Неудачно начался этот сезон; всего-то неделя прошла, а приходится опять дежурить. Разыгрались нынче наши юноши энд девушки: поздним вечером у правления шум, девичий визг и то, что они называют музыкой; вчера одну из скамеек сожгли… Мы сидим вдвоём в безветрии у тлеющего костерка, в июньскую ночь лениво подымается белый дымок. Напарник, он из тех, кого называют «старикан», и, определяя его годы (что наши годы!), наверняка ошибёшься лет на пятнадцать в меньшую сторону; представился он первым:
- Артур.
- Что так? Или модно было?
- Было, было модно, но тут другое. Рассказать?
Я, вообще-то, не говорун, но не с меня ж спрашивают слова! Комарик тонко зазвенел слева, я отмахнулся.
- Вы что? - новый знакомый, сощурясь, смотрел на меня.
- Так комары же…
- Разве это комары! Эдак Вы намахаетесь руками вдоволь! Ну, так про что хощешь услышать раньше - про комариков тебе? Кстати, как в отношении "ты"?
- Нормально.
- Ну, раз так... Значит, комары тебя интересуют... Или сначала всё-таки про имя?… Про имя... Тогда слушай…
Отец мой в Гражданскую, когда уходила семья их с Колчаком, отстал от поезда, потерялся. Говорил, при отступлении там такое было… Беспризорничал. Правда немного, меньше полугода. Ему тогда тринадцать только исполнилось. У него товарищ тогда был, Лялька Жаков, будущий киноартист Олег Жаков. Ну, помнишь «У озера»? Ещё «Белый клык» - со Свердлиным вместе они там играли, с тем, который в «Жди меня» Мишку Вайнштейна играл. И ещё «Семеро смелых», и этот, да, «За нашу советскую родину» назывался. Тойво Антикайнен… Так вот. Беспризорничали они с Лялькой этим Жаковым, а в начале девятнадцатого отец в Екатеринбург подался - они там раньше семьёй жили. И на каком-то рынке залез он в сумку к какой-то тётке. Та его за руку - хвать! И что ты думаешь? Это оказалась его мать, к матери в сумку залез! Вот так вот разболтанный весь, хулиганистый, вернулся он в свою семью.
А дом их посещал один англичанин, бывший командир английской подводной лодки – в Мурманске они, англичане, базировались. И, чтобы не воевать против красных – ну, не хотел он! – англичанин этот, капитан, дезертировал, и оказался в Екатеринбурге. Не знал же он, что англичане с красными воевать-то и не будут. Как они с моим дедом – а он до революции управляющим банка был – сошлись, не знаю, но этот англичанин, как говорил отец, его человеком сделал! Вот, в его память меня и назвали Артуром.
- А помните… Помнишь тексты адаптированные? «Овод» на английском… На втором курсе…
- Господи! Артур сэт эт зы лайбрери… У нас - во втором семестре первого!
- Я только эту фразу одну и помню. Больше ничего не помню! Как говорится, «со словарём»…
- А ты, думаешь, я помню?...
Мы помолчали. Из-за поворота улицы – в дачных посёлках тоже бывают улицы! – показался завхоз; я определил – мужик подшофе. Ну, да ему-то что! Нам вот сидеть, сторожить…
- Ну, что – тихо?
- Естественно, тихо. Шуметь некому: мы-то – тут.
Завхоз постоял рядом с нами и вдруг просто без слов повернулся и пошёл обратно. Мы с Артуром усмехнулись. Вернее, я. Он лишь немного оскалился, но глаза оставались серьёзными. Тут–то я и определил, что лет ему семьдесят, не меньше. Снова помолчали.
- Да… Так вот, значит, говоришь комары?… Я тоже когда-то слышал «комары, комары… что ты про них знаешь!...» Действительно, мало знал тогда, но, уж, теперь-то знаю, хорошо знаю! Извини, что, наверное, складно выходить будет: я много раз уже рассказывал эту байку. Не байку, скажем, - быль. Наизусть почти выучил. Слушай.
