Мне казалось, что я усну, как только окажусь в своей уютной келейке, но я ошиблась. Возможно, непривычная обстановка действовала, возможно, я устала так, что не могла успокоиться – но я вертелась под одеялом, вставала с постели, включала лампу, писала что-то в блокноте, ложилась опять…
Дневные впечатления не отпускали меня, теснились, вспыхивали кусками, словно кадры киножурнала… Расстилающаяся за окном автобуса степь, амфоры и каменные таблички в витринах музея, заваленный бумагами кабинет Киры Петровны, широкие ступени, озарённые фонарями, мои блуждания по незнакомым улицам… Молодой человек в освещённых дверях дома… Почему я решила, что он чем-то похож на князя? Может, ростом, статью? Наверное, спортом занимается…
Он всё-таки пошёл меня провожать, хотя я и хотела побыть одна. Почему-то вдруг срочно понадобилось побыть одной после этого фото… Что-то мне нужно было обдумать, что-то вспомнить и понять… Чем-то странно знакомым, далёким пахнуло на меня от пожелтевшего изображения – я даже ощутила жар солнца на лице, даже почувствовала ветер с моря… Мне хотелось всё это пережить снова – чувство прекрасного сна охватило меня со всей силой – я должна была этот сон вспомнить – что-то в нём было нужное, необходимое…
Но мой замечательный молодой человек – я успела заметить по его записи в моём блокноте, что его зовут Юрием – даже и слышать не хотел о том, чтобы отпускать меня одну. Быстро оделся и вышел со мной в ночь.
И мне ничего не оставалось делать, как принять провожание. Идти рядом, говорить о чём-то дежурном – о том, как мне понравился город, о том, чем я занимаюсь - а сон всё ускользал дальше и дальше – таяла залитая солнцем стена за моей спиной, таяли люди, окружавшие меня на фотографии… Меня? Почему меня? – спохватывалась я, а сон растаял, и осталась незнакомая, тёмная улица и незнакомый молодой человек, предупредительно подстраивающийся к моим шагам…
А мне хотелось, чтобы это был князь – здесь, рядом.
Я представила это – и кровь бросилась мне в лицо, и чаще застучало сердце.
Закрыть глаза – и можно поверить: это он идёт рядом, меряя дорогу своим длинным, лёгким шагом – летящим и точным. «Это у тебя от танцев такая походка?» - «Что? А какая у меня походка?» - «У тебя особенная походка» - «Серьёзно? Впервые слышу…»
Я даже интонации его голоса услышала так явственно, что улыбнулась невольно. Если бы он был рядом, он бы не шёл просто так, он непременно вдруг одним лёгким прыжком встал бы у меня посреди дороги, чтобы я уткнулась в него носом, или вдруг небрежно на полуслове подсёк бы меня подножкой – и тут же поймал бы на лету с невинным видом. – «Девушки всякие падают прямо в объятия… Пани, вы чего тут спотыкаетесь на ровном месте?» И мы бы оба хохотали – просто радуясь друг другу и тому, что вместе…
Но мой спутник и не думал валять дурака и ставить подножки. Хороший, приличный мальчик. Из хорошей семьи. С хорошими манерами. Красивый. Только он не князь. Он – как все…
А с князем было, как ни с кем. Суматоха, игры, дурачество… Смешные розыгрыши, дурацкие вопросы и ответы… Любимый суп, любимый фильм, любимое мороженое… Однажды я спросила, что он любит делать больше всего на свете.
- Больше всего на свете я люблю своими губами открывать твои губы, – ответил он.
Я смутилась, возмутилась, кричала, что я совсем другое имела в виду, что я про жизнь, а не про это…
А он спокойно сказал:
- И я про жизнь.
Для него жизнь – это любовь… И он ведь прав, он прав…
- Князь!.. – шёпотом зову я в темноту.
И он появляется. Неслышный, босой, лёгкий. В штанах, закатанных до колен, в тельняшке с засученными рукавами, лохматый, весёлый… Наклоняется надо мной, опершись руками о кровать.
