КУКОЛЬНЫЙ ТЕАТР
(Из цикла "Призраки)
Третьи сутки он валялся в окопной жиже. Был январь, шел мокрый снег, и небо было затянуто плотными тучами. Иногда он стрелял в сторону деревни, куда стаями летели вертолеты, плюясь огнем и железом, но в основном он дремал, свернувшись и дрожа от холода. Его одежда и обувь были мокрыми насквозь, у него был жар, но время от времени сон все же побеждал холод и болезнь, и он засыпал беспокойным сном на несколько минут.
Он был один. Мина, угодившая в окоп ночью, убила двух солдат. Третий, раненный, умер утром. Его не задело, потому что он был в дальнем конце окопа за маленьким выступом. Он даже не знал, была ли мина выпущена противником или своими. Она просто прилетела и взорвалась, и теперь он был один.
Их задачей было следить за пересекавшей поле оросительной канавой, но никто не интересовался ею, никто не пытался выбраться из деревни по канаве, и он заскучал. Ему казалось, что их забыли или что после взрыва мины командиры были уверены, что здесь никого не осталось в живых. Если они вообще смотрели в эту сторону. .
Основные события раворачивались слева от него. Пушки и ракетные установки вели огонь по деревне, и оттуда отвечали гранатометы и пулеметы.
В кого они стреляли? Ему объяснили, что в деревне засел противник, но он никого не видел. Он стрелял вслепую и однажды вдруг представил себе, как посланная им пуля попадает в голову коровы, и глаз стекает кровавым сгустком по морде животного. Это видение так потрясло его, что он перестал стрелять и бросил автомат на дно окопа. Ему никогда не приходилось убивать животных. Автомат быстро утонул в жидкой грязи, только ремень остался на поверхности. Он смотрел на поглотившую оружие жижу и думал о том, как хорошо, что воевать приходится не на его родине, где в январе стояли двадцатиградусные морозы.
На этой войне он был уже больше года. Сначала он стрелял по приказу, потом вошел в азарт. Война напоминала компьютерную игру. Правила в ней такие: если хорошо прицелиться и вовремя нажать клавишу, то изображающая противника фигурка падала. Было интересно наблюдать, как правильный ход действовал на фигурки и приносил очки. Но когда стали падать ребята рядом, он обнаружил, что в игре участвует и другая сторона, и возможно, при взгляде оттуда позиция выглядит противоположным образом, и он тоже фигурка в перекрестии чьего-то прицела. Он разозлился и убил несколько человек только за то, что на них не было такой же формы, как у него. Каждый, кто двигался самостоятельно и не подчинялся его командиру, был враг. Осенью он стрелял в фотографа, приняв его телеобъектив за оружие. К счастью, он промахнулся, и фотографу удалось скрыться.
К началу второй военной зимы ему уже все надоело. Азарта больше не было, потому что пропала цель игры. В ней нельзя было выиграть в принципе. Он чувствовал только усталость, голод и холод и совсем не чувствовал ненависти. Ему хотелось лежать в тепле и тишине, но было холодно и стреляли.
Так он лежал часами, и ничего не менялось. День клонился к вечеру, и наступала ночь. Ночью низкие траектории пуль светились разноцветными пунктирами. В этом была своя красота. Ракеты неровно освещали ландшафт и делали его нереальным. Словно и впрямь все было лишь декорацией: картонные дома, проволочные деревья и небо, написанное на холсте. Театр военных действий.
На рассвете мимо него в сторону деревни пробежали телевизионщики. Они двигались зигзагами и пригнувшись. Никто из них не упал. Ему подумалось, что они не выпрямлялись во весь рост только потому, что не хотели попасть в кадр другой камеры, не хотели испортить хорошую военную хронику. Операторы добрались, куда хотели, и приступили к работе. Он вдруг почувствовал себя всего лишь актером, статистом. А эти трупы ребят рядом - скорее всего просто куклы, муляжи, детали декорации. Он вспомнил войну в Персидском заливе, которую видел по телевизору. Это был хороший сценарий и хорошая постановка: все шло как по маслу, и весь мир затаив дыхание следил за захватывающим телевизионным шоу. То, что происходило здесь, тоже задумывалось как шоу, но сценарий был много хуже, да и актеры непрофессиональны. И все же это снимали, а как иначе, ведь сколько денег вложено в постановку, к тому же (и это главное) это было свое шоу, отечественное. Ночные взрывы в деревне действительно были хороши, они напоминали искрящийся салют. Но почему противник не хотел сдаваться, ведь по сценарию это должно было случиться уже давно? Где-то был сбой.
Он подполз к мертвому товарищу и стал шарить по его карманам в надежде найти "дурь". Это было бы нелишним сейчас. Но кладут ли в карманы декоративных кукол такие вещи, как "дурь"? В нагрудном кармане куртки все же нашлась сигаретная пачка, в которой лежали целых две папиросы с анашой. Он прикурил одну и остался лежать на спине рядом с трупом.
Вертолеты продолжали лететь над ним в сторону деревни. Потом в небе мелькнули истребители. Что это? Он выглянул из окопа в сторону своих и присмотрелся к позициям. Никакого движения, стрельба продолжалась в прежнем ленивом темпе. Он подумал, что, быть может, это всего лишь новый дубль, какая-то из операторских групп, видимо, не успела заснять все на пленку. Он докурил косячок, вылез из окопа на поле и побрел прочь от деревни. Он не прятался. Все казалось ему смехотворно простым: надо только дойти до своих и объяснить им, что в игре больше нет никакого смысла, что это была не их игра, а чье-то глупое и неумелое кино, ради которого не стоило мерзнуть в грязных окопах и стрелять в никуда. Он уже различал нацеленный на деревню артиллерийский ствол, замаскированный ветками танк и каски под деревьями. Он устал и опустился на землю, отдохнул немного и снова встал и пошел. Автомат протявкал короткую очередь навстречу ему, и он понял, что нарушил какое-то правило игры, предусмотренное сценарием, и теперь из него тоже сделают куклу, изображающую мертвого солдата.