Предыдущая тема здесь
http://www.proza.ru/2020/02/28/1172
Летний день. Деревенский колодец. У колодца стоит маленькая девчушка лет четырех. Худенькая, светловолосая. “Моя беляночка”, как ласково называл ее дед Петр, крепкий, смуглый черноволосый крестьянин с густой черной бородой.
“Сметанная голова” – так дразнили девочку деревенские детишки. Однажды девочка даже решилась на отчаянный шаг. Решила покрасить ненавистные белые волосы. Намазалась густой темной мазью для тележных колес. Неделю потом в бане отмывали. Мазь то жирная, приставучая!
Девчушка стояла, прижавшись к колодезному срубу, сосредоточенно ковыряя торец бревна, и с опасением смотрела на дорогу. Там тарахтела запыленная легковая машина, на которой в деревню приехал незнакомый немецкий офицер. Сейчас он был в соседнем доме. Видать, по делам каким-то к “местным” немцам приехал.
“Местные” немцы это те, что расквартировались здесь, в Пружках. Предположительно, летчики и авиатехники. Аэродром-то Пружки вот он, рядом. Пружки – деревенька близ Опочки, небольшого районного городка. До войны Опочка была центром Опочецкого пограничного округа, до момента присоединения Прибалтики. В наше время Опочка - это Псковщина. А до войны была Калининская область. Тогда много было экспериментов с территориальным делением. Выбирали оптимальный вариант.
C “местными немцами” жителям Пружков, можно сказать, повезло. Не вредные. К населению лояльно относились. Почти все культурные и спокойные.
Оккупация. Это когда, то ли жизнь, толи нет жизни. И надежда на лучшее лишь призрачная. Как там наши, на фронтах? Будет победа или…не дай Бог! Если жить останешься, то навсегда рабом!
Вот незнакомец грузно спустился с крыльца и направился к машине. Оглянувшись, он заметил девочку. Посмотрел внимательно, будто что-то вспоминая. Жесткий арийский взгляд немного потеплел. Офицер подошел к ребенку. Слегка наклонился и ласково, насколько позволяет немецкий язык, произнес :
- Wie sch;n ! Sieht aus wie meine Kerstin!
- Какая прелесть! Похожа на мою Керстин!
Немец полез в карман и достал оттуда маленькую конфетку. Протянул девочке:
- Zuckerl! Das ist lecker!
- Конфетка! Это вкусно!
Девочка испуганно отпрянула, спрятала ручонки за спину и нахмурилась. Не то чтобы она испугалась, или в ней воспылала ненависть к врагу. Девочка была слишком мала, чтобы ненавидеть. Просто она не привыкла, да и не приучена была разговаривать с чужими незнакомыми людьми. А тем более, что-то брать у них, особенно, у немцев, из-за которых ребенок уже давно не видел папу. Девочка напряглась и сделала шаг назад.
А немец вдруг в один миг преобразился. Стал собой! Злобная гримаса исказила лицо.
- Почему ты не брать конфект!?! Кто научиль не брать конфект немецкий официр?! Где есть твой Mutter?! – загавкал фриц.
На шум выбежала Анна, мама девочки. Она сразу поняла, в чем дело и принялась сбивчиво пояснять, что ребенок просто не приучен брать что-либо у чужих людей. Но немец разошелся не на шутку, хватаясь за кобуру. Подошедшие соседи заслонили девочку и под шумок увели от греха подальше. Немец не успокаивался, грозя гестапо и другими страшными карами. Подошли “местные немцы”. Что-то сказали задире. Тот выругался грязно и махнул рукой. Какое-то время офицеры еще разговаривали, затем приезжий вскочил в машину и уехал.
Девочка запомнила это. Хоть и мала была. А еще девочка запомнила, как она однажды полезла за печку и вдруг увидела там старого деда в рванье, с недельной щетиной на лице. Увидев девочку, дед отпрянул, закрывшись занавеской. Девочка испугалась, прильнула к матери и спросила:
- Мамуя, а кто тот дедуська на петьке?
А мама опустилась на скамейку и вдруг зарыдала.
