей, застёгнутой по самое горло форменной курткой шевельнулось чувство. Его суровое сердце ёкнуло и сжалось, но язык его остался по-прежнему нем.
Я заметила:
– А ты у Алекса спросила? Может быть, у него есть свои планы на отпуск, и работа телохранителем в них совсем не входит? А вдруг он хотел, скажем, навестить подругу, а тут ты со своими прихотями?
Брови Карины удивлённо взлетели, она посмотрела на Алекса.
– Алекс, у тебя что, есть девушка?
– Гм, никак нет, – сдержанно ответил тот.
– Ну вот, видишь, – сказала Карина. – Какая у него может быть девушка, мама? О чём ты? Из-за этой вашей войны у вас всех нет никакой личной жизни. Я думаю, Алекс не будет против. Алекс, ты ведь не против?
– Если Аврора прикажет, – ответил он.
– Я могу приказать, – сказала я. – Но ты-то сам – как?
– Я готов, – заявил Алекс, встав подчёркнуто прямо.
– Ой, здорово, – обрадовалась Карина. – Спасибо тебе большое!
Она обняла его за плечи и чмокнула в щёку. Не представляю, как можно оставаться каменным в объятиях Карины, утопая в её головокружительном аромате, но Алексу это удалось. С тем же успехом Карина могла обнимать статую.
– Хорошо, – сказала я. – Но ты отвечаешь за неё головой, Алекс.
Я объяснила Алексу, как найти тот остров. Карина надела купальник и парео, а сверху накинула пальто – чтобы не замёрзнуть в полёте. Она обняла плечи Алекса, когда тот поднимал её на руки, и улыбнулась ему ясно и доверчиво. Бережно прижав её к себе, он раскинул крылья, огромные, огненно-красные с чёрными пятнышками на концах маховых перьев, и взмыл в небо.
Беготня по римским катакомбам заняла целую ночь. Там определённо пахло смертью, и можно было не сомневаться, что найти туристов живыми вряд ли удастся: все они стали пищей истинноорденцев. Кое-где слышалось сытое урчание шакальих животов: эти твари тоже попировали на славу. Трудность операции состояла в том, что не мы одни бродили по подземным ходам. Мы чуть не столкнулись с поисковой группой, состоявшей из местной полиции и спасателей, и нескольким «волкам» пришлось отвлекать их внимание, пока другие преследовали «крыс». На этот раз их решено было захватить живыми, и для этого мы стреляли в них шприцами с 96-процентным спиртом. Десять граммов С2Н5ОН вырубали их полностью, и нам оставалось только выносить их бесчувственные тела наружу. Всего мы нашли и вытащили из катакомб девять истинноорденцев.
Набегающие на берег пенные гряды мерцали зеленоватым светом, в фиолетово-синем небе мерцала россыпь звёзд. На песке, глядя на подсвеченный голубым горизонт, сидели две фигуры – локоть к локтю. У одной была толстая тёмная коса, другая поблёскивала круглым лысым черепом.
– У тебя когда-нибудь была девушка? – спросила одна фигура другую.
– Да, была когда-то давно, – ответила другая фигура, сидевшая рядом.
– Вы расстались?
– Гм, да, в некоторой степени... Она умерла.
– Ой... Прости.
– Ничего... Я уже могу говорить об этом спокойно. Она была человеком, как ты. Чтобы быть со мной, она согласилась на обращение. Люди старятся и умирают быстрее хищников, и, останься она человеком, скоро я потерял бы её. Скоро – по меркам жизни хищника, конечно.
– И?..
– Что-то пошло не так. Она не выжила.
Девичья фигурка грустно и сочувственно прильнула к широкому плечу мужчины.
– И что было потом?
– Обращение я проводил без разрешения. За одно это уже полагалось наказание, а вдобавок всё закончилось смертельным исходом. Меня исключили из «Авроры», я попал в лапы к Ордену и оказался в Кэльдбеорге. А там я встретил твою маму. Вместе с ней мы вырвались оттуда и основали отряд «чёрные волки». Дальше ты сама знаешь... Мне дали отпуск и поручили охранять тебя. И вот, мы здесь.
Длинноволосая фигурка тихонько вздохнула, положила подбородок на плечо собеседника и осторожно просунула свои тонкие пальцы между его пальцами. Он, блеснув выбритой макушкой, повернул голову и посмотрел на неё.
– Всё хорошо, что хорошо кончается, – сказала она.
Фигуры долго молчали.
– Тебе не холодно, куколка? – спросил наконец мужчина.
– Да, чуть-чуть. Стало прохладно.
Он снял куртку и накинул собеседнице на плечи. О чём-то вспомнив, она впала в печальную задумчивость. Видно, ей вспомнилось, как один молодой «волк» точно так же накинул ей на плечи куртку, и как они чуть не поцеловались ночью в раздевалке.
Её собеседник тоже находился в тяжёлой задумчивости. Пора это признать, мрачно думал он. Нет смысла отрицать, убеждать себя в обратном, пытаться выдать это за что-то другое. Пора это признать и смириться с этим, потому что бороться против этого невозможно. Он пытался с этим бороться – честно пытался, но ничего не вышло.
У неё в руке было рыжее перо, она вертела его в пальцах. «Волк» узнал его.
– Я стояла у окна, одна-одинёшенька… В целом мире. А всем было плевать – так мне тогда казалось. Ты шёл к маме в палату… Наверно, по какому-то делу. Ты мог бы пройти мимо меня, но ты не прошёл. Ты остановился и спросил, что случилось. Тебе было не всё равно. Знаешь, когда я впервые тебя увидела, я жутко испугалась… – Она тихо засмеялась, потом склонила голову на плечо «волка». – Я тогда ещё не знала, какой ты.
«Волк» взял у неё рыжее перо и тоже повертел в пальцах. Да, с той самой первой встречи он не переставал думать о ней. Тогда он ещё не понимал, что это такое. Ерунда, говорил он себе, этого не может быть, она всего лишь девочка. Сейчас не время – вот что он говорил себе чаще всего.
– И какой я? – усмехнулся он.
– Самый сильный. Самый лучший. С тобой я ничего не боюсь! Я знаю, ты защитишь меня от всего и от всех. – Она вздохнула. И вдруг попросила: – Скажи это!
– Что сказать? – нахмурился «волк».
– То, что ты давно хочешь мне сказать, но почему-то молчишь. Ты, наверно, сам в это не можешь поверить, да? Скажи, пожалуйста! – Её ручка проскользнула ему под локоть. – Скажи, я хочу это услышать.
Он не был до конца уверен, что это то самое, но ничего другого не находилось. Он сказал, не веря собственным ушам:
– Я люблю тебя, Карина.
Она засмеялась, вскочила и закружилась на песке, потом остановилась как вкопанная, сверкая глазами и маня улыбкой. «Волк» тоже поднялся.
– Не играй со мной, – сказал он. – У меня нет времени на глупости.
Она шагнула к нему и прижалась к его груди.
– Обними меня… Пожалуйста, обними.
Его руки поднялись и обняли её.
продолжение см. http://www.proza.ru/2010/01/08/1707