Лагерь в Хороле. Правда и память

Александр Алексеенко 2
     Окончание. Начало в http://www.proza.ru/2019/11/16/729

    
     - Ах ты, сука, думаю, - продолжил, не закусывая, дядя Саша, - Я тебе сейчас дам оборону!.. И дал так, что ему мало не показалось…
     - Тихо, тихо, - загомонили ошеломленные родственники, - что ты такое говоришь!.. Помолчи! Видишь, и дети здесь сидят…

     Но он и сам понял, что сказал что-то лишнее, и, сумрачно ухмыльнувшись, продолжил молча закусывать, чем бог послал.

     Больше таких разговоров ни за столом, ни при редких встречах, когда он навещал сельских родственников, с ним не было. Более того, сторонились его люди, хоть прямо своего отношения к родичу никто не выказывал.

     Каждый из присутствующих на той вечере для себя понял, что сделать подобный шаг лично им или совесть не позволит, или духу не хватит. Да, они могли, как и многие в начале войны, поднять руки и сдаться в плен. А могли выполнить команду того отчаянного лейтенанта и отстреливаться до конца, чтобы погибнуть.
     Но чтобы поступить так, как это сделал разбитной и нахрапистый шофер из Хорола, никогда бы не решились.

     А дядя Саша в полиции был на хорошем счету. Только вряд ли он этим гордился. Судя по тому, что когда он приезжал к родственникам, был всегда хмур, то вряд ли его новая должность приносила ему удовлетворение. Растерял он свое веселье и удаль.
     Никто не знает, служил ли он в самом лагере, или был просто полицаем, но почему-то все были убеждены, что в «акциях» он участие все-таки принимал. Знали что-то люди, хотя вслух об этом не распространялись.

     Акций по уничтожению людей за время оккупации в Хороле или в его окрестностях хватало и без концлагеря. Взять хотя бы ликвидацию четырехсот шестидесяти хорольских евреев, среди которых в основном были старики, женщины и дети.
     В октябре сорок первого их беспощадно, по сценарию Бабьего Яра, уничтожили на окраине Хорола. Единственное гуманное отличие от киевской бойни заключалось в том, что детей «сердобольно» умертвили, приложив под нос ватку с ядом. А взрослых стреляли до ночи, положив лицом вниз возле заранее приготовленной ямы…

     Позже я расспрашивал отца:

     - Куда же потом этот дядя Саша делся?

     На что отец ответил:

     - Да сгинул где-то. Когда началось освобождение Украины, он не стал оставаться в Хороле, а отступал вместе с немцами. Попросту – бежал. Видно понимал, что пощады ему не будет. И бежал до самого Львова. Там и пропал. Убили его, скорее всего. Или немцы, или наши. Кто там знает, как оно было на самом деле.
     - И семья пропала?
     - Да нет. Бывшая его жена, та самая дальняя родственница, не смела ему перечить, боялась его, поэтому дошла с ним до самого Львова. Но после войны там вышла замуж за хорошего человека. Дети у нее пошли. Иногда летом приезжала со всем семейством к себе на родину. Но никто из родичей о прошлом ее не расспрашивал. Возможно, она что-то старшим и рассказывала, да до меня не доходило. А теперь узнать правду никак невозможно, поскольку уже и ее, и прочих современников тех событий никого не осталось...

     Почему отец сказал про Сашу – «не стал оставаться» –  я понял из нашего с ним другого разговора. Разговор шел о жизни в селе при немцах и после прихода Красной Армии.

     Ведь как было в украинских селах: часть молодежи, которая во время оккупации достигла призывного возраста, взяли в полицаи. Кого-то принудили, а кто-то пошел по доброй воле. Им дали форму, оружие, но занимались они охраной тех же самых военнопленных, которых постоянно привлекали к работе в бывшем колхозе.
     В нашем селе полицаев из местных насобиралось немного, но они были. Однако, в отличие от хорольского шофера, никто из них в «акциях» участия не принимал. Не было на них крови. Но немцам ведь служили!..

     Пришла Красная Армия, эти парни никуда не делись и предстали перед особистами. После того, как о них разузнали у местных, чем они занимались при оккупации, зверствовали или нет, их всех загребли на фронт. Теперь уже воевать против немцев. Кто-то погиб, но большинство вернулось живыми. Некоторые даже с наградами.

     Однако после войны им воздали должное: все бывшие полицаи, в зависимости от заслуг, получили от двенадцати до двадцати лет лагерей. И все отсидели полный срок. Подчеркну – все. От звонка до звонка. Потом вернулись домой, и продолжили жить дальше. Такова правда, нравится она кому-то или нет.

     Впрочем, об этой истории я размышлял уже по дороге из Хорола в Киев. Возвращался в мыслях и к бывшему лагерю. Не укладывались в голове увиденная на площадях старого кирпичного завода в Хороле идиллическая картина летней покойной природы и воображаемая здесь же лагерная жизнь при немцах. А еще крутились мысли о войне и людях, которые в нее попали.

     Подумал, как все-таки внешность и поведение человека не соответствует его сути. Ведь тот самый дядя Саша до войны представлялся этаким боевым парнем, чуть ли будущим Василием Теркиным. А тут – раз и уже полицай. А сколько было, казалось бы, по виду хлюпиков, которые перенесли тяжкие испытания, вытерпели и совершали подвиги?
     Почему-то вспомнилась повесть В. Быкова «Сотников». В ней некий ловкий партизан Рыбак считался настоящим смельчаком, и вдруг – становится полицаем. Более того, участвует в казни своего товарища, который вынес все пытки, не сдался и погиб.

     Выходит, что в мирное время никто не знает, кто ты есть на самом деле – храбрец или негодяй. Человек не знает этого ни про себя, ни про кого другого. Война вещь такая, что проявит и покажет в тебе все. И ты будешь или героем, или предателем.
   
     И другая мысль обозначилась: почему же так жестоко обращались люди с людьми? Бытующие иногда разговоры о том, что вот, мол, Советский Союз не подписал конвенцию 1929 года о гуманном обращении с военнопленными, потому-то с нашими людьми так и обращались. Уверен, никакая конвенция не остановила бы фашистов от уничтожения ими славян, евреев, цыган и прочих, по их мнению, неполноценных рас. На людоедов конвенции не действуют.

     Да, сколько бы люди не знали страшного о войнах, как бы не ужасались бесчеловечности и жестокости всех войн, а они не прекращаются. Цивилизация развивается, но никто не может войнам положить конец. И страдают люди.

     С другой стороны, государственные деятели, подписывая декларацию о гуманном обращении, тем самым допускали саму мысль о том, что война – это вещь, сопутствующая цивилизации. Мол, войны неизбежны, и с этим надо смириться. Соответственно, раз война возможна, значит, можно цивилизованно убивать, а военнопленных цивилизованно содержать. Лукавят политики? Конечно, и так было при всех режимах.

     Не люблю политиков. И не верю им. Особенно тем, которые не видят себе замены. Более того – всеми правдами и неправдами пытаются этого не допустить. Цинизм власть предержащих сегодня, несмотря на пресловутую цивилизацию, зашкаливает. И нет лекарства от их лицемерия.

     Одна надежда на то, что ныне всем политикам и обслуживающей их своре, которая пишет или вопит в телевизоре, очень непросто утаить правду. Что еще есть честные бессребреники, которые крупицы истины будут доносить до народа. Глядишь, и сработает. И не надо будет проверять – герой ли ты, или совсем наоборот…