- Князь…
Я отодвигаюсь к стене, давая ему место рядом. Тельняшка, штаны и плавки летят на пол, он скользит под одеяло, и я утыкаюсь лицом в заросшие щёки и мягкие молодые усы, и тону в запахе, долгожданном, уже родном, уже необходимом…
Я скучала по этому запаху, сотканному из сигаретного дыма, горячего тела, горячего песка и морской воды. Если сидеть у моря, обнявшись, и курить одну сигарету на двоих – вот такой это будет запах…
- Я скучала по тебе, - жалобно шепчу я, - я скучала по тебе… Зачем ты попался в моей жизни, зачем?.. Как мне быть без тебя…
- Тебе не надо быть без меня…
Он кладёт свою ладонь между моими коленями, его ладонь тепла, наши губы встречаются, они тёплые и нежные, наши лица тонут друг в друге, в нас столько тепла, что хочется плакать… И не нужно ничего, никаких порывов и страстей – просто лежать, прижавшись в друг к другу, слившись друг с другом в этой святой теплоте, слышать стук своих сердец, чувствовать абсолютное счастье, облегчённое и сладкое… Его тихий смех, беззастенчивые руки, тёплые губы, сначала нежные и бережные, а потом повелительные – и хочется раствориться во всём этом без остатка, быть одним существом, божественным в своём совершенстве…
Проста и понятна любовь, почему этого не понимают люди – какое смотренье в одну сторону, зачем? Чего там смотреть? Какие там великие дела и свершения, зачем, не нужны они – нужно просто вот так слиться каждой клеточкой и чувствовать себя в колыбели бога – и вот это и есть любовь…
Я открываю глаза. Темно. Тихо. Одиноко. Глухой удар послышался вдалеке, я тревожно приподнялась на локте. Это уже стало привычкой – замирать при любых звуках и ждать…
Взрывы? Бомбы?
Тишина…
Что это было?
Я устала держать голову в напряжении, осторожно повернулась, спустила ноги с постели, не переставая вслушиваться в тишину. В моей комнатке всё привычно: электрическая плитка на столе, на спинке кровати висит поверх сарафанчика моя белая кофточка, вышитая бабушкой. Кофточку из Испании привёз дядя. Красивая, но оказалась мне велика. «Ничего, - утешала бабушка, - я тебе её обужу булечками…»
И показала, как захватывать цветными шерстяными нитками полоски на полочках и на талии. На груди оказалась вышивка, а талия сразу сузилась. «Учись, - требовала бабушка, показывая приём. – Выйдешь замуж, будут дети у тебя, дочки родятся, – вот так им платьица будешь ушивать – и красиво, и на вырост. Будут подрастать – будешь булечки по две, по три распускать – и опять всё будет впору… А я тебе ещё и помпончики скручу на шнурочках… Будет у тебя вырез то большой, то под горлышко... Когда станет жарко – ослабишь шнурочек…»
И скрутила помопоничики, которые то стягивали, то растягивали вырез, а я потом вертелась перед зеркалом…
А потом, когда пришла в институт в этой кофточке, все подружки про зачёты забыли, бросили свои книжки и тетрадки, и разглядывали кофточку, и спрашивали, как это делается… И Фира Окунёва через несколько дней пришла в похожей – взяла свою старую блузочку и вышила её булечками… И мы все уже теперь бросились к Фире, разглядывали, сравнивали, ахали, и было всем весело… И не было войны…
Я натягиваю на ночную рубашку сарафанчик, сую ноги в тапки. Нога ещё болит – особенно после сна и в конце дня. Но надо обойти залы. Конечно, я здесь не одна: у входа Митрич и Петя дежурят. Но вдруг что-то случилось? Вдруг кто-то проник в музей? Надо выйти, проверить, заперты ли экспонаты, которые мы каждый день тщательно упаковываем, чтобы перебросить на Большую землю… Немцы рвутся на полуостров, и надо успеть, до того, как они прорвут блокаду – а многие говорят, что прорвут, многие не верят, что наши удержат Перекоп…
Я тихо открыла дверь в коридор. Она коротко скрипнула, выпуская меня в тёмное пространство. Спросонья я плохо вижу, но я уже хорошо ориентируюсь в темноте и помню все повороты, и все дверные ручки знаю наощупь.
В коридоре прохладнее, чем в моей комнате, где я уже успела обжиться и надышать.