Дымок от еле тлеющего костерка подымался вертикально, по-прежнему белый. Я прикусил травинку зубами и устроился поудобнее.
- Среди окружающих нас тварей Божьих, – продолжил Артур, - комары всегда занимали почётное место. Ещё Александр Сергеич восклицал: «О, лето красное, любил бы я тебя, когда б не зной да комары…» Однако, ещё вопрос, знал ли он глубоко проблему! Знакомый ему, да и нам всем, серенький худосочный комарик, тоскливо подвывая, обычно долго кружится над объектом своей охоты, и, наконец-то, присев, долго обнюхивает кожный покров жертвы и топчется, тупо соображая, куда бы ему воткнуть, не сломав, своё гнущееся, давно не отточенное, жало. Слава Богу, есть и настоящие, хищные комары. Покуда не перевелись. Живут в местах, которые в пятидесятые годы прошлого века назывались «целиной»… Наша, военмеховская, агитбригада… Ты какой кончал?
- Политехнический. В институт по стопам отца пошёл. Только он металлург, а я больше по тракторам да машинам... Хотел было тоже, да не дали, сказали только на этот факультет или...
- Поступал, случаем не в пятидесятом?
- В пятьдесят первом. У меня отец по Ленинградскому делу...
- Всё понятно, не один ты такой! Расскажешь потом, как-нибудь. А пока я о комарах. Так вот… Бригада наша совершала поход, не поход – разъезжала на грузовиках по совхозам Павлодарской области, давала концерты и лекции для целинников. Был пятьдесят шестой год. Там-то мы и познакомились! Не с целинниками – с павлодаскими комарами! Во-первых, они по размерам вдвое-втрое больше наших, во-вторых, они рыжие и мохнатые, и – главное! – ведут они себя не как наши. Как тот фашистский «юнкерс», комар с воем пикирует и, ещё не вполне приземлившись, вонзает в жертву отточенную шпагу. Не шпагу – французский штык! Такие, длинные были у них, у французов – помнишь историю: Андре Марти, Жанна Лябурб… Почти с пол-метра. Мне, мальчишке, отец до войны в ихинном артиллерийском парке давал играть, от «импралистической остался»… След от укуса зудит несколько дней, а само это место долго-долго хочется чесать и чесать. Когда же их много, целая стая и они разного возраста, от и до, звенят и поют они на разные голоса. Как большая октава, и тут уж, ты извини… А тогда, в пятидесятые, от комаров защититься было нечем. Это сейчас есть мази какие-то, жидкости, спреи… У тебя закурить есть? Что куришь?
- Не курю.
- Эт, непруха! Тут где-то бычок был… Ну, да ладно… Под давящим солнцем – под палящим-то это ерунда! - мы передвигались от совхоза к совхозу в открытых кузовах машин, и первым встретился нам совхоз Джанаульский, он же – Ленинградский. Ближе к вечеру ГАЗик остановился около небольшой тополиной рощи на берегу не то Иртыша, не то просто озера. Около воды – огромная белая стая гусей. Паслись там. Постройки из силикатного кирпича и куча саманных домиков, целинный самострой. А среди них - оштукатуренное кирпичное здание клуба, даже с колоннами. Нас уже ждали, очень ждали. Мы даже удивились. Аплодисменты, там, одобрительные выкрики. Ведь кроме тяжёлого труда в совхозе чем займёшься? Телевидение тогда было только в крупных городах, кинопередвижка приезжала нерегулярно, а театр… Что ты! Какой театр! Вот и остаётся только одно энто человеческое мужское дело… Да ты знаешь: одно или другое, а то и то, и то! Так что мы были для целинников просто человеческой радостью. В душном переполненном клубе все двери и окна были закрыты и ещё дополнительно завешены брезентом. Но в зале висел такой комариный звон! Распаренные люди обмахивались и отмахивались от наседающих комаров, кто чем мог; вееров, вот, только не было!