Девочка подошла к маме и стала успокаивать:
- Мамотька, не плять! Контиться войня, папа плидет домой, и мы будем зить! Халясе зить!
Лишь много позже, повзрослев, девочка узнала, что тот старый дед на печке и был ее отец. Василий Петров. Мой дед, сбежавший из фашисткого лагеря в самом начале войны. Как дедушка, бабушка и мама пережили три года оккупации, так и останется для меня загадкой. Мама помнит только то, о чем я рассказал выше.
А еще она помнит женщину, которую заставили раздеться догола, и взобраться на телегу. Офицер приказал солдатам обливать несчастную холодной водой из колодца. Сначала женщина смеялась, как бы считая это игрой. Но затем, замерзнув, затихла. Потом ее куда-то увезли. Кто была эта женщина? Не угодившая офицеру подруга? Или работавшая на партизан агент? Изображая офицерскую …подругу. И что с ней случилось потом? Кто же теперь скажет?
Не принято было в прежние годы говорить об оккупации. Тяжелая тема. Три года под гнетом. Расстрелы, обыски, набеги карателей. Некоторые жители выбрали путь сознательного или вынужденного коллаборационизма. А кто не выбрал, для тех были приготовлены страх, принудительные работы, а то и отправка в Германию. В рабство. И такая жизнь три долгих года. Кому если вдруг повезло выжить. Многим не повезло. Как не повезло и Опочецким евреям. Их всех, до единого, расстреляли в сорок втором. Учительницу Шуру Козлову, жившую в Пружках, тоже едва не расстреляли. Чернявая была. Ретивые блюстители нового порядка заподозрили в ней еврейку. Но повезло. Как-то ее отстояли. Может, “местные” немцы помогли. Кто же расскажет?
Повезло и отцу Шуры. Кузнецу Ефиму Козлову. В его доме жили немецкие солдаты. Семью выселили в надворные постройки. Однажды, когда новые хозяева отлучились по службе, Ефим зашел в дом и увидел под столом ящик шнапса. До войны Ефим не прочь был хорошо выпить и плотно закусить. Вот и не удержался. Махнул на жизнь рукой, да напился пьяным. Почти весь немецкий НЗ уничтожил! Здесь, рядом с ящиком и рухнул. Свой же дом!
Пришли немцы, увидели кузнеца. Попытались пинками разбудить. Не получилось. Тогда взяли за руки, за ноги и, беззлобно ругаясь и гогоча, обзывая пьяной свиньей, вынесли на двор.
Положили на доски отсыпаться. Хорошие немцы попались. Не злые. Просто мужики. Хотя и немецкие. Если бы не война, и сами выпили бы вместе с кузнецом, а потом песни бы горланили. На русско-немецком. Но, война!
Повезло кузнецу Ефиму! А то ведь по-разному случалось. Нарвался бы на других…
Пожилая женщина рассказала такую историю. В годы войны она была девчонкой. Жили в оккупации с мамой. Ватаге пьяных немецких солдат что-то не понравилось. Или просто развлечься захотелось. Поставили мать и дочь к стенке. Приготовились расстреливать. Передернули затворы.
Немецкий офицер, военврач, увидел это из соседнего дома и кинулся бегом, прямо через огороды. Успел. Наорал на солдат, пригрозил сообщить, куда следует о пьянстве на службе и необоснованном самоуправстве. Повезло. Выпал выигрыш в игре “повезло - не повезло”. Цена выигрыша – жизнь.
Об оккупации можно написать не одну толстую книгу.
Я не ставил перед собой задачу охватить необъятную тему. Просто вспомнил. Чтобы и другие вспомнили. Те, кто знает, что это за игра такая, ценою в жизнь. А кто не знает – пусть узнает, и, быть может, почувствует, каково это, быть и жить под прессом.
Быть не игроком, а футбольным мячом. Живым футбольным мячом.
Март 2020.
Продолжение здесь
http://www.proza.ru/2020/02/03/1315
На фото – оккупанты в Опочке, горят русские хаты (село Высоцкое, что в сторону Новоржева).
Фото из сетей.