Я делаю несколько уверенных шагов в темноте – вот здесь будет поворот, и я его знаю наизусть. Свет включать нельзя – в городе режим затемнения, я благополучно прохожу поворот – надо прежде всего проверить чемодан, он стоял под замком в комнате директора, а потом дойти до Пети или позвать его сюда. Надо будет нам вдвоём убедиться, что в музее всё в порядке. А Митрича мы будить не будем, он старенький, пусть спит… Интересно, Петя слышал взрывы? Или это не взрывы?.. Что же это было? Может, мне приснилось?
Вот здесь надо обойти колонну и рядом с ней дёрнуть дверь – просто дёрнуть, чтобы убедиться, что она заперта. Она должна быть заперта, вечером её запирали при мне. Я просто проверю, просто дёрну за ручку – и сразу к Пете… Где же эта ручка, эта знакомая медная старинная ручка… А если вдруг эта дверь сейчас распахнётся? Тогда я просто с ума сойду – тогда придётся думать, что музей ограблен, и что же тогда делать – звать Петю? А вдруг его уже нет? Вдруг его застрелили грабители? И его, и Митрича? Вдруг я и слышала этот выстрел? А вдруг немцы ворвались на полуостров – а я ничего не знаю… Ужас медленно ползёт из моего сердца наружу и леденит каждую клеточку, ручка не находится вообще, этого же не может быть, я же сразу за колонной протягивала руку – и ладонь упиралась в ладную медную витую скобу…
Я взяла себя в руки. Встала вплотную к колонне. «Спокойно» - сказала я себе. Я просто нервничаю и теряю ориентировку в темноте. Я, наверное, от волнения промазала, сейчас всё будет нормально.
Я осторожно протянула обе руки и выставила вперёд ладони. Медленно повела ими по стене.
Двери не было.
Это было невероятно, этого не могло быть!
Я снова прижалась к колонне и снова, почти не дыша, повела руками… верх… вниз… вправо… влево… Странно… это странно: под моими ладонями всё длилась и длилась, протягиваясь куда-то в бесконечность глухая, чуть шершавая стена… Невероятно… А если ещё раз?
Я не сразу заметила, что кричу. Я просто узнала свой голос, разорвавший тишину. Ужасный голос, ужасный крик, но это был мой крик, он был мой…
- Петя! Петя!!!
Я куда-то побежала, натолкнулась ещё на одну стену, потом больно ударилась о витрину – откуда она взялась тут, витрина эта… господи, что со мной?..
- Петя!!!..
Какая-то пожилая женщина бежала ко мне – и вдруг зажегся свет, что ж они делают – нельзя же, надо гасить, я билась в руках и кричала: погасите свет!!! Петя, чемодан пропал!!! Петя!!!
- Господи, доченька… - большие, чуть шершавые руки меня сжимали, гладили по голове… - Приснилось чего-то, господи помилуй, да что ж такое… пойдём, милая, в постельку пойдём...
- Катерина Ивановна… - только и вымолвила я, узнавая мир вокруг себя.
И тихо заплакала...
В моей комнатке всё было так, как и должно быть: лампа на столе, раскрытый блокнот, где я успела сделать перед сном несколько записей, мои сапожки внизу под вешалкой. Моя синяя куртка на крючке, моя шапочка, вышитая бисеринками…
Никакого клетчатого сарафана, никакой кофточки с бабушкиными булечками… И никаких тапочек на полу - я вышла из комнаты босая, прошла коридор в темноте, наткнулась на стену… Господи, какой-то кошмар, хорошо хоть ничего не разбила…
- Ну, всё-всё, господь с тобой, - успокаивала меня Катерина Ивановна умиротворяющими приговорками, - и-и… примстилось тебе, спи, милая, спи… господь с тобой…
- Катерина Ивановна, не уходите пока… я боюсь, что не усну…
- Я тут… я тут посижу с тобой, помолюсь угодникам… не бойся, спи…
Страх и сон медленно отпускали меня, я закуталась в одеяло и притихла под ласковой рукой Катерины Ивановны, облегчённо и судорожно вздыхая.
Всё вставало на свои места.
Я была не одна. И не было больше страха. И не было больше войны.
Только нога почему-то ныла. Совсем чуть-то, совсем чуточку…
продолжение - http://www.proza.ru/2019/11/22/1023