Схема концерта привычная, даже концерты профессиональных артистов выглядели в те годы так же. Первым выступал хор, в нём обязательно вся бригада. Все пели. Потом - художественное чтение, и уже за ним - пение, пляски, скетчи и теде, и тепе. Словом, мой номер шёл вторым – я, если ты не в курсе – ах, да, откуда ж! – лавреят, ну, лауреат конкурсов художественного чтения. Были в своё время и такие! Потом – концерт на два часа и больше, ну, и - снова хор.
Жара, духотища в зале! Комары едят, заразы… Отчитав своё, потный, мокрый, как есть, я выбрался наружу. Но, на воле комары, оказывается, значительно голоднее и злее, чем в помещении. Ветер, правда, сдувал их в сторону, но совсем отогнать не мог. Тёплый был ветер, очень тёплый. И тогда я, как поётся в песне, пошёл «солнцу и ветру навстречу». И сразу стало хорошо. Не свежо, но хорошо, ей-Богу, хорошо! Я иду, а позади они толкаются и переругиваются, и всё на разные голоса. Целая туча их. И она росла, эта туча, даже всё плотнее делалась и плотнее. Некоторые, особенно настырные, вырывались вперёд и пикировали. С воем! Не веришь? Тогда-то я и рассмотрел впервые казахстанских комаров. У них тело, хотя и не всё, но местами – верь, не верь! - действительно мохнатое тело, особенно на холке и предплечьях лап. Это сейчас у меня зрение уже…
- Так ты ж уже рассказывал про мохнатых и рыжих!
- Ну, и что! Не мешай! Посмотрел бы сам лучше... Да-а... И цвет тела у них непривычный - рыжевато-серый, скорее рыжий. И жало! Вот это жало! Как ты думаешь, умели они управляться с ним? То-то! Мгновение – и шпага, да что там шпага – я уже говорил - штык в теле жертвы! Ну, я, понятно, прибавил шагу.
А степь… Степь, она лежала под ногами и – всё!... Ни сусликов, ни сурков, ни, там, прочей живности. Полынь и какая-то сухая трава, совсем сухая. Вот она лежит, «ах, ты степь моя, степь раздольная»! Вон, растрескалась вся. А ещё в песнях поют про ковыль… Где тот ковыль! Комары звенели в полуметре от уха – ну и пусть звенят: мы с ветром, ветер и я сложили свои скорости. Я, как на лекции по «теормеху», представил эту схему скоростей. Нормально! Так что пусть звенят! Я посмотрел на часы…
- Кстати, сколько времени?
- Да пол-второго, только… Да… Так вот, – посмотрел я на часы: прошло… Что?! Прошло, оказывается, почти полтора часа!... А кругом - только степь, лишь на горизонте вершины тополей, тех, что около Иртыша. Или озера. А концерт-то закончится всего через полчаса! Я бросился назад!… И вот тут-то вся эта комариная стая… Как ты думаешь, злые они были или не злые? Я уклонялся от них, уклонялся, но теперь они мне показали, кто же здесь умнее, кто расчётливее, кто в конце концов хозяин в этой степи! Скорости мои и ветра сравнялись, и теперь я, как бы находился среди полного безветрия. Ну, это был просто атас! Я - один среди комаров, а их!… Десятки, сотни, тысячи готовых на всё бойцов мгновенно вонзили в меня своё оружие. Давить, бить их!?... Это Иероним фон Мюнхгаузен, барон, вращая шпагой мог разбрызгать, отогнать все капли дождя. У меня ж и сноровки такой нет, я не успевал отгонять врагов; шея и руки вскоре стали полосатыми от крови, крови, извлечённой из меня! Лицо и уши тоже, наверное!... Я стал петлять, как заяц – по ветру, против, по, против…. Скорость приближения к посёлку сразу же упала. Да и эффект привлечения ветра в союзники был слишком кратковременным – сила была на стороне противника!...
Уже подбегая к клубу, я услыхал начало заключительной хоровой песни. Задыхаясь, злой на себя и вообще на жизнь, мокрый от пота, от жары, весь полосатый от собственной крови встал позади хора. На меня зашипели, но тут, слава Богу, песня закончилась. И концерт, под аплодисменты и одобрительные возгласы тоже закончился. Мне тут же выдали по-полной, и слова были разные! Всё тело зудело и горело. Но, несмотря на духоту в зале и за сценой, я почувствовал даже некоторое облегчение: всё-таки комары, находившиеся в зале, уже напились крови публики и свирепствовали меньше, чем на воле.
Мы, бригада, проголодались, устали, нам поскорее бы только добраться до ночлега, но пришлось какое-то время принимать восторги зрителей. Потом откуда-то появились одеяла, плащи, ещё какие-то покрышки. Думаешь, зачем?! Затем – для нашего же блага! Нам было велено встать в цепочку и взяться каждому за хвост переднего. Нас накрыли этими одеялами и брезентами, и какой-то поводырь повёл всю нашу команду вслепую к приготовленному для нас дому. Я видел только мелькающие внизу носки своих кедов. Они же – ты понимаешь, кто! - над нами звенели, ныли, рычали... Стаи, тучи комаров! Наконец, пройдя через трое дверей с завесой из одеял на каждой, мы оказались в небольшой комнате. Несколько тварей всё же прорвались вовнутрь. Ну, двое-трое, это же - мизер… И вот тут-то! Нет, ты слушай!
Уже темнело вовсю, а напротив нашего окна стояла водоразборная колонка. И тут произошло чудо! Кто-то щёлкнул выключателем, в комнате стало светло и… Не поверишь! Водоразборная колонка за окном исчезла и улица тоже! Всё оконное стекло с той стороны мгновенно покрылось, как живой шкурой, рыже-серой шевелящейся массой. Такого не представишь, такого не увидишь даже в современном фантастическом фильме. Комары! А нам ведь ещё ужин готовить надо, чай пить… Значит, кому-то придётся жертвовать собой, идти по-воду! Как это - кому? Да мне, так позорно опоздавшему на заключительное выступление хора! Меня засунули в какой-то плащ, накрыли попоной, дали в руки два ведра. Все, как один, мне сочувствовали, но пойти со мною вместе никто не пожелал. Когда я вернулся, распухшие мгновенно кисти рук были действительно в крови. Ты понял? Моей крови!... Такого зуда я ещё не знавал!
Артур усмехнулся и покачал головой. Издали послышался всё нарастающий шум, смех, выкрики. Всё ближе гитарило, ухало и громко стучало то, что теперь называют музыкой. Из проулка вышла группа ребят и девиц, человек десять; один из них, пятясь, приплясывал и размахивал руками. Девичьи голоса неожиданно громко что-то проскандировали. Артур встал.
- Вот и курево пришло, - негромко произнёс он.
И уже громче:
- Эй, парни! Закурить не найдётся?
Раздался дружный гогот. Артур шёл толпе навстречу. Я привстал и медленно двинулся за ним.
- А ты, батяня, знаешь, что говорит минздрав по поводу курения?
Это было встречено не просто хохотом, а визгом и лошадиным ржанием. Артур подошёл вплотную. Ну, сейчас начнётся, подумал я, и мерзкий холодок зашевелился в животе.
- Знаю, не страдай. Лучше скажи, что у тебя? Впрочем, всё равно. Вынимай!
Раздался нежный девичий голосок:
- А настоящие мужчины дамские не курят! Вы папаша – девушка? До сих пор?
И снова визг и гогот, переходящие в рычание; кто-то взялся за живот, кто-то согнулся. Не хотелось, очень не хотелось, но я медленно приближался к толпе.
- Ах, ты, моя внучечка родимая, незнамая - вдруг улыбнулся Артур, - младшенькая ты моя! Смотри, какая большая уже вымахала. В баскет играешь? Ах, да - совсем забыл! Внучечка-то моя младшенькая спит, небось. Седьмой ей только пошёл. Неужто проснётся – шум-то какой вокруг! Потом и не уснуть ей будет. Крику-то будет «на всю оставшуюся ночь», - вдруг пропел он на известный мотив и резко понизил голос. - Ребята, пусть спит. А? Согласны?
Странно, но, действительно, стало почти тихо, даже кто-то шикнул. Я стоял уже рядом.
- Ребята, - так же тихо продолжил Артур, - есть мысль не ссориться. Ну, разделаете вы нас под орех… Разделаете ведь? Ну, и что? – Он обвёл толпу взглядом и внимательно посмотрел на того, кто спросил про минздрав. Парень оторопел:
- Ну, что ты, батя…
- Тогда, давайте-ка по-тихому, по-тихому и пошли, пошли, пошли. – Он даже немного присел и комично сделал пару шагов.
Удивительно, но от удаляющейся оравы слышался только невнятный говор да пару раз взвивался девичий вызвизг и – сразу шиканье. Мы вернулись к теплячку.
- Слушай, а что – хоть каких ни на есть щепок взаправду нет? – спросил Артур. – Да, и ладно… Хочешь ещё про комариков?
Я усмехнулся, и он продолжил свой рассказ.
- Нас было двадцать пять человек, половина – девушки, девицы. Этот зной, жара, честное слово, утомляли нас, но, главное, были проблемы с водой. Помыться удавалось редко. Да и размещались мы все вместе, как правило, в одной небольшой комнате. Представляешь? Бедные девицы! И именно поэтому нас охватил, ну, просто дикий восторг при виде бьющей высоко в небо струи артезиана в совхозе «Абай». Толстенная струя с силой била вверх и ломалась на пятиметровой высоте, и ручей, целая река бежала вниз от широкой площади. Возле неё толпились машины, верблюды, лошади, всякая живность, в широченных лужах плескались люди. И до вечера, пока комары не принялись за своё чёрное дело, мы наслаждались, брызгались, кричали, плескались в этой ледяной воде. Как ни странно, почти никто не захрипел на следующий день. Поверь - это было действительно наслаждение! Пожалуй, такого не испытывал никогда!... Слушай, погляди-ка за углом, - он показал на правление, - там ничего нет?
На удивление, несколько сухих щепок нашлось под крыльцом. Огонёк занялся вновь и Артур продолжил:
- Возле дома, где разместили нас, находилась большая скирда соломы. И когда в потной жаркой духоте комнаты стало совсем невмоготу, я решил перехитрить всех, в том числе и наших мучителей-комаров. Я выбрался спать во двор и закопался в скирду. Заглубляться пришлось далеко, глубоко, комары проползали вслед за мной. Но, когда звона и писка рядом уже почти не стало слышно, стало понятно, что никого я не перехитрил: исколотому и исцарапанному соломой, мне было чуть ли не жарче, чем в доме, да и воздух был не намного свежее. Не помню, спал ли я в эту ночь, но утром встал такой же потный и грязный, как до вчерашнего купания… Эх, закурить бы! Упустил этот молодняк… «Дамские не курят»… Коза!
Мы посмеялись дуэтом.
- На совхоз «Суворовский», судя по всему, комаров тоже должно было хватить – он сам «на диком бреге Иртыша», а тот, внизу под берегом.
- Кто внизу?
- Госп-ди! Да Иртыш же текёт!... Так вот... После жаркого дня, после концерта мы только втроём, скрипя сердцем, решились пойти искупаться: комары, они комары и есть. Этих, казахстанских мы уже достаточно знали! Внизу у самого уреза воды возле поваленного дерева миловались совершенно вхлам пьяные туземец с девицей. Недвижное тело ещё одного лежало по ту сторону ствола, а его подруга заходила в воду... И «мне не забыть её вовек»! – пропел вдруг Артур, - эта улыбка! Такой кладезь, такой экран, выражающий глубину интеллекта, мысли… Девицу заносило то в одну, то в другую сторону. Белый бязевый лифчик содержал нечто отвислое, а вторая единица этого купального комплекта являла собой сиреневые «вдовьи» панталоны с резинками, причём одна панталонина закрывала колено. Впечатление - на всю жизнь! Незабываемо! Подозреваю, что именно подобные предметы советского дамского белья закупил в Москве Ив Монтан, чтобы устроить в Париже ту легендарную выставку! Почему и перестал быть «другом всего советского народа»… Такого не забудешь, не придумаешь!
Я усмехнулся и тут же невольно содрогнулся. Бельё советских женщин... "Сиреневые вдовьи"… Я не жалуюсь на воображение, но честное слово, меня передёрнуло. Действительно, такого не забудешь, не придумаешь!
- Проскочив туземцев, мы мгновенно разоблачились и бросились в воду, - прищурившись на огонёк, продолжил Артур, - а ближе к тому берегу небольшой буксир тащил огромную баржу, еле выгребая против течения. Иртыш – река быстрая, нас сразу понесло; тягаться, как буксир, с течением нам было слабо. Но, едва ноги почувствовали дно, и голова моя показалась над водой, на нас тут же набросилась голодная стая. Пришлось нырнуть! Высунув нос, увидел, вернее, почувствовал барражирующих стервятников. Течение тянуло вниз, от трудяги-буксира нас уже отнесло метров на двести. Широко и сильно разбрызгивая воду и низко согнувшись, мы попробовали идти вверх по течению, не выходя из воды. Напрасная уловка! Двигались к своей брошенной одежде мы медленно, а пожирали нас всё энергичнее. Оставалось бежать посуху. Схватив одежду, не одеваясь, мы бросились наверх по крутому склону: там в яблоневом саду горели костры. Едкий дым кизяков отгонял комаров от пасущихся коров. Как нам потом объяснили, коровы без окуривания дымом просто не дадут молока – настолько досаждают им комары...
Чувствовалось, Артур слегка утомился от своих рассказов.
- Взбираясь вверх, мы порядком перемазались. Носки мои остались на берегу – ну, и чёрт с ними! Задыхаясь, поедаемые с того боку, куда не попадал спасительный едкий дым, мы кое-как оделись. Оставался последний рывок. Нас продолжали глодать, но теперь, когда тело хотя бы местами было прикрыто, можно попробовать добежать до дома. Да-а... За ужином мы сочувствовали голым пьяным туземцам на берегу, но посмотреть утром на их обглоданные тела всё-таки не пошли…
- Артур! - снова хмыкнул я и прищурился, - понимаю, ты не врёшь, но может, приврал чего? Ну, самую малость. А то я уши-то и развесил…
- Вот те на! – взвился он. – Ты что же, не веришь? Вот те честное ленинское, честное сталинское под салютом всех вождей! – побожился он старой нашей ещё детсадовской клятвой и перекрестился, - у кого хошь спроси из тех, кто был там. Комар – это ещё тот зверь! Про него саги слагать надо!
Стало светать. Я расправил плечи, потянулся…
- Ну, ладно, - Артур тоже потянулся и глубоко вздохнул. – Пора и по домам. Ты уже посадил что? Али нет?
- Жена Мила посодит, - ответил я в тон ему.
- Ну, тогда ладно. А мне вскопать утром надо слева… Ах, да ты ж не знаешь… Так, заходи, в случае чего. Хороший ты слушатель, а я вот люблю рассказывать. Записал бы кто… Сагу исделал…
- В чём дело, - улыбнулся я, - заходи на проза.ру. В "яндексе"! Там и будет.
- Э-э, нет! В энтом энтернете я - ни в зуб…
http://www.proza.ru/2009/11/04/399